Текст книги "Слезы печали"
Автор книги: Филиппа Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
– Это всего лишь игра, – рассмеялась я.
– Иногда мне кажется, что я вовсе не играю, – признался он. – Да я и не могу этого делать: я самый бездарный в мире актер.
Харриет весьма критично относилась к нашим репетициям. Теперь она пыталась сделать из роли кормилицы главную роль пьесы, и, надо признать, у нее это получалось, хотя, конечно, роль ей не подходила. Иногда мне казалось, что она добивается именно такого эффекта. Ей хотелось, чтобы все говорили, что она создана для роли Джульетты.
Но в любом случае репетировать было большим удовольствием, и Харриет была превосходна. Лукас играл Париса, молодого человека, которого родители Джульетты прочили ей в мужья, и играл гораздо лучше, чем я ожидала.
Он признался мне, что никогда не был так доволен жизнью, как сейчас.
– И все это благодаря Харриет, – добавил он. А потом, нахмурившись, сказал:
– Она не совсем верно рассказала о том, как попала в наш дом.
Лукас обожал Харриет и не желал признать, что предмет его поклонения сильно приукрасил правду. Улыбнувшись, мой брат заметил:
– Харриет – прирожденная актриса и не смогла удержаться от того, чтобы не разыграть перед зрителями очередную роль.
Я поняла, что Лукас взрослеет.
Накануне спектакля в замке царило радостное возбуждение. Зрителей должно было собраться довольно много, потому что леди Эверсли решила заполнить зал до отказа, пригласив всех, живущих в округе.
– Если понадобится, – сказала она, – они смогут переночевать на полу в главном холле. Такое уже бывало.
Мы провели генеральную репетицию, от которой я получила наслаждение. Мне всегда нравилось веселить детишек, изображая мисс Блэк, и я помню, как Дик и Анджи покатывались от хохота. А как-то раз я переоделась и изобразила разбойника, который пробрался в замок, чтобы всех нас похитить. Дети так перепугались, что несколько недель не могли успокоиться, и мне стало ясно, что хотя я поступила глупо, но все же роль свою сыграла убедительно. А теперь я была полна решимости успешно сыграть Джульетту, и не только потому, что мне нравилось играть вместе с Ромео-Эдвином; мне хотелось доказать Харриет, что я, может быть, и не столь выдающаяся актриса, как она, но вполне сносная.
Несомненно, Харриет обладала какой-то магической силой: когда она появлялась на сцене, пусть даже в роли кормилицы, внимание зрителей сосредоточивалось именно на ней. Текст она знала назубок. Время от времени она весьма надменно смотрела на меня, и у меня складывалось впечатление, будто она рассчитывает на то, что я забуду свой текст. Сцены с участием Джульетты и кормилицы стали теперь гораздо более развернутыми, чем в первоначальном варианте, поскольку Харриет дополнила соответствующие фрагменты роли кормилицы. Я чувствовала, что она постоянно посматривает на шляпу Джульетты, которую ей так хотелось поносить, и мне казалось, что в любой момент она готова сорвать эту шляпу с моей головы.
Настал великий день. Харриет объявила, что репетиций больше не будет и нам следует выбросить из головы все мысли о спектакле. Генеральная репетиция прошла весьма гладко, и теперь мы должны спокойно ждать вечера.
Я рассмеялась и сказала, что она принимает все это слишком уж всерьез. Ведь мы не профессиональные актеры, чье пропитание впрямую зависит от качества их работы.
Я решила прогуляться по саду, и Эдвин присоединился ко мне.
Он спросил меня, не волнуюсь ли я перед спектаклем.
– Это ведь всего лишь игра, – ответила я. – Если мы забудем текст, все только рассмеются и от этого получат, вероятно, большее удовольствие, чем получили бы от профессионального исполнения, на которое мы в любом случае не способны.
– Моя мать надеется, что сегодня вечером будет объявлено о помолвке, сказал он.
Сердце бешено заколотилось у меня в груди, и я замерла, но он продолжал:
– Она надеется, что Чарльз будет просить руки Карлотты, когда она выйдет на сцену после окончания спектакля вместе со всей труппой. – Он нахмурился и добавил:
– Я несколько обеспокоен.
– Почему?
– Чарльз изменился. Боюсь, бедная Карлотта понимает это. Вы заметили в ней перемены?
– Мне кажется, она выглядит немного опечаленной. Я не очень хорошо с ней знакома, но, по-моему, она и раньше была не слишком оживленной.
– Карлотта всегда была такой… полная противоположность своему брату. Она очень серьезна и умеет скрывать свои эмоции, но сейчас, я думаю, она чувствует себя несчастной.
– Она действительно хочет выйти замуж за Чарльза, или это заранее запланированный брак?
– Она страстно этого желает, во всяком случае, желала. Но в последнее время многое изменилось.
Я подумала: это с тех пор, как мы приехали сюда. Чарльз явно влюблен в Харриет. Ох, бедняжка Карлотта! Как, должно быть, ей хочется, чтобы мы никогда не появлялись в ее доме!
– Но, возможно, я и ошибаюсь, – сказал Эдвин и сделал характерное для него уточнение:
– Я уверен, что ошибаюсь. Вот увидите, сегодня вечером будет объявлено о помолвке. В конце концов, именно ради этого он и приехал.
Он взял меня за руку и пожал ее. Я была счастлива.
– Вы знаете, – продолжал он, – ведь мне вскоре, видимо, придется уехать отсюда.
– Вы присоединитесь к отцу?
– Нет, поеду… в Англию.
– Это, наверное, опасно.
– Я поеду туда под чужим именем. Мы тайно пересечем Ла-Манш и высадимся в каком-нибудь безлюдном месте. Нам придется носить мрачную одежду, чтобы не отличаться от остальных. Я собираюсь поездить по стране, поговорить кое с кем из тех, кто, по нашему предположению, остался роялистом, узнать настроение народа… В общем, вымостить дорогу для возвращения короля.
– Когда?
– Я жду приказа. В любой день может явиться гонец с сообщением о том, что мне пора отправляться.
– Но уж не раньше, чем мы сыграем спектакль! Он рассмеялся:
– О, не бойтесь этого! Невелика была бы трагедия. Неужели вы думаете, что без меня не обойдутся?
– Да где же я найду другого Ромео?
Он повернулся ко мне и нежно улыбнулся.
– Вы можете найти, – сказал он, – гораздо более достойного кандидата, чем я.
– После всех этих репетиций! Он смущенно отвел глаза:
– Я уверен, что все обойдется. Несомненно, нас предупредят за несколько недель. Но мы должны быть наготове. Такие операции требуют тщательного обдумывания… и репетиций гораздо более серьезных, чем в случае с «Ромео и Джульеттой».
– Я понимаю.
Он вновь взял меня за руку:
– Похоже, вы и в самом деле взволнованы.
– Мне не нравится, что вы будете подвергаться опасности.
Он наклонился и поцеловал меня в щеку.
– Дорогая Арабелла, – сказал он, – вы очень добрая и милая. Хотелось бы мне… – Я молчала, и он продолжил:
– Если соблюдать осторожность, то никакой опасности не будет. Мы окажемся в своей собственной стране, и, имея актерский опыт, я вполне убедительно сыграю пуританина, полностью удовлетворенного происходящим вокруг, да и встречаться мы будем с людьми, которые, надеюсь, являются нашими друзьями. Так что у вас нет оснований для беспокойства.
– Как вы думаете, народ действительно мечтает о возвращении короля?
– Именно это мы и собираемся выяснить. Если это так, он вернется, но если народ не на его стороне, то все попытки будут бесполезны.
– Вы хорошо знаете короля?
– Настолько, насколько вообще его можно знать. Карл прекрасный приятель веселый, остроумный, любящий пошутить. Никогда нельзя быть уверенным в том, что он говорит всерьез.
– Вы хотите сказать, что он… ненадежен?
– Возможно. Но я не знаю более обаятельного человека.
– Не объясняется ли его обаяние королевским происхождением?
– Частично, видимо, да. Все готовы обожать короля, а если он к тому же дает для этого повод – ну что ж, тогда любовь к нему растет. О да, Арабелла, я уверен в том, что мы скоро вернемся. Какой же это будет день, когда мы ступим на родную землю!
– Интересно, что мы там увидим?
Он слегка коснулся моей щеки и сказал:
– Подождем – и тогда все узнаем.
Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.
Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому – поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.
В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.
В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.
Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте: «До этой ночи я не понимал значенья слова „красота“».
В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились – по крайней мере, я – точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.
Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, «отравленного ядом», я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, «вонзила» его в свое сердце и упала на труп любимого.
Это было похоже на Эдвина – сделать предложение именно в такой момент. «Не унывайте, – шепнул он. – Вы согласны выйти за меня замуж?» Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.
Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.
Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.
Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.
Затем Эдвин сделал шаг вперед.
– Я хочу сделать объявление, – сказал он. – У этой пьесы появилось новое окончание. В конце концов, Ромео и Джульетта не умерли. Они выжили для того, чтобы пожениться и счастливо жить друг с другом. – Он повернулся, взял меня за руку и притянул к себе. – С искренним удовольствием имею честь сообщить вам о том, что сегодня Арабелла согласилась стать моей женой.
На миг все притихли, а потом зал вновь взорвался аплодисментами. Леди Эверсли поднялась на сцену, обняла нас, а затем торжественно расцеловала.
– Это идеальный финал пьесы, – сказала она.
* * *
Праздник продолжался. Его программа включала в себя песни и танцы. Гости были счастливы. Только ближе к полуночи те, кто жил неподалеку, начали разъезжаться по домам, а остальные стали готовиться ко сну.
Я провела весь вечер в костюме Джульетты и, даже оказавшись в нашей с Харриет комнате, не решалась снять его. Я боялась, что вместе с ним пропадет какое-то магическое ощущение.
Харриет наблюдала за мной.
– Я представляю, как запомнится тебе этот вечер, – сказала она.
– Полагаю, каждой женщине запомнится день, когда ей делают предложение.
– Оно было сделано по всем законам драмы. Ты должна благодарить за это своего будущего мужа. Момент показался мне подходящим.
– Во всяком случае, выглядело это эффектно, поверь мне.
– Ты чем-то недовольна, Харриет?
– Недовольна! Что это тебе в голову взбрело? Эдвин – прекрасная партия. О такой мечтает всякая девушка. Если король вернется в Англию и Эверсли восстановит свои владения, а то и прихватит еще что-нибудь, у тебя будет очень богатый муж. Когда он сделал тебе предложение?
– Когда мы лежали в гробу.
– Не слишком удачно, а?
– Для меня – вполне удачно, – взволнованно ответила я.
– Ты смущена.
– Я имею право быть сегодня счастливой или нет?
– Не строй особых надежд.
– Да что с тобой, Харриет?
– Я размышляю о твоем счастье.
– Так возрадуйся, поскольку я никогда в жизни не была так счастлива.
Харриет поцеловала меня в лоб, а потом отступила назад.
– Эта шляпка тебе маловата, – сказала она. – От нее осталась отметина.
– Она скоро пройдет.
Мне было немножко жаль Харриет. Она так хотела сыграть Джульетту, и то, что этого не случилось, было потерей для всех актеров, поскольку я знала, что все лестные комплименты, полученные мной, она заслуживала в гораздо большей мере.
Весь следующий день я находилась в состоянии, близком к эйфории. Я принимала поздравления, едва слыша их. Потом леди Эверсли отвела меня в сторонку и сказала, что она посылает своему мужу и моим родителям письма, чтобы и они могли разделить нашу радость. Не хочу ли я написать матери и отцу о том, как я счастлива? Я написала обоим:
«Дорогие мои мама и папа!
Произошло чудесное событие. Эдвин Эверсли просил моей руки. Я очень счастлива. Эдвин – очаровательный, милый, добрый, веселый человек. Он все время шутит. Я ни разу не видела его хмурым. Огромное удовольствие доставила нам постановка „Ромео и Джульетты“, где он играл Ромео, а я – Джульетту. Он сделал мне предложение во время кульминационной сцены в склепе. Поскорее напишите ответ и сообщите, что вы тоже счастливы за меня. У меня больше нет времени писать – гонец уже ждет.
Ваша любящая дочь Арабелла Толуорти.»
Гонец с письмами уехал, а Матильда Эверсли задержала меня, чтобы поговорить со мной о нашей совместной жизни. Она была совершенно уверена в том, что их семья скоро будет восстановлена во всех имущественных правах. К счастью, их родовое поместье Эверсли-корт не было разрушено этими ужасными «круглоголовыми».
Она никак не хотела отпускать меня, хотя мне не терпелось встретиться с Эдвином, а когда мне, наконец, удалось отделаться от нее, я узнала, что Эдвин отправился на верховую прогулку вместе с другими гостями. Я пошла к себе в комнату. Платья для верховой езды, принадлежащего Харриет, на месте не оказалось, так что она, вероятно, тоже уехала на прогулку.
Было уже поздно, когда они вернулись. Харриет, по всей видимости, пребывала в отличном настроении.
Некоторые из гостей продолжали оставаться в замке, и в этот вечер в большом холле разговор вертелся вокруг вчерашнего представления и помолвки, объявленной в его завершение.
Музыканты играли, а мы пели. Харриет очаровала присутствующих своим пением. Потом начались танцы. Открыли бал мы с Эдвином, и, как мне потом сказали люди, наблюдавшие за нами, они на краткий миг почувствовали себя так, словно находятся дома, что все трудности позади, что смутьяны побеждены и добрый король Карл занял свой трон.
– Вам понравилась сегодняшняя прогулка? – спросила я.
Несколько секунд он колебался, а потом пожал плечами.
– Там не было вас, – ответил он. Мне было очень приятно это слышать.
– Значит, вам не хватало меня?
– Этот вопрос, моя дорогая Арабелла, я назвал бы совершенно лишним.
– Я все-таки хотела бы услышать ответ.
– Мне всегда будет недоставать вас, когда вас не будет рядом. Я знал о том, что вы беседуете с моей матерью и что она хотела поговорить с вами, поэтому решил принести себя в жертву. В конце концов, остаток жизни нам суждено провести вместе.
– Я не знала о том, что вы поедете кататься.
– Вы, конечно, захотели бы поехать с нами, но я предпочел, чтобы вы поговорили с моей матерью.
– Я и не слышала, как вы все уехали. Потом мне стало известно, что и Харриет была с вами.
– О да, и Харриет, – сказал он.
– Бедняжка Харриет! Как жаль, что ей не удалось сыграть Джульетту! Она сделала бы это великолепно.
– Просто по-иному, – сказал он. – Но теперь мы вместе и давайте думать о будущем.
– Ни о чем другом я и не думаю.
– Когда мы вернемся в Англию… что это будет за время! Тогда мы заживем нормально, как будто и не было этой смехотворной войны. Вот чего я жду по-настоящему.
– Но для начала нужно туда попасть. Ведь вы вскоре должны уехать.
– Это займет немного времени. А потом я вернусь, и больше мы не расстанемся.
Одной из причин, по которой мне нравилось быть с Эдвином, не говоря о моей глубокой любви к нему, была та, что он умел заразить собеседника своим оптимизмом и тот начинал разделять его отношение к жизни.
Как счастлива я была в последующие дни! А потом произошло неприятное событие. Уехал Чарльз Конди. Он сослался на важные дела, но я знала истинную причину. В вечер накануне его отъезда Харриет сообщила мне, что он просил ее руки. Говоря об этом, она внимательно смотрела на меня.
– Харриет! – воскликнула я. – И ты сказала «да»? Задавая этот вопрос, я думала о бедной Карлотте. Харриет медленно покачала головой.
– Конечно, – сказала я, – я знаю, что ты его не любишь.
Я считала себя такой мудрой, обремененной опытом. Я была так счастлива, что хотела поделиться счастьем со всеми, а особенно – с Харриет. Мне казалось, что было бы просто чудесно, если бы мы с ней одновременно обручились.
– Это не вполне подходящая партия, – сказала она.
– Но, Харриет…
Она резко повернулась ко мне.
– Достаточно подходящая для меня, ты это хочешь сказать? Для ублюдочной бродячей актрисы… Верно?
– Харриет, как ты можешь так говорить!
– Ты собираешься выйти замуж за отпрыска старинного рода. Со временем у него будут деньги и титул. Леди Эверсли – это просто здорово! Ты дочь крупного военачальника. Ну, а мне сойдет, что угодно.
– Но он из хорошей семьи, Харриет. Это симпатичный молодой человек.
– Третий сын. Без средств к существованию.
– Но Эверсли, судя по всему, считали его достойным женихом для Карлотты. В голосе Харриет вдруг появились ядовитые интонации.
– Им пришлось сильно потрудиться, чтобы найти для Карлотты хоть какого-нибудь жениха. Они дали бы за ней приличное приданое. После их возвращения в Англию Чарльзу Конди была бы обеспечена безбедная жизнь.
– Это доказывает, что он поступил благородно, оставив ее. Я имею в виду, что вначале он, кажется, действительно был влюблен.
– Дорогая Арабелла, нас сейчас интересуют не его мотивы поведения, а мои. Когда я выйду замуж, то это будет кто-то, равный твоему прекрасному жениху.
– Знаешь, Харриет, временами я просто не понимаю тебя.
– Так же, как и я тебя, – пробормотала она.
Потом она успокоилась и больше ничего не говорила, но уже сказанное ею успело вывести меня из душевного равновесия, и первое, яркое ощущение счастья больше не возвращалось ко мне.
Я также заметила, что, хотя Карлотта держалась бодро, за всеми ее усилиями сохранить видимость благополучия скрывалась печаль. Мое счастье было омрачено. Я хотела выразить ей свое дружеское расположение, но это было нелегко сделать. Карлотта укрылась за непроницаемой стеной.
Через два дня после отъезда Чарльза, когда разъезжались последние гости, я поднялась по винтовой лестнице в смотровую башенку. Я ждала гонца с письмами от родителей, а оттуда местность просматривалась до самого горизонта.
Наверное, надеяться на получение ответа было еще рановато, но я хотела взглянуть просто так, на всякий случай.
Наверху была дверь, ведущая к каменному парапету, за которым стена круто обрывалась до самой земли. Не знаю, что заставило меня выйти туда. Наверное, какой-то инстинкт, но я благодарю Бога, что догадалась это сделать.
Там была Карлотта. Ее руки лежали на каменном парапете. И тут меня поразила ужасная мысль: она собирается броситься вниз.
– Карлотта! – воскликнула я дрожащим от страха голосом.
Она сделала шаг вперед и остановилась. Я похолодела от ужаса, понимая, что она может спрыгнуть со стены раньше, чем я успею схватить ее.
– Нет, Карлотта, нет! – закричала я.
К моему облегчению, она обернулась и взглянула на меня.
Никогда в жизни мне не доводилось видеть на человеческом лице столько страдания, и я тут же ощутила, что чувство жалости к ней смешивается у меня с чувством раскаяния: ведь и я до некоторой степени несла ответственность за несчастье, которое обрушилось на нее. Именно я привезла Харриет в замок Туррон. Если бы не Харриет, сейчас Карлотта была бы счастливой девушкой, помолвленной с любимым человеком.
Я подбежала и схватила ее за руки.
– О, Карлотта! – только и сказала я, но она, должно быть, ощутила глубину моих чувств, ибо они нашли в ней отклик.
Действуя по наитию, я обняла ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем она отстранилась, и на ее лице вновь появилось обычное холодное выражение.
– Не знаю, что пришло тебе в голову… – начала она.
Я покачала головой.
– О, Карлотта, – воскликнула я, – я понимаю! Я все понимаю!
Ее губы слегка задрожали. Я почувствовала: сейчас она начнет рассказывать мне, что любовалась открывающимся отсюда видом и удивлена, почему я повела себя так странно. Затем она сжала губы, и в ее взгляде появилось презрение… презрение к себе. Карлотта была из тех, кто презирает ложь. Она не умела притворяться.
– Да, – сказала она, – я собиралась броситься вниз.
– Слава Богу, что появилась я.
– Можно подумать, что тебя это действительно волнует.
– Конечно, волнует, – ответила я, – ведь я собираюсь стать твоей сестрой, Карлотта.
– И ты знаешь причину?
– Да.
– Чарльз уехал. Оказывается, он не любил меня.
– Возможно, и любил, но его сбили с толку.
– Ну зачем она приехала сюда?
– Ее привезла я. Если бы я знала…
– Впрочем, это ничего не изменило бы. Раз он так легко дал… сбить себя с толку, то из него не получилось бы хорошего мужа, как ты думаешь?
– Я думаю, он вернется.
– И ты полагаешь, что я его прощу?
– Это зависит от того, насколько сильна твоя любовь. Если ты любишь его достаточно сильно для того, чтобы решиться на это… – я взглянула на парапет, – возможно, твоей любви хватит и на то, чтобы простить его.
– Ты ничего не понимаешь, – ответила Карлотта.
– Давай уйдем отсюда куда-нибудь, туда, где можно будет поговорить.
– О чем нам говорить?
– Зачастую очень помогают разговоры ни о чем. Ах, Карлотта, потом все это уже не будет казаться тебе таким ужасным. Я в этом уверена.
Она покачала головой, а я осторожно взяла ее за руку, готовая к тому, что она оттолкнет меня. Но Карлотта приняла этот дружеский жест, как будто он ее немного успокоил. Она стояла неподвижно, и взгляд ее был полон страдания.
– Чарльз был первым, кто стал за мной ухаживать, – призналась она. – Я решила, что он меня любит. Но… как только появилась она…
– В Харриет есть что-то такое, – объяснила я. – Я бы сказала, она привлекает многих мужчин… на время.
– Что ты о ней знаешь?
– Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Пойдем куда-нибудь и поговорим.
– Тогда ко мне в комнату, – предложила она.
Меня охватила волна возбуждения. Я понимала, что пришла как раз вовремя, чтобы предотвратить трагедию. Я испытывала чувство триумфа и была уверена в том, что смогу уговорить ее, переубедить, отвратить от этого ужасного намерения, которое она едва не исполнила.
Карлотта провела меня в свою спальню. Комната была меньше, чем та, которую мы делили с Харриет. Здесь еще оставались следы былого великолепия, хотя, как и во всем замке, явно проступали и признаки упадка.
Усевшись, она беспомощно взглянула на меня и сказала:
– Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей.
– Конечно же, нет.
Действительно, а что бы делала я, узнав, что Эдвин любит другую?
– Но это ведь слабость, да? Почувствовать жизнь такой невыносимой, что хочется с нею расстаться?
– В подобные минуты следует думать о тех, кто остается, – посоветовала я. – Подумай, как это подействовало бы на твою мать, на Эдвина… и на Чарльза. Он никогда не простил бы себя.
– Ты права, – согласилась она. – Это эгоистично, поскольку существуют люди, которые будут страдать. Мне кажется, это чем-то сродни мести. Человек так обижен, что готов причинить боль и другим… или, во всяком случае, его не волнует, что он может обидеть их.
– Я уверена, что, взвесив все обстоятельства, ты не решилась бы на такой поступок. Ты действовала под влиянием минутного порыва.
– Если бы не ты, сейчас я лежала бы внизу, на камнях, мертвая. Я содрогнулась.
– Вероятно, мне следует поблагодарить тебя за это. Я должна чувствовать благодарность, но не уверена в том, что чувствую ее.
– Я и не жду от тебя благодарности. Я всего лишь хочу, чтобы это не повторилось. Если у тебя опять появится подобное побуждение, остановись и подумай…
–..что это принесет другим.
– Да, – сказала я, – именно так.
– Я не хочу жить, Арабелла, – сказала Карлотта. – Тебе этого не понять. Ты веселая, хорошенькая, люди тебя любят. Я – другая. Я всегда ощущала свою непривлекательность.
– Но это чепуха. Это все потому, что ты уходишь в себя и не пытаешься подружиться с людьми.
– А ведь Эдвин такой красивый, правда? Я это заметила еще в детстве. Люди всегда обращали внимание на Эдвина. Родители и наши няни уделяли ему больше внимания. Взгляни на мои волосы… прямые, как солома. Одна из нянек пыталась завивать их. Но уже через полчаса, освобожденные от папильоток, они выглядели так, будто я никогда не терпела этого неудобства. Как я ненавидела папильотки! В некотором роде их можно считать знаком судьбы. Никакие силы в мире не способны сделать меня красивой.
– Красота не зависит от папильоток. Она идет изнутри человека.
– Ты говоришь, прямо, как священник.
– Ах, Карлотта, мне кажется, что ты сама выстроила вокруг себя стену. Ты всерьез уверовала в свою непривлекательность и убеждаешь в ней всех окружающих. С такими вещами нельзя шутить. Люди могут в это поверить.
– И, похоже, как раз в этом я и преуспела, поскольку они поверили.
– Ты ошибаешься.
– Я права… и это подтверждено происшедшими событиями. – Ее голос вдруг задрожал. – Мне казалось, что я действительно нужна Чарльзу. Он производил впечатление искреннего человека…
– Так оно и было, я в этом уверена.
– Это только казалось. Достаточно было поманить его.
– Харриет – особенная. Мы приехали сюда не в добрый час. Иногда мне хочется…
– В ней таится зло. – Карлотта смотрела на меня в упор, и ее глаза сверкали пророческим огнем. – Она называет себя твоим другом, но друг ли она на самом деле? Я ощутила это зло в тот самый момент, когда впервые увидела ее. Я не знала, что она отберет у меня Чарльза… но я знала, что она принесет несчастье. Зачем ты привезла ее сюда?
– Ах, Карлотта, – воскликнула я, – как я жалею об этом! Как бы я хотела, чтобы этого не случилось!
Внезапно она как-то расслабилась и посмотрела на меня с теплотой.
– Не проклинай себя. Разве ты могла заранее все предвидеть? Я должна благодарить тебя за то, что ты не позволила мне сделать глупость.
– Мы вскоре станем сестрами, – сказала я, – чему я очень рада. А это событие… что ж, во всяком случае, оно нас сблизило. Давай будем друзьями! Это вполне возможно, уверяю тебя.
– Я нелегко схожусь с людьми. На вечеринках, которые устраивали у нас до того, как мы перебрались сюда, я всегда сидела в углу, ожидая, когда подвернется кто-нибудь, оставшийся без пары. Видимо, таков мой жизненный удел.
– Ты сама строишь свою судьбу. Карлотта раздраженно рассмеялась.
– Ты просто напичкана проповедями, Арабелла. Мне кажется, тебе еще многое предстоит узнать о людях. Но я рада тому, что сегодня ты оказалась там…
– Дай мне обещание, – потребовала я, – что если тебе опять придет в голову что-либо подобное, то сначала ты поговоришь со мной.
– Обещаю.
Я встала, подошла к Карлотте и поцеловала в щеку. Она не ответила поцелуем, но слегка покраснела, и мое сердце переполнилось жалостью к ней.
Она сказала:
– Мне будет нелегко, правда? Все узнают о том, что Чарльз уехал. Бедная мама, она возлагала на него такие надежды! Третий сын, никаких особых перспектив, но на что еще может рассчитывать наша Карлотта!
– Опять! – сказала я. – Опять самоистязания. Пора с этим покончить, Карлотта. Она недоверчиво взглянула на меня.
– Не забывай о своем обещании, – напомнила я. Только вернувшись в свою комнату, я почувствовала, что вся дрожу. Хорошо, что Харриет не было в комнате. Мое счастье помогло мне понять горе Карлотты. Наверное, она любила Чарльза так же, как я люблю Эдвина. Это было невыносимо… Слава Богу, я подоспела вовремя.
Бедная Карлотта, моя новая сестра! Я решила заботиться о ней.
* * *
В течение нескольких следующих дней я мало виделась с Карлоттой. У меня сложилось впечатление, что она избегает меня, и я понимала, почему. Естественно, она была потрясена случившимся, а я напоминала ей об этом. Но когда мы все-таки встречались, она смотрела на меня дружелюбно, и я сияла от радости, воображая, как буду о ней заботиться, когда выйду замуж за Эдвина. Я буду устраивать приемы специально для нее и найду ей мужа гораздо лучшего, чем Чарльз Конди.
Письмо из Кельна пришло раньше, чем мы ожидали. Мои родители писали:
«Милая доченька!
Новость, полученная от тебя, наполнила нас радостью. Мы очень за тебя беспокоились, ведь мы живем в такое трудное время, И вот теперь все разрешилось. Лорд Эверсли разделяет нашу радость. Он очаровательный человек, а из всех, кого мы знаем, нет более подходящего кандидата в мужья, чем Эдвин.
