Текст книги "Клуб любителей фантастики, 1970–1971"
Автор книги: Фредерик Пол
Соавторы: Анатолий Днепров,Джон Браннер,Брайан Уилсон Олдисс,Бертрам Чандлер,Сергей Жемайтис,Михаил Пухов,Владимир Щербаков,Димитр Пеев,Владимир Фирсов,Георгий Островский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
– Нет, нет! Никогда! – Тупость старика изумила меня: предлагать такое мне, полковнику! Офицеру двести первой категории!
– Уверяю вас, если вы нуждаетесь в добровольцах, вы их получите, – сказал я. – Поверьте, сэр, мы здесь только за тем, чтобы помогать вам. Будьте уверены, один из наших людей будет рад – что там рад – горд, сэр! – предложить вам свои услуги.
Старик обрадовался, как курсант четвертого курса июньским каникулам, но он еще пытался не выдать своей радости.
– Вот именно, лейтенант, – сдержанно сказал он. – То есть майор. Или капитан… Ах, если бы завтра!
Ординарец по клозету в офицерском бараке убегал в самоволку, и, когда я разъяснил ему, к чему приговорит его за это военный суд, он моментально, даже не разбираясь, на какое дело идет, согласился быть добровольцем.
Но нам нужно было двоих. И мой старший помощник – я горд заявить это – согласился быть вторым. Мужественный человек, образец боевого командира.
Мы прибыли в лабораторию доктора Хорна. Добровольцев привязали к креслам и усыпили – я настоял на этом ради соблюдения безопасности страны: я не мог допустить, чтобы они знали, что здесь происходит.
Перед тем как заснуть, старший помощник шепнул мне:
– Сэр, это не во Вьетнам?
– Обещаю, капитан, никакого Вьетнама, – торжественно изрек я и на его глазах порвал документ о переводе его в действующую армию, который я составил накануне ночью. Он заснул счастливым человеком.
Бз-з-з! вжи-и-и! крэкл! – в этих научных штучках я не разбираюсь. Когда погасли электрические вспышки и замолкли завывания и потрескивания аппарата, доктор Хорн дал им обоим одновременно по глотку какого-то снадобья.
Первым открыл глаза ординарец. Я встал прямо перед ним.
– Имя, чин и личный номер!
– Сэр, – четко отрапортовал он, – Леффертс Роберт Т., капитан артиллерии США, личный номер О-3339615!
Я кивнул доктору Хорну. Снова ввели снотворное испытуемому, и он уснул.
Теперь пробудилось тело, которое раньше принадлежало моему старпому. Оно открыло глаза.
– Господин полковник, сэр! Умоляю! Только не трибунал!
– Спокойно, – сказал я и кивнул доктору Хорну.
Сомнений больше не оставалось.
Возвратившись в свой кабинет, я схватил телефонную трубку.
– Срочно, вне всякой очереди! – приказал я. – Пентагон. Генерала Фоллансби, совершенно секретно! Попросите его переключиться на линию связи номер семь.
Я бросил трубку на аппарат.
Оружие? Что там оружие по сравнению с этим! Да мы заарканим весь мир! Признаюсь, я витал в воздухе на крыльях безоблачной радости. Я чувствовал уже, как звенят в моих руках доллары; через год, а то и раньше – генеральская звездочка – что могло помешать продвижению офицера американской армии, подарившего ей такое открытие!
Раздался грохот распахнувшейся двери, и в комнату ворвался Ван Пелт с искаженным лицом.
– Полковник Уиндермир! – выдохнул он. – Вы позволили Хорну провести эксперимент! Но это же единственное, чего ему не хватало! Теперь он…
Я приказал его выставить за дверь. Затем я дал генералу краткий отчет о том, что узнал. Как я и предполагал, сначала генерал был раздражен, даже разочарован.
– Поменял их местами, Уиндермир? – выразил он свое недовольство высоким визгливым голосом. – Ну и какая же польза от этой перемены мест? Черт подери, неужели это и все? Я надеялся на большее, Уиндермир, я надеялся на тактическое оружие, готовое к действию.
– Сэр, – взмолился я, – позвольте мне высказать свою точку зрения. Сэр, вдруг Штаты посетил бы неугодный нам политический деятель, ну, скажем… В общем, представьте, мы неожиданно захватили его и его свиту, выпотрошили бы их тела и на место их душ понапихали бы туда души наших людей…
– Что?! – Он, наверное, решил, что я спятил. – Полковник Уиндермир, вы соображаете, какую чушь несете?
– Это бы сыграло нам на руку, сэр, – продолжал я убежденно. – Возможно, я перегнул палку. Если нам это неудобно в мирное время, какие колоссальные возможности открываются во время войны! Взять двух их военнопленных, сэр, заселить нашими людьми их тела, а потом обменяться пленными!
Он условился со мной о встрече на следующий день. Я предвидел, что меня вызовут в Пентагон – ведь я был очевидцем, а генерал не возьмет на себя весь груз ответственности за столь сложную проблему. Он непременно созовет совещание генштаба, и уж кто-нибудь в штабе сообразит, что к чему.
Я уже ощущал генеральские звезды на своих плечах…
Появился сержант О'Хейр. Выглядел он очень встревоженным.
– Сэр, это все Ван Пелт. Не знаю, может, он сошел с ума, но… он говорит… Он говорит, что доктор Хорн собирается жить вечно. Он говорит, что единственное, чего не хватало для этого доктору Хорну, это провести эксперимент на людях. Я не знаю, о чем он толкует, но он говорит, что теперь, после того как вы разрешили Хорну провести этот эксперимент, Хорн схватит первого попавшегося человека и украдет у него тело. Разве так бывает, сэр?
Бывает ли так?
Я задержался только для того, чтобы надеть на себя пистолет, и оттолкнул О'Хейра с дороги.
Еще как могло быть! От такого человека, как Хорн, только этого и жди! Уж он не побрезгует использовать свое изобретение для того, чтобы красть чужие тела, чтобы продлить свою жизнь, свое разумное существование в здоровом, молодом теле!
О, я точно разгадал ход мыслей доктора Хорна. Украсть тело; сломать машину; смыться. И как мы его потом выследим? Никак. Во всем мире нет способа, который помог бы отличить настоящего Джона Смита от Джона Смита, в чье тело вселился Хорн. Отпечатки пальцев? нет; классификация по крови? нет; глазная сетчатка? нет. Это было очевидно, эта мысль поразила меня сразу же… Кругом мои солдаты: на постах, за исполнением своих обязанностей, моих приказов; Хорну ничего не стоит заманить к себе одного из них. Он не станет ждать. Не станет хотя бы потому, что его собственное тело изношено до основания и может рухнуть в любой момент.
Я спешил в здание через длинные темные коридоры, в комнату, где находился большой поликлоидный квазитрон.
Но я опоздал.
На пороге кабинета я споткнулся о человеческое тело, упал, выронив пистолет. Я с трудом поднялся на четвереньки, потрогал тело, еще теплое, но уже не очень теплое. Доктор Хорн! Его брошенный, покинутый кокон!
А передо мной с пронзительными воплями, с дурацкими гримасами прыгала с оружием в руках фигура когда-то Ван Пелта.
– Слишком поздно! – орал он. – Слишком поздно, полковник Уиндермир!
Ван Пелт! Но в этом мягком жирном теле жил теперь не Ван Пелт, это-то я знал точно, потому что Хорн-Ван Пелт держал в одной руке пистолет, а в другой железный прут. И этим прутом он крушил, крушил поликлоидный квазитрон! Бам! – и искры фонтаном брызнули из него. Трах! – и аппарат раскалился, осел, стал медленно отекать.
У него был еще и пистолет. Положение создалось сложное.
Но не безнадежное! Потому что в комнате мы с ним были не одни.
Возле моего пистолета лежало еще одно тело – не мертвое, всего лишь без сознания. Это был капрал Мак Кейб, сбитый ударом по голове.
Он мелко дрожал, сознание должно было вот-вот вернуться к нему.
– Стой! – скомандовал я, поднимаясь на колени.
Хорн-Ван Пелт повернулся, посмотрел на меня.
– Остановитесь! Вы сами не понимаете, доктор Хорн, как много зависит от этой машины! Не только ваша жизнь, доктор Хорн, – я еще увижу, как вы смените много тел, прекрасных тел, чтобы сохранить ваш разум на такое время, на какое вы пожелаете. Но подумайте и о национальной обороне! Подумайте о безопасности нашей страны! И вспомните, наконец, о вашем святом долге перед наукой!
Капрал Мак Кейб дернулся и зашевелился.
Я встал на ноги. А Хорн, он же Ван Пелт, в испуге выронил железяку, перехватил пистолет в правую руку и уставился на меня. Тем лучше! Хорошо, что на меня, а не на Мак Кейба!
– Доктор Хорн, не разрушайте машину, она нам еще пригодится!
– Но она уже разрушена, – произнесла маленькая жирная фигура, нелепо при этом жестикулируя. – А я не…
Плюмб!
Пуля Мак Кейба попала ему в основание черепа. Мозги, из которых был изгнан Ван Пелт, чтобы они стали вместилищем Хорна, теперь не вмещали никого. Толстое маленькое существо было мертво.
Я разозлился.
– Дурак! Идиот! Осел безмозглый! – кричал я на Мак Кейба. – Убить его! Зачем ты его убил? Почему ты его не ранил? Не искалечил? Не сломал ему ногу? Не выбил пистолет у него из руки? Можно было сделать все, что угодно, только не убивать его. Мы могли бы заставить его построить новую машину. А теперь он мертв, машина разрушена…
Капрал смотрел на меня с весьма странным выражением на лице.
Я взял себя в руки. Разрушена мечта моей жизни, но теперь ничего уж не поделаешь. Возможно, найдутся инженеры, которые починят, откроют, построят… Но достаточно было взглянуть на руины бывшего поликлоидного квазитрона, чтобы понять, что это бесплодные мечты.
Я глубоко вздохнул.
– Ну что ж, Мак Кейб, – сказал я решительно, – отправляйтесь в казарму. Поговорим позже. А сейчас я должен позвонить в Пентагон и попытаться объяснить им ваш промах.
Мак Кейб нежно похлопал по ручке пистолета, положил его на пол и пошел к двери.
– Вот именно, лейтенант, – сказал капрал Мак Кейб.
Перевод с английского Б. Клюевой
1971, № 12
Илия Джерекаров
ПОСЕЛЕНЦЫ
НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ЮМОРЕСКА
На конкурсе научно-фантастических рассказов, объявленном болгарским еженедельником «Орбита» фантастическая юмореска «Поселенцы» получила первую премию. Автор остроумно пародирует механистические тенденции в биологии, процветающие ныне в западной науке.
Последний переход меня доконал. Я был слишком изможден, чтобы понять, что одолел наконец-таки перевал. И все же я перевал одолел и вот рухнул средь неведомых лиловых трав и заснул, но и во сне меня выслеживали хищники, засасывали трясины, грозили горы каменными перстами.
Когда я проснулся, бирюзовый день угасал. Там, далеко внизу, на океанском берегу, реял прозрачный купол лагеря, прозрачный и легкий, как лепесток. Река, срываясь со скал, низвергалась в лагуну, где в серебряных водах плавал закат. Тропинка вдоль берега. Оранжевая скамья. Несколько цветочных клумб. Судя по всему, очередное пристрастие Блики – цветы. Когда женщина решается предать мужа, вернее когда уже предала, она ничем не рискует, разводя пионы и рододендроны. А также ромашки, георгины, астры, гвоздики, черт побери! Хотя применительно к Блике «предательство» не совсем точное слово. Отчуждение – вот суть того, что долго вызревало в нас и принесло в конце концов столь горькие плоды.
Теперь-то я понимаю: она все продумала, когда отказалась полететь со мною. В сущности, она была права. Планетолет не выдержал. Сгорели дюзы, и я едва успел спастись. Ничего. По крайней мере, не сидел сложа руки, хоть что-то пытался предпринять.
Сегодня и на Земле и здесь меня считают мертвым. Блика, конечно, видела, как тотчас же после старта моя ракета сбилась с курса и унеслась над океаном бог весть куда. Наверное, Блике было нелегко. Ведь я даже не попрощался…
Я подымаюсь и медленно иду вниз, оскальзываясь на осыпях. Что ни говори, женщины – непостижимые существа. Пережить за короткий срок гибель звездолета, потом гибель планетолета, наконец, потерю мужа – и разводить в полном одиночестве цветы…
Когда погиб звездолет и мы остались на планете одни, Блика долгое время пребывала в состоянии полусна-полуяви. Казалось, для нее стерлась грань между жизнью и смертью, она просто существовала, и это ее существование пугало меня своей бесцельностью.
Однажды она долго и сосредоточенно наблюдала, как я устанавливаю флюгер на метеостанции, и потом тихо спросила:
– Момчил, ты когда-нибудь был ребенком?
Странный вопрос!
– Если мне память не изменяет, – начал я осторожно, – то…
– Я сегодня видела во сне детей, – перебила меня Блика. – Много детей. И каждый из них был точная копия тебя.
– И девочки были точной моей копией? – улыбнулся я.
Блика подумала и ответила:
– Я не помню.
Тут я расхохотался:
– О чем ты говоришь, какие дети! Представляю, как бы мы выглядели в роли поселенцев. Детишки, огород, коровы, козы, курочки. Все блага натурального хозяйства. Я буду выращивать табак, а ты – разводить цветочки.
– Да пойми же ты, пойми, – едва не закричала она. – Мы уже поселенцы, хочешь ты того или нет. Твой планетолет вот-вот развалится. Сколько раз можно на нем стартовать? Четыреста. А на счетчике какая цифра? Семьсот сорок четыре. Вот то-то и оно. Не сегодня-завтра прогорят дюзы. На Земле небось думают, будто мы погибли, а если ищут, не скоро найдут. Лет через двадцать жди спасателей. А то и через тридцать.
Я заметил не без иронии:
– И это дает тебе повод полагать, что возвращение невозможно? Стало быть, сиди здесь до старости и ожидай ангелов-спасителей? Ну, а если нас никогда не найдут?
Она и внимания не обратила на мой иронический тон.
– Мы не должны думать лишь о нас двоих. Давай позаботимся и о тех, кто придет сюда после нас. Мы открыли прекрасную планету. Чего же мы ждем? Пора заселять ее землянами. Не беспокойся, дети нам не будут обузой. Наоборот. Они станут помогать, когда мы состаримся.
Меня прямо так и взорвало:
– А если все ж не прилетят и не найдут? Если и спустя полстолетия ни единая живая душа не доберется до этих райских кущ? Что тогда будут здесь делать наши чада? Сооружать из бревен и глины звездолет? Или ты жаждешь навалить на их плечи бремя, которое должны нести мы? Выбрось ты из головы эти мечты об Адаме и Еве!.. Ну ладно, допустим, ты права. Представь себе, что у нас мальчик и девочка. Что станется с ними спустя двадцать или тридцать лет, если мы не свяжемся с Землей? Думала ли ты об этом?
Я говорил уже без всякого юмора, голосом неестественно высоким. Блика, побледнев, глядела на меня широко открытыми глазами. Наконец она сказала:
– Вот когда я узнала тебя досконально, герой. Надо же, а! До сих пор воображала, будто ты и впрямь незаурядная личность, но теперь ты сбросил личину. Жалкий эгоист!
Вслед за тем она отвернулась и заперлась в лаборатории. В продолжение нескольких дней мы не сказали больше друг другу ни слова. Я возился с аппаратурой. Блика ловила в силки диких зайцев и собак, препарировала их, собирала какие-то травы.
До ближайшей базы на Сириусе лететь лет двенадцать-тринадцать. Было безумием отправляться туда на стареньком планетолете. Однако я решил рискнуть. Это мое решение и послужило причиной нашего окончательного разрыва. Блика отказалась лететь наотрез.
– Прежде всего это касается твоей жизни, – сказала она, – и потому я должна тебя предупредить: ты, как всегда, пытаешься совершить невозможное. Ты же прекрасно знаешь, что двигатели ракеты вряд ли одолеют здешнее тяготение. Взорвутся, попомни мое слово. А где ты возьмешь столько еды на двенадцать лет? Не в твоих правилах довольствоваться стаканом чаю и парочкой сухариков. Ты же умрешь от голода и одиночества. Это тебе не звездолет, где, поругавшись со мною, ты целыми неделями мог торчать в бильярдной или делиться с роботами своими сердечными излияниями. Впрочем, последнее слово за тобой. Но на меня ты не рассчитывай: я и одна дождусь, когда сюда прилетят с Земли.
Она ошиблась. Никакого последнего слова я ей не сказал. Я решил. Я полетел. Я едва не расстался с жизнью…
Под ногами шуршали камешки. Серые тучи цеплялись за гребни гор. Огромное облако походило очертаниями на Африку, его края дышали в свете заходящего солнца. Пройдет час-другой, и в долину низринется мрак.
И тут я заметил Блику. Она шла по тропинке к метеостанции. Я помахал ей рукой, но она, должно быть, не заметила меня. Или сделала вид, будто не заметила. Она раскрыла журнал, внесла туда показания приборов и быстро вернулась в лагерь. Странно, откуда в ней такая торопливость? Неужели она опасается выходить в одиночку? Если бы она чего-то опасалась, вряд ли перед лагерем красовались бы цветочные клумбы и оранжевая скамья. Между прочим, скамья была неестественно длинная, на ней свободно бы уместилось человек десять. Это меня насторожило. Для одного человека достаточно пенька или стула…
Я очнулся ночью от ощущения одиночества. И я не ошибся: Блики не было рядом. Встревоженный, я приподнялся на локте и прислушался. Откуда-то просачивались странные звуки. Такое ощущение, что где-то плакали дети. Множество детей. Скорее всего это скулят ее подопытные животные, а она пытается их утихомирить. Я на цыпочках подбежал к дверям в лабораторию. И услышал ее голос:
– Не плачьте, глупые малыши! Всех, всех сейчас накормлю!
Успокоенный, я покачал головой. По крайней мере, она счастлива. Несколько инопланетных зайчат или щенят вполне заменят ей все человеческое общество.
С этими мыслями я заснул.
Утром я проснулся в прекрасном настроении. Где же, наконец, Блика? Я вызвал ее по селектору, она отозвалась из лаборатории:
– Приготовь себе, Момчил, завтрак. Я немного задержусь с малышами.
Я, признаться, приуныл. Неужели она настолько увлечена своими блеющими, мяукающими, лающими подопечными, что готова уморить себя голодом.
Она явилась к обеду. Только теперь я заметил, как сильно она исхудала. Под глазами у нее набухли мешки, но, странное дело, лицо ее излучало сияние.
– Ты ведь не очень меня заждался, правда?
Я еще не успел ответить, как она спросила:
– Момчил, сколько, по-твоему, должно быть у нас детей, чтобы здесь тоже продолжился человеческий род?
Стало быть, она все еще не отказалась от идеи обзавестись потомством.
Я ответил ей с большой неохотой. Честно говоря, не хотелось, как в прошлый раз, вступать в перепалку.
– Точно не знаю, но, думаю, несколько тысяч человек, не меньше.
Она усмехнулась торжествующе:
– Я все прикинула доподлинно. Всего лишь двести пятьдесят, от силы триста. Восемьдесят могут поместиться в станции, для остальных надо выстроить жилища.
Тут мне была расставлена какая-то западня. Что-то бессмысленное было в этом разговоре. Бессмысленное и странное. Уверенность, с которой она говорила о множестве несуществующих детей, начинала меня раздражать.
– Может, ты открыла диковинную породу человекообразных обезьян, а заодно и способ мгновенно превращать их в людей?
– При чем здесь обезьяны? – пожала она плечами. – Просто ты еще, кажется, не уяснил положения, в котором мы оказались.
Пора было прекратить эту несуразицу. Иначе все запутается до невозможности. Я сказал коротко и ясно:
– Мнение мое по этому вопросу тебе известно, и я не намерен менять своих решений.
Она ответила мгновенно, как видно заранее обмозговав фразу:
– А я-то, чудачка, думала, что после эксперимента с планетолетом ты протрезвеешь. Ладно. Займись своими железками. Может, ты и впрямь соорудишь звездолет из глины и бревен. Я окончательно поняла: к детям тебя нельзя подпускать на пушечный выстрел.
Это было слишком! Я хотел ей вежливо напомнить, что после смерти командира его замещает второй астронавигатор, что вторым астронавигатором в данном случае являюсь я и потому командовать мною никому не позволю. Но Блика уже ушла, демонстративно не притронувшись к еде.
Дети? Триста детей? А не обезумела ли она от долгого одиночества?
Я бросился вслед за Бликой. Заперто! Дверь в лабораторию оказалась закрытой изнутри. Я постучал. Молчание. Постучал сильнее. Опять молчание. Тогда я забарабанил в дверь каблуками.
– Блика! Открой! Немедленно открывай!
Я услышал ее торопливые шаги и голос:
– Сейчас открою. Иду.
Прошло еще несколько секунд. За дверью все было тихо. Наконец щелкнул замок, и я влетел в лабораторию. Блика стояла возле стены, накинув на плечи белый халатик. Она безучастно смотрела перед собой, как бы силясь что-то вспомнить. Слева от нее, вдоль всей лаборатории, вплоть до окон стояли в длинном ряду маленькие детские кровати. И в каждой – запеленатый младенец!
Тут в моей голове все безнадежно перепуталось. Неужто и в самом деле она обратила своих подопытных животных в детей? Чертовщина какая-то! Абсурд, антинаучный бред!..
Я осторожно приблизился к первой кроватке. Ребенок нежно уставился на меня синим взором. Странно, кого-то он мне напоминал. Ручки свои с растопыренными пальцами он тянул к губам. Видно, проголодался. Я протянул дитяти палец, оно бойко за него ухватилось и заревело. Теплое, живое, вполне реальное существо.
Тогда я начал считать кровати и насчитал их ровно сорок.
Плач одного младенца пробудил и других. Блика все так же стояла в безучастной позе. Надо было что-то говорить. Но что? Требовать объяснений? Но каких? После долгих раздумий я указал пальцем на моего младенца и сказал:
– Оно хочет есть.
Нужно было время, чтобы обдумать ситуацию. Кажется, мне становился ясен смысл вопроса о минимуме детей, достаточном для создания человеческого общества.
– Надо их накормить, Блика, – сказал я примирительно. – Но прости меня за любопытство, откуда… столько… и потом…
– Мальчики – это, милый, ты. Копии. Двадцать твоих абсолютно идентичных копий. Девочки – это я. Ты доволен? Тебе все ясно?
Ничего, мне было не ясно.
– Помнишь ли, перед отлетом ты поранил руку и я тебе ее перевязывала. Тогда я немного отрезала кожи. Микроскопический кусок. Зачем? Сейчас ты все поймешь. После того как ты улетел, я решилась создать детей искусственным путем. Недаром же генетика – моя вторая специальность.
Ты спросишь: как их создала? В любой нашей клетке записан генетический код всего организма. Одна-единственная клетка, помещенная в подходящую питательную среду, способна вырасти в точную копию организма, откуда была взята. И копия эта ничем, учти, Момчил, ничем не будет отличаться от оригинала. Вот я и создала из твоих клеток двадцать Момчилов, а из моих – двадцать Блик…
Ты не думай, я все рассчитала заранее. Если каждый год создавать хотя бы по двадцать детей, через десять лет уже можно будет говорить о новой цивилизации. Пройдет время, и эта цивилизация сможет вступить в контакт с Землей! Но я уверена, еще задолго до того сюда прилетят земляне. Человечество овладеет еще одной звездной системой.
Я поглядел на нее уважительно.
– Нам будет нелегко, Блика.
Она положила руку мне на плечо.
– А ты думаешь, им будет легче, когда они подрастут?
Первые жители новой планеты ревели. Каждый из них хотел есть.
