Текст книги "Огненный цикл. Сборник научно-фантических рассказов"

Автор книги: Фредерик Браун

Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон,Джанни Родари,Хол Клемент,Крис Невил (Невилл),Гюнтер Кунерт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Скоро ты все увидишь сама, – сказал Дон.

– Расскажите хоть что-нибудь, но прямо сейчас. Пожалуйста!

– Ну, на Кину оранжевые горы.

– А какие они? – допытывалась Бетти-Энн. (Нет, не надо ни о чем больше думать, только слушать!)

– Потерпи, это надо видеть своими глазами. Мы обычно проводим там целый день.

– День?..

– Для оранжевых гор это не так уж много, – сказал Дон.

– Нет, не то… Разве можно все как следует увидеть за один день? – спросила Бетти-Энн.

– Я не совсем тебя понимаю, – сказал Дон.

– Но мне хотелось бы по-настоящему узнать эти оранжевые горы. А реки там есть?

– Право, не знаю… Там есть реки, Робин?

Не отрываясь от пульта управления, Робин негромко откашлялся.

– Что-то я не заметил.

– Тут все дело в красках, Бетти-Энн, ты разве не понимаешь? – сказал Дон. – Цвет сам по себе.

– Верно, – подтвердил Робин. – Краски. Это главное.

Под ними яростно дыбились густо-зеленые и серые воды океана, белая пена вскипала и пузырилась, точно в пасти бешеного пса. А дальше воды синели, хрустально искрились, потом густая синева посветлела, успокоилась, простерлась нежно-голубой обманчивой гладью. Крошечный пароходик выпустил из трубы утренний дымок. А впереди, совсем близко, ждала ночь: ракета обогнала солнце.

– Всегда есть на что посмотреть, – вдруг сказал Дон. – На свете так много всего.

Бетти-Энн пошла в хвост корабля.

– Странная она, – безмолвно сказал Дон Робину.

Робин неотрывно глядел вниз, на океан, освещенный луной.

– Вижу Большой Корабль, – сказал он.

И круто направил ракету вниз. Навстречу взревел океан. Робин выровнял ракету.

– Входной люк открыт, я вижу, – заметил Дон.

Бетти-Энн посмотрела вниз, на серебряный корабль. Он легко покачивался на волнах, огромный входной люк зиял, точно жадная разверстая пасть, и весь он – гладкая и сверкающая тюрьма, готовая ее поглотить.

Окажись она сейчас дома, она сказала бы Дейву и Джейн, что почувствовала себя плохо, заняла у Джун денег и поскорей поехала домой, потому что боязно болеть в колледже, среди чужих. А потом, когда придет письмо, она разорвет его и скажет, что все уже прошло, и вернется в колледж. Она пропустит всего неделю или около того, и ей разрешат продолжать ученье, только сперва пожурят, скажут, что она очень глупая, – если заболел живот, надо было обратиться в студенческую амбулаторию, а не ехать больной, чуть ли не через весь континент, вдруг бы это оказался аппендицит! Притвориться больной несложно, ведь она теперь хорошо владеет своим телом и сумеет изобразить любой, симптом.

И тут она поняла, какая удивительная сила заложена в ней. Пока, за эти немногие часы, она узнала еще только самую малость. Что таится в глубине ее существа? Много ли ей ведомо такого, о чем доктора и не подозревают? Такого, чего даже и вообразить не могут художники? Такого… Она подумала о старике Кларке – о том, что так грозно, неотвратимо растет у него внутри.

Быть может, ей ведомо и это?

Какая же сила дана ей теперь, когда она познала себя! Необоримое волнение поднялось в ней. Впервые за эти часы еще смутным, но ошеломляюще несомненным предстало перед ней будущее, она поняла, в чем ее роль, ее предназначение… и ее обдало жаром.

Но теперь уже поздно.

Внизу без конца и края простерся океан, отрезал ей все пути; она взглянула на Дона, на Робина, безмерная печаль охватила ее – за них и за себя тоже, а внизу бескрайний неодолимый океан катил свои воды к далеким горизонтам.

Робин ввел ракету-разведчик в лоно Большого Корабля и закрепил ее там.

К Бетти-Энн подошел Дон.

– Не плачь, – сказал он. – Мы уже на месте. – Он улыбнулся. – Пойдем. Мы на Большом Корабле. Ты наконец дома. И сейчас мы отправимся в путь.

– Правда? – спросила она.

Они вышли из ракеты в огромный ангар.

– Я подожду закрывать люк, сначала справлюсь в рубке, все ли разведчики вернулись, – сказал Робин.

Дон наклонился и стал осматривать какую-то вмятину в корпусе их ракеты.

Вернулся Робин.

– Все уже дома. Сейчас закрою люк.

– Я скажу Бетти-Энн. Ей, наверно, захочется посмотреть из рубки, как мы взлетим.

Шаги Робина затихли. Тяжелая крышка люка со звоном захлопнулась. Опять шаги. И голос Робина:

– Что случилось?

– Как странно. Только что она была здесь. Бетти-Энн! Откликнись, Бетти-Энн!.. Да где же она?.. Бетти-Энн!

– Уж наверно ей захочется посмотреть взлет, – сказал Робин.

– Бетти-Энн! – крикнул Дон, но отозвалось одно только гулкое эхо.

Они озадаченно переглянулись, покачали головами.

– Бетти-Энн! – снова позвал Дон.

– Куда она девалась, черт побери? – сказал Робин.

За стенами Большого Корабля низко над горизонтом повисла луна, и, точно утомленный любовник, лениво дышал океан, и сверкали во тьме далекие звезды. А над умиротворенными водами, широко раскинув могучие крылья, летела навстречу дню большая одинокая птица.

ТЕОДОР СТАРДЖОН
РАКЕТА МЯУСА

«Прерываем наши передачи. Слушайте экстренное сообщение…»

– Джек! Ну что ты вскинулся как ужаленный? И пепел у тебя сыплется.

– Ох, Айрис, дай послушать.

«…тело, первоначально принятое за комету, продолжает беспорядочный полет в стратосфере, временами снижаясь до…».

– Джек, ты мне действуешь на нервы! Нельзя быть таким рабом радио. Ты бы лучше мне уделял столько внимания…

– Дорогая, я готов все это обсудить и уделять тебе сколько угодно внимания, только после. Ради Бога, дай послушать!!!

«…телям восточного побережья предлагается следить за приближением этого…».

– Айрис, не надо!

ЩЕЛК!

– Ну, знаешь, это просто невежливо, это уж такое…

– Хватит, Джек Герри! Приемник не только твой, но и мой. Захотела – и выключила, имею полное право.

– Скажи, пожалуйста, а почему тебе понадобилось именно сейчас его выключать.

– Потому что если сообщение важное, его повторят еще сто раз, и ты каждый раз будешь на меня шипеть, а мне это неинтересно, и так все уши прожужжали, хватит. Вечно ты слушаешь какую-то ерунду, которая нас ни капельки не касается. А главное, еще кричишь на меня!

– Ничего я не кричал.

– Нет, кричал! И сейчас кричишь.

– Мама! Папа!

– Молли, детка, мы тебя разбудили…

– Бедный детеныш… эй, а почему ты босиком?

– Сегодня не холодно, пап. А чего там по радио?

– Что-то летит в небе, малышка, я не слышал до конца.

– Спорим, космический корабль!

– Вот видишь, забил ей голову своей научной фантастикой…

– По-твоему, это фантастика? Молли рассуждает куда разумнее тебя.

– А ты рассуждаешь как семилетний ребенок. И… и еще на… настраиваешь ее против ме… меня!

– Ой, мам, ну чего ты плачешь!

И в эту минуту словно какой-то великан сшиб кулаком двухкомнатный мезонин приморского коттеджа и расшвырял обломки по пляжу. Лампы погасли, а снаружи весь берег озарила яркая вспышка голубого слепящего света.

– Джек, милый, ты ранен?

– Мам, у него кровь!

– Джек, родной, скажи хоть слово! Ну, пожалуйста!

– Уф! – послушно отозвался Джек Герри и сел; с него шурша посыпалась дранка и обвалившаяся штукатурка. Обеими руками он осторожно взялся за голову и присвистнул: – Дом рухнул.

– Не совсем, милый. – Жена обняла его, попыталась стряхнуть пыль с его волос, погладила по затылку. – Я… мне страшно, Джек.

– Страшно? – Он неуверенно огляделся; в комнату едва сочился лунный свет, все казалось смутным. И вдруг затуманенный взгляд наткнулся на яркое сияние в самом неожиданном месте. Он стиснул руку Айрис. – Верх снесло… – выговорил он хрипло и, шатаясь, через силу поднялся на ноги. – Комнату Молли… Молли!

– Я тут, пап. Ой! Ты меня раздавишь!

– Счастливая семейка, – дрожащим голосом сказала Айрис. – Проводим лето в тихом домике у моря, чтобы папочка без помех писал статьи о технике, а мамочка успокаивала нервы… Телефона нет, до кино сто лет добираться, а теперь еще крыша улетела. Джек… Что это в нас попало?

– Одна из тех самых штук, про которые ты не желаешь слушать, – язвительно ответил Джек. – Ты же их не признаешь, потому что они нас никак не касаются. Припоминаешь?

– Это про нее говорили по радио?

– Возможно. Давай-ка выберемся отсюда. Пожалуй, дом еще рухнет на нас или сгорит, мало ли.

– И-нас-у-бьет! – пропела Молли.

– Замолчи, Молли! Айрис, я пойду погляжу, что к чему. А ты бы присмотрела место, где можно поставить палатку… если только я ее отыщу… Тише, Молли!

– А я молчу.

МЯ-А-У!

– Разве это не ты мяукаешь?

– Не я, пап, честно!

– Как будто кошку придавило, – сказала Айрис. – Только откуда тут взяться кошке? Они умные, они сюда не полезут.

УУ-УУА-АУ!

– Ну и воет, прямо жуть берет!

– Джек, это не кошка…

ММММ-АУ, МММММ… МММ.

– Не знаю, что там за зверь, но уж, наверно, не очень большой, если он так мяукает, – сказал Джек. – И совершенно нечего трусить.

Он сжал локоть Айрис, потом осторожно перешагнул через груду обломков и начал всматриваться. Молли полезла туда же.

Вой больше не повторялся, и за пять минут они ни до чего не доискались. Джек вернулся к жене, она шарила среди обломков и мусора в гостиной, бесцельно поднимала и расставляла опрокинутые стулья.

– Я ничего не нашел…

– Ух!!!

– Молли! Что такое?

Молли копошилась в кустах у самого дома.

– Ой… ой, пап, иди скорей!

Это прозвучало так, что отец стремглав выбежал наружу. Молли стояла вся вытянувшись в струнку и старалась запихнуть себе в рот оба кулака разом. А у ее ног лежал на земле человек с кожей серебристо-серого цвета; рука у него была сломана, он поглядел на Джека и замяукал.

«…Военно-морское министерство дало отбой тревоги. Пилот почтового самолета сообщил, что неизвестный предмет скрылся в зените. В последний раз его заметили в восемнадцати милях восточнее Норманди-Бич, штат Нью-Джерси. По сообщениям из этого района, он летел очень медленно, издавая громкий свистящий звук. Хотя несколько раз неизвестный предмет снижался до каких-нибудь четырех-пяти футов над землей, по имеющимся сведениям, никакого ущерба он не причинил. Расследование продолжа…».

– Надо же, – фыркнула Айрис, выключая транзистор. – Это называется «никакого ущерба».

– Угу. И раз никто не видел, как эта штука ударила в наш дом, значит, никакие расследователи сюда не явятся. Так что смело можешь удалиться в палатку и залечь, никто не пристанет к тебе с вопросами.

– Ложиться спать? Ты с ума сошел, спать в тоненькой палатке, когда тут валяется это чудовище и мяукает?

– Ну, что ты, мам! Он больной. Он никого не тронет.

Они сидели у веселого костра, который разожгли дранкой с крыши. Джек без особого труда поставил палатку. Серебристо-серый человек дремал, растянувшись поодаль в тени, и порой тихонько стонал.

– Обожаю, когда ты болтаешь глупости, лапочка, – усмехнулся Джек, глядя на Айрис. – До чего ловко ты ему вправила руку, любо-дорого было смотреть. Пока ты с ним нянчилась, ты вовсе не думала, что он чудовище.

– Вот как? Может быть, чудовище – не то слово. Знаешь, Джек, у него в предплечье только одна кость.

– Что? Чепуха, дружок. Наука такого не допускает. Тут нужно гибкое сочленение, иначе кисть не будет подвижной.

– Кисть у него подвижная.

– Посмотрим, – пробормотал Джек, взял фонарик и направился к распростертой на земле долговязой фигуре.

В луче фонаря мигали серебристо-серые глаза. Какие-то они были странные. Джек посветил фонарем поближе. В луче зрачки были не черными, а темно-коричневыми. И очень узкими – просто еле заметные щелочки, сдавленные с боков точно у кошки. Джек перевел дух. Потом осветил тело лежащего. Надето на него было что-то вроде широченного купального халата, ярко-синее, с желтым поясом. У пояса – пряжка: по виду словно две пластинки желтого металла лежат рядом, совершенно непонятно, как они скреплены. Просто держатся вместе – и все. Когда они нашли этого человека и он сразу лишился чувств, Джеку пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы разделить эти пластинки.

– Айрис!

Она поднялась и подошла.

– Не мешай бедняге, пускай спит.

– Айрис, какого цвета был его балахон?

– Красный с… да он синий!

– Теперь синий. Айрис, что за чертовщина такая на нас свалилась?

– Не знаю… не знаю. Какой-то несчастный сбежал из приюта для… для…

– Для кого?

– Я почем знаю? – огрызнулась Айрис. – Наверно, если вот такие родятся, их куда-нибудь отдают.

– Люди такими не родятся, Айрис, он не урод. Просто совсем другой.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Сама не знаю почему, но понимаю. Только вот что я тебе скажу… – она запнулась и молчала так долго, что Джек в недоумении обернулся. Айрис медленно докончила: – Он такой странный, такой безобразный, я должна бы его бояться, но… я не боюсь.

– А я тоже не боюсь!

– Молли, ложись сейчас же!

Молли скрылась в палатке.

Серый человек замяукал.

– Чего ты, приятель?

Здоровой рукой человек потрогал стянутое лубками предплечье.

– Ему больно, – сказала Айрис, опустилась на колени подле раненого и отвела его руку от повязки.

Он не сопротивлялся, только лежал и смотрел на Айрис, щуря страдающие глаза.

– У него шесть пальцев, – сказал Джек, опустился на колени рядом с женой и осторожно взял запястье раненого. И удивленно присвистнул: – Еще какая подвижная кисть!

– Дай ему аспирина.

– Это мысль… Постой-ка, – Джек озадаченно выпятил губу. – Думаешь, можно?

– А почему нет?

– Мы же не знаем, откуда он. Понятия не имеем, какой у него обмен веществ. Мало ли, как на него могут подействовать наши лекарства.

– Он… то есть как это – откуда?

– Айрис, дай ты себе труд хоть немного подумать, – с досадой сказал Джек. – Не станешь же ты и теперь закрывать глаза на очевидное и уверять, что этот человек с нашей Земли! Что ты, анатомии не знаешь? Где ты видела уродов с такой кожей и с такими костями? А эта пряжка? А одежда? Что это за материя? Будет тебе, право. Не цепляйся за старые предрассудки, шевельни мозгами, сделай милость.

– Ах, оставь! Этого просто не может быть!

– Вот так же рассуждали до Хиросимы… Так рассуждал в старину какой-нибудь воздухоплаватель, сидя в корзине аэростата, когда ему толковали про аппараты тяжелее воздуха. Так рассуждали…

– Ну, довольно, Джек! Я знаю все, что ты скажешь. Поспал бы лучше, сколько осталось до утра. А угодно философствовать – пожалуйста. Все, что ты говоришь, относится к людям. Покажи мне любой новый пластик, новый металл, новую невиданную машину, пускай я в них ничего не пойму, но они не вызовут у меня противодействия, потому что их изобрели люди. А этот… этот человек или уж не знаю кто…

– Понимаю, – сказал Джек мягче. – Это страшно, потому что чужое, а где-то в глубине души у нас всегда сидит: чужое – значит, опасное. Поэтому мы с чужими ведем себя лучше, чем с друзьями… и все-таки, по-моему, не стоит давать этому серому аспирин.

– Но он дышит тем же воздухом, что и мы. И в пот его бросает. И говорить он, наверно, умеет…

– Пожалуй, ты права. Что ж, надо попробовать, может, хоть немного снимет боль. Дай ему только одну таблетку.

Айрис отошла к колонке, налила воды в алюминиевый стаканчик. Опустилась на колени подле своего пациента и, одной рукой поддерживая серебристую голову, осторожно сунула ему в рот таблетку аспирина и поднесла к губам стакан. Он жадно выпил воду и вдруг весь обмяк.

– Ах, черт… вот этого я и опасался!

Айрис приложила ладонь к груди больного – послушать сердце.

– Джек!!!

– Неужели он… что с ним, Айрис?

– Нет, не умер. Но послушай…

Джек приложил рядом свою ладонь. Сердце билось тяжело, медленно – каких-нибудь восемь ударов в минуту. А за этими размеренными ударами, совершенно не в такт, частили другие – резкие, страшно быстрые, должно быть, около трехсот в минуту.

– У него какой-то сердечный приступ, – сказал Джек.

– Да, и с двумя сердцами сразу!

Неожиданно этот странный человек вскинул голову и испустил протяжный, пронзительный, с переливами вой. Глаза распахнулись во всю ширь, в них трепетала, то затягивая, то вновь открывая зрачок, прозрачная пленка. Он лежал совершенно неподвижно и все вопил, захлебывался криком. И вдруг схватил руку Джека и поднес к губам. Молнией сверкнул острый светло-оранжевый язык, дюйма на четыре длиннее, чем полагается, и лизнул ладонь. Потом удивительные глаза закрылись, вопли перешли в слабое хныканье, а там и вовсе утихли, и он мирно свернулся калачиком.

– Уснул, – сказала Айрис. – Ох, надеюсь, мы ничего плохого не натворили.

– Что-то мы с ним явно сотворили. Будем надеяться, что это не очень опасно. Во всяком случае, рука его сейчас не мучает. А мы того и добивались.

Айрис подложила подушку под серую, непривычной формы голову, проверила, удобно ли незнакомцу лежать на надувном матрасе.

– Какие у него красивые усы, – сказала она. – Совсем серебряные. С виду он очень старый и мудрый, правда?

– Вроде филина. Иди ложись.

Джек проснулся рано; ему снилось, что он с зонтиком вместо парашюта выбросился из летающего мотоцикла и, пока падал, зонтик обратился в леденец на палочке. Он приземлился среди острых зубчатых скал, но они спружинили мягко, как губка. Его тотчас окружили русалки, очень похожие на Айрис, кисти рук у них были в форме шестеренок. Но во сне ему было все нипочем. Проснулся он улыбаясь, необычайно веселый и довольный.

Айрис еще спала. Где-то звонко смеялась Молли. Джек сел, огляделся – раскладушка Молли была пуста.

Тихонько, стараясь не разбудить жену, он сунул ноги в шлепанцы и вышел из палатки.

Молли стояла на коленях напротив странного гостя, а он сидел на корточках и…

Они забавлялись детской игрой в ладоши: кто не успеет отдернуть руку, получает шлепок.

– Молли!!!

– Да, пап?

– И не совестно тебе? Ведь у него сломана рука!

– Ой, я забыла! Ты думаешь, ему больно?

– Не знаю. Очень может быть, – сердито сказал Джек Герри. Он подошел к гостю, взял его за здоровую руку. Тот поднял голову и улыбнулся. Очень славная, обаятельная у него оказалась улыбка. А зубы – острые, до странности редко расставленные.

– Иии-у мау мадибу Мяус, – сказал он.

– Это его так зовут, – живо пояснила Молли, наклонилась и потянула пришельца за рукав: – Мяус! Эй, Мяус!

И ткнула себя пальцем в грудь.

– Мооли, – сказал Мяус. – Мооли Геери.

– Видишь, пап, видишь? – в восторге закричала Молли. И ткнула пальцем в отца: – А это папа. Па-па.

– Баа-ба, – сказал Мяус.

– Не так, глупый! Папа!

– Баба.

– Да папа же!

Джек, тоже увлекшись, показал на себя пальцем:

– Джек Герри!

– Шек Герц, – повторил пришелец.

– Недурно. Молли, он просто не выговаривает «п» и «ж». Это еще не так плохо.

Джек осмотрел лубки. Айрис очень толково их наложила. Поняв, что вместо двух костей – локтевой и лучевой, как должно быть у обыкновенного человека, – у Мяуса только одна, Айрис закрепила ее в нужном положении при помощи двух дощечек вместо одной. Джек усмехнулся. Умом Айрис не допускает самого существования Мяуса; но как нянька и сиделка она не только признала его странную анатомию, но и вышла из положения.

– Наверно, он очень вежливый, – сказал Джек смущенной дочери. – Раз тебе вздумалось играть с ним в шлепки, он будет терпеть, даже если ему больно. Не надо пользоваться его добротой, пичуга.

– Не буду, пап.

Джек развел костер, и, когда из палатки вышла Айрис, на перекладине из свежесрезанных палок уже бурлила в котелке вода.

– Понадобилось стихийное бедствие, чтобы ты взялся готовить завтрак, – проворчала жена, стараясь скрыть довольную улыбку. – Как наш больной?

– Процветает. Они с Молли утром состязались в шлепки-ладошки. Кстати, балахон на нем опять стал красный.

– Слушай, Джек… Откуда он взялся?

– Я еще не спрашивал. Когда я научусь мяукать или он научится говорить, может быть, мы это выясним. Молли уже дозналась, что его зовут Мяус. – Джек усмехнулся. – А он меня зовет Шек Герц.

– Вот как? Он шепелявит?

Айрис занялась стряпней, а Джек пошел осматривать дом. Все оказалось не так уж плохо – честь и слава нелепой постройке. Мезонин в две комнатки, видимо, надстроенный позже, попросту насадили сверху на старый одноэтажный домишко. Старая крыша, обнажившаяся после того, как слетела сбитая на скорую руку верхотура, выглядела вполне сносно. Они с Айрис прекрасно разместятся в гостиной, а постель Молли можно поставить в кабинете. В гараже есть инструмент и доски, денек выдался теплый и безоблачный, и Джек Герри, как всякий литератор, радовался тяжелой работе, за которую не заплатят ни гроша, – лишь бы только не писать. К тому времени, когда Айрис позвала его завтракать, он почти очистил крышу от обломков и составил план действий. Главное – перекрыть дыру там, где еще недавно была лестничная площадка, да еще проверить крышу, не протекает ли. Ну, это мигом покажет первый же хороший дождь.

– А как быть с Мяусом? – спросила Айрис, подавая мужу благоухающую яичницу с ветчиной. – Вдруг от нашего меню с ним опять случится припадок?

Джек посмотрел на гостя. Сидя по другую сторону костра, бок о бок с Молли, тот круглыми глазами уставился на еду.

– Сам не знаю. Дадим немножко, пусть попробует.

Мяус одним духом проглотил «пробу» и жалобно взвыл, прося добавки. Он уплел и вторую порцию, – а когда Айрис отказалась жарить еще яичницу, кинулся на подсушенный хлеб с джемом. Каждое новое блюдо он сперва пробовал очень осторожно: отщипнет крошку-другую, мигнет раза два и потом уплетает за обе щеки. Единственным исключением оказалось кофе. Хватило одного глотка. Он поставил чашку на землю и с величайшей осторожностью перевернул ее вверх дном.

– Ты сумеешь с ним поговорить? – спросила вдруг Айрис.

– Он умеет говорить со мной, – объявила Молли.

– Это я слышал, – сказал Джек.

– Да нет, я не про то! – горячо запротестовала Молли. – Я ничего не разберу, что он лопочет.

– А про что же ты?

– Я… я не знаю, мама. Просто… просто он мне говорит, вот и все.

Джек и Айрис переглянулись.

– Наверно, это какая-то игра, – сказала Айрис. Джек покачал головой и внимательно поглядел на дочку, будто видел ее впервые. Но не нашелся, что сказать, и встал.

– По-твоему, дом можно залатать?

– Ну конечно!

Молли и Мяус пошли за ним по пятам к дому и, стоя рядышком, во все глаза смотрели, как он поднимается по приставной лестнице.

– Пап, ты чего делаешь?

– Обвожу края этой дыры, где лестница выходит прямо под ясное небо. А потом подровняю края пилой.

– А-а.

Джек наскоро очертил куском угля квадрат, обрубил топориком, где можно было, торчащие углы и зазубрины и огляделся в поисках пилы. Пила осталась в гараже. Он спустился по приставной лестнице, взял пилу, снова вскарабкался наверх и начал пилить. Через двадцать минут пот лил с него в три ручья. Джек устроил передышку: спустился вниз, к колонке, подставил голову под струю, закурил сигарету и опять полез на крышу.

– Почему ты не прыгаешь туда и обратно?

Работа кровельщика оказалась тяжелой, и день – жарче, чем думалось полчаса назад, а пыл Джека – обратно пропорционален обоим этим обстоятельствам.

– Не говори глупостей, Молли, – проворчал он.

– Но Мяус хочет знать!

– Вон что. Скажи ему, пускай сам попробует.

Он снова взялся за работу. Через несколько минут, когда он разогнулся, чтобы перевести дух, Молли с Мяусом нигде не было видно. «Наверно, пошли в палатку и путаются под ногами у Айрис», – подумал он, берясь за пилу.

– Папа.

К этому времени у папы с непривычки отчаянно ломило руку и плечо. Пила то увязала в мягкой древесине, то шла вкось. И он спросил с досадой:

– Чего тебе?

– Мяус говорит, иди сюда. Он тебе что-то покажет.

– Что покажет? Мне сейчас некогда играть, Молли. И пусть Мяус подождет, сперва надо починить крышу.

– Но это же для тебя!

– Что именно?

– Та штука на дереве.

– А, ладно.

Движимый не столько любопытством, сколько ленью, Джек слез с крыши. Внизу у лестницы ждала Молли. Мяуса не было.

– Где он?

– Под деревом, – с необычайной кротостью сказала Молли и взяла отца за руку. – Идем. Это близко.

Она повела его вокруг дома, потом – через ухабистую, шишковатую полосу земли, из вежливости именуемую дорогой. По ту сторону дороги лежало поваленное дерево. Джек оглянулся и увидел, что по прямой линии между упавшим деревом и проломленной крышей его дома есть и другие сломанные деревья; словно что-то сорвалось с неба и промчалось наискось, задевая вершины, постепенно опускаясь. А потом снесло верх его дома и опять взмыло ввысь, все выше… куда?

Минут десять они шли дальше и дальше в лес, порой огибая обломанную ветвь или снесенную напрочь верхушку дерева, и наконец увидели Мяуса – он стоял, прислонясь к стволу молодого клена. Мяус улыбнулся им, показал пальцем на вершину клена, на свою руку, потом на землю. Джек озадаченно смотрел на него.

– Он свалился с этого дерева и сломал руку, – сказала Молли.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, просто это так было.

– Очень приятно. А теперь можно мне вернуться к работе?

– Он хочет, чтоб ты достал эту штуку!

Джек поднял голову. В развилке ветвей, примерно в двух третях высоты клена, что-то блестело – палка длиной около пяти футов с какими-то странной формы придатками на концах вроде топливных баков на крыльях самолета.

– Это еще что такое?

– Не знаю… не могу объяснить. Он мне говорил, только я все равно не знаю. Но это для тебя, чтобы ты не… не… – Молли оглянулась на Мяуса. Серебряные усы пришельца словно бы распушились – …чтоб не надо было столько лазить по лестнице.

– Молли… а как ты это поняла?

– Просто он мне сказал. Ох, пап, не злись. Честное слово, не знаю, как. Просто он сказал, вот и все.

– Хоть убей, не понимаю, – пробормотал Джек. – Ну, ладно. А для чего мне эта штука с дерева? Чтобы тоже сломать руку?

– Сейчас не темно.

– То есть?

Молли пожала плечами:

– Спроси его.

– А, кажется, дошло. Он упал с дерева, потому что было темно. Он думает, я могу влезть и достать эту штуку и ничего со мной не стрясется, потому что сейчас светло и видно, куда лезешь… А все-таки, чего ради мне доставать эту штуку?

– Э-э… чтоб ты мог прыгать с крыши.

– Глупости. Впрочем, надо ее разглядеть. Поскольку его корабль улетел, нам больше не по чему судить об их технике… Разве еще по одежде…

– А какая это техника?

– Троюродная тетушка потехе. Ну, старт!

Джек уцепился за нижний сук и подтянулся. Ему уже много лет не приходилось лазить на деревья, и теперь, осторожно высматривая, за какую ветку дальше хвататься, он мельком подумал, что существуют, наверно, более удобные способы набирать высоту. Хотя бы эскалатор. И почему это при деревьях не растут эскалаторы?

Клен начал вздрагивать и качаться под его тяжестью. Джек глянул было вниз и тут же решил больше этого не делать. Глянул вверх – и с удовольствием убедился, что цель уже совсем близка. Взобрался еще на три фута и ужаснулся тому, как до нее далеко, потому что ветки тут были совсем тонкие. Весь извиваясь, он вскарабкался еще немного, протянул руку, пальцы его скользнули по блестящей палке. Он заметил, что близко к ее середине с двух сторон укреплено по кольцу, достаточно широкому, чтобы продеть руку до плеча. Одно кольцо наделось на сук. Джек напрягся так, что едва не лопнули мышцы, еще чуть подтянулся одной рукой, а другой ухватил кольцо.

Подтягиваться одной рукой не так-то просто. Джек почувствовал, что непривычные мышцы слабеют. Он повис уже на обеих руках и своей тяжестью сдернул зацепившееся кольцо. Вокруг радостно затрещали ломающиеся ветки. Падая, Джек прикусил язык. Невольно он продолжал сжимать блестящую штуковину, хоть она и соскочила с того сука. Он падал и всем существом ждал: вот сейчас рухнет наземь и переломает себе все кости.

Ничего подобного не случилось.

Сперва он падал камнем, а потом непонятная штука, которую он все еще сжимал в руке, придержала его. Он подумал, что каким-то чудом она опять зацепилась. Ничего подобного! Он опускался плавно, наподобие пушинки одуванчика, свисая с блестящей штуки, которая невесть как и почему держалась в воздухе. Два веретенца, торчащие под прямым углом по концам палки, тоненько, негромко свистели. Джек поглядел вниз, смахнул пот, катившийся со лба, поглядел еще. Мяус расплылся в счастливой улыбке, Молли рот раскрыла от изумления.

Чем ниже, тем медленней он опускался. Кажется, вечность миновала, пока он наконец блаженно ощутил под ногами твердую почву, и тут ему пришлось встать и с некоторым усилием притянуть палку книзу. Она поддалась не вдруг, точно электрический тормоз на вихревых токах. Под веретенцами, пристроенными по концам, плясали и кружились сухие листья.

– Ой, пап, до чего здорово!

Джек дважды с трудом глотнул – в горле пересохло – и вернул на место вылезшие на лоб глаза.

– Угу. Забавно… – насилу выговорил он.

Подошел Мяус, взял у него из рук палку и отпустил. Оставаясь в строго горизонтальном положении, она медленно снизилась и легла наземь. Мяус показал на палку, на дерево и ухмыльнулся.

– Прямо как парашют! Вот здорово!

– Держись от этой штуки подальше, – сказал Джек, услыхав в голосе дочери хорошо знакомые нотки. – Кто знает, что это такое. Еще взорвется, – мало ли.

И с опаской покосился на загадочную палку. Она мирно лежала на земле, наконечники больше не свистели. Мяус вдруг наклонился и одной рукой высоко поднял ее. Потом преспокойно поджал ноги и повис. Палка бережно опустила его и усадила наземь, в вихрь крутящихся листьев, потому что, едва он ее поднял, из веретенец на концах снова ударили воздушные струи.

– В жизни не видал такого дурацкого механизма. Ну-ка, посмотрим…

Палка парила на уровне его пояса. Джек нагнулся и стал разглядывать одно веретенце. Оно заканчивалось маленьким круглым отверстием, затянутым мельчайшей сеткой. Джек протянул было руку. Мяус поспешно перехватил ее и покачал головой. Видимо, соваться ближе к этим наконечникам было небезопасно. И вдруг Джек Герри понял: это какие-то крохотные, но мощные реактивные двигатели. Если их мощности хватило, чтобы выдержать вес взрослого человека, то, конечно, тяга у них бешеная: наверно, из ладони просто выхватит кусок, пробьет сквозную дыру, точно огромным компостером в билете.

Но что управляет этим аппаратом? Каким образом подъемная сила его соразмеряется с весом груза и с высотой? Без особого удовольствия Джек припомнил, что с клена он поначалу падал очень быстро, а чем ближе к земле, тем медленней. Но когда Мяус поднял палку над головой, она тотчас удержала его на весу и опустила медленно и осторожно. И потом… откуда такая устойчивость? Почему эта штука не перевернется и не врежется вместе с пассажиром в землю?

С возрастающим почтением Джек посмотрел на Мяуса. Видно, там, откуда он явился, наука ушла далеко вперед.

Вот если бы разузнать у гостя поподробнее об их технике… Но еще удастся ли его понять? Правда, Молли как будто нашла с ним общий язык.

– Он хочет, чтобы ты взял это на крышу, – сказала Молли.

– Как же этот выходец из сочинений Каттнера мне поможет?

Мяус мигом перехватил «палку», поднял, нырнул под нее и продел руки в кольца, так что она легла ему на спину как коромысло. Потом он огляделся, стал лицом к просвету среди деревьев и на глазах у ошеломленной публики подскочил вверх футов на тридцать, описал в воздухе широкую дугу и мягко приземлился за добрых двадцать ярдов от Джека с Молли.