Текст книги "Валис. Трилогия"
Автор книги: Филип Киндред Дик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
13
Пока мы ехали, Кевин сказал:
– Я устал. На самом деле устал. Проклятое движение! Кто эти люди, едущие по Пятьдесят пятому шоссе? Откуда они едут? И куда?
Я подумал: а куда едем мы?
Мы видели Спасителя, и я – после восьми лет безумия – излечился.
Да, ничего так, кое–что успели за уик–энд… Это не считая того, что сумели унести ноги от троих самых безумных людей на планете.
Поразительно: когда кто–то грузит вас бредом, в который вы сами верите, вы готовы распознать это как бред. Слушая в «фольксвагене–рэббите» болтовню Линды и Эрика насчет того, что они трехглазые люди с другой планеты, я знал, что они безумны. Что автоматически делало безумным меня. Осознание этого испугало меня.
Я полетел туда безумным, а вернулся здоровым, и в то же время верил, что встретил Спасителя… в образе маленькой девочки с черными волосами и горящими черными глазами. Девочки, которая открыла нам большую мудрость, чем любой взрослый. И что когда нам пытались помешать уехать, она – или ВАЛИС – помогла.
– У нас есть указание, – начал Дэвид. – Надо двигаться вперед и…
– И что? – спросил Кевин.
– Она скажет нам.
– А раки засвистят на горках, – хмыкнул Кевин.
– Да послушай! – воскликнул Дэвид. – Фил теперь здоров, впервые…
Он замялся.
– …с тех пор, как вы меня знаете, – закончил я.
Дэвид продолжал:
– Она исцелила его. Целительные силы – верный признак материального присутствия Мессии. Ты же знаешь, Кевин!
– Тогда лучшая церковь в городе – больница святого Иосифа, – парировал Кевин.
Я повернулся к нему.
– Тебе удалось спросить Софию о своей дохлой кошке?
Я вкладывал в свой вопрос сарказм, но, к моему удивлению, Кевин повернул голову и совершенно серьезно произнес:
– Да.
– И что она сказала?
Кевин глубоко вздохнул, покрепче сжал руль и проговорил:
– Она сказала, что моя дохлая кошка… – Он помедлил, а потом закричал: – …МОЯ ДОХЛАЯ КОШКА БЫЛА ТУПИЦЕЙ!
Я расхохотался, Дэвид присоединился ко мне. Никто раньше не додумался дать Кевину такой ответ. Кошка увидела машину и побежала прямиком к ней, не в другую сторону. Рванула точнехонько под правое переднее колесо – ни дать ни взять, шар для боулинга.
– Она сказала, – продолжал Кевин, – что во вселенной действуют очень строгие правила, и что такого вида кошек, которые бросаются под колеса машин, больше во вселенной нет.
– Что ж, – заметил я, – с практической точки зрения она права.
Забавно было сравнить объяснение Софии с ханжеским объяснением покойной Шерри: мол, Бог так любил его кошку, что решил забрать ее к себе. Объяснение не для двадцатидевятилетнего мужчины. Такую лапшу вешают на уши детям. Маленьким детишкам. И даже маленькие детишки в большинстве своем понимают, какая это лажа.
– А потом, – продолжал Кевин, – я спросил ее: «Почему Бог не сделал мою кошку умной?»
– Вы на самом деле вели такую беседу? – поинтересовался я.
– Моя кошка была ТУПИЦЕЙ, – продолжал Кевин, – потому что БОГ СОЗДАЛ ЕЕ ТУПИЦЕЙ. Значит, виноват БОГ, а вовсе не моя кошка.
– И ты ей это сказал…
– Сказал, – ответил Кевин.
Тут я разозлился.
– Ах ты, циничный говнюк! Ты встретил Спасителя, и все, на что оказался способен, это разглагольствовать о своей долбаной кошке! Я очень рад, что твоя кошка сдохла, все рады, что твоя кошка сдохла. Так что заткнись!
Меня аж затрясло от ярости.
– Тише, тише, – пробормотал Дэвид. – Нам через столько пришлось пройти…
Кевин повернулся ко мне:
– Она не Спаситель. Мы свихнулись, как и ты, Фил. Они психи там, мы – психи здесь.
Дэвид покачал головой.
– Но как могла двухлетняя девочка говорить такие…
– Да они ей провод в башку воткнули! – взвыл Кевин. – А на другом конце провода – микрофон! А в голове динамик! С нами говорил кто–то другой!
– Мне нужно выпить, – сказал я. – Давайте заедем в «Сомбреро–стрит».
– Ты куда больше мне нравился, когда был Жирным Лошадником! – продолжал орать Кевин. – Я его любил. А ты такой же тупой, как моя кошка. Если тупость убивает, почему же ты еще жив?
– Хочешь исправить положение? – поинтересовался я.
– Очевидно, тупость – характерная черта выживающих, – проговорил Кевин, но голос его упал едва ли не до границы слышимости. – Не знаю, – пробормотал он. – «Спаситель». Как такое может быть? Я сам виноват, потащил вас смотреть «ВАЛИС». Заставил связаться с Матушкой Гусыней. Как может быть, чтобы Матушка Гусыня дал жизнь Спасителю? Где смысл?
– Остановись у «Сомбреро–стрит», – сказал Дэвид.
– Собрания «Рипидонова общества» проходят в барах. – Кевин пытался иронизировать. – Таково наше предназначение: сидеть в баре и пить. Это уж точно спасет мир. Да и вообще, на кой его спасать?
Дальше мы ехали в молчании, однако все–таки посетили «Сомбреро–стрит», так как большинство «Рипидонова общества» проголосовало «за».
В общем–то паршиво, когда люди, которые соглашаются с вами, полные психи. Сама София (и это важно) заявила, что Эрик и Линда Лэмптоны больны. А вдобавок София или ВАЛИС подсказали мне слова, которые позволили нам вывернуться из цепкой хватки Лэмптонов. Подсказали слова, а потом лихо разобрались со временем.
Я четко разграничивал Софию и уродов Лэмптонов. Не связывал их между собой. Двухлетняя девочка говорила вещи, которые казались мудрыми. Сидя в баре с бутылкой мексиканского пива, я спрашивал себя: в чем критерий рациональности, по которому можно судить, с мудростью ли ты имеешь дело? Мудрость по самой природе своей должна быть рациональной, она – финальная стадия реальности. Существует интимная связь между мудростью и тем, что существует, хотя связь эта и очень тонка.
О чем говорила нам маленькая девочка? О том, что человеческие существа должны прекратить поклоняться любым богам, кроме самого человечества. Такое не назовешь иррациональным. Говорит ли такое ребенок или энциклопедия «Британника», это звучит разумно.
Некоторое время я придерживался мнения, что Зебра распределила мои «я» вдоль линейной временной оси. Зебра – или ВАЛИС – есть супертемпоральное выражение данного человеческого существа, а не бога… если только супертемпоральное выражение данного человеческого существа не есть то, что мы имеем в виду, когда говорим о боге. То, чему мы молимся, сами того не осознавая, когда молимся «богу».
«К черту, – подумал я, – сдаюсь!»
Кевин отвез меня домой, и я сразу рухнул в постель, измученный и удрученный. Удрученный потому, что ситуация сложилась мутная. Мы получили миссию, но какую? И еще: что собирается делать София, когда повзрослеет? Останется с Лэмптонами? Сбежит, сменит имя и отправится в Японию, чтобы начать новую жизнь? Где она будет? Как мы найдем ее? Придется ли нам ждать, пока она вырастет?
Лет эдак восемнадцать… За восемнадцать лет Феррис Ф. Фримонт – если пользоваться именем из фильма – вновь захватит мир. Нам нужна помощь прямо сейчас.
А потом я подумал: «Спаситель всегда нужен сейчас. «Потом“ всегда слишком поздно».
Я заснул, и мне приснился сон. Во сне я ехал на Кевиновой «хонде», однако вместо Кевина за рулем сидела Линда Ронштадт. Машина была открытая, как те старинные автомобили, как колесница. Улыбаясь мне, Линда Ронштадт запела – так чудесно, как я никогда раньше не слышал.
Она пела:
Хочешь двигаться к рассвету,
Шлепанцы надев при этом…
Во сне мне это понравилось. Мне казалось, что в песне содержится ужасно важное послание. Проснувшись наутро, я все еще видел ее симпатичное лицо, темные, сияющие глаза, наполненные светом, странным черным светом, подобным свету звезд. Она смотрела на меня с такой любовью… Не сексуальной любовью, нет. Такое в Библии называется любящей добротой. Куда она везла меня?
На следующий день я пытался расшифровать слова песни. Шлепанцы, рассвет… Что у меня ассоциируется с рассветом?
Изучая справочник (раньше я бы сказал: «Жирный Лошадник, изучая справочник»), я наткнулся на упоминание о том, что aurora – латинское слово, обозначающее рассвет. Невольно вспоминается Aurora Borealis , Северное сияние – оно напоминает огни святого Эльма, а именно так проявляет себя Зебра или ВАЛИС.
В «Британнике» говорится:
Aurora Borealis , Cеверное сияние, присутствует в эскимосской, ирландской, английской, скандинавской и многих других мифологиях. Обычно оно считается проявлением сверхъестественного… Северогерманские племена видели в нем сверкание щитов валькирий (женщин–воительниц).
Выходит, ВАЛИС сообщает, что маленькая София придет в мир как «женщина–воительница»? Возможно.
А что насчет шлепанцев? Мне пришла на ум лишь одна ассоциация, однако довольно любопытная. Эмпедокл, ученик Пифагора, который публично заявлял, что помнит свои прошлые жизни, а друзьям говорил, что он – Аполлон, не умер в привычном смысле этого слова. Его золотые шлепанцы были найдены недалеко от вершины вулкана Этна. Либо Эмпедокла, как Элию, забрали на небо, либо он прыгнул в вулкан.
Вулкан Этна расположен в восточной части Сицилии. В римские времена слово aurora буквально обозначало «восток». Намекал ли ВАЛИС одновременно на себя и на возрождение, на вечную жизнь?
Зазвонил телефон.
Подняв трубку, я сказал:
– Алло.
И услышал голос Эрика Лэмптона – какой–то искореженный, словно старый корень, умирающий корень дерева.
– Мы должны вам кое–что сообщить. Линда скажет. Не вешайте трубку.
Я стоял у молчащего телефона, и меня охватывал глубокий страх. Затем в трубке послышался голос Линды Лэмптон, плоский и безжизненный. Сон имел отношение к ней, догадался я. Линда Ронштадт. Линда Лэмптон.
– Что такое? – переспросил я, не в состоянии понять, о чем говорит Линда Лэмптон.
– Девочка мертва, – повторила Линда Лэмптон. – София.
– Как…
– Мини убил ее. Случайно. Здесь полиция. Лазером. Он пытался…
Я повесил трубку.
Телефон почти сразу же зазвонил снова. Я снял трубку и сказал «алло».
Линда Лэмптон говорила:
– Мини пытался получить как можно больше информации…
– Спасибо, что сообщили, – произнес я.
Странно, я ощутил не горечь, меня охватила дикая злость.
– Он пытался устроить передачу информации при помощи лазера, – продолжала Линда. – Мы всех обзваниваем. Мы не понимаем… Если София была Спасителем, как она могла умереть?
Умереть в два года, осознал я. Невозможно.
Я повесил трубку и сел. Через некоторое время я понял, что женщина в моем сне, которая сидела за рулем и пела, была София, только выросшая, такая, какой она когда–нибудь бы стала.
Черные глаза, наполненные светом, жизнью и огнем.
Сон был ее способом сказать «до свидания».
14
Газеты и телевидение много писали о смерти дочери Матушки Гусыни. Само собой, поскольку Эрик Лэмптон был рок–звездой, высказывались предположения, что в несчастье замешаны злые силы, наркотики и прочие гадости. Показывали лицо Мини, а потом несколько отрывков из «ВАЛИСа» с крепостью–миксером.
Прошло два или три дня, и все забыли о происшествии. Телеэкран заполонили другие ужасы. В западном Лос–Анджелесе ограбили винный магазин и застрелили продавца. В несоответствующем никаким нормам приюте умер старик. На шоссе в Сан–Диего три автомобиля столкнулись с грузовиком, перевозившим лесоматериалы. Грузовик взорвался.
Короче, все в мире шло своим чередом.
Я начал размышлять о смерти. Не о смерти Софии Лэмптон, а о смерти вообще, а потом мало–помалу и о своей собственной.
Точнее, размышлял не я. Размышлял Жирный Лошадник.
Однажды вечером, когда я сидел в кресле с бокалом коньяка в руке, он задумчиво произнес:
– Все это лишь доказывает то, что мы и так уже знали.
– И что мы знали? – спросил я.
– Что они психи.
– Родители – психи. Но не София.
– Если бы она была Зеброй, – размышлял Жирный, – то предвидела бы всю эту хрень с лазерами Мини. Она бы не допустила такого.
– Точно, – согласился я.
– В самом деле, она бы знала, и к тому же… – Жирный ткнул в меня пальцем. В его голосе зазвучало торжество, – …у нее были бы силы предотвратить несчастье. Разве нет? Если она смогла свалить Ферриса Ф. Фримонта…
– Кончай, – сказал я.
– С самого начала, – тихо проговорил Жирный, – мы имели дело с развитой лазерной технологией. Мини нашел способ передавать информацию посредством лазерного луча, используя человеческий мозг как приемник напрямую, без электронного интерфейса. Русские тоже умеют такие штучки. Можно также использовать микроволны. В марте семьдесят четвертого я, должно быть, случайно поймал одну из передач Мини. Тогда и хватанул дозу излучения. Именно поэтому у меня так сильно подскочило давление, а мои животные умерли от рака. Именно это убивает Мини: излучение, производимое его же собственными экспериментами с лазерами.
Я ничего не сказал. Нечего было сказать.
Жирный посмотрел на меня.
– Мне жаль. Ты справишься?
– Конечно.
– В конце концов, – проговорил Жирный, – я так и не смог поговорить с ней, по крайней мере обстоятельно, как вы. Во второй раз, когда она дала нам – обществу – миссию, меня там не было.
Я подумал: а как же теперь быть с миссией?
– Жирный, ты же не станешь опять пытаться угробить себя, верно? Из–за ее смерти?
– Нет, – ответил Жирный.
Я ему не поверил, я знал его лучше, чем он сам. Смерть Глории, уход Бет, смерть Шерри… Единственное, что спасло Жирного после смерти Шерри, так это его решение отправиться на поиски «пятого Спасителя». Теперь надежда найти его исчезла. Что осталось?
Жирный уже попробовал все и всюду потерпел фиаско.
– Может, снова начнешь посещать Мориса? – предложил я.
– Он скажет: «И я не шучу». – Мы оба расхохотались. – «Я желаю, чтобы ты составил список из десяти пунктов о том, что ты хочешь сделать больше всего на свете, и написал его на бумаге. И я не шучу!»
Я спросил:
– А что ты хочешь сделать?
И я не шутил.
– Найти ее, – ответил Жирный.
– Кого?
– Не знаю. Ту, которая умерла. Ту, которую я больше никогда не увижу.
Под эту категорию подпадают многие, сказал я себе. Прости, Жирный, но твой ответ слишком расплывчат.
– Надо бы сходить во «Всемирные путешествия», – проговорил Жирный, словно уговаривая сам себя, – побеседовать с той дамочкой. Насчет Индии. По–моему, Индия – то самое место.
– Какое место?
– Где может быть он.
Я не ответил. Какой смысл, если к Жирному вернулось безумие.
– Где–то он есть, – продолжал Жирный. – Я знаю наверняка, он уже сейчас где–то есть. Зебра сказала мне: «Святая София родится вновь, она не…»
– Хочешь правду? – прервал я.
Жирный моргнул.
– Конечно.
Я проговорил резким, скрипучим голосом:
– Нет никакого Спасителя. Святая София не родится вновь, Будда не сидит в парке, Аполлон не собирается возвращаться. Дошло до тебя?!
Молчание.
– Пятый Спаситель… – робко начал Жирный.
– Забудь о нем! – рявкнул я. – Ты псих. Такой же псих, как Эрик и Линда Лэмптоны. Такой же псих, как Брент Мини. Ты псих уже восемь лет, с того момента, как Глория сиганула из окошка и превратилась в сандвич с омлетом. Угомонись и забудь! Ладно? Можешь ты сделать мне единственное одолжение? Сделать всем нам единственное одолжение?
Прошло некоторое время, и Жирный тихо произнес:
– Выходит, ты согласен с Кевином.
– Да, – сказал я. – Я согласен с Кевином.
– Тогда зачем мне продолжать все это?
– Не знаю. И мне плевать. Твоя жизнь – что хочешь, то и делаешь.
– Зебра не стала бы мне лгать, – сказал Жирный.
– Да нет никакой «Зебры»! Это ты сам. Что, не узнаёшь самого себя? Ты проецируешь свои несбывшиеся мечты, неудовлетворенные желания, оставшиеся после того, что Глория сотворила с собой. Ты не смог заполнить пустоту реальностью, поэтому заполнил ее фантазиями. Это психологическая компенсация за бесцельную, никудышную, бесполезную, наполненную болью жизнь, и я не понимаю, почему ты в конце концов не поставишь точку. Ты такой же, как Кевинова кошка – тупица! Вот начало и конец. Понял?
– Ты отнимаешь у меня надежду.
– Я ничего у тебя не отнимаю, потому что отнимать нечего.
– Все именно так? Ты так думаешь? На самом деле?
Я сказал:
– Да.
– Думаешь, мне не нужно искать его?
– Да где, черт возьми, ты собираешься искать? У тебя нет даже предположений, где он может быть. В Ирландии. Или в Мехико. Или в Диснейленде… Точно, он работает в Диснейленде, машет метлой! Как ты собираешься узнать его? Мы все думали, что Спаситель – София. Верили в это, пока она не умерла. Она говорила , как Спаситель. У нас были все свидетельства, все признаки. Киношка «ВАЛИС». Шифровка из двух слов. Лэмптоны и Мини – их история вполне соответствовала твоей, все соответствовало. А теперь есть еще одна мертвая девочка в еще одном ящике в земле. Итого их уже трое. Три человека, умерших ни за что. Ты в это верил, я верил, Дэвид верил, и Кевин, и Лэмптоны. Особенно верил Мини, так верил, что даже убил ее. А теперь все кончено. Лучше бы и не начиналось… Черт бы побрал Кевина, понесло же его в кино! Выматывайся отсюда и убивай себя.
– Я мог бы…
– Не мог бы! Ты не найдешь его. Я знаю. Позволь, я объясню тебе предельно ясно. Ты думал, Спаситель вернет Глорию, так? Он… она не вернула, а теперь сама мертва. Вместо того, чтобы…
Я замолчал. Я не мог больше говорить.
– Выходит, истинное имя религии, – проговорил Жирный, – смерть.
– Тайное имя, – согласился я. – Наконец до тебя дошло. Иисус умер. Асклепий умер. Смерть Мини ужаснее, чем смерть Христа, но всем плевать, никто даже не вспоминает об этом. Катаров [19]19
Катары ( гр. katharos – чистый) – приверженцы ереси, распространившейся в XI–XIII веках в Западной Европе, гл. обр. в Северной Италии и на юге Франции (где они назывались альбигойцами).
[Закрыть]на юге Франции убивали десятками тысяч. Во время Тридцатилетней войны погибли сотни тысяч человек, католиков и протестантов – настоящая бойня. Смерть – вот истинное имя религии. Не Бог, не Спаситель, не любовь – смерть. Кевин прав насчет своей дохлой кошки. В этой кошке заключено все. Высший Судия не в состоянии ответить Кевину. Вопрос: «Почему моя кошка умерла?» Ответ: «А хрен ее знает». Нет ответа, есть только мертвое животное, которое хотело перебежать улицу. Мы все – животные, которые хотят перебежать улицу, вот только кто–то давит нас на полпути, кто–то, кого мы не видим. «Твоя кошка была тупицей»… А кто создал кошку? Почему он создал ее тупицей? Учится ли кошка чему–либо на собственной смерти? Если учится, то чему? Чему научила Шерри смерть от рака? А какой урок извлекла Глория…
– Ладно, хватит, – сказал Жирный.
– Кевин прав. Иди и трахни кого–нибудь.
– Кого? Они все мертвы.
– Есть другие. Те, кто еще жив. Трахни какую–нибудь девицу, пока она не умерла, или ты не умер, или кто–нибудь еще не умер, какой–нибудь человек или животное. Ты сам говорил: вселенная иррациональна, потому что разум, стоящий за ней, – иррационален. Ты иррационален и знаешь об этом. Я иррационален. Мы все такие. Я бы написал об этом книгу, вот только никто не поверит, что группа человеческих существ может быть настолько иррациональна.
– Поверят, – проговорил Жирный. – После Джима Джонса и девяти сотен человек в Джонстауне…
– Уходи, Жирный, – сказал я. – Отправляйся в Южную Америку. Поезжай в Соному и поживи в коммуне Лэмптонов, пока они не бросят это дело, в чем я лично сомневаюсь. У безумия своя динамика – оно усиливается. – Я ходил взад–вперед и стучал себя кулаком в грудь. – Девочка мертва, Глория мертва. И никто не воскресит их.
– Иногда я мечтаю…
– Я напишу это на твоем надгробии.
Получив паспорт, Жирный на самолете «Исландских авиалиний» отправился в Люксембург – так было дешевле. Нам пришла от него открытка из Исландии, а месяцем позже – письмо из французского города Мец. Мец находится на границе с Люксембургом – я посмотрел в атласе.
В Меце – Жирному понравился этот театрального вида городок – Лошадник познакомился с девушкой и прекрасно проводил время, пока она не сократила его финансы наполовину. Он прислал нам ее фото; девушка была очень хорошенькая и немного напомнила мне Линду Ронштадт – такой же овал лица и стрижка. Больше фотографий Жирный не присылал, поскольку девушка стянула его камеру. Она работала в книжном магазине. Жирный так и не сказал нам, удалось ли затащить ее в постель.
Из Меца он отправился в Западную Германию, где американский доллар ничего не стоит. Он немного умел читать и говорить по–немецки, так что в Германии Жирному было относительно легко. Однако он стал писать все реже и в конце концов совсем замолк.
– Если бы у него что–то вышло с французской девушкой, – заметил Кевин, – он бы об этом упомянул.
– Судя по всему, что–то было, – сказал Дэвид.
Кевин возразил:
– Если бы было, Жирный бы уже выздоровел и вернулся. А раз не вернулся, то ничего и не было.
Прошел год, и от Жирного пришла телеграмма – он возвращался в Штаты, в Нью–Йорк, где жили его знакомые. Он написал, что вернется в Калифорнию, когда вылечится от мононуклеоза, [20]20
Мононуклеоз – детское инфекционное заболевание.
[Закрыть]который умудрился подцепить в Европе.
– Так он нашел Спасителя? – спросил Кевин. В телеграмме об этом ничего не говорилось. – Впрочем, он бы сказал. Это как с француженкой: мы бы знали.
– Ладно хоть жив, – обронил Дэвид.
– Смотря что понимать под словом «жив», – хмыкнул Кевин.
Пока суд да дело, у меня все шло неплохо – книги продавались, и я получал больше денег, чем мог потратить. Собственно, у всех нас дела шли неплохо. Дэвид держал табачный магазин на городской торговой аллее – одной из самых красивых в графстве Оранж. Новая девушка Кевина относилась к нему, да и к нам, мягко и тактично; она отлично понимала его специфическое чувство юмора.
Мы рассказали ей о Жирном и его исканиях, а также о француженке, стащившей «Пентакс». Девушке захотелось познакомиться с Жирным, да и все мы уже ждали его возвращения. С рассказами, фотографиями и подарками.
А потом пришла еще одна телеграмма. На сей раз из Портленда, из Орегона. Телеграмма из двух слов.
ЦАРЬ ФЕЛИКС
И больше ничего. Только два удивительных слова.
Ну, подумал я. Нашел? После долгого перерыва «Рипидонову обществу» предстоит вновь собраться на пленарное заседание?
Все вместе и каждый по отдельности мы едва ли помнили те события. Предпочли забыть их. Слишком много боли, слишком много надежд вылетело в трубу.
Когда Жирный прилетел в Эл–Эй–Экс – так называется лос–анджелесский аэропорт, – мы встречали его вчетвером: я, Кевин, Дэвид и похожая на лисичку подружка Кевина – Джинджер, яркая высокая блондинка с вплетенными в косички красными ленточками. Эта колоритная барышня могла проехать ночью чертову уйму миль, чтобы только выпить ирландского кофе в каком–то захолустном ирландском баре.
Вместе с толпами других людей мы слонялись взад–вперед, болтали, и тут внезапно и совершенно неожиданно для нас в толпе прибывших пассажиров показался Жирный Лошадник. Улыбающийся, с чемоданчиком в руке, наш друг возвратился домой. При галстуке и в прекрасном костюме, сшитом на Восточном побережье, – последний писк моды. Для нас было потрясением увидеть его – полагаю, подсознательно мы ожидали изнуренного доходягу с пустыми глазами, едва способного брести по коридору.
После дружеских объятий мы представили Жирному Джинджер и поинтересовались у него, как дела.
– Недурно, – сообщил Жирный.
Мы пообедали в ресторане дорогого отеля неподалеку. За едой говорили мало. Жирный казался замкнутым, но не подавленным. Я решил, что он устал. Его лицо хранило следы долгого путешествия. Такие вещи всегда оставляют след.
– А что в чемоданчике? – поинтересовался я, когда принесли кофе.
Отодвинув тарелки, Жирный водрузил чемоданчик на стол и открыл его ключом. В чемоданчике лежали папки, из которых Лошадник выбрал одну – они были пронумерованы. Внимательно посмотрел на папку, чтобы убедиться, что вытащил ту самую, и передал ее мне.
– Загляни внутрь, – предложил он мне с легкой улыбкой.
Так улыбаются, когда дарят кому–то подарок, зная, что он понравится, и просят сразу развернуть его.
Я открыл папку. Там оказались четыре глянцевые фотографии восемь на десять, совершенно очевидно, сделанные профессионалом, – они напоминали снимки, какие бывают в рекламных агентствах и на киностудиях.
Фотографии изображали греческую вазу, а на ней рисунок мужчины, в котором мы узнали Гермеса. Обвивала вазу двойная спираль, красная на черном фоне. Молекула ДНК, в этом не могло быть ни малейшего сомнения.
– Две тысячи триста или четыреста лет, – сообщил Жирный. – Не рисунку, а самой вазе, гончарному изделию.
– Горшок, – проговорил я.
– Я увидел ее в афинском музее. Она подлинная. Мнение не мое – я не специалист. Подлинность установлена экспертами музея. Я говорил с одним из них. Он не понимал, что означает орнамент, и очень заинтересовался, когда я объяснил что к чему. Вазы такой формы – krater – позже использовались как купели для крещения. Одним из греческих слов, которые всплыли у меня в голове в марте семьдесят четвертого, было греческое слово krater . Я услышал его в связи с другим греческим словом – poros . Словосочетание poros krater обозначает «известняковая купель».
Несомненно, дохристианский рисунок был не чем иным, как двойной спиралью Крика и Уотсона. Формой, к которой они пришли после многих лет проб и ошибок. И вот она на древней вазе, нарисованная абсолютно правильно.
– Ну и? – спросил я.
– Так называемые переплетенные змеи кадуцея. [21]21
Кадуцей – геральдический жезл, обвитый двумя змеями, атрибут бога Меркурия. Кадуцей соответствовал греческому керикейону Гермеса и Ириды.
[Закрыть]Изначально кадуцей, который по–прежнему является символом медицины, был жезлом не Гермеса, а… – Жирный помедлил, глаза его горели, – …а Асклепия. Он обладал особенным значением, кроме мудрости, олицетворяемой змеей. Жезл указывал, что его обладатель – священная персона, которой нельзя докучать. Вот почему его носил Гермес, посланник богов.
Все мы некоторое время молчали.
Кевин начал было бормотать что–то саркастическое, что–то в своей сухой разумной манере… но вскоре тоже замолчал.
Рассматривая глянцевые снимки восемь на десять, Джинджер проговорила:
– Как чудесно.
– Величайший врач во всей человеческой истории, – сказал ей Жирный. – Асклепий, основатель греческой медицины. Римский император Юлиан, известный как Юлиан Отступник, поскольку он не признал христианство, считал Асклепия Богом богов. Юлиан поклонялся ему. Продлись это поклонение подольше, вся история западного мира изменилась бы коренным образом.
– Ты не сдаешься, – сказал я Жирному.
– Верно, – согласился он. – Я никогда не сдамся. Я вернулся, потому что закончились деньги. Когда подкоплю немного, продолжу поиски. Я знаю, где искать. На греческих островах. Лемнос, Лесбос, Крит. Особенно Крит. Мне снилось, что я спускаюсь в лифте – снилось дважды, – а оператор декламирует стихи. И там было большое блюдо спагетти, а в него воткнута трехзубая вилка – трезубец. Должно быть, это нить Ариадны, которая помогла Тесею выбраться из лабиринта под Миносом после того, как он убил Минотавра. Минотавр, наполовину человек, наполовину чудовище, представляет собой безумное божество Самаэля, который, по моему мнению, – фальшивый демиург гностической системы.
– Телеграмма из двух слов, – сказал я. – ЦАРЬ ФЕЛИКС.
– Я не нашел его, – проговорил Жирный.
– Я вижу.
– Но он где–то существует, – продолжал Жирный. – Я знаю. Я никогда не отступлюсь.
Он положил фотографии обратно в папку, папку в чемоданчик, и щелкнул замком.
Сейчас Жирный в Турции. Он прислал нам фотографию, изображающую мечеть, которая некогда была великим христианским храмом под названием Святая София, или Айя София – одно из чудес света, хотя крыша храма и обвалилась в Средние века и нуждается в восстановлении. Чертежи его уникальной конструкции можно найти в большинстве учебников по архитектуре. Кажется, что центральная часть храма парит в воздухе, она словно поднимается к небесам. Такова задумка римского императора Юстиниана. Он лично контролировал строительство и сам дал храму имя – зашифрованное имя Христа.
Мы еще услышим о Жирном Лошаднике. Так говорит Кевин, а я ему верю. Кевин должен знать. Из нас четверых в нем меньше всего иррационального и, что важнее, больше веры. Чтобы понять это, мне понадобилось немало времени.
Вера – странная штука. По определению, вера имеет дело с понятиями, которые невозможно доказать. К примеру, в прошлую субботу я включил телевизор. Я не смотрел его, так как по утрам в субботу там сплошь детские передачи. Да я и в другое время его не смотрю – просто он несколько скрашивает мое одиночество, создает фон. Так или иначе, в субботу по телевизору гнали обычную коммерческую рекламу, когда что–то вдруг привлекло мое внимание. Я бросил свои занятия и переключил внимание на экран.
Шла реклама сети супермаркетов, и на экране появились слова: ТАКОЕ СЪЕЛ БЫ И ЦАРЬ. Вдруг картинка исчезла, и вместо нее тут же возникла заставка мультфильмов про кота Феликса: ФЕЛИКС – КОТ. Только что было написано ТАКОЕ СЪЕЛ БЫ И ЦАРЬ, и вот уже, практически мгновенно, тем же шрифтом – ФЕЛИКС – КОТ.
В мозгу отпечатались оба слова шифровки, причем в правильном порядке:
ЦАРЬ ФЕЛИКС
Такое воспринимается подсознательно. Кто мог видеть это случайное, абсолютно случайное наложение надписей? Только дети, маленькие дети Южных Земель. Для них эти слова ничего не значат, они не увидят никакого шифра, а если и увидят, то не поймут, что это и кому предназначено.
Но я–то видел и знал, кому направлено послание. Должно быть, просто синхронность, если пользоваться определением Юнга, подумал я. Совпадение, не имеющее никакого смысла.
Или это сигнал? Посланный при помощи радиоволн одной из крупнейших телестудий мира, лос–анджелесским отделением Эн–би–си, и донесший до тысяч детей мгновенную информацию, которая будет обработана правым полушарием мозга, уложена в нужное место, а возможно, и расшифрована глубоко в подсознании, там, где хранится великое множество самой разной информации.
И к этому не имеют никакого отношения ни Эрик, ни Линда Лэмптоны. Просто какой–то человек на студии, технический работник Эн–би–си», собирался прокрутить уйму рекламы в любом порядке, какой ему удобен.
Если кто и мог сознательно устроить такое, так только ВАЛИС, который сам – информация.
Возможно, сейчас я увидел именно это: ВАЛИС, показывающий рекламу и детские мультики.
Послание снова отправлено.
Двумя днями позже мне позвонила Линда Лэмптон. Мы не общались после трагедии с Софией, и сейчас голос Линды звучал счастливо и возбужденно.
– Я беременна, – сообщила она.
– Чудесно, – сказал я. – Давно?
– Я на девятом месяце.
– Ух ты! – воскликнул я и подумал: «Теперь уже недолго».
– Теперь уже недолго, – сказала Линда.
– На этот раз вы ждете мальчика? – поинтересовался я.
– ВАЛИС сказал, что это еще одна девочка.
– А Мини…
– Очень жаль, но он умер. С такой болезнью у него не было ни единого шанса. Правда, чудесно? Еще одна девочка.
– Вы уже выбрали имя? – спросил я.
– Пока нет.
Вечером по телевизору я наткнулся на рекламу собачьего корма. Собачий корм! В самом конце, перечислив массу разнообразных животных, корм для которых выпускала фирма – забыл ее название, – зазвучал финальный куплет:
Для пастуха и овец…
Слева на экране возникла немецкая овчарка – собака–пастух, справа – овца. Почти мгновенно включился другой ролик: по экрану плыла парусная лодка. На белом парусе я разглядел маленькую черную эмблему. Даже не всматриваясь, я уже знал, что там. Создатели лодки поместили на парусе знак – рыбу.
