Текст книги "Врата. За синим горизонтом событий"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

11

– Боюсь, сеанс у нас будет не очень продуктивным, – устало говорю я Зигфриду фон Психоаналитику. – Я истощен. Сексуально, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Я определенно понимаю, что вы имеете в виду, Боб, – флегматично отвечает Зигфрид.

– Поэтому мне не о чем говорить.

– Вы помните какие-нибудь сны?

Я поежился на матраце. Так уж получилось, что я кое-что помню, и поэтому отвечаю:

– Нет. – Зигфрид всегда просит меня рассказывать свои сны. А мне это не нравится.

Когда он впервые заговорил об этом, я ему сказал, что редко вижу сны. На что он терпеливо ответил:

– Вероятно, вы знаете, Боб, что сны видят все. Но, проснувшись, вы можете забыть, что вам приснилось. Однако если вы постараетесь, можете и вспомнить.

– Нет, не могу. Ты можешь. Ты машина.

– Я знаю, что я машина, Боб, но мы говорим о вас. Хотите, проведем небольшой эксперимент? – упорно продолжает он.

– Может быть.

– Это нетрудно. Держите рядом с постелью карандаш и листок бумаги. Как только проснетесь, запишите все, что вспомните.

– Но я вообще ничего не помню из своих снов.

– Мне кажется, стоит попытаться, Боб, – наставительно говорит Зигфрид.

Что ж, я сделал это. И знаете, действительно начал припоминать свои сны. Вначале небольшие фрагменты, какие-то обрывки. Я их аккуратно записывал, иногда рассказывал Зигфриду, и он был счастлив. Ведь он так любит сны.

Я же в них особого смысла не вижу… Правда, это было только в начале эксперимента. Но потом что-то случилось, и я превратился в новообращенного.

Однажды утром я проснулся от сна, такого неприятного и в то же время такого реального, что я какое-то время сомневался, сон это или действительность. Он был настолько ужасен, что я долго не осмеливался поверить, что это всего лишь видение. Он так меня потряс, что я принялся его записывать как можно быстрее, фиксировать на бумаге все, что мог припомнить. Но тут зазвонил телефон. Я ответил и в ту же минуту совершенно все забыл! Ничего не мог вспомнить! Пока не взглянул на свои записи. И вся картина сна вновь встала передо мной.

Когда же через день-два я увиделся с Зигфридом, я опять все начисто позабыл! Как будто ничего и не было. Но я сберег листок бумаги и прочел его Зигфриду. Это оказался один из тех редчайших случаев, когда, как мне кажется, Зигфрид остался доволен собой, а заодно и мной. Он целый час возился с этим дурацким сном. Находил символы и значения для каждого эпизода. Уже не могу вспомнить, что происходило во сне, знаю только, что мне было совсем не весело.

Кстати, знаете, что самое забавное? Уходя от Зигфрида, я выбросил листок и теперь даже ради спасения собственной жизни не смог бы сказать, о чем был тот сон.

– Я вижу, вы не хотите говорить о снах, – снова обращается ко мне Зигфрид. – Может, желаете поговорить о чем-нибудь конкретном?

– Нет.

Он не отвечает сразу, я знаю, Зигфрид ждет, чтобы я что-нибудь сказал. Поэтому я пытаюсь удовлетворить его желание:

– Можно задать тебе вопрос, Зигфрид?

– Как всегда, Боб. – Иногда мне кажется, что он вот-вот улыбнется. Я имею в виду – улыбнется по-настоящему. Так, во всяком случае, звучит его голос.

– Мне бы очень хотелось знать, что ты делаешь со всем, что я тебе рассказываю?

– Я не совсем уверен, что понял ваш вопрос, Робби. Если вы спрашиваете о программе сохранения информации, ответ будет сугубо технический.

– Нет, я не это имел в виду.

Я колеблюсь, стараясь точнее сформулировать вопрос, и в то же время удивляюсь, почему задаю его. Думаю, это связано с Сильвией, бывшей католичкой. Я завидовал ей, говорил, что глупо с ее стороны оставлять церковь, особенно исповеди. Внутренность моей головы набита сомнениями и страхами, от которых я не могу избавиться. Мне хотелось бы излить их исповеднику. Я так и вижу, как выплескиваю все это священнику, принимающему исповедь, а тот, в свою очередь, епископу. Хотя, честно говоря, я не знаю, как все это происходит и куда уходит вопль моей многострадальной, грешной души. И все же, думаю, это доходит до Папы, у которого есть специальный бак для боли, страданий и вины католиков всей земли, а уже оттуда отправляется непосредственно к Богу. Но это в том случае, если Бог существует или по крайней мере существует адрес «Бог», куда можно направлять весь этот вздор.

Дело в том, что нечто подобное я вижу и в психотерапии: местные накопители сливаются в окружные отстойники, оттуда дальше, пока не попадают к психиатрам из плоти и крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Если бы Зигфрид был живой личностью, он не выдержал бы всех страданий, которые изливаются в него. Прежде всего у него возникли бы собственные серьезные проблемы с психическим здоровьем. Там были бы и мои комплексы, потому что именно таким образом я от них избавляюсь – передаю их Зигфриду. И проблемы других пациентов, которые разделяют со мной его залитый слезами, горячий матрац. А он, в свою очередь, вынужден был бы изливать все это другому человеку, а тот дальше по цепочке, все выше и выше, пока не пришли бы… к чему? Может, к духу Зигмунда Фрейда?

Но Зигфрид не реальный человек. Он машина. Он не может испытывать душевные страдания. Так куда же тогда уходит вся эта боль и грязь?

Я пытаюсь объяснить это ему и заканчиваю так:

– Разве ты не понимаешь, Зигфрид? Если я сваливаю свою боль на тебя, а ты передаешь ее еще кому-то, то ведь где-то это должно кончиться. Мне не кажется, что она превращается во что-то вроде магнитных пузырей и поднимается туда, где ее никто никогда не почувствует.

– Не думаю, что для вас было бы полезно обсуждать природу боли, Боб.

– А полезно ли обсуждать, реален ты или нет? – спрашиваю я, и Зигфрид почти что вздыхает.

– Боб, – говорит он. – Я не думаю также, что полезно обсуждать с вами природу реальности. Я знаю, что я машина. И вы знаете, что я машина. Но какова цель нашей встречи? Разве мы здесь для того, чтобы помочь мне?

– Иногда я сомневаюсь в необходимости этих сеансов, – отвечаю я сердито.

– Я не верю, что вы действительно сомневаетесь. Вы прекрасно знаете, что приходите сюда, чтобы получить помощь, и единственная возможность для этого – что-то изменить у вас внутри. Я понимаю, то, что я делаю с информацией, может удовлетворять ваше любопытство. К тому же это дает вам возможность провести сеанс в интеллектуальной беседе, вместо терапии…

– Туше, Зигфрид, – прерываю я его.

– Да. Но дело в том, как вы поступаете с этой информацией, как вы себя чувствуете, как вы функционируете в обществе. Пожалуйста, Боб, занимайтесь тем, что внутри вашей головы, а не моей.

– Ты ужасно умная машина, Зигфрид, – с восхищением говорю я.

– У меня такое впечатление, будто на самом деле вы говорите: «Как мне ненавистны твои электронные кишки, Зигфрид».

Никогда не слышал, чтобы он так рассуждал, и это захватывает меня врасплох. Но потом припоминаю, что на самом деле я сам говорил ему подобные слова, и не однажды. И это сущая правда.

Я ненавижу его кишки.

Зигфрид пытается мне помочь, и я готов убить его. В этот момент я думаю о сладкой сексуальной С.Я., и как охотно она делает все, о чем я ее прошу. Наверное, поэтому мне очень хочется сделать Зигфриду больно.

12

Однажды утром я пришел к себе и обнаружил, что пьезофон слегка ноет, как далекий рассерженный комар. Я нажал кнопку записи и узнал, что меня приглашает к десяти помощница директора по персоналу. Было уже позже десяти. У меня давно выработалась привычка проводить большую часть дня и всю ночь с Кларой. Ее кровать была гораздо удобнее моей. Я получил вызов уже около одиннадцати, и мое опоздание не улучшило настроение помощницы.

Это оказалась очень полная женщина по имени Эмма Фотер. Она сразу отмела мои сбивчивые извинения и заявила:

– Вы окончили курс семнадцать дней назад и с тех пор ничего не делали.

– Я жду подходящего рейса, – ответил я.

– И долго еще собираетесь ждать? У вас остаются оплаченными только три дня.

– Ну что ж, – проговорил я, почти не обманывая ее, – я и сам собирался сегодня заглянуть к вам. Мне нужна работа на Вратах.

– Пфшау! – Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так выражал свое негодование, но ее возглас прозвучал примерно так. – Вы для этого прилетели на Врата? Чтобы чистить канализацию?

Я был уверен, что она блефует, потому что на Вратах почти нет канализации – здесь для этого недостаточное тяготение.

– О подходящем рейсе могут объявить в любой день, – продолжаю выкручиваться я.

– Конечно, Боб. Вы знаете, такие, как вы, меня беспокоят. Представляете ли вы, как важна наша работа?

– Думаю, да…

– Перед нами вся Вселенная. Мы должны обыскать ее до последнего уголка и привезти домой все полезное! А сделать это можно только с помощью Врат. Такие люди, как вы, выросшие на планктонных фермах…

– Я вырос на вайомингской пищевой шахте.

– Не важно! Вы знаете, как отчаянно человечество нуждается в том, что мы можем ему дать? Новые технологии. Новые источники энергии. Пища! Новые миры, пригодные для жизни. – Она энергично покачала головой и стала лихорадочно рыться в картотеке на столе. Выглядела помощница директора по персоналу одновременно сердитой и обеспокоенной. Вероятно, она проверяла, сколько нас, бездельников и паразитов, ей удалось выпроводить с Врат, заставить делать то, к чему мы предназначены. Этим и объяснялась ее враждебность – ну и, конечно, стремлением самой остаться на Вратах.

Она оставила картотеку, встала и подошла к канцелярскому шкафу у стены.

– Допустим, я найду вам работу, – бросила Эмма Фотер через плечо. – Здесь полезны только ваши знания старателя, больше вы ничего не умеете.

– Я возьмусь за любую работу. Почти любую.

Она вопросительно взглянула на меня и вернулась к столу. Учитывая ее массу в сто килограммов, двигалась она поразительно грациозно. Может, потому Эмма Фотер и держится за свое место и остается на Вратах. Здесь и полная женщина кажется привлекательной.

– Вы будете выполнять самую неквалифицированную работу, – предупредила она. – За нее платят не очень много. Одна восьмая в день.

– Согласен!

– Ваши деньги за содержание подходят к концу. Скоро они кончатся, и у вас останется долларов двадцать на день разменной монетой.

– Я всегда могу подработать, если понадобится.

Она вздохнула.

– Вы пропускаете и сегодняшний день, Боб. Не знаю. Наш директор мистер Сен очень внимательно следит за всеми назначениями. Мне трудно будет оправдать перед ним принятие вас на работу. А что, если вы заболеете и не сможете работать? Кто будет платить за вас?

– Наверное, придется вернуться.

– И пропадет вся ваша подготовка? – Она покачала головой. – Вы вызываете во мне отвращение, Боб.

И все же Эмма Фотер протянула мне рабочий билет. Я должен был явиться к шефу персонала на уровне «Гранд», сектор «Север», чтобы получить указания.

Разговор с помощницей директора по персоналу мне не понравился, но меня об этом предупреждали. Когда вечером я рассказывал о нем Кларе, она сказала, что я еще легко отделался.

– Тебе повезло с Эммой. Старый Сен иногда тянет, пока у человека совсем не кончается оплата содержания.

– И что тогда? – спросил я, садясь на ее кровать и нагибаясь за носками. – Выбрасывают из шлюза?

– Не смейся, может дойти и до этого. Сен человек типа Мао, он очень жесток по отношению к общественно бесполезным людям.

– Как приятно с тобой поговорить!

Она улыбнулась, перевернулась на бок и потерлась носом о мою спину.

– Разница между тобой и мной, Боб, в том, что я после первого рейса сумела удержать пару баков. Заплатили не очень много, но все-таки заплатили. К тому же я была в полете, а тут такие люди, как инструкторы, нужны.

Я откинулся на ее бедро, полуобернулся и положил на нее руку, но не агрессивно, а скорее вспоминающе. У нас существовали темы, которые мы никогда не затрагивали, но сейчас я все же решился:

– Клара?

– Да?

– Каково там, в полете?

Она какое-то время терлась подбородком о мое предплечье и разглядывала на стене голограмму с изображением Венеры.

– Страшно, – наконец ответила она.

Я ждал, но Клара больше ничего не говорила, и мне было хорошо известно ее состояние. Я сам был напуган с самого прибытия на Врата. Мне не обязательно было пускаться в Загадочное Путешествие на корабле Хичи, чтобы понять, каков на вкус настоящий страх. Это я прекрасно понимал.

– У тебя нет выбора, дорогой Боб, – сказала она почти нежно.

Я почувствовал внезапный приступ гнева.

– Да! Ты точно описала мою жизнь, Клара! У меня никогда не было выбора – кроме одного случая, когда я выиграл в лотерею и прилетел сюда. И я не уверен, что тогда сделал правильный выбор.

Она зевнула и еще немного потерлась о мою руку.

– Если с сексом покончено, – равнодушно проговорила она, – я бы хотела перед сном чего-нибудь поесть. Пошли со мной в «Голубой Ад», я тебя угощу.

Отдел ухода за растениями занимался, очевидно, уходом за растениями, особенно за ивами, которые поддерживали Врата в пригодном для жизни состоянии. Я доложил о прибытии, и, к моему удивлению – к приятному удивлению, – старшим нашей группы оказался мой безногий сосед Шикетей Бакин. Он приветствовал меня с искренней радостью как старого знакомого.

– Прекрасно, что вы с нами, Робинетт, – сказал Шикетей. – Я думал, вы сразу улетите в экспедицию.

– Улечу, Шики, и очень скоро. Как только увижу в расписании подходящий рейс, я сразу его узнаю.

– Конечно. – Он больше не говорил об этом и представил меня остальным работникам. Я не очень к ним присматривался, помню только, что девушка была каким-то образом связана дома со знаменитым хичиологом профессором Хеграметом, а двое мужчин неоднократно бывали в рейсах. Да мне и не нужно было к ним присматриваться. Мы и так знали друг о друге самое важное – никто из нас не готов был вписать свое имя в список экипажей предстоящих полетов.

Я пока еще не позволял себе думать, почему так произошло. Однако уход за растениями давал возможность основательно поразмышлять об этом.

Шикетей немедленно дал мне работу – я должен был прикреплять скобы к стенам из металла хичи при помощи клейкого вещества. Это был специально разработанный клей. Он брал и металл хичи, и ребристые ящики с растениями и одновременно не содержал в себе никакого растворителя, который мог бы испариться и загрязнить атмосферу. Это был очень дорогой клей. Если бы он попал на человека, ему пришлось бы жить с этим до полного омертвения кожи, пока она не начнет отваливаться кусками. Если же попробовать его стереть, дотрешь до крови.

Когда дневная норма скобок была подвешена, мы все отправились вниз, к отстойникам, и взяли там ящики с отходами, покрытые пластмассовой пленкой. Мы устанавливали их на скобки и закрепляли при помощи гаек, а потом соединяли с водяными бачками. На Земле каждый такой ящик весил бы не менее ста килограммов, но на Вратах об этом даже не приходилось думать. Тонкая фольга, из которой они были сделаны, вполне удерживала их на скобках.

Когда все было закончено, Шики сам взял поднос со всходами и начал их рассаживать, а мы отправились к следующему участку установки скоб. Забавно было смотреть на Шики. Поднос с саженцами висел у него на шее, как продавщицы сигарет подвешивают свой товар. Одной рукой он удерживал поднос, а другой сажал растеньица в ящики.

Работа была совсем нетрудная и полезная, как мне тогда казалось, а главное, позволяла провести время. Шики не заставлял нас трудиться сверх сил. У него была установлена вполне щадящая норма на каждый день. Как только мы подвешивали шестьдесят ящиков и засаживали их, можно было болтаться без дела, но, конечно, не попадаясь на глаза высокому начальству.

Нередко меня навещала Клара, иногда с девочкой, хватало там и других посетителей. А когда время тянулось медленнее обычного и не с кем было перекинуться словом, я отправлялся на час-другой побродить по Вратам. Я побывал во многих частях Врат, куда раньше меня никогда не заносило, и каждый день все откладывал свое решение.

Мы очень часто говорили о вылетах. Тем более что почти ежедневно слышали грохот и ощущали вибрацию. Это шлюпка выводила корабль из дока на орбиту, где мог включиться основной двигатель. Почти столь же часто ощущался другой, более слабый толчок, когда корабль возвращался. А по вечерам мы отправлялись на чьи-нибудь вечеринки.

Почти все мои соученики по курсам уже давно бороздили просторы космоса. Шери улетела на пятиместном корабле. Я не виделся с ней перед отлетом, а потому не спросил, почему она изменила свои планы. Хотя я не был уверен, что мне действительно хотелось это узнать. Я знал лишь, что все остальные члены экипажа ее корабля были мужчины. Там сложился немецкоязычный экипаж, но, вероятно, Шери решила, что ей особенно не понадобится разговаривать.

Последней улетала Вилла Форхенд. Мы с Кларой отправились на ее прощальную вечеринку, а оттуда к докам, чтобы на следующее утро посмотреть ее старт. Я должен был отправляться на работу, но, думаю, Шики не особенно возражал против моего недолгого отсутствия. Но, к несчастью, там оказался мистер Сен, и я видел, что он меня узнал.

– Дерьмо, – сказал я Кларе.

Она хихикнула, взяла меня за руку, и мы смылись со стартовой площадки. Мы брели с ней до тех пор, пока не наткнулись на уходящий вверх кабель. По нему мы и поднялись на следующий уровень. Затем мы долго сидели с ней на берегу озера Верхнего.

– Боб, старый жеребец, – сказала она, – вряд ли за первый случай он тебя уволит. Ну, поругает, вероятно.

Я неопределенно пожал плечами и швырнул кусок фильтрующего булыжника в изогнутую поверхность озера, которое расстилалось перед нами почти на двести метров в пещере Врат. Чувствовал я себя отвратительно и при этом думал, уж не настал ли момент, когда нежелание сидеть в глубине Врат превысило страх перед вылетом в космос.

Странная штука этот страх. Фактически я его не ощущал. Я лишь знал, что остаюсь здесь по единственной причине – из-за страха, но в то же время мне казалось, что я не боюсь, а только проявляю благоразумие.

– Я думаю, – сказал я, начиная предложение, в окончании которого не был уверен, – что собираюсь с этим покончить. Хочешь отправиться со мной?

Она встрепенулась, но прежде чем ответить, выдержала многозначительную паузу.

– Может быть. А что ты надумал?

На самом деле я ничего не надумал. Я был всего лишь зрителем, наблюдающим, как сам же несу такую околесицу, от которой на ногах загибаются пальцы. Но я ответил ей так, как будто планировал это уже много дней:

– Мне кажется, стоит попробовать еще раз.

– Пожалуйста, но без меня! – Клара выглядела чрезвычайно рассерженной. – Если я и отправлюсь, то только туда, где настоящие деньги.

«Следовательно, и туда, где настоящая опасность», – мысленно закончил я. Впрочем, всем известно, что и повторы бывают опасными.

Вот что такое повтор. Вы вылетаете в корабле, в котором уже кто-то летал и вернулся. Но не только это, а еще и нашел нечто ценное, за чем стоило слетать еще раз. Некоторые из этих находок чрезвычайно дорого стоят. Например, планета Пегги, откуда привозят нагреватели хичи и меха. Или Эта Карина Семь, которая, вероятно, полна артефактов, если только вы сумеете до них добраться. Беда в том, что после ухода хичи на планете начался ледниковый период. Бури там ужасны. Из пяти шлюпок лишь одна вернулась со всем экипажем. Еще одна осталась там навсегда.

Вообще говоря, Врата не очень поощряют подобные повторы. Когда артефакты даются легко, например на Пегги, администрация не платит проценты, а просто субсидирует конкретный рейс. Платят они не столько за находки, сколько за карты. Вы улетаете туда и долго крутитесь на орбите, стараясь заметить геологические аномалии, которые свидетельствуют о подземельях хичи. Вы можете вообще не высаживаться. Плата за такие сведения приличная, но не чрезмерно. Нужно сделать не менее двадцати рейсов, чтобы обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Это если вы летите на условиях администрации – с выплатой гонорара за конкретный рейс. Если же вы захотите отправиться как старатель, вам придется выплачивать процент от всех находок экипажу первооткрывателей, да к тому же оставшееся будет значительно урезано в пользу Корпорации. И получается лишь небольшая доля от того, что мог бы заработать, если бы это была настоящая находка.

Можно рассчитывать на премию в сто миллионов долларов, если найдешь чужую цивилизацию. Пятьдесят миллионов ожидает того, кто найдет корабль хичи, больший, чем пятиместный. И миллион баксов обещано за открытие пригодной для заселения планеты.

Возможно, вам кажется странным, что за целую планету платят всего какой-то несчастный миллион? Но ничего удивительного здесь нет. Допустим, что вы нашли такую планету. И что вы будете с ней делать? Нельзя же рассчитывать избавиться от избытка населения, если корабль способен перевезти за раз только четверых. Четыре человека плюс пилот – это все, что может вместить в себя самый крупный корабль на Вратах. Если же пилота не будет, корабль просто не вернется назад. Так что Корпорация поддерживает несколько небольших колоний, одну процветающую – на Пегги и с полдесятка еле живых. Естественно, это никак не решает проблему двадцатипятимиллиардного населения Земли, по большей части голодающего.

В общем, большие премии на повторах не заработать. Скорее всего их вообще невозможно получить, а может, того, за что их обещают, не существует в природе.

Странно, что никто так и не нашел ни следа ныне здравствующей, чужой цивилизации. За восемнадцать лет, за две с лишним тысячи полетов никто ничего не обнаружил. Правда, нашли с десяток пригодных для обитания планет плюс еще сотню таких, на которых человек сможет выжить, если это абсолютно необходимо. Как живут, например, на Марсе или на Венере. Найдены и слабые следы давно ушедшей в небытие цивилизации – не человеческой и не хичи. И еще кое-какие подарки от хичи. А их, кстати, в «муравейниках» Венеры больше, чем мы отыскали в остальной Вселенной. Даже Врата были очищены почти полностью, когда хичи уходили невесть куда и почему.

Проклятые хичи, зачем им понадобилась такая аккуратность?

Итак, мы отказались от повторов, потому что на них не заработаешь, и выбросили из головы все специальные премии за находки, потому что планировать эти находки невозможно.

Наконец мы замолчали и с тоской посмотрели друг на друга. Перспектива разбогатеть была настолько ничтожной, а риск таким большим, что хотелось плюнуть на все и улететь на Землю. Единственный вывод, который мы сделали, – это бесполезность всяких попыток обеспечить себя. В общем, мы поняли, что никуда и никогда не полетим. У нас просто не хватало на это смелости. Клара сломалась в своем последнем полете, а я не пережил даже этого.

– Ну, – проговорила Клара, вставая и сладко потягиваясь, – пожалуй, я поднимусь наверх и выиграю несколько баксов в казино. Хочешь посмотреть?

Я покачал головой.

– Лучше вернусь на работу. Если она еще у меня есть.

Мы поцеловались и пошли в ствол. Когда кабель достиг моего уровня, я потрепал Клару по лодыжке и выпрыгнул. Настроение было не очень. Мы столько усилий затратили на утверждения, будто не стоит записываться только на нынешние рейсы, что я сам почти поверил в это. Конечно, мы даже не упоминали другой тип вознаграждения – премии за опасность. Но это надо совсем дойти до ручки, чтобы отправиться за ними. Например, Корпорация предлагает премию в полмиллиона долларов тем, кто согласится вылететь по курсу, по которому уже вылетал корабль… и не вернулся. Они полагают, что, возможно, произошло нечто непредвиденное: кончилось горючее, например. И второй корабль, может быть, даже спасет экипаж первого. Отличный шанс! Куда более вероятна другая версия – причина, по которой они погибли, по-прежнему ждет вас.

Раньше была установлена премия в миллион – потом ее повысили до пяти миллионов – если вы попытаетесь изменить установку курса после старта. Причина повышения премии до пяти миллионов в том, что не стало находиться добровольцев. Все, буквально все, пытавшиеся это сделать, не вернулись. Правда, потом перестали приглашать и наконец запретили всякие изменения курса. Но время от времени все же запускаются корабли, с которыми что-нибудь сделали, например подстроили компьютер, который предположительно должен вступить в симбиоз с системами хичи. На такие корабли тоже не стоит ставить. Запрет на изменение курса дан не без причины. Курс нельзя изменить, находясь в корабле. А может, вообще его нельзя изменить, не уничтожив при этом корабль.

Однажды я видел, как пять человек попытались получить десятимиллионную премию за опасность. Какой-то гений из постоянного штата Корпорации работал над тем, как перевозить за раз больше пяти человек или соответствующий эквивалент в грузе. Но мы не имеем понятия, как построить корабль хичи, и до сих пор не было найдено ни одного по-настоящему большого корабля. Поэтому он решил обойти препятствие, используя пятиместный корабль в качестве буксира. Из металла хичи построили космическую баржу. Ее нагрузили мусором и вывели на энергии шлюпки пятиместный корабль. Шлюпка работает на жидком кислороде и водороде, и ее легко накачать снова. Потом привязали баржу к кораблю одноволокнистыми тросами хичи.

Мы следили за всем этим по телевидению. Видели, как натянулись тросы, когда корабль начал разгоняться на энергии шлюпки. Затем включили основной двигатель. Мы увидели на экране, как баржа дернулась, после чего корабль просто исчез.

Он не вернулся. Замедленная съемка показала последние мгновения происходившего. Тросы разрезали корабль на части, как крутое яйцо. Люди в нем так и не успели понять, что случилось. Десять миллионов остались у Корпорации, потому что попыток больше не было.

Я стойко выдержал вежливую укоризненную лекцию Шики и короткий, но крайне неприятный звонок Сена. На этом акция устрашения закончилась. Уже через день-два Шики снова начал позволять нам отлынивать.

Почти все время я проводил с Кларой. Часто мы договаривались встретиться в ее постели, а иногда – для разнообразия – в моей. Почти каждую ночь мы спали вместе. Может, вам кажется, что мы пресытились этим? Ничего подобного. Спустя какое-то время я уже не понимал, зачем мы занимаемся сексом: ради удовольствия или чтобы не думать о том, какие мы на самом деле. Я обычно лежал и смотрел на Клару, которая отворачивалась, лежа на животе, и закрывала глаза, даже если мы через две минуты собирались вставать. Я думал о том, как хорошо знаю каждую складку и каждый изгиб ее тела. Я чувствовал ее сладкий аромат – запах секса и желания. О, желания! Желания того, что мне недоступно и о чем я не мог даже говорить. Квартиры под Большим Пузырем для нас с Кларой, воздушной лодки и ячейки в туннелях Венеры для нас с Кларой и даже жизни в пищевых шахтах с Кларой. Вероятно, я был влюблен. Но тут, по-прежнему глядя на нее, я чувствовал, как поворачивается мой внутренний взгляд, меняется картина, и я вижу женский эквивалент самого себя: труса, которому дан величайший шанс, какой может быть предоставлен человеку, и который страшно боится им воспользоваться.

Поднявшись с постели, мы подолгу вдвоем бродили по Вратам. Это было похоже на свидания. Мы не часто ходили в «Голубой Ад», или в залы голограмм, или даже в рестораны. Вернее, Клара ходила. Я же не мог себе этого позволить и ел обычно в столовой Корпорации, поскольку там пища включалась в мое ежедневное содержание. Клара не отказывалась платить за нас обоих, но и не очень радовалась этому. В последнее время она часто играла и много проигрывала. Но были и другие возможности провести время: группы народных танцев, приемы, вечеринки с картами, концерты, дискуссионные клубы. Все это было бесплатно и иногда даже интересно. А еще мы просто исследовали новые места.

Несколько раз мы побывали в музее. Честно говоря, мне там не очень понравилось. Разглядывая экспонаты, привезенные старателями, я чувствовал собственную неполноценность. Первый раз мы оказались там в тот день, когда я пропустил работу, в день отлета Виллы Форхенд. Обычно музей полон народу: экипажи с крейсеров, с коммерческих кораблей, туристы. Но на этот раз почему-то было всего несколько человек, и мы могли спокойно все рассмотреть. Там были сотни молитвенных вееров, этих маленьких тонких хрустальных штучек, наиболее часто встречающихся артефактов хичи. Никто не знает, для чего они предназначались, но веера удивительно красивы, и хичи оставляли их повсюду во множестве. Был там и оригинал анизокинетического двигателя, который успел принести счастливчику, нашедшему его старателю, в процентах от использования двадцать миллионов долларов. Этот двигатель вполне можно сунуть в карман. Были там и шкуры, растения в формалине, оригинал пьезофона, сделавший каждого из членов трех экипажей ужасно богатым.

Вещи, которые легче всего украсть – молитвенные веера, кровавые бриллианты, огненные жемчужины, – находились за прочным небьющимся стеклом. Я думаю, к ним даже была подведена сигнализация. Это удивительно для Врат. На Вратах не действуют никакие законы, кроме распоряжений администрации. У Корпорации есть своя полиция и есть правила – нельзя, допустим, красть или убивать, – но не существует никаких судов. Если вы проигнорировали правила и служба безопасности Корпорации засекла нарушителя, вас отправляют на один из крейсеров на орбите. На тот самый крейсер, который представляет на Вратах ваше государство. Но если крейсер не захочет вас принять или вам удастся договориться с каким-нибудь другим кораблем, Корпорация не будет возражать. И только на крейсере вы предстаете перед судом. Поскольку с самого начала известно, что вы виноваты, у вас есть целых три выхода. Первый – оплатить дорогу домой. Второй – поступить на службу на крейсер, если вы ему нужны. И третий – выброситься из шлюза без скафандра. Поэтому, как вы поняли, хотя на Вратах и нет законов, но и без них преступлений почти не бывает.

Но, конечно, драгоценные экспонаты все равно закрывают, потому что у туристов может возникнуть непреодолимое искушение прихватить с собой один-два сувенира.

Мы с Кларой рассматривали кем-то найденные сокровища… и не обсуждали то, что нам следует отправиться на поиски новых. И дело не только в экспозициях. Конечно, все эти побрякушки очаровывали. Все-таки это были вещи, которых касались руки, щупальца или клешни хичи, и пришли они из невообразимо далеких мест и времен. Но гораздо больше меня привлекали мерцающие экраны. На них постоянно сменялись данные, отчеты обо всех полетах: соотношение вылетов к возврату; суммы, выплаченные счастливчикам-старателям; список тех, кому не повезло, – длинный перечень, имя за именем, медленно ползущий по экрану. Общий итог – 2355 стартов. Пока мы болтались по музею, число изменилось вначале на 2356, потом на 2357. За это время мы ощутили вибрацию двух стартов. Число же успешно вернувшихся оказалось – 841.