Текст книги "Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования"

Автор книги: Филип Шенон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Рассел:

– Вам не приходилось меня упрашивать. Вы всегда меня просто просили.

Джонсон:

– Нет, все уже сделано. Все уже объявлено… черт.

Опубликовано? Наконец Рассел понял, что сделал Джонсон: пресс-релиз с его именем был уже передан журналистскому корпусу Белого дома.

Рассел:

– Вы имеете в виду, вы его выпустили…

Джонсон:

– Да, сэр, я уже передал его… Оно уже в газетах, и там твоя фамилия, и ты будешь там моим человеком.

Рассел:

– Похоже, вы используете меня в своих интересах, господин президент.

Джонсон:

– Я не использую тебя.

В этот момент Джонсон как будто вспомнил, с кем он разговаривал – то был его политический наставник, человек, который был ему ближе многих родственников. Он умолял Рассела не забывать о том, как много он может сделать для него теперь, когда он стал президентом:

– Я буду тебя использовать по полной, друг мой, потому что ты меня сделал, и я это знаю и никогда не забуду… Я протеже Рассела, и я не забываю друзей.

Рассел:

– Черт, просто мне не нравится Уоррен.

Джонсон:

– Конечно, он тебе не нравится, но он тебе понравится по ходу дела.

Рассел:

– У меня к нему нет никакого доверия.

Джонсон:

– А ты ему доверяй, черт побери! Общайся с ним. Мне нужен был человек в комиссию. Теперь у меня он есть.

Рассел сдался.

– Вы прекрасно знаете, что ради блага страны я сделаю это, и я сделаю это для вас. Я только очень надеюсь, что в следующий раз вы будете немного внимательнее к другим. Но на этот раз, конечно, если вы уже все это запустили, я сделаю это, и пойду до конца, и буду говорить, что все это прекрасно придумано.

Последние слова – «все это прекрасно придумано» – Рассел произнес с нескрываемым сарказмом.

Прежде чем повесить трубку, Рассел в последний раз попытался предостеречь Джонсона:

– Я думаю, вы поступили неправильно, пригласив Уоррена, и я, черт побери, точно знаю, что и со мной вы также неправы, но мы оба попытаемся сделать все, что в наших силах.

– Я думаю, именно так вы и сделаете, – отозвался президент. – Потому что вы оба – настоящие американцы. Спокойной ночи.

На следующей неделе Уоррену пришлось объяснять своим коллегам из Верховного суда, почему он согласился возглавить комиссию, хотя на протяжении многих лет твердил, насколько пагубно для членов Верховного суда заниматься делами, не относящимися к их прямым обязанностям19.

Позднее в разговоре с Дрю Пирсоном он говорил, что его коллеги, за исключением судьи Голдберга, самого нового члена суда, были в негодовании. «Все члены Верховного суда ругали его на чем свет стоит», – писал Пирсон в своем дневнике ²⁰ . Судьи Уильям Бреннан и Джон Маршалл Харлан обвиняли его в лицемерии, напомнив ему, как он сам говорил, что «члены суда должны заниматься своим рукоделием и не браться за дела, не входящие в круг их обязанностей».

Часть вторая
Расследование

^{Кадр 371 из фильма Запрудера. 22 ноября 1963 г.}

Глава 6

Кабинет председателя Верховного суда

Верховный суд

Вашингтон, округ Колумбия

декабрь 1963 года

Председатель Верховного суда опасался, что Рождество пройдет скверно, да и грядущий год не сулил ничего хорошего. Дети Уоррена рассказывали, что убийство Кеннеди потрясло и отца, и мать так, как не потрясало их ни одно событие. Младший из шести детей Уорренов, Роберт, рассказывал: «Они никак не могли уяснить, как такое было возможно. С тех пор они уже не были прежними». Другой сын, Эрл-младший, говорил, что впервые видел «скорбь на лице отца». Согласившись возглавить комиссию, Уоррен «снова и снова переживал это трагическое событие. Ему было нестерпимо больно возвращаться к этому снова и снова». В тот год председателю Верховного суда очень хотелось провести праздники дома, в Северной Калифорнии, с детьми, внуками, старинными друзьями, насладиться декабрем в окрестностях Сан-Франциско, где в эту пору бывали и теплые, солнечные дни. К суровой вашингтонской зиме он так и не привык. Все годы, когда он работал в суде, Уоррен уезжал на праздники в Калифорнию. Однако теперь, уступив уговорам президента Джонсона, он ожидал, что его вынудят остаться в столице на все каникулы. Ему нужно было организовать работу комиссии, к зимним слушаниям в Верховном суде он был уже готов. Дела, над которыми предстояло поработать в следующем году, включали судьбоносное дело о Первой поправке – « The New York Timesпротив Салливана». Прения, назначенные на 6 января, были призваны расширить положения о свободе слова, оговоренные в Первой поправке. Еще несколько дел, прения по которым завершились в конце 1963 года, ожидали постановлений. За девять дней до убийства суд заслушал прения сторон по знаменательному делу об избирательном праве – «Рейнольдс против Симса»; исход дела позволил бы Верховному суду принудить все 50 штатов к принятию правила «один человек – один голос» при выборах в законодательные собрания штатов.

По счастью, в свои 72 года Уоррен обладал прекрасным здоровьем. Он гордился тем, что все еще полон сил и может много работать в Верховном суде, несмотря на то что многие из его коллег, служивших у окружного прокурора в Окленде и у губернатора Сакраменто уже собирались подавать в отставку. Несколько его старых калифорнийских друзей, к его прискорбию, уже умерли.

Согласившись возглавить комиссию, Уоррен взвалил на себя две работы. Он решил не сокращать свою деятельность в Верховном суде. Пробыв председателем десять лет, Уоррен видел, что под его руководством Верховный суд изменяет страну, увлекая ее в будущее, делая ее, с его точки зрения, справедливее и свободнее. Верховный суд одерживал верх над фанатиками и реакционерами, которые, в понимании Уоррена, тем или иным образом способствовали созданию атмосферы, которая привела к убийству Кеннеди. Его работа в должности председателя Верховного суда была куда полезнее, чем все, чего он добился бы, если бы осуществились его мечты о Белом доме.

Джонсон и его помощники заверяли Уоррена, что комиссия будет располагать неограниченными ресурсами. У него будут деньги на привлечение новых сотрудников, аренду помещений и на любые необходимые расследования. Но кто-то должен был нанимать сотрудников и находить офисные помещения, и ответственность за это легла на плечи Уоррена. Оставаясь полноценным председателем Верховного суда, он, по сути, должен был организовать работу и управлять небольшим федеральным агентством, занимавшимся расследованием убийства президента – агентством, которое в случае сбоев в работе могло подтолкнуть страну к войне.

Уоррен понимал, что ему потребуется помощь, и немедленно связался с Уорреном Олни, который был его самым надежным помощником на протяжении всей его деятельности в графстве и правительстве штата в Калифорнии. Уроженцу Калифорнии Олни было 59 лет, он начал работать на Уоррена еще в 1939 году в конторе окружного прокурора в Окленде. Он был похож на других заместителей Уоррена – преданный, рассудительный, прогрессивных взглядов, но, по существу, аполитичный человек, видевший в Уоррене идеал государственного служащего. Председатель Верховного суда говорил об Олни: это «человек, в добросовестности которого я ни на йоту не сомневаюсь». Олни последовал за Уорреном в Вашингтон. С 1953 по 1957 год он работал в должности помощника генерального прокурора в уголовном отделе Министерства юстиции, по сути он был главным прокурором по уголовным делам в администрации Эйзенхауэра. Работая в Министерстве юстиции, Олни – так же, как его наставник Уоррен, работавший на другом краю города в Верховном суде, – заметно преуспел в борьбе за гражданские права. Он участвовал в создании проекта Закона о гражданских правах 1957 года – первого законопроекта о гражданских правах, одобренного Конгрессом со времен эпохи Реконструкции. В 1958 году Олни стал директором Административного управления судов США, агентства, ответственного за логистику управления системой федеральных судов, и на этой работе он часто общался с Уорреном.

После встречи с Джонсоном в Овальном кабинете Уоррен позвонил Олни и попросил его принять участие в работе комиссии в должности генерального юрисконсульта, чтобы управлять ходом расследования на ежедневной основе. Эта должность подразумевала полную занятость на протяжении всего срока работы комиссии – два или три месяца, по оценке Уоррена. К его радости, Олни согласился.

На тот момент Уоррен еще не успел встретиться с коллегами по комиссии, но был уверен, что остальные шесть членов отнесутся к назначению с энтузиазмом. Олни был хорошо известен среди юристов Вашингтона, им восхищались его бывшие коллеги по Министерству юстиции. Поэтому Уоррен считал, что речь идет о простой формальности.

Однако у директора ФБР Гувера были другие планы. Каким образом он узнал, что Уоррен намерен взять в комиссию Олни, из документов ФБР неясно. Но уже через несколько дней после разговора Уоррена с Олни директор был в курсе дела, и Бюро развернуло агрессивную закулисную кампанию против этого назначения. Предполагалось, что кампания пройдет втайне от председателя Верховного суда.

Работая в министерстве юстиции, Олни нажил себе врагов в ФБР, которое не разделяло его пыла по отношению к закону о гражданских правах. Гувер считал лидеров движения за гражданские права, в особенности Мартина Лютера Кинга, диверсантами, если не коммунистами. Гувер рассматривал Олни как врага ФБР и пренебрежительно называл его «протеже Уоррена» – такая формулировка встречается в документах ФБР ¹ .

Кампания, развязанная ФБР против Олни, показала, насколько испортились отношения между Гувером и Уорреном за ту четверть века, что они друг друга знали. В бытность свою губернатором Калифорнии Уоррен близко общался – дружил, как ему думалось, – с Гувером, помогшим ему попасть в вожделенный «список специальных корреспондентов», государственных служащих, которым ФБР гарантировало поддержку. Когда губернатор Уоррен отправлялся в Вашингтон, он пользовался шофером и автомобилем, которые предоставляло ФБР. Его отношения с Гувером были некогда столь близкими, что он даже попросил ФБР установить наблюдение за молодым человеком, ухаживавшим за одной из его дочерей ² .

Однако, когда в 1953 году Уоррен перешел работать в Верховный суд, который стал ограничивать власть ФБР, например, судьи предоставили больше прав подозреваемым по уголовным делам, его отношения с Гувером стали прохладнее – и так никогда и не потеплели. К моменту убийства Кеннеди оба испытывали друг к другу лишь презрение. Позднее Уоррен рассказывал Дрю Пирсону, что, по его мнению, ФБР на протяжении многих лет пользовалось «гестаповской тактикой», включая нелегальное прослушивание при расследовании серьезных уголовных преступлений – этой практике был положен конец отчасти благодаря действиям Верховного суда ³ .

«Я помню Джона Эдгара Гувера еще до войны, когда у него было 700 подчиненных и они отменно работали, – рассказывал Уоррен Пирсону в 1966 году, когда тот готовил для журнала Lookнечто вроде авторизованной биографии председателя Верховного суда. – Теперь их у него 7 тысяч, и власть окончательно вскружила ему голову. Он получает от Конгресса такое финансирование, какое ему заблагорассудится, и его совершенно никто не контролирует». Уоррен опасался, что, если ФБР и ЦРУ станут одной организацией, «у нас и в самом деле будет полицейское государство». (Позднее Уоррен, очевидно, пришел к выводу, что позволил себе слишком многое в разговоре с журналистом, и убедил его не публиковать статью.)

Гувер с самого начала был против создания независимой комиссии для расследования убийства Кеннеди. Все это будет «очередным цирком», говорил он Джонсону в телефонном разговоре в понедельник 25 ноября, через три дня после убийства ⁴ . Его позицию легко понять. В ФБР не привыкли к контролю извне, Конгресс не предлагал никаких мер по надзору за его деятельностью и имел обыкновение удовлетворять просьбы Гувера о расширении бюджета его учреждения. Но создание комиссии подразумевало, что на ФБР обрушится лавина вопросов относительно того, почему Бюро оказалось не в состоянии распознать в Освальде реальную угрозу, ведь он находился под наблюдением региональных отделений Далласа и Нового Орлеана в течение нескольких месяцев до покушения. Гувер опасался – о чем говорил своим подчиненным, – что комиссия заподозрит ФБР в подтасовке фактов, а это ставило под угрозу само существование Бюро.

Однако, когда 29 ноября Джонсон позвонил и сообщил ему, что изменил свое мнение и решил создать комиссию, Гувер не высказался против. Согласно записи телефонного разговора, Гувер принял эту новость без возражений, видимо, выражая тем самым доверие к новому президенту как к защитнику интересов ФБР. Нет и свидетельств того, что Гувер при личной встрече с президентом сетовал на то, что Уоррен назначен председателем комиссии.

Но когда Уоррен назначил Олни, Гувер занял твердую позицию. Заместители Гувера связались с остальными членами комиссии – за исключением самого Уоррена – и предупредили их, что репутация Олни в ФБР не соответствует представлениям о законе и порядке с точки зрения Гувера ⁵ . Помощник директора ФБР Делоак Карфа позднее писал: «Ввиду существования некоторых сведений необходимо было конфиденциальным образом уведомить членов президентской комиссии – за исключением Уоррена – о прошлом Олни и о том, насколько он “ничтожная личность”».

Первую встречу Президентской комиссии по делу об убийстве президента Кеннеди – таково было официальное название группы – Уоррен назначил на 10 часов утра в четверг, 5 декабря ⁶ . Происходила она в зале заседаний Национального архива на Пенсильвания-авеню: архив выразил согласие предоставить свои помещения для работы комиссии до тех пор, пока для нее не найдется помещение. Входя в зал заседания в тот день, председатель Верховного суда не подозревал, что ФБР уже пытается оспорить его первое ключевое решение.

Еще до начала заседания стало ясно, что отношения комиссии с ФБР будут сложными. Гувер с раздражением отказался удовлетворить просьбу комиссии вызвать на заседание сотрудника высокого ранга для отчета о ходе расследования, проводимого Бюро в Далласе. ФБР настаивало, что по этому поводу правильнее было бы заслушать заместителя генерального прокурора Николаса Катценбаха, который должен был присутствовать на заседании и представлять Бюро7.

Выяснилось, что своеволие ФБР зашло еще дальше: через репортеров, которым оно покровительствовало, Бюро организовало целую серию утечек информации. 3 декабря, за два дня до встречи, Associated Pressсообщило, что в ФБР почти завершен «подробный доклад», доказывающий, что Освальд «убил президента Кеннеди один, без посторонней помощи» ⁸ . Со ссылкой на «источник в правительстве», в сообщении Associated Pressговорилось, что в ФБР установили, будто Освальд – «без сообщников» – выпустил три пули по президентскому лимузину из здания Техасского склада школьных учебников. В докладе ФБР указывается, что первая и третья пули попали в президента, а вторая – в Коннелли. Сходного рода информационные вбросы были осуществлены и через другие информационные агентства.

Несколько членов комиссии усмотрели в этих статьях согласованную попытку ФБР, а вероятно, и самого Гувера, убедить общественность в том, что никакого заговора с целью убийства президента не было, – во всяком случае, заговора, который ФБР могло бы выявить. Создавалось впечатление, что ФБР пыталось вынудить членов комиссии прийти к решению прежде, чем они смогут проанализировать хотя бы одно из доказательств.

– Подобных утечек информации я еще не встречал, – с такими словами обратился конгрессмен Боггс, демократ из Луизианы, к комиссии. – И это почти наверняка идет из ФБР ⁹ .

Заместитель генерального прокурора Катценбах был уверен, что утечки информации организованы Гувером и его заместителем: «Не могу даже предположить, от кого еще это могло исходить» ¹⁰ .

В тот четверг встреча открылась тем, что все семь членов комиссии пожали руку Катценбаху ¹¹ . Все расселись за длинным деревянным столом, кроме них присутствовал только стенографист. Большинству записей этих заседаний был присвоен гриф «совершенно секретно», и они находились под замком на протяжении десятилетий.

– Мы приступаем к прискорбному и чрезвычайно важному делу, – начал Уоррен. – Уверен, что любой из нас занимался бы чем угодно, но не работой в такой комиссии. Президент Джонсон совершенно справедливо хочет, чтобы общественность знала как можно больше об этом ужасном происшествии, насколько это в человеческих силах, – продолжал председатель. – Для меня большая честь сознавать, что президент счел меня, а также всех вас способными выполнить эту работу, и я приступаю к ней смиренно, осознавая, насколько мало я пригоден для этого, поскольку мне отвратительна сама мысль о необходимости ежедневно изучать подробности этого преступления ¹² .

Затем Уоррен рассказал, как он видит задачи, стоящие перед комиссией, пояснив, что рамки расследования будут ограниченными и комиссия должна завершить свою работу как можно быстрее. Он предложил даже не называть это «расследованием». Комиссии, по мнению Уоррена, следовало рассмотреть всю информацию, относящуюся к убийству, собранную ФБР, Секретной службой и другими агентствами, комиссии следовало лишь проверить, насколько добросовестно велось расследование. Что бы Уоррен лично ни думал о Гувере, казалось, он полагал, что именно ФБР можно доверять в деле выявления фактов ¹³ .

– Полагаю, наша задача – оценивать имеющиеся факты, а не собирать их, и, по крайней мере поначалу, мы можем исходить из той предпосылки, что можем опираться на отчеты различных служб, – пояснил он ¹⁴ .

По мнению Уоррена, публичных слушаний устраивать не следовало, равно как и не следовало получать право вызывать свидетелей в суд, на что потребовалось бы специальное разрешение Конгресса. Он сказал также, что не видит необходимости нанимать следователей.

– Я не вижу никаких причин дублировать функции ФБР, или Секретной службы, или каких бы то ни было других служб, – сказал председатель.

Если у комиссии будет право вызова свидетелей и организации публичных слушаний, как полагал Уоррен, то в комиссию кинутся душевнобольные, которые «считают, что им известно о великом заговоре», и они будут настаивать на даче свидетельских показаний ¹⁵ .

– Если у нас будет право вызова свидетелей, все будут ожидать, что мы им воспользуемся. У свидетелей будет право прийти и сказать: «Вот мои свидетельские показания…» А если это какие-нибудь сумасброды, если это психи – мы будем связаны по рукам и ногам ¹⁶ .

Если же комиссия не станет вызывать этих «психов» для дачи свидетельских показаний, «они пойдут и скажут, что мы утаиваем доказательства» ¹⁷ . Мешок, куда в Верховном суде складывали корреспонденцию для Уоррена, был уже переполнен письмами и открытками – некоторые с угрозами, некоторые накарябанные мелким неразборчивым почерком от взбудораженных людей, и все они заявляли, что готовы раскрыть истинную тайну убийства президента ¹⁸ .

Закончив свое вступительное слово, Уоррен сел и приготовился выслушать остальных. Казалось, он был уверен в том, что его коллеги, как и он, обремененные собственными делами, увидят в его словах логику.

Но вместо этого они накинулись на него, иногда чуть не доходя до оскорблений. Уоррен хоть и был председателем Верховного суда, с мнением которого следовало считаться в самых разных обстоятельствах, но оказалось, что многие из членов комиссии намерены обращаться с ним на равных. Некоторые из них – сенатор Рассел, Джон Макклой и Аллен Даллес – властвовали в Вашингтоне на протяжении десятилетий, задолго до его появления в столице. У Уоррена также были особые причины быть осмотрительным с Джеральдом Фордом, избранным в Конгресс в 1948 году, поскольку республиканец из Мичигана дружил с Ричардом Никсоном – старым заклятым врагом председателя Верховного суда.

Джон Макклой, 68-летний юрист, дипломат и банкир, который некогда был советником президентов начиная с Франклина Рузвельта и которого журнал Esquireназвал «Председателем Восточного блока», первым дал отпор Уоррену ¹⁹ . Он заявил, что Уоррен ведет себя откровенно глупо, полагая, что можно доверить правительственным агентствам расследовать их собственные просчеты. Макклой не использовал выражение «замять дело», когда описывал, как ФБР и Секретная служба себя поведут, но намекал на это ²⁰ .

– В данном деле может существовать мера вины Секретной службы и даже ФБР, – сказал он. – Следует учитывать человеческую природу, агентства могут представить «своекорыстные» отчеты о случившемся ²¹ .

Уоррен ошибался и в отношении права вызова свидетелей, заявил Макклой ²² . Комиссии необходимо право добиваться свидетельских показаний и вынуждать агентства передавать собранные материалы. Без права заслушивать свидетелей, сказал он, комиссия рискует оказаться беззубой. Расследование, проводимое комиссией, обязано сделать больше, чем «дать оценку отчетам агентств». «Я думаю, что, если у нас не будет права требовать какие-то документы и вызывать свидетелей, когда нам это понадобится, авторитет комиссии будет подорван» ²³ . Боггс и Форд с этим согласились ²⁴ .

Обескураженный такой открытой атакой на первом же заседании комиссии, Уоррен не пошел в контрнаступление:

– Если остальные полагают, что нам нужно право привлекать свидетелей, я совершенно не против, – сказал он ²⁵ .

Следующим был Рассел – с возражением против предложения Уоррена не привлекать к работе комиссии специального штата расследователей ²⁶ .

– Мы окажемся в положении, когда нам потребуется кого-то привлечь, чтобы проинспектировать поток документов, который хлынет из ФБР, из Секретной службы, откуда-то еще, – сказал он. – Я надеюсь, мы сможем обзавестись штатом – не целой армией, а командой в высшей степени способных людей, чтобы они подготовили отчет, который выдержит самую требовательную критику со стороны любых непредубежденных людей.

Он напомнил Уоррену об опасности, которую расследование представляет для всех семи членов комиссии: если у них не будет соответствующих ресурсов, чтобы раскрыть истину об убийстве и изложить ее перед общественностью, история им этого не простит ²⁷ . Каких бы карьерных высот они ни достигли, их будут помнить именно по участию в этом деле.

– Здесь поставлена на карту репутация каждого из нас, – сказал Рассел, признавшись, как он сердит на президента Джонсона. – Откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я питать прежние чувства к президенту после того, как он включил меня в состав этой комиссии… Я говорил ему, что не хочу в ней работать, и я бы не стал этого делать, но не знал, как от этого уклониться.

Макклой предложил подыскать в комиссию «отменного» юриста для руководства штатными сотрудниками в качестве главного юридического советника, что дало Уоррену возможность предложить своего кандидата – Уоррена Олни ²⁸ . Председатель потратил несколько минут, описывая карьеру Олни в Калифорнии и Вашингтоне, подчеркнув, что он «не знает более достойного человека» ²⁹ . Олни, говорил председатель, «парень с настоящими способностями… Полагаю, я не могу найти никого в этой стране, у кого есть нужный опыт для подобной работы» ³⁰ .

Его похвалы были столь обильны, что возражения любого, кто стал бы оспаривать назначение Олни, прозвучали бы как дерзость или даже оскорбление по отношению к председателю Верховного суда. Однако случилось именно так: в атаку двинулся Форд. Быть может, Олни и «прекрасная кандидатура», сказал он, но всем хорошо известны тесные взаимоотношения между Уорреном и Олни – что было потихоньку высказано ФБР, – и из-за «ваших давних отношений некоторые могут, быть может, даже и без оснований, сказать, что председатель Верховного суда оказывает давление на комиссию, и ее выводы будут рассматриваться как отчет о работе, проделанной им, а не всеми нами» ³¹ .

– Я не хочу, чтобы комиссия разделилась, – сказал Форд. – Я не хочу, чтобы это была ваша комиссия либо комиссия одной или другой половины из нас ³² .

Макклой не стал оценивать компетентность Олни, но согласился с Фордом, что следует провести расширенный поиск кандидатуры на должность главного консультанта.

– У меня такое чувство, что нам следует подобрать самого лучшего человека, – сказал он. – Лично я хотел бы сам узнать, что представляет собой этот Олни ³³ .

Боггс, казалось, почувствовал, что Уоррен оскорблен нападками Форда, и решил встать на защиту председателя Верховного суда.

– Я полагаю, что председателю нужен помощник, с которым он чувствовал бы себя совершенно комфортно, – сказал он. – Председателю Верховного суда нужен кто-то, кому он бы доверял абсолютно ³⁴ .

Уоррен попытался в последний раз выступить за Олни, и если уж его кандидатуру отклонят, ему подошел бы другой талантливый и опытный человек, которого можно было бы незамедлительно найти. Председатель сказал, что ему нужен человек, изнутри понимающий принципы работы органов правопорядка, а также правительства, такой, которому не потребуется «несколько месяцев, чтобы освоиться» в столице ³⁵ . Уоррен говорил, не скрывая личных мотивов:

– Если у меня не будет правоведа, которого я хорошо знаю и с которым я с самого первого дня смогу приступить к работе, мне не придется встретить Рождество с семьей. Я останусь и буду проводить здесь каждый день, потому что человек – неважно, насколько он там прекрасен и все хватает на лету, – попросту не на короткой ноге с Вашингтоном ³⁶ .

Заседание длилось почти три часа и закончилось в 12.45, в итоге решили собраться на следующий день ³⁷ .

Подковерная кампания ФБР сработала, и когда на следующий день – в пятницу, 6 декабря – состоялось новое заседание, вопрос о назначении Олни был похоронен. Форд, Даллес и Макклой уведомили Уоррена о своих сомнениях в отношении Олни, а Макклой не скрыл своей осведомленности о том, что Олни «на ножах с Гувером»38. Уоррен сдался.

– Я бы не стал навязывать никого, если бы не заручился доверием комиссии, – сказал он. – Как я понимаю, вопрос о назначении мистера Олни в качестве советника для комиссии закрыт ³⁹ .

Ночью Макклой созвонился с друзьями в Вашингтоне и на Уолл-стрит, просил порекомендовать ему опытных правоведов для работы в комиссии. Несколько человек, по его словам, назвали ему имя Джеймса Ли Рэнкина, бывшего заместителя министра юстиции в администрации Эйзенхауэра, а на тот момент практикующего нью-йоркского адвоката. «Рэнкин, – говорил Макклой, – человек высокопрофессиональный» ⁴⁰ .

Услышав имя Рэнкина, Уоррен вздохнул с облегчением. Рэнкина, 56-летнего уроженца Небраски, Уоррен знал хорошо и был к нему расположен ⁴¹ . В должности заместителя министра юстиции он представлял правительство перед Верховным судом в ходе многих значимых дел в 1950-х годах ⁴² . Стоило только припомнить его выступление на стороне Министерства юстиции от имени детей и их родителей в Топике, штат Канзас, которые добивались десегрегации в местных школах в деле «Браун против Совета по образованию» ⁴³ . «Мы часто видели его в Верховном суде, потому что он выступал на стороне защиты в самых крупных делах, – говорил Уоррен. – Он прекрасный человек во всех отношениях» ⁴⁴ . Рэнкин, по словам Уоррена, никогда «не лоббировал чьих-то интересов» ⁴⁵ .

Рассел порекомендовал Рэнкина для работы в комиссии, если Уоррен и Макклой не против. Остальные не возражали. Уоррен решил тем же вечером позвонить Рэнкину ⁴⁶ .

Под конец заседания Макклой поднял еще один вопрос. До того момента обсуждения комиссии касались только ФБР и Секретной службы, а также информации, которую обе эти организации должны были предоставить комиссии. А как насчет Центрального разведывательного управления? Не связывался ли с ними председатель или кто-либо еще, дабы узнать, что им было известно об убийстве, а также об Освальде и его поездках в Россию и в Мексику? ⁴⁷

– Я не связывался, – ответил Уоррен, – по той простой причине, что у меня нет сведений о том, что ЦРУ располагало какой бы то ни было информацией об Освальде ⁴⁸ .

– У них она была, – парировал Макклой, явно намереваясь поиздеваться над наивностью Уоррена, который считал, что ЦРУ может ничего не знать об Освальде ⁴⁹ . – Не следует ли нам и у них спросить? – осведомился Макклой с нажимом.

– Конечно, следует, – отозвался председатель Верховного суда, который понял, что поначалу ответил глупо. – Я думаю, нам следует спросить их ⁵⁰ .