Текст книги "Грязный Гарри [другой перевод]"

Автор книги: Филип Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Чико негромко присвистнул:

– В этом городе полным-полно церквей, Гарри, и столько же священников. Мы не можем установить наблюдение за каждым из них.

– Верно. Все, что нам надо, – следить за одним, – Гарри нажал на педаль газа, развернулся и направил машину в сторону главного шоссе.

– Куда мы едем?

– Обратно в стойло. Тебе надо как следует выспаться – у меня есть предчувствие, что завтра нам придется поработать на всю катушку.

У шефа полиции было гладкое круглое лицо и копна белых как снег волос. Глаза светло-голубые, яркие и очень дружелюбные. К нему прилепилось прозвище Епископ, в котором отражалось то уважение, которым он пользовался в управлении полиции Сан-Франциско. Он уже давно работал полицейским, очень давно – на его глазах менялся и город, и характер преступлений, происходивших в его городе. По своей натуре он был очень здравомыслящим офицером, от всей души ненавидящим насилие.

Давление и принуждение, но ни в коем случае не сила – это было одно из его самых любимых высказываний. И тем не менее, когда к тому принуждали обстоятельства, он мог и умел применить силу. Как раз сейчас он испытывал подобное давление: наверное, сейчас сила была объективной необходимостью, но шефу полиции это было не по душе. Поэтому он с беспокойством разглядывал зачехленную крупнокалиберную винтовку, которую держал лейтенант Бресслер.

– Вы отвечаете насилием на насилие, Эл, и я не уверен, что это правильно. Кстати, что это за винтовка?

– Четырехзарядный «винчестер» пятьдесят восьмого калибра, сэр.

Шеф неловко повернулся в кресле:

– С такой штукой хорошо охотиться на слонов. По-моему, вы немного перегибаете палку.

– Это все, что нам удалось раздобыть, – вступил в разговор Гарри. Выйдя из-за спины Бресслера, он взял винтовку и положил на стол шефа. – Пятьдесят восьмой калибр остановит его, даже если я попаду ему только в мизинец. Здесь десятикратный кумулятивный заряд. Мощная штука.

– Да, – согласился шеф, – очень мощная штука.

Он откинулся назад и посмотрел на стоявших перед ним сотрудников. Все трое изрядно вспотели, и это было неудивительно: горячее утреннее солнце заглядывало в окно, и в кабинете шефа было очень жарко. Бронхиальная астма хозяина кабинета превращала кондиционер в устройство для пытки, и потому шеф полиции никогда не включал его. Вентиляционные отверстия в стенах были наглухо заделаны, и по влажности воздуха кабинет вполне мог соперничать с теплицей.

– Я бы предпочел, чтобы вы обошлись без всей этой артиллерии. Обычная слежка, потом захват.

Гарри отрицательно помотал головой:

– Не выйдет. Этот парень – сумасшедший. Прежде чем мы сумеем приблизиться к нему на десять футов, он всадит кому-нибудь пулю между глаз.

– Видимо, вы правы. У вас есть какие-нибудь сомнения на этот счет, Эл?

– Нет, – ответил Бресслер. – Общая картина именно такова. И потому это может сработать.

– Это сработает, – решительно возразил Гарри. – Мы будем действовать наверняка, что означает огонь на поражение.

Чико нахмурился, и шеф мгновенно уловил выражение его лица.

– Вас что-то беспокоит, инспектор?

– Нет, – быстро ответил Чико, – ничего, сэр.

– Давай, Гонзалес, выкладывай, – бесстрастным тоном произнес Гарри. – Ты среди друзей.

– Ну, все это немного напоминает… общую схему, что ли. Я хочу сказать, почему он обязательно вернется на ту же самую крышу?

Шеф протянул руку к шкатулке и достал сигару. Из чувства вежливости он не закрыл крышку, но никто не воспользовался его любезностью.

– Между прочим, отличный вопрос, Гарри. Лично я расценил бы вероятность этого как один к тысяче, может, даже к двум.

– Нет, шеф, – Гарри был настроен решительно. – Позвольте, я еще раз объясню план, и вы сами убедитесь в реальности наших шансов. Согласен, мы играем, можно сказать, с листа, и поэтому провал не исключен, но я знаю, какого типа личность нам противостоит. Этот человек психически болен, а сейчас, ко всему прочему, еще и разъярен. Мы не позволили ему сделать того, что он обещал – убить священника. У меня нет ни малейших сомнений относительно того, что он делал на крыше здания: держал под прицелом главный вход в церковь святых Петра и Павла. Его вспугнул вертолет, и в эту ночь он убил черного – это тоже входило в его планы, но, готов побиться об заклад на свой полицейский значок, он разозлился. Всю свою жизнь я имею дело с психически больными людьми и с социопатами[4]. Они обожают шаблоны и заведенный порядок вещей. И ненавидят все, что выбивается из их схемы. Я знаю случаи, когда один и тот же магазин грабили по шесть-семь раз подряд. При этом они шли на ограбление, зная, что повсюду прячутся полицейские. Почему? Да только потому, что на конкретный день недели они запланировали конкретную работенку. Им плевать на риск. Презирая его, они ощущают себя смельчаками. Они представляют себе заголовки в газетах: «Скорпион наносит новый удар!!!» Их пьянит это чувство.

Шеф задумался.

– Ну, допустим, ваши акции поднялись, – неуверенно проговорил он, – немного, совсем немного.

– Сейчас они поднимутся еще выше, – продолжал Гарри. – Сегодня вечером в соборе Петра и Павла начинается новена[5].

– На площадь выходит много других зданий, – с сомнением покачал головой шеф, – почему бы ему не воспользоваться другой крышей, а не той, о которой вы говорите?

– Верно, – согласился Гарри, – крыш там предостаточно, и на каждой мы еще до заката разместим по паре наших людей. Причем так, чтобы он мог отчетливо видеть их. Без охраны останется одна-единственная крыша – та, на которой он был вчера. Он помчится на нее, как голубь в родную голубятню, а мы с Гонзалесом будем контролировать каждое его движение с крыши другого здания, сзади – оно на пару этажей выше. Как теперь наши акции, шеф?

Шеф пожевал губами и медленно провел сигарой у себя под носом.

– Что ж, Гарри, пару долларов я готов на вас поставить. Вам выделили дополнительные вертолеты?

Лейтенант Бресслер облегченно вздохнул и быстро повернулся к шефу:

– Уже на подходе, сэр. Один из пожарного управления, другой из службы порта, еще один идет из Контра-Коста. Днем они будут вести непрерывное патрулирование, чтобы отбить у нашего друга желание лезть на крышу засветло.

– Хорошо, – шеф выглядел удовлетворенным. – Очень хорошо.

Бресслер вознаградил себя сигарой, которую аккуратно положил в нагрудный карман пиджака.

– Это что касается прикрытия операции, шеф, – довольно прогудел Бресслер. – Остальное теперь полностью зависит от Гарри и Гонзалеса.

– В таком случае, – шутливым тоном заметил шеф, – вам следовало бы прихватить по сигаре и для них.

Слежка – наиболее тонкая среди всех полицейских операций. Чем больше людей в ней участвуют, тем больше вероятность того, что все пойдет наперекосяк. Слежка за Вашингтон-сквер предполагалась крупномасштабная, кроме того, она была сопряжена со значительными сложностями. Никто лучше Гарри Каллахэна не знал, сколь тонкая это материя, слежка. Особенно такая. Если убийца почувствует присутствие полицейских, он не покажется, и, тем не менее, все люди должны быть под рукой, чтобы блокировать здание, если он все же решит войти в него. Гарри разработал операцию как двухступенчатую – «подсадка» и ловушка. В роли «подсадных» выступали патрульные на крышах в полной полицейской экипировке. Они были той самой наживкой, которая заставит убийцу подняться на единственную неблокированную крышу. Если бы убийца был нормальным человеком, столь явная приманка отпугнула бы его, но он был ненормален.

– Он чокнутый, – безразличным тоном произнес Гарри, – но, как все шизики, считает себя самым хитрым. Увидев крышу этого здания, он лишний раз убедится, что снова перехитрил нас. Это хорошо. Я хочу, чтобы он так думал. Я хочу, чтобы эта скотина закудахтала от радости.

В комнате для инструктажа полицейского участка на Юнион-стрит, всего в девяти кварталах от Вашингтон-сквер, томились пять полицейских групп – по десять инспекторов в каждой, не считая Гарри и Чико. Время близилось к пяти часам, до заката оставалось два с половиной часа.

Инспектор Ди Джорджио задумчиво пожевал губами и что-то записал в своем блокноте.

– А что, если он унюхает детективов еще на подходе к площади, Гарри?

– Ничего он не унюхает. Каждому, кто без команды приблизится к зданию хотя бы на два квартала, я сам потом отрублю ноги. Держитесь подальше от Коламбус-стрит, Пауэлл-стрит, Стоктона и вообще всех улиц, которые выходят прямо на площадь.

– А как насчет того, что мы с Керби должны патрулировать Прайс-лейн? – спросил Джо Уэстон.

– Ничего не имею против, – одобрительно кивнул Гарри. – В районе Юнион подходит любой переулок, главное, чтобы вы не уходили слишком далеко и слышали мои команды по рации.

Полицейские понимающе кивнули и начали собираться.

– И последнее, – остановил их Гарри. – Если вам придется вступить в дело, будьте предельно осторожны. Этот тип вооружен, и терять ему нечего!

Они с трудом преодолевали узкую темную лестницу – Гарри впереди с зачехленным «винчестером», рацией и тяжелым морским биноклем, следом за ним пыхтел и тихо чертыхался Чико – в руках большой переносной прожектор, через плечо – сумка с аккумулятором. Вполне возможно, что оборудование и задумывалось как портативное, но было оно тяжелое, как свинец.

– Господи, я когда-нибудь увижу свет или нет! – злобно пробурчал Чико.

– Не разбей технику.

Гарри на ощупь нашел дверь и толкнул плечом. Он вышел на крышу и оказался посреди безумия разноцветных огней: примерно в тридцати футах выше со скрипом вращалось световое табло шириной со школьную доску и на все Северное побережье вопило розово-зелеными неоновыми буквами:

«ИИСУС СПАСЕТ! ИИСУС СПАСЕТ! ИИСУС СПАСЕТ!»

– Этого света тебе достаточно, Чико? – Гарри с ужасом рассматривал сооружение.

Чико поднял голову, и лицо его в одно мгновение превратилось из розового в зеленое и потом снова в розовое:

– А что, очень даже комфортно.

– В этом-то и проблема, но ничего не поделаешь, придется приспосабливаться. Эта штука полыхает каждую ночь уже на протяжении двадцати лет. Если сегодня ее выключат, наш милый мальчик может заподозрить неладное. Пригнись пониже и иди за мной.

Низко наклонившись, они быстро пересекли крышу и оказались у стены, за которой бесшумно дышала черная бездна. Гарри сел спиной к низкому парапету и положил рядом с собой винтовку. Чико застыл как вкопанный и не сводил глаз с крыши противоположного здания. Она казалась безжизненной. А на самом деле? Ровные ряды вентиляционных будок отбрасывали густые черные тени, в которых могли бы спрятаться человек двенадцать. Гарри посмотрел на него и укоризненно покачал головой:

– При таком освещении, Чико, тебя видно со всех сторон. Я сказал, пригнись ниже, и это значит ниже.

Чико присел у парапета:

– Где нужно установить все это барахло?

– Примерно в десяти ярдах справа от меня.

Чико кивнул, но на лице его появилось выражение беспокойства:

– А вам не кажется, что новый источник света привлечет его внимание?

Гарри неторопливо обдумал эту мысль:

– Тогда перенеси его ярдов на пятнадцать.

Наблюдение – это просто еще один синоним слова «ожидание», как правило, в темном и укромном месте. Гарри Каллахэн и Чико Гонзалес занимались ожиданием на залитой холодным неоновым светом крыше, поеживаясь на ветру. Под ними, на Вашингтон-сквер, сновали люди – хиппи с гитарами, стайки девушек в мини-юбках и обтягивающих лосинах, за которыми в тщетной надежде бродили осатаневшие матросы, на скамейках сидели старики и в свете уличных фонарей читали вечерние газеты; несколько человек прогуливались у открытых дверей собора святых Петра и Павла.

Гарри внимательно рассматривал каждого из них, переводя окуляры бинокля от одной группы людей к другой.

– Есть что-нибудь? – тихо спросил Чико.

Гарри отложил бинокль и взял рацию.

– Ни черта, – вяло ответил он и нажал кнопку вызова. – Группа семьдесят один… Группа семьдесят один. Ответьте. Прием.

В наушниках возник голос Фрэнка Ди Джорджио:

– Как там у вас погодка, небожители? Прием.

– Паршивая. И вообще все паршиво. Никаких признаков. Дадим ему еще час. Конец связи.

Гарри откинулся назад, выключил рацию и снова поднял бинокль. Сцена почти не изменилась. Меньше стало парочек. Один из стариков закрыл лицо газетой и улегся на скамейке. Перед входом в церковь неторопливо прохаживался священник.

– Кто это в одежде падре? – спросил появившийся рядом Чико.

Гарри опустил бинокль:

– Отец Антонио Коламбо – между прочим, в своем собственном одеянии.

– А он знает, что мы используем его как приманку? – изумился Чико.

– Прежде чем принять сан, отец Антонио три года служил в восемьдесят втором воздушно-десантном полку. Когда я предупредил, что он может оказаться мишенью для снайперской винтовки, отец Антонио лишь рассмеялся мне в лицо.

– Что ж, – философски заметил Чико, – это именно то, что начертано над нами. Иисус спасет.

Медленно текли минуты, ветер из просто холодного стал пронизывающим. Из темноты наползали клочья серого тумана, на которые тут же набрасывался неон и деловито раскрашивал зеленым и розовым. Гарри вновь и вновь оглядывал площадь. Церковь уже готовилась к закрытию – последние прихожане покидали ее, кивнув на прощание отцу Коламбо, и исчезали в сгущавшемся тумане. И вот каким-то боковым зрением Гарри увидел это – едва заметное движение, слегка изменившиеся контуры тени. На противоположной крыше кто-то был.

Гарри скользнул за парапет и схватил рацию:

– Группа семьдесят один… Группа семьдесят один. Рыба клюет… рыба клюет.

– Что случилось? – хриплым шепотом спросил Чико.

– Сукин сын взял наживку, – он передал Чико бинокль. – В правом углу… у вентиляционной будки.

Руки Чико немного дрожали – от холода, ожидания и изрядной дозы здорового страха. Он отрегулировал фокусировку, и противоположная крыша оказалась прямо у него перед глазами, словно расстояния в пятьдесят ярдов и три этажа не было. У вентиляционной будки на корточках сидел человек и внимательно разглядывал Вашингтон-сквер.

– Быстро к прожектору, – скомандовал Гарри. – Когда я подам знак, направь луч прямо на него. Он подпрыгнет как кролик, так что постарайся не упустить его.

– Есть! – Чико быстро пополз на свою позицию.

Гарри поднял «винчестер» и осторожно вставил большую обойму с четырьмя патронами пятьдесят восьмого калибра – патрон бесшумно выскользнул из магазина и лег в ствол. Заклинило предохранитель, и Гарри выругался – он несколько раз осторожно, но настойчиво надавил на рычажок, и тот в конце концов встал на место, издав при этом громкий щелчок.

Услышал ли человек этот звук? Маловероятно, и, тем не менее, Гарри почувствовал, как напряглась фигура рядом с вентиляционной будкой, когда он поймал ее в прицел. Человек замер в полусогнутом положении, словно дикое животное принюхиваясь к опасности, которую доносил до него ветер.

Готов броситься наутек, решил Гарри. Он зафиксировал темное пятно в перекрестии оптического прицела и громко крикнул:

– Давай!

Прожектор вспыхнул, ослепительный белый свет разорвал туман. Луч промахнулся на добрых два фута, чиркнул по углу будки и высветил на поверхности крыши яркую, почти «лунную» дорожку.

БУМ!

Гарри стрелял чуть левее светового пятна, и пуля разнесла угол вентиляционной будки.

– Левее! – крикнул он. – Левее!

Чико плавно сместил луч прожектора, и он на мгновение выхватил из темноты ноги убийцы, который зигзагом мчался по крыше, продираясь сквозь лабиринт развешанного белья.

БУМ!

Разрывная пуля с пронзительным визгом вошла в покрытие крыши у самых ног человека, оставив после себя каверну диаметром никак не менее десяти футов. Человек полуобернулся на бегу и выстрелил с бедра, почти не целясь, в направлении прожектора. Пуля попала в ограждение крыши, где-то посередине между Гарри и прожектором. Осколки кирпича и не уступающего ему в твердости строительного раствора со свистом ушли в небо, словно шрапнель.

БУМ!

Издав глухой хлопок, лопнула бельевая веревка, один конец ее с полощущейся на ветру одеждой взметнулся вверх, словно хвост воздушного змея.

– Черт возьми! – Гарри был вне себя от ярости.

Убийца нырнул за кирпичное ограждение лифтовой шахты и бросился навзничь. Гарри видел ствол его винтовки и тщательно прицелился в оштукатуренный угол.

БУМ!

Угол ограждения скрылся из вида в клубах каменной крошки, и убийца снова бросился бежать – низко пригнувшись, он, тем не менее, продолжал стрелять с бедра, из навинченного на дуло глушителя вырывались длинные языки пламени. Пуля, словно рассерженная пчела, прожужжала рядом с головой Гарри, другая вырвала из рук Чико прожектор, засыпав его с ног до головы битым стеклом.

– С тобой все в порядке, Чико? – окликнул его Гарри.

Чико сидел на гудроновом покрытии и тупо таращился на искореженный прожектор:

– По-моему… по-моему… да.

Гарри проклинал темноту. На противоположной крыше он ничего не видел, кроме слившихся неподвижных теней, – Гарри внимательно вглядывался в каждую из этих теней и молил Бога, чтобы одна из них двинулась с места.

– Ну же, ублюдок, – шептал он, – беги, спасайся!

И молитва его была услышана. Убийца несколько раз выстрелил на бегу – винтовка его закашлялась, плюнула языками пламени, и пули пронзили вращающуюся конструкцию. Неоновая труба взорвалась, осколки ее дождем посыпались вниз. Замкнувшиеся провода ощетинились каскадом синих искр. Часть перебитой металлической решетки рухнула с высоты семи этажей на мостовую, предав забвению розового ИИСУСА.

– Мы упустили его! – это был вопль отчаяния. Человек мчался к аварийной лестнице, траекторию его движения можно было проследить лишь по тонким струйкам пламени огрызающейся винтовки. И прежде чем у Гарри появилась наконец возможность ответного выстрела, человек уже скрылся из вида.

– Вперед! – держа «винчестер» двумя руками, Гарри рванулся к двери и провалился в темноту – он стремительно бежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Черным ходом выскочил в переулок. За спиной со взведенным револьвером в руке сопел Чико.

– Прикрой перекресток, Чико!

Увидев, как Чико рванулся в сторону ярко освещенной улицы, Гарри нырнул в темный проход между двумя зданиями – винтовка плотно прижата к бедру, указательный палец на спусковом крючке. Он двигался медленно, тщательно соизмеряя шаги, глаза ощупывали каждый дверной проем, каждую груду мусора. Он завернул за угол и оказался в следующем проулке, еще более узком, темном и зловещем. Ладони его вспотели от напряжения: в столь ограниченном пространстве тяжелый и громоздкий «винчестер» представлялся не вполне уместным. Гарри отдавал себе отчет, что если сейчас что-то и произойдет, то все будет окончено в долю секунды. Размышляя, не бросить ли ему «винчестер» и продолжить поиск с более удобным пистолетом, Гарри на чем-то поскользнулся и пребольно стукнулся коленом об асфальт. Грубо выругавшись, вскочил на ноги. Немного тянуло запястье левой руки, которой он подстраховал падение, а через дырку на правой штанине холодный ночной воздух приятно обдувал ссадину. Пальцы его были в чем-то липком, в чем-то, что напоминало бензин… или кровь.

– Что за черт, – пробормотал Гарри и поглядел вниз. Под ногами его медленно растекалась маленькая черная лужица, в которую впадал тонкий ручеек, начинавшийся где-то среди мусорных баков на противоположной стороне проулка. Между двумя из них лежало что-то, издали напоминавшее кучу тряпок. Гарри сделал шаг в том направлении, и в ту же секунду из-за угла выбежали инспектор Ди Джорджио и три офицера полиции с пистолетами наготове и включенными фонарями.

– Сюда! – крикнул Гарри. – Посветите сюда!

Полицейские бросились к Гарри, лучи фонарей, как безумные, скакали по стенам, выхватывали из темноты горки мусора. Наконец все они слились в один мощный пучок света, и тонкий черный ручеек превратился в багровую полосу… А куча старой одежды – в распростертое окровавленное тело инспектора Джо Уэстона.

Фрэнк Ди Джорджио положил пистолет на землю и опустился на колени. Остальные стояли рядом, в круге света были отчетливо видны две фигуры на асфальте, одна полусогнутая, другая распластанная и неподвижная. Фрэнк Ди Джорджио провел освидетельствование быстро, как по учебнику для выпускного курса полицейской академии, хотя одного взгляда на Джо Уэстона было достаточно, чтобы сказать: никаких признаков жизни, пульс не прощупывается. Фрэнк повернул голову и посмотрел на молчавшего Гарри Каллахэна.

– Он мертв. Один выстрел… в грудь.

Гарри кивнул. В горле першило, как будто туда насыпали сухой золы, тяжело оттягивал руку бесполезный «винчестер».

– Должно быть, он выскочил прямо на этого негодяя, – торопливо заговорил Ди Джорджио. – Он даже не успел вытащить пистолет из кобуры. Ты предупреждал его, Гарри, ты сказал, что этот тип очень опасен.

– Это я упустил сукиного сына, Фрэнк, – безжизненным голосом сказал Гарри. – Этой пушкой можно остановить слона, а я промахнулся.

Ди Джорджио отвернулся и медленно поднялся на ноги.

– Вот как. Ты промахнулся, – он наклонился и поднял пистолет. – И все же Джо не следовало разгуливать здесь с пистолетом в кобуре. Ты предупреждал его, Гарри.

– Да.

Гарри резко повернулся и пошел обратно, к огням Вашингтон-сквер и ревущим сиренам.

Масштабное мероприятие. Сложнейшая операция, которая обязана была завершиться захватом человека на крыше. Но в результате они получили лишь промелькнувшую тень – и смерть.

Глава 5

Стоит мне появиться, и всех притягивает сила моей личности. Человек, который ходил по Луне, – тоже Скорпион… Вице-президент Америки – Скорпион. Скорпионы вершат великие дела… Они притягивают людей. Они обладают магнетизмом.

– А ты красивая, – сказал он, – очень красивая.

Девушка на заднем сиденье хихикнула и смущенно заерзала:

– Ой, ну вы скажете!

– Я видел, как ты вышла из кино и пошла к автобусной остановке. Я сказал себе: какая красивая девушка. Красивая и очень славная.

– Вы так смешно говорите. Ой, даже не смешно, а… мило.

– Я очень милый человек, я Скорпион.

– A, это из астрологии.

Она снова хихикнула и мотнула головой, отбрасывая назад длинные прямые волосы.

Он вел машину и искоса поглядывал на девушку. Он мог разглядеть ее только в те моменты, когда машина проезжала под уличными фонарями. Поэтому образ ее, казалось, вспыхивает и гаснет, как в каком-то древнем немом фильме, но она была молода, очень молода, с гладким овальным лицом в обрамлении светлых волос. На ней был свободный красный свитер и короткая юбка, почти не прикрывавшая полные белые бедра.

– Подвезти?

– А куда вы едете?

– Куда угодно…. Просто катаюсь.

– А вы можете подбросить меня до Портола и Слоут?

– Ну конечно… запрыгивай.

– Ой, как здорово!

– Хочешь есть?

– Вот это да!

– Как насчет славного гамбургера и пива?

– Ух ты!

– Или пицца с кока-колой?

Он протянул руку и положил на ее бедро, пальцы нежно поглаживали упругую прохладную кожу. Девушка напряглась и испуганно посмотрела на него.

– Скажи мне, – мягко спросил он, – ты когда-нибудь смотрела в лицо Богу?

Море холодное, оно движется над холодными камнями. Вода плещется над скалами, и скалы эти черны. Если я брошу камень, он взмоет в воздух и полетит сквозь тьму ко дну моря.

Человек бросил камень вверх, но в темноте не было видно, как он падает. Он прислушался и уловил приглушенный всплеск.

– Ко дну моря, – повторил он.

Он сидел на четвереньках, положив руки на худые колени, и качался на каблуках взад и вперед. В темноте. Дул ветер, и на мысе было холодно, но тело его горело и покрывалось потом. Через час начнет светать. Так говорили звезды. Он многое знал о звездах и о путях их. Где должна быть каждая звезда в определенное время дня и ночи, в определенное время года – это он тоже знал. Звезды были постоянны. Они никогда не разочаровывали его. Их имена-названия он помнил сердцем и мог повторить их наизусть, как литанию.

Альтаир… Сириус… Вега…

Они были его друзьями, эти звезды. Особенно Альтаир и несколько других в созвездии Скорпиона. Он посмотрел на небо, но громада моста Золотые Ворота закрывала почти весь небосклон. По мосту ехала машина, в безмолвии ночи гул ее двигателя казался особенно громким.

– Ублюдки, – проговорил человек. – Грязные ублюдки.

Гнев возвращался, он разрывал тело и наполнял его острой, горячей болью. Теперь пот лился ручьями, он задыхался.

– Мерзкие ублюдки!

Ветер в клочья изорвал его слова. Вздрагивая всем телом, человек вскочил и по узкой крутой тропинке стал подниматься к автомобилю. Скоро рассвет, а ему еще столько надо сделать.

Это было паршивое утро, серое и промозглое, над городом грязной простыней полз туман. Через пропыленное стекло круглосуточной забегаловки на Филберт-стрит Гарри мрачно обозревал пейзаж. И погода, и улица не нравились Гарри категорически, хотя, учитывая настроение, в котором он пребывал, его вряд ли обрадовал бы и погожий весенний денек. Он отхлебнул полуостывшего кофе и снова принялся разглядывать пустынную улицу.

– Просто не повезло, – сказал Чико Гонзалес.

Он делился этой мыслью, наверное, раз пятнадцатый, но от многократного повторения она пока так и не стала весомей. Во всяком случае, Гарри этого не чувствовал.

– Сукин сын был у меня в руках, – пробормотал он и сделал еще один глоток.

Нельзя сказать, чтобы Гарри сильно терзался, хотя воспоминания о неудачной операции оставляли неприятный осадок на сердце. У него же был «винчестер», следовало просто отстрелить ублюдку голову! Но и Джо Уэстону следовало бы как следует подумать, прежде чем отправляться в темный проулок без напарника. И уж что точно следовало сделать, так это хотя бы достать из кобуры пистолет. Но он совершил ошибку и поплатился за это жизнью. Теперь его имя будет выгравировано на маленькой золотой звезде, которую вмонтируют в мемориальную доску в холле Дворца правосудия. На этой доске уже много таких звезд с именами, Джо Уэстон будет одним из них.

– Куда теперь? – устало спросил Чико.

Гарри пожал плечами и одним глотком допил кофе:

– Туда же… И заниматься тем же.

На лице Чико отражалось сомнение:

– След уже остыл, Гарри.

– Может быть… а может, и нет.

След действительно был уже холодный, и Гарри понимал это. И все же кто-то мог что-то заметить, все равно что. Убийца вошел в здание, потом покинул его. На чем он приехал? Автобусом? Такси? Машиной? Если на машине, где он ее припарковал? Прямо на улице? На стоянке? В переулке? Они выясняли это всю ночь, допросили всех, кто во время перестрелки был на Вашингтон-сквер или поблизости. Все слышали выстрелы, но никто ничего не видел.

Человек с сумкой? Коричневые брюки? Светло-коричневая ветровка? Нет… нет… по-моему, я никого не видел с такими приметами.

Человек с незапоминающейся внешностью. Человек-тень. Один из толпы. Безликий. Его видели сотни, но с какой стати его запоминать? Любой горожанин каждый день видит тысячи новых лиц, которые тут же забывает. И зачем их помнить? С какой стати кто-то должен был запоминать этого человека? И все же…

– Придется снова начинать издалека. Так… Русский холм и Потреро. Что-то должно проясниться. Этот тип крутится где-то поблизости, Чико. И я подозреваю, что у него есть машина. Надо поработать в этом направлении. Шансов у нас немного, но, кто знает, иногда люди запоминают автомобиль, а не водителя. Например, помятое крыло, просто старая модель – понимаешь, что-то, что бросается в глаза и откладывается в памяти. Если нам удастся связать автомобиль с двумя убийствами, считай, это уже кое-что.

– Шансы по-прежнему невелики, – покачал головой Чико.

Гарри сделал вид, что не заметил пессимизма напарника.

– Начнем с убийства Рассела. Мальчишки с Потреро-хилл любят глазеть на машины. Пройдемся веером от Сьерры и Тексас и посмотрим, что это нам даст. Тем временем Ди Джорджио и Бейкер будут работать на Вашингтон-сквер, а Сильверо и Маркус займутся районом Карлтон-тауэр. Потом сравним наблюдения. Если хотя бы два описания совпадут, у нас появится нить.

Чико выразительно поднял брови, но Гарри избегал смотреть на него. Он хватался за самую тонкую соломинку. Он прекрасно понимал это и знал, что Чико тоже прекрасно понимает, что Гарри это знает. Гарри тяжело вздохнул и полез в карман за мелочью. Чико опередил его, бросив на стойку несколько монет.

– Может, это глупый вопрос, амиго, – лукаво прищурившись, сказал он, – но мы когда-нибудь будем спать?

– Спать? – удивился Гарри. – А ты что, устал?

Они рыскали к востоку от Центральной больницы, колесили по улицам Потреро-хилл, которые носили названия всевозможных штатов – Техас и Каролина, Висконсин и Арканзас, Миссисипи и Пенсильвания. Чернокожие подростки отрывались от своих игр и отвечали на вопросы – вначале осторожно и недоверчиво, потом все более охотно и откровенно, по мере того как им становилось интересно.

Машина? Какая машина? У меня нет машины. Я катаюсь на скейтборде. Люблю свежий воздух, а все эти коптящие штуковины… нет, это не по мне.

Вообще-то, болтался тут голубой «шевроле»…

Черный «форд»… «форд-торино»… классная штучка!

«Ягуар».

«Мерседес»…

Старинный «эдсель»! Клянусь Богом!

Красный «пинто» с хромированными колпаками на колесах.

– Вот бездельники! – восхищенно покрутил головой Чико.

Была половина одиннадцатого утра, солнце постепенно начинало разгонять туман, и небо теперь напоминало изъеденное молью одеяло.

– Вернемся на Двадцать вторую улицу, а потом узнаем, как дела у Ди Джорджио и…

В динамике послышался треск, и голос оператора прервал Гарри:

– Группа семьдесят один… Группа семьдесят один.

Чико наклонился вперед и взял микрофон:

– Группа семьдесят один.

– Немедленно прибыть к лейтенанту Бресслеру. Код «два».

– Есть, – сказал Чико и повернулся к Гарри. – В чем дело?

Гарри стиснул зубы и до упора вдавил педаль газа. Ведущие колеса дико взвизгнули на асфальте, что несказанно обрадовало местных ребятишек, и машина, как пришпоренная лошадь, рванулась по Двадцать второй улице к шоссе, рев сирены прижимал прохожих к стенам домов. Когда Бресслер объявлял «двойку», следовало пошевеливаться.

В комнате инспектора атмосфера была накалена до предела, Гарри почувствовал это, едва открыв дверь: перекошенное лицо Фрэнка Ди Джорджио, напряженные фигуры офицеров. А за стеклянной перегородкой нервно ходил по своему кабинету лейтенант Бресслер. Гарри направился прямо к нему.

– Итак?

Щеки Бресслера покрывала двухдневная щетина, глаза запали. Он молча разглядывал Гарри.

– Все круто переменилось, Гарри, – произнес наконец лейтенант. – Он захватил четырнадцатилетнюю девочку.

– Когда?

– Прошлой ночью. Ее зовут Мэри Энн Дикон. Она пошла в кино и не вернулась домой. Родители не слишком беспокоятся, если она не приходит к полуночи, – крупная, хорошо развитая девчонка, у который полным-полно ухажеров. Поэтому они решили, что она с кем-то любезничает, или, черт его знает, чем сейчас занимаются с парнями крупные, хорошо развитые девчонки! В три утра они позвонили в полицию, на ее поиски бросили отдел по борьбе с подростковой преступностью. С таким же успехом они могли этого не делать.