Текст книги "Янтарная Цитадель"

Автор книги: Фреда Уоррингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

– Как может народ мой вспоминать меня иначе, как небрежного опекуна? Если я умру, вы осудите меня – и как жестоко будет ваше презрение! И вы будете правы, и все ж душа моя восстает против этой несправедливости, ибо я, невзирая на пороки свои, всеми силами стремился угодить вам!

Он простер к девушке костлявую руку – пальцы не дотянулись до ее плеча совсем чуть-чуть.

– Как же пугает меня ваш грядущий суд – и за это я начал ненавидеть вас. Боюсь, прав был мой отец – и все ж я должен доказать его ошибку! Ежели я не смогу достичь совершенства прежде смерти, и тем быть воспомненным, все остальное бесплодно. Все есть прах и пепел.

– Неправда, – пискнула Изомира. Но царь не слышал.

– А раз совершенство недостижимо, я погублен. Башня, моя Башня – в ней единственная моя надежда. Это будет моим наследием. Вот память, которая не сотрется, не забудется, и поколения будут возносить мне хвалу.

Боги, подумала Изомира. Он искренне верит в это.

– И все же уверенности нет, верно? Я не могу править людскими умами или делами из-за гроба. А потому – ответ на самом деле прост – я не должен умереть.

– Что?

– Я намерен обрести бессмертие. Наследники мне не надобны. Башня суть мое подношение великой богине Нут и супругу ее Ануту. И покуда я строю Башню, пока поднимается она в небеса все выше и выше, они одарят меня жизнью вечной.

– И вы… – Горло ее сушило песком. – Вы верите, что это возможно?

Глаза его полыхнули гневом.

– Вера здесь не при чем. Это было мне обещано. Это уже началось.

– Но никому не предназначено жить вечно, даже царю.

– Ответь мне правдиво, Изомира, ибо ты говоришь за всю Авентурию. Ты говоришь, что меня любят. Но разве не радостно тогда будет до скончания века подчиняться мне?

Девушка свернулась комочком, пытаясь заслониться от его взгляда.

– Не так.

– Я не слышу.

– Нет! – громко ответила она, опуская руки. Ее трясло, страсть вымыла из души страх. – Ты думаешь, объяснившись со мной, ты все исправишь? Если я пойму, тебя поймут и все твои подданные? Если ты ждешь от меня разрешения, поддержки – не дождешься! Твои дела жестоки превыше разумения. Как ты не видишь? Ты был добрый царем, лучшим из царей! Почему же ты опустился до этого?

Царь воззрился на нее – глаза его были гагатами, в них билось алое пламя. Хватка его крушила тонкие кости Изомиры.

И тогда девушка поняла. Она была не первой, чьего одобрения искал царь, и не первой, ответившей ему прямо. Но все, кто стоял здесь до нее, умерли за свои слова. Умерли, не веря своим глазам, когда их царь-агнец преображался в рыкающего беса.

Через всю Цитадель волочил царь свою жертву в двойную палату, где они играли в метрарх, и дальше – в пахнущую медью тьму потайных ходов, по неровным ступеням в чрево замка. От толчка в спину девушка упала, рассаживая колени и ладони о шершавый камень. Вспыхнул свет; царь запалил лампаду. Маслянистый свет обливал стены. Впереди мерцал на столбе пут роковой морион.

К столбу был уже прикован человек.

Это была Намания. Целительница.

Лицо Изомиры оказалось в ладони от ступней Намании. Снизу вверх девушка глядела на пухлое тело в свободной темной сорочке. Глаза лекарки были широко раскрыты от ужаса, рот полуоткрылся в неслышном крике.

– Кто из вас? – спросил царь. – Я могу расковать ее, и тебя поставить на ее место, Изомира. Спасешь ли ты ее жизнь?

– Мне все равно, что ты со мной сделаешь, – Голос девушки дрогнул. – Она нужней людям, чем я.

– Не дури! – прошептала Намания. – На что я тебя лечила? На погибель?

– Не думай об этом, как о смерти, – проговорил Гарнелис. Он обернулся, и тень на стене прыгнула до потолка. В руке он сжимал длинный железный нож, и темны, как расплавленная сера. – Считай, что ты отдаешь свою силу зауроме, чтобы жить в ней вечно.

Царь воздвигся над ними, и голод его наполнял пыточную ощутимым биением.

– Это будешь… ты, – прошептал он, касаясь острием горла Намании. Женщина вздрогнула и крепко зажмурилась. – Жертва, как в древние дни, ради благословения земли.

Он воздел руки и завел заклинание. Сами стены зарокотали в ответ его голосу. Изомира ощутила, как стягивается ком тьмы, и вертится, вертится, заполняя камеру смерчем силы, прижимавшим девушку к полу.

Задыхаясь, Изомира шаг за шагом отползала от столба. Царь был заворожен своими чарами; Намания потеряла сознание. Сквозь мощный запах грозы к ноздрям Изомиры пробилась вонь пота и мочи. Нож трепетал у самого горла целительницы.

Из последних сил Изомира поднялась и бросилась на царя с криком «Нет!».

Все равно, что биться о стену. Царь даже не дрогнул. Рука его нанесла короткий удар, и девушку отбросило назад. Руку ожгло, и по пальцам потекла кровь. Нож рассек ей предплечье. От боли перехватило дыхание, но стоило девушке всхлипнуть, как ее голосу начал вторить чужой, откликаясь на каждый стон боли довольным вздохом.

Обернувшись, она увидела за аркой входа белый плащ Лафеома.

Пыточную кружило, точно в водовороте. Морион втягивал боль Намании, усиливал и расплескивал по стенам. Девушка не могла удержаться на ногах. В ушах звенели крики и рев ветра, по лицу бил воздушный поток.

Намания издала сдавленный, булькающий всхлип. Блеснул нож, горло целительницы ухмыльнулось кровавой раной; и разрез открылся, и послышался голос:

– Она совесть твоя, о царь! Убей свою совесть, чтобы она не остановила тебя!

Обезумев, Изомира вскочила и метнулась вниз, по узкой лестнице, ведущей в сердце подземелья, к шару.

Ступени пугающе колыхались под ногами. Невидимые, воющие призраки тянулись из темноты, пытаясь удержать. В рассудке Изомиры удерживалась последняя мысль – убежать как можно дальше от царя; и пути к бегству она не видела.

Тяжело дыша, она влетела в зал и на несколько мгновений застыла, глядя на шар. Тот со стонами вертелся на каменном основании, в муке разбрасывая кровавые искры.

Призрачный отблеск выхватил изо мрака человечье лицо. Он был здесь; царь Гарнелис потянулся к ней окровавленными руками, и тянулся, даже когда девушка провалилась в беспамятство.

Элдарета уложили в постель в личных покоях Эльрилла, и накрыли несколькими одеялами из теплой белой шерсти, но он все равно дрожал. Застрявшие в дверях Танфия и Линден озабоченно наблюдали, как Эльрилл и Лийет склоняются над больным, тихо переговариваясь, и поят из кувшина горячим, пахучим травяным настоем. Пещера была просторна, скругленные ее стены жемчужно мерцали. Двое замфераев держали поднос с мазями и повязками, покуда Лийет обрабатывала рану на плече Элдарета.

– Вы можете идти, – заметил Эльрилл, оглянувшись на Танфию и Линдена.

– Я хочу быть уверена, что с ним все хорошо, – упрямо возразила Танфия.

– Так и будет. – Эльрилл отмахнулся от нее, как от надоедливой девчонки.

Танфия взвилась.

– Мы его нашли. Он мог умереть там на склоне, если б мы его не заметили и не спасли.

– Верно, и мы благодарны вам.

– Я хочу знать, кто он.

Вождь шаэлаир обратил к ней бесстрастный лик.

– А если ли вам до него дело?

– Конечно, – ответила Танфия. – Он мог принести вести из мира.

Эльрилл поджал губы.

– Значит, вы заботитесь скорей о себе, чем о его здравии?

– Заботимся о моей сестре, если вы не забыли.

– Ох, да пусть остаются, – проговорил Элдарет. Голос его срывался от усталости. – Они меня спасли. Просто они люди, Рилл. Да и я их хочу расспросить.

– Позже, – твердо ответил Эльрилл. – Когда ты поправишься.

– Пара часов сна, и я буду в полном… – Элдарет замолк. Озноб унялся, и послышался тихий храп.

– Значит, это и есть Элдарет, – проговорил Руфрид. – Слышим мы о нем постоянно, только кто он такой?

Наступил вечер. В огромной пещере мерцали точки светильников. Сквозь стены сочился лунный и звездный свет; прожилки в хрустале мерцали, как застывший дым. Площадки, как перевернутые шляпки грибов, плыли в полумраке. Проходили мимо шаэлаир, собираясь на вечернюю трапезу, и музыканты уже завели свою странную, протяжную песнь, более чем когда-либо трогавшую Танфию до глубины души.

– Мы не знаем, – прошептала она. – Это мы и хотим выяснить.

Глаза Линдена сверкнули.

– Ты понимаешь, что это значит, Руфе? Если он смог добраться сюда – мы сумеем уйти!

– Да, только ты не особенно радуйся, – отрубил Руфрид. – Зима еще. Ты рассказывал, в каком состоянии вы его приволокли. Коней брать нельзя; по насту им брести еще тяжелей, чем по мягкому снегу.

– Знаю, но…

– Тшш! – Танфия ущипнула Руфрида за бедро, пытаясь задушить спор в зародыше. – Эльрилл идет.

Сидеть одесную Эльрилла гостям дозволялось не за всякой трапезой; обычно их усаживали пониже за столом. Как ни дружелюбны были шаэлаир, к людям они относились свысока. Но в этот раз Силь провела путешественников на места рядом с Эльриллом и Лийет.

Элдарет уже восседал там, обок вождей шаэлаир. Его переодели в длинные штаны и переливчато-жемчужную рубаху, и хотя бледность еще не сошла с его лица, пришлец явно не делал себе поблажек из-за перенесенных тягот. Танфию это восхитило.

– А он крепок, – прошептала она.

– Излучинский, не иначе, – сухо отозвался Руфрид.

Вокруг расселись любимые спутники Эльрилла – снежно-бледные мужчины и женщины, двигавшиеся с изяществом паутинки. Полдюжины замфераев принесли вино и закуски. Большинство удалилось, но один, к удивлению Танфии, задержался.

– Сегодня, – заговорил Эльрилл, – как вам известно, из долгого и опасного пути вернулся к нам наш добрый друг Элдарет. Сейчас он готов сообщить нам причину своего прибытия. Орке, – он указал на подземца, – останется, ибо мнится нам, что дело касается всех нас будь то люди, элир или замфераи.

Элдарет вздохнул и потер шею.

– Дурные у меня вести. – Он глянула на Танфию и товарищей. – Эльрилл вкратце поведал мне, как вас сюда занесло. Вы пытались отыскать сестру. Полагаю, при вас я могу говорить открыто. Чем больше людей сорвет шоры с глаз, тем лучше.

То, что случилось с вашей сестрой, происходит, – увы! – всюду, и тысячекрат хуже в самой Парионе и ее окрестностях. Полагаю, царь не остановится перед тем, чтобы забирать стариков и детей, покуда последний из его подданных не сгинет в жерновах проклятой Башни.

Гарнелис набрал огромную армию, дабы подчинить народ своей воле – что и без того было легче легкого, покуда мы были ему беззаветно верны. Но я поднял небольшое восстание, и за это мен преследуют. Из города мне пришлось бежать, и я объехал всю Авентурию, пытаясь предупредить людей.

Шаэлаир озабоченно переговаривались. Элдарет осадил их одним взглядом и продолжил:

– Не думайте, что это лишь людская беда! Я пришел сюда, потому что безопасности нет, и даже Сребренхольм может не остаться в стороне, ежели это безумие будет продолжаться! Гарнелис стремится уничтожить все, что ценил прежде.

Пальцы Линдена неосознанно стиснули запястье Танфии.

– Вы приехали из Парионы? – спросил он. – И вы видели… рекрутов?

Элдарет серьезно глянул на него.

– Увы. Их морят до смерти непосильным трудом – если раньше несчастных не сгубят несчастье или хворь – но взамен погибшим привозят новых и новых. Город в ужасе. Но царю все неважно, покуда Башня продолжает строиться.

Линден понурил голову. Танфия старательно сдерживала слезы, обжигавшие глаза и горло, стараясь не сорваться. Руфрид обнял их обоих.

– Простите уж, – мягко проговорил Элдарет. – Хотел бы я утешить вас, но не могу. В самой Парионе никто не понимал, насколько все худо, пока царь не снес Старый царский театр, чтоб на его месте возвести Башню.

– Что? – вскрикнула Танфия.

– Сафаендер поставил пьесу, высмеивавшую царя. Представление вышло дерзкое, язвительное; наиопасное, при том, что мы знаем о состоянии царского рассудка. Но это не повод сносить театр. Здание ведь никого не оскорбляло. И народ Парионы не сотворил ничего, чтобы заслужить подобное бессмысленное разрушение.

Вот тут Танфия разрыдалась. Ей было безумно стыдно, что при мысли о сестре она смогла скрыть слезы, но по театру плакала навзрыд.

– А я мечтала посмотреть там классические спектакли. Даже думала – а каково было бы видеть на его сцене пьесу, написанную моей рукой. Нелепость какая. Сказка, я знаю, но я обещала себе – когда-нибудь я отправлюсь в Париону, и встречу всех-всех великих поэтов, и пойду в Старый царский театр. А теперь уже не доведется.

Элдарет изумленно глянул на нее. Ну вот, еще один не верит, что у простой крестьянки могут быть такие мечты… ну и плевать. Сердце Танфии было разбито.

– Мне очень жаль, – неловко проговорил он, подавая ей салфетку. – Поверьте, многие в городе плакали так же жалостно.

– И вы ничего не сделали, чтобы спасти театр? – ядовито бросила девушка.

Угловатое лицо путешественника отвердело. Он раздернул ворот рубахи и показал уродливый багровый шрам на плече.

– Это я заработал, спасая его. Другие поплатились жизнью, или попали в кандалы. Когда бой был проигран, я смог спасти хотя бы Сафаендера. Я нашел его на развалинах. Он оплакивал там не только погибшие мечты, но и горькое наше бытие.

– Вы спасли Сафаендера? – воскликнула девушка. – Вы с ним знакомы?

Элдарет тихонько усмехнулся – чем-то вопрос его развеселил.

– Знаком.

– А какой он?

– Зануда!

Танфия задохнулась. Как можно быть таким непочтительным?

– Он, наверное, очень старый?

– Дряхлый, – ответил Элдарет, раздраженный необходимостью отвечать на уводящие вопросы. – Лет эдак ста тринадцати.

Девушка пыталась придумать еще вопрос, когда Руфрид толкнул ее в бок:

– Тан, заткнись! Без толку языком треплешь.

В кои-то веки она последовала его совету. Потрясенная услышанным, она молча отпила вина.

– Театры можно отстроить заново, – тяжело промолвил Элдарет. – Увы, ущерб Авентурии глубже. Ходит слух, что Гарнелис предал смерти родного сына, в то время, как его внучка… – Он запнулся. Лицо его оставалось непроницаемо, но жилы на шее вздулись. – …Его внучка, царевна Гелананфия, утонула в море. Рыбаки говорят, будто видели, как водоворот поглотил ее корабль. Если так, то последним в царском роду остается Венирриен, ныне скрывающийся. Мальчик может быть в большой опасности.

– Со стороны родного деда? – усомнился Эльрилл.

– Звучит немыслимо, знаю. Но поверьте – мы видели худшее. И страшней того – говорят, будто царь обратился в вызыванию гауроф, и даже проливал людскую кровь, чтобы настроить себя на темные силы, которые лучше было бы не пробуждать.

– Гауроф?! – воскликнул вождь. – О глупец!

– Еще хуже, – вставил Орке. – Ежели он рвет из земли камни без посредства и помощи замфераев, он только бед натворит, что нам и не снилось.

– Думаешь, ваш царь обратится и против элир? – спросил Лийет.

Элдарет покачал головой.

– Не могу сказать.

– Мы не можем противостоять ему, – произнес Эльрилл. – Нас слишком мало, и мой долг – хранить безопасность Сребренхольма. Мы не желаем ввергать людей и элир в междоусобную войну!

– Нет, конечно. С его стороны было бы немыслимой глупостью обратиться против своих союзников, но теперь я поверю и в это. Я прошел до самого Сеферета, пытаясь предупредить народ, пока не стало поздно.

Трое путешественников переглянулись.

– Мы слышали, – проговорил Руфрид.

И он принялся рассказывать историю, которую много недель назад они поведали Эльриллу.

Элдарет слушал внимательно, подперев подбородок ладонью.

– Бхадрадомен в Ардакрии… – пробормотал он, когда излучинцы закончили. – Хотел бы я сказать, что это стало для меня потрясением. Но госпожа Амитрия поведала мне о них несколько месяцев назад. В этом нет вины Гарнелиса – эту беду он унаследовал. Поселения бхадрадомен, которым дозволено жить на материке, покуда они не выходят за отведенные границы. Они более-менее безвредны…

– Безвредны? – воскликнул Руфрид. – Мой брат несколько дней болел, едва завидев одного! На него напали, и он чуть не обезумел!

– Не преувеличивай, – буркнул Линден.

– И Амитрия показала мне лес с замковой башни, – добавила Танфия. – Поселение бхадрадомен похоже на чернильную кляксу, и пятно расползается по лесу. И они преследовали нас, и пытались убить!

– Погодите, погодите! – Элдарет умиротворяюще поднял руки. – Я хотел сказать, они были безвредны. До меня доходили слухи, что в рекрутском наборе солдаты получают странную помощь, но ваш рассказ – самое отчетливое свидетельство тому.

– Мне виделась тварь, убившая господина Арана, когда тот нес ваше послание, – вставил Линден. – И эта же тварь убила танфиного дядю.

– Гхелим, – проронил Элдарет. – Бхадрадомен, запечатлевшие другое существо, которому подражают обликом и повадкой. В данном случае – дра’аку.

– Боги, да! – вскрикнула Танфия, вспоминая. – Когда тот, в плаще, спорил с Бейном, он требовал Линдена, потому что тот ранил его гхелим! О, богиня…

Элдарет стиснул виски ладонями. Лицо его побелело.

– Дела обстоят еще хуже, чем мне думалось. Предупреждения мои пропали втуне, а несчастный господин Аран погиб из-за них.

– Простите, – пробормотала Танфия. – Похоже, мы принесли друг другу дурные вести.

– Я изначально подозревал во всем этом руку бхадрадомен. Они ползают в тени, как пауки. Не верится, что все это их работа, но прознай они обо всем, это очень по ним – воспользоваться нашей бедой.

– Да, – возразил Эльрилл, – будь они сильней. Они могли бы воспользоваться им, но, правду сказать, Девять царств все еще сильны и едины, а пожиратели – обессилены. Они знают, что попытка восстать обернется для них разгромом.

Элдарет медленно выдохнул.

– Спасибо тебе, Эльрилл, глас разума. Ты прав. Их вожак – Аажот, или как его там, – не глуп. Он знает, чем кончится для них бунт.

– Но что-то происходит, – сказал Руфрид. – Мы не можем закрывать глаза.

– И что же нам делать? – спросила Танфия.

К ее удивлению Элдарет запрокинул голову и расхохотался. Голос его эхом прокатился по пещере, и музыканты прекратили играть, возмущенно взирая на чужака.

– Вот в чем вопрос, Танфия!

– Я одного хочу, – проговорил Линден, – вернуть Изомиру и возвратиться домой.

– Да. – Элдарет положил руку юноше на плечо. Снова зазвучала музыка, обворожительно-жуткая, как сияющие за хрустальными стенами снега. – Стереть из памяти это неудачное происшествие, и жить дальше, словно ничего не случилось. Но ты не сможешь. Все меняется, и к прежнему возврата нет.

Изомира пришла в себя на кушетке в палате для игры в метрарх. Голова кружилась; потом возвратилась память, и девушка тревожно вздрогнула.

Над ней склонился царь, прижимая к ее лбу влажный платок. Девушка шарахнулась; Гарнелис убрал платок. Затем, к полнейшему ее изумлению, он пал на колени рядом с кушеткой, вцепившись в ее руку, и покаянно склонил голову.

– Прости меня, – прохрипел он. – Умоляю, прости меня. Я не могу заставить себя причинить тебе боль, Изомира. Прошу, не бойся. Я никогда тебя не обижу.

Она заставила себя поднять взгляд. Его лицо! – девушку пронзил ужас – не потому, что государев лик был ужасающ или уродлив, но потому, что этого не было.

Он изменился. Руки его были чисты, и мантию он сменил на чистую, желтую с серебром, но перемена лежала глубже. Черты лица его разгладились, взгляд стал прям и незамутнен. Скорбные морщины разгладились. Царь словно помолодел, и даже волосы его стали темней и гуще.

Он снова походил на свой старый портрет – сильный, добрый, невинный.

– Вы изменились, – прошептала Изомира. – Как?

– Я ничего не могу поделать. – Голос его был мягок, умоляющ, печален, и в то же время покоен. – Давление… тьма… она копится во мне, пока я в силах ее сдерживать. И прорывается кровопролитьем. Я никому не сознавался в этом, кроме Лафеома. Я не могу сказать царице.

– Почему вы говорите мне?

– Не знаю. Ты – другая.

– Мне нечего сказать вам. Вы убили Наманию.

– Но их жизненные силы не пропадают. Они питают заурому, как поддерживают и меня. Царь, заурома, земля – мы неразделимы.

– И Лафеома. Я видела, как он впитывает силу. И он ухмылялся.

– Пойми, прошу. Я не хочу творить это. Мне ненавистна погибель. Но я ничего не могу сделать. Это единственный способ, последняя моя надежда. Прости меня, Изомира. Умоляю.

Глаза его – нежные, ясные, прекрасные – молили «люби меня». И самым ужасным было, что ей и вправду мучительно хотелось любить его, как царя, как мужчину… но она не могла. Изомира отвернулась, и расплакалась от потрясения и отчаяния.

– Я не могу простить тебя! Если оно ненавистно тебе – прекрати! Это жестоко, мерзко, отвратительно!

– Я знаю, – ответил царь. – Но я не вижу выхода. – Он коснулся ее раны. – Я ранил тебя; прости. Позову кого-нибудь перевязать рану.

– Кого? – жестоко спросила она.

Гарнелис вроде бы смутился.

– Есть и другие лекари.

– Пока ты не погубил их всех. Зачем ты стремишься погубить всю Авентурию?

Царь сморгнул. Прежнее хищное его воплощение Изомира находила едва ль не более привлекательным, чем нынешнее, безумно спокойное. Ей подумалось, что он не желает отвечать. Но потом царь проговорил:

– Нет света без тьмы. Нет жизни без борьбы. Мы обожрались миром, и нас следует напомнить, что жизнь бесцельна, если не сражаешься за нее зубами и когтями. Это станет моим наследством Авентурии.

Через два дня после прибытия Элдарета задул очередной буран, разрушив надежды Линдена на скорый уход. Руфрид начинал понимать брата. Появление странника нарушило его благостное бытие в Сребренхольме, заразив жаждой действия. Юноше казалось, что он заключен в хрустальном пузыре, покуда снаружи рушится мир.

Танфия ощущала то же самое – это Руфрид знал. Вечерами, лежа бок о бок, они строили планы на следующую часть пути – других тем для беседы у них не осталось. Предвкушение дороги не сводило их вместе, как можно было подумать, а разделяло. Они любились страстно, как прежде, но Танфия была словно не вполне с ним: телом – да, даже чувствами, но не мыслями. Глаза его не останавливались на лице Руфрида, но смотрели куда-то выше, и дальше.

Излучинцы принялись заранее готовиться в дорогу, чтобы выйти, как только погода установится. Вычистили и промаслили упряжь, перебрали дорожные мешки, сложили оружие и дорожную одежду.

Руфриду, несмотря на его всегдашнюю подозрительность, Элдарет понравился. Странник был прям и грубоват; а еще он первый понял цель их странствия и хотел помочь. Был он вдвое старше любого из троих путешественников, и в его опыте и мудрости было что-то умиротворяющее.

Вместе с ними Элдарет упражнялся на мечах, проклиная отвыкшие руки и неизменно побеждая. По вечерам вместе с ними он трапезовал, развлекая излучинцев рассказами о Парионе и дальних краях.

– Честно сказать, – говорил Элдарет, – я не вижу большой надежды на ваш успех. О, ваша Изомира может быть еще жива – если вам поверить, она молода и здорова. Но уводить ее вам придется силой, а вот это почти невозможно. Скорей вас схватят и принудят работать с ней рядом.

– Лучше так, – буркнул Линден, – чем никогда ее не видеть.

– Знаю, парень. – Элдарет хлопнула его по плечу. – Но тебя могут отправить на рудник за многие мили от нее, или забрать в армию… а то и зарубить при попытке освободить ее. Это в том случае, если вы вообще ее отыщете! Я бы присоветовал вам возвращаться домой. Да разве ж вы послушаете?

– Нет, – ответила Танфия, прежде чем Линден промолвил хоть слово. – Никогда в жизни.

– Пойдете с нами? – спросил Руфрид.

– Не до конца. Со мной одна загвоздка – ежели меня заметят в Парионе, я, считайте, покойник. Куда мне податься – пока не знаю, всюду – труба! Если б моему горю пришел конец, то и ваша сестра, и все, ей подобные, оказались бы на свободе!

Дни становились все длинней, снежные бури сменялись теплыми ветрами. Через три недели после появления Элдарета разведчики-шаэлаир принесли весть, что перевал, наконец, проходим.

– Хотя и с трудом, – предупредил Элдарет. – Надо опасаться и запоздалых буранов, и лавин.

– И плевать! – заявил Линден. – Мы и так здесь уже достаточно проторчали.

Выйти решили на другой же день. Покуда Танфия и Линден спустились в конюшню, в последний раз перебрать пожитки, Руфрид с Элдаретом отправились посидеть у обзорного окна над воротами. Хрустальную плиту застил иней, да и снаружи, кроме снежной белизны, смотреть было не на что. Тропу расчистили, но по склонам долины еще лежали смерзшиеся сугробы.

– Эльрилл, конечно, холоден как рыба, но, надеюсь, он принял вас радушно, – заметил Элдарет.

– После того недоразумения в начале… да мы без него померли бы, – ответил Руфрид. – И здесь мы научились такому, чего бы иначе никак не узнали.

– Например?

– На мечах драться. Забавно – я-то думал, что элиры такие мирные.

– Да, а еще очень предусмотрительные. Они знали, что нам это пригодится.

По Сребренхольму раскатился, заставив обоих вздрогнуть, звенящий гром.

– Это еще что такое? – воскликнул Руфрид.

– В дверь постучали, – ответил Элдарет, протирая окно рукавом.

Глянув вниз, Руфрид увидал у ворот двоих мужчин в темно-зеленых плащах.

– Боги! Кого еще принесло? Они не элиры?

Вскочив, они оглянулись на уступ у входа в туннель, как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое шаэлаир отодвигают тяжелый створ. Навстречу раскрасневшимся с мороза пришельцам по коридору спускался сам Эльрилл.

– Мы явились по указу царя Гарнелиса и его воеводы Граннена, – изрек один. – Мы ищем Эльрилла, властителя шаэлаир.

– Я Эльрилл. Чем могу помочь?

– Мы полагаем, что вы укрываете некоего Элдарета, разыскиваемого за преступления против Авентурии.

Руфрид покосился на Элдарета; лицо старшего мужчины было мрачно. Юноша потянулся за луком, но Элдарет удержал его.

– Боюсь, вы ошиблись, – холодно отмолвил Эльрилл. – Здесь нет никакого Элдарета.

– Также мы ищем троих людей, женщину и двоих мужчин, разыскиваемых за попытку убийства регистата скальдского, за ослушание государеву указу и иные преступления.

Руфрид задохнулся. Кто мог выдать их? Каламис? Да нет же!

– Опять-таки, эти люди мне неведомы.

– Нет смысла защищать их, владыка Эльрилл, – проговорил старшой. – Выдайте их. Мы даем вам возможность сделать это по доброй воле.

– Я не могу сделать это по доброй воле, ибо здесь их нет.

– Если вы не подчинитесь, мы возьмем Элдарета и прочих силой.

Покуда шел спор, Руфрид заметил две вещи. За спинами пришельцев те же двое шаэлаир тихонько задвигали створ. А снаружи долину заполняли, становясь строем за воротами, солдаты. Их фигурки чернели на снегу, как муравьи.

– Силой? – переспросил Эльрилл. – Я полагал, что ваш царь друг элирам.

– Царь ищет ссоры с Элдаретом, не с вами.

– Тем не менее, если вы примените силу, мы будем считать это нападением. Этого ли желает ваш царь? Разорвать наш союз?

– Избавите меня от лживых речей! – Старшой и его спутник обнажили мечи.

В тот же миг ворота с грохотом затворились, и из потайных бойниц вылетело с полдюжины элирских стрел. Солдат, вскрикнув, упал.

Руфрид тоже спустил тетиву. Его стрела вонзилась старшому в плечо; тот поднял изумленный взгляд, да так и завалился на спину. Стрела Руфрида была не единственной.

Элдарет выругался.

Эльрилл взбежал по лестнице на смотровую площадку. За ним торопились восемь вооруженных шаэлаир. Элдарет встал навстречу элирскому вождю; мгновение они буравили друг друга взглядами, потом вместе обернулись к хрустальному окну.

Внизу, в долине, к дверям приближались добрых шесть десятков солдат. Элирские лучники занимали места на уступе, или протискивались в незаметные ниши в камне.

– Можно ли отворить двери снаружи? – спросил Элдарет.

– Нет, – разве только они принесли с собою тарана или пороки, если б такое приспособление можно было затащить в горы. И все же здесь для вас более небезопасно, – ответил Эльрилл.

– Это вы из-за нас в опасности, – поправил Элдарет. – Прости, друг мой, я бы не стал по своей воле навлекать на вас беду.

– Не думаю, что им нужен таран, – прервал его Руфрид. – Смотрите!

Солдаты вбивали в каменную дверь железные костыли, взбираясь с их помощью все выше, чтобы закрепить на верхушке двери крюк с прицепленной веревкой.

– Они хотят выворотить дверь, – проговорил Элдарет. – Получится?

– Боюсь, что да, – ответил Эльрилл. – Это займет у них немало времени, но дверь не настолько крепка, чтобы ее нельзя было одолеть.

Он обернулся и бросил своим спутникам несколько слов на наречии шаэлаир.

Четверо стройных мужчин, и столько же женщин, враз нырнули в узкие ходы проточенные в полупрозрачном камне. Руфрид только теперь заметил эти отверстия.

– Дайте мне помочь им! – Руфрид вскочил, сжимая лук. Сердце его колотилось.

– Сядь, – одернул его Эльрилл. – Эти ходы для тебя слишком узки. А мои бойцы не для того выходят, чтобы барахтаться в снегу с копьями и стрелами, изображая мишени.

Шаэлаир были почти невидимы на снегу. Вот они взбежали по склонам долины – четверо по одну сторону, четверо по другую – и скрылись от взора за гребнями.

Покуда Руфрид высматривал элиров, прибежали запыхавшиеся Танфия с Линденом.

– Что случилось? – спросила девушка. – Шаэлаир все помчались сюда, с луками, с мечами…

– Это пришли по наши души, – проронил Элдарет.

Они с Руфридом пересказали, чему стали свидетелями. Солдаты внизу закрепили на двери несколько крюков и пропустили через них канат. Отряд выстроился клином, и налег на веревку.

Дверь заскрежетала. Изнутри, вдоль покатых стен, за камнями, таились вооруженные шаэлаир. Танфия и Линден, побледнев, обнажили мечи. Руфрид же упивался восторгом опасности.

И тут у него заболели уши.

Он ощутил звук прежде, чем услыхал: тонкое, пронзительное зудение. Шум становился все громче, распадаясь на несколько звонких, мучительно неладных нот, сплетавших дребезжащие гармоники.

– Что это? – тревожно вскрикнула Танфия.

– Смотри! – воскликнул Руфрид.

На гребнях склонов долины стояли шаэлаир. И они пели. Бледные фигурки на фоне серого неба нельзя было б и различить, если б каждый не сиял звездой. Раскинув руки, каждый из них тянул свою оглушающую, жуткую ноту.

И словно в ответ раздался громовой треск. По всему склону наст ломался и огромными плитами соскальзывал, ломая нижележащие пласты, все быстрей и быстрей, покуда снег не потек рекой, и мягкий рокот не заглушил даже элирской песни.

– О, нет! – Танфия вцепилась в плечо Руфрида.

Солдаты начали озираться, тревожно вскрикивать, показывать пальцами; бросив канаты, они кинулись прочь из долины – поздно. Обогнать лавину не удалось никому. Снежный поток затопил дно долины, погребая под собой солдат.

Руфрид и его товарищи взирали на эту сцену с немым ужасом.

Когда все закончилось, снег заполнил долину до уровня смотрового окна. Свободный осталась лишь узкая полоска хрусталя под потолком пещеры. Эльрилл приподнялся на цыпочки, чтобы выглянуть.

Стояла мертвая тишина.

– Мог там кто-то уцелеть? – спросила, наконец, Танфия.

Эльрилл обернулся к ней. Потрясение отражалось на его лице, но голос оставался спокоен.

– Едва ли. Снег течет, как вода, но стоит лавине остановиться, он под собственной тяжестью слеживается в камень.