Текст книги "Бледна как смерть"

Автор книги: Фиона Маунтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Около надгробия она заметила еще кое-что. Имя Лиззи заслоняла маленькая баночка со свежими маками. Наташа судорожно вздохнула.

– С вами все в порядке? – озабоченно спросил Найджел Мур.

Мгновение она не могла поднять глаза, пока не почувствовала прикосновение его руки.

– Все нормально, – она вымученно улыбнулась. – Спасибо.

Майкл тоже встревоженно смотрел на нее. Наташа вдруг вспомнила, для чего пришла сюда. Она вынула из кармана фотографию и протянула ему.

– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не эта ли девушка принесла сюда цветы?

Он неодобрительно нахмурился.

– С начала недели вы – второй человек, который спрашивает меня о ней.

– Что вы этим хотите сказать?

– Один парень приходил сюда и показывал мне похожую фотографию.

Адам?

– Как он выглядел?

Майкл напрягся.

– Довольно молодой. Темноволосый. Слегка неряшливый. В бейсболке и джинсах.

Не Адам.

Он еще раз посмотрел на фотографию.

– С ней связано что-то необычное?

– Хотела бы я это узнать.

– В общем, я сказал тому парню, что не видел ее здесь раньше. Однако я не совсем в этом уверен. Каждый, кто сюда приходит, хочет увидеть могилу Лиззи Сиддал, но если это большая группа, то мы не можем за всеми уследить. Как видите, многие посетители приносят букеты. Но чаще всего в этом нет необходимости. Видели бы вы это место весной! Всюду ковер из первоцветов и калужниц.

Но сейчас-то здесь не было цветов, только несколько срезанных маков...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Наташа сидела перед экраном компьютера почти целый час. Она набрала уже с десяток сообщений, но, подумав, стерла все до единого. «Привет, Бетани. Пишу, чтобы поинтересоваться, к какому решению Вы пришли после нашей встречи». Слишком официально. «Привет, Бетани. Я провела кое-какие исследования, смогла идентифицировать автора вашего дневника». Потом просто написала: «С вами все в порядке?» и, не задумываясь, выбрала опцию «Отправить».

Модем был все время включен, однако новых сообщений не поступало. Молчала и Сью Мелланби из Кембриджа, мама которой полагала, что помнит маленькую девочку по имени Бетани.

Уже почти стемнело, когда Наташа приехала в Оксфорд. Как всегда по пятницам на улицах было полно студентов уезжавших из города, которые, смеясь и болтая, толпились в ресторанах, винных погребках и кинотеатрах. Иногда, особенно по вечерам, Наташа скучала по городской жизни. Стоя на тротуаре Бьюмонт-стрит, она на мгновение испытала острое желание снова стать частью шумной студенческой толпы, для которой и этот вечер, и вся жизнь была наполнена будоражащими кровь безграничными возможностями. Но, когда она жила той жизнью, половинка ее души стремилась стать взрослее и мудрее, стремилась к определенности и стабильности. В общем, с тех пор она повзрослела.

Дом стоял на несколько метров дальше Рэйлхауза, в середине Редженси-стрит. Слева к нему притулился офис бухгалтерской фирмы, справа – кабинет дантиста, о чем прохожих извещали блестящие латунные таблички. Надпись на канареечно-желтой двери, перед которой она остановилась, гласила: «Архитекторы Беннет и Гибсон». Наташа засомневалась, этот ли дом ей нужен.

Неожиданно дверь открылась и вышла девушка с мелированными светлыми волосами в синем брючном костюме, с трудом удерживая под мышкой огромную пачку конвертов. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, она все-таки их уронила – конверты разлетелись по ступенькам и по тротуару. Девушка выругалась. Наташа бросилась на помощь, и спустя мгновение они вместе ползали на корточках по земле.

– Спасибо. Я забыла сделать это утром. Все эти документы необходимо отправить сегодня, – объяснила девушка с благодарной улыбкой.

Наташа помогла ей донести конверты до почтового ящика, расположенного на противоположной стороне улицы. Когда они возвращались, она спросила, нет ли в здании фотостудии.

Девушка окинула ее скептическим взглядом:

– Вы ищете Джейка или Алекса?

– Нет, Адама.

– Вы фотомодель?

– К сожалению, нет.

– Его студия в подвале.

Вниз, минуя решетку, вели узкие каменные ступеньки, слабый свет проникал через полуподвальное окошко. Наташа с трудом разглядела едва заметную табличку – полоску белой бумаги под плексигласом с надписью «Студия. Т.R. Пожалуйста, звоните».

Она нажала хромированную кнопку, и домофон ожил: металлический женский голос отчеканил:

– Алло?

– Наташа Блэйк. Назначена встреча с Адамом Мэйсоном.

Несколько секунд молчания, затем:

– Входите.

Щелкнул замок, Наташа толкнула тяжелую дверь.

В темноте этой пещероподобной комнаты, с единственной ослепительной точкой света посередине, она сразу потеряла ориентацию. Потом с трудом различила во мраке силуэты гигантских зонтиков, покрытых серебристым материалом, и женскую фигуру с бледным лицом и красными губами. Она была одета в черный бархатный плащ с капюшоном, длинные светлые волосы обрамляли лицо.

Адам стоял в тени. Казалось, он не заметил, как она вошла.

– Сейчас ночь, – вкрадчиво произнес он, и огромное пустое помещение повторило его голос театральным эхом. – Я восстал из мертвых, чтобы снова увидеть тебя. – Щелчок фотоаппарата. – Ты не знаешь, рада ты или напугана, не можешь решить, броситься ко мне или убежать прочь. – Быстрая очередь щелчков, как выстрелы пистолета. – Потом я уйду. Ты знаешь, что увидишь меня только после собственной смерти.

Кроме них в комнате находилась хорошенькая девушка со стрижеными, встрепанными светлыми волосами. Ноги ее были плотно обтянуты лайкрой, на плечи наброшена оранжевая кашемировая шаль. Предположительно, Энджи. Безо всякого сигнала со стороны Адама она шагнула в круг света, сняла с головы фотомодели капюшон, расправила складки, сбрызнула лаком волосы, припудрила ее фарфоровые щеки и отошла, чтобы оценить свои усилия. Потом добавила еще немного грима.

– Какой мрак!

Фотомодель говорила с сильным эссекским акцентом. Контраст между утонченно-меланхоличной соблазнительной улыбкой, только что блуждавшей по ее темно-красным губам, и этой развязной усмешкой был обескураживающим.

– Я просил тебя быть естественной, – сказал Адам. – Продолжим работу?

Наташа уловила взмах очень длинных ресниц.

– Как скажешь.

Девушка самодовольно улыбнулась.

– Теперь повернись немного, но продолжай смотреть на меня. Смотри через плечо. Стоп. – Так, как сейчас, поняла? – Адам надавил двумя пальцами себе на глаза. – Поверни голову еще немного... Вот так! Наклонись вперед, как будто хочешь убежать, но что-то тебя удерживает.

Девушка наклонилась. С того места, где стояла Наташа, ее поза выглядела неуклюжей. Адам, по все видимости, думал о том же. Он подошел к ней, встал сзади и обнял за плечи, потом наклонил ее туловище вперед, слегка подталкивая ее. Не следовало бы стоять к ней так близко! Он поднял руку девушки, согнул, потом положил свою руку поверх ее руки на горловину плаща.

– Холодно. Завернись в плащ.

Потом он придвинулся к ней вплотную, сжал ладонями ее лицо и слегка наклонил к себе. Он сказал ей слова, которых Наташа не услышала. Девушка ответила улыбкой.

Каков прохвост! Наташа с неприязнью вспомнила о его попытках флиртовать с ней в «Опиум Ден», и это при том, что говорили они о Бетани, о его любви к ней. Но здесь, похоже, дело зашло еще дальше. Почему же ее это так беспокоит?

Адам вернулся к фотоаппарату. Энджи подошла к нему, легко прикоснулась к руке, чтобы привлечь к себе внимание. Или для того, чтобы заявить свои права на него.

Он повернулся к ней, она что-то шепнула. Он кивнул. Она направилась в другой конец комнаты, откуда вернулась с белой лилией, которую протянула фотомодели.

– Ночь, – начал Адам еще более холодным голосом. – Ты бежишь через лес. Ты уверена в том, что тебя преследуют. Ты поцеловала меня, но знаешь, что не должна была этого делать. Оглянись чрез плечо. Так, хорошо. Теперь ты видишь в темноте мое лицо. Я схватил тебя.

Снова трель щелчков. Побледневшее лицо, частично скрытое пышными фалдами капюшона, застывшее в момент вспышки.

– А теперь мечтательная и соблазнительная.

– Как будто занимаюсь любовью с камерой?

– Будь моей гостьей.

О, пожалуйста!

Последняя вспышка потухла, оставив на Наташиной сетчатке мерцающий образ, яркий, как солнечный блик.

– Отлично, Диана, – сказал Адам. – Мы закончили.

– О, дорогой, не говори так, я не смогу этого вынести! – Она скользнула к нему, подол платья и небольшой шлейф плаща протянулись по полу, и ей пришлось повернуться, чтобы выпутаться. Энджи хлопотала вокруг Адама, собирая одежду, потом отошла, чтобы повесить все на вешалку.

Наташа вежливо кашлянула.

– Извини, – обратилась Энджи к Адаму, указывая взглядом на Наташу. – Я забыла тебе сказать.

Выражение лица Адама было красноречивым: не иначе как он спрашивал себя, как долго она здесь стоит. Он выглядел виноватым, что служило лишним подтверждением Наташиных подозрений. И все-таки в ее намерения не входило дать ему возможность легко соскочить с крючка.

– Я бы хотела с вами поговорить. Если, конечно, не помешаю вашей работе.

– Я освобожусь буквально через минуту.

Он посмотрел в сторону черной стенки. Наташины глаза уже привыкли к темноте, и она увидела возле нее стул.

– Присаживайтесь. Я попрошу Энджи приготовить вам кофе.

– Да, спасибо.

Она осталась стоять.

Вынырнув из темноты, Энджи мило улыбнулась Наташе и исчезла в задней комнате студии. Она вернулась через несколько секунд с двумя дымящимися чашками, одну из которых протянула Наташе. Кофе был довольно густым. Если Наташа желает, есть молоко и сахар. «Спасибо». Но взгляд девушки был прикован к кругу света.

Адам стоял на границе света и темноты. Энджи подошла к нему с чашкой кофе, который, без сомнения, был сделан точно в соответствии с его вкусом.

Интересно, подумала Наташа, присутствовала ли Бетани в студии, когда Адам снимал других девушек? Ревновала ли она Адама к Энджи, которая, казалось, знала его очень хорошо, поскольку успевала предупредить любую его просьбу и явно была близка с ним, проводила рядом большую часть его жизни. Как это банально... Люди проводят большую часть времени на работе, в кругу коллег. И именно коллеги делят друг с другом львиную долю неприятностей и успехов.

Наташа сделала глоток. От горького вкуса язык занемел.

Пока Диана приводила себя в порядок в уборной, Адам складывал фотоаппарат, отсоединял провода. Наташа с неодобрением посматривала на Энджи, которая как будто нарочно не торопилась уходить, находя все новые и новые дела – перебирала катушки пленки, стирала заметки на наклейках, разбирала кучи снимков, сделанных «Полароидом». Наташа едва удержалась от язвительного замечания: «Не беспокойтесь. Как мужчина Адам меня не интересует».

Не интересует? Ты можешь это отрицать, но он «интересует» тебя в любом смысле этого слова. Однако он живет сложной жизнью, это очевидно. Возможно, Бетани была независимой натурой, не склонной давать волю собственническому инстинкту? Вот только можно ли любить кого-нибудь и не ревновать при этом?

Судя по всему, Адам давал Бетани множество поводов для ревности. Не решила ли она, что их с Адамом отношения слишком похожи на отношения Россетти и Лиззи, приведшие последнюю к трагическому финалу? Бетани вряд ли горела желанием повторить судьбу своего кумира. Даже увлекшись человеком, схожим с Россетти, творческим, переменчивым, тем, кто не принес ее сердцу покоя...

Не исключено, что ее сердце уже разбито.

Наконец ты станешь моим.

Адам приблизился к Наташе. Энджи с явным нежеланием натягивала джинсовую куртку. Потом она подошла, подставила щеку, которую он клюнул быстрым поцелуем. На мгновение она обвила его плечи руками, потом отступила, обронив:

– Приятного вечера.

Взгляд, адресованный Наташе, говорил абсолютно противоположное.

– Это было великолепно, – неожиданно возникнув в студии, сказала Диана. Она скользила по полу как по льду.

Она подняла светлые волосы наверх, закрепив их серебристой заколкой. Высокая и худенькая, одетая в узкие джинсы и белую футболку с надписью «Ваbу» на груди, сделанной розовыми блестками.

Адам взял ее за руку:

– Ты была великолепна.

– Так же, как и ты. Позвонишь мне, когда можно будет их увидеть?

– Конечно.

– Блестящая идея. Удивляюсь, почему она не пришла никому в голову раньше.

– Спасибо. – Его голос прозвучал уныло.

– И я очень рада, что ты решил продолжить работу после того, как... – она кивнула в сторону Наташи, и понизила голос. – Да, Джейк рассказал мне, что происходит. Я его успокоила: вы можете на меня рассчитывать. Как жалко Бетани... Мне она нравилась. Выставка будет иметь невероятный успех. Я в этом уверена.

Она сжала его руку, заморгала глазами и проговорила хриплым голосом:

– Приходи скорее меня повидать, хорошо?

Диана вышла в ту же дверь, что и Энджи, оставив Наташу наедине с Адамом.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Адам подождал, пока закроется дверь.

– Рад вас видеть.

Затемненная комната с точкой света создавала волнующе интимную атмосферу, как во время прогулки лунной ночью.

– Вы выглядите усталой, и это вам идет.

Не надо мне вешать лапшу на уши!

Он двинулся по направлению к ней, протянул руку через плечо, почти прижимая ее к стенке. Щелкнул выключатель: точечный огонек погас и комната погрузилась в полную темноту. Наташа замерла, ее охватил страх. Можно кричать во всю силу своих легких, и никто не услышит тебя. Как плохо...

Зажегся другой свет, более слабый, источник которого находился прямо над головой.

– Здесь не происходило ничего плохого. Просто я хотел, чтобы она выглядела на фото как можно естественнее.

Могу поспорить, ты этого добился.

– Это абсолютно меня не касается. Могу ли я увидеть фотографии Бетани, которые вы сделали в тот день?

После секундного колебания Адам ушел в заднюю комнату. На двери, которую он открыл, Наташа прочла надпись «Темная комната», но она больше походила на офис – маленькая, теплая, с единственной обшарпанной деревянной скамейкой, прикрепленной под углом лампой и картотечными шкафчиками. На полированных поверхностях стояли реактивы и кюветы. Наташе когда-то довелось видеть, как реставрируют и воспроизводят старые фотографии, и ей не удавалось избавиться от мысли, что в этом есть нечто мистическое – выплывая со дна кюветы с раствором, на черной бумаге проявляется изображение. Цифровое изображение в этом смысле не может конкурировать с традиционным методом.

На столе она заметила компьютер.

Сзади, за ее спиной была еще одна дверь, закрытая на засов.

– Джейк тоже работает в этой студии?

– Иногда и недолго.

Адам подошел к одному из трех шкафов, осторожно достал папку из верхнего выдвижного ящика. Веером разложил на столе ворох больших матовых черно-белых фотографий.

– Взгляните-ка сначала на это!

Из-за того что свет освещал только стол, им пришлось встать близко друг к другу. Наташа чувствовала, как его волосы щекочут ее лицо, чуть ниже виска, уловила их запах – свежий, лимонный. Интересно, какие они на ощупь? Куда подевалось все ее негодование, когда пришло это желание? Не говоря уже об осмотрительности... Она отодвинулась, и Адам, словно поняв намек, последовал ее примеру.

Наташа взяла одну фотографию. Это был увеличенный вариант той, которую Адам отдал ей раньше. Фото было черно-белым, хотя глаз различал разные оттенки серого – тонкие, туманные, едва уловимые.

Она отложила снимок в сторону. Под ним оказалось фото лица Бетани, появляющегося из темноты, образ, выхваченный слабым светом. Простота композиции лишила ее лицо каких бы то ни было возрастных признаков. Следующая фотография была почти такой же, только лицо было еще более размытым, «угасающим». Создавалось впечатление, что девушка находится в состоянии транса.

Наташа вспомнила, какие слова произносил Адам полчаса назад, чтобы вызвать у фотомодели необходимые ему чувства, и ей стало интересно, что именно он говорил Бетани, добиваясь от нее такого взгляда.

– Красивые снимки, – сказала она.

В правом нижнем углу она увидела инициалы, такие же, как на той, первой, фотографии.

– Что означает Т.R.?

Он забрал у нее снимок.

– Просто код.

– А вы планируете выставлять фотографии мужчин?

Она подумала о фотографиях Камерон в Национальной галерее портретов. На них были изображены мужчины – бородатый лорд Теннисон с растрепанными волосами, брат Россетти Вильям, со светлым пристальным взглядом чародея.

– Джулии Маргарет Камерон лучше всего удавались мужские портреты, не так ли?

– Верно. Но фотографировать девушек гораздо интереснее. – Он по-прежнему стоял вне границ света, с лицом, затемненным, как у великого инквизитора. Трудно было определить, шутил он или говорил серьезно.

– Ну конечно, ведь прерафаэлитов помнят прежде всего по женским портретам. Они выбирали свои модели так, чтобы их лица и переживания совпадали с настроением картин.

Лиззи в роли Офелии, девушки, сошедшей с ума от неразделенной любви; Беатриче, небесная возлюбленная Данте. И Бетани?

– Бетани нравилось то, что вы в ней видели?

– Я не знаю.

– Адам, вы беспокоитесь о ней?

– Что вы имеете в виду?

– Как по-вашему, Бетани может что-нибудь с собой сделать?

Он повернулся к ней.

– Никогда!

Он был взбешен. Наташа не предполагала, что он способен на такие сильные эмоции. Она сделала вид, что верит ему. И все же у нее создалось впечатление, что Адам нервничает, потому что пытается убедить в этом не ее, а себя.

– Извините. Я должна была задать этот вопрос.

Она медленно перебирала снимки. Изображения девушки на всех фотографиях были неясными, призрачными. Печальными. Не это ли качество Адам ценил в Бетани? Качество, которое викторианские художники подметили у Лиззи Сиддал, некий ореол, предвещающий раннюю смерть? Или это не более чем авторская манера фотографа?

– На той фотографии, которую вы мне дали, нечеткость изображения появилась в результате неправильной проявки, правда?

– На самом деле вы недалеки от истины. У Камерон такие снимки сначала тоже появились случайно. – Он наклонился вперед, чтобы достать с полки над столом тяжелую книгу, открыл ее на странице с фото девушки в саду. – А потом она стала пользоваться линзой с длинным фокусным расстоянием, которая позволяет ограничить глубину резкости. – Он обвел пальцем туманный каскад волос фотомодели, потом дотронулся до четко очерченного профиля. – И коллоидная эмульсия, которую применяли в то время, также придавала готовому снимку слегка размытый вид. Множество деталей теряется из-за невероятно длинной экспозиции – дыхание или медленные движения, почти незаметные невооруженным глазом, сказываются на четкости изображения.

Неожиданно он стал другим человеком – оживленным, увлеченным. Совсем как Стивен, когда разговор заходил об археологии. Есть что-то притягивающее в людях, страстно увлеченных чем-либо, стремящихся поделиться с окружающими своими знаниями...

– В общем, я использую один старинный, не научный метод, – добавил он. – Трюк со светом. Если задрапировать тканью окно или лампу, то рассеянный свет создает вокруг натурщицы своего рода сверхъестественное свечение. – Он захлопнул книгу, поставил обратно на полку. – Я вас утомил.

– Совсем нет, – сказала она правду. – Это так захватывающе!

Они обменялись улыбками.

– А какое внутреннее качество вы разглядели в девушке, которую сегодня фотографировали?

– В Диане? О, она точь-в-точь снежная королева, ледяная и хищная.

– Она ваша подруга.

Я бестактна?

– Не в том смысле. – Адам усмехнулся. – Она хочет стать актрисой. Считает, что участие в съемках пойдет ей на пользу. Мы... я встретил ее на вечеринке около года назад. Первое, на что я обратил внимание, – ярко-красные губы. Казалось, они кричали, даже когда она молчала. Викторианцы считали, что в чертах лица запечатлен характер. Думаю, в этом что-то есть.

Картинка из прошлого была очень яркой. Маркус, его руки, колдующие над черепом. Глаза, губы и скулы, обретающие форму под его пальцами. Их голоса накладывались друг на друга, когда они обсуждали, как мог выглядеть челочек при жизни. Получалось, что они вместе работали над проявляющимся лицом. Она прогнала воспоминание.

Адам снова поглядел на нее.

– Не собираетесь ли вы меня спросить, – сказал он, – какие черты характера я вижу в вас?

– Не уверена, что хочу об этом узнать.

– Это сделать довольно трудно. Предполагаю, у вас много общего с хамелеоном – привычка меняться в зависимости от обстоятельств.

– Очень тонкое наблюдение, – она вернула фотографии. – Я всегда считала, что черно-белые снимки намного красивее цветных. Старые фотографии производят более сильное впечатление, чем современные моментальные снимки.

– Цветное слишком реалистично. Черное и белое дает больше пищи воображению. Вы хотели увидеть фотографии из Литтл Бэррингтона, не так ли? – Он отвернулся, открыл шкафчик и выдвинул еще один ящик. – Как я уже говорил, черно-белый снимок не получился, поэтому для выставки я сделал цветной. Думаю, и такой сойдет.

Фотография была намного больше остальных, на глянцевой бумаге, цвета – почти «Техниколор»[4]4
  В 1917 г. Герберт Т.Калмус применил т.н. «Техниколор», при котором черно-белые снимки окрашивались в красный и зеленый цвета, а затем скреплялись в единую ленту, что позволяло получить нужную цветовую гамму. Такой метод применялся во многих классических немых фильмах


[Закрыть]. Создавалось впечатление, что лицо Бетани покрыто слоем белой пудры. Наташа уже не совсем понимала, что она ожидала увидеть, чего надеялась добиться.

Она положила фотографию на стол.

– Меня не оставляет мысль о том длинном телефонном разговоре перед тем, как она ушла. Я бы хотела узнать, с кем она говорила. Не думаю, что у вас есть телефонный счет с указанными номерами...

Как по сигналу, зазвонил телефон. Оба чуть не подпрыгнули. Адам схватил трубку.

– Да? Я могу отправить их завтра?

Он положил папку на стол, взял блокнот и ручку.

Из конверта показался угол другой фотографии, – единственного снимка, который Адам оставил в папке. Машинально Наташа открыла папку.

Смысл изображения на снимке дошел до нее мгновенно.

Адам повесил трубку.

– Я сделал его вечером накануне ее ухода, – сказал он. – Она изображала Спящую красавицу.

Наташа взглянула на него, потом стала внимательно рассматривать снимок. Бетани лежала на спине на узкой плоской поверхности, которая больше походила на гроб, чем на кровать. Веки были опущены, голова слегка наклонена в сторону, волосы разбросаны вокруг лица. Руки свободно скрещены на груди. Со стола свешивалось шелковое покрывало. На девушке было платье из органзы, легкое и прозрачное. Складки платья и бескровный цвет кожи придавали изображению холодное изящество. Она была похожа на мраморную статую, лежащую в саркофаге.

– Где это было снято?

– На квартире. Она попросила меня дождаться, чтобы она уснула по-настоящему. Бетани говорила: «Единственное, чего нельзя увидеть, – это как ты выглядишь, когда спишь. Разве что кто-то сфотографирует тебя в этот момент».

В этом было что-то невероятно интимное. Наблюдать за спящим – дело любовника или близкого родственника. Однако на этот раз на Бетани смотрели не глаза влюбленного, а холодный, безразличный глаз объектива камеры.

Адам вытянул фото из руки Наташи. Его глаза были холодны, лицо – непроницаемо. Хотя в голосе слышались печаль и сожаление:

– Она сказала, что было бы интересно увидеть выражение своего лица, когда ей снятся сны. Теперь он смотрел на фотографию и шептал, словно рядом спала та, кого он боялся разбудить.

Наташа с усилием произнесла:

– Она выглядит так, будто...

– Я знаю, – отрезал он. – Это было частью замысла. Вы знаете, с чего начиналась коммерческая фотография?

Наташа знала, но отрицательно покачала головой. Она хотела услышать эту историю от него.

– Первые фотографы, которые получили деньги за свою работу, фотографировали покойников. Задолго до того, как появились свадебные фотографии и студийные портреты, фотографии умерших, особенно если это были дети или молодые люди, родственники покупали на память для своей семьи. Их называли похоронными фотографиями. Это звучит жутко, но я их видел. Некоторые невероятно красивы. – Он положил снимок обратно в папку и теперь смотрел на Наташу. – То, что мертвые похожи на спящих, не совсем правда. Это не детский сон, невинный и мирный. Безусловно, викторианцы были озабочены темой смерти. Почти так же, как мы сейчас озабочены сексом. Только секс уже утратил часть своей таинственности, не правда ли? Смерть – единственное, на чем еще лежит табу.

Наташа вспомнила, какие указания Адам давал моделям во время обоих сеансов фотосъемки. Идея смерти увлекла его. В какой-то мере она могла его понять. Тогда почему реализация этой идеи повергала ее в состояние ужаса?

– Я думаю, что в этом кроется одна из причин популярности творчества прерафаэлитов, – заметил Адам. – Они охватили все. Секс и смерть, а также наркотики. – Он замолчал, извлекая файл с фотографиями. – Видите ли, принято считать, что Россетти рисовал Беату Беатрикс после похорон Лиззи. Однако бабушка Бетани рассказывала, что в качестве модели он использовал труп Лиззи. Если это правда, картина превращается в своеобразное похоронное фото. – Он взглянул на нее. – Вот уж ирония...

– Что?

Ее вопрос прозвучал слишком напряженно. Она попыталась скрыть свои эмоции, проговорив:

– О чем вы?

– Если бы я сумел передать разницу между реальным и притворным сном, то Бетани могла бы сейчас быть здесь.

– Что вы этим хотите сказать?

– В ту ночь она, должно быть, притворилась, что уснула. Если бы я не выпил тогда вина, я не спал бы так крепко.

– Я точно знаю – легко заставить кого-нибудь поверить, что спишь. Я часто так делала.

– Зачем?

– Я всегда страдала бессонницей. А моя мама никогда не понимала этого. Как правило, мои ночные бдения ее не на шутку расстраивали. Когда она поднималась в мою спальню, я притворялась, чтобы не огорчать ее.

– Наверное, самая тоскливая вещь на свете – бессонница.

Он открыл каталожный шкаф, чтобы вернуть папку на место. Она вытянула шею, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь еще. Заполнен до отказа. Наташа прочла надписи на указателях других папок. Анна. Кристин. Эмма. Фрэнсис. Как минимум, десяток женских имен.

Адам что-то говорил о лишении сна как одном из видов пыток, но она его не слушала. Ей необходимо увидеть остальные фотографии и узнать, что находится в двух других шкафах...

Еще до конца не осознав, что делает, Наташа шагнула назад, протянула руку за спину и потрогала дверь. Холодная, металлическая. Потом ее пальцы наткнулась на тонкий металлический предмет. Она нащупала выступ и сдвинула засов в сторону.

Потом сказала, что ей пора идти, и почувствовала на талии пальцы Адама, подталкивающие ее к выходу.

Подъем из подземной комнаты показался пробуждением.

Снаружи шел дождь, улица была оживленной и яркой. Огни автомобильных и уличных фонарей, полоски света, льющегося из окон, отражались в мокром асфальте. Мимо двигался бесконечный поток людей с зонтиками, в теплой одежде.

– Мечтаю, что вы позволите сфотографировать вас как следует, – недвусмысленно произнес Адам.

Наташа отшатнулась, подумав о Бетани.

– Ни за что.

– А в виде шутки? – Он указал взглядом на домофон. – Перефразированная цитата великого Россетти.

Т.R. До нее дошло. «Братство прерафаэлитов». Впервые Наташа задумалась о том, боится ли она привидений.