Текст книги "Колодец Единорога"

Автор книги: Флетчер Прэтт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

6. На Йоле. Первый сказ о колодце

– Вон туда, вниз, – указал ему бородатый на палубный люк, откуда исходила жуткая, с точки зрения сухопутного человека, рыбная вонь. Впрочем, маленький кораблик-йола оказался не только замечательно опрятен снаружи: его внутреннее устройство изумило Эйрара продуманностью и простотой. На корме обнаружилась даже каютка и стол в ней; свет проникал сквозь крохотный иллюминатор. Эйрар вошел и уже не особенно удивился, оказавшись лицом к лицу с Рудром, предводителем вольных рыбаков – Загребным, как они его называли.

Привстав, Рудр пожал юноше руку и указал на лавку напротив:

– Добро пожаловать, господин чародей.

Эйрар усмехнулся:

– Я слышал – тюремщики редко отказывают узникам в гостеприимстве…

Тень пробежала по лицу рыбака – то ли гнев, то ли нечто другое.

– Можешь считать себя пленником… если не хочешь взять в толк, что на самом деле тебя от смерти спасли. Я-то ведь знаю – у мариоланских коггеров вечно рты нараспашку, точно у карпов, уф-ф… и скоро они поймут, что с графом это не пройдет… да не было б поздно. Безрассудным его прозывают, и справедливо… но он не глупец. Не хочу иметь ничего общего с этим их недоношенным восстанием и тебе, уф-ф, не дам!

– Благодарствую. – Эйрар даже не пытался спрятать насмешку. – Куда как мило с твоей стороны…

Рудр поднялся и, глядя куда-то поверх его головы, неожиданно громовым голосом рявкнул:

– Эй, вы там! Толлинг, Паури! Отчаливаем!

С палубы донесся тяжелый топот ног, и Эйрар ощутил, что йола двинулась. Рудр снова уселся:

– Как у нас говорят – ветер не выбирает, ветер дует на всех, уф-ф. Да… Что верно, то верно, ты на самом деле нам нужен. Морские демоны, чтоб им!.. Мелибоэ когда-то нас здорово выручал, но как доверять ему после всего, что ты наговорил третьего дня? Да еще с этим восстанием? Уф-ф! Поколдуй нам, парень, а за нами не пропадет… да и времечко опасное пересидишь. Мы, вольные рыбаки, слов на ветер не бросаем. Ну? Что скажешь?

Эйрар невольно припомнил речи Рудра на собрании и подумал, что вольный рыбак был на самом деле не столь уж бесхитростен.

– По-моему, – сказал он, – стыд и срам отсиживаться в стороне, когда другие поднимают мечи во имя Крылатого Волка…

Рудр тяжело перевел дух:

– У нас на островах тоже пруд пруди юных сорвиголов вроде тебя! Отправляются во льды за китами, а старый Рудр потом наживай седые волосы, объясняя их подружкам, отчего это женихи не вернулись. У тебя есть девчонка?..

– Нет.

– Уф-ф… ну так вот. Если я что-нибудь смыслю в людях – ты из тех, кого называют счастливчиками. А теперь послушай старого Рудра. Твоя удача пригодится не только тебе одному, так что не лезь в пекло, сынок. Лучше поберегись. Поверь старику; храбрецы – это те, кто ни о ком не печется, лишь о себе.

Эйрара не слишком-то убедили эти слова, но он промолчал, ожидая, что Рудр скажет еще. Рыбак долго смотрел на него, отдуваясь, и наконец заговорил снова:

– Ну что ж… я не слепой, вижу, что уговаривать тебя бесполезно. Может, ты и прав. Как у нас говорят: стой на своем и начхай на всех… включая императора Аурариса. Да, заставить бы тебя, так ведь тоже не выйдет, знаю я вас, колдунов… дунете, плюнете, и готово, и попался, как рак в кастрюлю. Уф-ф!.. Ладно! Поговорим по-другому. Предлагаю тебе честную сделку… небось, думаешь – и что это я могу такого тебе предложить? Да, я всего лишь старый, заскорузлый рыбак… но я пережил не одного короля. И если я говорю, что ребята из Мариолы затеяли варить кашу под скверной звездой, значит, так оно и есть, и ввязываться незачем. Вот… поворожи нам, пока не сменится луна. Это не так уж сильно оторвет тебя от твоих любимых сражений, если, конечно, там вообще что-то начнется. А потом я высажу тебя на берег с пятью десятками моих молодцов под началом Долговязого Эрба. Ну?.. Согласен?

– Здорово ты меняешь галсы, Загребной, – сказал Эйрар. – Ты же только что клялся, что палец о палец не ударишь, чтобы помочь Мариаполю. И тут же швыряешь в огонь полсотни парней!

– Ага… уф-ф, уф-ф. Я сразу сказал, что ты из счастливчиков, и рад повторить. Повторю и другое: когда поднимется Мариаполь, герцог Роджер тут же примется созывать под свои знамена бойцов… – Он неловко пошевелился, и Эйрар с изумлением заметил слезу, скатившуюся по морщинистой, заросшей седой шерстью щеке. – Наша земля… Наше море смердит, покуда Дейларна гнет шею перед Алым Пиком… Гильдиям валькингов нипочем не скинуть, да и этим южанам-наемникам… плясуны с оружием, разрази их! А мы, рыбаки, первыми окажемся на рифах, когда Мариаполь растопчут. До сих пор графа Валька если что и сдерживало, так разве страх перед восстанием… А когда восстание вспыхнет и будет подавлено… одна надежда, что он не захочет связываться с Салмонесским Бастардом… если мы вступим с ним в союз. Вот я и жертвую пятьюдесятью, чтобы спасти всех… спасти всех…

Осекшись, он отвернулся. Эйрар напряженно обдумывал услышанное. Кажется, на сей раз Рудр действительно был искренен – в отличие от того собрания Железного Кольца в Нааросе. Стать предводителем полусотни!.. Эйрар был не столь уж скверного мнения о себе и полагал, что из него получится неплохой вождь. Искушение почти побороло в нем врожденную крестьянскую осторожность; он знал, что блеск в глазах выдает его с головой, но все же счел за благо спросить:

– Но почему я?.. – И тотчас вспомнил, как произносил те же слова в хижине волшебника Мелибоэ.

Снаружи слышались крики, йола начала мерно раскачиваться, выйдя из-под прикрытия берега в открытое море. Рудр-Загребной сморгнул, стряхивая горестную задумчивость, и повернулся к Эйрару с выражением, которое вполне могло сойти за улыбку:

– Да потому хотя бы, что ты не из наших. Мы, вольные рыбаки, привыкли жить всяк сам по себе и никого не звать господином. И пока каждый сам строит себе баркас и сам ходит на промысел – да, все в порядке. Но когда горизонт начинает обкладывать, вроде как теперь… Мои молодцы страх норовисты насчет всяких там предводителей, ну точно, как ваши вастманстедские крестьяне. Но покажи им, что ты взаправду кое-что умеешь такое, с чем им по гроб жизни не совладать – послушай старого Рудра: они за тобой в огонь и в воду пойдут.

Привычный к морской качке, он поднялся, извлек из стенного шкафчика черную бутыль и две оловянные кружки:

– Стало быть, парень, мы с тобой теперь заодно. Да здравствует Кольцо!

Он поднял кружку. Эйрар встал и чокнулся с ним.

…При ближайшем знакомстве рыбаки показались ему, в общем, в самом деле похожими на его собственных сородичей; ну, разве еще чуть менее словоохотливыми. Впрочем, как знать, быть может, они вели себя с ним таким образом из-за его репутации чародея. Дома на него никто и не думал коситься, дома редко кто не умел творить простенькие заклинания, ведь и нечисть была все больше мелкая. А может, дело было в том, что моряком он оказался скверным, качка заметно донимала его, и это не внушало им уважения?..

Легкий бриз тянул с гор, едва наполняя паруса йолы и других рыбацких судов, шедших поодаль. Тем не менее, когда Эйрар выбрался на палубу подышать воздухом и оглядеться, у него дух захватило от вида парусных кораблей, шествовавших по волнам, подобно величавым красавицам, разодетым в яркие платья.

К закату Спанхавид превратился в синюю полосу на горизонте. Ветер начал свежеть, и красавицы обернулись вдовами в просторных одеждах. Вспыхнули сигнальные фонари. Эйрар рад был снова спуститься вниз и прилечь у огня, разведенного в каменном очажке. Ради его прибытия рыбаки выставили сладкого вина из Двенадцатиградья и подогрели его с пряностями на раскаленной железной плите. Вино малость развязало им языки, и Эйрар не преминул воспользоваться этим, чтобы расспросить, как это они обзавелись своей знаменитой хартией вольности.

– Наследие Серебряной Поры, – ответил кто-то. – Это, стало быть, когда Аргентарий был королем. То есть прежде, чем династия приняла золотой императорский титул. В те дни язычники еще вовсю разгуливали по стране, так что король правил лишь Мариолой да Вастманстедом, а седьмой Вальк сидел у себя в Бриелле, точно в орлином гнезде, и держал крепкий союз со всеми северными провинциями. Аргентарий, правду сказать, был славным воякой, – отбил у язычников весь Скогаланг, да! Только он тогда еще не испил из Колодца, вот счастье ему то и дело и изменяло. Одну битву выиграет, другую тут же проиграет. Ну так вот. Ставорна в те времена была просто вольным городом, и правили в ней трое синдиков: Астли, Бекар и… как там его? – Дерривонт. Самые умные мужики были во всем Корсоре, а то и во всей Дейларне, а из них троих больше всего ума досталось Астли. Даже птиц, сказывают, разумел. Уж как хотел его король Аргентарий забрать к себе в Стассию, ко двору, только он не сдвинулся с места. Пришлось Аргентарию самому ехать к нему в Ставорну советоваться, когда приперло. Коронованный король, это ж подумать надо! Вот какие дела совершались в прежние времена.

– Кажется, я знаю, что было дальше, – сказал Эйрар. – Мы в Вастманстеде с колыбели слушаем рассказы о Колодце и королях…

– Мало ли что вы там слушаете: наши деды все это видели своими глазами, – зашумели рыбаки. – Давай рассказывай!

– Этот Астли, – продолжал рассказчик, – жил в скромном домике возле городских ворот. Он поздоровался с Аргентарием, как будто тот был простым горожанином, явившимся за советом. Выставил на стол вина и орехов, сели они разговаривать. Аргентарий и выложил ему все без утайки: дескать, вот взяли они городишко в Скогаланге, а язычники тут же устроили налет на Белоречье… а может, его, короля, призывали с войны назад, разбираться с морскими разбойниками Двенадцатиградья… ладно, неважно. Выслушал его мудрец, посмотрел этак искоса, да и говорит: есть, дескать, средство. Ежели, значит, коронованный король изопьет в нужный час из Единорогова Колодца, и он сам и все его королевство обретут умиротворение до конца своих дней.

«О каком умиротворении ты говоришь? – возмутился Аргентарий. – Половина Дейларны, вотчина моего деда, во власти язычников и платит им дань девственницами!»

«По-твоему, – сказал Астли, – лучше платить дань юношами, которых ты каждый день теряешь в сражениях? Люди ко всему способны привыкнуть, – продолжал он. – Испив из Колодца, ты так или иначе доживешь умиротворенным до самой кончины.»

«В таком случае, – ответствовал король, – хоть бы уж скорей наступила она, эта кончина. Какое там удовлетворение – вовсе не жизнь, когда Дейларна в ярме! Да, видно, зря я сюда пришел, ибо ничего нового от тебя что-то не слышу.»

«И все-таки, – говорит ему Астли, – у тебя маловато сил, чтобы поправить дело вооруженной рукой. Вот что: а не заключить ли тебе союз с соседом, Дамастетилем из Скроби? С ним выйдут на битву добрых полсотни баронов, каждый с войском, я уж не говорю про его воеводу, герцога Микала: это полководец не хуже тебя самого. Он встанет за твоей спиной, как преданный брат.»

«Я думал об этом, – вздохнул Аргентарий. – Но в качестве платы за этот союз…» – и опустил голову, и Астли не стал ни о чем его спрашивать, ибо знал: платой должна была стать женитьба короля на единственной дочери Дамастетиля, принцессе Край, некрасивой и уже не молоденькой. У нее была смуглая кожа и гладкие черные волосы, постоянно казавшиеся немытыми: видно, она пошла в мать, принцессу из страны Ураведу… Говорят, герцог Микал был влюблен в нее. Никто не знает доподлинно, но это похоже на правду, – иначе зачем бы столь славному полководцу торчать там при дворе? Старый герцог Дамастетиль к тому времени начал потихоньку выживать из ума и совсем свихнулся на доченьке, все думал, как бы выдать ее замуж за царственную персону: она ведь была наследницей Скроби. Отказал бедняге Микалу и еще куче других женихов и был непреклонен, хотя во всем остальном давно уже ее слушался. Приводил ее, понимаешь, всякий раз с собой на Совет и в конце обязательно с улыбочкой спрашивал: «А что думает моя маленькая принцесса?»

Так вот, Аргентарий и Астли оба знали про все это и долго молчали, и наконец король выдавил сквозь зубы:

«Дать слово – значит держать его, а свадьба должна быть вершиной любви… так учил меня отец.»

«Кажется, ты что-то говорил о народе», – ответил Астли, и Аргентарий встал и ушел, не добавив ни слова, но позже прислал старику хорошие подарки в знак благодарности. Вот это я называю королевским поступком. А еще он отправил Толо-с-длинным-подбородком сватом к Дамастетилю – просить для себя руки его дочери Край… Да… А вот чего ты, вастманстедец, уж точно не слышал, так это – когда король Аргентарий выходил от Астли, мало что видя перед собой, он налетел в дверях на девушку, несшую им вино на подносе, и поднос грохнулся на пол. Аргентарий был вежливым королем: извинился и помог ей вытереть лужу, и пока они ее вытирали, разглядел, понимаешь, что она была стройненькая, беленькая и так далее, в общем, прехорошенькая… единственная дочка Астли, Ланхейра, вот оно что. Вообще-то ничего особенного в ней не было, таких девчат в Дейларне навалом – просто, знать, короля без ножа резала дума о кривоногой дурнушке Край, – вот и пал королевский глаз на Ланхейру.

Сказывают, пока они подбирали с йола черепки, его рука коснулась ее руки, и тотчас разбежался по жилам то ли огненный яд, то ли ядовитый огонь… Смолчал бедолага король, честь честью поехал играть свадьбу с Край. Только вот пить с ней из Колодца, как это водилось у королей Стассии, не пошел. Отговорился тем, что ему, мол, еще воевать, а Колодец, того и гляди, отнимет у него воинскую сметку… Ты, господин чародей, верно, думал, будто в самом деле назубок знаешь историю королевского дома? Спроси лучше нас, рыбаков с архипелага Джентебби. Ведь это к нам королева Край приехала брюхатая и поселилась в старом доме на острове Вагей, на склоне горы. Она была ведьмой, как все там в Ураведу. Она была такая маленькая и очень молчаливая, и, понимаешь, каждую ночь гуляла по берегу. Люди бают – с рыбами разговаривала, а что синие огни в ее окнах то и дело горели, так это уж точно. Королю Аргентарию, бедняге, пришлось-таки переспать с ней, ведь надо же продолжить династию – она и принялась вить себе гнездышко. Властности в ней не убавилось, только теперь под ее началом было рыбацкое хозяйство Вагея, а не Скроби, которым она правила от имени батюшки-герцога. Представляешь, королева сама покупала капусту и торговалась, говорят, до последнего медного айна. И без конца заставляла слуг рассаживать вокруг дома деревья да всякие там цветочки. Хорошо жилось в те дни на Джентебби! Милостива была Край и щедра, ведьма там или не ведьма. И она ждала к себе короля…

А король объявился в Ставорне самое позднее через неделю после того, как последнего язычника спихнули в море со скал у Большого Лектиса. И, понимаешь, прямым ходом – к Астли. И кто же вы думаете встретил его прямо в воротах? Ясное дело, Ланхейра, и ему показалось, будто они с ней вот только что собирали черепки с пола… даже платье на ней, и то было то самое. Уж знала, верно, что он к ней заявится. Я вам, ребята, вот что скажу: по части предвидений даже королю с влюбленной женщиной не равняться.

«Входите, ваше величество, – говорит она Аргентарию. – Три года мы вас не видели…»

«Долгий срок, – ответил он и пошел в комнату к синдику. И когда они с Астли остались вдвоем, он сказал ему: – Настанет ли хоть один-единственный день, когда я смогу не думать о долге? Я освободил Дейларну, а сам попал в кабалу…»

Астли долго сидел молча, потягивая сладкое вино и размышляя.

«Остров Вагей, – сказал он наконец, – лежит как раз на полпути между Дейларной и Стассией. Красивое место и подходящее для столицы двух королевств. Двое, испившие из Колодца, сумели бы прожить там счастливую жизнь… умиротворенную жизнь.»

«Счастливую? Умиротворенную? – вскричал Аргентарий в точности как три года назад. – Отдать этой ведьме то, что мне самому больше не принадлежит – мое сердце? – Старик не ответил, и он продолжал с отчаянием: – Тот раз у меня был хотя бы выбор. А теперь?»

«Чем ближе к вершинам, тем круче становятся горы, – промолвил мудрец. – Ну, да не мне объяснять тебе это. Решай сам, что для тебя дороже – женская любовь или корона.»

«Да плевать я хотел и на корону, и на королевство! – вспылил Аргентарий. – Пусть герцог Микал… – Но заметил улыбку Астли и сник: – Да, конечно, ты прав, он сразу окажется под ее каблуком, и не я один от этого пострадаю. О Небо, осталось ли еще в этом мире хоть что-нибудь незамаранное?..»

Астли так ничего ему и не ответил. Король покинул его и уехал в Малый Лектис, и Ланхейра отправилась туда с ним.

Там они прожили почти целый год в любви и полном согласии, и она родила ему сынка по имени Моркар. Однако потом пришла весть о немирье между Бабоем и Пермандосом, причем оба города выслала корабли и нещадно грабили берега. Аргентарий действовал решительно, как всегда. Вышел в море, передав баронам приказ присоединяться. Ланхейре же было ведено ехать в Стассию, во дворец, и там ждать его возвращения. Королева Край выведала обо всем этом у мореходов Джентебби – ведь это наши посудины переправляли мариоланское ополчение на войну. И вот она собирает своих приспешников, этих синемордых из Ураведу, и отправляется Ланхейре наперерез. И как раз подгадала, должно быть, не без колдовства, – застигла ее в шхерах возле устья Наара. Да, злое дело там совершилось: на корабле Ланхейры перерезали всех, кроме ее самой и сынишки. Их двоих бросили в море, да еще распустили слух, будто это дело рук пермандосских пиратов. Вот так…

Одного только не учла королева Край, – в тамошних шхерах самая рыба, а где рыба, там и рыбаки. И вот один вагейский кораблик набрел, понимаешь, на судно, полное трупов, а неподалеку нашли и Ланхейру, – она все еще держалась на воде, завернув сына в свой плащ. Дело было к осени, и она простыла насмерть, бедняжка, но перед смертью успела-таки рассказать, что с ними на самом деле случилось. Говорят, когда королю Аргентарию передали, он сразу кинулся на Вагей, и по дороге люди мало что от него слышали, кроме приказов. Он велел привести королеву на площадь, и весь остров сбежался взглянуть, как ее будут судить. Что ж, Аргентарий задал ей только один вопрос: «За что?»

«За то, что ты презрел мою любовь, – ответила Край. – Попробуй-ка презреть мою ненависть! О, я отомщу, и это будет славная месть! Ты, побрезговавший испить со мной из Колодца, породишь династию королей, даже императоров, – но все будут с червоточинкой, все будут тщетно пить и пить из Колодца, стремясь к недосягаемому умиротворению и взыскуя славы, которой не достойны… А эти рыбаки – вас, неблагодарные, ответившие предательством на мою щедрость – вас я проклинаю! От рук морских демонов познаете вы Хохочущий Ужас!..»

Ей позволили уложить волосы по-ураведийски и перерезали горло. Мы, рыбаки, получили от Аргентария вечную хартию вольности. Герцог Микал удалился от двора и выстроил себе замок на самой границе с Миктоном; от него пошли герцоги Ос Эригу. И все это истинная правда – так рассказывал мне мой дедушка, Гийор Седовласый.

– А что сталось с Моркаром? – спросил Эйрар.

– Да ничего хорошего. Моркар и его сын сделались пиратами. В царствование Аурункулия оба попались лотайским купцам и угодили на виселицу. Ну, хватит болтать, пошли-ка на палубу! Слышишь, кричат? Должно быть, Вагей уже показался.

7. Снова на Йоле. Подарки и отдарки

Над морем вовсю светила луна; оказывается, они уже входили в лагуну. Вагей высился впереди, похожий на спящего сфинкса. Между каменными лапами, далеко вытянутыми вперед, было удивительно тихо – рыбаки, переговариваясь, вытаскивали весла. Домики на берегу казались плоскими в лунном пепельном свете: казалось, дремлющий сфинкс надел ожерелье.

– Она жила вон там, за горой, – вытянул руку рассказчик. – С тех пор там никто так и не поселился.

Эйрар промолчал. Слабость и дурнота, причиненные колдовством, почти улетучились, но поздний час и резкий ночной холод вызывали неодолимую зевоту. Весла мерно поскрипывали: не занятые греблей спускали и сворачивали паруса. Всматриваясь, Эйрар разглядел на берегу фигурки встречавших. Неподвижно и молча стояли они у края причала. Неверный свет делал их похожими на сгрудившихся детей.

– Твои?.. – спросил он старого Рудра. Тот проследил направление его взгляда… и вдруг заорал, что было мочи:

– Лево руля!.. Демоны! Морские демоны!.. Лево руля, говорю! Эй там, внизу, не жалеть весел!..

Кормчий с руганью навалился на руль, разворачивая суденышко. Рыбаки лихорадочно прятали последние паруса, втаскивали на борт весла и кувырком скатывались в палубные люки – а странные существа между тем были уже в воде и стремительно плыли навстречу, высоко держа круглые головы и почти не поднимая волны. Эйрар сунул руку в кошель, судорожно ища Книгу… Проклятие! – она осталась внизу, в каюте, в седельной сумке. Где-то рядом грохнула крышка люка, раздался испуганный крик:

– Откройте! Впустите меня! Впустите!.. – И вот уже морской демон взлетел на палубу йолы по оставленному кем-то веслу и кинулся прямо к несчастному, протягивая короткопалые ручки.

Рыбак кинулся было бежать, но тварь оказалась проворней. Настигнутый зашелся жутким хохочущим криком. Голос его сорвался на визг. И вновь дикий, нечеловеческий смех сумасшедшего…

– Шевелись, чародей!.. Сюда!.. – позвал голос Рудра из приоткрытого люка. Но Эйрар, не слушая, со всех ног пролетел мимо него к гарпунам, сложенным на козлах у мачты. Еще одна черная тень легко перемахнула фальшборт и метнулась к нему. Эйрар успел заметить горящие глаза под низким широким лбом и перепончатые лапы, распахнутые для объятия… и вогнал гарпун прямо в скользкое горло, выкрикивая первое, что явилось на ум:

– Йа-ада, аулне!.. Сгинь!

Пронзенная тварь все-таки задела когтями его локоть.

Краткого мгновения оказалось достаточно – Эйрара охватил тошнотворный, чудовищный ужас, какого он не знал еще никогда. Он почувствовал, как встают дыбом волосы; а рот ощеривается по-звериному. Судорожным, непроизвольным движением он рванулся назад, выдергивая засевший гарпун… Морской демон рухнул на палубу, окатив напоследок Эйрара холодной, черной, пузырящейся кровью.

Страх тотчас пропал. Юноша огляделся, трудно дыша. Ночные твари бесследно исчезли. Корабли чуть покачивались на волнах, лишенные управления, легкий бриз играл наполовину спущенными парусами. Сумасшедший рыбак приплясывал возле мачты, то и дело разражаясь леденящим душу хохотом, всякий раз переходившим в отчаянный крик ужаса. Эйрар услышал такие же вопли, доносившиеся с других кораблей. Несчастные безумцы один за другим выбрасывались через борт, милосердная вода навсегда смыкалась над ними. Дошел черед и до бедняги на йоле: на глазах у Эйрара он отлепился от мачты, смертоносная пляска повлекла его к краю палубы – к борту.

Эйрар, с головы до ног заляпанный кровью морского демона, кинулся наперерез.

– Оставь, – высунувшись из люка, посоветовал Рудр. – Поздно, теперь ничем не поможешь.

Эйрар едва услышал его. Настигнув сумасшедшего у самого борта, он сгреб его в охапку, ощутив под руками узлы крепких мускулов, сведенных одним безумным усилием. Молодой рыбак оказался на диво силен. Эйрар попытался зажать локтем его шею, но тут новый приступ согнул парня вдвое, рука соскользнула, окровавленная ладонь трангстедца накрыла разом ноздри и рот рыбака – тот обмяк неожиданно и мгновенно, и Эйрар опустил его на палубу, растерянно соображая: «Неужели я его задушил?..»

Нет, по счастью. Парень не открывал глаз, но Эйрар увидел, как шевельнулись пухлые губы, перемазанные демонской кровью. Кровь начинала уже вонять, разлагаясь с неестественной быстротой…

– Это Висто, – проговорил кто-то сзади. Эйрар обернулся и потребовал воды, еле сдерживая ярость. Ну и народ – бросить товарища на погибель!..

Рудр-Загребной живо разогнал людей по местам. Заработали весла, йола вновь повернула и двинулась к берегу.

– Бесполезно, – сказал Эйрару старый рыбак. – Думаешь, мы не пробовали таких спасать?.. Он окоченеет и умрет, вот увидишь. Всегда этим кончается. И так чудо из чудес, что тебе удалось свалить одно из этих страшилищ. Подобного не бывало у нас на Вагее со времени короля Аурункулия…

В его голосе слышалась неподдельная горечь, и ярость начала понемногу отпускать Эйрара. Все же он ответил достаточно ядовито:

– Тем не менее, я хотел бы умыться и привести в порядок этого малого. Если ты не возражаешь, конечно!

Кое-как он отчистил свою измаранную одежду и полил из горстей на лицо несчастного Висто. Парень сипло вздохнул, вновь зашелся лающим, истерическим смехом, и тошнота стиснула ему горло. Эйрар обхватил его и умудрился приподнять на колени. Рыбака вырвало. В это время йола мягко ткнулась в причал. Висто прижался к Эйрару, понемногу успокаиваясь и начиная мелко дрожать.

– Ну что – коченеет? Умирает? – крикнул трангстедец. – Дайте кто-нибудь плащ, ему же холодно!

Висто попытался протереть глаза, потом, пошатываясь, кое-как поднялся. Его все еще трясло, но, похоже, вправду только от холода.

– Я… живой, – прошептал он, и язык едва его слушался. – Я… живой…

И принялся ощупывать себя, будто заново привыкая к собственному телу.

Они двинулись вверх по крутой мощеной улочке городка. Лунный свет заливал беленые стены домов, амфитеатром расставленных над заливом. Эйрар шел впереди, обнимая и поддерживая Висто, а по другую руку шагал чернобородый рыбак – уж не тот ли самый, захлопнувший люк перед Висто. Тишину нарушали только негромкие голоса да шарканье мягких рыбацких башмаков. Ни души, кроме них, не показывалось на улицах, все окна и двери оставались закрытыми наглухо…

У одного из домов Рудр остановился и постучал условленным стуком: дважды, потом еще дважды. Дверь скрипнула, и наружу высунулась девушка с корабельным фонарем в руке – такие фонари привозили из Двенадцати городов, рыбаки заправляли их рыбьим жиром. Эйрар заметил, что у девушки были очень светлые, почти белые волосы, а глаза и ресницы – совсем черные.

Спустя некоторое время они сидели все вместе на табуретах вокруг очага – Рудр, Эйрар, Висто, чернобородый и еще один, Эйрару незнакомый, длинный, тощий и кадыкастый – Долговязый Эрб, судя по внешности. Девушка внесла мед. Это была дочь Рудра – Гитона. Ее познакомили с Эйраром, и они подали друг другу руки – она застенчиво, а он, наоборот, очень смело: победа над морским демоном вырастила крылья у него за спиной, он готов был сокрушать великанов и королей, да еще Рудр знай подливал масла в огонь, не уставая расхваливать его подвиг и превозносить его как величайшего мага всех времен.

Слушать подобное – да еще в присутствии девушки – было лестно до невозможности, но скромность взяла свое:

– Я просто проткнул ему шею гарпуном, – сказал Эйрар. – Он и сдох. Вот и все.

– Брось, парень! – отмахнулся Рудр. – Я же слышал, как ты орал заклинания на каком-то безбожном наречии. И ведь ты успел поручкаться с демоном, однако Хохочущий Ужас тебя обошел.

– Ну да, обошел! – возмутился Эйрар: жуткое воспоминание заставило его содрогнуться. – Да на меня точно разом весь ад налетел, пока я… пока я не…

Он так и замер с раскрытым ртом, – неожиданная мысль вспыхнула озарением.

– Пока что? – спросил Рудр.

– Заклинания!.. Не надо никаких заклинаний!.. Все кончилось сразу, как только меня обрызгало кровью. Я ведь и Висто всего перемазал, пока с ним боролся! Слушай, Рудр, вот оно, твое средство!.. – Краем глаза он видел, что Висто согласно кивнул, и продолжал вдохновенно: – Того, кого сграбастает нечисть, надо мазать кровью убитых чудовищ, и все дела! С демонами всегда так: зло, учиненное ими, с их гибелью исчезает. Это потому, что злые чары – насилие над порядком вещей. Они рассеиваются, если их не поддерживать постоянно. Я ведь и не колдовал вовсе, так просто, крикнул кое-что охранительное… В общем, – заключил он торжественно, – можешь объявить своим: нет больше проклятия королевы Край!

Рудр невозмутимо отхлебнул меду из кружки:

– Ну да… а кроме того, Ванетт-Миллепиг собирался прислать всем нам сахарных пряников. Прежде, чем мазать кого-то демонской кровью, ее, эту самую кровь, надо еще добыть. Ты об этом подумал? Они что тебе, ждать будут, пока ты их подоишь?

Эйрар принялся доказывать, что тут требовался всего-то капитан поотважнее да несколько молодцов, способных в случае чего за сотню шагов подбить из луков пару чудовищ:

– Надо, чтобы каждый носил с собой по флакончику снадобья – и можно ничего не бояться.

Рудр только хмыкнул в ответ, а Долговязый Эрб заметил, что вольные рыбаки редко пользовались луками, предпочитая более привычные копья и гарпуны. Потом они заговорили все разом, упоминая то одно, то другое незнакомое Эйрару имя. В конце концов Эйрар нахмурился и замолчал, поняв, что не сумеет никого убедить.

Гитона сидела против него на корточках – синее платье легло складками на пол, в мерцающем свете пламени девушка казалась похожей на белоголовый цветок. Глядела она все больше на Висто. Эйрар неожиданно поймал себя на том, что завидует рыбаку. Но вот она чуть повернула голову, глаза их на мгновение встретились… Эйрар не мог бы поручиться, что отблески очага не были тому виной, но ему показалось, будто она покраснела. Вот он обернулся к произнесшему что-то чернобородому – и Гитона снова украдкой на него посмотрела… или, может, ему уже мерещилось от усталости и недосыпа?

Потом его отвели в предназначенную для него спаленку, и наконец-то он смог блаженно вытянуться в постели…

Проснувшись утром, Эйрар обнаружил, что Висто, закутавшись в плащ, всю ночь пролежал у его двери, подобно верному псу…

Он вновь попытался уговорить Рудра добыть демонской крови, но упрямый рыбак стоял на своем, и Эйрару пришлось уступить. Он лишь счел своим долгом честно предупредить, что сможет заколдовывать не более чем по одному кораблю в день – да и то, возможно, не навеки:

– Маг я не из лучших – так, выучился кое-чему у отца, чтобы тролли не безобразничали, когда ночуешь в лесу… Нет, правда, хорошо бы твоим парням освоиться с луками или хоть с дротиками, могли бы не хуже за себя постоять!

– Не давал слова – крепись, а дал – держись, – ответил старик. – Вот будет у тебя полусотня ребят, станешь учить их всему чего только твоя душенька пожелает. Хоть на лютнях играть! Только сам сперва отработай, как договаривались. Кстати – парочку заклинаний не уступишь?..

Пришлось-таки Эйрару взять Книгу под мышку и нехотя отправиться на йолу. Не без труда удалось ему выпроводить рыбаков вон из каюты – любопытные парни обиженно ворчали, что Мелибоэ, дескать, поступал с ними уважительнее. Оставшись наконец в одиночестве, Эйрар устроил пентаграмму в очаге, в котором накануне теплился такой славный огонек.