Текст книги "Белая королева"

Автор книги: Филиппа Грегори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Значит, эту девочку Анну Невилл отдадут Эдуарду? – спросила я, мгновенно представив себе Анну и отвлекаясь от нашей основной темы. – Этому чудовищу? И все ради того, чтобы помешать ее отцу вести двойную игру?

– Безусловно! – подтвердила моя мать. – Ей всего четырнадцать, и ее собираются выдать за мерзкого мальчишку, которому с одиннадцати лет было разрешено самому выбирать вид казни для своих врагов. Его специально воспитывали, превращая в настоящего дьявола. Наверное, теперь бедная Анна Невилл пытается понять, для чего же ее растили: сделать королевой или бросить прямо в ад, где ей суждено гореть в вечном огне вместе с грешниками.

– Но ведь для Георга тогда все меняется, – рассуждала я. – Одно дело – воевать с собственным братом и надеяться, убив его, унаследовать трон и корону, но теперь-то что? С какой стати Георг станет противостоять Эдуарду, если эта война ничего ему не даст? Зачем ему теперь-то с родным братом сражаться? Чтобы посадить на трон короля, а затем и принца из династии Ланкастеров?

– Полагаю, Георгу и в голову не приходило, что может случиться нечто подобное, когда он отправился в это плавание вместе с беременной женой на сносях и тестем, твердо решившим отвоевать для него английскую корону. Но теперь Георг потерял своего новорожденного сына и наследника, и его тесть сообразил, что Анну тоже вполне можно сделать английской королевой. В общем, перспективы у Георга и впрямь далеко не радужные. Полагаю, у него хватило здравого смысла понять это. А ты как считаешь?

– Если и не хватило, то советчики ему подскажут.

Наши глаза встретились. Мне никогда не нужно было ничего говорить матери: она понимала меня без слов, как, впрочем, и я ее.

– Так может, стоит перед обедом навестить королеву-мать? – спросила она.

Я сняла ногу с педали прялки и рукой остановила колесо.

– А давай прямо сейчас ее навестим, – предложила я.

Королева-мать вместе со своими фрейлинами шила напрестольную пелену, одна из дам читала вслух Библию. Герцогиня Сесилия славилась своей набожностью; ее подозрения насчет того, что наше семейство недостаточно богобоязненно – а может, мы и вовсе язычники, колдуны и ведьмы! – всегда были причиной ее неприязненного и даже слегка опасливого отношения ко мне. Даже годы, которые я прожила в браке с ее сыном, ничуть не изменили ее точку зрения. Сесилия совершенно не желала мириться с тем, что Эдуард все-таки женился на мне, и даже теперь, когда я на деле доказала и свою плодовитость, и прочие качества хорошей жены, она ненавидела меня по-прежнему. Она обращалась со мной так неучтиво и злобно, что Эдуард даже подарил ей Фотерингей, лишь бы держать ее подальше от лондонского двора. Если честно, меня набожность Сесилии отнюдь не впечатляла: если уж она действительно такая добрая христианка, то почему не воспитала получше своего любимчика Георга? И если Господь действительно так ей покровительствовал, как она утверждала, то почему дал погибнуть ее мужу и сыну Эдмунду? Когда мы вошли, я склонилась в реверансе, и Сесилия, поднявшись, тоже низко мне поклонилась, затем кивком велела своим фрейлинам собрать шитье и отойти в сторонку. Она прекрасно понимала: я явилась не для того, чтобы узнать о ее самочувствии. Между нами по-прежнему не было ни капли любви, и я догадывалась, что никогда не будет.

– Какая честь для меня, ваша милость, – ровным тоном произнесла Сесилия.

– Что вы, матушка-королева, – с улыбкой отозвалась я, – это для меня большая честь и удовольствие видеть вас!

Сели мы все одновременно, избегнув необходимости решать, кому садиться первой. Мать Эдуарда выжидающе на меня смотрела, рассчитывая, что я первая заговорю.

– Я так вам сочувствую! – сладким голосом промолвила я. – Не сомневаюсь, вы очень тревожитесь о судьбе нашего Георга – он ведь сейчас так далеко от родного дома, его объявили предателем, и он, в общем, оказался в ловушке вместе с этим негодяем Уориком, заставившим его отречься от родного брата, от своей семьи. Да еще и первенец Георга, я слышала, умер, и сам он пребывает в большой опасности.

Герцогиня Сесилия моргнула. Она явно не ожидала, что я стану беспокоиться о ее любимчике Георге.

– Разумеется, было бы неплохо, если бы он со всеми помирился, – осторожно ответила она. – Это всегда так печально, когда ссорятся родные братья.

– Увы, до меня дошли известия о том, что Георг, как это ни грустно, намерен порвать со своей семьей, – жалобно продолжала я. – Перебежчик! Он ведь решился пойти не только против родного брата, но и против родного дома, против вас!

Сесилия посмотрела на мою мать, надеясь, что та пояснит мои слова.

– Он принял сторону Маргариты д'Анжу! – без обиняков заявила моя мать. – Ваш сын, йоркист, собирается воевать за короля Ланкастеров! Позор!

– И наверняка потерпит поражение: ведь победа всегда остается за Эдуардом, – тут же вставила я. – И тогда Георга придется казнить как предателя. Разве сможет Эдуард пощадить его, даже во имя братской любви, раз он согласился принять цвета Ланкастеров? Только представьте себе, как он пойдет на смерть с красной розой на шляпе! Какой позор для вас, Йорков! Что бы чувствовал его отец?

Судя по всему, Сесилия действительно пришла в ужас.

– Мой сын никогда бы не перешел на сторону Маргариты Анжуйской! – воскликнула Сесилия. – Ведь она была злейшим врагом его отца!

– Маргарита Анжуйская велела насадить голову его отца на пику и выставить у ворот Йорка, – напомнила я. – И все же Георг теперь ей служит. Разве такое можно простить? Кто из нас сможет простить ему такое предательство?

– Я в это не верю! – негодовала королева-мать. – Возможно, его соблазнили, заманили, заставили силой… Это все, конечно, Уорик! Ведь Георгу очень непросто: он вечно оказывается вторым после Эдуарда! И потом он…

Сесилия прикусила язык, но мы и так поняли, что она хочет сказать. Георг ревнив и завистлив, он завидует всем на свете: своему брату Ричарду, Гастингсу, мне, моим родным. Впрочем, нам было ясно и то, что именно она, герцогиня Сесилия, забила Георгу голову всякими дикими мыслями о том, что Эдуард – не законный сын своего отца, а бастард и потому не имеет права на наследство, а значит, настоящим наследником является он, Георг.

– Да и какой… – снова подала голос Сесилия.

– Какой ему от этого прок? – легко закончила я за нее. – Теперь мне ясно, как вы к нему относитесь, матушка-королева. Действительно, Георг всегда думает только о собственной выгоде и никогда – о верности, о данном кому-то слове, о своей чести. Что ж, Георг есть Георг. Но по-моему, никакой он не Йорк!

Сесилия вспыхнула, услышав последнюю фразу, но отрицать ничего не стала: даже ей было ясно, что Георг чрезвычайно эгоистичен и испорчен, способен, точно флюгер, в любой момент повернуться в ту сторону, куда дует ветер.

– Вступая в сговор с Уориком, Георг был уверен, что Уорик сделает его правителем, – почти грубо заявила я. – Затем оказалось, что никому не нужен такой король, как Георг, если есть такой король, как Эдуард. И лишь два человека во всей стране по-прежнему считали, что Георг значительно лучше моего мужа.

Сесилия молчала.

– Это сам Георг и вы! – отчеканила я. – А потом он бежал вместе с Уориком, потому что не осмеливался даже в глаза Эдуарду посмотреть, поскольку в очередной раз его предал. И вот теперь он обнаружил, что планы Уорика совершенно переменились. Что Уорик не собирается сажать его, Георга, на трон, а намерен выдать свою дочь Анну замуж за Эдуарда Ланкастера, которого и сделает королем, а сам, таким образом, превратится в королевского тестя. А Георг и Изабелла, с точки зрения Уорика, теперь уже для столь высоких целей не годятся. Вот Уорик и сделал ставку на Эдуарда Ланкастера и Анну. Так что самое большее, на что нынче может надеяться Георг, – это стать каким-то там свойственником узурпатора из династии Ланкастеров. И это вместо того, чтобы по-прежнему быть родным и любимым братом законного короля Йорка!

Герцогиня Сесилия кивнула в знак согласия.

– Так что выгоды маловато, – заметила я. – Не слишком большое вознаграждение за проделанную работу и смертельный риск.

Я взяла паузу, давая своей свекрови возможность обдумать услышанное, затем нарочито задумчивым тоном прибавила:

– Хотя, пожалуй, если бы теперь Георг в очередной раз переметнулся – то есть перешел на сторону брата, признал свою вину и подтвердил свою преданность, – Эдуард, наверное, принял бы его и, возможно, даже простил.

– Правда? Он бы его простил?

– Это я могу вам обещать, – заверила я.

Разумеется, я умолчала, что уж я-то никогда Георга не прощу; что для меня и он, и Уорик – покойники; они стали для меня покойниками с тех пор, как подло казнили моего отца и брата на пустошах Эджкота. Я твердо знала: вскоре Георга и Уорика ждет гибель, что бы они ни предпринимали. Их имена, написанные моей кровью, по-прежнему хранились в потемневшем серебряном медальоне, в моей шкатулке с драгоценностями, и не должны были увидеть свет солнца до тех пор, пока хозяева этих имен не окажутся в стране вечной тьмы.

– Было бы неплохо, – как бы невзначай вмешалась моя мать, глядя в окно на клубящиеся облака, – если б Георг – ведь он еще так молод и лишен сейчас хороших советчиков – от кого-нибудь узнал, допустим, во время частной беседы, что может без опаски приехать и помириться с братом. Порой молодым людям необходим добрый совет. Им достаточно всего лишь намекнуть, что они свернули не туда, но еще успеют вернуться на ровную дорогу. Такой прекрасный молодой человек, как Георг, не должен сражаться за Ланкастеров и умирать с красной розой на шлеме! Ему следует быть заодно со своей семьей, со своими братьями, которые его любят.

Мать остановилась, давая Сесилии возможность хорошенько проникнуться этой идеей. Я была в восторге: со своей задачей моя мать справлялась просто блестяще!

– Если бы кто-то мог передать вашему мальчику, – продолжила она, – что его ждут дома, что вы с радостью примете назад своего блудного сына! Тогда братья Йорки снова смогли бы объединиться, и Йорк воевал бы на стороне Йорка, а сам Георг при этом ничего не потерял бы, оставшись по-прежнему братом английского короля и герцогом Кларенсом. Да и мы приложили бы все усилия, чтобы Эдуард полностью восстановил Георга в правах. Вот в чем его будущее. Но если он пойдет иным путем – кем его тогда будут считать? – Моя мать замолкла, словно пытаясь понять, кем же тогда станут считать любимого сынка герцогини Сесилии, и наконец отыскала нужные слова: – Полным ничтожеством!

Герцогиня Сесилия резко встала, моя мать спокойно поднялась. А я продолжала сидеть, улыбаясь своей свекрови и позволяя ей сколько угодно возвышаться предо мною.

– С вами всегда так приятно говорить, – сказала Сесилия дрожащим от гнева голосом.

Только теперь встала и я. Положив руку на свой выпирающий живот, я подождала, пока она первой мне поклонится.

– И мне всегда так приятно говорить с вами, – любезно ответила я. – Доброго вам дня.

Все, дело было сделано. И это оказалось легче, чем навести магические чары. Без лишних слухов – даже Эдуард так ничего и не узнал об этом – одна из фрейлин королевы-матери вдруг решила навестить свою задушевную подругу Изабеллу Невилл, жену Георга. Скрыв лицо под густой вуалью, эта дама села на корабль, прибыла в Анжер, отыскала там Изабеллу, но не стала зря тратить время, без конца выслушивая ее слезные жалобы, а встретилась с Георгом и поведала ему, как нежно мать его любит и как она о нем тревожится. Георг, в свою очередь, сообщил, что его все больше беспокоит отношение к нему его основного союзника, которому он не только поклялся в верности, но и приходится зятем. Кроме того, Георг выразил опасения, что Господь не благословил его брак с Изабеллой, поскольку их младенец умер во время того ужасного шторма, да и все остальное идет наперекосяк с тех пор, как он на ней женился. Тогда как с ним, Георгом, попросту не должно было случиться ничего столь неприятного, он в этом уверен. Но теперь у него такое ощущение, будто его со всех сторон окружают враги, старинные враги его семейства, и – что еще хуже – он и среди них играет вторую роль. В общем, Георг – вот уж действительно сума переметная! – велел этой фрейлине передать матери, что он переправится на английский берег вместе с вражеской армией Ланкастеров, но, едва ступив на землю родного королевства, сразу же доложит любимому брату, где именно они высадились и какими силами располагают. Он сделает вид, будто действует с ланкастерцами заодно, будучи свойственником сыну Маргариты и принцу Уэльскому, но, как только начнется битва, он нападет на врагов с тыла и мечом проложит себе путь в стан своих родных братьев. Он снова станет истинным сыном Йорка, одним из его троих сыновей. И теперь мы можем полностью на него положиться, поскольку он готов уничтожить не только своих нынешних друзей, но даже семью своей жены. Он предан Йоркам и в глубине души всегда был им предан.

Мой муж принес мне столь ободряющие новости, совершенно не подозревая, что все это дело рук женщин, как всегда плетущих свои козни в обход мужчин. В этот момент я как раз прилегла отдохнуть и, положив руку на живот, слушала, как внутри возится ребенок.

– Разве это не замечательно! – искренне радовался Эдуард. – Георг к нам вернется.

– Знаю, ты любишь Георга, – отозвалась я, – но, по-моему, даже ты должен признать, что он – совершеннейшая змея и не способен никому хранить верность.

Мой великодушный муж только улыбнулся и добродушно заметил:

– Ну так ведь это же Георг. Тебе не стоит быть к нему слишком строгой. Он привык быть всеобщим любимцем, его всегда заботили лишь собственные удовольствия.

Я заставила себя улыбнуться Эдуарду.

– А я и не сужу его слишком строго, – возразила я. – И рада, что он снова с тобой заодно.

И про себя добавила: «Но он все равно покойник!»

ЛЕТО 1470 ГОДА

Я торопилась следом за мужем, поддерживая руками свой большой живот, а за нами по длинным извилистым коридорам Вестминстера бежали слуги с его вещами.

– Ты не можешь меня оставить! Ты же поклялся, что будешь со мной рядом, когда родится малыш! Наш мальчик! Твой сын! В такой момент ты должен быть со мной!

Эдуард обернулся, лицо его было мрачно.

– Милая, у нашего сына не будет ни трона, ни королевства, если я немедленно туда не отправлюсь. Свойственник Уорика, Генри Фицхью, поднял весь Нортумберленд! И у меня нет ни капли сомнений, что сам Уорик нанесет удар с севера. А чуть позже и Маргарита высадится со своей армией на юге. Наверняка она сразу двинется на Лондон, чтобы освободить своего супруга из Тауэра. Нет, я должен ехать! И как можно скорее. Ведь мне придется сначала разбираться с одним противником, а затем быстро развернуться на юг и успеть перехватить второго – иначе Маргарита со своими наемниками может до тебя добраться. Я не могу этого допустить. Как видишь, милая, у меня нет времени даже спорить с тобой, хотя эти споры всегда доставляют мне несказанное удовольствие.

– А как же я? Что будет со мной и с нашими девочками?

Эдуард что-то негромко приказал одному из своих помощников, семенившему с ним рядом с грифельной доской в руках, затем снова зашагал в сторону конюшни. Впрочем, там Эдуард остановился лишь на мгновение и что-то крикнул своим конюшим. Его гвардия поспешно облачалась в доспехи и проверяла оружие, сержанты громогласно приказывали войску строиться. В повозки грузили палатки, вооружение и продовольствие. Огромная армия Йорка снова выступала в поход.

– Тебе придется перебраться в Тауэр. – Эдуард резко затормозил и обернулся ко мне. И я поняла: придется подчиниться. – Я должен быть уверен, что ты в безопасности. Всем вам, в том числе и твоей матери, следует немедленно отправиться в королевские покои Тауэра и там готовиться к появлению ребенка. Ты же знаешь: я вернусь, как только смогу.

– Но зачем мне прятаться, ведь наш враг далеко, в Нортумберленде? Зачем мне переселяться в Тауэр, если битва состоится за сотни миль отсюда?

– Затем, что одному дьяволу известно, где именно высадятся Уорик и Маргарита, – ответил Эдуард. – По моим предположениям, они могут разбить войско надвое и одну его часть направить на север на поддержку тамошнего мятежа, а вторую – в Кент. Но это еще вопрос. От Георга я пока известий не получал и не представляю даже, какие у наших противников планы. А что, если они поднимутся на кораблях вверх по Темзе и атакуют Лондон, пока я буду сражаться в Нортумберленде? Любимая, будь же храброй, будь настоящей королевой! Переселяйся вместе с девочками в Тауэр, там все вы будете в безопасности. Только тогда я смогу спокойно сражаться, победить и вскоре вернуться.

– А мои сыновья? – прошептала я.

– Твои сыновья отправятся со мной. Не беспокойся, им в походе ничего не будет угрожать – я сделаю все для этого. Однако, Елизавета, им тоже давно пора принять участие в настоящей битве.

Ребенок, словно протестуя, вдруг с такой силой принялся брыкаться у меня в животе, что я невольно примолкла на мгновение и воскликнула:

– Боже мой, Эдуард, когда же наконец мы действительно будем в полной безопасности?!

– Когда я одержу над врагами полную победу, – ровным голосом произнес он. – А теперь, любимая, отпусти меня, чтобы я мог эту победу одержать.

И я его отпустила. По-моему, никто в мире не мог бы тогда переубедить Эдуарда. Потом я сообщила девочкам, что мы остаемся в Лондоне и переезжаем в Тауэр. Мне было известно, что этот дворец они особенно любят. Я объяснила дочерям, что их отец и сводные братья должны вновь отправиться на битву с плохими людьми, которые по-прежнему хотят посадить на трон старого безумного короля Генриха, хотя тот давно уже стал узником Тауэра – его комнаты находились прямо под королевскими покоями – и проводит время в безмолвных молитвах. Но, объясняла я дочерям, их отец вскоре непременно приедет к нам живым и невредимым. Однако ночью я услышала, как девочки плачут: им снились страшные сны о злой королеве, безумном короле и нехорошем дяде Уорике. Пришлось снова пообещать им, что король непременно вскоре победит всех этих плохих людей и вернется домой вместе с нашими мальчиками, ведь он дал мне слово. И он никогда не проигрывал сражений, так что победа ему обеспечена!

Но на этот раз все сложилось иначе.

На этот раз Эдуарду не удалось добиться победы.

Эдуард и его ближайшие соратники – мой брат Энтони, его брат Ричард, сэр Уильям Гастингс и еще несколько человек, – находясь в Донкастере, еще до рассвета были внезапно разбужены двумя королевскими менестрелями, которые, возвращаясь пьяными домой после бурной ночи, проведенной в компании шлюх, случайно заглянули за стены замка и вдруг увидели на дороге приближающиеся факелы. Это были передовые вражеские отряды, и то, что они решили напасть неожиданно, ночью, являлось верным признаком того, что ими командует Уорик. Он и сам явно находился где-то неподалеку, на расстоянии часа, а может, и нескольких минут пути от замка, и был намерен взять короля в капкан, прежде чем король и его ближайшее окружение сумеют воссоединиться с остальной армией. Весь север был поднят Уориком и готов за него сражаться. На захват Эдуарда и его людей хватило бы, наверное, и нескольких минут. Там, на севере, влияние Уорика было необычайно велико, к тому же его брат и зять тоже пошли против Эдуарда, решив встать на сторону своего родственника и защищать плененного короля Генриха VI. В общем, войско Уорика должно было оказаться у ворот замка максимум через час. И на этот раз никто не сомневался: пленных Уорик брать не станет.

Эдуард немедленно отправил моих сыновей обратно в Лондон, ко мне, а сам вместе с Ричардом, Энтони и Гастингсом во весь опор помчался верхом сквозь ночную тьму, надеясь уйти от людей Уорика, поскольку был уверен: их, Эдуарда и его сторонников, безусловно, ждет казнь. Однажды Уорик уже попытался держать Эдуарда в плену, как и мы держали в Тауэре Генриха, и эта неудачная попытка показала, что в схватке с Эдуардом окончательную победу Уорик может обрести, только убив своего соперника. Уорик больше не собирался дожидаться, когда король признает свое поражение. На этот раз, несомненно, Уорик хотел видеть Эдуарда мертвым.

Во время столь поспешного ночного бегства мой муж, разумеется, не имел возможности послать мне хоть какую-то весточку, и я не знала ни того, где мы с ним снова встретимся, ни куда он направляется. Впрочем, вряд ли он и сам знал. Эдуард мог лишь нестись прочь от верной гибели. Мысли о том, как вернуться, пришли к нему позднее. А в ту ночь король и его верные друзья всего лишь пытались спасти себе жизнь.