Текст книги "Сумма теологии. Том IV"

Автор книги: Фома Аквинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Раздел 4. Принимаем ли мы решение обо всем, что мы делаем?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что принятие решения связано со всем, что мы должны сделать. В самом деле, как было сказано выше (1), выбор – это «желание, о котором заранее принято решение». Но выбор осуществляется в отношении всего, что мы делаем. Следовательно, принятие решения – тоже.

Возражение 2. Далее, принятию решения предшествует размышление. Но всякий раз, когда наши действия не обусловлены страстным порывом, им предшествует размышление. Следовательно, принятие решения связано со всем, что мы делаем.

Возражение 3. Далее, Философ говорит: «Если случается так, что цель может быть достигнута с помощью нескольких средств, то прикидывают, какое из них самое простое и наилучшее; если же достижению цели служит одно средство, то думают, как ее достичь при помощи этого средства»[272]272
  Ethic. Ill, 5.


[Закрыть]. Но что-либо можно сделать либо с помощью одного средства, либо – нескольких. Следовательно, принятие решения связано со всем, что мы делаем.

Этому противоречит сказанное Григорием Нисским о том, что «принятию решения нет места там, где речь идет о делаемом согласно науке или искусству»[273]273
  Nemesius, De Nat. Horn.


[Закрыть].

Отвечаю: принятие решения – это, как уже было сказано (1), своего рода исследование, а мы имеем обыкновение исследовать то, что вызывает сомнение; таким образом, процесс исследования, который называется аргументацией, [по словам Цицерона] «является разумом, удостоверяющимся в том, что вызывает сомнение»[274]274
  Topic. adTrebat.


[Закрыть]. Затем, если нечто, связанное с человеческими действиями, не вызывает сомнения, то это может происходить в силу двух причин. Во-первых, постольку, поскольку некоторые определенные цели достигаются при помощи некоторых определенных средств, как это бывает в случае тех искусств, которые подчиняются строго установленным правилам; так, писатель не принимает решения относительно правописания, поскольку правописание определено искусством. Во-вторых, постольку, поскольку речь идет о делах мелочных, которые, будучи сделаны так или этак, хотя и могут улучшить или ухудшить ситуацию в смысле достижения цели, но столь незначительно, что с точки зрения разума они суть просто ничто. Итак, мы не принимаем решения в двух случаях, а именно когда речь идет о пустяках, а также тогда, когда возможен только один установленный способ осуществления, как это обычно бывает в делах искусства, за исключением тех искусств, которые допускают предположения, например, [искусства] врачевания и торговли, о чем читаем у Философа[275]275
  Ethic. Ill, 5.


[Закрыть] и Григория Нисского[276]276
  Nemesius, De Nat. Horn.


[Закрыть].

Ответ на возражение 1. Выбор предполагает принятие решения на основании обсуждения или определения. Поэтому когда результат обсуждения или определения очевиден без всякого исследования, то нет никакой необходимости и в принятии решения.

Ответ на возражение 2. В очевидных вопросах разум не проводит никакого исследования, а выносит суждение сразу Следовательно, в делах разума принятие решения необходимо далеко не всегда.

Ответ на возражение 3. Когда нечто может быть сделано с помощью нескольких средств или с помощью одного средства, но различными способами, то возникают сомнения, и потому в таких случаях необходимо принимать решение. Но если единственно не только средство, но и способ, то нужда в принятии решения отпадает

Раздел 5. Является ли процесс принятия решения одним из видов анализа?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что процесс принятия решения не является одним из видов анализа. В самом деле, принятие решения относится к тому что мы делаем, а процесс наших действий – это не один из видов анализа, но, скорее, один из видов синтеза, т. е. [протекает] от простого к сложному Таким образом, принятие решения не всегда происходит посредством анализа.

Возражение 2. Далее, принятие решения – это исследование разума. Но разуму свойственно переходить от предшествующего к последующему. И коль скоро прошлое предшествует настоящему, а настоящее – будущему, то похоже на то, что при принятии решения нужно идти от прошлого и настоящего к будущему, каковой процесс не является аналитическим. Следовательно, процесс принятия решения не является одним из видов анализа.

Возражение 3. Далее, как сказано в третьей [книге] «Этики», решение принимается только относительно тех вещей, которые для нас возможны[277]277
  Ethic. Ill, 5.


[Закрыть]. Но вопрос о возможности для нас той или иной вещи зависит оттого, что мы способны или не способны сделать для достижения той или иной цели. Поэтому связанное с принятием решения исследование должно начинаться с рассмотрения существующих вещей.

Этому противоречит сказанное Философом о том, что «принимающий решение занимается как бы исследованием и анализом»[278]278
  Ibid.


[Закрыть].

Отвечаю: любое исследование необходимо отталкивается от некоторого начала, и если это начало предшествует и по познанию, и по бытию, то налицо процесс не анализа, а синтеза; в самом деле, переход от причины к следствию является синтезом, поскольку причины гораздо проще следствий. Но если оно, предшествуя по познанию, при этом последует в порядке бытия, то в таком случае процесс является одним из видов анализа, что подобно тому, как когда наше суждение имеет дело со следствиями, которые мы возводим к их простым причинам. Но началом исследования принятия решения является цель, которая предшествует по намерению, но последует по реализации. Следовательно, исследование принятия решения необходимо должно быть одним из видов анализа, поскольку, отталкиваясь то желаемого в будущем, оно продолжается до тех пор, пока не приходит к тому, что надлежит делать сейчас.

Ответ на возражение 1. Принятие решения, действительно, относится к тому, что мы делаем. Но так как основанием для действий является цель, то порядок рассуждений о действиях противоположен порядку самих действий.

Ответ на возражение 2. Разум начинает с того, что является первым с точки зрения разума, а это – не всегда то, что является первым по времени.

Ответ на возражение 3. Если что-либо никак не способствует достижению цели, то нас не интересует, насколько оно возможно. Поэтому прежде чем исследовать что-либо на предмет его возможности, нам следует выяснить, в какой мере оно способствует достижению цели.

Раздел 6. Является ли процесс принятия решения бесконечным?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что процесс принятия решения является бесконечным. В самом деле, принятие решения – это исследование частных вещей, с которыми связано действие. Но число единичностей бесконечно. Следовательно, процесс принятия решения бесконечен.

Возражение 2. Далее, при исследовании решения нужно принимать во внимание не только то, что должно быть исполнено, но также и то, как устранить препятствия. Но любому человеческому действию можно воспрепятствовать, и каждое [последующее] препятствие может быть устранено с помощью человеческого разума. Таким образом, исследование путей устранения препятствий может длиться до бесконечности.

Возражение 3. Далее, исследование доказательной науки не длится бесконечно постольку, поскольку оно возводится к самоочевидным и совершенно конкретным началам. Но когда речь идет о бесконечном количестве переменных и случайных единичностей, такой конкретики нет. Следовательно, исследование принятия решения бесконечно.

Этому противоречат [слова Философа о том], что «невозможно двигаться к тому, чего нельзя достичь»[279]279
  De Coelo I, 7.


[Закрыть]. Но перейти бесконечное невозможно. Если бы, таким образом, исследование решения было бесконечным, то никто бы не приступал к принятию решения, что очевидно не так.

Отвечаю: исследование решения актуально конечно с двух сторон, а именно со стороны начала и со стороны предела. Действительно, в основу исследования решения может быть положено два типа начал. Один из них является присущим и принадлежит к роду относящихся к действию вещей. Таковой является цель, которая, не будучи материей решения, принимается в качестве само собой разумеющегося начала, о чем уже было сказано (2). Другой тип начала принадлежит, если так можно выразиться, к иному роду; так, в доказательных науках одни науки принимают аксиомы других наук без какого-либо их исследования. Далее, само собой разумеющимися началами исследования решения являются факты, полученные через посредство чувств, например, что это вот хлеб, а это – железо, а также любые общие утверждения, известные благодаря созерцательной или практической науке, например, что прелюбодеяние запрещено Богом или что человек не может прожить без пищи. Для принятия решения относительно подобных вещей нет нужды ни в каком исследовании. Пределом же исследования является то, что мы способны сделать сразу. В самом деле, как цель рассматривается в свете начала, точно так же средства рассматриваются в свете заключения. Поэтому то, что представляется должным быть исполненным в первую очередь, занимает место предельного заключения, по достижении которого исследование достигает цели. Впрочем, ничто не препятствует тому, чтобы процесс принятия решения был бесконечным потенциально, поскольку количество вещей, которые могут быть исследованы при принятии решения, бесконечно.

Ответ на возражение 1. Единичности бесконечны не актуально, а лишь потенциально.

Ответ на возражение 2. Хотя человеческому действию можно воспрепятствовать, само препятствие не всегда налицо. Следовательно, не всегда необходимо и исследовать способы устранения препятствия.

Ответ на возражение 3. Если говорить о случайных единичностях, то и в них можно обнаружить нечто конкретное, хотя и не как таковое, а при данных обстоятельствах и в том, насколько это касается исполнения задуманного. Так, то, что Сократ сидит, не необходимо, а то, что он сидит, пока продолжает сидеть, необходимо, и это можно рассматривать как конкретный факт.

Вопрос 15. О согласии, которое является актом воли в отношении средств

Теперь нам надлежит исследовать согласие, в связи с чем будет рассмотрено четыре пункта: 1) является ли согласие актом желающей или схватывающей способности; 2) можно ли обнаружить его у неразумных животных; 3) направлено ли оно к цели или к средствам; 4) принадлежит ли согласие на акт только высшей части души.

Раздел 1. Является ли согласие актом желающей или схватывающей способности?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что согласие относится только к схватывающей части души, Так, Августин приписывает согласие высшему разуму[280]280
  De Trin. XII, 12.


[Закрыть]. Но разум является схватывающей способностью. Следовательно, согласие относится к схватывающей способности.

Возражение 2. Далее, «согласие»[281]281
  Букв, «со-разумение» или «сочувствие».


[Закрыть] указывает на разумение. Но разумение является схватывающей способностью. Следовательно, согласие является актом схватывающей способности.

Возражение 3. Далее, как одобрение является приложением ума к какой-либо вещи, точно так же и согласие. Но одобрение принадлежит уму, который является схватывающей способностью. Поэтому и согласие принадлежит схватывающей способности.

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что «если человек решился на что-то, но у него не возникло влечения к тому, на что он решился, то у него не возникает и склонности»[282]282
  De Fide Orth. II.


[Закрыть],то есть согласия. Но влечение относится к желающей способности. Поэтому к ней же относится и согласие.

Отвечаю: согласие подразумевает приложение разумения к какой-либо вещи. Но разумению присуще сознавать существующие вещи, в то время как представление схватывает подобие материальных вещей даже при их отсутствии, а ум схватывает доступные ему универсалии вне зависимости от того, присутствуют ли единичности или нет. И коль скоро акт схватывающей способности – это своего рода склонность к вещи как таковой, то приложение схватывающей способности к вещи – в том, насколько она прилепляется к ней, – достигается через своего рода уподобление, называемое разумением, поскольку речь идет о приобретении непосредственного познания вещи, к которой прилепляются настолько, насколько необходимо для достижения удовлетворенности. В связи с этим [в Писании] говорится: «Право мыслите о Господе» (Прем. 1:1). Поэтому, на основании вышесказанного, согласие является актом схватывающей способности.

Ответ на возражение 1. Как сказано в третьей [книге трактата] «О душе», «воля находится в разуме»[283]283
  De Anima III, 9.


[Закрыть]. Поэтому когда Августин приписывает согласие разуму, он имеет в виду разум вместе с волей.

Ответ на возражение 2. Разумение в собственном смысле слова принадлежит схватывающей способности, но, как уже было сказано, в той мере, в какой оно подразумевает стремление к ознакомлению через посредство уподобления, оно принадлежит желающей способности.

Ответ на возражение 3. Одобрять (assentire) – значит чувствовать влечение к чему-либо (ad aliud sentire), что подразумевает некоторую отстраненность того, что одобряется. А вот соглашаться (consentira) означает сочувствовать, и это подразумевает некоторый союз с объектом согласия. Таким образом, соглашается, похоже, именно склоняющая к вещи воля, в то время как ум, акт которого состоит не в движении к вещи, а скорее – напротив, о чем уже было сказано в первой части (16, 1; 27, 4; 59, 2), одобряет, хоть, впрочем, мы обычно используем оба этих слова как синонимы. Можно также сказать, что ум одобряет в той мере, в какой подвигается к этому волей.

Раздел 2. Можно ли обнаружить согласие у неразумных животных?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что согласие можно обнаружить и у неразумных животных. В самом деле, согласие подразумевает определение желания к какой-то одной вещи. Но желание неразумных животных определено к какой-то одной вещи. Следовательно, согласие можно обнаружить и у неразумных животных.

Возражение 2. Далее, если удалить первое, то удалится и последующее. Но согласие предшествует выполненному действию. Если бы, таким образом, у неразумных животных не было никакого согласия, то у них не было бы и выполняемых действий, что очевидно не так.

Возражение 3. Далее, о людях иногда говорят, что они соглашаются исполнить то или это в связи с некоторой страстью, например, похотью или гневом. Но неразумные животные действуют в связи со страстью. Следовательно, они дают на это согласие.

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что «за решением человека следует свободное одобрение и избрание, и это называется склонностью»[284]284
  De Fide Orth. II.


[Закрыть], то есть согласием. Но неразумные животные не способны на свободное избрание. Следовательно, они не способны и на согласие.

Отвечаю: согласия в собственном смысле слова у неразумных животных нет. Причина этого состоит в том, что согласие подразумевает приложение движения желания к тому, что должно быть исполнено. Затем, приложение движения желания к исполнению чего-либо принадлежит движущему желание субъекту; так, касание камня можно осуществить тростью, но использование трости для касания камня принадлежит тому, кто движет эту трость. Но неразумные животные не обладают господством над движением желания, поскольку оно происходит у них благодаря природному инстинкту. Таким образом, хотя у неразумного животного и есть движение желания, однако оно не прилагает это движение к какой-либо частной вещи. Следовательно, в собственном смысле слова у неразумных животных нет согласия, которое присуще разумной природе, господствующей над движением желания и способной прилагать или не прилагать его к той или иной вещи.

Ответ на возражение 1. У неразумных животных определение желания к частной вещи является пассивным, тогда как согласие подразумевает скорее активное, чем просто пассивное определение желания.

Ответ на возражение 2. Если удаляется первое, то последующее удаляется в том случае, если оно следует только из этого [первого]. Но если нечто может следовать из нескольких вещей, то с удалением одной из них оно не удаляется; так, если затвердение является результатом жары и холода (например, кирпичи затвердевают от жары, а вода – от холода), то удаление жары не приводит к удалению затвердения. Однако выполнение действия следует не только из согласия, но также и из побуждения желания, каковое обнаруживается и у неразумных животных.

Ответ на возражение 3. Человек, который действует в связи со страстью, способен не следовать этой страсти, в то время как неразумные животные на это не способны. Следовательно, [приведенная] аналогия неуместна.

Раздел 3. Направлено ли согласие к цели или к средствам?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что согласие направлено к цели – ведь то, благодаря чему вещь именно такова, в еще большей степени является таковым. Но наше согласие со средствами следует из цели. Поэтому мы в еще большей степени соглашаемся с целью.

Возражение 2. Далее, целью невоздержанного, равно как и добродетельного, является его действие. Но невоздержанный соглашается со своим действием. Следовательно, согласие может быть направлено к цели.

Возражение 3. Далее, как было показано выше (13, 1), желание средств является выбором. Если бы, таким образом, согласие было направлено только к средствам, то оно ничем бы не отличалось от выбора. Но Дамаскин доказал, что это не так, поскольку, по его словам, «после одобрения», которое он называет «настроением», осуществляется «избрание»[285]285
  Ibid.


[Закрыть]. Следовательно, согласие направлено не только к средствам,

Этому противоречит сказанное Дамаскином о том, что «настроение», то есть согласие, имеет место, «когда человек свободно одобряет и избирает»[286]286
  Ibid.


[Закрыть]. Но избрание относится только к средствам. Следовательно, то же самое справедливо сказать и о согласии.

Отвечаю: согласие – это приложение движения желания к тому, что уже является возможным для того, кто причиняет указанное приложение. Далее, порядок действия таков: сперва – схватывание цели; затем – желание цели; затем – принятие решения относительно средств; наконец – желание средств. Но желание по природе склонно к конечной цели, и потому приложение движения желания к схваченной цели имеет природу не согласия, а воли. А вот что касается тех вещей, которые в порядке рассмотрения последуют конечной цели, то в той мере, в какой они направлены к цели, они подпадают под принятие решения, и потому принятие решения прилагается к ним постольку, поскольку движение желания прилагается к следующему из решения суждению. Но движение желания к цели не прилагается к принятию решения, скорее напротив – принятие решения прилагается к движению, поскольку принятие решения предполагает желание цели. С другой стороны, желание средств предполагает принятие решения. И потому приложение движения желания к принятию решения в собственном смысле слова и есть согласие. Следовательно, коль скоро решение принимается только относительно средств, то и согласие в собственном смысле слова направлено исключительно к средствам.

Ответ на возражение 1. Как знание заключений через посредство начал является наукой, в то время как знание начал является не наукой, а чем-то большим, а именно мышлением, точно так же и наше согласие со средствами ради достижения цели, будучи приложенным к нашему действию, является не согласием, а чем-то большим, а именно волей.

Ответ на возражение 2. Целью невоздержанного является не столько действие, сколько удовольствие от действия, и ради этого удовольствия он соглашается на свое действие.

Ответ на возражение 3. Выбор подразумевает нечто, чего лишено согласие, а именно некоторое отношение к тому, чему предпочтено нечто другое, и потому после согласия все еще остается выбор. В самом деле, иногда случается так, что в результате рассмотрения обнаруживается несколько соответствующих цели средств, и на каждое из них, в связи с его одобрением, мы даем наше согласие; однако, одобрив многое, мы посредством выбора предпочитаем одно. Впрочем, последующие одобрению согласие и выбор отличаются не в действительности, а только с точки зрения способа рассмотрения; так, мы говорим о согласии в связи с тем, что мы одобряем выполнение того или этого, а о выборе – в связи с тем, что мы предпочитаем нечто из одобренного.

Раздал 4. Принадлежит ли согласие на акт только высшей части души?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что согласие на акт не всегда принадлежит высшему разуму. В самом деле, «удовольствие возникает попутно деятельности и делает ее совершенной, как красота делает совершенными людей в расцвете лет»[287]287
  Ethic. X, 4.


[Закрыть]. Но согласие на удовольствие, согласно Августину, принадлежит низшему разуму[288]288
  De Trin. XII, 12.


[Закрыть]. Следовательно, согласие на акт принадлежит не только высшему разуму.

Возражение 2. Далее, акт, на который мы даем наше согласие, считается произвольным. Но осуществление произвольных действий доступно многим способностям. Следовательно, не только высший разум дает согласие на акт.

Возражение 3. Далее, высшим разумом, согласно Августину, является тот, «который поглощен созерцанием и рассмотрением вечных вещей»[289]289
  De Trin. XII, 7.


[Закрыть]. Но человек нередко дает согласие на акт не ради вечного, но ради преходящего, а порой – даже в связи с некоторой душевной страстью. Следовательно, согласие на акт принадлежит не только высшему разуму.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «невозможно, чтобы человек измыслил совершение греха, если только та его мыслительная способность, которая наделена верховной властью склонять его члены к действиям или удерживать от них, не уступает злу, делаясь его рабыней»[290]290
  De Trin. XII, 12.


[Закрыть].

Отвечаю: окончательное решение принадлежит тому, кто занимает наивысшее положение и судит обо всем остальном, поскольку окончательное решение не принимается до тех пор, пока суждение не вынесено и не объявлено. Но очевидно, что вынесение суждения обо всем принадлежит высшему разуму; в самом деле, именно посредством разума мы судим о чувственных вещах, а о вещах, относящихся к человеческим началам, мы судим в соответствии с божественными началами, каковое суждение является прерогативой высшего разума. И до тех пор, пока человек не удостоверится в том, что его решение не противно божественным началам, никакое суждение разума не может рассматриваться в свете окончательного решения. Но подлежащее исполнению окончательное решение – это и есть согласие на акт. Поэтому согласие на акт принадлежит высшему разуму, в том, впрочем, смысле, в каком воля находится в разуме, о чем уже было сказано (1).

Ответ на возражение 1. Согласие на удовольствие исполненным делом, равно как и согласие на само дело, принадлежит высшему разуму, а вот согласие на мысленное удовольствие принадлежит более низкому разуму, поскольку и само помышление принадлежит более низкому разуму Тем не менее в той мере, в какой мышление и связанное с ним удовольствие являются актами, суждение о том, следует ли мыслить и получать от этого удовольствие, выносит именно высший разум. А вот в той мере, в какой акт мышления рассматривается как определенный к последующему акту, он принадлежит более низкому разуму. В самом деле, определенное к цели принадлежит более низкому искусству или способности, чем сама цель, к которой оно определено, по каковой причине относящееся непосредственно к цели искусство называется господским или главенствующим искусством.

Ответ на возражение 2. Из того обстоятельства, что действия называются произвольными постольку, поскольку мы на них соглашаемся, следует не то, что согласие является актом любой способности, а то, что, как уже было сказано (1), оно является актом находящейся в разуме воли, от которой акт и получил именование произвольного.

Ответ на возражение 3. О согласии высшего разума говорится не только потому, что он подвигает к действию согласно вечным причинам, но также и потому, что он впадает в заблуждение на основании тех же причин.