Текст книги "Это проклятое ремесло"

Автор книги: Фредерик Дар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

3

Я обошел кресло и увидел ее. Я был так потрясен, что вынужден был сесть на диван напротив.

У Франсуазы изменилось лицо. Смерть сделала ее похожей на восковую статую. На ее щеках и груди были следы от ожогов и сигарет, блузка была разодрана и наполовину сорвана.

Я понял, что ошибся насчет двух этих бродяг. Это были не полицейские! Только сейчас до меня дошло. Когда Франсуаза позвонила Матиасу, женщина, которая приняла сообщение, передала его руководителям сети, вместо того, чтобы известить моего друга.. Были посланы два исполнителя. Эти добрые люди обыскали квартиру, никого не нашли, но получили в свои руки документы, изъятые у Влефты. В этот момент неожиданно появилась Франсуаза. Они стали спрашивать ее обо мне. Несмотря на жестокое обращение, которому ее подвергли, она не могла сказать, где я, – и не без основания, – тогда ее прикончили, чтобы она не проболталась...

Кровельщик назвал бы этот случай неожиданной неприятностью. Те, кто голосует за то, чтобы никогда не участвовать в грязных историях, почерпнут лишний урок для размышлений под крышами из листового железа. «Да здравствуют домашние туфли», – напишут они большущими буквами на своей печной трубе. Если честно, я не могу их осуждать.

В последний раз я посмотрел на труп. Глаза закрыты. Однако на ее милом лице отчетливо проступала паника.

Я прошептал:

– Клянусь, Франсуаза, я спущу с них шкуру! Они мне дорого заплатят, эти навозные жуки!

Я поднялся, так как соседство стало невыносимым. Нельзя долго оставаться рядом с мертвецом, медики вам это подтвердят. Я проверил свои карманы: деньги, бумажник на месте, – и попрощался с дамой. А когда я открыл дверь, то так резко отпрянул назад, что упал на подставку для зонтов.

На коврике стояли три господина, которые собирались позвонить. Это были те же самые – ошибиться невозможно, – те самые полицейские, что ни на есть настоящие. Такие рожи не забываются...

Великий Сан Антонио откровенно грубо спросил себя: «Это, случайно, не начало конца?»

* * *

Бывают сыщики, которые быстро соображают, что к чему, если им заранее все раз жуешь. Что до моих, то это не тот случай. Нежный эвфемизм, не так ли?

Они тот час же набросились на меня, как гонокок на легкие, так скрутили (так говаривал один судебный исполнитель), что я не сумел даже дернуться. Клик-клак, и вот я уже в наручниках. Признаюсь, что для типа, который всю жизнь надевал их другим, это показалось забавным.

После этого мои благодетели открыли стеклянную дверь комнаты и испустили громкие крики возмущения и проклятия. Это убийство тут же было приписано мне, как вы понимаете. Когда полицейские находят труп и рядом с ним голубчика, который до того уже совершил убийство, они не станут долго ломать голову. Самый могучий из трио – тот, которому я в поезде врезал куда надо – не смог себя сдержать. Он мощным ударом разбил мне нос. Я зашмыгал кровью и неуклюже споткнулся. Чтобы меня подбодрить, один из них двинул мне коленом, и тогда сердце мое поднялось до желудка, несомненно потому, что я низко его поместил! Крики! Ругательства! Конфеты! Карамель!

Меня подняли с пола, вытолкнули на лестницу, и я приземлился в машине между двумя сыщиками, бицепсы которых были не из войлока.

Нос, полный крови, мешал мне дышать нормально. Я задыхался... На этот раз, друзья, вы можете готовить передачу! Можно считать, что я закончил свою карьеру.

Меня повезли в полицию без барабанов и фанфар. Здесь мне не пришлось долго ждать. Меня сразу провели в кабинет большого начальника, который был уже в курсе моих подвигов и с ходу начал допрос.

Кто, откуда? С этого полиция всегда начинает, от сельского полицейского до префекта.

Я подтвердил версию моих фальшивых документов. Когда-нибудь эти торопыги поймут свои заблуждения, но у меня нет другого выхода.

Затем – профессия.

– Представитель, – сказал я небрежно.

– Чего?

– Штопора с педалью... Это изобретение для безруких. Вы зовете соседа, чтобы он загнал штопор в пробку. Затем вы крутите педали, которые вращают шестерню, которая передает усилия на рычаг, расположенный на верхнем конце штопора. И – хоп! Пробка вынута... Для бутылок с шампанским у нас разработан специальный аппарат, предназначенный отбивать горлышко...

Если вы никогда не встречали полного болвана, спешите видеть! На это стоило посмотреть. Высокая полицейская шишка несколько раз хватала ртом воздух и вопросительные знаки вылетали из его злых глазок.

Это был высокий худой человек с узким черепом и враждебным взглядом. В настоящий момент он задавал себе вопрос. По-швейцарски, по-французски, по-итальянски, по-ослиному: не псих ли я? На это нужно было время. С моей стороны такое поведение было ребячеством, согласен, но поймите, по-другому я не мог себя защитить, поскольку ничего не мог им рассказать. Чуете? Итак, самым лучшим было валять дурака!

Когда я закончил, тип продолжил допрос:

– Где вы живете?

– В раковине в Индийском океане, – ответил я самым серьезным образом. – Я попросил установить там мазутное отопление и паровой телевизор. Мне очень хорошо.

– Вы что, смеетесь надо мной? – спросил он не без иронии.

Я поднял брови.

– Улитки летают слишком низко, чтоб я мог себе это позволить!

Он вытер платочком свою черепушку – его прошиб пот, и это можно понять.

Немного поколебавшись, он встал, подошел к двери и приоткрыл ее. Позвал какого-то типа, довольно молодого, хитрого на вид, одетого в костюм из шерсти «прэнс де галль». Пошушукавшись, оба сели. Старший по званию продолжил:

– Почему вы убили Влефту?

– Потому что Великое Черное Солнце приказало мне это.

– Кто это – Великое Черное Солнце? – проговорил, запинаясь, другой чурбан, совсем ошалев.

– Тот, кто указал квадрат гипотенузы!

Он сказал что-то своему коллеге. Должно быть, что-то вроде: «Вот видите?»

– Где вы достали оружие?

– Сильная рука всегда вооружена.

– Что вы сделали с портфелем, украденным у Влефты?

– Седло для ходьбы.

Я рухнул на колени с горящим лицом и воздетыми руками и как молитву произнес: седло для ходьбы, ходить молотить, молотить чепуху, уху из рыб, рыба кит, китовый ус, усы для красы, краса ненаглядная, гляди в корень, корень зла, злая собака, собачья жизнь.

Лапша повисла на ушах обоих полицейских.

– Достаточно! – взревел тот, что помоложе.

Другой позвонил, пришла охрана и увела меня в камеру. Неплохо. Для попавшего в дерьмо, я здорово защищался. По-моему, я нашел шикарный выход. Если мне удастся продлить комедию, возможно, я избегу процесса.

* * *

Я провел безмятежную ночь. Меня оставили в покое. Тюряга была комфортабельной, во всяком случае менее угнетающая, чем французские тюрьмы. Простыни чистые, еда хорошая.

Удивительно, но меня до сих пор не обыскали, так что чек был еще при мне. Вытянувшись на клоповнике и заложив руки за голову, я не находил себе покоя... Моя история была сплошной липой. Старик ничего не сможет сделать, чтобы вытащить меня отсюда, он меня предупреждал. Надо вывертываться самому. В этой проклятой профессии дела обстоят именно так. Вы получаете приказ. Вам поручают совершить незаконные действия, а если дело принимает крутой оборот, тем хуже для вас!

Я знал про этот порядок. Я пошел ва-банк, бикоз [3]3
   Поскольку (англ.)


[Закрыть]мой застарелый оптимизм внушал мне веру, что я всегда выберусь из любой мышеловки.

Однако супермены встречаются только в кино, у них внешность Гарри Купера и Алена Делона. В мире же нашего доброго Господа Бога все происходит совсем иначе. Бывает, что мерзость торжествует. Ведь в жизни нет цензуры, чтобы заставить восторжествовать мораль. Тяжелое положение. Тем хуже для побежденного. Вы знаете поговорку? Кошки едят мышей. Авто давят кошек. Платаны перебегают дорогу авто и так далее, как частенько говаривал толстяк Берюрье...

Я сказал себе, что веду себя очень глупо. Вместо того, чтобы бесцельно злиться, – что противопоказано для моих гланд, – не лучше ли покумекать, не найдется ли средства выбраться из этого положения...

Ведь я в Швейцарии – здесь научные полицейские методы, научные и не такие рутинные, как в других местах. Больше уважения к задержанному, чем, например, во Франции. Когда я начал разыгрывать сумасшедшего, полицейские начальники не стали ни на чем настаивать. Перед тем, как продолжить допрос, они подвергнут меня осмотру психиатра. Естественно, они понимают, что я морочу им голову, но пока есть хоть легкое сомнение, они следуют правилам игры.

Стражники, вероятно, предупреждены, что я временами не в себе. Если я устрою им любительский спектакль, есть шанс, что они отправят меня в госпиталь... И оттуда... Оттуда можно надеяться на все.

Сказано сделано. Я беру простыню с кровати, скручиваю ее в веревку и обвязываюсь ею. Затем начинаю кататься по земле, испуская истошные крики.

Я исполнил отличный сольный концерт нечеловеческих криков. Сначала имитировал поросенка, которому прищемили хвост, затем тявканье шакала в жару. Потом я перешел к реву слона, узнавшего об измене своей жены. Все это я обильно сдабривал всякими выходками. Постепенно и сам завелся, сбросил матрас и одеяло на пол и катался на них, пока не подошли стражники.

Они открыли дверь, усмирили меня... Стражников было двое. Третий стоял в фуражке набекрень. Судя по серебряным нашивкам на рукавах, это был, видимо, шеф.

– Отведите его в медпункт, – приказал он. – Я пойду предупрежу директора.

Меня схватили и потащили по коридорам до лифта. Спускались быстро-быстро, как форвард, когда он несется с мячом и перед ним никого нет.

Снова коридор... Помещение, пропахшее эфиром... Мы прибыли. Вызывают врача, кладут меня на кровать.... Я разыграл полное изнеможение. Врач тут как тут. Он поднял мои веки, послушал сердце и покачал головой.

– Кризис прошел, – сказал он. – Оставьте его здесь, я за ним послежу. Если он снова возбудится, мы сделаем ему укол, чтобы успокоить...

Шеф стражников, эта вялая селедочная шкура, заметил:

– Вы знаете, доктор, он очень опасен.

– Не волнуйтесь, ему свяжут ноги, и я прикажу сторожить его двум санитарам.

Смогу ли я запудрить им мозги?

* * *

Все ушли, за исключение двух санитаров, которые расположились между дверью и моей кроватью. Казалось, эти типы совершенно не хотели спать. Они вполголоса обсуждали мои подвиги, описания которых переполняли вечерние газеты. Личность убийцы смущала их и волновала. Оба они были молоды и крепко скроены. Их вскормили не из велосипедного насоса, это было видно невооруженным глазом. Наверняка они жонглировали больными как блюдцами.

– Ты веришь, что это сумасшедший?

– Я не знаю, может быть... Кто еще станет прижигать груди девушке сигаретой и разрезать ей горло?

Это было для меня откровением. Тут я понял, почему полицейское начальство поверило в тараканов в моей голове. Узнав о чудовищной расправе над женщиной, можно были придти только к такому выводу.

Я по-прежнему не шевелился. Судя всему, санчасть находилась в том же здании, что и тюрьма. Это усложняло побег, но ночной персонал был немногочислен, возможно, клиенты здесь так же редки, как в роскошных отелях в мертвый сезон.

Мои санитары перестали обмениваться гипотезами об моем умственном состоянии. Я услышал их ровное дыхание. Это был хороший знак.

Если бы мои лодыжки не были крепко связаны ремнем, я рискнул бы вкатить им небольшую дозу снотворного моего собственного рецепта, точно!

Чтобы достать узел ремня, я извивался, как змея на бархате: медленно-медленно и бесшумно. Есть... Оба кореша продолжали дремать. Я стал манипулировать с ремнем, подергивая его в петле узла... Вот узел ослаб. Я напряг ноги, чтобы развести лодыжки. Затем, фантастически изловчившись, мне удалось освободить ногу, затем – вторую...

Я расслабился на кровати, чтобы восстановить силы, и посмотрел на клизмачей. Один из них открыл глаза и наблюдал за мной.

Он подтолкнул локтем приятеля.

– Смотри, Ганс, он проснулся!

Другой тут же оклемался. Оба стали меня проверять, будто были знаменитыми биологами, а я культурной средой.

Я скрыл свои намерения и испустил жалобный вздох, способный навести тоску на выводок тигров. Лучше подождать... Я замер и притворился спящим... Но бдительность возбудила санитаров. Они пустились рассуждать о медецинских свечах: один был сторонником ставить их узким концом, ссылаясь на то, что так и предусмотрено; другой придерживался более революционного метода – вводить толстым концом. Он базировал свою теорию на аэродинамике. Голоса усиливались. Тема явно их увлекала. Эти господа готовы были вступить в соревнование – хотел бы я его посмотреть. Можно было бы заключать пари, вот был бы азарт!

В конце концов мне стало скучно. Я оставил их спорить о технологии и вернулся к своей личной тематике.

Вдруг я так и подскочил от ошеломляющей мысли. Я осознал – если люди из сети Мохари подослали убийц к Франсуазе, значит, они держат Матиаса под подозрением. Документы, которые они нашли у бедной малышки, доказывают, что его друг – убийца Влефты, так что Матиас засыпался полностью.

Значит, после возвращения карательной экспедиции с Матиасом будет покончено, если не произойдет чуда. А может быть, за ним установят слежку в надежде найти меня, держателя солидного чека? Срочно необходимо предупредить Матиаса...

Я сглупил. Я думал, что успешно выполнил задание, но моя глупость свела на нет мои усилия. Я ни в коем случае не должен был связываться с Матиасом! Ведь Старик дал мне его адрес только на случай провала! Как только Старик узнает, какую глупость я сморозил, он выгонит меня ко всем чертям... Если, разумеется, я смогу предстать перед ним.

Я снова обратил внимание на своих спорщиков. Они оставили нудную тему и принялись за другую, столь же достойную интереса и касающуюся способа подставлять судно одноногим. Я приподнялся на локте и тихим жалобным голосом пробормотал:

– Ради Бога, я хочу пить. Дайте мне весенней росы... Сжальтесь.

– Дай ему попить, – сказал самый крепкий с сознанием своей силы. Другой, рабочая кобыла (вы поняли намек?), поднялся и налил воды из металлического бачка. На меня он даже не посмотрел!

– Я положу барбитурат? – спросил он своего коллегу.

Санитар, который собирался напоить меня, взял коричневый пузырек и стал считать капли.

– Двадцать пять, двадцать шесть.

Лошадиная доза. Эдак, пожалуй, недолго проделать небольшое путешествие в страну знатоков Пикассо.

Молодой человек, водонос, направился к моей постели. Не знаю, замечали ли вы, что когда кто-нибудь несет полный стакан, то все внимание его обращено на свое равновесие и он уже больше ни о чем не думает.

Вот он у кровати, протягивает мне наркотик... Я притворился таким слабым, что не смог его взять. Он подошел совсем вплотную и склонился ко мне. Тогда я выбросил руки и схватил дичь за шею. Любопытный захват. И вот мой счетчик капель уже в другой стороне которая пройдет еще не скоро. Ему не избежать повязки Вельпо на шее... В одно мгновение я вскакиваю с кровати и мчусь ко второму санитару, пока он еще не встал со стула. Получив удар кулаком в голову, он снова плюхнулся на стул, но выставил вперед руку, которую я тотчас схватил и стал выкручивать. Он заорал; еще усилие, и вот он на коленях на полу. Кроме того, он по заслугам получил великолепный удар коленом в поддыхалку. Он упал на живот. Я «добил» его последним ударом в висок.

Затем, не теряя времени, я сложил обоих клизматронов поперек кровати, привязал их спиной друг к другу, используя ремень, предназначенный для меня... Потом заткнул им рты простыней и счастлив вас заверить, что оба месье забыли, как надо вставлять свечи. Им чудились призраки, а в их черепах пели пасхальные колокола собора Святого Петра.

Я открыл шкаф, где хранились мои вещи, быстро оделся, затем обыскал санитаров. У одного из них (сторонника вставления свечей наоборот) я нашел связку ключей, которую и взял...

Пришло время действовать. Я остался совсем один, без оружия в большой незнакомой тюрьме. Если бы оружие у меня было, я бы не преминул им воспользоваться, так что, может быть, все к лучшему...

Я открыл дверь и вышел в коридор. Под потолком горел голубой светильник... Я пошел по унылому коридору. В конце была новая дверь. В ответ на мой призыв она без труда распахнулась.

И вот я на площадке, слева лифт, справа лестница. Я выбрал последнее: меньше шума и нет риска застрять между этажами.

Я спускаюсь... Санчасть тюрьмы расположена на втором этаже. Внизу белый холл, справа и слева двери и одна из массивного дерева в глубине. Она-то меня и интересует. Однако закрыта на замок... Я изучил замочную скважину и выбрал нужный ключ из своей связки. У меня острый глаз.

Два легких поворота, нажим, и вот я уже на вымощенном дворе, окруженном высокой стеной с ощетинившейся остроконечной решеткой. Чтобы преодолеть такую высоту, надо быть вертолетом... Я обошел двор кругом. Еще одна дверь... Эта из железа и снабжена решеткой, прутья которой толщиной с мою ляжку. Тут, в Берне, они не мелочатся. Я пробую другие ключи, но безрезультатно. Ни один не подходит... Что делать?... Привыкнув к темноте, я заметил справа от двери звонок и предположил, что он предназначен для служителя, который ее открывает. Необходимо одолеть и ее. Легко и непринужденно я два раза позвонил, будто кто-то свой. После мгновения тишины возникло некое механическое содрогание, и дверь открылась сама собой. Я не мог опомниться от счастья. Похоже, что гениальная идея позвонить дважды, дала результат. Страж, наверное спросонья, ограничился нажатием на пусковую кнопку. Как только я вошел, дверь закрылась.

В конце вестибюля, под сводами, светящееся окошечко... Я заколебался... Но не время мешкать... Направляюсь к окошечку, стараясь оставаться в тени.

Вытянувшись, я заглянул в чистое, выложенное белыми плитами помещение охраны, где положив ноги на стул, в плетеном кресле дремал страж. Журналы, валявшиеся рядом, подтверждали это.

Я испустил легкий радостный возглас, что является доказательством чистой совести. Ответом был зевок. Я же продолжил свой путь и добрался до монументальной двери, которую узнал: это была дверь тюрьмы. Рядом располагался еще один пост охраны, в помещении которого четыре стражника играли в карты. Эх, если бы у меня был пистолет, чтобы навести страх на этих господ и заставить их открыть дверь! Положение было сложное. Если меня обнаружат, в меня либо будут стрелять, либо схватят. Во всяком случае, поднимется тревога, и со мной будет покончено. Я не могу одолеть четырех вооруженных мужчин! Такого не бывает даже в приключенческих фильмах.

Я готов был проглотить галстук, если бы он у меня был. Что делать? Я находился в полном замешательстве, когда в ночной тишине послышались громкие шаги. Я притаился в углублении, находившемся между входной дверью и охраной.

Вновь прибывший обладал массивным телосложением, на голове его была кротовая шапка с загнутыми краями, и, несмотря на сезон, на нем было пальто. Он постучал в застекленную дверь поста охраны. Один из стражей подошел к двери и заискивающим тоном произнес какую-то непонятную фразу, из чего я понял только, что прибывший был, должно быть, крупная шишка в тюрьме, возможно даже директор.

В это время другой стражник, держа в руке громадный ключ, подошел к входной двери и отворил ее... Страж открыл створку против моего укрытия таким выгодным для меня манером, что оказался скрытым за ней. Субъект в пальто двинулся к выходу. Как только он переступил порог, я ринулся вперед, оттолкнул его и выскочил из двери. Я услышал, как кто-то вскрикнул... Затем послышались другие крики, но я был уже далеко... Я выскочил на хорошо освещенный бульвар. Кругом никого. Я взял ноги в руки и припустил так, что Борзов зарыдал бы от бессилия, если бы попытался меня догнать.

Я выбирал самые темные улицы... Я поворачивал направо, налево, как любой сбежавший человек. Я старался запутать свои следы. Если за мной пойдут с ищейками, что маловероятно, я хотел, по крайней мере, наделать им хлопот.

Я финишировал на углу главной улицы города. Несколько редких полуночников спешили по домам. Какое-то время я прятался в тени, чтобы перевести дух. В моем желудке полыхал огонь, а трепещущее сердце было твердым, как камень. Оно причиняло мне ужасную боль... Наконец, все успокоилось.

Я пересек пустынный перекресток... Я прекрасно ориентировался. Совсем рядом находились аркады, затем улица с разноцветными Фонарями. Я скользнул во мрак аркад... Что делать? На улице я заметил припаркованные машины. Эти автомобили проводили ночь на свежем воздухе. Мне надо украсть один из них: он послужит мне временным убежищем на ночь и даст возможность передвигаться, не привлекая к себе внимания.

Я выдвинул свой перископ и оглянулся: никого. Я выбрал «Ситроен», потому что, когда есть выбор, то лучше взять машину, которую знаешь. Дверца была закрыта на замок, но я не обиделся. Не успел заика сосчитать до трех, как жалкий замок сказал мне: «Входите, будьте как дома».

Я сел за руль. Никаких осложнений, никакого противоугонного устройства... Конфетка! Мотор ровно заработал, его привычный шум подбодрил меня. Я выпутался из большой передряги... Теперь надо предупредить Матиаса... Я поехал наугад по пустынным улицам и заметил одного типа в халате, который прогуливал пса.

Хозяин псины походил на перьевую метелку без перьев: он был лыс, как яйцо. Я остановился около него и, стараясь не высовываться из окна, спросил:

– Тессинштрассе, пожалуйста?

Добряк дал мне подробнейшие объяснения. Следуя его указаниям, самое большое через десять минут я уже звонил в дверь пансиона Виеслер.

Это был старинный дом с плесенью вокруг окон и пометами времени на тесаных камнях.

Я что есть силы заколотил в дверь, что было несколько рискованно, но время осторожности прошло. Сейчас я давал бой времени и не должен был думать о себе. Главное – предупредить Матиаса. Необходимо, чтобы он сдриснул как можно быстрее, если был еще жив, что весьма проблематично. Мой стук остался без ответа. Меня преследуют шпики, и я только что прибыл с корриды. Было от чего всполошить весь квартал. Наконец-то в одном из окон первого этажа загорелся свет. Лицо старой дамы в шиньоне прижалось к окну, напоминая голову экзотической рыбы. Я улыбнулся ей. Она приоткрыла окно.

– Что случилось? – спросила она.

– Извините, не вы ли хозяйка?

– Я мадмуазель Виеслер, собственной персоной...

– Простите, что разбудил вас, мадмуазель, но дело идет о чрезвычайном случае. Мне необходимо поговорить с господином Матиасом, это очень срочно.

Старушенция смягчилась. Она была похожа на карикатуру. На ней была ночная сорочка в цветочек, а ее пышный шиньон идеально подходил ее жилищу.

– Господин Матиас еще не вернулся...

Ледяная рука схватила меня за сердце.

– Не вернулся?

– Нет. Вы по какому поводу?

– Один из его родственников серьезно болен.

– Боже мой! Его мать?

– Именно так!

Старушка разволновалась. Она издала неподражаемый крик лебедя, которого душат.

– Ох! Мне кажется я знаю, где он!

– Неужели?

– Да... Я слышала, как он говорил по телефону сегодня после полудня... Он назначал свидание на одиннадцать часов в «Гранд Кав».

– Что это такое?

– Вы не знаете Берна?

– Нет!

– Это большой ресторан в подвале с аттракционами...

– А! Очень хорошо!

Она объяснила мне дорогу.

– Вы сказали, мадмуазель, что у него свидание в одиннадцать часов?

– Совершенно верно!

– Могу я вас просить, который час?

– Без двадцати минут полночь...

Я помчался к машине. Еще немножко удачи, и, возможно, я приеду вовремя. Наши друзья из сети Мохари, видимо, строили определенные планы насчет будущего Матиаса... надеялся, что их встреча сколько-то продлится и я успею внести некоторые коррективы. Я спятил, подумаете вы, являться в крупный ресторан, когда мое фото не сходит с первых страниц прессы. Но у меня не было выбора.

Я перед «Гранд Кав»... Вход напоминает вход в подземку. Написанная от руки дрожащими разноцветными буквами афиша возвещает: «Девы Рейна! Цыганский оркестр!»

Любопытное заведение. Оформлено в виде громадной бочки. Зал, сцена – в форме бочки. Столы – бочки. На галерее теснятся молодые люди, которым нечем заплатить за угощение, а зажиточные буржуа, занятые едой или курящие сигары, сидят внизу. Я осматриваю галерею. Матиаса там нет. Тогда я спускаюсь и устраиваюсь за столик рядом с колонной.

Между тем на сцене «Девы Рейна» приводит всех в бешенство и отчаяние. Их средний возраст, должно быть, около семидесяти четырех лет. У скрипачки, которая дирижирует оркестром, такое лицо , что она может претендовать на роль Мадам Пипи в подземных клозетах. Когда она играет, ее скрипка, следуя движениям смычка, цепляется за вставную челюсть, падения которой я ожидаю с минуту минуту.

Однако я пришел сюда вовсе не слушать музыку. Я осмотрел зал и имел невыразимую честь заметить за одним из столиков Матиаса. Он сидел ко мне в профиль и был с девушкой, которая находилась спиной ко мне. Насколько я мог составить себе представление, отношения их были отнюдь не холодными. Мой приятель держал свою пастушку за руку и жадно целовал. Значит, я зря бил тревогу. Люди из сети Мохари более терпеливы и более искусны, чем я предполагал. Видимо, они решили воспользоваться Матиасом в нужный момент.

Женоподобный официант задал мне вопрос на швейцарско-немецком.

– Вы говорите по-французски, дружище?

– Немного, я служил четыре года в Табарэне! – сказал он.

– Вы не из Панамы?

– Это видно?

– И слышно тоже!

Он стал внимательно разглядывать меня...

– Скажите...

– Да!

– Вы случайно не киноактер?

– Нет, почему?

– У меня впечатление, что я где-то видел вашу фотографию...

Жемчужины пота украсили мой нос.

– Это просто сходство. Все говорят, что я похож на Кэри Гранта.

– Я этого не нахожу, – заметил недоделанный.

– По-вашему, я более схож с Габриэлло?

– Я этого не говорил...

Мне стало не до шуток, я не хотел лишних осложнений.

– Принесите мне кислой капусты и бутылку белого, любезный!

– Хорошо, месье!

Он удалился, подпрыгивая. Я продолжал наблюдать за Матиасом. Возможно, он закадрил девицу в Берне, а ублюдки из сети скоро появятся, чтобы расправиться с ним.

Я мог только посоветовать себе глядеть в оба и как следует. Во всяком случае я находился между выходом и Матиасом. Оставалось только ждать. Возможно, представится случай незаметно предупредить Матиаса.

Гарсон, изображающий парижанина, а сам-то лопух лопухом, появился, неся огромное блюдо, на котором дымилась гора капусты. Ее аромат щекотал мне ноздри. Я был голоден как волк...

* * *

Не напрягаясь, я уничтожил воз тушеной кислой капусты, дымящихся сосисок, шпика, ветчины, картофеля. Бутылочка белого последовала туда же. Когда я отодвинул тарелку, почувствовал себя громадным, как Кинг Конг.

Матиас все покусывал пальчики своей спутницы. Этот чертов Матиас всегда начинал с того, что опрокидывал какую-нибудь красоточку, где бы ни появлялся. Кроме себя, я не знаю субъекта, более шустрого, чем он, в такого рода развлечениях... Я не мог удержаться от смеха, видя, как он предается культу, действующему (если можно так выразиться) в среде влюбленных. Когда вы наблюдаете со стороны все слащавости, которым они пылко предаются, у вас появляется желание биться задом о километровый столб.

Прикончив бутылочку белого, я заказал крепкого, чтобы немного взбодриться, и начал немного хмелеть. Если я выберусь из этой небывалой авантюры, клянусь вам, что буду отдыхать на Лазурном берегу, понравится это Старику или нет.

Но до этого надо еще дожить!

В конце концов, сказал я себе, можно подойти поближе к их столу. Когда Матиас меня увидит, он, если сочтет возможным, прямо или косвенно свяжется со мной. Он волевой, энергичный молодой человек, и, хотя не очень давно принадлежит к нашей службе, всегда проявлял похвальную инициативу.

Я расплатился с гарсоном и двинулся по направлению пары. Матиас, украдкой целовавший в шею свою спутницу, заметил меня, и его глаза округлились. Я посмотрел в зеркало, находящееся напротив влюбленной пары и ощутил сильный разряд в спинном мозгу! Девица, которую он чмокал, была ни кто иная, как моя отравительница, очаровательная Грета собственной персоной!

Сюрприз что надо! И каков! Я резко развернулся и направился к туалетам, где немного подождал Матиаса, надеясь, что он последует за мной.

Действительно, вскоре он появился. Сделав вид, что не знаком со мной, и убедившись, что кабинки не заняты, он вынул расческу из кармана и стал перед умывальником приводить в порядок свою черную шевелюру. Не глядя на меня он прошептал:

– Итак, что происходит?

– Меня хотят попробовать на роль Буфалло Билла в Голливуде, так что я тренируюсь...

– Брось ломать комедию! Что произошло?

– Это ведь ты известил Старика о прибытии Влефты, который, кажется, тебя знает?

– Да.

– Старик поручил мне ликвидировать его...

– Я знаю...

– Вот только девица, которая здесь с тобой, едва не помешала мне это сделать!

Он подскочил:

– Грета?

– Да, она меня роковым образом соблазнила, заманила в пустой холодный дом и напичкала отравой... Если бы мой желудок не был луженым, ты мог бы заказывать венок из роз.

Это разоблачение его ошарашило.

– Ты уверен, что не ошибся?

– Не будь дураком, сынок! У меня наметанный глаз! Моя сетчатка гораздо сложнее, чем любой «Кодак»... Стоит мне кого-нибудь увидеть хотя бы один раз, особенно какую-нибудь... Я уже не забываю.

Он давно забыл про свою прическу, и я продолжил:

– Это твоя нимфа?

– Ну...

– Тогда смени молочницу, вернее, молочный магазин. Она столь же опасна, как пластиковая бомба в плавках, когда собираешься заняться верховой ездой!

– Но она не имеет ничего общего с сетью, Сан Антонио! Я с ней познакомился...

– Вот именно, покупая сливы! Ты молод, Матиас... Эта девица работает на банду, и они приставили ее к твоей заднице, чтобы точно знать про твои делишки.

– Ты думаешь?

– Идиот! Она была у тебя сегодня утром?

– Да!

– А ты? Тебя не было?

– Она не передавала тебе послание от меня?

– Нет.

– Вот лишнее доказательство ее виновности, если в таковом есть нужда. Она известила не тебя, а своих сообщников, а те послали двух подонков, чтобы меня ликвидировать. Я смог улизнуть, но девчушка, которая меня приютила, была менее удачлива, и они заказали ей славный весенний костюм из досок!

– Неправда!

– Скажи, Матиас, ты что, воспитывался на междометиях?

Он спрятал свою вошебойку. Я порылся в карманах.

– Во что бы то ни стало, Матиас, ты должен пережить эту ночь. Завтра ты пойдешь в федеральный банк и получишь по этому чеку миллион швейцарских франков. Затем ты отправишься в посольство. Я же ночью постараюсь предупредить Старика. Он получит для тебя согласие на право убежища и найдет способ переправить тебя во Францию.

– А что это за деньги?

– Военные трофеи от Влефты... Ты меня понял?