Текст книги "Янтарная Цитадель"

Автор книги: Фреда Уоррингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)

Элдарет усмехнулся.

– Спасибо.

Сердце Танфии царапнул коготок сомнения. Не то, чтобы она сама не доверяла страннику, но ей казалось, что с его появлением излучинцы перестали думать за себя. Его присутствие, его опыт и уверенность ободряли, но девушку беспокоило, что даже Руфрид ключевые решения оставлял на Элдарета.

Они вступили в Митрайн, царство прозрачных сосновых боров, изукрашенных серебряными озерами и реками. Не один день шел маленький отряд этими чудными краями, разбивая лагерь под величественными утесами, питаясь выловленной в озерах блесткой форелью. Линдена с Руфридом эти края вводили в раздражительность, а вот Танфии нравилась здешняя печальная тишь, нравилось, как встают над озерцами туманы и плывут, складываясь в почти человечьи фигуры. Элдарет в этом краю чувствовал себя как дома.

Кони быстро обрели прежнюю форму на свежей воде и молодой травке. Танфия молча радовалась, что после ужаса подземелий Линден смог успокоить животных. Так или иначе, а открывавшаяся впереди дорога приводила всех в доброе расположение духа.

– Мы движемся вдоль тракта, ведущего от Саванных гор к Параниосу, – объяснял Элдарет. – Идти по дороге все же слишком опасно.

Путники сидели на берегу озерца, расплескавшегося ртутной каплей по темной, засыпанной хвоей земле. Вокруг призраками вставали сосны; дальний берег терялся в лиловом тумане, не пробиваемом последними лучами заходящего солнца.

– Мейондрасский тракт, – отозвался Руфрид. – Знаю.

– Ты уже ходил этой дорогой?

– Нет, но я в клятую карту часами пялился. Как-то же я довел нас от Излучинки до Менрофского перевала, не заблудились.

– Едва-едва, – рассмеялась Танфия. Руфрид скорчил ей гримасу.

– Я бы сказал, что от Сребренхольма мы одолели миль двести, – заметил Элдарет. – Осталось еще шесть сотен.

– Еще шестьсот миль вокруг этих злосчастных озер? – с ужасом переспросил Руфрид.

– Нет, вокруг озер меньше! – рассмеялся странник. – Правду говорят – Митрайн или любят, или ненавидят.

– Здесь есть рот, – промолвил Линден. – Я их чую… но они не опасны… то есть, коли их не тревожить.

– Умница, – одобрил Элдарет. – Самые могучие рот в Митрайне – озерные, и здешние боги – это духи воды и камня. Есть легенда о герое Джамиане, который во времена царицы Гетиды пришел в Митрайн, спасаясь от бхадрадомен. Пред ни явилась водяница, и предложила спрятать его от преследователей, дозволив дышать под водой, если он доверится ей. Но духи вод славятся тем, что заманивают юношей под воды и топят. Ты бы поверил такому созданию?

Руфрид хохотнул.

– Навряд ли.

– Нов Джамиана не было выбора – погоня наступала ему на пятки. И он позволил духу свести себя в озеро, и она обратила его в рыбу, так что он избежал бхадрадоменов. А когда она вновь сделала его человеком, она открыла ему, что встретил герой не простую водяницу, а саму Эште, богиню вод. И сказала, что не доверься он ей, она бы его взаправду утопила.

– Тогда Руфе пришел бы конец. – Танфия хихикнула. – Могу себе представить, как из озера поднимается Эште. Такое чудо – путешествовать в дальних краях!.. было бы, когда б не Имми.

Элдарет кивнул.

– Я обошел все девять царств, и воистину, каждое по-своему прекрасно. Мне всегда кажется, что у каждой земли свои краски. Митрайн – серебряный, с аметистовыми бликами.

– Правда! – воскликнула Танфия. – А Сеферет – черный, синий и изжелта-белый, хотя Брейида и Антар мнятся мне одетыми в зеленое. Дейрланд – серый, как роса, и рудый и зеленый, как осенняя листва. В таком краю бог и богиня могут предстать только оленем и оленухою; людским обликам там не место. – Девушка примолкла, вспоминая, как пролетели мимо нее воплощения богов, преследуемые молчаливой охотой. – Я думала, я одна о таких глупостях думаю.

– Примечать такие вещи, – возразил Элдарет, – значит приближаться к пониманию духа Авентурии.

– Похоже, ты нашла себе умалишенного под стать, Тан, – кисло заметил Руфрид.

– Ну и пускай мы сумасшедшие, – огрызнулась она. – Элдарет, расскажи – какие они, другие земли?

Элдарет сел, упершись руками в колени, глядя на озеро.

– Ну, Параниос – зеленый и золотой, и немного лилового, как спелый виноград, и боги его – боги роскоши, Нефетер, повелительница ума и творчества, и супруг ее Дион, даритель плодовитости и веселия. Парионцы любят считать себя центром культуры; и забывают, что первой была Лазура Марок. Соблазнительное местечко этот южный край. Их великая богиня – колка, дикая кошка, похожая на рысь, но они привечают множество разных культов, и школ философии, заимствованных у элир. Вспоминая Лазуру Марок, я вижу перед глазами глубокую синь и багрянец, и желтизну песка, и золотые блестки в ночном небе.

А северная Норейя – к тамошним жителям я питаю глубочайшую приязнь. Они больше знают о роф деревьев, чем вы можете вообразить. Цвета их – темная зелень, и соломенная желтизна кудрей. Они поклоняются священным деревам, и в деревьях обитают их боги, и малые божества также.

– Я слышала, – встряла Танфия, – что в Торит Мире все леса мертвы. Правда?

Элдарет чуть сморщился.

– Нет, конечно. Есть там окаменелые леса, и это зрелище, достойное внимания. На свой суровый лад прекрасен и Торит Мир. И что поговаривают о жителях его, тоже не вся правда. Да, бывают они воинственны, но в родном краю они поразят тебя гостеприимством и верностью. Краски Торит Мира – черный, серый и янтарный, и легкие опаловый отлив. Вы знаете, что у них общие боги с Танмандратором? Богиня молнии и бог грома. В Торит Мире они суровы и яростны, в Танмандраторе же они сильны, но добры, и стремятся скорей к справедливости, чем к возмездию. И лики их – человечьи.

Эйсилион же – царство звериное; богиня их – мудрая змея, и бог – хитрый лис. Да и обитатели его пеняют краски, точно хамелеоны, стоит взгляд отвести. Как радуга, как переливчатая чешуя дра’ака. Им приходится быть коварными и опасливыми – они зажаты между Торит Миром и Параниосом, между элир и бхадрадомен.

– Ты не назвал красок Танмандратора, – напомнила Танфия.

– Это тяжело. Обширен этот край, больше любого из царств. Но я бы сказал… изумрудная зелень, и охра, и бронза. Богатые краски доброй земли. И народ тамошний росл, ловок и крепок. Много унижений претерпели они от бхадрадомен, и теперь противятся унижениям от царской руки…

Он замолк.

– Ты никогда не говорил, – заметил Руфрид, – откуда ты сам родом.

– Это неважно, – вздохнул странник.

– Если уж гадать, – заявила Танфия, – я ставлю на Танмандратор. Я права?

Элдарет поджал губы, лицо его окаменело.

– Да, – проронил он после долгой паузы, – хотя я нигде не жил так долго, чтобы назвать этот край своей родиной. Мать моя из Танмандратора… отец же из Торит Мира. Это все, что я могу поведать вам. О большем же не спрашивайте.

Танфия ощутила, как воздвигается вокруг него барьер; как и Эльрилл, Элдарет скрывал свои тайны. Но в глазах странника плескалась боль, страшная, потаенная, и девушка впервые в жизни решила, что причин ее лучше не знать.

– Прости, – тихонько проговорила она. – Я не хотела быть невыносимо назойливой.

– Это у нее само выходит, – добавил Руфрид.

Элдарет слабо улыбнулся, но промолчал. Клуб тумана над озером свернулся в подобие человеческой фигуры, и заплясал над водой, поглядывая на путешественников. Луч Лилейной луны коснулся его, и привиделись бледные волосы, и тонкие белые руки, и сияющие глаза. Медленно-медленно призрак расточился, и лишь туман поплыл среди стволов, истаивая.

Покинув Митрайн несколько дней спустя, путники перевалили Змеевичные горы, куда более приветливые и зеленые, чем Саванный хребет. Дорога вела их через густые березняки, зеленеющие молодой листвой, сквозь густой подлесок. Воздух переливался зеленым, золотым, белым и синим, дрожал от гула мошкары и птичьего щебета. Зима и Сребренхольм, все, чтобы было, отошли в прошлое.

– Добро пожаловать в Параниос, – объявил Элдарет. – Этот край, как никакой другой, я могу назвать домом.

Танфия была зачарована. Здешние места, самое сердце Авентурии, и вправду отличались от любых других – богатые, многоцветные, исполненные жизнью. Легко было представить, как по здешним лесам бродят неуловимые элиры. Девушке вспоминался ее таинственный рыжеволосый знакомец, и мечталось встретить его на укромной полянке. Но элир все не встречался.

Двадцать дней промелькнуло с тех пор, как они покинули Сребренхольм, и путешественники привыкли к извечным тяготам пути. Они старались обходить города и деревни, но теперь они приближались к людным местам, и поселений становилось все больше. Лес прорезали истоптанные тропки, попадались хутора и постоялые дворы.

– Я начинаю мечтать о перинах, – предупредил Руфрид.

– К несчастью, – ответил Элдарет, – чем ближе мы к сердцу Параниоса, тем больше нужда прятаться. Мое лицо слишком знакомо здесь. Но осталось недолго, поверьте.

Солнце перевалило за полдень, и путники двигались тихой лесной тропкой. Элдарет шел первым, спутники его вели коней в поводу.

– Нас преследуют, – внезапно проговорил Линден.

– Что? – воскликнул Элдарет. Он остановился, прислушался, даже влез до половины на суковатое дерево, чтобы оглядеться. – Никого не вижу.

– Да, – согласилась Танфия, – но Линден иногда чувствует… всякое. И не ошибается.

– Ладно. Заведем коней в кусты.

Сойдя с тропы, они привязали стреноженных лошадей в густом кустарнике, а сами, по совету Элдарета, влезли на деревья – он с Руфридом по одну сторону, поближе к тропе, Танфия с Линденом чуть подальше.

Несколько мгновений спустя на тропе показались всадники, полускрытые кружевом весенней листвы. Трое царских солдат, в зеленых с лиловым мундирах, на гнедых конях – точь в точь как те, что забрали Имми. Они уже собирались проехать мимо, когда Зимородок поднял голову и тихонько заржал.

– Это еще что?

Солдаты осадили коней, спешились, обнажая мечи. Пока они продирались через подлесок, Танфия рассмотрела их – двое мужчин и женщина, в кожаных кирасах и шлемах. Сидя на суку, она наблюдала, как солдаты находят привязанных коней, трогают изукрашенные лазурью седла.

– Миленько, – бросил один из них.

Первая стрела Руфрида пробила ему лопатку, убив на месте. Вторая вонзилась в сердце второму, когда тот обернулся. Танфия целила в женщину, и промазала. Воительница глянула вверх, поднимая меч; Танфия бросилась на нее с дерева и сбила с ног. Они покатились по земле; девушка со всей силы врезала противнице под дых и вскочила.

Ее спутники уже соскользнули с деревьев.

– Бежим! – крикнул Элдарет. – Погодите меня, сейчас…

Странник вел одну из солдатских лошадей. Руфрид уже отвязывал Ястребка.

Женщина-солдат поднималась, целя из самострела в спину Руфрида.

Привычка обогнала мысль – как учил ее Альраэн. Танфия метнулась вперед, обнажая элирский клинок. Меч взрезал глотку воительницы, и женщина завалилась назад, роняя самострел; дрот сорвался с тетивы и утонул в стволе березы. Воительница лежала, распростершись, горло ее зияло кровавой раной, от которой Танфия не могла отвести глаз.

– Боги, – выдавила девушка. «Я ее убила. Я ее убила».

– Бежим, пока не пришли другие! – гаркнул Руфрид.

Элдарет уже сидел в седле холеного гнедого.

– Тан!

Переводя дух, девушка пустила Зарянку в галоп вслед остальным. С четверть часа они мчались на полном скаку, прежде чем свернуть глубже в лес, дальше от чужих глаз, и сбавить ход. Коней пустили шагом, давая остыть после скачки. У Танфии все плыло перед глазами.

– Ты в порядке? – встревожено спросил Руфрид.

– Нет. Я ее убила. – Больше девушка ничего не могла выдавить. – Женщину. Я ее убила!

– Вот теперь ты меня понимаешь, – пробормотал он.

– Я не могу. Не могу!

– Поздно, Тан. Надо крепиться.

– Не могу! Я думала, сумею, но это другое, это ужасно, из меня как все жилы вытянуло…

– Хватит! – рявкнул он. – Хватит себя жалеть!

Девушка воззрилась на него.

– Я думала, ты поймешь. Значит, сочувствия я не дождусь?

– Нет!

Упрямство Руфрида порождало в ней ответное бешенство. В груди собрался ком льда.

– Пон-нятно. Если хочешь знать, я жалела ее, а не себя! Она всего лишь служила царю…

– Тан, заткнись! Я не хочу знать!

Девушка прикусила язык, ненавидя его, ненавидя себя.

– Мы еще в опасности, – сказал Линден.

Он покосился направо; Танфии послышался топот копыт, вначале слабый, потом все громче.

– Элдарет, берегись! – воскликнул Линден.

Впереди конь, несший двоих седоков, мчался галопом им наперерез.

– Ох, зараза! – пробормотал Руфрид, накладывая стрелу на тетиву. Танфия потянула меч из ножен, с омерзением стискивая его знакомую рукоять.

– Нет! – воскликнул Элдарет. – Не стреляйте!

– Да, все хорошо, – подтвердил Линден. – Опасность не с ними.

Руфрид резко обернулся к нему.

– Откуда ты знаешь?

Брат ему не ответил.

Длинногривый чалый конек остановился перед ними. Один из седоков оказался яснолицым юношей, русоволосым и курчавым; за его пояс цеплялась миловидная рыженькая девица, чье личико сплошь усыпали веснушки. Оба кутались в иззелена-бурые накидки.

– Все в порядке, это друзья – проговорил Элдарет, подъезжая к ним. – Мириас, Зоря! Как же я вам рад!

– Элдарет, – выдохнул юноша, опираясь на седельную луку. – За тобой погоня.

– Знаю. Мы с ней разделались.

– Не до конца, – поправила Зоря. – За первыми ехали еще двое солдат. С ними разделались мы. Но их могло быт и больше. Надо отвести вас в убежище.

Элдарет тяжело вздохнул.

– Туда я и вел друзей. Но я менее всего хочу привести к укрытию царских солдат. Почему ими кишит весь лес?

– Они кружат близ Нахиллеи. Сила здешнего сопротивления их настораживает. Но тебя мы протащим, не бойся.

– Солдаты отходят от города, – проговорил Линден, глядя на лес пустыми глазами. – Я вижу.

– А это кто такой? – спросила Зоря.

– Линден, – с усталой приязненной улыбкой представил юношу Элдарет. – А это – Руфрид и Танфия. Странные у меня спутники. А это – Зоря и Мириас, парочка парионских лицедеев.

– Бывших, – вздохнул Мириас. – Ныне безработных, бездомных и разыскиваемых за мятеж.

– Что же вы натворили? – воскликнула Танфия.

– Пытались спасти театр.

К ночи Мириас и Зоря довели путников до Нахиллеи, горстки высоких, стройных домов, усеявших склоны подковообразной долины. Сияла Лилейная луна. Цвели заполнявшие долину сады, и распускались каштаны. Танфия так расслабилась, что чуть не заснула в седле, и едва поняла, что они приехали, пока не подняла взгляд и не увидала над собой нагромоздившиеся в простодушном изяществе этажи. Вдоль крутых улочек строились деревья, гнущиеся под снежно-белым цветом, наполняя воздух сладостью.

– Почти пришли, – прошептал Элдарет.

Он свернул в переулок, а оттуда – во двор, поспешно захлопнув за собой ворота.

– Здесь можно оставить коней.

Конюшня выглядела обветшалой, но сухой и чистой.

– За скакунами мы присмотрим. – Зоря одарила Танфию дружеской улыбкой. – А вы идите с Элдаретом.

Со дворе странник вывел их по крутой лестнице, взбегавшей по склону долины между глухими стенами домов.

– Здесь безопасно? – спросил Руфрид.

– Не более, чем везде, – ответил Элдарет. – Но здесь у меня есть друзья… зайдем в дом – объясню.

Ступени заканчивались на террасе, где к крутому склону, почти обрыву прислонился бледный и узкий дом. В парадное Элдарет стучаться не стал, а двинулся к черному ходу. Он выстучал какую-то мелодию, и пару минут спустя дверь отворилась. Худощавый длинноволосый старик поманил гостей зайти. Путешественники протолкнулись в тесную моечную, и старик поспешно задвинул за ними засов.

– Я пришел с друзьями, – сказал Элдарет. – Мириас и Зоря будут позже.

– Добро пожаловать, друзья Элдарета, – приветствовал их старик, широкой улыбаясь. В свете лампы его волосы блестели серебром. Танфия оглянулась, и чуть не пробила теменем потолок, обнаружив за своим плечом второго старика, точное подобие первого.

– Мы близнецы, – хором проговорили старики.

– Да ну? – буркнул Руфрид – по мнению Танфии, непростительно грубо. Она уже почти забыла, как груб он был с ней в лесу, но воспоминание всплыло непрошеным.

– Я Олберид, – назвался первый, – а мой брат – Олмион. Будьте как дома.

Излучинцы вслед за Элдаретом прошли к винтовой лестнице и поднялись наверх. Близнецы остались внизу.

– Понимаете, они были так добры, что предоставили нам свой дом, – шепотом пояснил Элдарет, – и очень рискуют, если царь проведает, что мы скрываемся здесь.

– А кто тут еще живет? – спросила Танфия.

– Несколько опальных парионцев.

В лестнице было шесть пролетов; Танфия считала. Девушку слегка трясло – от ночной прохлады, от запоздалого потрясения, и в ожидании. Дойдя до последнего пролета, они оказались на чем-то вроде чердака. Элдарет протиснулся в тупичок, задвинутый старым шкафом, и, к изумлению девушки, отпер дверцу и поманил своих товарищей внутрь. Места едва хватило, чтобы поместиться всем, и темнота в шкафу стояла – хоть выколи глаз. Заперев дверцу изнутри, Элдарет протолкался наощупь к противоположной стенке и выстучал на ней условный мотив.

Через пару мгновений стенка отворилась. За ней было так темно, что лампада слепила глаза. Танфия вслепую шагнула за Элдаретом, смутно различая очертания фигуры человека, открывшего им дверь – темноволосого, одетого в белое.

– Элдарет! – воскликнул человек. – Добро пожаловать, друг мой! Боги, как же давно я тебя не видел! Где тебя носило? – Двое обнялись. – О, чую конский пот, навоз, хвою, пот – все запахи мира. Кто твои спутники?

– Добрые друзья, – ответил Элдарет. – Объясню потом – вначале перекусим.

– Конечно! Проходите. Добро пожаловать в мое пристанище.

Придерживая одной рукой лампаду, хозяин приветствовал их церемонным поклоном. Облачен он был в рубаху и свободные штаны из выбеленного полотна. Ростом он был, пожалуй, с Руфрида; пышные черные кудри и самая теплая улыбка, какую только видела Танфия.

– Желал бы я принять вас иначе, но увы мне! – этот убогий приют ныне принужден я звать домом.

Комната была погружена в сумерки, и девушка могла бы сказать о ней только одно – она большая, и темные провалы по стенам, видимо, ведут в соседние. Девушка шагнула вперед и едва не полетела кувырком, запнувшись о что-то невидимое.

– Простите. – Хозяин подхватил ее под локоток, одновременно приподнимая лампаду. Оказалось, что под ноги ей подвернулась кушетка. – Я запалю пару свечей. Вы в порядке, э?..

– Танфия, – пробормотала девушка.

Теперь она могла вглядеться в его лицо. «Да он красив», поняла она с изумлением. Почти прекрасен. О возрасте его судить было трудно, но Танфия дала бы ему лет сорок – почти как отцу. В смоляных кудрях блестела пара серебряных нитей, и вокруг ласковых темных глаз разбегались морщинки. Усталый, небритый, он тем не менее выглядел на удивление притягательным.

– А эти двое, – добавил Элдарет, – Руфрид и Линден. Они, как и мы, в беде.

– Что же вы натворили? – Хозяин поднял темные брови.

– Что это было? – переспросил Элдарет. – А, вспомнил; пытались застрелить чиновника, забравшего в рекруты сестру Танфии.

– А! Молодцы.

– Спасибо, – процедил Руфрид.

– Тогда вы в доброй компании, – заметил хозяин. – Все мы здесь приговоренные. – Он заговорщицки подмигнул Танфии. – Элдарет, ты меня не представишь?

– Боги благие, ты соскучился по аплодисментам?

– Ладно уж, я сам. – Он улыбнулся, глядя девушке прямо в глаза, и лик его озарился благостным сиянием, потрясшим Танфию физически, как удар под ложечку. – Я Сафаендер.

Глава девятнадцатая.
Сон и открытие.

Танфии показалось, что у нее из-под ног выдернули пол.

– Тот самый Сафаендер?

Он сухо хохотнул.

– Ну, или какой-то Сафаендер.

– Поэт… драматург?..

– Именно так.

– Я думала, вы… намного старше.

Это его ошеломило немного.

– Спасибо… наверное. Приятно знать, что вы обо мне вообще думали.

Танфия смущалась все больше с каждой секундой, и не знала, как выпутаться.

– Элдарет сказал, что знаком с вами, но я не думала…

Он по-кошачьи загадочно улыбнулся.

– Вы не были уверены, скольких Сафаендеров он знает?

– Я не знала, что думать! Он же мне ничего не сказал! Заявил, будто вам за сто лет!

– Да ну?

Танфия обиженно повернулась к Элдарету.

– Ты мне ничего не сказал!

Элдарет только пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.

Танфии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

– Я любила ваши пьесы с тех пор, как была девочкой. Я по ним читать училась. Когда я услышала, что случилось с театром…

На этих словах взгляд Сафаендера оледенел. Руфрид до боли стиснул локоть Танфии и подтолкнул девушку вперед. Она прикусила язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь совсем непростительное, и, то холодея, то покрываясь потом, она, как кукла, хлопнулась на любезно указанную Элдаретом кушетку.

Вошедшая темноволосая женщина зажигала светильники. Комната оказалась десяти локтей в ширину. Пахло пылью; серый камень стен и пола украшали лишь разбросанные ветхие коврики. Мебель была старинной и растресканной. То, что Танфия сначала приняла за длинный ларь у стены, оказалось рядом прикрытых холстиной бочек.

– Это старая кладовая, – объяснил Элдарет. – Если кто станет обыскивать дом, он ее попросту не найдет.

– Мы обустроились, как сумели, но… – Сафаендер беспомощно пожал плечами.

Танфия живо представила его живущим в беломраморных палатах, где журчат в бассейнах фонтаны. Конечно, здесь ему не место! Ей так хотелось задать знаменитому поэту тысячу вопросов, почти все неуместные – если бы только она осмелилась открыть рот.

– Налил бы им хоть вина, Саф, пока ужин готовится, – бросила темноволосая.

Незнакомка была очень привлекательна – роскошные округлости, тонкая талия, полные красные губы, и выражение непробиваемой самоуверенности на лице. Танфия ощутила укол ревности. Из сумрачных ниш выступили еще одна женщина и двое мужчин; и все они носили общий отпечаток напускного обаяния и великодушного снисхождения к миру.

– Кстати говоря о театре, – промолвил Сафаендер. – Мы – это почти все, что от него осталось. Это были мои актеры: Аштарь, Шарма, Салиоль, Эвендер.

Лицедеи приветствовали излучинцев многословно и снисходительно, поглядывая на вновьприбывших, как на притащенную кошкой дохлую мышь. Танфия внутренне ощетинилась – как это они могут поглядывать на нее с вершин своего таланта, когда ей так неловко? Это было хуже, чем унижение, испытанное ею в Луин Сефере. По крайней мере, тот урок она усвоила, и держаться на равных не пыталась. Но как она завидовала их начитанности и уверенности, и легкости, с которой они могли обращаться к ее герою, ее богу, запросто – «Саф».

Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше – за пятьдесят – и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще – записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех – ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.

Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.

– Боги, как я устал! – вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. – Ну, какие новости?

Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.

– Все хуже и хуже, друг мой.

– За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?

– Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет – тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.

– А?

– Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. – Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.

Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.

Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?

Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.

До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.

В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен – с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер – один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца – а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым – но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр… нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.

Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.

Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.

– Положение в Парионе становилось невыносимым, – говорил Салиоль. – Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.

– Бедняжка ты наш, – сухо отозвалась Аштарь.

– Добывать съестное становится все труднее, – заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. – А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. – Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. – Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.

– Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, – проронил Элдарет. – Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.

– Ну, лавину на них не мы спустили! – пробурчал с набитым ртом Руфрид.

– Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. – Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. – Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.

– Расскажи, Элдарет, – попросил Сафаендер, – где тебя носило?

Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?

– Теперь я начинаю понимать, – проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный – такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. – Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя – и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев – на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.

– Теперь, когда ты установил проблему, – заметил Элдарет, – ты подскажешь решение?

– Ты достаточно знаком с моими работами, – с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, – чтобы знать – я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.

– Вот за это я тебя люблю, Саф, – вздохнул Элдарет. – За твое несгибаемое жизнелюбие.

Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.

– Однако, – продолжил Элдарет, – едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.

– Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.

– Это ничего не изменит. Пора решаться.

Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.

– Станем ли мы, – негромко проговорил он, – бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?

– Что ты хочешь сказать, – спросил Руфрид, – «на бой»?

– Я говорю – поднять оружие против царя.

Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.

– Это значит – мятеж, – проговорил Мириас. – И усобица.

– Нет, мы не можем, – отозвался Сафаендер.

– Мы не за этим пришли! – воскликнул Линден. – Мы хотели…

– Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.

Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.