Текст книги "Маленький дикарь"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА XLVI

На беспредельном пространстве океана начинало светать. Первый предмет, представившийся моим взорам, был огромный кит на расстоянии четверти мили от меня; вскоре я заметил второго и третьего и затем еще нескольких. Эти громадные животные представляли живописную и своеобразную картину; то один, то другой выбрасывал фонтаном воду, в которой преломлялись лучи солнца, что в отдалении казалось необыкновенно красивым.

Напрасно искал я глазами берег, напрасно искал корабль – ничего, кроме китов, не было видно. М-с Рейхардт старалась развлечь и заинтересовать меня рассказами о важности китоловного промысла для Англии и об опасности, которой подвергаются люди, преследуя этих животных и стараясь ранить их железным багром. Меня очень интересовали эти подробности. Слушая ее рассказы, я совершенно забывал о том, что нахожусь в открытом море, в полной неизвестности того, что ожидает меня. Смерть ли посреди океана, страдания от голода и жажды, или мне суждено быть выброшенным полуживым на какую-нибудь скалу, где кости мои со временем останутся единственным доказательством того, что когда-то в этой части света существовал «юный дикарь»?

Где находился тот остров, который я так страстно желал покинуть, а теперь так рад был бы вновь увидеть? Напрасно напрягал я зрение. Линия горизонта однообразно тянулась во все стороны, и я ничего не мог разглядеть. Где находились мы сами? – задавал я себе вопрос.

Сильное течение, в которое мы попали, а затем ураган, по всем вероятиям, отогнали нас на многие мили расстояния от острова. Эти грустные размышления были прерваны м-с Рейхардт. Она обратила мое внимание на какой-то предмет, который виднелся на значительном расстоянии от нас. К счастью, я захватил с собой подзорную трубу и поспешил навести ее на указанный предмет.

Это был корабль, но он находился так далеко, что люди на нем никаким образом не могли заметить нашу лодку. Я хотел повернуть ее по направлению к кораблю, но ветер дул с противоположной стороны. Нечего было делать; оставалось ждать и надеяться, что корабль подойдет ближе. Я провел несколько часов напряженного беспокойства, наблюдая за его курсом. Очертания его постепенно увеличивались; я уже мог разглядеть простым глазом, что это было судно большого размера, но ветер гнал нас в другую сторону, и не было почти никакой надежды сблизиться с этим кораблем, если он не изменит курса.

М-с Рейхардт советовала мне подать сигнал, привязав скатерть к мачте, – ее белизна могла обратить на себя внимание матросов. Мы спустили парус и привязали на его место скатерть, но, к несчастью, скоро наступил мертвый штиль, и она повисла длинными складками на мачте.

Мы взялись за весла и начали грести по направлению к кораблю; но силы наши настолько ослабели от предыдущего утомления и голода, что после нескольких часов усиленной работы мы, по-видимому, очень мало приблизились к желанной цели.

Вскоре солнце стало садиться; наступила ночь и скрыла корабль от наших глаз. Когда стало светать его уже не было видно. Ветер опять поднялся и быстро гнал нашу лодку, но куда? В эту долгую ночь надо мной витали золотые сны. Я видел милую Англию радостные лица улыбались мне, нежные голоса приветствовали меня. Мне казалось, что в одном из этих лиц я узнаю свою мать, любви которой так рано лишился. Оно было бледнее других, но выражение его был более ласковое и любящее. Лицо это становилось все более и более бледным, пока не приняло образа прелестного создания, недавно похороненного нами на острове. Мне казалось, что она обнимает меня, но руки ее холодны, как лед; она целует меня, и от этого прикосновения кровь стынет в моих жилах, и я трясусь, как в лихорадке. Потом я вдруг увидел Джаксона, с его безжизненными зрачками; он ощупью пробирался ко мне с ножом в руках, бормоча какие-то ругательства.

Вот он схватил меня! Мы отчаянно боремся; с злоб ной усмешкой он вонзает нож в мою грудь, и я чувствую, как лезвие входит в мое тело; я вздрогнул и внезапно вскочил, испугав м-с Рейхардт пронзительны криком, от которого сам проснулся.

Безбрежный океан все так же расстилался передо мною наподобие савана; ясное небо равнодушно сияло над моей головой, а наша маленькая лодка казалась мне гробом, в котором два беспомощных существа ожидал погребения.

– Неужели Бог покинул нас? – спросил я мою спутницу. – Неужели Он забыл, что два его создания находятся в величайшей опасности, и что Он один может спасти их?

– Замолчи, Франк Генникер! Ты кощунствуешь! Господь никогда не покидал тех, кто достоин его защиты. Он или спасет нас, если найдет это нужным, или вырвет нас из положения, где окружают нас столько опасностей, и возьмет нас туда, где царит вечный покой вечное блаженство. Мы должны радоваться тому, – прибавила она с еще с большим убеждением, – что он считает нас достойными быть взятыми из мира, где мы видели столько горя и печали!

– Но умереть такою смертью! – заметил я мрачно. – Томиться столько дней в страшной муке, без всякой надежды на спасение – я не могу примириться с этой мыслью!

– Рано или поздно мы все должны умереть, и многие умирают после тяжких страданий, не поддающихся описанию! Мы избавлены от этого. Впрочем, – прибавила она, – я еще не вижу полной безнадежности нашего положения. Мы можем еще встретить корабль или пристать к берегу дружелюбной страны, откуда со временем можем быть доставленными в Англию!

– У меня нет этой надежды, – сказал я. – Мы, очевидно, находимся вне курса кораблей; если нам и удастся увидеть еще какое-нибудь судно, люди на нем не заметят нас. Как я жалею, что покинул остров!

М-с Рейхардт не сделала мне упрека, даже не напомнила мне, что виновником всего случившегося был я один. Она только сказала:

– На то воля Божья.

Мы закусили нашими скудными запасами, причем моя спутница благословила трапезу и возблагодарила Бога за нее. Я заметил, сколько у нас осталось провизии.

Несмотря на нашу бережливость, нам едва могло хватить пропитания на следующий день. Мы решили еще сократить и без того ничтожные порции, которые позволяли себе, и тем продлить надежду на спасение.

ГЛАВА XLVII

Пять дней и пять ночей предоставлены мы были произволу ветра и волн. Наши скудные припасы были уничтожены несмотря на то, что мы сберегали каждую крошку, как скряга сберегает свое золото. Дождевая вода, как и та вода, которую мы взяли с собою, была выпита до последней капли. Погода постоянно менялась – то наступал мертвый штиль, то вновь подымался легкий ветерок. Но я уже не имел достаточно сил, чтобы заниматься парусом; лодка предоставлена была самой себе и шла по ветру, как попало.

Это были пять дней и пять ночей невыразимого ужаса и страдания. С восхода солнца и до заката я напрягал зрение, стараясь разглядеть что-нибудь на горизонте, но, кроме неба и волн, ничего не было видно.

С наступлением темноты, под влиянием душевного беспокойства, пережитого в течение дня, я не мог спать.

Воображение рисовало передо мной какие-то чудовищные образы, которые дико хохотали, как бы глумясь надо мною, а над ними подымалась голова огромного питона, с которым я сражался в «Счастливой Долине». Он открывал свою огромную пасть, готовый проглотить меня, и постепенно разворачивал изгибы своего огромного тела, как бы желая обвить его вокруг нашей лодки и задушить нас. Я всегда радовался наступлению дня или ясной, звездной ночи, потому что призраки исчезали при солнечном свете, а спокойная красота звезд успокаивала мою душу. Я умирал с голоду, но еще более страдал от недостатка воды. Жара в течение дня была ужасная, и я приходил в такое неистовство от жажды, что только увещания м-с Рейхардт удерживали меня от намерения броситься в море и напиться соленой воды, которая казалась мне такой свежей и заманчивой. Моя спутница старалась поддерживать во мне надежду, а когда всякая надежда уже исчезла, проповедовала покорность Божьей воле и примером своим старалась ободрять меня. Я замечал, что голос ее становился все слабее и слабее, а сама она с каждым часом теряла силы. Она не могла встать с своего места и, наконец, попросила меня помочь ей лечь на дно лодки. Я слышал, как она горячо молилась и часто повторяла мое имя, обращаясь к Всевышнему Создателю.

Я испытывал странное ощущение в голове, и язык у меня стал сухой и твердый как палка. С глазами тоже делалось что-то странное: мне постоянно казалось, что я вижу корабли, проходящие в недалеком расстоянии от меня, и я старался криками обратить на нас их внимание. Но голос мой был так слаб, что я мог издавать лишь какие-то сдавленные звуки.

Мне казалось также, что я вижу красивые рощи, и зеленые луга проносились перед моими глазами. Чудные цветы и сочные фрукты как бы вырастали вокруг меня, и я уговаривал мою спутницу торопиться, потому что мы приближаемся к берегу и сейчас начнем срывать сочные плоды и ляжем на землю среди благоухающих цветов.

М-с Рейхардт открывала глаза и смотрела на меня с грустным любопытством. Она понимала, что меня преследуют галлюцинации, вызываемые голодом и жаждой, но, казалось, уже потеряла способность говорить. Она знаками предлагала мне присоединиться к ее молитве, но я был слишком поглощен чудными видениями, чтобы обращать внимание на ее знаки. Через некоторое время картина исчезала, и я опять ничего не видел, кроме огромного пространства воды.

Однажды я заснул под впечатлением такого видения и когда вновь пришел в себя, то в продолжение нескольких минут оглядывался кругом, не сознавая, где я нахожусь. Яркое солнце все еще сияло над моей головой, море все так же катило свои волны подо мною. Я взглянул на дно лодки и встретил обращенный на меня взгляд моей спутницы. Бледное лицо казалось еще бледнее, а выражение грустных глаз было менее осмысленно. Я подумал, что теперь она именно такая, какою я видел ее во сне, когда лицо ее приняло образ той девушки, которую мы похоронили. Я отвернулся. Слишком тяжело было смотреть на нее; я чувствовал, что она умирает, и что скоро придется расстаться навеки с этой верной любящей душой. Я решил сделать последнее усилие, несмотря на сильную слабость и дрожь, ухитрился доползти до мачты и, обхватив ее одной рукой, поднял другою подзорную трубу и внимательно осмотрел все кругом. Рука моя почти не слушалась, и в глазах было мутно. Я не видел ничего, кроме воды, и уже готов был упасть в изнеможении на дно лодки, когда внимание мое было привлечено каким-то странным явлением на небе. Приближалась какая-то туча, но такого вида и формы, каких я никогда еще не видал.

Я опять поднял трубу и, внимательно разглядев то, что принимал за тучу, убедился в том, что это была огромная стая птиц. Это открытие заинтересовало меня. Я забыл свои страдания, наблюдая за движением бесконечной стаи. Когда первая линия приблизилась, я еще раз посмотрел в трубу, стараясь разглядеть, какие это были птицы. Боже Милосердный! – это были альбатросы! Я с трудом добрался до м-с Рейхардт, хотя еле держался на ногах, но мне хотелось немедленно сообщить о моем открытии. Увы! Она не обращала на меня никакого внимания. Я не верил тому, что душа ее отлетела. Нет, она двинула рукой, но мутный взгляд ее красивых, умных глаз, казалось, предупреждал меня о том, что смерть ее близка.

Я взял фляжку с ромом и, найдя в ней еще несколько капель, вылил их в рот м-с Рейхардт и стал ожидать результата с таким беспокойством, какого никогда еще не испытывал. Через несколько минут я заметил, что дыхание ее становится ровнее, и взгляд теряет ту мутность и неподвижность, которые так пугали меня. Наконец она меня узнала и, взяв меня за руку, посмотрела на меня с той милой улыбкой, которую я так любил.

Как только я убедился в том, что сознание вернулось к ней, я сообщил ей о появлении огромной стаи альбатросов, которые, очевидно, направлялись к обычному своему месту отдохновения и прибавил, что если нам удастся не потерять их из виду, и ветер не переменит своего направления, то, может быть, удастся направить лодку вслед за ними к тому месту, где они привыкли класть яйца. М-с Рейхардт слушала меня с большим вниманием и, очевидно, вполне понимала то, что я ей говорил. Губы ее шевелились – она благодарила Бога, усматривая в прилете птиц явное доказательство того, что Господь не покинул нас. Через несколько минут ей стало настолько лучше, что она уже была в состоянии сидеть. Я видел, что она следила за стаей альбатросов, которые приближались к нам громадной тучей. Вдруг она обратила взор свой на противоположную сторону и с восторженной улыбкой, озарившей ее изнуренное лицо каким-то сиянием, протянула руку, указывая на отдаленную часть океана.

Я быстро взглянул по тому же направлению, и мне показалось, что я вижу какую-то точку на линии горизонта, но то, что я видел, не было похоже на корабль. Я навел подзорную трубу на это место и с радостью убедился в том, что мы находимся не в далеком расстоянии от берега. Это открытие возвратило мне силу и энергию. В свою очередь, я стал утешать и ободрять м-с Рейхардт. Она улыбнулась, и на бледном лице ее показалась тень оживления.

Спасти ее представлялось мне теперь величайшим блаженством. Я и сам не понимал, откуда явились у меня силы; очевидно, они посланы были мне свыше. Полоса земли, которую первой увидела м-с Рейхардт, постепенно увеличивалась по мере того, как мы приближались к ней. Ветерок продолжал быстро подвигать нас вперед. Альбатросы сопровождали нас все время, очевидно, направляясь к тому же берегу. Я продолжал разговаривать с м-с Рейхардт, стараясь ободрить ее самыми заманчивыми описаниями того, что мы будем делать, когда высадимся на берег.

До сих пор она молчала, но как только очертания берега стали ясно выделяться на горизонте, губы ее раскрылись, и та же торжествующая улыбка играла на ее устах.

– Франк Генникер! Ты узнаешь этот утес?

– Нет… да… неужели это возможно? О, Господи, как же Милосердное Провидение охраняло нас!

Это был тот самый утес необыкновенной формы, который находился близ запруды. Очевидно, альбатросы направлялись к своему обычному пристанищу и привели нас туда. Мы приближались к нашему острову. Я взглянул на м-с Рейхардт – она молилась. Я всей душой присоединился к ее молитве и вместе с ней благодарил Бога, за Его необыкновенное милосердие к нам.

Не более как через час времени я с радостной душой нес м-с Рейхардт на руках – с берега до нашей хижины, где мы бережно и с любовью ухаживали друг за другом, пока совершенно не оправились от последствий нашего ужасного плавания.

ГЛАВА XLVIII

Мои многочисленные занятия, о которых я уже говорил в одной из предыдущих глав, требовали постоянной работы и не оставляли времени для бесполезного сетования на свою судьбу. Я уже давно перестал высматривать корабли, почти никогда и не думал о них и давно отказался от мысли о встрече с моим дедом. В море я выезжал очень редко, и то исключительно для ловли рыбы, и совершенно перестал интересоваться всем, что выходило из сферы моего острова.

Читатель поэтому легко поймет мое удивление, когда однажды в знойный день, в то время как я усиленно трудился над жатвой пшеницы, м-с Рейхардт прибежала ко мне с известием, что к острову подошел корабль, и что от него только что отошла лодка, полная людей, которая направлялась прямо к нашим утесам. Я поспешил взять подзорную трубу и, как только нашел удобное место, лег на утес и стал наблюдать с помощью трубы за приближением незнакомцев. Я разглядел, что часть из них была вооружена, тогда как другие были связаны и с трудом могли двигать руками и ногами.

Мы спрятались, растянувшись в траве. Когда лодка подошла ближе, я мог рассмотреть, что невооруженная часть людей, очевидно, принадлежала к хорошему обществу, тогда как внешность других не располагала меня в их пользу. Мы продолжали лежать, скрытые высокой травой, откуда нам удобно было наблюдать за нашими нежданными гостями.

– Кажется тут дело неладно! – шепотом произнесла м-с Рейхардт.

– Не лучше ли мне сбегать за оружием? – спросил я.

– Нет, лучше не ходи! Тут остается прибегнуть только к хитрости. Будем наблюдать за ними и действовать лишь с величайшей осторожностью!

Я сам видел, что совет м-с Рейхардт был самый умный, и потому мы остались на своих местах, внимательно наблюдая за приближающимися посетителями. Лодка вошла в запруду, и тогда мы не только могли видеть людей, но и ясно слушать их разговор. К нашему великому удивлению, одним из первых сошедших на берег был Джон Гоф, тот самый, который привез м-с Рейхардт на остров. Он заметно постарел, но я и м-с Рейхардт тотчас же узнали его. Она сделала мне знак, чтобы я не выдал себя, и только это удержало меня, так я был поражен, уверенный, что он и его товарищи давно погибли в море.

Он был хорошо вооружен и, очевидно, пользовался большим авторитетом. Но несмотря на это, я заметил во взгляде его некоторый страх и озабоченность, когда он предложил одному из пленников помочь ему выйти из лодки. Последний окинул его взглядом, полным презрения, и хотя руки его были связаны за спиной, спрыгнул на берег без его помощи. Это был человек высокого роста, с энергичным выражением загорелого лица. На нем была фуражка с золотым околышком, синяя куртка, жилет и белые парусиновые панталоны.

– Пожалуйте сюда, капитан! – обратился к нему Джон Гоф. – Хотя вы и обошлись с нами не особенно любезно, мы не дадим вам умереть с голоду!

– Положение его лучше, чем он того заслуживает! – крикнул один из людей в лодке.

Я тотчас узнал в нем того самого матроса, на которого замахнулся ножом за то, что он хотел ударить Неро.

– Замолчи негодяй! – воскликнул капитан. – Попадись мне только в руки, и я немедленно повешу тебя!

– Очень вам благодарен, капитан! – ответил матрос с усмешкой, приложив руку к козырьку. – Но не забывайте, что я пока еще не в ваших руках. Мы собираемся совершить еще не одно плавание на вашем корабле и забрать немало сокровищ раньше, чем я подумаю о смерти, а когда придет мой час, я намерен умереть, как добрый христианин, раскаявшись в своих грехах, а не висеть, болтая ногами, в петле! – Матросы засмеялись, а капитан пробормотал что-то о пиратах и бунтовщиках. Остальные пленники благоразумно молчали.

В эту минуту я обратил внимание на человека очень благородной наружности, который не был в кандалах, как остальные. Волосы его были совершенно белые, лицо очень бледное; он казался удрученным горем и беспокойством. Когда он встал с своего места в лодке, Джон Гоф подошел к нему и помог ему выйти.

– Мне очень жаль, мистер Эвелин, что мы вынуждены оставить вас здесь, – сказал ему Гоф, – но вы видите сами, что иначе поступить нельзя. Мы не можем вас взять с собою по многим причинам, а потому вынуждены заставить вас разделить участь наших офицеров!

– И поверьте, что мы глубоко сожалеем об этом! – насмешливо прибавил один из пиратов. – Я немало сокрушаюсь при этой мысли!

Матросы снова рассмеялись. Человек, к которому обращены были эти слова, молча подошел к капитану. Остальные пленники также молча вышли из лодки; их было восемь человек; четверо из них, судя по их одежде, были простые матросы, остальные офицеры. Все они были стройные, сильные люди.

– Какую прелестную компанию вы составите, мои голубчики! – воскликнул насмешливо один из пиратов, помогая выгружать бочонок и некоторую другую поклажу, привезенную в лодке.

– Жаль только, что с вами нет женщин, а то бы вы могли пережениться и образовать со временем несколько почтенных семейств!

– Кстати о женщинах! – воскликнул матрос, который заговорил первым. – Интересно бы знать, что сталось с той женщиной, которую мы так ловко подкинули здесь, когда потерпели крушение в этом месте, шесть лет тому назад!

Джон Гоф смутился при этих словах. Очевидно, это воспоминание было для него не особенно приятно.

– А маленький дикарь, – продолжал матрос, – тот, что чуть-чуть не всадил мне нож между ребер из-за какого-то пустяка – не помню, в чем было дело!

– Должно быть, они давно умерли, в этом не может быть сомнения, потому что, к сожалению, мы не оставили им никаких средств к существованию!

– Без сомнения, они умерли, держа друг друга за руку, как добронравные младенцы! – прибавил другой матрос.

Я продолжал наблюдать за Джоном Гофом. Он казался крайне смущенным и, очевидно, был недоволен оборотом, который принял разговор.

– Ну, теперь, – сказал он торопливо, – пора вернуться на корабль; мы кончили здесь свое дело!

– Я предлагаю пойти посмотреть на жену миссионера и маленького дикаря! – воскликнул четвертый матрос – Мне все же хотелось бы знать, живы они или нет; к тому же, прогулка по берегу не повредит нам!

– Я останусь здесь до вашего возвращения! – сказал Джон Гоф и лег на траву, спиной ко мне, на расстоянии нескольких ярдов от места, где мы были спрятаны. Остальные, привязав лодку, отправились на розыски по тому направлению, где стояла старая наша хижина.