Текст книги "Искушение страстью"
Автор книги: Франсуаза Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Он убрал документы на нижнюю полку. На другой полке отдельно лежали блокноты, разложенные в хронологическом порядке, испещренные изящным почерком молодой женщины. Она была аккуратной и не пропустила ничего, она была осторожной: забрала их из Валлонга и привезла в Париж.
Почти бессознательно он провел кончиками пальцев по поблескивающим в полумраке металлическим спиралям. Содержимое этих блокнотов он знал наизусть и мог бы его пересказать.
Где ты, Шарль? Где, в какой тюрьме тебя заперли? Что они с тобой делают? Ты, наверное, морочишь им голову, я тебя знаю, а они не отстают от тебя. Они способны на все, и это ужасно, я не хочу даже слушать то, что о них рассказывают. Я знаю, что ты смелый, ты можешь вынести многое, но только не переступить через свою гордость, а они принудят тебя к этому. В Лока будет идти война, ты не вернешься. А без тебя я не знаю, как защитить себя, нe знаю даже, с кем поговорить. Я прижимаю к себе Берн: защищаю ее, а она служит защитой мне. Я больше не появляюсь в деревне: так лучше для всех, – но мне кажется, что моя национальность не написана у меня на лбу. Разве по мне видно, что я еврейка? Разве это преступление? Кровь Мейеров течет в жилах наших детей, и разве можно их за это обвинять? Ведь они, как и их кузены, еще и маленькие Морваны. Я никого не хочу подвергать опасности. Согласна, во всем виновата я, но теперь уже слишком поздно что-то менять. Да и не это по-настоящему пугает меня. Есть нечто гораздо худшее, мой милый Шарль.
Он в ярости захлопнул сейф, глухо лязгнул металл. Одной рукой он закрывал замок, а другой оперся о стену, чтобы перевести дыхание. Его ненависть была неистребима, она шла от этих блокнотов, от ужаса, который был в них. Неприметные черные блокноты, найденные в квартире у Пантеона. Это был дневник, он, конечно же, не заинтересовал тех, кто забирал его жену. Через три года после ареста раскрытые блокноты все еще лежали на кухонном столе под слоем пыли, но ни одна строчка этой мучительной исповеди не стерлась. Консьерж в доме следил, чтобы никто не проник к Морванам в их отсутствие, он хорошо выполнил свою работу, он этим гордился. Благодаря ему истина дошла до Шарля и уничтожила его.
III
Валлонг, 1952
Клара открыла ставни и впустила утреннее солнце. У нее слегка болела голова – это, наверное, от избытка шампанского. Вчера вся семья с трогательным единодушием объединилась под одной крышей, чтобы отпраздновать ее семидесятилетие, и Клара стойко выдержала бессчетное количество тостов.
Семьдесят лет! Эта цифра поражала ее, потому что была совершенно несовместима с тем, как она себя ощущала. Отличной форме Клары могли бы позавидовать многие более молодые женщины, а ее бурная деятельность вовсе не была способом эпатирования окружающих: энергии у нее и в самом деле было хоть отбавляй. Да и голова прекрасно соображала: достаточно заглянуть в биржевые папки. Конечно, множились морщины, а на шее кое-где появились пигментные пятна, по утрам иногда напоминал о себе ревматизм, но в целом врач находил ее вполне здоровой. Никаких особых проблем с сердцем, несмотря на тахикардию, обнаруженную еще до войны и сдерживаемую маленькими пилюлями: она глотала их уже лет десять. Прежними остались ее легкая походка, элегантность, осанка. Она принадлежала к поколению, которое считало труд синонимом доброго здоровья и ничего не пускало на самотек.
Клара любовалась парком: с тех пор как здесь поселился Ален, парк преобразился. К дому вела широкая аллея платанов и тутовых деревьев. Чуть дальше живая изгородь из тесно посаженных кипарисов защищала дом от мистраля. Под руководством Ферреоля Ален трудился не покладая рук и проявлял безошибочное чутье, как будто позади было двадцать поколений крестьян, хотя никто из Морванов никогда не занимался землей. Засаженные оливковыми деревьями несколько гектаров, с которыми Клара разрешила ему экспериментировать, стали приносить доход. Что до столовых сортов, то он понемногу пересадил гроссан из соседней долины Бо и забросил менее ценный и не такой мясистый салоненок. Но в основном он занимался производством оливкового масла, как они и планировали с бабушкой в самом начале их совместного предприятия. Она впуталась в эту странную историю без колебаний и подарила ему первую дробилку и гидравлический пресс. Мадлен едва скрывала недовольство, Шарль возводил глаза, но Клара царственно игнорировала их и верила в успех Алена.
При отправке в Валлонг Шарль потребовал от племянника подробных еженедельных писем о его делах и планах. Ален был вынужден подчиниться, но тайно звонил Кларе и часто поступал так, как она советовала. В двадцать лет он имел деловые качества руководителя предприятия, никто не желал этого признавать, за исключением бабушки, самой разумной из всех.
«Через год он станет совершеннолетним и вступит во владение своими землями».
Веселая улыбка озарила лицо Клары, она нежилась в солнечном тепле. Будет так, как она решила, нотариальные акты уже готовы: Ален будет освобожден от постоянной опеки Шарля.
«Он одаренный, у него золотые руки и закаленный характер… Если бы я не помогла ему, он стал бы взбесившимся лентяем. А нам только этого и не хватало».
Цикады уже начинали свое назойливое пение, дувший с рассвета мистраль смягчал жару и придавал небу тот глубокий голубой цвет, который можно встретить только в Провансе. В этот час Ален наверняка был на оливковой плантации. Он почти все время проводил там: он был так увлечен выращиванием этих деревьев, что готов был наблюдать за их ростом. Он вырубил миндальные деревья, заменил их молодыми оливковыми посадками и старательно оберегал их от кроликов. Все это и многое другое он объяснял бабушке с неугасающим энтузиазмом, и каждый раз она предоставляла ему нужные ссуды. В конце концов, отчет она никому не давала и управляла состоянием Морванов так, как хотела, и могла себе позволить идти на риск. Она не реагировала на шуточки остальной семьи про Алена-и-его-оливки. У каждого своя судьба: ее пятеро внуков были разными, и нечего всех грести под одну гребенку.
В этот час парк был особенно красив, но пора было завтракать. В белой атласной пижаме, белых остроносых туфлях она направилась на кухню. Ее любовь к Валлонгу никогда не ослабевала, и она с неизменным удовольствием встречала каждый летний день. Даже смерть Эдуарда, случившаяся семь лет назад, не отпугнула ее от этого владения. Конечно, поначалу она обходила стороной его кабинет на первом этаже. Но Шарль, лишенный излишней чувствительности, занял эту комнату и работал там во время своих приездов. Через какое-то время Клара решилась переступить ее порог. Воспоминание о ночи 1945 года отошло в глубину памяти, почти за границу сознания.
– Доброе утро, моя маленькая Мадлен! – бросила она невестке, та в одиночестве сидела за столом с чашкой шоколада.
В свои сорок четыре года бедная женщина продолжала толстеть, объедаясь пирожными и другими сладостями. Из верности обычаям – и чтобы скрыть свою фигуру – она одевалась только в черное, но ей не удавалось быть элегантной. Все усилия Клары, таскавшей ее по домам моды, заканчивались провалом, и даже Сильви, с которой консультировались по этому поводу, ничем не смогла помочь. В Мадлен не было шарма, и ни одна модель не делала ее краше. После свадьбы она почти всегда была одета как чучело.
Клара насыпала кофейные зерна в старую мельничку и энергично вращала ручку. Отвратительный суррогат навсегда отбил у нее вкус к чаю, и после лишений войны ее завтрак обычно состоял из большой чашки арабики и жареного хлеба, чуть смазанного маслом. Поэтому она оставалась стройной, и Мадлен отметила это еще раз, когда подняла глаза на свекровь.
– Они еще на прогулке? – спросила Клара.
– Да. Все, кроме Алена. Он… работает.
Интонация была совершенно понятной. Мадлен не могла смириться с тем, что ее сын занимается сельским хозяйством.
– Интересно, что бы сказал обо всем этом Эдуард, – вздохнула она.
Многие годы Мадлен с удовольствием повторяла эту фразу на все лады, но никто не отвечал ей. Эта манера ссылаться на Эдуарда, казалось, выводила Клару из себя, и она тут же ответила:
– Ничего бы не сказал! У каждого свое призвание!
Это была неправда: Эдуард никогда не пошел бы на компромисс, предложенный Шарлем, не позволил бы Алену бросить учебу. Нет, Эдуард сначала бы громко кричал, а потом отправил бы сына в пансион.
– Каждый раз, когда я здесь, – продолжала Мадлен, – я не могу не думать о нем. Этот дом напоминает мне о драме и…
Дыхание ее оборвалось, и она замолчала, чтобы проглотить слезы. Чем больше она жаловалась, тем меньше Клара сочувствовала, и Мадлен это знала. Детям она еще могла говорить «ваш бедный отец» или «ваш несчастный отец», но ни Шарль, ни Клара терпеть не могли этих выражений. Однажды вечером Шарль даже встал и вышел из столовой, хлопнув дверью.
Пока вода капля за каплей падала на молотый кофе, Клара вполголоса напевала песню Жюльетт Греко. Она предпочла бы позавтракать в одиночестве, но в Валлонге было большой редкостью, если Мадлен не проторчит все утро на кухне. И, как нарочно, она спросила:
– Вы уже обдумали сегодняшнее меню?
Еда и в самом деле занимала важное место в ее жизни. А недостаток воображения и привычка подчиняться всегда заставляли обращаться к Кларе.
– В полдень что-нибудь легкое: ни у кого не будет аппетита из-за жары. Но вечером надо, конечно, что-нибудь более существенное! Вы ведь помните, что к вечеру приедет Сильви?
Эта перспектива наполняла Клару радостью: она очень хорошо относилась к молодой женщине. И хотя Шарль все никак не решался объявить об их связи, со временем она стала секретом полишинеля.
– Можно сделать рыбу в духовке, томаты по-провансальски и оладьи из кабачков, начнем с кроличьего паштета, а на десерт – торт с шоколадным кремом, – решила Клара.
Щелчком она сбросила соринку с воротника, потом встала из-за стола.
– А что касается обеда, то, если у вас нет идей, доверьтесь кухарке! – со смехом посоветовала она. Как всегда, она не стала стучаться в кабинет, где возле широко открытого окна работал сын.
– Ты же не собираешься весь день просидеть тут взаперти? – задорно воскликнула она.
Подойдя к нему, она поцеловала его и указала на огромную папку, которую он изучал.
– Я думала, у тебя каникулы, Шарль! Найди же наконец время для отдыха!
Бесцеремонные вторжения матери раздражали его, однако он улыбнулся: ее жизнелюбие и веселость были заразительны.
– Ты прекрасно выглядишь, мама, – пробормотал он.
– Что ты, дорогой мой, это так мало значит в семьдесят лет! Лучше скажи, если память мне не изменяет, Сильви действительно без ума от рыбы?
– Да.
– Во сколько она должна приехать?
Напомнив таким образом Мадлен, что Одетта всегда что-нибудь придумает, довольная собой Клара вышла из кухни. Большое хозяйство не мешало ей наслаждаться каждым часом, проведенным в Валлонге. Летнее утро с таким сияющим небом было истинным благословением.
– В конце дня. Но это будет зависеть от ее друга Стюарта – он будет вести машину.
Он сказал это с раздражением, и Клара спрятала улыбку. Невероятно, он стал ревновать? Если так, значит, привязанность к Сильви стала чем-то важным.
– Он пробудет у нас несколько дней? – непринужденно спросила Клара.
– Нет! Он поужинает и переночует, а завтра уедет в Монте-Карло.
Внезапно выведенный из себя, он захлопнул папку и поднялся.
– Ты права, думаю, прогулка необходима…
В Париже он три раза в неделю посещал спортивный зал и выходил оттуда измотанный, а в Валлонге мог часами ходить по холмам. Это единственное, что он сохранил из прошлого, – потребность в физических нагрузках. Благодаря им он был не худой, а стройный, сохранил молодую походку и атлетические плечи. Несмотря на углубившиеся морщины и жесткий взгляд, в сорок три года он оставался красивым. Соблазнительный, холодный и недоступный, без следа того юношеского задора, который Клара когда-то так любила.
Шарль вышел из комнаты, Клара осталась одна, ее охватила дрожь. Одна в этом кабинете она чувствовала себя неуютно. Когда-нибудь надо решиться и переделать здесь все. Может быть, в сентябре, когда все уедут в Париж, надо, чтобы Ален согласился проследить за работами.
Ей хотелось уйти, но она заставила себя сесть в кресло с высокой спинкой. Много лет назад на этом месте Анри разбирал счета, читал газеты. Ей было двадцать, начинался новый век, будущее виделось в розовом свете. Разве могла она предвидеть две войны, те смерти и трагедии, которые так губительно отразятся на ее семье? Выйдя замуж, она млела от счастья в своем новом качестве: она стала настоящей Морван. Иногда она даже говорила «наши предки», имея в виду предков Анри. Родителей Клара потеряла еще в юности, а образование получила в религиозном учебном заведении, где умирала от скуки. Встреча с Анри возродила ее, позволив наконец утолить жажду жизни.
С легким вздохом она положила руки на стол. Кожаную обивку, конечно же, поменял и, но под ней красное дерево могло сохранить следы крови Эдуарда. Усилием воли, сцепив пальцы, она удержала себя на месте. Нельзя все время думать о прошлом. Всю жизнь она смотрела только вперед и не тратила силы на напрасные сожаления. Планы на будущее всегда берегли ее от ностальгии, а с пятерыми внуками у нее не было недостатка ни в целях, ни в делах. Мари скоро предстоит конкурс на адвоката, Винсен уже лиценциат юридических наук. Готье уже год обучается на медицинском факультете, он единственный продолжил традицию Морванов, а самый младший из пятерых, Даниэль, поступил в Высшую политехническую школу.
«Я могу ими гордиться, и этим упрямцем Аленом тоже».
От этой мысли она улыбнулась, откинувшись в кресле, и, наконец, убрала руки с этого проклятого стола. Свои письма и счета она писала и просматривала на дамском столике в спальне. Этот изящный столик повидал многое: колонки цифр, банковские ордера, отчеты о вложении капиталов! Например, в этом году Клара вовремя подписалась на заем Пиней, конвертируемый в золото и не облагаемый налогом при наследовании. Требуются ум и хитрость, чтобы вложить деньги правильно, – это самая занимательная игра! Когда речь шла о партии в бридж, Клара умирала от скуки, но целыми днями размышлять о возможном размещении капиталов или радоваться биржевому курсу ей было не скучно. Благодаря Кларе капиталы Морванов продолжали расти, так же как и состояние Мадлен, доверившей ей свои финансы. Невестка слепо доверяла свекрови, и это двойное управление позволяло Кларе точно знать, каковы дела у всех Морванов, и менять пункты своего завещания. Например, пункт о неделимости Валлонга между всеми наследниками, включая Шарля. Пусть у Алена будут земли – он их достоин, но дом непременно должен оставаться прибежищем всей семьи. Это сплотит их даже тогда, когда ее уже не будет или она не сможет держать клан в руках.
Она встала, начала закрывать ставни. День обещал быть прекрасным, время трагедий позади, и думать, будто тебя преследует судьба, значит проявлять неразумное суеверие.
– Бабушка?
Мари возникла перед ней в солнечном свете, не давая закрыть последнюю ставню.
– Ты тут одна?
Вопрос был задан просто так, потому что девушка видела, что дядя шагал по дорожке. В одно мгновение она перелезла через кованые железные перила и оказалась в кабинете, прямо рядом с Кларой.
– Мне надо поговорить с тобой, это важно.
Она запыхалась, волосы ее растрепались, и она раскраснелась от утреннего солнца.
– Откуда ты, дорогая?
– Из Эгальера. На обратном пути я гнала велосипед… Волнение внучки насторожило Клару.
– Я была у доктора Сераля, – продолжила Мари, – на приеме.
– Ты заболела? – вскричала обеспокоенная Клара.
– Нет, вовсе нет! Напротив, я чувствую себя очень даже хорошо, но это тебя не обрадует бабушка…
С ангельской улыбкой Мари опустилась в кресло напротив стола.
– Тебе тоже стоит сесть, уверяю тебя. Я рада, что нашла тебя здесь, потому что хочу сказать тебе первой. Итак, я жду ребенка, и скоро ты будешь прабабушкой!
Клара в полном замешательстве посмотрела на девушку: она хотела убедиться, что это не злая шутка.
– Наверное, мама лопнет от злости, – продолжала Мари, не переставая улыбаться. – И еще до вечера я превращусь в позор семьи! Но я все равно рада.
После короткой паузы Клара спросила:
– Рада? В самом деле? А… кто отец?
– Неважно. Это не имеет значения. Я порвала с ним. Вот тут Клара села.
От самого Авиньона Сильви не сиделось на месте. Она то переделывала прическу, то доставала из сумочки маленький пульверизатор и опрыскивалась туалетной водой, стараясь не попасть на легкое шелковое платье. Раздраженный Стюарт наблюдал за ней краем глаза и делал вид, что полностью занят дорогой; форд «Комета» был красивым автомобилем типа купе, и он им гордился.
– Скоро съедем с национальной дороги, почти приехали, – недовольно произнес Стюарт.
Ему хотелось бы, чтобы дорога была бесконечной. Неподалеку от Лиона они останавливались в городе Вьен, чтобы пообедать в «Пирамиде» – известном ресторане Фернана Пуана. Обед был незабываемый. От изысканных блюд и шампанского Стюарт стал романтичным и рассыпался в очередном бесплодном объяснении в любви. Сильви, как всегда, улыбалась ему: ее искренне развеселила такая настойчивость. Уже год, как Стюарт не работал у Жака Фата, и теперь его талантами бизнесмена пользовался Живанши, но он остался лучшим другом Сильви – раз не мог стать ее любовником.
– Ты и так очень красивая и не порти себя пудрой! – пошутил он.
– А где мы?
– На дороге Сен-Реми-де-Прованс. Мы будем в Валлонге минут через десять, и ты сможешь, наконец, предстать перед великим мэтром Морваном-Мейером собственной персоной и пасть перед своим богом в адвокатской мантии!
Она только пожала плечами и не обратила внимания на сарказм. Даже если Стюарт был ей не совсем безразличен, мысль увидеть Шарля волновала ее куда больше. Каждое лето, в начале июля, когда он уезжал из Парижа, она сначала приходила в ярость, потом чувствовала себя покинутой и одинокой, а потом была готова на что угодно, лишь бы снова увидеть его. Ей приходилось рыдать от бешенства, от беспомощности на плече Стюарта и принимать решения, которые были неосуществимы. От досады она даже флиртовала с ним. Но не хотела создавать у Стюарта какие бы то ни было иллюзии: она любила Шарля и бесилась от этого.
– Первый поворот налево, – вдруг уточнила она.
Им оставалось проехать пять километров по очень живописной узкой департаментской дороге. В золотых отблесках вырисовывались предгорья Альп, их склоны были покрыты зарослями дуба-кермеса и оливковыми посадками.
– Красиво, – невольно признался Стюарт.
Сильви очень детально описывала ему Валлонг, но он ей не верил: все, что касалось Шарля, казалось ему некрасивым. Однако она не приукрашивала: в приглушенном вечернем свете пейзаж был великолепен. Стюарт следовал указаниям Сильви до въезда во владение, раздражаясь от мысли о предстоящем вечере, но, тем не менее, с любопытством ожидая встречи с Шарлем. Он видел Шарля пару раз, и сразу же решил, что он отталкивающий, надменный, непривлекательный. Предлагая отвезти Сильви, Стюарт вынудил Шарля оказать ему гостеприимство, по крайней мере, на одну ночь; это, конечно, нелегкое испытание, но именно так можно было познакомиться поближе. Он хотел узнать о своем сопернике как можно больше, чтобы когда-нибудь убедить ее расстаться с Шарлем.
Стюарт припарковал свой форд на мощеном дворе рядом со сверкающим кабриолетом «Бугатти».
– Это его машина? – спросил он. – А мне казалось, он слишком поглощен работой, чтобы снисходить до удовольствий этого низменного мира…
Не отвечая, Сильви открыла дверцу: навстречу им спешила Клара. Восклицания, обмен любезностями, потом они вместе вошли в прохладу дома. Устроились в гостиной, в удобных креслах, покрытых прованской тканью; кухарка подала им ледяной оранжад.
– Я рада, что приехала к вам, – заявила Сильви, отставляя стакан, – обожаю Валлонг, и жить здесь – истинное блаженство!
– Как и удовольствие принимать тебя здесь, – войдя, сказал Шарль.
Но смотрел он не на нее, а на Стюарта и даже не пытался скрывать свое недружелюбие. Лишь вяло кивнув ему головой, Шарль сел рядом с Сильви.
– Поездка была не слишком утомительной? – почти нежно спросил он.
– Вовсе нет. Мы пообедали у Пуана, это было божественно.
– Разумеется, – похвалил Шарль с легкой иронией. – Вы любите французскую кухню, Стюарт? Вы позволите так себя называть?
– Я вас прошу…
Они обменялись взглядами, оценивая друг друга. Англичанин был на десять лет моложе, с открытым лицом, светлыми, коротко стриженными волосами, чарующей улыбкой. Среда, в которой он вращался, обязывала его быть элегантным, легко чувствовать себя в любых обстоятельствах. Кроме этой встречи с Шарлем. Стюарт был вынужден признать, что в Шарле было что-то значительное. Эта холодность, отстраненность от остального мира, чересчур светлые серые глаза и в особенности уверенность мужчины, которому ничто не может противостоять. Который привык нравиться женщинам, клиентам, судьям, привык, что его слушают и уважают. Достойный противник, даже для Стюарта.
– Может, немного отдохнете перед ужином или прогуляетесь? – с приветливой улыбкой предложила Клара. – Хотите, я покажу вам парк? Сейчас он переполнен дивными ароматами.
Жестом она предложила Стюарту следовать за ней, а Сильви решила никуда не ходить и осталась наедине с Шарлем. В Валлонге возможность остаться вдвоем была редкостью, и Сильви не собиралась упускать ту, что предоставила ей Клара.
– Как вы поживаете? – спросила она у Шарля, поднимаясь со своего места. – Выглядите вы хорошо…
Она не успела закончить фразу, как он обнял ее и с неожиданным пылом начал целовать. Он так долго прижимал ее к себе, не отпуская губ, что она залилась краской от сильного желания.
– Я скучала без вас, – пробормотала она, задыхаясь.
Она никогда не сможет обойтись без него, не то что забыть. Только Стюарт со своей наивностью мог предположить, что она по доброй воле порвет с Шарлем.
– Ты все больше и больше хорошеешь, – сказал он, прежде чем отпустить ее.
Он провел руками по ее плечам, смело коснувшись груди через шелк платья.
– Я приду к тебе сегодня ночью?..– добавил он изменившимся голосом.
– Да! – выдохнула она, прикрыв глаза.
Поведение Шарля было неожиданным: впервые он походил на влюбленного мужчину и, что было еще более удивительно, его улыбка была искренней.
Ужин прошел весело. Мари, Ален, Винсен и Даниэль всегда создавали за столом атмосферу праздника, а Готье, не такой разговорчивый, с удовольствием слушал их, заливисто смеясь. Клара принимала участие в их разговоре с удивительной для ее возраста живостью и была близка им, как сестра. В этом шуме Шарль хранил привычное молчание, и Сильви сразу заметила, что в нем не было такой непринужденности, как в Париже.
Торт с шоколадным кремом был съеден, Клара поднялась и вышла на патио, куда Одетта подала поднос с травяным отваром. Ночь была мягкой, насекомые липли к двум фонарям, установленным в прошлом году, – точным копиям фонарей с площади святого Марка в Венеции. Рядом с пальмой, совершенно неуместной в этой обстановке, были расставлены белые литые сиденья, и в темноте журчал маленький фонтан.
Все это время Клара с блеском исполняла роль хозяйки дома, но было уже поздно, и она предложила разойтись. В холле у лестницы она всем желала спокойной ночи. Мари шепнула ей на ухо:
– Я останусь с тобой, бабушка.
Клара покорно кивнула. Внучка была смелой и упрямой, сама справлялась со всеми проблемами, не позволяя никому вмешиваться. Она вела себя так с самого раннего детства, и уж не теперь ей было меняться. Клара взялась за перила и уверенно позвала:
– Можно тебя на минуту, Шарль?
Он уже поднимался по лестнице, но, прежде чем он успел что-то возразить или ответить, Клара и Мари уже вошли в библиотеку, и ему пришлось следовать за ними.
– Дорогой мой, закрой дверь: у нас будет очень личный разговор.
Обе стояли у погасшего камина. Шарль заметил потрясающее сходство между матерью и племянницей и удивился, что не замечал этого раньше. Обе прямые, высокие и стройные, голова горделиво откинута назад, как будто они позируют для семейной фотографии.
– Готовится катастрофа? – иронично спросил он.
– Нет, – ответила Мари. – Скорее, то, что называют счастливым событием.
Шарль был умен и сразу понял смысл этой фразы. Взглянув на Мари, он нахмурился и сделал ей знак продолжать.
– Я жду ребенка, но у него не будет отца. Мне двадцать два года, и я все решаю сама.
Пораженная резкостью, Клара закусила губу. Мари многое унаследовала от нее, в том числе недостаток дипломатичности. Теперь Шарль рассвирепеет, это точно. После войны он стал таким суровым, что Клара могла предугадать почти все его реакции.
– Ты решаешь сама, разумеется, – только и повторил он.
Девушка подумала, что это затишье перед бурей, и поспешила добавить:
– Я хочу этого ребенка, это не роковая случайность и не ошибка, знай это.
– Да, но ты не одна это сделала! И я бы хотел взглянуть на того парня, который…
– Зачем? Он пошел у меня на поводу, только и всего. Я больше его не увижу, он ничего не значит, я хочу этого ребенка только для себя.
– Твой эгоизм мерзок! – едко ответил Шарль. – Ребенка не рожают для удовольствия, а тем более без любви. Все это весьма прискорбно. Он в жизни окажется без отца, ему будет трудно. Об этом ты подумала?
Логика аргументов слегка обескуражила Мари, и она опустила глаза. Спорить с Шарлем всегда было трудно, об этом надо было помнить: он умел указывать на уязвимые места противника.
– Ну, ладно, – продолжил Шарль, – раз он уже в пути… то когда появится?
– В марте, вместе с весной.
– Значит, ты успеешь пройти конкурс. Каковы твои дальнейшие планы?
Мари вздрогнула, ее уверенность поубавилась, потому что до сих пор дядя не кричал от гнева.
– Ну… это отчасти зависит от тебя, Шарль.
– От него и от меня, – ласково заговорила Клара. – Мне тоже есть что сказать. Я не позволю своей внучке нуждаться в чем бы то…
– Мама! – вмешался он. – Ты, что, насмотрелась фильмов Паньоля? Ты и в самом деле думаешь, что я разорусь на Мари и укажу ей на дверь?
Озадаченная Клара отступила на шаг, чтобы опереться на каминную доску. Она сильно ошибалась, полагая, что Шарль стал предсказуемым. Тем более что он почти любезно предложил:
– Давайте присядем.
Он первым уселся, положив ногу на ногу, потом достал портсигар и неизменную зажигалку. В эту жару на нем была рубашка с открытым воротом и легкий льняной пиджак. Загорелый, стройный, привлекательный – никакой другой мужчина не выглядел таковым в глазах Мари. Она вдруг почувствовала, что всю жизнь будет искать этот образ, не находя его. Не отражение ли Шарля она преследовала среди случайных партнеров, которые всегда ее разочаровывали? Ни у кого не было такой уверенности, таких прозрачных, как лед, глаз, той смутной печали, делавшей взгляд Шарля таким глубоким. С тех пор как он вернулся из Германии семь лет назад, она все время боролась с этим странным двояким чувством.
– Ты могла бы первый год стажироваться у меня, – наконец сказал он, тщательно взвешивая слова. – Так тебе будет проще, и это совсем неплохое начало для твоей карьеры.
Она никогда не осмелилась бы просить его об этом. Она не хотела ни привилегий, ни поблажек, хотя мечтала осваивать свою профессию рядом с ним; его предложение было тем более неожиданным при таких обстоятельствах.
– Шарль… – пролепетала она.
Подняв на нее свои светлые глаза, Шарль неправильно истолковал ее смятение.
– Прости, тебя тошнит от дыма?
Покачав головой, Мари, приободрясь, рассмеялась, а он потушил окурок.
Измученная жарой, Сильви сотый раз за ночь перевернулась на другой бок. Она не гасила ночник, не открывала окно, чтобы не привлекать москитов, и вся взмокла от духоты. Ее дорожные часы показывали два часа тридцать пять минут. Шарль уже не придет, теперь она была в этом уверена и чувствовала себя ужасно подавленной. Раздосадованная, униженная и по-прежнему желающая его. Вечером ей показалось, что Шарля охватило то же желание, что и ее, и они впервые понимают друг друга. Его улыбка – такая редкая! – была настоящим обещанием. Почему же он всегда обманывал, скрывался от нее?
Ничего более не ожидая, она встала, порылась в чемодане и, достав оттуда лосьон из мелиссы, протерла лицо, шею, руки. Потом Сильви широко открыла окно и с облегчением вдохнула, наконец, немного свежести. Ночи в Валлонге полны чудесных ароматов, как она могла забыть об этом? Прямо под окнами Ален разбил несколько клумб с лавандой и душистыми травами, чтобы доставить удовольствие бабушке, как он радостно объявил за ужином. Кроме того, этот дом был настоящим раем: Клара с врожденным чувством прекрасного подбирала в нем каждую деталь. Место, созданное для счастья.
«Да, но никогда Шарль не женится на мне, он меня никогда не полюбит, я никогда не буду ничего значить в его жизни! Я обречена вечно быть второстепенной, удовлетворять не желания, а потребности! Потребности одинокого мужчины, только и всего…»
Она много плакала, думая о нем, а годы шли, не внося в их отношения ни малейшего изменения. Кроме того, что теперь Сильви было уже тридцать три года и что, к счастью, Стюарт, ждавший ее до сих пор, не терял надежды и не успел обзавестись другой женщиной.
«И это все, что ждет тебя, моя бедняжка? Никакой перспективы, никакого будущего?»
Она должна заставить себя взглянуть на Стюарта по-другому. Они одного возраста, вращаются в одном кругу, прекрасно понимают друг друга – чего ей еще надо? Конечно, за столом она сравнивала их, и сравнение это было в пользу Шарля.
«Просто ты смотришь на него влюбленными глазами, вот и все. Он не умеет смеяться, у него нет сострадания, терпения, он даже не может сдержать свое обещание!»
А может, уехать завтра утром вместе со Стюартом в Монте-Карло – он ее звал… Там можно будет купаться, ходить в казино, наслаждаться невиданной роскошью «Отеля де Пари», где для Стюарта зарезервирован номер домом Живанши. А потом оказаться в его объятьях – ведь он только этого и ждет. Хотя бы раз в жизни побыть открыто любимой женщиной.
«Я сыта по горло тайными встречами и украденными часами, мне надоели сочувственные взгляды Клары!»
Стюарт предсказал ей, что наступит день, и она поймет, что она просто старая дева. И этому негодяю Шарлю больше не придется скрывать ее, как постыдную болезнь, но она останется одна.
Она медленно отошла от окна, вернулась к скомканной постели. Ее полупрозрачный пеньюар из сатина персикового цвета никого не соблазнит этой ночью. Было почти три часа, и ей лучше было заснуть, если она не хочет проснуться с тяжелой головой.