Текст книги "В разгар лета"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Холт Виктория
В разгар лета

ЛЕСНАЯ ВЕДЬМА

В канун дня летнего солнцестояния мне шел двенадцатый год, но после ужасного события, которое произошло в ту памятную ночь, я сразу повзрослела и многое поняла.

Надо заметить, что мои обожаемые родители никак меня не подготовили к испытаниям в жизни.

Наша семья беззаботно жила в доме, который был похож скорее на крепость.

Сооруженный из серого камня дом стоял на скале и выглядел устрашающе. Две башни, соединенные зубчатой стеной с проходом посредине, также подтверждали, что так, вероятно, когда-то и было. Более того, «кадор» на корнуоллском языке значило «воин».

Наверное, древнейший наш предок занимался только войной. На протяжении многих поколений дом являлся фамильным жилищем Кадорсонов. Мои отец и мать очень гордились им, хотя мне казалось, что мать иногда тоскует по своему родному дому, расположенному в юго-восточной Англии. Мы же жили на юго-западе, поэтому, когда наша семья навещала бабушку с дедушкой, мы всякий раз совершали путешествие через всю страну.

Раньше дедушка и бабушка часто приезжали к нам, но теперь они очень постарели и им стало все труднее предпринимать столь далекое путешествие, особенно дедушке Дикону.

Кадор расположился в четверти мили от двух городков. Городок Западный Полдери отделялся от Восточного Полдери рекой, прорезавшей лесистые холмы и впадавшей в море. Через реку перекинулся мост, который уже стоял пять столетий.

Большинство населения городка было рыбаками, и в маленькой бухте всегда стояли лодки, а старики любили собираться на мосту и, облокотившись о каменный парапет, смотреть на происходящее вокруг.

Мне нравилось бывать здесь, когда. – возвращались рыбацкие лодки, и наблюдать общее оживление, сопровождаемое криками чаек, парящими низко над водой и высматривающими, не будет ли выброшена в реку какая-нибудь рыбешка.

Кадорсоны на протяжении нескольких поколений владели этими землями, и их долгом считалось обеспечить процветание владений, поэтому ко мне и брату все относились с уважением.

У нас также был дом в Лондоне, в котором мы часто встречались с бабушкой и дедушкой, так как они жили недалеко. Я обожала путешествовать, потому что, пока мы ехали по извилистым узким дорогам, отец рассказывал страшные истории о разбойниках, которые врывались в экипажи и требовали денег. Мама обычно говорила: «Прекрати, Джейк! Ты пугаешь детей!» Но нам очень нравились подобные истории, ведь мы чувствовали себя абсолютно в безопасности в присутствии родителей.

Я очень любила отца и мать. Они были для меня самыми лучшими людьми на свете, но к отцу я относилась с особым чувством, как и он ко мне. А мой брак Джекко был любимцем матери, так как она считала, что нужно сохранять некоторое равновесие в семье.

Мой отец – очень высокий, смуглый, с яркими сияющими глазами, создавал впечатление человека, наслаждающегося бытием. Я его считала одним из самых удивительных людей, которых я знала (другим таким человеком был Рольф Хансон). Он прожил жизнь, наполненную приключениям и часто о них рассказывал. Когда-то он жил в цыганском таборе, но в наказание за убийство человека его сослали в Австралию, где он пробыл семь лет.

Моя мать, довольно красивая женщина, обладала очень выразительными карими глазами и прекрасными темными волосами. Я унаследовала от нее цвет волос, а от бабушки Лотти цвет голубых глаз.

Джекко, мой брат, был старше меня, но отношения между нами установились дружеские, хотя время от времени возникали разногласия.

Брата назвали Джейком в честь отца, но иметь в семье двух Джейков оказалось неудобным, и он стал Джекко.

Действительно чудесно было жить около моря.

В жаркие дни мы с Джекко сбрасывали башмаки и чулки и плескались в небольшой бухточке у подножья скалы, на которой стоял Кадор. Иногда нам удавалось уговорить одного из рыбаков взять нас с собой, и мы шли под парусом вдоль побережья по направлению к Плимуту. Иногда мы ловили креветок и маленьких. крабов, бродили по берегу в поисках полудрагоценных камней, вроде топаза или аметиста. Часто мы видели бедняков, собиравших на берегу моллюсков, из которых готовили какую-то еду, или покупавших остатки рыбы, на которую у рыбаков не нашлось покупателя среди более денежных людей.

Мне нравилось гулять с нашим дворецким Исааком и наблюдать, как он торгуется, покупая рыбу. Исаак выглядел весьма представительно, и даже Джекко с каким-то благоговейным почтением относился к нему.

Когда Исаак приносил рыбу домой, миссис Пенлок, наша кухарка, обычно подвергала ее тщательному обследованию и, если она ей не нравилась, выражала неудовольствие со свойственной ей резкой манерой.

Она была очень болтливой женщиной. Много раз я слышала ее жалобы. «И это лучшее, что вы смогли найти, мистер Исаак? Это невыносимо! На что она годится? Неужели нельзя было купить хорошей камбалы или приличной трески?» Мистеру Исааку всегда удавалось подавить любое из этих выступлений Обычно он отрезал сурово – «Один Бог распоряжается тем, что выходит из моря и что в море уходит, миссис Пенлок!» Это обычно заставляло ее умолкнуть Миссис Пенлок была очень суеверна и боялась задавать вопросы, когда речь заходила о таких вещах.

Именно на набережной я впервые заметила Дигори, стройного, подвижного мальчика с загорелой кожей.

Его черные волосы представляли собой взлохмаченную шапку кудрей; в его маленьких темных глазах светились настороженность и лукавство; закатанные брюки оголяли ноги. Он пробирался среди бочек и корзин с рыбой с неуловимой легкостью угря и хитростью обезьяны.

Мальчик скользнул к бочке с сардинами в то время, как рыбак Джек Горт, стоя к нам спиной, торговался с Исааком о цене хека У меня захватило дыхание, потому что Дигори запустил руку в бочку и вынул целую пригоршню рыбы, которую он с ловкостью опустил в свою сумку.

Я открыла рот, чтобы позвать Джека Юрта и указать ему на вора, но Дигори посмотрел прямо на меня.

Он приложил палец к губам, словно приказывая мне молчать, и, что удивительно, я действительно не проронила ни звука Затем, едва удерживаясь от смеха, он вытащил еще одну пригоршню рыбы, которая отправилась в ту же сумку, специально для этого предназначенную, и широко улыбнулся мне, прежде чем исчезнуть с набережной.

Я была слишком потрясена, чтобы говорить, и, когда Джек Горт закончил препираться с Исааком, я не сказала ничего. Я с беспокойством следила за Джеком, пока он оглядывал свою бочку, но, очевидно, не заметил, что часть его товара исчезла Мне кажется, Дигори подумал, что, поскольку я была свидетельницей его поступка и не заявила о нем, я так или иначе ему потворствовала, и это устанавливало между нами особое взаимопонимание.

Немного позже, на прогулке в лесу, я увидела его снова. Он лежал на берегу, швыряя в реку камни.

– Эй, ты, привет, – сказал он, когда я поравнялась с ним Я хотела гордо пройти мимо: простые люди не Могли так обращаться к членам нашей семьи, и я подумала, что Дигори, возможно, не знает, кто я.

Казалось, Дигори прочитал мои мысли, потому что сказал:

– Привет, девчонка Кадорсонов.

– Значит, ты знаешь меня?

– Конечно, знаю. Каждый знает Кадорсонов. Не тебя ли я видел на рыбном базаре?

– Я видела, как ты крадешь рыбу. Тебя накажут за воровство.

– Нет, – заявил он. – Я ловкий.

– Но тебе придется отвечать перед Богом. Он все видит.

– Я очень ловкий, – повторил он.

– Но не для ангелов.

Казалось, Дигори был озадачен. Он подобрал камень и швырнул его в реку:

– Ты не сможешь бросить так далеко?

Вместо ответа я показала ему, на что способна, он подобрал другой камень, и через несколько секунд мы стояли бок о бок, швыряя камни в реку.

Вдруг он повернулся ко мне и сказал:

– Это не воровство. В море много рыбы, и любой может взять ее.

– Что же ты не ловишь ее, как Джек Горт?

– Зачем, если он делает это для меня?

– Я вижу, ты, действительно, испорченный мальчишка.

Он широко улыбнулся:

– Но почему?

– Потому что ты украл рыбу Джека Горта.

– Ты меня выдашь? – спросил он.

Я помедлила, и он подошел ко мне ближе:

– Ты не осмелишься.

– А если бы осмелилась?

– Ты знаешь мою бабушку?

Я покачала головой.

– Она бы наложила на тебя проклятье, а потом ты бы высохла и умерла.

– Что ты говоришь?

Он подошел еще ближе, прищурился и сказал шепотом:

– Потому что она…

– Кто она?

Он покачал головой:

– Такие вещи не говорят. Будь осторожна, или тебе будет плохо, девчонка Кадорсонов.

Говоря это, он подпрыгнул, схватившись за ветку, несколько секунд на ней раскачивался, все больше обнаруживая сходство с ловкой обезьяной. Потом спрыгнул на землю и убежал прочь.

Я почувствовала желание бежать за ним и не смогла этому противиться. Вскоре он подошел к хижине, полностью скрытой густым кустарником, который рос вокруг. Я не отставала от него и видела, как Дигори пробежал сквозь заросли кустарника к домику под соломенной крышей, со стенами, сложенными из кукурузных стеблей. Дверь была открыта, и на пороге сидел черный кот.

Остановившись в дверном проеме, мальчик обернулся и взглянул на меня, как бы приглашая последовать за ним. Я не решалась, тогда он скорчил гримасу и исчез в хижине. Кот все так же сидел на пороге, глядя на меня, и его зеленые глаза казались зловещими. Я повернулась и бросилась домой со всех ног.

По словам миссис Пенлок, Дигори был «шалопаем мамаши Джинни», и я дрожала от страха и изумления при мысли о том, что стояла на пороге таинственного жилья мамаши Джинни и даже хотела войти в дом.

Я много думала об этом мальчике и пыталась что-нибудь выяснить о нем, но при детях старались не обсуждать мамашу Джинни и ее «шалопая». Часто, когда я входила на кухню, разговор прерывался, хотя я знала, что там любят посудачить о преступлениях, о девушках, у которых неожиданно появлялись дети, и, конечно, о мамаше Джинни.

Я узнала, что она жила одна в лесной хижине, пока несколько месяцев назад не появился «шалопай».

Сидя за столом, уставленным посудой, и подкрепляясь сладким горячим чаем и овсяным печеньем, миссис Пенлок рассказывала:

– Это было как гром с ясного неба! Кто бы подумал, что у мамаши Джинни есть семья, потому что все считали ее дьявольским отродьем. Говорят, что этот шалопай – ее внук, значит, у нее был муж или, по крайней мере, сын или дочь. И вот теперь с ней этот Дигори.

Я выяснила, что он остался сиротой, поэтому и живет с мамашей Джинни. Люди считали, что он такой же, как его бабка, и были начеку.

Теперь, более чем когда-либо, я хотела знать о мамаше Джинни и о месте, где она жила со своим внуком.

Понемногу мне это удавалось. Но слуги, зная, как мои родители относятся к таким разговорам, были в моем присутствии осторожны. Я старалась быть незаметной. Сидя, съежившись, в углу кухни или притворяясь спящей, я часто прислушивалась к разговорам о мамаше Джинни и ее внуке.

Миссис Пенлок правила кухней, следуя строгим правилам, знала, как поступить в любом случае. Великая поборница прав, она следила за тем, чтобы все правильно исполняли свои обязанности, и горе тому, кто попытался бы помешать ей в этом Миссис Пенлок знала привычки всех служанок, и я уверена, что от нее нельзя было утаить даже самый маленький проступок.

– Я бы не хотела иметь дела с мамашей Джинни, – говорила она служанкам. – Вы, девушки, можете смеяться, но ведьмы есть ведьмы, безумно иметь дело с ей подобными. Я слышала, как люди попадают в лапы лешим из-за того, что бродят по лесу ночью рядом с домом мамаши Джинни. Так они ходят, не находя дороги обратно, пока мамаша Джинни не произнесет заклятье. Ничего смешного, Матильда. Сходи-ка, прогуляйся с конюхом Джоном в этом лесу, тогда посмотрим, как ты запоешь! Тогда ты побежишь к мамаше Джинни и посмотришь, поможет ли она тебе чем-нибудь. Не приведи Господь иметь дело с подобными мамаше Джинни…

Итак, мамаша Джинни была ведьмой. Люди обычно приходили к ней за помощью ночью, потому что то, что они хотели узнать у нее, было тайной. Проходя мимо ее дома, люди скрещивали пальцы, а некоторые брали с собой чеснок, который, как говорили, имел особую силу против зла. Немногие осмеливались проходить мимо этой хижины после наступления темноты.

Дигори и мамаша Джинни все больше и больше занимали меня.

Когда я хотела что-то узнать, я спрашивала отца.

Мы часто ездили вместе верхом. Он гордился моей ловкой ездой, а я никогда не упускала случая продемонстрировать ему свои успехи. Отец всегда очень серьезно выслушивал то, что я хотела сказать, и ни один мой вопрос не оставлял без внимания.

Была осень, уже начали желтеть деревья, а опавшие листья лежали под ногами роскошным ковром. Воздух был влажен, и туман окутывал деревья, делая их серовато-синими и таинственными.

Мы с отцом отправились по утоптанной тропе, которая вела к хижине мамаши Джинни, и я спросила:

– Папа, почему люди боятся мамаши Джинни?

Не долго думая, он ответил:

– Потому что она отличается от них. Многим это не нравится, ведь люди не понимают того, что недоступно их пониманию.

– А почему они не понимают мамашу Джинни?

– Потому что она замешана в каких-то тайных делах.

– Ты знаешь, что это за тайные дела?

Отец покачал головой:

– Я не принадлежу к тем людям, которые хотели бы, чтобы все плясали под одну дудку. По-моему, разнообразие делает жизнь более интересной. Кроме того, я сам не такой, как все. Ты знаешь кого-нибудь, кто был бы похож на меня?

– Нет, – сказала я. – Я, действительно, не знаю.

Ты – единственный. Но мамаша Джинни – это другое.

– Почему?

– Потому что ты – богатый и знатный.

– Да, ты попала в самую точку. Я могу себе позволить быть эксцентричным, я могу выкидывать самые странные вещи, и никто не осмелится меня остановить.

– Они побоятся?

– Потому что их благосостояние в определенной степени зависит от меня, вот почему люди меня уважают. Они уверены, что мамаша Джинни обладает силой, источник которой им не известен, и боятся ее.

– Хорошо, когда люди тебя боятся?

– Может быть, если ты имеешь силу, но бедные и ничтожные должны быть начеку.

Я продолжала думать о мамаше Джинни. Меня очень интересовало все, связанное с ней и Дигори.

Часто я поджидала его в укрытии и разговаривала с ним. Не раз мы сидели на берегу реки, швыряя в воду камни – его любимое занятие, соревнуясь, кто кинет дальше.

Он задавал мне вопросы о нашем доме, об «этом Кадоре», как он называл его. Я описывала все в деталях: холл; герб на стене, среди оружия; шлемы и алебарды; скипетр Елизаветы; мечи и щиты; столовую со шпалерами, изображающими войну Алой и Белой розы; прекрасные полотняные занавеси; комнаты, в которых обычно собирались мужчины за пуншем и портвейном; кресла, спинки которых были украшены кружевами королевы Анны; комнату, в которой спал король Чарльз.

Я рассказывала ему о том, как я любила забираться на кровать, на которой когда-то лежал король, задаваясь вопросом, как долго еще он сможет скрываться от врагов.

Дигори обычно слушал с напряженным вниманием и всякий раз повторял: «Продолжай, продолжай.

Расскажи мне еще что-нибудь».

И я часто фантазировала, выдумывая истории о том, как старший Кадор-воин спас короля из плена.

Но уважение к истории, которую преподавала мне моя гувернантка, мисс Кастер, заставляло меня добавлять поспешно: «Но короля все-таки поймали».

Я рассказывала ему о старых кухнях и о церкви с каменным полом, об окошке, через которое обычно следили за службой прокаженные, потому что из-за болезни они не допускались туда.

Рассказ об этом окошке поразил Дигори. Я сказала ему, что в доме были еще две смотровые щели. Одна из них – в потолке над холлом, так что хозяева, оставаясь невидимыми, могли узнать, кто их посетители, другая позволяла смотреть вниз, в церковь. Она располагалась в алькове, откуда дамы могли следить за службой, происходившей внизу, в тех случаях, когда в доме находились гости, чье присутствие могло унизить их достоинство.

В свою очередь, Дигори рассказывал мне о своем доме, стараясь представить его более интересным, чем мой собственный. Отчасти это так и было, потому что этот дом был окутан таинственностью. Кадор был великолепным домом, но таких в Англии было много, а если верить Дигори, нигде в мире не было хижины, подобной жилищу мамаши Джинни.

Дигори обладал природным красноречием, которое не могло подавить даже отсутствие образования. Я словно своими глазами увидела комнату, которая была скорее похожа на пещеру. На полках стояли кувшины и бутыли, содержащие таинственные зелья. На стропилах висели сухие травы, в очаге всегда горел огонь, в пламени которого плясали какие-то фигуры. У огня сидел кот, который был совсем не обычным котом: у него были красно-зеленые глаза, и, когда на них падал отблеск пламени, они походили на глаза дьявола. На огне стоял вечно кипящий котел, и в поднимающемся от него пару плясали духи. В хижине были две смежные комнаты. В задней комнате была спальня. На кровати с красным покрывалом спала бабка Дигори, в ногах которой всегда лежал кот. Место Дигори было на полке, прямо под потолком, которую я хорошо себе представляла, так как видела нечто подобное в бедных хижинах. Позади дома был вымощенный камнем двор.

Во дворе стоял сарай, в котором мамаша Джинни хранила свои снадобья, которые могли избавить от любой болезни: от головной боли до камней в почках.

Это было источником ее доходов.

– Она всемогуща, потому что может послать детей людям, которые очень хотят их иметь, и помочь освободиться от них тем, кто их не хочет. Она все может, как сам Господь Бог, – с гордостью сказал Дигори.

– Она не может быть Богом, – сказала я ему. – Она могла бы быть Богиней, но слишком уродлива для этого. Хотя были же Горгоны и Медузы. Представь себе – змеи вместо волос. Может твоя бабка превратить свои волосы в змей?

– Конечно, – ответил Дигори.

Я почувствовала почтительный ужас, и мне страшно захотелось побывать в хижине мамаши Джинни, хотя я и боялась этого.

В том году был плохой урожай. Я слышала, как отец говорил моей матери, что фермерам придется затянуть потуже пояса.

Я и Джекко объезжали владения вместе с отцом достаточно часто. Он хотел, чтобы мы проявляли заинтересованность в делах. «Самое важное для землевладельца – гордиться своими владениями, – говорил он нам. – Он должен ухаживать за ними».

Отец всегда с участием выслушивал своих арендаторов. О нем говорили, что, пренебрегая своими удобствами, он понимал все тонкости проблем своих подопечных, не то что другие сквайры, привыкшие к беззаботному существованию. За это качество характера отца очень любили и уважали. Пришла суровая зима. Просыпаясь, я видела морозный узор на стеклах. В ту зиму мы много катались на санях с гор и на коньках на реке. Бушевали такие Ветры, что рыбаки не могли выйти в море. Почти каждое утро люди спускались на берег за принесенными волнами обломками деревьев.

Все с нетерпением ждали весны. Было радостно видеть почки, набухающие на деревьях, и в положенный срок услышать первую кукушку. Я вспоминаю то весеннее утро, когда отправилась на верховую прогулку вместе с отцом.

Мы заехали на ферму семейства Трегоран и сидели на кухне. Миссис Трегоран как раз вынула из печи свежеиспеченные булочки с изюмом, и мы с отцом попробовали по одной и выпили по стакану сидра.

Мистер Трегоран был довольно мрачным человеком, его жена была ему подстать, поэтому мрачная атмосфера пронизывала весь дом. Мистер Трегоран со свойственным ему пессимизмом толковал о дурном воздействии, которое погода произвела на посевы и домашний скот. Его кобыла Джемима вот-вот должна была принести жеребенка. Он надеялся, что удача хоть здесь не обойдет его стороной и жеребенок родится здоровым.

– Бедный Трегоран, – сказал отец, когда мы возвращались обратно. Однако он упивается своими несчастьями, поэтому, нам, наверное, не следует слишком его жалеть. Старайся никогда не смотреть на темную сторону жизни, Аннора, или, можешь быть уверена, судьба найдет случай обратить ее против тебя. А теперь заедем-ка к Черри.

Миссис Черри, мать шестерых детей, ждала еще одного. Как только она рожала одного ребенка, на очереди оказывался другой. Несмотря на это, она была постоянно весела и обладала громким раскатистым смехом, который, казалось, сопровождал любые ее замечания. Ее крупное тело непрерывно сотрясалось от хохота, потому что ни один человек не мог столь безоговорочно оценить ее юмор, как она сама. Джордж Черри, ее муж, был маленьким человечком, немного выше плеча собственной супруги, и казалось, что всякий раз становится меньше, когда больше раздувался живот у жены. Он ходил как тень за своей женой, и его преданный кроткий смешок никогда не упускал случая поддержать громовые раскаты ее искреннего веселья.

Вскоре после нашего визита произошли два несчастья.

Миссис Черри доила коров. «Я всегда считаю, что нужно быть на ногах до последнего момента, – была ее излюбленная поговорка. – Где это видано, слечь ни с того ни с сего в постель, как некоторые?» Таким образом, она продолжала исполнять на ферме посильные обязанности, и вот однажды во дворе позади дома она увидела лошадь, скакавшую галопом.

Она подошла к воротам и вышла на тропинку, но в этот момент лошадь повернула и поскакала на нее.

Миссис Черри заметила, что это кобыла Трегорана, которая должна была ожеребиться. Она закричала, но не успела уйти с дороги и была повалена на изгородь проскакавшей мимо кобылой.

На ее крик сбежались работники. В эту же ночь она родила мертвого ребенка. Тем временем кобыла Трегорана, пытаясь перескочить через ограду, сломала ногу, и теперь ее ждала печальная участь.

Это стало основной темой обсуждения соседей.

Через неделю мы с мамой зашли навестить миссис Черри, когда она немного оправилась. Ее полное лицо утратило былой румянец, обнажив сложный рисунок тонких вен. Присущая ей веселость, казалось, покинула ее.

Мама присела к ней на кровать и попыталась развеселить ее:

– Вы скоро поправитесь, миссис Черри. Будет и другой малыш.

Миссис Черри качала головой:

– Кто знает. Когда вокруг вьются такие люди, никогда не знаешь, что тебя ждет завтра.

Мама посмотрела на нее удивленно.

– Слушайте, моя госпожа, – сказала таинственно миссис Черри. – Я знаю, как это произошло.

– Да, мы все знаем, – ответила мама. – Кобыла Трегорана взбесилась. Говорят, с ней такое случается иногда. К несчастью, она была жеребая. Бедный Трегоран!

– Лошадь здесь ни при чем, моя госпожа. Это она.

Вы Знаете, кто…

– Нет, – сказала мама. – Я не знаю.

– Я стояла у ворот, когда она прошла мимо. Она сказала мне: «Теперь тебе недолго осталось». Конечно, я никогда не испытывала особого желания разговаривать с ней, но я была вежлива и ответила: «Да, уж скоро». Тогда она сказала мне: «Я дам тебе немного питья, настоянного на травах, и кое-каких снадобий.

Вот увидишь, это поможет тебе и почти ничего не будет стоить». Я никогда ничего, от нее не брала. Она ушла, что-то бормоча, но, прежде чем уйти, посмотрела на меня своим взглядом. О, это особый взгляд! Тогда я не знала, что он предназначался моему малышу.

– Вы в самом деле думаете, что это мамаша Джинни сглазила вас?

– И я, и все остальные, моя госпожа. И это случилось не только со мной. Мне говорили, что она приходила и к Трегоранам.

– О нет, – сказала мама.

– Это так, моя госпожа. Я знаю, она выводит бородавки и тому подобное, но, когда у вас происходит несчастье, будьте уверены, его источник рядом.

Мама очень расстроилась. Когда мы возвращались обратно, она сказала:

– Я надеюсь, они не потащат в суд мамашу Джинни только потому, что кобыла Трегорана взбесилась, а миссис Черри стояла у нее на пути?

Отец как раз выходил из дома. С ним были мистер Хансон, наш адвокат, и его сын Рольф. Я всегда радовалась приходу Рольфу. Я думаю, я так же нравилась ему, как и он мне. Он был на восемь лет старше меня и никогда не относился ко мне с превосходством, как Джекко, который был старше всего на два года.

Рольф был высок ростом и возвышался даже над своим отцом, довольно крупным человеком. Рольф редко бывал в Полдери, так как учился и подолгу отсутствовал. Мне казалось, что он очень красив, хотя моя мама так не считала. Она говорила, что он выглядит своеобразно, но тогда все, что касалось Рольфа, было для меня совершенным. Мы часто беседовали о Рольфе, потому что его отец очень гордился сыном.

Рольф довольно много путешествовал и увлекательно рассказывал о таких городах, как Рим, Париж, Венеция и Флоренция. Он был страстно увлечен прошлым и ценил сокровища искусства и старинную одежду, приобретая их для своей коллекции.

Мне нравилось находиться рядом с ним, и я с увлечением слушала его рассказы.

Еще совсем маленькой я говорила маме, что когда вырасту, то хотела бы иметь мужа, похожего на Рольфа или на моего отца. Мама очень серьезно отвечала: «На твоем месте я бы остановила свой выбор на Рольфе. Закон против того, чтобы выходить замуж за собственных отцов, и к тому же у него уже есть жена.

Но я уверена, что, когда скажу ему об этом, он будет очень польщен». После этого я безоговорочно решила выйти замуж за Рольфа.

Как только Рольф увидел меня, то сразу же подошел ко мне и взял мои руки в свои. Затем отошел назад, оценивая, насколько я выросла со времени нашей последней встречи. Он всегда так тепло и любяще улыбался.

Я закричала:

– О, Рольф, как здорово, что ты приехал! – И добавила поспешно:

– И вы тоже, мистер Хансон.

Мистер Хансон добродушно улыбнулся. Ему всегда, нравилось, когда Рольф был в центре внимания.

– Ты давно приехал? – спросила я.

– Неделю или около того, – ответил Рольф.

Я надулась:

– Ты мог бы заезжать почаще.

– Я бы и сам этого хотел, но я должен работать, ты же знаешь. Но я приеду в июне на несколько недель, ближе ко дню летнего солнцестояния.

– Теперь его интересует земля, – сказал мистер Хансон. – Он собирается набраться ума у вас, сэр Джейк.

– Буду рад, – сказал отец. – Как ваши владения?

– Неплохо, неплохо.

– Вы останетесь до обеда? – спросила мама. – Никаких возражений. Мы на вас рассчитываем, – Мама улыбнулась мне:

– Не так ли, Аннора?

Моя симпатия к Рольфу всегда забавляла их.

– Вы должны остаться, – сказала я, глядя на Рольфа.

– Это, – ответил Рольф, – королевский приказ, и я с удовольствием подчиняюсь.

Мама продолжала высказывать свое возмущение замечаниями миссис Черри и напомнила ее слова.

– Трегоран повсюду говорит о том, что эта женщина сглазила его лошадь, – сказал мистер Хансон.

– Суеверная чепуха, – буркнул отец. – Это пройдет.

– Будем надеяться, что так, – добавил Рольф. – Когда происходят подобные вещи, люди сами подогревают свое воображение. Они забывают о цивилизованности и в своих несчастьях начинают винить силы зла.

– Если бы Трегоран лучше следил за своей кобылой, она бы никогда не убежала, – вставил отец, – а миссис Черри будет теперь знать, что глупо стоять на пути у взбесившейся лошади.

– Точно, – добавил Рольф. – Они понимают, что сами попали в беду, но с еще большим рвением винят другого, в данном случае – сверхъестественные силы в обличье мамаши Джинни.

– Я это понимаю, – сказала мама, – но от этого не становится легче.

– Пройдет, – прервал ее отец. – Охота на ведьм в наше время вышла из моды. Как там насчет обеда?

Но за едой вновь завязалась беседа про мамашу Джинни. Рольф оказался очень осведомленным в этом вопросе.

– В семнадцатом веке, – рассказывал он, – страх по поводу колдовства стал обычным явлением в стране.

Зловещие охотники на ведьм, задачей которых было отыскивать ведьм, распространились повсеместно.

– Ужасно! – воскликнула мама. – Слава Богу, сейчас не те времена.

– Люди не слишком переменились, – напомнил ей Рольф. – Культура, цивилизованное поведение для некоторых – лишь хрупкая оболочка, и она очень легко ломается.

– Счастье, что нынешние люди все-таки более просвещенные! воскликнула мама.

– Веру в колдовство трудно искоренить, – заметил Рольф. – Она может ожить со всеми своими древними атрибутами, как мамаша Джинни, живущая здесь в лесу. – Он взглянул на своего отца. – Я помню костры в канун дня летнего солнцестояния несколько лет назад.

Люди прыгали через пламя в надежде на то, что это обережет их от ведьм.

– Да, это правда, – добавил мой отец. – Я запретил подобное после того, как один чуть было не сгорел.

– Ужасное впечатление оставляют описания охоты на ведьм в прошлом, продолжал Рольф.

– Он уже давно интересуется старыми обычаями, – объяснил его отец, но занялся этим серьезно с прошлого года. Расскажи о том, что произошло тогда, Рольф.

– Я был тогда в Стонхендже, – начал Рольф. – Мой приятель по колледжу живет по соседству. Как-то раз я отправился вместе с ним. Мы наблюдали что-то вроде церемонии, впечатляющее и действительно жуткое зрелище. Я знал достаточно много о так называемой «загадке камней», но много оставалось тайным, что делало зрелище более притягательным.

– У него даже есть специальное одеяние, – вставил мистер Хансон.

– Да, – подтвердил Рольф. – Длинное серое одеяние, напоминающее монашеское одеяние, почти полностью скрывающее лицо. В нем я, становлюсь похожим на инквизитора.

Я слушала Рольфа, как всегда, не отрываясь.

– Мне бы очень хотелось посмотреть на него, – сказала я.

– Хорошо, заезжай завтра.

– А ты, Джекко? – спросила мама. – Ты хочешь посмотреть?

Джекко ответил, что ему хотелось бы, но завтра он отплывает вместе с Джеком Гортом за сардинами. Рыбы сейчас так много, что они наполнят сети за несколько часов.

– Ты можешь посмотреть в другой раз, Джекко, – сказал Рольф.

– А я приеду завтра, – закричала я. – Я не могу дождаться, так хочется посмотреть.

– Приходи в середине дня, – решил Рольф.

– Вам тоже не мешало заехать, сэр Джейк, – заметил мистер Хансон. – Я хочу показать вам новую рощу, которую мы выращиваем.

– Вы используете все больше земли, – сказал отец. – Я вижу, вы скоро будете соперничать с Кадорсонами.

– Нам еще далеко до этого, – ответил Рольф с сожалением. – В любом случае, нам никогда не быть соперниками Кадорсонов. Кадор уникален, у нас же просто дом в елизаветинском стиле.

– Он замечательный, – убеждала его мама. – Он гораздо удобнее Кадора.

– Они несравнимы, – произнес Рольф с усмешкой, – и все-таки мы довольны нашим маленьким владением.

– О, оно не так уж мало, – возразил мистер Хансон.

– Как ваши дела с разведением фазанов? – спросил мой отец.

– Отлично, Люк Трегерн хорошо справляется.

– Вам с ним повезло.

– Да, – согласился адвокат, – это находка. Люк пришел к нам просто в поисках работы. У Рольфа наметанный глаз, и он почувствовал, что это именно то, что надо. Люк сразу же сделал несколько дельных замечаний по поводу земли. Вы должны учитывать, сэр Джейк, что мы – новички в этом деле.

– И, тем не менее, вы прекрасно справляетесь, – заметил отец.