Текст книги "Слезы печали"

Автор книги: Филиппа Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

ЧУМА

После Лондона Эверсли показался скучным, но я была рада, что вернулась к Эдвину, и убедилась в том, что он не пострадал за время моего отсутствия. Мы с Карлоттой сразу же пошли в детскую, где нас шумно встретили мальчики, а после того, как они увидели привезенные подарки, прием с их стороны стал еще более теплым. Мы постарались разделить дары поровну, так что оба получили по игрушечному ружью, стреляющему глиняными шариками, по трубе, изготовленной из коровьего рога, и по воздушному змею – синий для Эдвина и красный для Ли. Всем этим да еще мятными шариками в коробочках, на которых был изображен Уайтхолл, дети были просто очарованы. Ли, конечно же, схватился за ружье и начал палить из него во все и во всех, в то время как Эдвину особенно полюбилась труба. Змеи, по-моему, были одобрены обоими, и оба желали тут же идти запускать их.

Карлотта спросила:

– А чему вы больше рады: нам или нашим подаркам?

Оба мальчика были озадачены вопросом. Ли уставился на свое ружье, а Эдвин вертел в руках трубу. Затем жестом, глубоко тронувшим меня и сразу же напомнившем об его отце, Эдвин отложил в сторону трубу, бросился ко мне и обнял меня.

Ли предусмотрительно сделал то же самое в отношении Карлотты.

Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:

– Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?

Ли серьезно кивнул.

Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.

Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.

Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.

В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.

Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.

Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.

Я пошла навестить ее.

Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.

Барбари покачала головой.

– Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, – сказала она. – Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?

– Да, конечно.

– Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? – Она как-то пренебрежительно махнула рукой.

– Мне здесь спокойно, – ответила я, – Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?

Барбари кивнула:

– Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.

– Вот не думала, что вам это может нравиться.

– Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.

– Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?

– У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.

– Я спрошу ее.

Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.

Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.

– Бедная госпожа Барбари, – вздохнула Салли, – похоже, она не слишком счастливая женщина.

– Я тоже так думаю… Находясь замужем…

– Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.

– Так их брак был специально устроен?

– Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он – потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.

Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.

Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.

– Мы, конечно, не хотим встречаться.

– Это выглядит странно, ведь он ваш муж.

– Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.

– Я понимаю… Весьма удобный брак.

– Вот именно.

– И вы совсем не любили друг друга? Она помолчала, а затем сказала:

– Вы плохо знаете его.

– Да… да.

– Он неповторим. Я не знала никого, похожего на него. В нем есть сила, мощь. Он из тех людей, кто, единожды приняв решение, уже не отступится от него.

– Разве это столь исключительно?

– Нет. Но он добивается своих целей с большей энергией, чем кто-либо иной. Я была очень молода, когда мы поженились, – всего семнадцать лет. Молодая, романтичная и по уши сытая жизнью в родительском доме. Если мне доводилось за неделю разок улыбнуться, то это уже считалось грехом, а если такое случалось в воскресный день – это значило, что мне прямая дорога в ад.

– Некоторое представление о такой жизни я получила в этом доме.

– Да, но здесь было притворство, не так ли? Вы могли от него укрыться, а я не знала никакой другой жизни. И вот мне представилась возможность уйти к нему. В течение трех недель он относился ко мне как к жене. Мне казалось, что это всерьез. Это был новый образ жизни – волнующий и интригующий. С его стороны, конечно, было сплошное притворство. Но Карлтону всегда с легкостью удавалось убедить женщину в том, что он ее обожает. После столь обширной практики это стало его второй натурой. А потом я узнала о его неверности. Для благочестивого «круглоголового» это было чрезвычайно опасно, но именно это ему и нравилось. Мне кажется, опасность нравится ему не меньше, чем женщины. Я была молода и разгневалась.

– Вы любили его?

– Влюбиться в него было несложно. Он выглядел таким могучим. Он просто излучал силу. У него в запасе была тысяча разнообразных хитростей. Он хорошо знал, как вести себя со мной. Когда я поссорилась с ним, правда всплыла на поверхность. Он женился на мне, потому что это было необходимо. Я ему нравилась, но ожидать какой-то преданности не имела права. Мне была предоставлена возможность делать все, что угодно, а он стал делать все, что угодно ему. Он сказал, что нет причин, почему бы нам не продолжать такую жизнь. Вы можете представить, как я была оскорблена, взбешена. Вы угадали – я любила его. Я была романтичной девочкой, готовой поверить в свое идеальное замужество. И тут я услышала, что мы вольны поступать так, как нам заблагорассудится. Я импульсивна, у меня плохой характер. Я была настолько оскорблена и разъярена, что в ту же ночь улеглась в кровать с одним из конюхов, который уже давно заглядывался на меня. Вижу, вы неприятно поражены.

– Нет, мне кажется, я понимаю вас.

– Вы, с вашей верностью до гроба покойному мужу! Вам этого не понять. Я не слишком щепетильна. Не буду притворяться: я люблю мужчин… так же, как Карлтон любит женщин. А поскольку он научил меня отбрасывать условности, я так и поступила. Он узнал, конечно. Думаю, это порадовало его. Он скорее поощрял мои затеи, хотя и был несколько шокирован конюхом. Карлтон привез меня в Лондон и представил людям, которые, по его мнению, вели достаточно достойный образ жизни, чтобы разделять со мной ложе. С тех пор у меня было множество любовников. Зачем я вам это рассказываю?

– Можете рассказывать мне все, что угодно, если вам от этого становится легче.

– Да, мне становится легче. По некоторым причинам я хочу говорить с вами… именно с вами. И одна из этих причин – та, что вы свято блюдете память покойного и решили заниматься этим до конца своих дней подобно деве-весталке. Ну, конечно, не совсем деве… ведь вы – мать юного Эдвина. Именно из-за этого складывается любопытная ситуация. – Барбари вдруг рассмеялась. – Знаете ли, это не будет длиться вечно. В один прекрасный день вы очнетесь, и тогда… и тогда…

– Я твердо решила никогда более не выходить замуж, если вы это имеете в виду.

– Не будьте так уверены в себе. Я знаю, что на вас посматривают.

Она понизила голос, и я невольно оглянулась.

– Да, – сказала она, – ваша судьба предрешена.

Я знаю это. Кое-кто посматривает на вас… но есть препятствие… живое препятствие…

– Вы говорите загадками.

– Которые легко разгадываются. Вам известно, что для Карлтона значит Эверсли?

– Очень многое, я думаю.

– Очень многое! Это слишком мягко сказано. Для него это значит все. Бедный Карлтон, его уже дважды обманули. Первый раз – в десятилетнем возрасте, когда его дядя, нынешний лорд, совершенно необдуманно произвел на свет сына, вашего любимого мужа. В порыве откровения Карлтон однажды сказал мне, что это для него значило. «Мне было лишь десять лет, – сказал он, – но и сейчас я помню свое недоумение и ярость. Я вырос в этом доме. Мой дядя научил меня всему. Он всегда говорил… ну, если и не говорил, то имел в виду: когда-нибудь все это станет твоим. Я изучил эти земли вдоль и поперек. Когда я выезжал верхом, мне казалось, будто трубили трубы и хор пел: это твое, это твое».

– Неужели он так сильно все это ощущал? Ему было только десять лет!

– Карлтон никогда не был ребенком. Он всегда знал, чего хочет, и его заставили поверить в то, что Эверсли принадлежит ему. Но он подавил гнев и как настоящий Эверсли постарался воспитать своего кузена достойным его миссии. Он рассказывал мне, как учил Эдвина ездить верхом, стрелять из лука и из ружья. Он делал из него мужчину – так это называлось. Карлтон сказал, что Эдвин был слишком мягок для того, чтобы управиться с Эверсли, и никогда не стал бы хорошим хозяином.

– Это чепуха! Чистой воды ревность.

– Верная вдова должна рассуждать именно так. После казни короля Карлтон решил сохранить Эверсли. Он остался в Англии, в то время как многие покинули страну. Он рисковал жизнью ради Эверсликорта. Потом появился Эдвин, затем он был убит, и Карлтон вновь стал наследником. Я помню, что им тогда овладела спокойная уверенность, даже самоуверенность.

– Получается, что он радовался смерти кузена.

– Карлтон никогда не был высокого мнения о своем кузене, и, мне кажется, он решил, что сама судьба позаботилась о том, чтобы Эверсли попал в надежные руки.

– Эти не делает его в моих глазах более привлекательным.

– Я думаю, у него есть планы в отношении вас.

– Планы?

– Его к вам некоторым образом влечет. Мой муж вообще легко увлекается женщинами.

– Ему лучше начать подбирать другую кандидатуру.

– Вы кажетесь ему непохожей на других.

– Деревенская простушка, – сказала я. Барбари разговаривала со мной так же, как Харриет, – снисходительно, слегка насмехаясь над моей неотесанностью. Ну что ж, даже если я и неотесанная, то, по крайней мере, более счастливая, чем она или Харриет. Я потеряла своего мужа, это правда, но мне в утешение остался маленький милый сын.

– О, не только это, – серьезно продолжала Барбари. – У вас сильная воля. Ему это должно нравиться. Вы осмеливаетесь спорить с ним, и это ему тоже должно нравиться. Карлтон никогда не искал легких побед.

– Лучше передайте ему, что эта крепость останется незавоеванной.

– Это только увеличит его пыл – Пыл! Странное слово вы используете!

– Он хотел бы предложить вам свою руку. По его словам, это идеальное решение. Если бы вы вышли за него замуж, он стал бы опекуном вашего сына и все дела, связанные с Эверсли-кортом, оставались бы в его руках – как это происходит сейчас. В данное время лорд Эверсли предоставляет ему полную свободу. Карлтон управлялся с имением все эти трудные годы, и естественно, что он продолжает заниматься этим и сейчас. Есть единственная помеха: он уже женат на мне.

– Я рада тому, что это неустранимая помеха.

– Если бы я умерла…

– Вы… умерли? Вы так молоды.

– Взгляните на меня.

– Сейчас у вас небольшое недомогание. Вскоре вы поправитесь.

Барбари откинулась на подушки, ничего не сказав. Я продолжила:

– Это был странный разговор. Скажите мне, чего бы вы хотели поесть, и вам пришлют.

– Да, – сказала она, – странный разговор. Но я рада тому, что мы поговорили. Я решила, что вам следует знать…

В ее глазах появилось какое-то сонное выражение, и я подумала, что у нее, наверное, жар. Жар, который рождает в мозгу странные фантазии.

Я подошла к кровати и коснулась ее руки. Рука была холодной.

– Возможно, немножко бульона, а потом каплун. Я схожу и похлопочу об этом.

Ее взгляд провожал меня до двери. Я услышала ее шепот:

– Позаботься, Арабелла, позаботься о себе и о своем сыне.

Я спустилась вниз, чувствуя себя очень неуютно.

* * *

На следующий день Барбари стало гораздо лучше, и к ней вернулся ее прежний цинизм. Наверное, она сожалела о своей откровенности, потому что начала избегать меня, а через несколько дней уехала в Лондон.

Салли Нуленс сокрушенно покачивала головой и была непривычно разговорчивой.

– Я всегда жалела госпожу Барбари, – сказала Салли. – Она впуталась во все это, когда была почти ребенком, и не думаю, что хозяин Карлтон хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ей.

Мои губы сжались. Я не забыла о предположении Барбари относительно намерений Карлтона жениться на мне, если он сможет как-нибудь избавиться от нее. Второй брак по расчету, подумала я. Это не для меня, хозяин Карлтон. Я не могла не почувствовать удовлетворения: ведь его уже во второй раз лишила того, чего он желал больше всего на свете.

В то же время перспектива выглядела несколько зловеще: «Это человек, который не остановится, пока не добьется своего».

– Она совсем не бережет себя, – продолжала Салли. – Так всегда говорил хозяин Карлтон. Стоит ей серьезно заболеть, говорил он, и она сгорит как свеча.

– Он так говорил?

– О да, и не раз.

– Но Барбари молода, сильна и, судя по всему, ведет очень деятельную жизнь в Лондоне.

– Можно называть это и так, – сказала Салли Нуленс. – А хозяин Карлтон прав. Не такая уж она крепкая, и ей бы надо последить за собой. Обычно она приезжает сюда, когда ей нужно маленько отдохнуть. Она делает так уже года три, а то и больше.

– Ну что ж, надеюсь, это идет ей на пользу.

– Глупая девчонка… Живет такой жизнью! Вьется, как мотылек вокруг свечи.

– У вас сегодня на уме одни свечи, Салли. Надеюсь, вы прячете их подальше от детей.

– Да что вы, госпожа Арабелла, неужто вы думаете, что я такая дура?

– Я знаю, что вы превосходно управляетесь с детьми, Салли. Я вам благодарна.

– Ой, да вы и сами совсем еще девочка. А что касается мальчиков, так я их сегодня не могла загнать на обед. Они никак не хотели расстаться с воздушными змеями, которых вы привезли. Ли хочет запустить своего змея выше, чем Эдвин, а Эдвин пытается запустить выше, чем Ли. Просто не знаю, вечно они друг перед другом выставляются.

Салли была доброй и преданной детям женщиной. Мне вдруг подумалось: как было бы хорошо, если бы они никогда не выросли. Как было бы хорошо, если бы Карлтон уехал в Лондон и остался там. Мне не хотелось думать ни о нем, ни о том, что может прийти в его хитроумную голову.

Но после разговора с Барбари мысли мои приняли тревожное направление, и это отразилось в моих снах – дурацких снах с воздушными змеями и детскими ружьями.

Я помню сон, в котором Эдвин запустил воздушный змей, и, когда он взвился в небо, я увидела, что на нем нарисован Эверсли-корт. Пока я смотрела на него, он становился все больше и больше, и вот на лужайках появились люди, так что это был уже не рисунок. Потом я увидела Карлтона, бегущего к Эдвину и пытающегося отнять у него змея. Эдвин не сдавался и кричал: «Осторожно, мама! Осторожно!» А потом в меня со всех сторон полетели глиняные пули из игрушечного ружья… и от испуга я проснулась.

Совершенно глупые сны, однако они были характерны для моего душевного состояния. Лучше бы Барбари не делилась со мной своими размышлениями, но, раз уж они у нее были, мне следовало о них знать.

* * *

Приближалось Рождество тысяча шестьсот шестьдесят четвертого года. Мальчики готовились праздновать дни рождения – сразу после Рождества им должно было исполниться по пять лет. Стоял холодный день, снег падал крупными хлопьями, во всех комнатах топились камины. Мальчики стояли на коленях на приоконном сиденье в учебной комнате, любуясь летящим снегом, и вдруг Ли воскликнул:

– Кто-то едет!

– Я вижу мужчину. Он уже въезжает во двор, – подхватил Эдвин.

– Какой-то путник, – сказала я Салли. – Наверное, погода показалась ему слишком плохой. Сегодня у нас будет гость. Спущусь посмотрю, кто это.

Дети увязались со мной.

Карлотта уже была в холле. Когда зазвонил колокольчик, она открыла дверь, и на пороге появился мужчина.

– Добрый день! – воскликнул он. – Веселый добрый день! Ну и погодка! Впрочем, я рад оказаться дома!

Он удивленно взглянул на меня, а затем улыбнулся Карлотте.

– Ну, которая из вас моя племянница Карлотта? – спросил он.

Карлотта сделала шаг вперед. Он обнял и расцеловал ее.

– Твой отец дома?

– Да, я пошлю за ним. Вы, должно быть… – начала Карлотта.

– Твой дядюшка Тобиас, племянница. То есть дядя Тоби. Вернулся из Вирджинии. Надеюсь, прием окажется более теплым, чем погода.

На лестничной площадке показалась Матильда Эверсли, и он направился к ней.

– Матильда, дорогая моя сестра, а где Джон?

– Что? – воскликнула Матильда. – Вы, вероятно…

– Неужели ты меня не узнала? Ну да, минуло столько лет. Многое произошло с тех пор, как я уехал, верно?

За спиной жены показался лорд Эверсли.

– Да это Тобиас! – вскричал он. – Добро пожаловать, Тобиас! Все эти годы я думал, что ты погиб.

– Только не я, братец. Цел и невредим, как говорится. Ну что, как я и думал, вы все удивлены. Мне нужно выслушать кучу новостей и рассказать вам о себе.

– Для начала, – сказала Матильда, – ты должен как следует подкрепиться, а мы пока подготовим комнату. Карлотта…

– Я позабочусь об этом, мама.

– Дорогой мой Тоби… после стольких лет… мы думали…

– Что я умер. Да, я знаю, Джон только что сказал мне. Нет, старый пес еще жив, сестрица! Да, хорошо оказаться дома. Эверсли не слишком изменился. Я слышал, у вас здесь были трудные времена. Но теперь, надеюсь, все в порядке. Король вернулся. Поэтому я подумал, что пора и Тоби Эверсли сделать то же самое.

– Что за чудесный сюрприз! – сказал лорд Эверсли. – А у нас прибавление семейства. Это жена Эдвина.

– Как, у юного Эдвина есть жена? А где он сам? Воцарилось молчание, а затем лорд Эверсли сказал:

– Мне следовало назвать ее вдовой Эдвина.

– Ох!..

Дети, спустившиеся в холл, с изумлением таращились на пришельца.

– Мой внук, – с гордостью сказал лорд Эверсли. – Подойди, Эдвин, и поздоровайся со своим двоюродным дедушкой Тоби.

– Двоюродный дедушка, – повторил Эдвин, с восхищением глядя вверх.

– Да, мой мальчик, я твой двоюродный дедушка. Думаю, мы с тобой подружимся.

– Я подружусь, – согласился Эдвин.

– Я тоже! – воскликнул Ли, выскочив вперед.

– Еще один племянник? – спросил Тобиас.

– Нет… Ли – приемный ребенок.

– Видно, мне многое придется узнать, – вздохнул Тобиас.

– Для начала садись за стол, – сказала Матильда.

– Как хорошо оказаться дома! – радостно ответил Тобиас.

* * *

Итак, это был Тоби, дядя Эдвина. Семья так привыкла считать его погибшим, что мне даже не рассказывали о нем. Насколько я понимала, он был средним братом отцов Эдвина и Карлтона, должно быть, года на два моложе лорда Эверсли, но бронзовый цвет лица и довольно пышная шевелюра делали его гораздо моложе.

Он колоритно дополнял семейство, и вскоре стало ясно, что он намерен обосноваться здесь. Будучи очень общительным, дядя Тоби завоевал огромную популярность. Его слабостью было пристрастие к вину, и обычно он задерживался за столом после обеда и пил до тех пор, пока не становился совсем добродушным и очень разговорчивым.

Дядя Тоби сделал состояние на табаке в Вирджинии и был богат. Он давным-давно хотел вернуться домой, но, не чувствуя симпатии к пуританам, выжидал до тех пор, пока до него не дошли вести о возращении короля.

– И не спорьте, – говорил он, грозя мне пальцем, как будто я действительно собиралась спорить с ним. – У меня там была масса дел. Я не мог просто так встать и поехать… Проворачивая такие дела… О нет, дорогие мои! Мне нужно найти управляющих, людей, которым я мог бы доверять. Я не собирался сворачивать свои дела. Если вернутся «круглоголовые», я опять вернусь туда. Я не собираюсь жить здесь при них, это точно.

– Они никогда не вернутся, – уверял его лорд Эверсли. – Люди сыты ими по горло.

– Ну, тогда я осяду здесь… до тех пор, пока вы будете меня терпеть.

– Дорогой мой Тоби! – сказал его брат. – Этот дом твой в такой же степени, как и мой.

Тоби кивнул. Его глаза слегка затуманились.

– И что только творят с человеком родные места? – спросил он. – Они задевают тебя за живое… проникают в кровь. Их не забываешь, как бы далеко ты ни забрался. А если к тому же у тебя там родственники – ну, тогда уж совсем… – Он пристально взглянул на меня. – А вы знаете, что, если бы не юный господин Эдвин, наследником был бы я, верно, братец?

Лорд Эверсли подтвердил, что это и в самом деле так.

– Ничего, – ответил Тоби, гулко расхохотавшись – Судя по всему, ты переживешь меня. Я больше тебя люблю бутылочку, братец. А говорят, что если пьешь помаленьку, то это на пользу желудку, а если перебираешь, так кишки горят. Ну вот, дамы возмущены, простите. Я несколько загрубел в странствиях. А что там с парнишкой Гарри?

– Его зовут Карлтон, – подсказала Матильда. – О, он здесь. Я уверена, что он скоро сюда приедет. Он постоянно разъезжает между замком и Лондоном.

– Я хорошо помню Карлтона. Ему было годика два, когда я уехал. Вот это был мальчишка! Помню, как он задавался, уже считая себя владельцем замка. Конечно, тогда мы не думали, что у тебя появится сын, а я собирался в путешествие и все решили, что меня по пути съедят акулы или индейцы. Юный Карлтон был очень самоуверен, как я припоминаю. Пришлось ему на шаг отступить, верно?.. Ну ладно, неважно. У нас есть юный Эдвин, чудесный молодой человек, а? Мадам, я поздравляю вас с тем, что вы подарили нам столь великолепного наследника.

Он продолжал болтать, а я, нужно признать, ощутила несколько недостойное удовлетворение оттого, что Карлтону пришлось отступить еще на шаг назад.

* * *

Дети были восхищены дядей Тоби. Будучи большим любителем поговорить (к тому же обожающим свой голос, как заметила Карлотта), он нуждался в чуткой аудитории. По утрам его разговоры казались занимательными, к вечеру они несколько утомляли; но дети, разумеется, слушали его по утрам. Они были готовы забросить свои воздушные змеи, свои игрушечные ружья и трубы, лишь бы сидеть у его ног и выслушивать занимательные истории. Я тоже присоединялась к ним. Чаще всего он рассказывал о капитане Смите, который был его кумиром и которого он называл основателем Вирджинии.

– Названной, мои милые, в честь королевы-девственницы человеком по имени Уолтер Рэйли.

Дядя Тоби рассказывал нам про Уолтера Рэйли и про то, как он стал фаворитом королевы, бросив свой плащ в грязь, когда королева выходила из кареты, и не позволив ей тем самым испачкать ее прелестные башмачки.

Рэйли привез в Англию табак, а табак произрастал в Вирджинии, и именно табак сделал его богатым человеком.

Я хорошо помню горящие неподдельным интересом личики детей; время от времени, когда описывались самые ужасные приключения, они повизгивали от восторга. К ним примкнула и Частити. Она стала такой же страстной почитательницей дяди Тоби, как и мальчики.

А какие истории он рассказывал о капитане Джоне Смите, который еще мальчиком решил стать великим искателем приключений!

– Я тоже собираюсь стать великим искателем приключений! – подпрыгивая, кричал Ли.

Его глазки сияли, он был очень похож на свою мать. Я вспомнила, как она говорила о необходимости пускаться в авантюру для достижения жизненных благ, если они сами не идут тебе в руки.

Эдвин сказал, что он тоже был бы не прочь этим заняться, но ему придется оставаться дома, чтобы присматривать за Эверсли.

Значит, он уже знал. Наверное, он прислушивался к нашим разговорам.

Дядя Тоби потрепал его по головке.

– О да, мальчик, – сказал он. – Тебе придется содержать это местечко в порядке, а это тоже, я тебе доложу, приключение.

– Я поеду в Вирджинию, – похвастался Ли, – а потом вернусь и… и… буду вам про это рассказывать.

– А пока давайте послушаем дядю Тоби, – предложила я.

Все были не против, и мы узнали о том, как капитан Смит присоединился к Христианской армии и отправился воевать с турками, о том, как он в одном бою убил сразу трех турок, как потом стал пленником неверного Тимора и ему не шею надели железный ошейник, как он сумел обмануть Тимора и бежал, поборов все трудности, и как, наконец, он высадился в Вирджинии, где его жизнь спасла прекрасная принцесса-индианка Покахонтас.

Дети были совершенно зачарованы рассказами дяди Тоби. Теперь у них появились новые игры. Ли хотел быть Джоном Смитом, как, впрочем, и Эдвин. Но он почти всегда уступал, соглашаясь играть Тимора. А в истории с Покахонтас Частити была принцессой, Ли – Джоном Смитом, Эдвин – вождем индейцев, собиравшимся погубить Джона.

Я сказала Эдвину:

– Не позволяй Ли забирать все главные роли.

Эдвин взглянул на меня, улыбнулся своей прекрасной безмятежной улыбкой и объяснил:

– Но, мама, он не согласится играть, если не получит эти роли, а мне хочется поиграть.

Я расцеловала его, но про себя подумала, что Ли становится все больше и больше похож на свою мать.

Нельзя было ожидать от Тоби, привыкшего вести столь бурную жизнь, что он осядет в Эверсли-корте. Он хотел быть в курсе всех событий, происходящих в стране, и для этого ему надо было попасть ко двору. Там было множество людей, которых могли заинтересовать его рассказы о путешествиях, и брат обещал представить его королевской чете. В Эверсли приехал Карлтон. Мне хотелось присутствовать при его встрече с дядей Тоби. Было интересно, как он все это воспримет. Но, когда я увидела их вместе, он уже, видимо, успел прийти в себя от изумления и, как я предполагала, от огорчения.

Однажды во время верховой прогулки мы оказались рядом с Карлтоном, и я спросила его, как он относится к возвращению дядюшки.

– Всегда интересно, когда в дом возвращаются члены семьи.

– Странно, что я никогда не слышала о нем.

– Мы считали его погибшим. Корабль, на котором он, по нашим сведениям, отправился, пошел ко дну. Дяде Тоби всегда потрясающе везло. В самый последний момент он решил сменить корабль, но его любящая семья считала, что потеряла его навеки.

– И все эти годы, вплоть до вашего десятилетия, вы ходили с задранным носом, считая себя наследником Эверсли, в то время как настоящий наследник сколачивал свое состояние в Вирджинии!

– Чистая чепуха! Да и какое это имеет значение? Вскоре родился Эдвин, имевший приоритет перед Тобиасом, а теперь вы одарили нас другим Эдвином, которому и принадлежат все права.

– Тем не менее, права дяди Тоби превышают ваши.

– Ни у кого нет никаких прав, пока у нас есть драгоценный Эдвин.

– Тоби очень мил с ним.

– Кого же не очарует столь совершенное дитя?

– А вас?

Карлтон насмешливо взглянул на меня.

– Очарован ли я Эдвином? Что за вопрос! Вы же знаете, я без ума от него. Хотя, прошу прощения, мне кажется, что в данный момент он более всего склонен прятаться за юбки мамочки и Эллен, позволяя юному господину Ли быть властелином детской. Эту ситуацию необходимо изменить.

– Как?

Он склонился ко мне.

– Очень скоро, дорогая кузина, я собираюсь помочь вам сделать из Эдвина мужчину.

– Я не потерплю вашего вмешательства! – резко ответила я.

Карлтон рассмеялся.

– Лишь для блага Эверсли! – воскликнул он и пустил коня в галоп.

* * *

Дядя Тоби уехал в Лондон вместе с Карлтоном и лордом Эверсли. Мы очень скучали по нему, и дети постоянно спрашивали, когда он вернется назад. Впрочем, оба мальчика в это время увлеклись ездой на пони, и Джаспер каждый день занимался с ними. Я настаивала на том, чтобы он удерживал их на корде, за исключением тех случаев, когда занятия проводились во дворе, и даже тогда у меня обрывалось сердце, если я видела, что Эдвин пускает своего скакуна в галоп.

Джаспер сказал:

– Хозяин Карлтон прав, госпожа, вы уж больно нянчитесь с мальчиком. Вы его хотите держать в стеклянной коробочке.

– Он еще совсем маленький, Джаспер, – возразила я.

Джаспер что-то проворчал. Он вообще был очень угрюмым человеком и не нравился мне. Я знала, что он мечтает о возвращении времен, когда улыбка считалась грехом. В одном я была уверена: его дочь Частити жила сейчас гораздо более счастливо, чем до восстановления монархии.

Я не забыла о том, что Джаспер заподозрил меня и донес на нас. Меня удивило, что его оставили в Эверсли, однако лорд Эверсли был очень справедливым человеком и считал, что у Джаспера есть право иметь свое мнение. Ведь он не скрывал своих убеждений, был искренним пуританином и такие люди, как он, будут всегда. Хороший конюх, Джаспер всегда превосходно исполнял свои обязанности.

К моему удивлению, Карлтон согласился с ним. Он так объяснил это:

– Теперь Джаспер просто не сможет донести на нас. К кому он пойдет со своими доносами? Он имеет право на собственные взгляды. В конце концов, вся война и велась за это. Король будет первым, кто согласится с таким мнением.