Текст книги "Ночь в Кэмп Дэвиде"
Автор книги: Флетчер Нибел
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
Джим заметил на лице Холленбаха усмешку и понял, что тот тоже оценил юмор положения.
– А насколько нормальны вы, Ник? Ладно, не будем больше путаться, речь идёт о моём больном сердце. И мне хочется надеяться, джентльмены, что после моего завтрашнего заявления на пресс-конференции у вас не возникнет надобности обнародовать другие обсуждавшиеся здесь темы?
– Не беспокойтесь, мистер президент, мы всё сохраним в тайне, – отозвался Фред Одлум.
Гриском внимательно посмотрел на врача Белого дома:
– А вы что скажете, Лепперт? Вы согласны, что президент поступает правильно?
– Человек, у которого начинает пошаливать сердце, должен постепенно сокращать свою деятельность. Продолжать работать на такой головокружительной скорости в таком страшном напряжении означало бы просто испытывать судьбу! Я уже давно убеждал президента взять отпуск.
Все стояли в неловких позах, словно актёры, утомлённые затянувшейся репетицией. Никольсон шагнул к президенту и, схватив его за руку, крепко её пожал:
– От души желаю вам хорошо отдохнуть и набраться сил! Вы приняли мудрое решение, мистер президент!
– Гораздо более мудрое, чем вы подозреваете, Ник, – ответил Холленбах.
Каждый по очереди подходил к президенту и пожимал ему руку. Когда очередь дошла до Джима, он почувствовал себя смущённым и виноватым. Что могла изменить эта отсрочка? Холленбах улыбнулся и протянул сенатору серебряную авторучку:
– Возьмите её себе, Джим, – сказал он тихо. – Пусть она останется у вас на память о днях, которые могли настать… Если бы не они… – Президент смотрел на Джима остановившимся взглядом.
– Они?..
– Вы знаете, о ком я говорю, Джим, – прошептал Холленбах. – Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Просто смотрите на неё иногда и вспоминайте, что из нас с вами могла бы получиться неплохая упряжка!
У Джима навернулись слёзы, он был слишком взволнован и не мог найти подходящих слов.
– Благодарю вас, сэр! – только и нашёлся он.
Вдруг Холленбах выпрямился и бодро, заразительно улыбнулся.
– А ну, веселее, джентльмены, – добродушно сказал он окружившим его людям. – Что это у вас такой вид, словно у похоронной команды! Америка – великая страна! Она всех нас переживёт. Боже мой, да ведь уже скоро пять утра! Мне пора идти. Пошли, Пат. Поедем вместе в Белый дом. Раз вы будете замещать меня во время отпуска, то мне надо сразу же коротко ввести вас в курс некоторых дел.
Поддерживая за локоть Пата О’Мэлли, президент покинул гостиную. Они вышли на улицу и вместе с тремя агентами Секретной службы забрались в длинный сверкающий лимузин Белого дома. Все оставшиеся столпились на крыльце, молча глядя на отъезжающих. Утренний воздух был прохладен и покалывал кожу. Небо прорезал первый луч наступающего дня. Марк Холленбах ещё раз махнул всем рукой, и машина скрылась в молочном утреннем тумане.
ГЛАВА 19. СЕРДЦЕ ПРЕЗИДЕНТА
Когда лимузин Сиднея Карпера остановился на гравиевой дорожке перед домом Маквейга, было ещё начало девятого. Джим только что вышел из спальни, сонно моргая и протирая глаза. Ему удалось поспать только два часа, и он ещё плохо соображал. Чинки собирала в прихожей учебники и, заслышав его шаги, громко крикнула:
– Эй, пап! Ты только взгляни, какая шикарная машина подкатила.
Она вылетела на крыльцо в свежем полотняном платьице. Волосы её были аккуратно перетянуты лентой, в руке она держала набитую учебниками сумку. Из автомобиля неуклюже вылез Карпер:
– Доброе утро, барышня!
– Доброе утро, сэр! Теперь все приходят и уходят только либо очень поздно, либо очень рано. У нас что – кризис?
На востоке уже ярко светило солнце, и Карпер чувствовал, как на лбу у него собираются мелкие капельки пота. В столице и в Вирджинии апрельский денёк обещал быть жарким.
Карпер устало улыбнулся:
– Не больше чем всегда, насколько мне известно.
– Значит, всё в порядке. Так я и скажу на уроке гражданского права.
И Чинки побежала к шоссе на остановку школьного автобуса. Она изо всех сил размахивала сумкой и напевала свой излюбленный мотив из альбома знаменитого Порки Джонса.
Джим встретил Карпера в дверях дома, обменялся с ним крепким рукопожатием и провёл его в телевизорную, где на маленьком столике Марта уже расставляла яичницу, кофе и апельсиновый сок.
– Оставляю вас ненадолго вдвоём, – сказала она, – но вы, конспираторы, пожалуйста, меня позовите, когда будет выступать президент. Я тоже хочу посмотреть.
Потом они завтракали. В голове у сенатора был туман, во рту ощущалась противная сухость. Есть ему не хотелось. У Карпера усталость, казалось, напротив, только увеличивала аппетит. Он поглощал яичницу громадными кусками, запивая их гигантскими глотками кофе.
– По дороге домой я всё ещё беспокоился, – сказал Джим, – но теперь я думаю, что это, возможно, наилучшее решение. Кто знает, если его хорошенько подлечат, может быть, он будет как новенький.
Карпер с сомнением покачал головой:
– Не могу сказать, чтобы меня это решение устраивало. Как я смогу теперь доверять ему систему «контроль – команда»? После того что я видел и слышал, меня уже не убедят показания целого стада психиатров.
– Но, согласитесь, Сид, вчера он опять был самим собой. Он был просто великолепен! А как умело поставлена пьеса, как эффектно он приберёг напоследок сообщение об отпуске! Этот номер прошёл у него блестяще, как у профессионального актёра.
Карпер извлёк из жилетного кармана зубочистку, поковырял во рту, потом свистнул в неё.
– Да, но только он всё представил, как хотелось ему. Мы-то с вами это знаем. Всё было совсем не так. Я, например, совершенно точно знаю, что он хотел в меня швырнуть чернильницей. Так бы оно и было, если бы я не сгрёб его вовремя. – Карпер насмешливо фыркнул: – Нечего сказать, гимнастические упражнения!
– Да и потом он так и не ответил на три ваши последних вопроса: почему он тогда взорвался из-за Крейга Спенса, что было уже совершенной глупостью, почему приказал ФБР устроить за мною слежку? И совсем не упомянул о том, что якобы существует заговор против него.
– Правильно, об этом он не обмолвился ни словом, но выдал себя, сам того не сознавая. Помните, когда он сорвался и стал говорить «о них»? Я совершенно уверен, что он имел в виду заговорщиков, ему удалось вовремя остановиться.
– А мне он ещё раз сказал об этом после. Намекнул о днях, которые могли бы настать, если бы не «они». Он, безусловно, имел в виду воображаемых заговорщиков, хотя не понимаю, почему он исключил меня из их числа.
– Это его помешательство на заговоре, конечно, главная загвоздка. Миллионам простых людей нравится думать, что во всём – от убийства Кеннеди до хлорирования воды – виноваты заговорщики, но, когда начинает бредить человек такого калибра и ума, как Марк Холленбах, для такого человека может быть только одно определение – параноик.
– И всё-таки самое странное, что он сам прекрасно всё понимает. Разве он недостаточно определённо сказал, что не всегда поступал нормально?
Карпер кивнул.
– Может, он и прав, – сказал Джим. – Может быть, болезнь его временная! Специалисты называют это, кажется, параноидным состоянием?
– «Временное», говорите? А сегодня ночью он опять делал таинственные намёки! Я знаю только одно: когда он вернётся из отпуска, перед нами встанет та же проблема. Сами подумайте! Мы будем присматриваться к каждому его шагу, каждому поступку и гадать, является ли этот поступок нормальным, или наоборот!
Карпер стукнул по столу кулаком:
– При таком положении я ни за что не могу ручаться.
– Вы правы. И всё-таки отпуск Марка даст нам хоть какую-то передышку. Мы сможем выработать какой-нибудь план действий, можно, например, поддерживать постоянный контакт с генералом Леппертом! Вчерашний эпизод, несомненно, заставит его насторожиться и повнимательнее следить за малейшими признаками умственного расстройства. И потом если снова наступит ухудшение, то мы всегда сможем выложить в качестве козырного туза письма Марка-младшего!
– Если только он их вам даст.
Джим собирался возразить, но в это время в прихожей раздался звонок, и Марта крикнула:
– Это Крейг Спенс, Джим! Он хочет с тобою поговорить.
Журналист ворвался в телевизорную так стремительно, что Джим не успел его остановить. Увидев в комнате Карпера, он остановился как вкопанный.
– Простите… Я не предполагал, что могу помешать совещанию так рано утром. Можете вы уделить мне минуту, Джим? Мне нужно кое-что проверить.
Джим посмотрел на ручные часы и покачал головой:
– Только не сейчас, Крейг. Через две минуты начнётся выступление президента Холленбаха.
– Выступление? – Крейг почесал лысую голову и озадаченно посмотрел на сенатора: – Что за выступление, Джим? Я ещё не звонил в редакцию. Я не слышал, чтобы Белый дом объявлял о передаче!
– Наверное, Холленбах позвонил на студию только час тому назад.
Макнейг крикнул Марту, задёрнул занавеси и настроил телевизор на четвёртый канал. На экране медленно возникло изображение красивого диктора.
– Сегодня мы отменяем нашу обычную утреннюю программу Моники и Мюриэля. Вместо этого мы будем передавать чрезвычайное сообщение президента Соединённых Штатов. Белый дом запросил у нас время для этого выступления совсем недавно, и пока о нём знают только очень немногие корреспонденты. Мы не знаем, о чём будет говорить президент, поэтому просто приглашаем вас последовать за нами в Белый дом.
На экране появилось изображение золотого президентского герба, потом камера передвинулась ниже, и они увидели Холленбаха, который стоял за перилами подиума, едва достигавшего его талии. Удлинённое сухощавое лицо президента было серьёзным, но казалось свежим и даже моложавым. Позади президента, справа, стояла Эвелин Холленбах, и Джима поразило её осунувшееся заплаканное лицо. Позади президента, слева, стоял его сын, Марк Холленбах-младший, очевидно с трудом сдерживающийся, чтобы не заплакать. Потом камера перескочила на аудиторию и показала с десяток корреспондентов, которые сидели в креслах с раскрытыми блокнотами наготове.
Президент поднял голову.
– Доброе утро, дорогие сограждане! – Говорил он легко и непринуждённо, словно вёл задушевную беседу с друзьями. – Конечно, несколько необычно появляться перед вами так рано утром, но я подумал, что лучше всего будет поговорить с вами именно в этот час, чтобы вы сами узнали все факты и не дали себя запутать слухам, которые могут возникнуть в течение дня. Я хочу прочесть вам короткое сообщение.
Президент взял с подставки подиума лист бумаги и, держа его перед собой, стал читать:
– Дорогие американские граждане, друзья! В течение продолжительного времени меня очень беспокоили перебои сердца. Мой личный врач, генерал Морис Лепперт, неоднократно советовал мне или умерить свою деятельность, или взять длительный отпуск, но я не мог этого сделать, так как считал, что в столь критические времена страна не может иметь президента, работающего, так сказать, вполсилы. Я наивно полагал, что здоровье моё поправится. Но в последние дни я опять почувствовал себя неважно и несколько раз испытал сильные боли в сердце.
Президент остановился и глотнул воды.
– Ввиду всего этого, после предварительного совещания с доктором Леппертом и некоторыми другими лицами я решил оставить свой пост.
В доме Маквейгов сенатор и министр с изумлением поглядели друг на друга:
– Неужели он сказал «оставить», Сид?
Карпер с озадаченным видом кивнул, Марта шумно вздохнула и испуганно прикрыла рукою рот. Крейг Спенс уставился на экран телевизора, будто увидел призрак.
– Я оставляю пост президента в соответствии с конституцией США и согласно с условием соглашения о неспособности президента управлять страной, подписанного мною и вице-президентом Патриком О’Мэлли вскоре после моего избрания на пост президента страны. – Камера скользнула вправо, и на экране появилась Эллен Холленбах. Она прикрыла платком глаза и быстро отвернулась. Сын президента стоял позади, упрямо прикусив губу и глядя прямо перед собой невидящими глазами.
– Я посоветовался об этом моем решения с семьёй, – моя жена и сын одобряют его. Одобряют его также и лидеры демократической партии, обсуждавшие его сегодня ночью. Хотя вице-президент О’Мэлли с большой неохотой согласился взять на себя бремя ответственности, связанной с этим постом, он является человеком долга и хорошо знаком со своими обязанностями. Он согласился принять присягу сегодня в двенадцать часов дня. Мне известно, что после принесения присяги президент О’Мэлли выступит по телевидению и посвятит вас в свои планы на этот предвыборный год, те самые планы, которые сегодня ночью были одобрены лидерами демократической партии. Я призываю своих соотечественников оказать новому президенту всемерную поддержку и помощь в его управлении страной.
Президент сделал паузу. Глаза его увлажнились, он закашлялся и тщательно прочистил горло перед тем, как приступить к заключительной части сообщения.
– Я не могу покинуть этот высокий пост, на котором я старался трудиться в интересах нации, не поблагодарив вас, мои дорогие друзья и соотечественники, за вашу поддержку и доверие, которые вы всегда мне оказывали. Мне очень неприятно покидать вас, но другого выхода у меня нет. Благодарю вас, да благословит вас господь, и да пребудет он со всеми нами!
Все увидели, как президент медленно положил документ на подставку подиума, потом камера выхватила горстку репортёров, стремительно бросившихся к выходу. Марк Холленбах шагнул вперёд и, уже не скрывая слёз, крепко пожал отцу руку. Эвелин Холленбах взяла мужа под руку и, загородив его от всех, словно желая защитить, повела прочь от подиума.
Маквейг выключил телевизор и, пока изображение на экране бледнело и исчезало, превращаясь постепенно в светящуюся точку, они с Карпером обменялись взглядами, в которых было одновременно и изумление, и облегчение.
– Просто не могу в это поверить! – сказала Марта.
– Мне и самому ещё не верится, – ответил Карпер. Он поднялся со стула: – Мне надо спешить в министерство. Я позднее позвоню вам, Джим.
– Кто-нибудь из вас подозревал, что это произойдёт? – спросил журналист.
Карпер покачал головой:
– Ни в малейшей степени. Он разговаривал с некоторыми из нас сегодня ночью, но насколько я понял, он просто собирался взять отпуск и отдохнуть.
Маквейг кивнул:
– Долговременный отпуск, так он выразился.
– Долговременнее быть не может! – заметил журналист.
Карпер вышел из комнаты решительной походкой, и Джим невольно подумал, не видит ли он перед собой будущего кандидата в президенты США от демократической партии. Пока Марта провожала министра до двери, Спенс воспользовался минутой и тихо сказал:
– Джим, откровенно говоря, я пришёл к вам сегодня по поводу чертовски странной истории. До меня дошли слухи, будто бы за вами следила Секретная служба и вчера вы были отправлены в Главную больницу!
Маквейг расхохотался:
– Господи, Крейг, как любят люди делать из мухи слона! Вчера я должен был встретиться с Сиднеем Карпером у ворот Белого дома по одному делу, которое теперь уже, впрочем, не имеет никакого значения. Поджидая его у ворот Белого дома, я неожиданно почувствовал себя плохо. По счастливой случайности мимо проходил агент Лютер Смит и был так любезен, что доставил меня в больницу.
– Позвольте, Джим, но меня уверяли, что вас доставили в психиатрическое отделение!
– Что ж, бывают времена, когда я сам подумываю о том, чтобы туда обратиться. Но вчера это случилось по ошибке. Просто Смит перепутал палаты.
Крейг внимательно посмотрел на сенатора:
– Ну, а теперь, надеюсь, всё в порядке?
– Конечно, Крейг, всё давно прошло. Через несколько часов я уже почувствовал себя значительно лучше, а сегодня я совершенно здоров. В конце концов, это и не удивительно, Крейг! Последнее время мне пришлось туго со всей этой предвыборной суматохой. Но теперь я рад, что всё осталось позади и я снова могу стать просто младшим сенатором от штата Айова.
Спенс, по-видимому, убеждённый, поспешил в Белый дом, где ему предстояли долгие утомительные раскопки причин неожиданного ухода Холленбаха.
Когда дверь за журналистом закрылась, Джим и Марта молча взялись за руки и прижались друг к другу. Джим думал, что Вашингтон всё-таки единственный в Америке город, где взлёты и падения в политике ещё могут разбудить в его жителях романтические чувства. Он крепко сжимал Марту в объятиях, чувствовал, что любит её больше всех на свете, и ни разу не вспомнил о Рите.
Марта поцеловала его в подбородок и ласково отстранила его от себя.
– Теперь, когда всё уже кончено, Джим, скажи, что ты думаешь обо всём этом? Президент выступал по телевидению так спокойно, был таким уверенным, сдержанным! Неужели ты всё ещё считаешь, что у него было психическое расстройство?
– Я и сам теперь не знаю, Марта… И молю бога, чтобы мне никогда больше не пришлось докапываться до истины!
– Но что у него с сердцем, Джим?
– С сердцем? До сегодняшнего утра я бы тебе не смог ответить. Но теперь я знаю: его сердце – лучшее в Америке!