Текст книги "Берсеркер IV (Берсеркер - 12)"

Автор книги: Фред Сейберхэген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Он даже придумал несколько объяснений, которые в процессе их обдумывания могли, по его мнению, каким-то образом совершить чудо. Например: предположим, что Дженни совсем не была на борту биостанции. Она послала туда другую вместо себя, в то время, как сама хотела пошутить и удивить своего обожаемого нового мужа и пряталась на борту его яхты.

Рядом с кормой "Фантома" находились две небольшие отдельные каюты, кабины для гостей, в которые редко кто заходил. Наверняка те немногие, кто находился на борту, не обращали внимания на эти помещения во время кризиса. Предположим, прячась в одной из них, леди Дженевьев случайно выпила лекарство и надолго уснула. А Ник, опять-таки по простой случайности, наконец обнаружил ее. Никто, кроме самой леди и, конечно, Ника не знал до сих пор, что она на борту.

Бессмыслица. Он сам себя обманывал, придумывая абсолютную бессмыслицу. До Хоксмура дошло, что вырастить желанную пару тел было не самой тяжелой работой, с которой ему предстояло столкнуться. Похоже, что скрыть свое неподчинение в конце концов являлось даже более гигантской задачей. Только муж, отчаянно желающий поверить, мог принять любую из состряпанных историй Ника. Но это определение не подходило для Дирака.

Конечно он, Николас, всегда мог попытаться рассказать Старому Господину как он в последнее время называл в мыслях своего босса – вместо этого трезвую правду; что Дженни, в самом деле, находилась на яхте с тех пор, как они покинули Иматру, но только как электронный призрак, двойник, в форме символической жизни, силой, по-вампирски извлеченной из умирающего тела. И все это из-за Ника Хоксмура, действовавшего без уведомления и разрешения своего хозяина, который еще оказался господином и мужем леди – и которым (то есть, господином и мужем) она больше не интересовалась.

По мнению Хоксмура этот план был похож на верный способ самоубийства. Собственного виртуального уничтожения, подобного тому, как стираются любые программы с опасными дефектами. И первый раз в его жизни мысль оказаться уничтоженным, стертым, глубоко его расстроила. Потому что сейчас впервые он знал, для чего живет.

На какое-то время после высадки на биостанции в течение интервала, когда была нарушена связь между яхтой и станцией, Ник ощутил тайную, преступную радость при неожиданной мысли, что Дирак и весь его живой экипаж могут стать жертвами берсеркера, навсегда пропадут на войне.

Но в результате такого возможного поворота событий он и Дженни остались бы один на один с гигантским берсеркером, который, оказывается, не был мертв, в борьбе за оборудование биостанции. Являясь полноправными членами человеческого экипажа, они не могли рассчитывать на победу над берсеркером.

Вновь и вновь Ник в мыслях и наяву возвращался к моменту спасения. Казалось, именно с этого часа начиналась его жизнь.

Чтобы появиться в разбитом курьере, он надел полуавтоматический костюм, сконструированный для того, чтобы его носил и им управлял на расстоянии живой человек.

В момент спасения она увидела его в человеческом образе – одетым в космический костюм человека – когда он вошел в борт ее взорванного корабля со всеми мерами предосторожности, не нарушив необходимой для сохранения воздуха во внутренних камерах герметизации. И в момент, когда она увидела его, выскочила из своего кресла ускорения при мысли, что она спасена – поцеловала его, да, прямо в лицевую панель, не видя и не заботясь в своей радости о том, что внутри пусто.

"Дженни поцеловала меня при встрече..."

А потом, в следующий момент, еще взрыв...

Наконец, более, чем через год после спасения пришел день, когда ему удалось уговорить Дженни сделать свой последний выбор.

Достигнув этого, Ник взял сразу две плитки, выбранные, наконец, и направился с ними в руках к Фрее-2. В последнюю минуту его охватили сомнения, что опытная система, несмотря на то, что он занимался ее программированием, действительно поможет ему. Любая, достаточно сложная система, используемая на таком высоком интеллектуальном уровне, должна уже была стать, в каком-то смысле, сильным маниакальным интеллектом. Ник понимал, что никогда не сможет быть абсолютно уверенным в том, что другие интеллекты не выдадут его тайны.

Он также беспокоился, что кто-нибудь Локи или сам Дирак узнают о существовании Фреи-2 и допросят ее. Исходя из своего опыта, Хоксмур знал, что опытные системы редко добровольно делились информацией. Но на вопросы они обычно отвечали свободно – так они были устроены – если проект не был отмечен, как особо секретный.

Когда Ник принес выбранную пару плиток Фрее-2, она подчинилась его приказам без вопросов и почти без колебания.

И сейчас два тщательно культивированных утробных плода находились в стадии неуклонного развития, и всего лишь через несколько месяцев будут готовы появиться из своих искусственных маток. Ясно, что для дальнейшего их развития необходимо было провести новую подготовку. У Ника уже имелись на этот счет кое-какие идеи.

Два отобранных мозга постепенно приобретали форму личности, для этого на мозг осторожно и точно наносились микропорезы, во время заживления которого клетки вымывались, уступая место личностям Ника и Дженни, извлекаемых частями из записей. Теоретически ни одна природная модель не имела никакой возможности к развитию.

Но это, конечно, был трудный и сложный процесс, не проверенный опытом. Существовала масса вариантов совершения ошибок.

14

После исчезновения Дирака и его эскадрильи минуло почти три столетия. Это время Иматранская система жила в относительном мире, новое поколение политиков стояло у власти. В ближайшие месяцы, непосредственно после нападения, возникла необходимость укрепления военной обороны системы. Первое время работы проводились энергично. Но вскоре из-за экономических причин это замедлилось, и теперь, спустя три столетия, оборонная система только частично соответствовала запланированной проектом мощности, и дальнейшее ее доведение было отложено на неопределенный срок.

Первое время, сразу после окончательного отбытия Дирака, появились слухи: исчезнувший премьер обвинялся в том, что сам устроил все это шоу с атакой и преследованием. Правда, аргументы обвинителей были слабыми. Никто не мог ответить на вопрос о причинах поступка Дирака.

Шли годы, десятилетия, века, но ничего не было слышно ни о нем, ни о ком-либо из тех людей, которые отправились в погоню за тем огромным берсеркером.

И вот, почти триста лет спустя после исчезновения Дирака и его эскадрильи берсеркеры, на этот раз целый флот, силы которого были преобладающими, обрушились на планетоидную систему Иматры.

Почему, спрашивали себя перед смертью прятавшиеся в глубоких укрытиях современные жители этого несчастного космического тела, почему так давно запланированные работы по укреплению оборонной системы, так и не были закончены? Задавали они себе и другой не менее важный вопрос: почему они сами с упорством продолжали жить на этой проклятой и обреченной скале? Почему не поменяли местожительство?

Целая вечность, по человеческим меркам, или, около четверти часа, по более бесстрастному времяисчислению, прошло с тех пор, как подвело людей фортификационное сооружение, возведенное с единственной целью защищать их. И этого времени хватило, чтобы уничтожить все живое. Лишь один человек еще боролся за свою жизнь, убегая от грозного преследователя. Но он, несмотря на необычное самообладание, все меньше верил в свою удачу. Каждый раз, уходя от погони, он чувствовал, как животный страх захлестывает его. Человек находился на грани физического истощения. Двигался он в условиях низкой гравитации в скафандре медленно, практически тело ему не подчинялось.

Но тем не менее за последний час он уже не раз спасался от неминуемой смерти. Словно импровизированные снаряды, камни, запускаемые в него его преследователем, со скоростью сравнимой разве что со скоростью пуль, ударялись ему в спину и сшибали с ног. Но борьба продолжалась. Преследователю тоже досталось, он был изрядно изувечен. Их разделяло метров пятнадцать. Корпуса разрушенных зданий смутными силуэтами возникали в клубящемся тумане перед глазами бегущего. Слава Богу, что они рухнули после того, как он миновал их.

В течение нескольких минут через наушники он слышал только шум. Последние человеческие голоса, призывы о помощи, давно заглохли. Теперь через гермошлем он слышал только собственное дыхание.

Одна единственная из смертоносных машин, самая маленькая, теряла время на осуществление одного задания – преследование человеческого существа. Он не мог понять, почему эта проклятая штука своей мишенью выбрала именно его, не собиралась от него отставать. Если бы она не была повреждена в начале сражения, две ее конечности были изуродованы, а реактивное оружие, по всей видимости, вышло из строя, он уже давно был бы мертв. Насекомоподобная форма, слишком тощая для своего роста, цвета засохшей крови, неумолимо продолжала свою безжалостную работу. Машина продвигалась вперед, догоняла человека, а он измученный, в космических доспехах, ничего не мог предпринять.

Бежать уже не было сил, споткнувшись, человек упал. Перевернувшись в своем неповоротливом костюме на спину, распростертый на поверхности планетоиды, лежа лицом, обращенным к небу, он заметил, что искусственный голубой свод Иматры быстро исчезает и, что в перерывах между вспышками выстрелов, все еще разрывающимися в ближайшем космосе, в жалких остатках верхних слоев атмосферы планетоиды становятся видимыми звезды.

И все же убегавший человек еще не был мертв. Все же его предполагаемый убийца, запутавшийся в своих собственных израненных конечностях, еще не нагнал его. Всякий раз он с трудом поднимался на ноги, стараясь вздохнуть глубже, чтобы возобновить свой бег. Он слышал, как снаружи над его головой свистит ветер. Еще раз в отчаянии попытался он по радиосвязи вызвать помощь. Ответа не последовало. Ему даже стало казаться, что это преследование длится всю его жизнь. На какой-то момент неистребимое чувство надежды взяло верх, он потерял из виду своего преследователя и подумал, что сумел оторваться.

На расстоянии нескольких километров на изрытой поверхности планетоиды через завесу клубящегося тумана, он видел легко узнаваемые сооружения, возведенные человеческими руками, которые подверглись разрушительным ударам недавней атаки из космоса.

Мгновение спустя, когда он думал о чудесном избавлении, берсеркер уже заметил его.

Всего за несколько минут до этого человек увидел другого человека, убитого этим же берсеркером. Тот, другой, был убит сразу, как только машина схватила его и обрушилась на шлем парня, открутив его вместе с головой. И в то самое мгновенье, когда умирал его товарищ, через наушники, до живого донесся его последний крик...

Но, что стало с другими, для этого последнего человека на поверхности Иматры, было совершенно неважным. Он сам дошел сейчас до состояния такого умственного и физического изнеможения, что не мог не только пошевелить и пальцем, но был не в силах и думать. Спокойно и с безразличием, будто дело касалось не его, он ждал смерти. Металлический скелет машины неспешно приближался к нему. Не торопясь, но и не оттягивая – Смерть не теряла времени понапрасну, хотя все время мира было в ее распоряжении, чтобы как следует выполнить свою работу.

...И пришел тот самый существующий вне времени, жуткий момент, который не мог уместиться в сознании уцелевшего, который считал, что повидал уже все на свете, и не было ничего такого, чего он не мог знать. Именно в этот момент машина приблизилась настолько, что он смог заглянуть в ее линзы, которые по его мнению, могли быть чем-то вроде глаз.

Обреченный человек с трудом поднялся на ноги в последней попытке бороться за жизнь, но снова повалился. Но он не хотел удара в спину, предпочитая умереть достойно.

И именно в этот решающий момент человеку, приготовившемуся к смерти, представилась возможность заглянуть в линзы, сквозь которые на него взирала смерть...

...Почему это так сильно поразило его сейчас, когда ничто в мире не могло иметь для него значения. Какая ему была разница в том, что эти линзы были всего-навсего маленькие зеркальца?

...И какое это имело значение, что он мог в них видеть, разве не собственное лицо сквозь лицевую пластину своего шлемофона, в ожидании смотрело на него?

Прикосновение, или даже скорее обмен душ. Словно, он, так близко подойдя к финальной черте своей жизни, превратился в Смерть, а Смерть взглянула на него его же собственными глазами и вытеснила его...

...И тогда, именно в этот момент триумфа – словно машина, завершая какие-то необъяснимые расчеты, приняв решение, что цель ее достигнута – в этот самый момент четыре ее металлические конечности замерли. И мгновение спустя без какой-либо паузы машина перестала нести угрозу своей еще дышащей жертве и начала пятиться назад. Еще через мгновенье огромное стальное чудовище повернулось спиной к последнему из выживших в Солнечной системе людей и устремилось назад. Человек дышал, но не мог пошевелить ни единым мускулом. Единственное, что было в его силах – следить за берсеркером взглядом. Клубящийся туман вскоре скрыл из виду металлическую громадину.

И только через наружные микрофоны космических доспехов еще доносились до человека звуки, издаваемые удаляющимся берсеркером. У человека не было сил осмыслить произошедшее, но подспудно он чувствовал, что дал какое-то тайное обязательство, и что это обязательство принято. При этом они не обменялись с берсеркером ни словом.

Страх оставил его, в результате непонятной дьявольской сделки он был все еще жив. Рано или поздно все это должно было объясниться, а сейчас человек только чувствовал нереальность мира, в котором выжил. Хотя веки его были опущены, а преследователь исчез, он все еще видел отражающие линзы своего врага.

Спустя три земных часа выживший человек был обнаружен в том же месте и в том же положении членами поисковой партии, облаченными в скафандры и вооруженными мощным оружием. Они прибыли на своих собственных быстро передвигающихся машинах-роботах.

Его скафандр во многих местах был рассечен, и он уже не мог им пользоваться для передвижения по плагетоиде.

15

Выжившего сразу тщательно осмотрели, оказали необходимую медицинскую помощь в полевом госпитале, который раскинули на одном не очень сильно поврежденном участке поверхности Иматры. В госпитале он был единственным пациентом.

Люди расспрашивали этого невероятно везучего человека обо всех злоключениях. Он давал настолько правдивые ответы, насколько это было можно, но обходил стороной вопрос о том, как ему удалось заполучить космические доспехи, что практически спасли ему жизнь. Умолчал он и о том, что произошло в его сознании в тот последний момент, когда он лицом к лицу столкнулся с ужасной машиной. Он ничего не сказал об отражениях в линзах и не упомянул о чувстве, которое возникло у него, будто бы дал тайное обязательство врагу.

Лежа на больничной койке под пластиковым колпаком, напоминающим по размеру комнату, переворачиваясь с боку на бок по краткой команде медиоробота, он прислушивался к специфическим звукам, сопровождавшим попытку восстановить внешнюю атмосферу, прислушивался к властным шагам начальства, посещавшего его комнату, и думал о том, что лучше бы незаметно улизнуть и укрыться где-нибудь в населенном месте.

Спасшийся испытывал какой-то благоговейный ужас от того, что из всего многотысячного населения Иматры уцелел он один.

Но, что было еще более странным: он был единственным выжившим не только среди выходцев Земли, что само по себе было удивительно, но единственным представителем биологической жизни всех форм, кто пережил атаку вообще. Ни один микроб, кроме тех, что присутствовали на его теле и на одежде, не выдержали этого акта агрессии берсеркера.

Оставшись один на один со своими мыслями, человек не мог не сознавать уникальности своего положения и не предвидеть тех вопросов, что непременно будут ему заданы. Все они будут вариантами одной и той же проблемы: какова истинная природа того последнего молчаливого контакта, который произошел между ним и машиной?

Что-то необычное должно было произойти между ними, раз машина подарила ему жизнь.

Что такого мог увидеть в нем берсеркер, узнать о нем, различить в его голосе, что заставило его выделить среди других?

В голову ему пришла новая мысль, довольно привлекательная. И мужчина, который был красив и выглядел гораздо моложе своих лет, начал смеяться. Он смеялся внутренним смехом, которому учился многие годы. За-чем привлекать внимание обслуживающего персонала к своей персоне и заставлять их гадать, что такое могло так насмешить его? Но ситуация сама по себе была такой забавной, что не смеяться он не мог. Он думал: а не было ли у этих металлических штуковин, которые так долго и с успехом терроризировали человечество, своего кода чести? Насколько он был сведущ – это могло быть вполне вероятным.

Для людей, которые сотрудничали с берсеркерами, был давнымдавно устоявшийся и широко используемый термин, имя, которое имело свои переводы и варианты переводов на все человеческие языки. Имя, которое поначалу было присвоено таким людям самими берсеркерами.

Гудлайф. Это было грязное слово. Этим именем называли тех, кто совершал самые гнусные преступления. Но ни в одном из таких преступлений, думал выживший, его обвинить было нельзя. Во всяком случае пока.

Внезапно он перестал смеяться и, раздумывая над чем-то своим, покачал головой. Что могла машина узнать о его прошлой жизни? И что дало ей возможность заключить, что он – союзник?

И тотчас мысли его вернулись к настоящему. Что им нужно от него, не напрасно же оставили в живых?

Никогда раньше до своего прибытия на Иматру не оказывался он на расстоянии, позволившем вступить в контакт с берсеркером. Да никогда и не помышлял об этом. Как могли эти несущие смерть машины появиться из глубин космоса, чтобы напасть на эту систему, в которой он раньше никогда не был, да и не хотел быть – как могла такая машина узнать о нем, что он собой представляет? Или то, что он мог находиться здесь?

Но сколько бы не было вопросов, ответов на них не было. Бесспорным было одно – он единственный, кто выжил.

Через день, когда его уже собирались отпустить из госпиталя, так как его здоровье пришло в норму – выживший впал в запоздалый шок.

Доктора говорили что-то о естественной психической реакции. Конечно, ему немедленно была оказана интенсивная медицинская помощь, соответствующая химиотерапия почти сразу вывела его из этого тяжелейшего состояния. Но полного выздоровления нельзя было достичь только за счет химических средств. Один из врачей подчеркнул, что хотел бы иметь перед глазами анамнез пациента; и, хотя это было вполне осуществимо в других местах, но не в условиях полевого госпиталя.

Получив, наконец, разрешение докторов выйти из госпиталя – и то только потому, что машины уже начали демонтировать временные сооружения вокруг него выживший вступил на поверхность астероида, которая понемногу преображалась, приобретая черты обитаемости. Суточный цикл Иматры, нарушенный в результате смещения, произошедшего от жестокой атаки, медленно возвращался к своей 24-часовой норме. Некоторые стойкие декоративные растения были еще живы и зелены, несмотря на то, что несколько часов существовали фактически без воздуха.

Хейвот остановился и с восхищением любовался ими. Космический костюм для прогулок был больше не нужен – атмосферное давление уже приходило в норму, хотя содержание кислорода оставалось низким.

Неожиданно для себя, словно поддавшись внутреннему побуждению, он понял, что направился к месту, где позаимствовал свои космические доспехи, спасшие ему жизнь. Конечно, непреодолимые чувства порой бывают опасными, но в этот раз он дал себе волю отдаться им. По мере того, как он приближался к тому месту, его ноги стали идти медленнее и наконец остановились. Молча благодарил он судьбу, удачу и тех безликих монстров, которые из неизвестности управляли миром, за то, что так вовремя пришли ему на помощь. Уцелела только полуразрушенная раковина сооружения, стоявшая у самого края беспорядочных развалин, простиравшихся на многие-многие километры, которые когда-то составляли один из крупнейших космических портов Иматры.

Было бы разумнее, предположил он, немедленно уйти; но в этот момент он испытывал чувство необычайной защищенности. Он все еще стоял там, когда услышал как кто-то подходит к нему сзади.

Он обернулся и прямо перед собой увидел молодую женщину, одетую в форму с таким же респиратором на лице, как и у него.

– Простите меня, Кристофер Хейвот, правильно? Голос у нее был мягким, располагающим:

– Ваше имя мне сказали в госпитале.

– Все правильно. Именем, которое он назвал своим спасителям, никогда раньше не пользовался, но считал, что имеет на него не меньше прав, чем кто-либо.

Женщина была среднего роста, почти вровень с ним, у нее были сильные руки, ноги. По выражению ее лица нельзя было ничего прочитать. Она начала с того, что представилась, назвав себя Ребеккой Танарат, специальным агентом Офиса Человечества.

Хейвот был искренне озадачен.

– Это – не родной мне мир. Боюсь, что не вполне понимаю, что такое Служба Человечества, Полагаю, что "служба" означает какое-то государственное бюро или? – спросил он.

Она терпеливо кивнула.

– Да, Иматранская система – одна из четырех планетных семейств, находящихся в юрисдикции нашего ОЧ.

– Понятно.– Хейвот кивнул. Он был совершенно уверен в том, что Офис Человечества не мог даже отдаленно представлять себе, кто он был такой, раз для беседы с ним они прислали обыкновенную молодую женщину. Очевидно, она только разведывала обстановку.

– Тогда наша информация верная, вы не из местных? – продолжала Ребекка.

– Нет, я просто пролетал мимо. Это была часть космического порта, ведь так? – он повернулся и жестом указал на простирающуюся перед ним равнину. На самом деле он ничуть не сомневался в том, где находится. Всего в нескольких метрах от того места, где они находились, была камера предварительного заключения порта. Как только прозвучал первый сигнал тревоги, один из его охранников, который и при других обстоятельствах не действовал как настоящий идиот, начал громко и настойчиво спорить, что заключенный, жизнь которого полностью зависела от тех, на чьем попечении он находился, должен был быть освобожден и надежно защищен космическими доспехами. Не будет никакой опасности, если предоставить ему возможность надеть космический костюм, потому что вывести его из строя не представляло никакой сложности.

И после короткой дискуссии они все-таки дали заключенному скафандр. При воспоминаниях об этом Крис отрешенно улыбнулся.

Молодой агент Танарат продолжала с ним свою беседу, пытаясь всем своим видом показать расположенность к единственному еыжившему. Таким образом обычно отвлекают внимание подозреваемого. Вполне вероятно, что она была обучена некоторым общим правилам дознания. Но она и в самом деле была слишком молода, неопытна и вскоре ее наигранное дружелюбие непроизвольно стало искренним.

Не было никаких сомнений в том, что она намеревалась выполнить свою работу до конца. И спустя минуту, она довольно неловко повернула разговор к самой важной теме: почему берсеркеры отступили так внезапно, и что он сам, Хейвот, думает по этому поводу?

До настоящего момента он старался не задумываться об этом. Он принял, как должное то, что враг практически стерилизовав этот маленький мир, обратил свое внимание на более крупные дела, отправившись атаковать более населенные планеты этой звездной системы. Но поскольку он не слышал никакого нытья и жалоб по поводу ужасных потерь со стороны внутренних миров, он решил, что берсеркеры потерпели там поражение, или по крайней мере их оттуда вышвырнули.

Когда он изложил все это достаточно серьезным тоном, его собеседница ответила:

– Как только берсеркеры прекратили атаку этого астероида, они очень быстро оставили эту систему. Внутренним мирам не угрожала никакая опасность.

Произнеся все это, агент Танарат внимательно следила за его реакцией.

Хейвот пытался отвечать спокойно:

– Возможно, они узнали, что на помощь спешит спасательный флот...

– Возможно, но все же это выглядит довольно странным. Вы так не считаете? До сих пор еще никому не удавалось запугать берсеркеров.

Теперь тон Ребекки Танарат стал более суровым, чем казался поначалу.

Хейвот повернулса спиной к руинам космического порта и пошел бродить, ступая наугад тяжелыми ботинками, от чего в воздух поднимались облачка воды и пыли. Агент Танарат, сцепив руки за спиной, шла рядом с ним.

Через несколько шагов Хейвот сказал:

– Но, несомненно, отступление им было знакомо. И, если бы они узнали, что надвигаются превосходящие их силы, они непременно бы отступили, не так ли? Отступили бы для того, чтобы не быть уничтоженными и чтобы позже суметь разрушить другую жизнь.

Его собеседница кивнула:

– Конечно, иногда они отступают, из тактических соображений. Но приближавшиеся человеческие силы – люди, которые нашли вас,– не намного превосходили их. Даже если бы они по ошибке решили, что человеческие силы численно превосходят их, это, вряд ли, бы повергло машины в панику, не правда ли?

– Я тоже склонен сомневаться в этом,– согласился Хейвот, удивляясь тону, которым был задан этот вопрос, потому что говорящая произнесла его так, словно высказала сокрушающий довод в серьезном споре.

Его собеседница кивнула с таким явным удовлетворением, словно приняла ответ Хейвота в качестве некой уступки. Потом она продолжила:

– Волнует меня другое. Простите, если спрошу грубо. Почему они не задержались, чтобы прикончить вас? И, если версия вашей истории, которую я уже слышала, правильна, то это бы у него заняло всего несколько секунд.

– Надеюсь, что вы не слишком разочарованы, что я все еще жив,– на его лице появилась победоносная улыбка, но только на минуту. Он решил, что Кристофер Хейвот должен быть от природы стеснительным молодым человеком.

– Вовсе нет,– и агент Службы Человечества одарила его заинтересованным взглядом. Ее бледные щеки как будто немного порозовели, она отвела свои голубые глаза от Хейвота и продолжала:

– Нам следует провести сжатый анализ того, что действительно произошло во время атаки. Пара кораблей проводит исследования, которые прольют свет на случившееся.

– Прольют свет? Я не понимаю. Ребекка Танарат сделала руками отрывистое движение, изображающее полет космических истребителей.

– Корабли вылетели в разных направлениях от звезды, чтобы перехватить свет, отраженный от этого астероида во время атаки. Это очень опасная работа использовать сверхсветовую скорость вблизи светила, и никто не берется за нее, если нет достаточно серьезной причины. Когда кораблиисследователи определят расстояние с точностью до пары световых дней, они будут в состоянии проследить за ходом атаки. Если все будет проходить, нормально, то они смогут записать события в их реальности.

Агент, гордая своими техническими познаниями, еще раз внимательно посмотрела на Хейвота.

Уцелевший счастливчик снова кивнул. Всем своим видом он показывал, что сказанное произвело на него впечатление. Он подтвердил также, что уже слышал в госпитале, как люди обсуждали подобный процесс расследования. Похоже, что агент Танарат придавала этому довольно важное значение.

В середине их милой дискуссии Хейвот почувствовал нечто, что заставило его внутренне насторожиться. Во время нападения радио его скафандра было связано с радиопередатчиками других скафандров и с местной линией гражданской обороны. Вполне вероятно, что оно работало и тогда, когда он сдался на милость берсеркера – из адского шума, производимого врагами, кто-нибудь мог уловить и его голос. Сейчас он не помнил, говорил ли он тогда что-либо вслух. Но исключать такую возможность было нельзя.

– Но, безусловно, эти корабли, находившиеся сейчас на расстоянии нескольких световых дней, не смогут получить четкую запись того, что во время атаки говорил один конкретный человек, заключенный в космический скафандр, на поверхности астероида...

Его следователь, внимательно наблюдая за ним, продолжала настаивать:

– И все же вы продолжаете утверждать, что не имеете ни малейшего представления, отчего они вдруг решили отступить так стремительно?

– Я? Нет. Откуда? Почему вы спрашиваете меня об этом? – Хейвот, искренне озадаченный начал потихоньку входить в роль невинной жертвы. Для него не представляло большого труда сыграть разгневанного человека. Нелепо было бы думать, что эти люди из Службы Человечества, могли выяснить что-либо о его последней встрече с берсеркером.

Вместе с тем, Хейвот уже почти позабыл о своих незначительных ранениях, которые были столь пустяковыми, что о них не стоило и помнить. Дыхание его теперь было ровным, пульс умеренным и равным, но он был уверен, что все еще пребывает в состоянии шока.

Совершенно поглощенный своими беспокойными мыслями, Хейвот продолжал двигаться, предоставив молодой женщине решать самой идти за ним или нет и продолжать ли начатую беседу.

Она предпочла оставаться рядом с ним.

– Куда вы направляетесь, мистер Хейвот? – поинтересовалась она.

– Прогуляться. Я что, должен разве отчитываться?

– Нет, пока нет. Но разве у вас есть причины не отвечать на мои вопросы?

– Спрашивайте. Если я буду возражать, я дам вам это понять.

Агент Танарат кивнула.

– Откуда вы родом?

Он назвал планету, находившуюся на расстоянии многих световых лет, ту, с которой был более или менее знаком, но достаточно далекую, чтобы проверить его было не так-то просто.

– А каков род ваших занятий?

– Я занимаюсь наукой, может, вам будет не интересно. Общеобразовательные материалы – вам этот термин о чем-нибудь говорит?

Похоже, что агент Танарат приняла это. О его прошлом им пока ничего не было известно. Пока никто еще не догадывался, что на Иматре он находился в качестве тщательно охраняемого уголовного преступника, которого должны были вскоре перевести в другое место, и, если принять во внимание полную разруху, царившую здесь, то счастливое отсутствие какихлибо записей и свидетелей было для него неудивительно.

Но ему следовало быть очень осторожным. Несомненно, что эти следователи могли всерьез предполагать, что он – гудлайф. Либо по какой-то причине они хотели, чтобы он думал, что они его в этом подозревают. Но какова могла быть эта причина?

– Мистер Хейвот? А какие сейчас у вас планы?

– Если вас интересует не собираюсь ли я покинуть систему в ближайшее будущее, то я пока не решил. Я все еще нахожусь в шоке.