Текст книги "Незнакомка из Пейроля"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 5
Бенжамену Монтагу недавно исполнилось семьдесят два года. У него была приятная внешность, элегантная манера держаться, и он охотно отвечал на вопросы Паскаль.
Когда она вошла в бар, где они условились встретиться, он сразу ее узнал и пошел ей навстречу. Спросив, что она хочет выпить, он повел ее к столику. Ему была в радость эта неожиданная встреча, позволившая познакомиться со своей племянницей.
– Ведь мой отец был вашим дедушкой! – хихикнув, произнес он.
Паскаль нашла адрес Бенжамена Монтага в ежегодном каталоге и была удивлена его искренней готовностью встретиться, но с первых же слов разговора поняла, что он ничем не сможет ей помочь.
– Эти семейные истории просто поразительны, не правда ли? Конечно, я хорошо помню Камиллу, поскольку в моем возрасте воспоминания юности – самые четкие. Если хотите, чтобы я рассказал о детстве Камиллы, то здесь не возникнет затруднений. Мне было двенадцать лет, когда мой отец вернулся из Ханоя с этим ребенком на руках. В доме долгое время царила драматическая атмосфера, как вы понимаете… Затем мой отец умер, а Камиллу отправили в пансион.
– Ваша мать не любила ее?
– Как она могла ее любить? Подумайте сами, она ждала мужа целых шесть лет, все глаза выплакала, и тут он возвращается с незаконнорожденным младенцем, которого зачал с какой-то вьетнамкой! Поверьте, шестьдесят лет назад людские пересуды имели огромное значение. С тех пор как Камиллу отправили в пансион, я ее никогда больше не видел. Сам я уехал на учебу в Лондр.
– Вы могли видеться во время каникул. Бенжамен Монтаг пожал плечами и улыбнулся.
– Я не торопился возвращаться. Моя мать была очень… строгой. У меня был старший брат, который также рано покинул дом, и истеричная сестра. К тому же я много путешествовал.
Видя, что Паскаль едва пригубила вино и явно была разочарована услышанным, он прошептал, наклонившись к ней:
– Бар «Навуходоносор», без сомнения, считается самым лучшим среди истинных ценителей. – Затем он вздохнул и добавил: – Я легко узнал вас, вы так похожи на Камиллу. По крайней мере, на тот ее образ, который остался в моей памяти. Вообще она была более хрупкой, чем вы. Ей жилось у нас плохо, и, закончив учебу в пансионе, она попросила разрешения уехать от нас. Моя мать сразу же согласилась, как вы понимаете. Она отвезла ее в Париж и оставила там одну, безо всяких видов на будущее. О Камилле долго не было новостей, и хотя говорить об этом довольно жестоко по отношению к вам, я все же скажу, что моя мать, законная опекунша Камиллы, попросту отделалась от нее.
Он рассказывал все это ровным, слегка печальным тоном, возможно думая о том, что мог бы что-то сделать для своей сестры, которой не досталось ни капельки любви. У Паскаль сжалось сердце, и она спросила:
– И вы никогда не говорили о ней? Но это же невозможно!
– Нет, очень даже возможно… Но она и сама не желала ничего сообщать о себе. Я думаю, что в то время у нее были серьезные трудности. Мать не посвящала меня в детали, я тогда был в Австрии и редко звонил домой. Помню, что Камилла вышла замуж, у нее родился ребенок, затем муж ее бросил. Мать торжествовала, видимо считая, что от такой девушки ничего другого и ожидать не приходилось.
Паскаль откинулась в кресле и пристально посмотрела на Бенжамена, который продолжал:
– Моя мать была несправедлива, ограниченна, надменна – все что хотите, я согласен! Но в те времена Камилла была позорным пятном на семье Монтаг. Тем не менее она ничего не требовала и, поссорившись с моей матерью окончательно, закрыла за собой дверь навсегда. Несмотря на внешнюю хрупкость, она обладала довольно сильным характером. Да вы, вероятно, и сами это знаете… Позже я узнал, что она вышла замуж за врача из Альби, и, уверяю вас, я был очень рад за нее.
– Рады за нее только потому, что это успокаивало вашу совесть?
Негодование Паскаль еще сильнее опечалило старого господина. Он опустил глаза.
– Я никогда не слышала ничего более циничного, чем то, что вы мне рассказываете. Это же была ваша сводная сестра, и, насколько я понимаю, никто из вас ни разу не защитил ее. Ваш отец в гробу бы перевернулся, узнав все это!
И хотя Паскаль говорила на повышенных тонах, Бенжамен удержался от того, чтобы взглянуть на реакцию окружающих. Каким же эгоистичным и равнодушным представлялся он ей, будучи молодым человеком!
– Я знаю, вас угнетает вся эта история, – пробормотал он. – Но поймите меня, я не горжусь ни своим прошлым, ни своей семьей. Мы поступили очень плохо, мой отец умер слишком рано. Он бы не позволил, чтобы все произошло именно так, хотя я не думаю, что он был уж очень привязан к Камилле. Он привез ее, повинуясь чувству долга, и наверняка предвидел трудности, которые ему предстояло пройти… Моя мать никогда не была щедрой женщиной, она также не простила ему неверности, предательства и, разумеется, незаконнорожденного младенца, и весь этот гнев обрушился на голову Камиллы. Впрочем, она никогда не поднимала на нее руку.
– Уже хорошо!
Чтобы окончательно не дать волю своему гневу, Паскаль осушила до дна стакан. Бенжамен тоже допил свой и дал знак официанту, чтобы тот еще налил им вина. Помолчав, Паскаль снова взглянула на человека, который был ее дядей.
– Моя мать вычеркнула из жизни всю вашу семью, – напряженно произнесла она. – Вы первый из Монтагов, с которым я познакомилась.
– Не утруждайте себя знакомством с остальными, мой брат и моя сестра, без всякого сомнения, и разговаривать с вами не станут. Они относились к Камилле как к незаслуженному позору и во всем поддерживали мать. Мне кажется, что они были еще хуже ее.
– А вы?
– Я был далеко и, как уже объяснил вам, ограничился собственным равнодушием, что, конечно, тоже не делает мне чести.
– А что стало с тем ребенком, которого Камилла родила в Париже?
– С ребенком?..
Он в растерянности смотрел на нее секунды три, не понимая смысла вопроса.
– Ну, он, кажется, умер еще совсем маленьким, разве не так? По крайней мере, я слышал что-то вроде этого… Вы же наверняка знаете больше меня!
– Нет, я не знаю. В этом и вся проблема, месье Монтаг. Юность моей матери была запретной темой для разговоров, и она никогда не упоминала ни о своем первом браке, ни о первом ребенке. Лишь по стечению обстоятельств я недавно кое-что узнала об этом.
– Но ваш отец должен быть в курсе, я думаю… Паскаль неизменно возвращалась к этому выводу: ей нужно расспросить отца. Почему ей не хотелось обращаться с этим к отцу? Она боялась его ответов или же того, что он станет ей лгать?
– Я могу быть еще вам чем-то полезен, Паскаль? – обратился к ней Бенжамен с печальной улыбкой.
– Нет, не думаю… Спасибо за то, что уделили мне время. Я немногое узнала от вас, но все же…
Она так надеялась на эту встречу и была разочарована тем, что этот пожилой месье почти ничего не смог ей сообщить, хоть и старался быть искренним. Он рассказал ей все, что знал сам. У нее не было никакого желания знакомиться с другими членами семьи Монтаг, поскольку она заранее знала, что эта встреча принесет ей боль.
– Да, жизнь скверно устроена, – вздохнул Бенжамен. – При других обстоятельствах мы были бы рады познакомиться с вами, не правда ли? Увы! Мы слишком плохо обращались с вашей матерью, и вы никогда не захотите считать нас вашими родственниками. Я сам уже начал забывать эту историю, что, конечно же, непростительно с моей стороны.
«Забывать». Как это страшно – предать Камиллу забвению.
Паскаль увидела, что Бенжамен учтиво положил банкноту на столик. Вставая, она внимательно смотрела на него, чтобы получше запечатлеть его образ в своей памяти.
Надин спустилась с кафедры; вокруг царило абсолютное молчание: ни один студент не осмеливался шелохнуться, пока она не скроется за маленькой дверью в конце помоста, – это уже стало традицией. Лекции, которые она читала в микрофон, всегда были одинаково успешны. Другие профессора старались вызвать интерес к своему предмету, поощряли смех и вопросы, пытались установить дружеский контакт с аудиторией, но Надин не беспокоилась об этом. Она не искала популярности, потому не передавала свои знания, а сурово проповедовала научные истины.
В этот день, как и обычно, она говорила в течение двух часов, и студенты благоговейно ее слушали. Но, покидая здание медицинского факультета, она почувствовала, как к ней возвращался гнев. Как этот идиот, ее брат, посмел встречаться с Паскаль Фонтанель? Что он там ей наговорил? Бенжамен всегда держался в стороне, постоянно где-то путешествовал и хуже всех знал Камиллу. Да, эта крошка Фонтанель вовсе не дура, она пытается завоевать расположение Монтагов. Нет, скорее всего, она наводит справки по поводу наследства. Но она ничего не узнает! Хотя Камилла и считалась наследницей имущества наравне с Надин и двумя ее братьями, нотариусу дали понять, что она от всего отказалась и не желала видеть никого из Монтагов. Она вышла замуж за Анри Фонтанеля и жила безбедно.
Надин остановилась, преодолевая одышку. Она шла слишком быстро, к тому же за последнее время сильно растолстела. Почему же она так много ест, хотя сама рекомендует своим пациентам не набирать лишний вес? Днем она питается в столовой клиники, а дома по вечерам жадно поедает бутерброды, уткнувшись носом в медицинский журнал, и периодически собирается купить себе фруктов и свежих овощей…
Несмотря на благие намерения, у нее не находилось времени на то, чтобы попасть на рынок. Вся ее жизнь была посвящена службе в пневмологическом отделении клиники Пюрпан. Если бы Абель Монтаг дожил до этих дней и увидел, чего сумела достичь Надин, он очень гордился бы ею. Она смогла бы показать ему, на что способна, и доказать, что она лучшая! А вот Камилла ни на что не была способна в своей жизни, кроме как забрюхатеть от первого встречного. И только второй брак спас ее от заурядного существования. Доброта тоже должна иметь свои границы. В детстве Надин не могла выносить нежных взглядов отца на Камиллу, кипела от ярости, когда он называл ее красивой. Надин чувствовала себя отвергнутой. Ну и красавица – желтая кожа, волосы жесткие, как палки, огромные черные глаза… Надин тысячу раз спрашивала свою мать, была ли эта девчонка красивой, и всякий раз та отвечала, что Камилла похожа на лимон. Что касалось Надин, то ее непритязательная внешность называлась «интересной»… Она рано поняла, что природа обошлась с ней скупо, поэтому искала другие способы снискать восхищение.
Отдышавшись, она направилась к своей машине. За последние годы она практически не вспоминала подробностей своего детства, но присутствие Паскаль Фонтанель в ее отделении постоянно возвращало ее к этим воспоминаниям.
Хорошо еще, что брат предупредил ее об этой встрече, и она потребовала, чтобы он не упоминал ее имени. Если Паскаль не будет знать о принадлежности профессора Надин Клеман к семье Монтаг, она, по крайней мере, не сможет сказать ей: «Ведь вы как-никак моя тетя!» Надо обязательно позвонить Бенжамену и узнать, о чем они говорили.
Боже, ей действительно нужно избавиться от этой женщины, пока не произошла катастрофа.
К середине недели погода изменилась. Вернулось солнце, но вместе с ним пришли настоящие холода. В борьбе, которую Паскаль вела с Люсьеном Лестрейдом, садовник явно пересиливал ее. Он вскапывал землю по своему усмотрению и сажал свои луковицы, где хотел. Однажды в субботу, в середине ноября, он объявил свою работу законченной, однако не пожелал вернуть ключ от маленькой двери, ссылаясь на то, что потерял его. Паскаль смирилась с тем, что весной он наверняка вернется, однако до этого времени она обретет в Пейроле покой.
В Пюрпане ей досаждали постоянные нападки Надин Клеман, дома предстояли хлопоты по устройству рождественского праздника. Она пригласила к себе на Рождество отца и брата, но еще не получила от них определенного ответа; их словно пугала перспектива провести в Пейроле целых два дня. Встречное предложение собраться вместе в Сен-Жермен Паскаль напрочь отвергла. Она хотела встречать Рождество в настоящем доме, с камином, покрытой снегом лужайкой, а не просидеть его в городской квартире. Кроме того, ей хотелось воспользоваться присутствием отца, чтобы вызвать его на разговор, который невозможно было вести по телефону. Иногда по вечерам, перед тем как лечь спать, она повторяла про себя список вопросов к отцу. Она формулировала их тактично, однако в итоге смысл их сводился к одному: «Почему ты мне солгал?»
С наступлением зимы и коротких дней путь в Тулузу и обратно приходилось совершать в темноте. Паскаль и Аврора старались совместить свои рабочие графики, но это не всегда удавалось. И ездить, и оставаться в доме им часто приходилось в одиночестве. Проблемы накапливались, утомляли, и Паскаль невольно задавалась вопросом: разумно ли каждый день преодолевать столько километров, чтобы работать у такой начальницы, как Надин?
В редкие свободные минуты Паскаль безрезультатно искала Рауля Косте. Люди по фамилии Косте, с которыми она связывалась, не знали никакого Рауля. Она огорчалась, теряла надежду, но по-прежнему не отступала от своей цели, теша себя уверенностью, что однажды она сможет узнать правду о беззаботной Юлии.
Когда утром в первую пятницу декабря Паскаль приехала на работу, секретарь передала ей записку, подписанную Лораном, в которой учтиво говорилось о вызове к директору.
– Вийнев вызывает меня к себе в одиннадцать часов, – шепнула она Авроре, когда выдалась свободная минутка. – Как ты думаешь, это плохой признак?
– Не исключено, что наша корова в очередной раз что-то замыслила против тебя!
Паскаль, после обхода своих пациентов, не отказалась от привычки зайти в ординаторскую, чтобы выпить с Авророй чашечку кофе. Подруга тщательно прикрыла дверь и с сияющим видом объявила:
– Сегодня вечером я обедаю вместе с Жоржем.
– Опять? Отлично!
– Мы еще не дошли до серьезных отношений, но я обожаю его компанию. Он замечательный, редкий человек.
– Редкий? К счастью, замечательных людей не так уж и мало.
– Мне до него не встречались. Я об этом никому не рассказываю, ты же знаешь, какие у нас злые языки…
Чтобы не давать повода для сплетен, здесь лучше было никого не посвящать в подробности своей личной жизни.
– Надеюсь, и твое свидание пройдет хорошо, – добавила Аврора, оглядывая Паскаль с головы до ног.
Они несколько раз обсуждали в своих разговорах Лорана Вийнева, и Паскаль не скрывала, что испытывает к нему интерес.
– Предпочла бы встречаться с ним в аэроклубе, а в кабинете он действует на меня как-то удручающе! – сказала она, смеясь.
– Думаю, что ты оказываешь на него противоположное впечатление, – заметила Аврора, – но не забывай, с кем имеешь дело.
– Ни в коем случае.
Паскаль понимающе улыбнулась и направилась в служебную раздевалку, где оставила стетоскоп, сняла халат и надела поверх черного пуловера парку. Администрация располагалась в другом помещении, а на улице было очень холодно.
В коридоре она встретила одного из своих пациентов, который проходил тест на определение интенсивности дыхания. В течение десяти минут ему требовалось ходить в определенном режиме, и Жорж Матеи покорно сопровождал его, фиксируя данные специальным аппаратом.
– Желаю приятной прогулки! – дружески подмигнула им Паскаль.
Она была не единственным врачом, использующим новейшие диагностические методы. То, что Надин Клеман предпочитала старые и опиралась лишь на свою собственную диагностику, нисколько не смущало Паскаль, ведь она принадлежала к другому поколению.
По-прежнему гадая о причине вызова, Паскаль обратилась к секретарше Лорана Вийнева, но та лишь ответила:
– Месье директор ожидает вас.
Чувствуя себя немного напряженно, Паскаль прошла в большой светлый кабинет. Здесь было тепло, по стенам располагались книжные стеллажи черного дерева, уютно смотрелись кресла, обитые светло-коричневой кожей. Лоран сидел за столом, но сразу поднялся навстречу Паскаль.
– Сожалею, что мне пришлось вызвать вас таким образом, однако это единственная причина для Надин Клеман позволить вам покинуть рабочее место!
Его голубые глаза сверкнули недоброй усмешкой.
– Садитесь, Паскаль. У меня к вам дело, но ничего серьезного.
Она отметила прекрасный крой его темно-синего костюма и безупречный узел галстука. Как директор, он, конечно, соблюдал дистанцию, но не забывал, что он мужчина, и выглядел очень привлекательно. Лоран снова сел, вынул из ящика конверт и достал оттуда листок.
– Вы недавно обращались в медицинскую абонентскую телеинформационную сеть. Ответ прислали мне.
Паскаль словно застыла в кресле. Почему эти чертовы чиновники не ответили прямо ей?
– Речь здесь идет не о ком-то из ваших пациентов, не так ли? – добавил Лоран дружеским тоном.
Она покачала головой, подыскивая возможный ответ.
– Продолжаете свой детективный роман?
– Видите ли… я пытаюсь выйти на след человека, который… Честно говоря, это немного запутанная история, но…
– Здесь говорится о некоей Юлии Косте, рожденной 3 августа в Париже.
Он протянул ей конверт.
– Эта женщина занесена в списки абонентской сети «Тарн».
– Боже мой… – пробормотала Паскаль.
Она ошеломленно глядела на листок. «Юлия жива. У меня есть сестра, и недалеко отсюда!»
– Паскаль, что-то не так?
Она смотрела на него, и ее охватило неодолимое желание все ему рассказать.
– Это семейная история, и с моей стороны было бы неосмотрительно говорить о ней до этого момента. Мне не следовало пользоваться своим положением врача, чтобы получить информацию, однако…
– Вероятно, это очень важно для вас.
– О да!
Лоран поднялся, обошел стол и сел рядом с ней. Если в этом мире и существовал кто-то, кому Паскаль могла бы сейчас довериться, то это был Лоран. Она в нескольких словах описала ему ситуацию, стараясь не поддаваться эмоциям.
– Я еще не обсуждала этот вопрос с отцом, – завершила она свой рассказ.
– Почему?
– Потому, что его молчание по этому поводу не случайно, существует какая-то причина, которую мне и самой хотелось бы знать. Моя мать, насколько я могу судить, была не способна бросить ребенка.
Лоран молча смотрел на нее, скрестив руки на груди.
– Вы собираетесь связаться с этой женщиной? – спросил он наконец.
– Конечно! По крайней мере, написать ей…
– Я помогу вам установить ее координаты.
– Правда? Это было бы просто великолепно!
Без сомнения, ему ничего не стоило позвонить и получить необходимую информацию, но то, что он сам предложил это сделать, свидетельствовало о его человеческих качествах.
– Понятно, что вы хотите увидеться с ней, но, как мне кажется, вам следует сначала поговорить с отцом.
– Возможно.
Лоран вернулся за стол, словно восстанавливая нарушенную дистанцию и собираясь придать разговору более официальный тон. Их взгляды встретились, и в течение нескольких мгновений они смотрели друг на друга.
– Я хотел бы поговорить с вами еще вот о чем…
– О Надин Клеман?
– Да. У нее, конечно, больное воображение, и мне известно, что все эти жалобы не имеют под собой никакого основания…
– Я не совершила никаких профессиональных ошибок, – ринулась защищаться Паскаль. – Вы не представляете, как тяжело работать в таких условиях. И поверьте, если бы в Альби нашлось место, я охотно перешла бы туда. Я не привыкла, чтобы за мной постоянно следили, такого не было даже во время моей практики. В отношении ко мне профессора Клеман таятся какие-то личные мотивы, которые никак не связаны с моей врачебной компетентностью.
Он сделал знак рукой, пытаясь остановить этот словесный поток, однако Паскаль завелась не на шутку.
– Конечно, работать в такой больнице, как эта, – большая честь, и я вам очень благодарна за предоставленную возможность, однако сейчас я испытываю лишь одно желание – уйти отсюда. Каково мне видеть, что все мои распоряжения подвергаются сомнению, малейшие действия тут же проверяются и критикуются! А хуже всего то, что мадам Клеман пытается выставить меня профаном в глазах моих же пациентов!
Наконец она остановилась, немного смущенная тем, что поддалась столь бурным эмоциям. Лоран, улыбаясь, смотрел на нее.
– Так вам понравилась больница в Альби?
– Да, я поначалу хотела устроиться именно туда, но Самюэль сказал мне, что у вас есть место…
Улыбка Лорана стала еще шире. Может, он считает ее глупой или лишенной амбиций из-за того, что она предпочитала маленькую лечебницу огромному медицинскому комплексу? Раздался звонок служебного телефона, и Лоран, метнув в его сторону недовольный взгляд, не снял трубку.
– Хорошо, – вздохнул он, – я освобожу вас, когда вы об этом попросите.
Она поднялась, держа в руке конверт.
– Не беспокойтесь, я займусь вашим делом.
Он проводил ее до выхода и, взявшись за ручку двери, неожиданно произнес:
– Не знаю, как лучше это сформулировать… я хотел бы пригласить вас… пригласить вас на обед. Вы не обязаны принимать мое приглашение, возможно, оно здесь не совсем уместно и…
– Я с удовольствием приду! Когда?
Смущенная тем, что так быстро согласилась, Паскаль нервно покусывала губы.
– Тогда встретимся в субботу?
– Да, – прошептала она.
В легком замешательстве они смотрели друг на друга, и когда Лоран наконец-то открыл дверь, она выскользнула из кабинета, даже не подав ему руки.
– О Господи, я уже не надеялся вытащить его…
Самюэль снял маску и перчатки и проводил взглядом каталку, на которой увозили пациента.
– Ты был просто великолепен! – сказал хирург, похлопывая Самюэля по плечу.
– Вы бы не могли оперировать кого-нибудь покрепче? – пошутил Самюэль.
Этот больной задал им немало хлопот. В течение трехчасовой операции были и скачки давления, и нарушения сердечного ритма – в общем, сплошная нестабильность организма, с которой пришлось сражаться Самюэлю, пока хирурги удаляли опухоль из легкого.
– Да уж, детским лепетом это не назовешь, – вздохнул он. – Я буду с ним, пока он не проснется.
Надин Клеман, присутствовавшая на операции, пробормотала скупую похвалу и одарила Самюэля гримасой, которую нужно было счесть за улыбку.
– Любезна, как всегда! – прошептала одна из медсестер.
Самюэль, погруженный в свои мысли, последовал за каталкой. Этого больного наблюдала доктор Фонтанель, что следовало из истории болезни, в которой Самюэль нашел и необходимые рекомендации по подготовке к анестезии. Паскаль всегда делала очень подробные и точные отчеты, работать с ней было одно удовольствие.
Самюэль вошел в палату интенсивной терапии и остановился у изголовья пациента, который медленно приходил в себя.
– Месье Валье, вы меня слышите? Месье Валье! Вместо ответа послышался стон, но Самюэль не успокоился, пока не услышал голос пациента.
– Все прошло хорошо, – сказал он, сам не веря своим словам. – Вы скоро вернетесь в свою палату…
После нескольких неудачных попыток что-то произнести Антуан Валье ограничился единственным словом «Фонтанель». Приходя в сознание, он звал своего врача, и это было хорошим признаком. Самюэль тепло улыбнулся, словно гордясь Паскаль, которая всегда была в прекрасных отношениях со своими пациентами. Она много общалась с ними, была внимательна, внушала надежду, помогающую справиться с недугом.
Проверив показания на мониторе, он измерил у больного давление и вызвал медсестру.
– Побудьте с ним, пока он полностью не придет в себя. Я отдохну полчаса, если что-нибудь будет не так – вызывайте.
Сейчас ему хотелось только одного – выпить кофе с шоколадным батончиком. Он отправился в кафетерий, после чего вышел во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Небо было чистым и ясным, но осенний холод не располагал к неспешной прогулке. Самюэль ускорил шаг, избавляясь от стресса после тяжелой операции и одновременно думая, что подарить Марианне на Рождество.
Если оттягивать этот вопрос до последнего момента, наверняка придется купить что попало, а Марианна, конечно, надеялась получить что-то особенное. Но что? Может, часы… У нее ведь есть какие-то часы? Боже мой, он даже не может вспомнить, что она носит на запястье! Мало-помалу его чувства к ней меняются, он все реже ищет повод, чтобы остаться одному. Несмотря на то что она явно берет его на абордаж, он все больше привыкает к ней. Может, в конце концов он оценил в ней нежную и хрупкую женщину? Предпочел противоположность Паскаль, у которой был твердый характер и несгибаемая воля? Марианна была уязвимой, у нее было легко выбить почву из-под ног, ее хотелось защищать. Если Самюэль чем-то и помогал Паскаль, то вовсе не потому, что считал ее беззащитной. Такая нелепая мысль даже в голову ему не приходила.
Он посмотрел на часы и вернулся в помещение. Медсестра не вызывала его, но он должен был еще раз осмотреть Антуана Валье и дать разрешение на перевод в пневмологическое отделение. Самюэль решил, что сам будет сопровождать этого пациента, что даст ему возможность увидеться с Паскаль и немного поболтать. В последнее время она не звонила ему, но, изредка встречая ее в больнице, он заметил, что выглядит она излишне озабоченной. Конечно, совместное существование с Надин Клеман создавало определенные проблемы, но Паскаль должна была справляться с ними без особого труда. Может, у нее были какие-то другие затруднения, о которых она не хотела с ним говорить? Мысль о том, что она больше не доверяет ему, огорчала его. Вчера Лоран сказал, что хочет пригласить ее на обед, если только он, Самюэль, не возражает. Когда он представил себе, что Паскаль будет обедать наедине с таким мужчиной, то омрачился еще больше. Лоран будет смешить ее, попытается вызвать интерес к себе, что не составит ему труда, поскольку в нем были все качества, которые Паскаль ценила в людях. Они могут увлечься друг другом, они уже увлечены. Конечно, ей надоело одиночество, хотя всем своим видом она отрицала это.
Обед вместе с Лораном… Свечи, нежная музыка, и к чему это все приведет? Уступит ли она в первый же вечер? Нет, она была не из легкодоступных женщин. Нет, беднягу Лорана ему, конечно, жаль, поскольку он был просто создан для семьи. Самюэль от всей души желал ему встретить достойную женщину, но… Паскаль?
После развода Самюэль взял на себя роль друга и был в курсе ее новостей. Она рассказывала ему о своей жизни, о своей работе в клинике Некер, о своих нечастых приключениях. Он слушал ее, со страхом ожидая того дня, когда она объявит ему, что влюблена в другого мужчину, но этого пока не случилось. Сможет ли он поддержать ее выбор сейчас? Сможет ли представить себе Паскаль в объятиях Лорана и подавить в себе неприязнь к ним обоим?
Вернувшись в операционный блок, он занялся переводом Антуана Валье, который уже пришел в себя и жаловался на боли.
– Сейчас вами займется доктор Фонтанель, она назначит вам болеутоляющие препараты…
Самюэль и сам бы не отказался от маски с эфиром, которая позволила бы ему забыться. Думая о Паскаль, он так и не придумал никакого подарка для Марианны.
– Как тебе этот цвет? – спросила Паскаль, вертясь перед зеркалом. – Ты уверена, что он мне идет?
– Конечно, – ответила Аврора решительным тоном. – Красный тебе очень идет! И прекрати волноваться, ты заранее выиграла эту партию, разве не так?
Перед тем как вернуться в Пейроль, они объехали лучшие бутики старого Альби. Советуясь с Авророй, Паскаль для сегодняшнего вечера выбрала юбку с коротким жакетом.
– Лоран Вийнев… Ну и ну! Я так и думала. Если вас заметит кто-нибудь из больницы, тут же пойдут сплетни.
– Мы обедаем у него дома.
– У него?! – воскликнула Аврора. – Так он и готовить умеет?
– Не знаю. По крайней мере он позаботился о том, чтобы сплетен не возникало.
Они были уже в километре от Пейроля, когда Паскаль заметила старую даму, сметавшую листья с порога своего дома. Она поставила тележку прямо на дороге, и Паскаль замедлила ход, надеясь ее объехать.
– Ох уж эти мне старички… – вздохнула Аврора.
Как и Паскаль, Аврора научилась ангельскому терпению, имея дело с больными людьми. Обе они вышли из машины, мило улыбаясь.
– Так вас собьет машиной, – учтиво сказала Паскаль, поздоровавшись. – Вам помочь?
Пока Аврора отвозила тележку к порогу, Паскаль представилась.
– Мы с вами соседи, я живу…
– Я знаю, где вы живете, доктор Фонтанель. Смешно вас так называть, потому что для всех вокруг – это имя вашего отца, того самого доктора Фонтанеля. Но медицина всегда была вашим семейным делом, ваш прадедушка ухаживал за моей матерью!
На морщинистом лице старушки сияли яркие голубые глаза.
– Меня зовут Леони Бертен, и я рада с вами познакомиться. Я также рада, что Пейроль теперь не пустует. Вам нравится там?
– Да. В этом доме прошло мое детство.
– Да, но…
Леони умолкла и внимательно взглянула на Паскаль, затем продолжила:
– Я не думала, что вы вернетесь сюда. Я думала, что этот дом продадут.
– Почему?
– А, вы еще слишком молоды…
Она покосилась на Аврору, заполнявшую тачку листьями.
– Так мило с вашей стороны, что вы помогли мне!
– Слишком молода для чего? – настаивала Паскаль.
– Чтобы иметь плохие воспоминания. Я знавала первую мадам Фонтанель, красивая была женщина, немного высокомерная, но она не заслужила такую ужасную смерть. Этот пожар, какая трагедия… Сразу после этого в доме появилась ваша мать, и вы на нее очень похожи, только у нее всегда был такой печальный вид! Я знаю, что она так и не пришла в себя после смерти своего ребенка, он ведь был совсем крошкой…
Леони покачала головой, уперев руки в бока. Паскаль молчала. Какая смерть? Если речь шла о Юлии, то она была жива. Леони Бертен сказала: «сразу после этого», будто отец женился сразу же после похорон первой жены!
– А ваш брат? Я помню, он был очень красивым молодым человеком!
– У него все в порядке… Он тоже стал врачом.
– Я поставила тележку и грабли под навес, – объявила Аврора. – Здесь очень холодно, вам следует пойти домой, чтобы не простудиться.
Наступал вечер, и температура снижалась. Леони закуталась в свою большую выцветшую шаль.
– Благодарю вас, юные дамы. Вы обе очень милы. Заходите как-нибудь в гости, я готовлю хорошее печенье, а на Рождество делаю эклеры.
– Мы обязательно придем, – пообещала Паскаль, выдавливая из себя улыбку.
Эта старая дама могла многое ей порассказать, и она рассчитывала побеседовать с ней поподробнее.
Они сели в машину и продолжили путь. Дом Леони был последним на этой улице и ближайшим к Пейролю.
– Милая бабулька… Она рассказала тебе что-то интересное?
– Если можно так сказать… Каждый раз, когда заходит речь о моей семье, я чувствую себя так, словно с Луны свалилась!
Эта встреча снова напомнила ей о Юлии. Загадка становилась все запутаннее, и объяснения с отцом ей не избежать. Но сначала надо найти Юлию и узнать от нее всю правду.
Зайдя в дом, она сразу отправилась в ванную. Перспектива пообедать вместе с Лораном вызвала в ней желание быть красивой, она вымыла голову и уложила волосы феном. Когда ее прическа заблестела, как шелк, она нанесла легкий макияж, несколько капель духов на затылок и стала одеваться. Юбка и короткий жакет прекрасно подчеркивали ее стройный силуэт. Она надела черные туфли и кашемировое пальто с воротником-стойкой, которое отец подарил ей на прошлое Рождество.
