Текст книги "Вильгельм I и нормандское завоевание Англии"

Автор книги: Фрэнк Барлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Согласно Гильому де Пуатье, после этой кампании Вильгельм добился, чтобы нормандские бароны принесли клятву верности ему как герцогу, а также его еще не рожденному наследнику, что, вероятно, было одним из условий его брачного договора. Несомненно, Балдуин Фландрский хотел быть уверенным, что вверяет свою дочь человеку, прочно держащему в руках бразды правления, и что графство унаследуют потомки только этого союза. Вильгельм явно намеревался основать свою династию. Будучи сравнительно молодым – тогда, в 1052 г., ему еще не исполнилось 25 лет, – он, возможно, вступал в христианский брак не только из своей преданности религии, запрещавшей конкубинат. В отличие от своего отца Роберта и дальнего родственника Эдуарда он хотел быть уверенным, что у него будут законнорожденные наследники. Как известно, брак этот оказался не бесплодным. В течение примерно шестнадцати лет у Вильгельма родилось четверо сыновей: Роберт (будущий герцог Нормандский), Ричард (умерший молодым), Вильгельм Рыжий (наследник отца на английском престоле) и Генрих (наследник Вильгельма Рыжего), – а также несколько дочерей. Балдуин умер в 1067 г., но к тому времени его надежды оправдались уже сверх ожидания. Да, ему было суждено стать дедом королей.

В 1051–52 гг. Вильгельм добился выдающихся достижений, но последовавшие за этим крупные неудачи словно остерегали его от излишнего упоения успехом. Вероятно, зимой 1051–52 гг. влиятельный нормандский барон Гильом Аркский покинул своего герцога во время осады Донфрона, и еще до 15 августа 1052 г. король Генрих и Жоффруа Анжуйский заключили мир. Этот неожиданный дипломатический ход, возможно, никак не был связан с действиями Вильгельма, поскольку Генрих попросту мог устать от войны с Анжу, но такому повороту событий вполне могли способствовать честолюбивые планы герцога. Генриха начинала беспокоить все более возрастающая власть и независимость его вассала и бывшего союзника, поэтому отныне он стремился извлечь выгоду из каждого восстания в Нормандии (если не вступал в роли тайного подстрекателя) и смог убедить вести такую политику и соседей Вильгельма. Нам известно, что, помимо Жоффруа, короля поддерживали Тибо, граф Блуаский и Шартрский, а также Гильом VII, герцог Аквитанский и граф Пуату. Кроме того, снова стала проявлять враждебность Бретань, управляемая регентом Эдом де Пороэ, графом Пентьеврским, а после 1055 г. – его племянником, графом Конаном II. Нормандские хроники, написанные после завоевания Англии, представляют французов и их короля как самых непримиримых врагов Нормандии. Однако эта точка зрения основывается лишь на спорадических событиях, случившихся незадолго до написания этих хроник, – это относится к ситуации после 1070 г. и периоду 1053–60 гг.

Предательство Генриха в 1052 г. привело Вильгельма в смятение, так как он остался без сильных союзников. Ни Фландрия, ни Булонь, ни Понтье, насколько нам известно, не оказывали ему никакого содействия – Булонь предоставляла приют беженцам из Нормандии, а графы Понтье активно помогали нормандским мятежникам. Сложившуюся ситуацию сложно объяснить, но следует помнить, что графы всех этих северных земель были также и вассалами Генриха, а Балдуин был его зятем. Феодальные отношения всегда оставляли свободу для маневра. В любом случае, после 1053 г. Балдуин был полностью поглощен своим очередным восстанием против германского императора. Однако Вильгельм защищался от врагов если не с легкостью, то, по крайней мере, вполне уверенно. Нападения извне очень часто носили карательный и грабительский характер, но, благодаря тому, что большая часть Нормандии хранила верность своему герцогу, а также потому, что Вильгельм всегда мог собрать сильное войско, врагам никогда не удавалось достичь своей цели и посеять серьезную смуту. Однако в то же время Вильгельм, вероятно, осознавал, что на кону стоят его жизнь и его земли.

Во-первых, возникла угроза потерять нормандские владения за Сеной. Во время осады Донфрона дядя Вильгельма, Гильом Аркский, граф Талу, предал племянника и поднял мятеж. При этом ему, вероятно, удалось заручиться, по крайней мере, сочувствием своего брата Можера, архиепископа Руанского. Нужно сказать, что оба феодала уже успели воспользоваться несовершеннолетием Вильгельма, чтобы укрепить свою власть. Вильгельм Аркский, например, женился на сестре своего северного соседа, Ангеррана де Понтье, и, вполне возможно, вознамерился превратить свой феод в пограничное княжество наподобие Беллема. Альянс герцога с Фландрией, видимо, и послужил причиной его мятежа. Граф Талу, должно быть, посчитал, что ему грозит опасность быть раздавленным двумя союзными державами. Есть сведения, что против этого союза выступал и Можер. Восстание несло тем большую угрозу, что земли Гильома Аркского граничили с доменом французских монархов, так что королю Генриху, при желании, существенно облегчалось вторжение в Нормандию.

В 1053 г. Вильгельм осадил Арк, и несмотря на то что в октябре Генриху удалось прорвать окружение, пополнив гарнизон солдатами и подвезя припасы, крепость в конце концов была взята, когда люди стали умирать от голода. Во время боя был убит один из влиятельных противников герцога – граф Понтье. После падения Арка Вильгельм предложил дяде свои условия, которые тот, по всей видимости, не принял, предпочтя удалиться в изгнание в Булонское графство. В 1054 г. (или, возможно, в 1055 г.) герцог добился низложения другого своего дяди, архиепископа Можера, после чего сослал его на остров Гернси.

Внезапное нападение Генриха в 1053 г. преследовало лишь разведывательные цели. А уже в следующем году король начал крупномасштабное вторжение во главе феодальной армии, в которую входили отряды из герцогства Аквитанского и графства Бургундского, а также, возможно, анжуйцы под командованием Жоффруа Мартелла. Генрих разделил свои войска на две части. Сам он через графство Эвре отправился в поход на Руан. Вильгельм решил принять вызов. Вторая армия, под началом Эда, младшего брата короля, вместе с Ги, графом Понтье, ставшим преемником своего брата после его гибели под Арком, продвигалась на север от Сены, но у Мортемера была разбита армией Роберта, графа д'Э, и других северных баронов. Среди знатных пленников оказался Ги, граф Понтье. Когда Вильгельм уведомил Генриха об этой победе, король отступил. Благодаря захвату пленников Вильгельм извлек из этой кампании двойную выгоду: во-первых, граф Понтье стал его вассалом, и, таким образом, герцог снова распространил свое влияние на области, граничащие с Фландрией, а во-вторых, король, видимо, пообещал ему сохранять нейтралитет в случае нападения Вильгельма на Анжу.

В период между 1054 и 1060 гг. Вильгельм вел военные действия против Анжу с переменным успехом. В ответ на его вторжение в Мэн, которое он провел в 1054 г., король Генрих и Жоффруа Анжуйский в 1057 г. напали на Нормандию, причем это нападение носило гораздо более опасный характер, так как их войска продвинулись далеко в глубь нормандских владений. Они вторглись с юга в область Иемуа, прошли через все герцогство и разорили прибрежную область к западу от реки Орн. По-видимому, Вильгельму пришлось остаться безучастным наблюдателем вражеских бесчинств. Однако когда армию захватчиков, переправлявшуюся через реку Див у Варавиля, застиг врасплох прилив, Вильгельм атаковал ее отрезанный от основных сил арьергард и полностью его разгромил. Последовавшая за этим война то затихала, то разгоралась, не принося решающего успеха ни одной из сторон. Очевидно, что до 1060 г., когда умерли и граф Анжуйский, и король Франции, Вильгельм оборонял свои владения, и поэтому они пострадали больше, чем земли его противников. Однако, по всей видимости, это не мешало ему систематически расправляться со своими внутренними врагами – членами собственной семьи. Примерно в 1056 г. он устранил своего родственника – Гильома Герлана, графа Мортенского, – обвинив его в подготовке мятежа и вынудив бежать в Апулию, а на его место назначил своего сводного брата Роберта. Другого родственника – Вильгельма Бюсака, второго сына графа Э, – он изгнал, заставив его искать убежища во Франции. Герцог не устраивал кровавых расправ, однако ему удалось избавиться от немалого количества своих старших родственников.

Смерть в 1060 г. двух наиболее могущественных внешних противников стала поворотной точкой в судьбе герцога Вильгельма. Наследник Генриха I, Филипп I, был еще ребенком, и ему назначили опекуна – тестя Вильгельма, Балдуина Фландрского. В 1060 г. Вильгельм принес оммаж своему новому сюзерену в городе Дре, расположенном недалеко от границы между Нормандией и Францией, и до совершеннолетия Филиппа между ними сохранялся мир. Анжуйское графство перешло к племяннику Жоффруа Мартелла – Жоффруа Бородатому, слабому правителю, с которым вскоре вступил в борьбу за власть стал соперничать его брат Фульк Глотка ( Rechinus). Вильгельму представилась благоприятная возможность осуществить свои давно вынашиваемые планы относительно Мэна, на который Вильгельм, по словам Гильома де Пуатье, обладал столь же законными правами, как и на Англию. Таким образом, дипломатическая сторона присоединения Мэна напоминает покорение Англии: в обоих случаях герцог терпеливо дожидался удобного случая для военного вторжения, исподволь стремясь придать как можно больше веса и легитимности своим притязаниям.

Чтобы подготовить для этого почву, Вильгельм и его советники создали легенду, будто в незапамятные времена король Франции даровал графам Нормандии сюзеренитет над Мэном и они якобы действительно им когда-то владели. На самом же деле – по крайней мере, с 1025 г. – анжуйцы установили над графством строгий и эффективный контроль. Как нам уже известно, в 1051 г. Вильгельм радушно принял у себя изгнанников – графиню Мэнскую и ее детей Герберта II и Маргариту. Он принял от Герберта оммаж и, как только у него самого появились дети, обручил с Гербертом одну из своих дочерей, а с Маргаритой – своего сына и наследника Роберта, по прозвищу Коротконогий. Как сообщается, Герберт признал Вильгельма своим наследником, если он умрет, не оставив потомства. Утверждают, что Герберт подтвердил это свое решение на смертном одре. Таким образом, до смерти Герберта в 1062 г. Вильгельм мог вмешиваться в дела Мэна от имени своего вассала. После этого Вильгельм оказался в двойственной роли наследника Герберта и опекуна Маргариты. Это привело к неизбежным осложнениям. После смерти Герберта появился еще один претендент – Готье III, граф Вексенский, племянник Эдуарда Исповедника и муж Биоты Мэнской, тети покойного графа. Заметим, что Готье был возможным претендентом и на английский трон. Вильгельму пришлось также столкнуться с враждебностью, правда пассивной, со стороны графа Анжуйского и с недовольством Жоффруа, графа Майеннского, который предпочел бы сохранять статус-кво и не был в восторге от усиления соседа. В 1063 г. Вильгельм, опустошив Мэн, добился капитуляции Ле-Мана, столицы графства, а затем, спалив город Майенн, захватил Майеннский замок. Готье Вексенский и его жена были взяты в плен и заключены в тюрьму в Фалезе. По словам Ордерика Виталия, Вильгельм впоследствии приказал их отравить, но это утверждение бездоказательно, хотя точно известно, что они умерли в заточении. Кроме того, поскольку Маргарита Мэнская скончалась примерно тогда же, когда герцог вторгся в графство, – причем провести церковную церемонию ее бракосочетания с Робертом Коротконогим так и не успели, – прямая линия графского рода оборвалась, и Вильгельм принял титул графа Мэнского.

Приобретение Мэна и затишье в Анжу позволили Вильгельму обратить свои силы против Бретани. Предпринятый им поход нашел художественное отображение на ковре из Байе, так как эти события имели прямое отношение к истории Гарольда. С другой стороны, эта экспедиция лишь продемонстрировала ограниченность возможностей нормандского герцога. Поводом для похода послужили действия молодого графа Конана II, родственника Вильгельма, который к тому времени достиг совершеннолетия, отказался принести герцогу оммаж и совершал набеги на приграничные нормандские земли. Вильгельм прошел со своей армией по всей Бретани, но, в конце концов, был вынужден отступить – из-за нехватки продовольствия и из-за того, что Конану на помощь пришел Жоффруа Бородатый, граф Анжуйский. Возможно, эта экспедиция и возымела определенный эффект в качестве акта устрашения, и бретонцы, особенно сыновья Эда де Пороэ, внесли значительный вклад в экспедицию Вильгельма 1066 года, но в целом эту кампанию вряд ли можно назвать победоносной. Гарольд, сопровождавший Вильгельма, вполне возможно, имел определенные основания проникнуться к герцогу презрением, тем более что он сам недавно провел в похожих обстоятельствах поход против Уэльса и добился гораздо больших успехов.

К 1064 г., когда Вильгельму исполнилось 37 лет, его репутация воина и правителя была, наверно, столь же высока, как у Жоффруа Анжуйского десятилетием ранее, и, возможно, выше, чем, например, у Тибо III, графа Блуаского, Шартрского и Шампанского. Однако вряд ли его престиж мог сравниться с авторитетом Балдуина Фландрского. Нужно сказать, что самые значительные достижения герцога относились к тому времени, когда некоторые феодалы старшего поколения уже находились в преклонном возрасте или ушли из жизни. Должно быть, в глазах современников Вильгельм достиг вершины своего могущества и едва ли мог достичь большего в мире, полном как опасностей, так и соперников.

ГЛАВА II
ВОЕННОЕ ОБЩЕСТВО И ИСКУССТВО ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ

С отроческих лет и до самой старости Вильгельм и большинство его вассалов почти все свое время проводили в войнах или в приготовлениях к ним, и немалое их число, включая самого герцога, погибло в походах. Поэтому, чтобы понять жизненный путь, деяния и взгляды этих людей, мы должны внимательно изучить устройство и основные идеи военного общества того времени. Это может показаться несложной задачей, так как хронисты повествуют о войнах достаточно подробно, и, к сожалению, так думали очень многие исследователи, но на самом деле при освещении этого вопроса возникает много трудностей. Хронисты писали для аудитории, знакомой с характерными деталями; они редко объясняют структуру армий или используемую ими тактику; к тому же писали они по-латыни. Они не только прекрасно знали сочинения Цезаря и других классических авторов, писавших о войне, и временами намеренно пытались придать древнеримский лоск военачальникам XI в., но и использовали лексику, совсем не подходившую для их эпохи. Например, совершенно ясно, что слово miles, которое в классической латыни означало «пехотинец», приобрело два разных смысла: во-первых, к середине XII в. оно получило значение «рыцарь». Однако, с другой стороны, обычно так называли любого воина независимо от рода службы, ранга или социального положения, т. е. солдата в современном значении этого слова.

Нормандские хронисты различали: во-первых, нерегулярные герцогские силы – личную свиту герцога с подкреплением в виде отрядов, предоставленных друзьями и сторонниками; во-вторых, герцогскую армию, созываемую по приказу; и, в-третьих, более многочисленное войско, набираемое для более крупных военных операций. Первый тип войска состоял главным образом из конных воинов, причем самых лучших и отборных. Герцог и его бароны ехали верхом вместе с придворными и рыцарями-ленниками, людьми, близкими по социальному положению, – как правило, друзьями и постоянными соратниками. Эти воинские части составляли элиту любой армии.

Структура войска второго типа – герцогской армии – гораздо менее ясна. Мы можем предположить, что все бароны Вильгельма, включая большинство прелатов, должны были присылать в войско герцога свои отряды, но нам достоверно не известно, была ли это конница, были ли четко определены численность этих отрядов и сроки и условия их службы. Есть некоторые свидетельства того, что Вильгельм, жалуя феоды и назначая на церковные должности, устанавливал, какую военную повинность должен исполнять каждый из его вассалов. Однако воинов, по-видимому, он требовал немного, и феодалам это было весьма выгодно. Чтобы набрать большую армию, Вильгельму, скорее всего, приходилось обращать взгляд за пределы герцогства. Когда Ги, граф Понтье, был взят в плен в битве при Мортемере в 1054 г., Вильгельм продержал его в заточении в Байе более двух лет и освободил только при условии, что тот станет его вассалом. Ги принес оммаж и поклялся нести феодальную службу, дав обещание, помимо всего прочего, каждый год предоставлять герцогу сотню воинов по первому же его требованию. Вильгельм обратил внимание на земли, еще более далекие от его границ, и стал ежегодно выплачивать графам Фландрии сумму, известную как «денежный феод», взамен чего они должны были присылать в его армию своих воинов.

В связи с вышесказанным вполне вероятно, что, когда Вильгельм рассылал приказы, чтобы собрать войско, большинство его вассалов знали, сколько воинов они должны с собой привести, и мы, скоре всего, не ошибемся, предположив, что обычно это были всадники. Правда, наверное, были и исключения – например, в отряды из Понтье и Фландрии, возможно, входила пехота. Кроме того, нужно обратить внимание на то, что после завоевания Англии, когда английская армия или ее часть под командованием нормандских баронов королевства была отправлена в Нормандию, в ее состав входили коренные англичане, которые, наверное, не умели сражаться верхом.

К XII в. условия службы в войсках королей и герцогов постепенно становились все более четкими, и это касалось всех деталей. Однако маловероятно, что это имело место в армии Вильгельма. Существовали, должно быть, какие-то обычаи, и, похоже, герцог рассчитывал, что его бароны со своими отрядами будут сопровождать его до окончания похода или до тех пор, пока он их сам не отпустит. Вот почему, когда Гильом, граф Аркский, самовольно покинул армию герцога во время Донфронской кампании 1051–52 гг., Вильгельм пришел в ярость.

Так как численность армии из воинов, присланных во исполнение воинской повинности, не могла быть очень большой (вероятно, их количество исчислялось сотнями), герцогу приходилось прибегать к другим способам набора, если требовалось провести любую крупную кампанию. То же самое делали и отдельные бароны, строившие свои собственные военные планы. Прежде всего дополнительные силы можно было найти в самом герцогстве; кроме того, воинов можно было нанять за пределами герцогства – в Бретани, Фландрии, Франции, Оверни и Аквитании. Когда Вильгельм намеревался начать масштабные военные действия, он часто вербовал под свои знамена бретонских воинов под предводительством местных графов. Нередко Вильгельм также нанимал отряды отдельных родов войск – арбалетчиков и инженерные части. Последние состояли главным образом из саперов, которые должны были делать подкоп под городские стены, как, например, в 1068 г. во время осады Эксетера. Нескольким предводителям инженерных отрядов Вильгельм пожаловал феоды в Англии. Тем не менее нет однозначных доказательств того, что Вильгельм прибегал к каким-либо осадным орудиям, несмотря на то что их применение было известно тем, кто получил хорошее образование.

К услугам наемных войск прибегали на определенный период – возможно, на сорок дней, причем договаривались о конкретном ежедневном жалованье. Эти солдаты могли надеяться получить свою долю добычи – и есть сведения, что в этом отношении Вильгельм отличался щедростью, – и если их действия строго не контролировали, они вполне могли поджечь город, чтобы было легче его грабить. На земельное вознаграждение тем не менее они не рассчитывали. Правда, однажды, когда шло завоевание Англии, Вильгельм, оказавшись в отчаянном положении, предложил своим взбунтовавшимся воинам феоды в этой стране на том условии, что они продолжат участвовать в его затянувшейся кампании, однако, по всей видимости, в итоге они дождались лишь сурового наказания. Не ожидали солдаты и того, что у них будут просить совета, поэтому, когда Вильгельм спросил у своих войск, стоит ли принять предложенную ему английскую корону, они были поражены таким вопросом. Можно вполне предположить, что большей частью это были головорезы, решившие заняться привлекательным ремеслом наемника по самым разным обстоятельствам – в основном безрадостным – и по самым разным причинам – зачастую постыдным.

Прекрасное изображение военного снаряжения того периода можно увидеть на ковре из Байе. Всадники были облачены в кольчужную рубаху – byrnie(по-древнеанглийски) или hauberk(по-французски), – которая была сделана из соединенных железных колец и покрывала туловище, плечи и бедра, а также, при наличии защитного капюшона, шею и голову. На ногах иногда носили кольчужные чулки, однако запястья, кисти и ступни оставались незащищенными. На голову надевали конический железный шлем со спускающейся вниз полосой – наносником, защищавшим верхнюю часть лица от рубящих ударов. Лошади были без попоны и какой-либо другой экипировки. У всадника же был деревянный, обтянутый кожей каплевидный щит, который обеспечивал некоторую защиту с левой стороны. Поскольку изготовление доспехов из железных пластин (так, кстати, изготовлялись шлемы) доставляло ненамного больше хлопот, чем кольчужных, мы можем без сомнения утверждать, что защитное снаряжение того времени предназначалось для участия в стремительных атаках и схватках, и поэтому полной защитой сознательно жертвовали в угоду скорости и свободе движений.

Кольчужная рубаха весила, вероятно, примерно 20 фунтов ^{6} и несильно обременяла всадника, когда он был в седле. Однажды случилось так, что после одной из вылазок у Гастингса (еще до сражения) Вильгельм, спешившись на труднопроходимой тропе, вернулся в город пешим и при этом не только нес, на себе или с собой, собственную кольчугу, но еще и взвалил на плечи кольчугу Гильома Фиц-Осборна. Кроме того, следует сказать, что доспехи обеспечивали достаточно хорошую защиту против многих видов оружия, за исключением наиболее тяжелого, вроде боевого топора. Стрелы и копья не могли пробить кольчугу и редко пронзали щит. Тем не менее риск получить серьезные травмы был, конечно, велик.

Однако гораздо более уязвимым, чем всадник, был его конь. А так как боевые кони были дорогими и ценились очень высоко, отсутствие защитного снаряжения для них свидетельствует о том, что сражаться верхом против пехоты или атаковать укрепленные позиции, где могли быть заостренные колья и другие препятствия для лошадей, было не принято. Для нападения у всадника из рубящего оружия был длинный прямой меч, а из колющего – копье. Впрочем, чаще копье метали, подобно дротику. Некоторые рыцари вместо копий были вооружены палицами, более пригодными для рукопашного боя. Вероятно, у каждого был нож или кинжал. На копьях военачальников развевались знамена – гонфалоны, а их щиты украшали различные изображения. Например, в 1064 г. при Динане на щите герцога были изображены крест, составленный из цветов, и звезда. Популярностью пользовались также драконы и геометрические узоры. При этом рисунки ни на знаменах, ни на щитах не являлись геральдическими в полном смысле слова – никаких девизов, принадлежавших лично воину и его роду, на них не было. Если человек желал быть узнанным, то всегда необходимо было давать описание доспехов и щита, которые будут у него в тот или иной день. У Вильгельма, вероятно, было много щитов, каждый из которых был украшен различным изображением.

Ковер из Байе, по всей видимости, дает идеализированную картину снаряжения войск. Наверное, точно так же не следует преувеличивать их дисциплинированность и сноровку. Маловероятно, что наемная конница всегда обладала всеми необходимыми навыками или успевала пройти военную подготовку в более профессиональных частях. Иногда отряды вспомогательных и наемных войск возглавляли командиры, но также есть множество упоминаний о солдатах, которые отправлялись искать счастья на войне в одиночку или с несколькими товарищами. Не было в армии той эпохи и строгой специализации. Несмотря на то что в походном порядке войска передвигались верхом, сражались они на лошадях не всегда. Поскольку всадники предположительно получали более высокое жалованье, чем пехота, – ведь им было еще необходимо содержать лошадей, – то, безусловно, было невыгодно использовать их в пешем строю. Однако, когда того требовала военная необходимость, всадники, вероятно, спешивались, забыв о своей рыцарской спеси. В конце концов, лошади стоили дорого, и ни один рыцарь не пожелал бы рисковать своим боевым конем в неподходящих условиях.

Главную роль в военной стратегии того времени играли замки и города. Захватить вражеские крепости и удержать собственные было главной задачей каждого военачальника. Замки, были ли это простые сооружения вроде «башни на холме», изображенные на ковре из Байе, или же каменные твердыни, надежно защищенные природным ландшафтом – холмами, скалами или реками, – не мешали захватчику, проникшему в страну. Он мог их обходить, свободно передвигаясь по открытой местности, но всегда существовала опасность, что воины из замка устроят вылазку, неожиданную атаку с тыла или засаду. При этом основная цель нападавшего заключалась в опустошении местных поселений и захвате добычи. Многие походы действительно только этим и ограничивались и являлись не чем иным, как карательными набегами. Однако если целью кампании было завоевание, то приходилось брать замки и города, размещая в них затем свои гарнизоны.

Замок типа «башни на холме» в самом простом виде представлял собой насыпь, сделанную из земли, выкопанной из рва, окружающего укрепление. По устройству он напоминал детский песочный замок. На этом холме находились деревянный частокол и донжон, войти в который можно было по лестницам. А у подножия холма располагался двор – участок, защищенный рвом и крепостным валом, а также, возможно, еще одним частоколом, окружавшим жилые помещения и мастерские, обслуживавшие гарнизон. Если двор захватывали, то оборонявшиеся укрывались в своем последнем убежище – в башне на вершине холма. Вероятно, самые могущественные бароны владели также замками более совершенной конструкции, которые часто располагались в укрепленном или, по крайней мере, удобном для обороны месте, так что нападавшим приходилось сначала захватить город, посреди которого высился замок.

Военные действия того времени носили довольно вялый характер, потому что защищаться было легче, чем нападать. Вильгельм, не имея никаких осадных орудий и располагая небольшими инженерными частями, никогда не мог взять город или же замок какого-нибудь знатного лица штурмом. Приходилось прибегать к самой простой тактике. Сначала он стремился проникнуть в замок или город внезапно, в надежде захватить гарнизон или местных жителей врасплох и прорваться внутрь до того, как поднимут мост или запрут ворота. Если это не удавалось, в ход шли угрозы или подкуп. При этом всегда подразумевалось, что город, отказавшийся сдаться на предложенных условиях, будет отдан на разграбление, и данная угроза, как правило, приводилась в исполнение. Однако до массового убийства жителей или воинов местного гарнизона дело обычно не доходило. Когда в 1063 г. Вильгельм взял Майенн, победители нашли там богатую добычу – превосходных лошадей, оружие, доспехи и различные предметы обихода. Все это, равно как и то, что было захвачено в других местах во время этой кампании, Вильгельм – «ибо он был исключительно выдержанным и щедрым правителем» – в основном раздал своим воинам, а не оставил себе. Помимо этого, производилось опустошение окрестных земель, что не только лишало осажденных продовольствия, но и напоминало им о скорой гибели. Зверства допускались редко, хотя в 1051–52 гг., как мы помним, Вильгельм жестоко покарал жителей Алансона, после чего ему сдались два города вместе с цитаделями. Подкуп был более милосердным способом добиться капитуляции, и время от времени он удавался, однако, как правило, гарнизоны хранили верность своему сеньору, что типично для того времени. Так как в городах и замках всегда были деревянные сооружения, поэтому часто воюющие стороны прибегали к поджогам. Зимой 1051–52 гг. Вильгельм предал огню город Алансон, в 1063 г. – город Майенн, а в 1064 г. – Динанский замок (что показано на ковре из Байе). Однако поджог, как и жестокость, вероятно, считался чем-то предосудительным, и оправдать его в глазах людей могли только особые обстоятельства. Если ни один из вышеперечисленных приемов не достигал цели или же от какого-то из них просто отказывались, оставалась только блокада. Обычно, как это было в Донфроне зимой 1051–52 гг. и в Арке в 1053 г., нападающие быстро возводили одну или несколько простых башен, в которых могли укрыться осаждающие отряды, тогда как основное войско могло продвигаться дальше или рассредоточиться. Так было безопаснее и людей требовалось меньше, ведь осаждающая сторона едва ли должна была превосходить численностью местный гарнизон.

Пример вышеописанного можно найти в рассказе Гильома де Пуатье о взятии Вильгельмом Ле-Мана в 1063 г. Вот что он пишет: «Герцог обладал ловкостью и силой, достаточными для того, чтобы незамедлительно поджечь город, полностью разрушить его и жестоко умертвить виновных. Но по своей обычной сдержанности он предпочел не проливать кровь людей, какая бы вина на них ни лежала, и оставить целым и невредимым этот прекрасно укрепленный город – главную крепость земли, завоеванной им. Чтобы заставить людей покориться, он выбрал другой путь – принялся сеять ужас с помощью частых нападений и длительного пребывания в окрестностях, опустошать местные виноградники, поля и поместья, захватывать все замки в округе, размещать гарнизоны везде, где это было необходимо, и непрестанно держать врага в страхе».

Подобная тактика оказалась успешной, и Ле-Ман сдался. Из политических соображений никто не подвергся наказанию: ведь еще предстояло заставить сдаться замок в центре города. Готье Мантский, испугавшись угроз, согласился капитулировать, и Ле-Ман перешел под власть Вильгельма. Чтобы устрашить горожан, герцог приказал соорудить в городе новые укрепления.

В основном все военные кампании сводились к осадам замков или попыткам их прорвать и, как правило, принимали вид небольших стычек. Обе стороны – осаждающие и осаждаемые, силы прикрытия и отряды, пытающиеся снять блокаду, – имели массу свободного времени для того, чтобы продумать различные военные хитрости и тактические приемы, которые не давали воинам бездельничать и вместе с тем не подвергали их большой опасности. Однако случались также и более крупные сражения – как, например, при Валь-де-Дюне (в 1047 г.) и Мортемере (в 1057 г.), – когда необходимо было помешать многочисленным силам мятежников или захватчиков беспрепятственно передвигаться по нормандской территории. Обычно перед тем, как дать генеральное сражение, необходимо было бросить вызов и дождаться, когда его примут. Существовали различные традиции, которые редко нарушались. Вероятно, в 1054 г., перед вторжением в Мэн, Вильгельм послал Жоффруа Мартеллу, графу Анжуйскому, официальный вызов, предупредив, что через сорок дней в силу ряда причин он намеревается построить в Амбриере крепость. Этими причины, вероятно, заключались в намерении Вильгельма захватить графство. Зимой 1051–52 гг., когда Жоффруа, стремясь снять осаду с Донфрона, отправился туда с войском, он известил разведчиков Вильгельма, что подойдет к городу на рассвете следующего дня, и дал описание лошади, на которой он будет ехать, а также своей одежды и щита. В ответ на это Вильгельм прислал описание своего снаряжения. Заметим, что ни один из этих вызовов так и не привел к сражению. Можно еще вспомнить о Конане II Бретонском, который обычно давал знать, в какой день он совершит нападение на пограничные земли Нормандии. По-видимому, официальный вызов считался в феодальном обществе единственно возможной манерой поведения, приличествующей благородному человеку.