Текст книги "Колодец Единорога"

Автор книги: Флетчер Прэтт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

27. Ос Эригу. Отвергнутое великодушие

Эйрар увидел Аргиру лишь на другой день. Он издали заметил двоих принцесс, прогуливавшихся по крепостной стене, обращенной к морю. Принцесса Аурия тоже заметила Эйрара. Повернувшись, она взяла сестру за руку и что-то ей со смехом сказала. Когда они поравнялись, он склонился в глубоком поклоне, на что золотая наследница Империи ответила весьма прохладным кивком. Принцесса Аргира произнесла какое-то приветствие, но от волнения он не разобрал слов.

…Валькинги трудились всю ночь напролет при свете факелов, шипевших и брызгавших искрами под тихим дождем. Все новые и новые повозки, громыхая колесами, подъезжали и разгружались. Они были еще далеко, но Плейандер посоветовал герцогу заранее провести в замке кое-какие работы. Микалегон собрал каменщиков и велел им возвести во дворе дополнительную стену в форме полумесяца – от южного угла крепости, куда подходил мост, к главной башне и оттуда до гавани. Каменщики взялись за дело; впрочем, по мнению Эйрара, трудились они медленно и не слишком усердно: все время болтали, смеялись и без конца посылали за вином. Никакого сравнения с лихорадочной работой, что шла по ту сторону стен.

Герцог Микалегон сам взошел на обращенные к берегу укрепления и велел выстрелить из одной катапульты каменным шаром. Камень упал, изрядно не долетев до врага. Герцог невнятно прорычал что-то и отвернулся. В тот же день, только попозже, к Эйрару, смотревшему со стены, подошел Рогей. Мариоланец успел уже облачиться в грубую робу рудокопов Короша. Он так и сиял, радуясь предстоящему делу: нынче ночью он отправлялся в путь.

– Неплохо идут дела у барона, покуда ему никто не мешает, – кивнул он на строительство. – Посмотрим, как запоет Катинэ, когда его люди притомятся и оголодают – а уж об этом мы позаботимся!

Эйрар как раз думал, для чего бы могли быть предназначены груды бревен на строящемся мосту. Для осадных орудий их было, по его понятию, многовато.

– Счастливо тебе, – сказал он мариоланцу.

Потом он спустился во внутренний двор, надеясь застать там если не Аргиру, так Мелибоэ, которого он тоже не видел с той ночи, когда над Кубком Войны звучали обеты. Но вместо них он натолкнулся на Аурария, гулявшего в обществе одного из своих борцов – кажется, Балиньяна. Похоже, и принц, и его спутник пребывали в дурном расположении духа: вслед за хозяином Балиньян едва кивнул головой, отвечая на приветствие Эйрара, и отвернулся. Юноша хотел удалиться, не ввязываясь в разговор. Принц вроде собирался поступить так же, потом все-таки обернулся и медовым голосом произнес:

– Эльварсон, тебе незачем стыдиться клятвы, которую ты дал. Для императорского Дома нет ничего оскорбительного в подобных знаках любви… хотя ты в ту ночь, конечно, несколько заболтался. Говорят, будто ты дворянин, имеющий герб – и все-таки негоже трепать попусту ничьи имена, кроме вражеских. Людям благородных кровей надлежит причинять боль лишь тем, кого они ненавидят.

– Умоляю, примите мои извинения, – ответил Эйрар. – Ибо, мне кажется, ваша сестра стала меня избегать…

– Ты забыл добавить: «ваше высочество», – сказал принц. – А извинений не требуется. Наша сестрица полностью на твоей стороне и, верно, сама тебе об этом поведает… хотя она и привержена цветам суровым и тусклым, словно какая-нибудь крестьянка с холмов Скроби. Да, она предпочитает привлекать внимание иными путями. Она уже говорила тебе о своем намерении скорее умереть, нежели выйти замуж за Стенофона? Ага, вижу, что говорила. Что ж, берегись, ты произнес весьма опасный обет. Поистине, мы страшимся за тебя!..

И он засмеялся – тонко, визгливо. Эйрар молчал, не зная, как отвечать.

– Впрочем, не отчаивайся, – продолжал принц. – Нашу сестрицу при дворе никто не принимает всерьез – в том числе даже и она сама… Скажи, тебя устроили подобающим образом? Нам, к примеру, предоставлены совсем не плохие апартаменты и услужение, соответствующие нашему рангу. Там нашлось бы местечко и для наших друзей… Мы не позабудем гостеприимства герцога и однажды замолвим за него слово: когда его станут вешать, мы распорядимся, чтобы палачу подали шелковую веревку…

– Спасибо, ваше высочество, я хорошо устроен и ни в чем не нуждаюсь, – ответствовал Эйрар, и на этом разговор прекратился.

Дни потянулись за днями. Однажды с юга пришло маленькое судно и доставило новости с островов Джентебби. Бордвин Дикий Клык сам прибыл на Вагей, отметил хартию, перебил непокорных и занялся возведением замка…

Валькинги за стенами продолжали упорно трудиться. Им еще предстояло строить и строить, но груженые повозки знай подъезжали, и люди в крепости, вынужденные молча наблюдать это, сделались раздражительны.

– Вся штука в том, – сказал как-то Альсандер, – чтобы выучиться терпеливо ждать подходящего случая. На этом зиждется все воинское искусство, о победе я уж не говорю…

Дело было вечером; умница Плейандер тотчас отставил кружку эля и высказал осенившую его мысль:

– Надо выстроить большую метательную машину, чтобы била дальше валькинговских катапульт. Пусть-ка попляшут!

Герцог Микалегон немедля распорядился послать несколько человек на лесистый северный берег за подходящими бревнами. Однако Эйрар услышал, как Звездный Воевода наклонился к Эвадне и сказал ей вполголоса:

– Не то чтобы я особенно верил в эту штуковину… пока мы с ней будем возиться, дело успеет дойти до рукопашной. Однако пусть ребята попотеют: это хотя бы займет их, ведь при осаде самое скверное – сидеть и ждать сложа руки…

Эйрара очень заинтересовали подобные соображения, он бы с радостью послушал еще, но тут Эвадне заметила его любопытство и немедля спросила:

– Ну и как продвигается твой роман с императорской киской? Имел уже счастье погладить ее по шерстке? Да, таких бестолковых любовников, как ты, девушкам остается только насиловать: иначе вы нипочем не догадаетесь, как с ними следует поступать…

Она звонко расхохоталась, когда он залился мучительной краской смущения. Поспешно отведя глаза, он увидел, что Мелибоэ манил его пальцем, желая, должно быть, перемолвиться словечком наедине.

В тот вечер старый волшебник рано поднялся из-за стола. Эйрар последовал за ним из продымленного зала советов на мощеный двор с его рядами домиков у подножия стен. Мелибоэ неторопливо прохаживался, заложив за спину руки, под усеянным звездным небом.

– Юный мой господин, – сказал он Эйрару. – Покамест мне от тебя никакой выгоды, одни сплошные заботы, и я предвижу, что так будет и впредь. И все-таки я продолжаю возиться с тобой, хоть и сам не знаю, зачем.

– Это я уже слышал, – сказал Эйрар, может быть, резковато, но в этот момент он чувствовал себя настолько одиноким и всеми покинутым, что готов был лягнуть лучшего друга. – Я думал, ты мне новенькое что-нибудь скажешь.

– Ах, молодость, нетерпеливая молодость, – вздохнул чернокнижник. – А между тем, юноша, терпение – это та паутина, в которой порой застревают проворные осы. Немалые труды предпринял я ради тебя… – Он сделал несколько шагов. – Не знаю уж, выдержит ли твоя удачливость те испытания, которым ты постоянно ее подвергаешь. Но коли ты взялся сам прокладывать путь, мое дело – позаботиться о коне. Я в самом деле кое-что предпринял ради тебя и не возьмусь утверждать, что это было легко… Одним словом, потрудись постучаться в дверь, и тебя примет сама принцесса Аурия.

– Чего ради? Его светлость герцог Салмонессы тоже меня принимал…

– Сбавь-ка тон, юноша. Ты видел, что собой представляет принц Аурарий? Добавим к этому, что старый император уже далеко не тот, каким был когда-то, – и получается, что истинная глава Дома – именно она, принцесса Аурия.

– Ну и что?

– А вот что: если хочешь все-таки получить свою девочку, не вздумай пренебречь сегодняшним свиданием.

На сей раз Эйрар спросил только:

– Когда?

– Наживка проглочена, – негромко засмеялся волшебник. – Скажем, еще через один оборот песочных часов. Дождись, пока герцог Микалегон напьется до бесчувствия и его унесут почивать, а остальные займутся с танцовщицами. Куда идти, знаешь?

– Дом под зеленой крышей возле главной башни, внизу. Вон там… там, где горит огонек.

– Вижу по твоему лицу, что ты можешь назвать и число ступенек, ведущих к двери. Итак, юноша, постучись и входи смело; я тоже там буду.

Эйрар весь извелся, дожидаясь заветного часа, а потом никак не мог решить, пора или не пора. Люди понемногу покидали зал, слышались громкие возгласы пьяных, которых вели спать, факелы бросали ручейки дрожащего света…

– Кто там? – тотчас раздалось из-за двери, когда он наконец отважился постучать. Это был Ее голос!

– Эйрар из Трангстеда… – отозвался он, и дверь распахнулась, и за нею в самом деле стояла Она, и Она протягивала ему руку в дружеском приветствии… слишком уж, с его точки зрения, дружеском, чуть-чуть не таком, какое ему грезилось… Она оглянулась внутрь дома:

– Все в порядке, Аурия, это он! – И повела его сквозь темную прихожую, а из комнаты донеслось звяканье кресала о камень – это старшая сестра-принцесса встала зажечь лампу. Войдя, он застал ее уже сидящей в кресле и согнулся в неуклюжем поклоне.

– Добро пожаловать, господин Эйрар, – проговорила она милостиво и подала ему руку, и он успел взмокнуть, соображая, что делать с этой рукой – то ли пожать, то ли поцеловать.

– Какой уж я господин… – пробормотал он и поцеловал тонкие душистые пальцы. И сделал ошибку: он понял это по легкому движению безупречно очерченных губ.

– Сядь, – велела Аурия. – Разговор будет достаточно долгий.

Золотая головка чуть наклонилась – и, точно повинуясь безмолвной команде, Аргира выскользнула за дверь. Аурия проводила ее взглядом, потом неожиданно наклонилась вперед и обхватила руками колени, и к изумлению Эйрара ее лицо обрело совсем человеческое выражение:

– Старый волшебник много говорил о тебе… я и не подозревала, что в Дейларне бытует о тебе столь лестное мнение. Твой совет мог бы быть нам полезен…

– Я… я благодарю вас, любезная госпожа, – воспользовался Эйрар выражением, подхваченным у Рогея.

Алые губы вновь дрогнули недовольно («Господи, – подумалось ему, – ну как еще прикажешь тебе отвечать?»), и принцесса спросила:

– Что ты думаешь о нашем гостеприимном хозяине?

– О герцоге Микалегоне? Он кажется мне человеком, заслуживающим доверия…

– …когда ему ничего иного не остается. Да его собственное Вольное Братство скинуло бы его в один миг, вздумай он отказать вам в убежище – ведь у вас столько воинов и вдобавок карренские Воеводы: совсем не лишняя подмога в войне. Но я о другом. Ты хоть знаешь, что он водит твоего парня, Висто, в Черную башню?

Эйрар ощутил, как жарко вспыхнули щеки:

– На Ос Эригу всякий свободен… и Висто в том числе…

– Ах, господин Эйрар, но ведь за всякую вольность кто-то другой расплачивается потерей, не так ли? Однажды наш герцог испустит дух, либо в сражении, либо просто в постели, и что тогда будет с Ос Эригу и его прославленной вольностью? Во всем, что совершает наш герцог, есть некий изъян – неужели ты не обратил на это внимания? Это касается и продления династии: у него нет наследника, а замок, увы, не принадлежит Империи, чтобы можно было решить дело без насилия, судом. Вот я и боюсь: прежде, чем кто-то другой наденет его корону и возглавит Вольное Братство, очень многие лишатся не только вольности, но и жизни. Слишком многие захотят пользоваться большими свободами, нежели все остальные…

– Но стоит ли сейчас об этом задумываться, любезная госпожа?

– Стоит. К тому же… – Она вдруг запнулась на полуслове. Эйрар ждал продолжения, гадая про себя, была ли эта запинка нечаянной или нарочитой.

– Нет, незачем о том говорить, – сказала принцесса. – Конечно, все слышавшие приняли это за сиюминутный порыв… и ничего подобного ты не имел в виду, как я полагаю.

– Чего я не имел в виду, госпожа?..

– Того, в чем ты клялся над Кубком Войны, вступая в Вольное Братство Ос Эригу, а именно, прибрать мою сестрицу к рукам хоть лаской, хоть таской. Я не вижу, кстати, что вообще тебя сдерживает? Действуй, ты ведь вроде бы ходишь здесь в предводителях. А мы – беспомощные пленницы, с которыми всякий может сделать, что хочет!

Эйрара бросило в жар, потом в холод, но он постарался ответить спокойно:

– Кое-что вам передали верно, но кое-что нет. Я ничего не говорил насчет ласки и таски и не записывался в здешнее Братство. Я вправду поклялся следовать за вашей сестрой по всему свету – но следовать с почтением и любовью. И не за тем, чтобы прибрать ее к рукам… я хотел бы взять ее в жены – по доброму согласию и любви!

Аурия подперла кулачком подбородок:

– С ума сойти, до чего высокие чувства! Да, с твоими крыльями можно взлететь из маленького имения в Трангстеде к порогу императорского Дома… Неужели все дейлкарлы – вроде тебя? Я припоминаю одного из твоей страны, бывавшего при дворе: Ладомира Ладомирсона, рыцаря. Вот у кого шея, по-моему, вовсе не гнется… И тем не менее, – она вздохнула, – внучке рыцаря Бреммери грех так рассуждать, да и старый колдун утверждает, что ты – достойнейший человек. Но ты еще поклялся – так мне передавали, – освободить Дейларну от графа Валька, нашего законного наместника. И если это правда, значит, ты провозгласил себя моим врагом – на будущее, когда я стану его женой. А значит, киска-сестрица тоже обратится против меня – если только ты ее завоюешь!

– Но вы еще ему не жена, – сказал Эйрар, впрочем, без особого жара.

– Да, своей клятвой ты провозгласил себя врагом и мне и сестре, – повторила принцесса. – А кроме того, она дитя Колодца и Империи, а ты ими отвергнут и проклят!

– Я думал… – начал было Эйрар, но она перебила:

– Насколько я понимаю, ты вообще ни о чем не думал. Ну, на худой конец, разве только о том, как бы возглавить это Братство Ос Эригу, отрезанное от всего мира. Ты безнадежный романтик, господин Эйрар. А ведь тому, кто присмотрел себе невесту, рожденную для политики, следует и самому становиться политиком!

Отчаяние придало Эйрару решимости:

– Не хотите ли вы таким образом сообщить мне, любезная госпожа, что моя надежда на взаимность тщетна, пока я не откажусь от мысли однажды увидеть свободной и счастливой землю, которую я люблю?

– Да никоим образом, глупый. Я желаю тебе добра не меньше, чем старый кудесник… – Она даже тронула его за руку, но тут в дверь стукнули дважды, и мимо них неслышно скользнула Аргира; Эйрар проводил ее горестным взглядом. Из прихожей долетели негромкие голоса, и в комнате появился волшебник Мелибоэ: в неярком свете лампы казалось, будто он шел с закрытыми глазами. Он ничего не сказал. Принцесса Аурия мельком глянула на него и вновь обратилась к Эйрару:

– По части политики особых препятствий нет. Я открою тебе тайну – смотри, ни звука о ней кому бы то ни было… – она пристально посмотрела в глаза, – …так вот, наша Канцелярия далеко не в восторге от того, что вытворяет валькинговская держава. Одно дело – разгром Салмонессы, погрязшей в пороке; даже епископы приветствовали ее падение. Можно примириться и с осадой этого замка, ведь, в конце концов, Микалегон – не вассал империи и вдобавок держит нас пленниками. Но невозможно стерпеть то, что они устроили в Мариаполе и Белоречье – да хоть бы даже и здесь: что за манера решать дело вооруженной рукой, без переговоров!

– Но ведь все это – деяние графа Валька, разве не так? Я слышал, они…

– Не графа, а Бордвина Дикого Клыка, этого полу-предателя и отъявленного негодяя, который плетет интриги, добиваясь графской короны. Вот видишь, мы с тобой оказались-таки союзниками: у нас один враг.

Эйрар хотел говорить, но так и не нашел слов.

– Так почему бы, – продолжала Аурия, – нам не заключить союз по всей форме, как полагается? Моей сестре как дочери императора приличествует соответствующее приданое… скажем, та самая столица Мариолы, где Бордвин… вел себя столь некрасиво. И к ней любой, какой надо, сюзеренитет в Вастманстеде. Тем самым песенка Бордвина будет спета, а моему будущему супругу останется честь завоевания Салмонессы – он ничего не потеряет. Мы с тобой станем родственниками – неплохо для начала, а?

Эйрар спросил:

– А… насчет герцога Микалегона?

– Как граф Мариолы, ты станешь равен ему. Можешь сразу начинать с ним переговоры – я помогу вам прийти к согласию. Да не забудь, что он-то воюет из-за корысти…

– А Хестинга, Белоречье, с ними что будет?

– Эк ты замахнулся, господин Эйрар! Я полагаю, они останутся у Валька и отойдут к Ласии.

На какой-то миг его умственному взору предстала блистательная картина: Эйрар, бездомный юнец, изгнанный за долги с крохотного хутора – Эйрар, предводитель полусотни – Эйрар, граф Мариолы, получивший все, чего только можно желать… муж принцессы Аргиры… даже рот сам собой приоткрылся от изумления и восторга. Но потом перед глазами друг за другом мелькнули Рогей, отец, Леонсо Фабриций (это было как ожог), и наконец, старый Рудр, вольный рыбак. И он не то что закрыл рот – даже закусил губы. Он сказал:

– Нет.

– Как нет, – начала было она, и тут вмешался Мелибоэ, сидевший с закрытыми глазами возле стены:

– Только философы способны понять, почему следует столь осмотрительно внушать детям идею патриотизма, хотя бы его и почитали за добродетель. На самом деле это вовсе не природное свойство, но лишь замещение той общей любви к людям, о которой нам твердят епископы. Эта разновидность любви признает лишь часть людей таковыми, смотря по тому, светлые ли у них волосы или же они говорят на диалекте Ласии…

– Нет, – повторил Эйрар. – Хоть вы герцогом меня сделайте, не соглашусь.

К его удивлению, на лице принцессы Аурии отобразился не столько гнев, сколько разочарование.

– Хорошо еще, – улыбнулась она, – что мы сделали вид, будто не поняли намека господина Эйрара насчет какого-нибудь города побольше, нежели Мариаполь. Так вы говорите – патриотизм, господин чародей? На мой взгляд, оно не стоит таких высоких названий, это мелкое и узколобое чувство, способное поставить интересы маленького кусочка Дейларны превыше интересов громадной и великой Империи…

– Любезная госпожа, – сказал Эйрар упрямо, – как может целое быть великим, если его части унижены?

Мелибоэ промолвил все тем же голосом, ровным и безучастным:

– Я же говорил вам, что он не согласится.

– Что? Ты действительно не согласен? – Аурия поднялась на ноги, одежды зашуршали: – Дозволяем удалиться… как, должно быть, опечалится наша сестра!

Эйрар прошел мимо Мелибоэ, застывшего у стены, точно пустоглазая статуя. Отчаяние и надежда сменяли друг друга, захлестывая сознание. «Наша сестра опечалится!» – не ослышался ли он, было ли это правдой? Она не вышла в прихожую, чтобы выпустить его наружу. Лишь выйдя за дверь, в темноту, расслышал он шорох шагов и скрип задвигаемого засова. Где-то с северной, глядевшей на море стороны двора послышались голоса и девичий смех: девушка взвизгнула и умолкла. Луна давно закатилась, цитадель неясной тенью вырисовывалась на фоне звездного неба. Какое-то время Эйрар стоял неподвижно, глядя в небо… Потом кто-то коснулся его руки и легонько стиснул ее, и он стремительно обернулся, хватая кинжал. И с головы до пят покрылся мурашками, осознав, что это была Она.

– Что вы… – начал было он, но мановение маленькой белой ладони заставило его замолчать.

– Господин Эйрар, – выговорила она торопливо. – Во имя справедливости я должна сказать тебе: это был замысел моей сестры, но не мой. Я уверяю тебя…

Настал его черед перебивать.

– Послушай, да никакой я не господин, – сказал он почти свирепо. – Я всего лишь простой крестьянин с нагорий Дейларны. И все-таки я люблю тебя – как крот может любить звезду, которую ему не дано даже увидеть…

– Ты… руку мне сейчас оторвешь. Да, я знаю… они пользовались этим словом, чтобы расположить тебя к себе. Я больше не стану звать тебя господином… – Она повернулась и вновь протянула ладонь, и ладонь трепетала, и он разглядел в свете звезд, как она опустила голову, готовая немедля исчезнуть. – И я… я принимаю, Эйрар, твою верную службу.

Он никак не мог выпустить ее руку:

– Я обойду для тебя всю Землю, только скажи. Я остановлю Сатурн, стащу рог у Козерога и призову в союзники Меркурий, заклиная души умерших…

– Нет, нет, так ты, чего доброго, меня разубедишь. Если ты честен, к чему поэтические красоты? Язык поэзии – лживый язык!

– Но ведь… любовь, это же и есть поэзия, и…

Из-за цитадели донесся громовой удар, потом невнятные крики. Они испуганно оглянулись. Вновь раздался грохот; вдали, на стене, кто-то размахивал факелом. Боевая труба хрипло прокричала во тьме.

Вот теперь осада воистину началась.