Текст книги "Свободное радио Альбемута"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Горький, хотя и справедливый вывод: предупреждать меня бессмысленно, я чересчур тупой. Меня предупредили, а я веду себя как ни в чем не бывало. Пригласил врага в гости, а потом заперся на пятнадцать минут – делайте, что хотите! Да она оружие могла спрятать! И все, конец мне! Жертва, угодившая в капкан, причем идеальная жертва, которая сама помогает капкан установить.

Но предположим, что это еще один обман, предположим, что ничего Вивиан не спрятала. Я могу искать кокаин круглосуточно неделями и месяцами и просто сведу себя с ума, психопатически роясь в вещах: может, тайник в сантиметрах от меня, а может, его никогда и не было. И каждую секунду всех этих дней и ночей я буду ожидать, что вот-вот по анонимной наводке ко мне в дом вломится полиция – сломают стену и немедленно найдут кокаин. Десять лет тюрьмы.

А может, этот ее звонок из спальни и есть анонимный сигнал, внезапно похолодев, подумал я. Тогда мои дни – вернее, часы – сочтены. Искать бессмысленно. Лучше уж отдохнуть. Вернуться в дом и спокойно посидеть.

Так я и сделал – закрыл переднюю дверь и устроился на диване, а чуть погодя включил радио. Давали концерт Бетховена. Я сидел, ждал, прислушивался – прислушивался не к знакомым звукам музыки, а к шуму проезжающих машин. Ожидание было мучительно, минуты тянулись адски медленно. В конце концов я пошел на кухню и посмотрел на часы, чтобы понять, сколько же времени. Прошел час, второй… Никто не приходил – никакого стука в дверь, никаких помповых ружей, никаких людей в форме. Только музыка и я в пустом доме.

Я потрогал лоб – он был горячий и потный. Сходил в ванную за термометром, стряхнул его, померил температуру. Тридцать девять! От страха и напряжения у меня началась лихорадка. Организм не выдержал стресса – стресса нечестного и несправедливого, тем не менее вполне реального. А Вивиан не дура, что смоталась побыстрее, подумал я, – после всего того, что она мне наговорила. Правда это или нет, не имеет значения. Посмей она здесь еще появиться, я ее просто убью. И она это знает, ее и духу не будет.

Если мне удастся выкрутиться живым и невредимым, я напишу об этом книгу. То есть все эти события как-то переработаю и создам роман. В назидание другим. И Вивиан Каплан войдет в историю.

Никогда не наезжай на писателя, сказал я себе. Если хочешь с ним покончить, убедись, что он сдох. Потому что живой он будет говорить – в письменном виде, с книжной страницы.

Но жив ли я?.. Время покажет. В тот момент я чувствовал лишь, что мне нанесен смертельный удар, в грудь всадили клинок по самую рукоятку; боль была невыносима. Однако я мог выжить. Перенес же я нападение на дом; я перенес многое. Может, я и сейчас выживу. Тогда ДАНу грозят большие неприятности. Особенно Вивиан Каплан.

Так я себе говорил… И сам себе не верил. А верил я в то, что ДАН и его хозяин Феррис Фримонт взяли меня в клещи. И я сам захлопнул ловушку – вот что самое ужасное, вот что причиняло самую острую боль. Мое собственное хитроумие предало меня, сдало врагу. Такое тяжело перенести.

Глава 13

Полицейские не пришли. Уж и не знаю, что задумала Вивиан Каплан; так или иначе все стихло, и я смог немного успокоиться. В последующие дни температура у меня спала; вернулась способность рассуждать более или менее осмысленно. Тем не менее я спросил у своего адвоката, что делать в связи с тем, что в моем доме пытаются спрятать наркотики.

– Обратись с письмом в Управление по борьбе с наркотиками округа Орандж, – посоветовал он. – Опиши им ситуацию.

– А это…

– Тебя все равно сцапают, однако когда в архиве найдут твое письмо, то могут проявить снисходительность.

Ничего не происходило. Я начал спать по ночам. Вивиан, очевидно, блефовала; я вообще стал замечать вокруг много обмана. Излюбленная тактика полиции: таким образом подозреваемый делал за них большую часть работы. Таких как я они едят на завтрак, сказал я себе. С трудом верилось, что в конце концов я и люди мне подобные возьмем верх. Чтобы взять верх, я должен здорово поумнеть.

Разумеется, обо всем случившемся я рассказал Николасу. И он, разумеется, пришел в негодование.

– Ты что сделал?.. Переспал с несовершеннолетней «дановкой», которая в сумочке у себя носит наркотики?! Господь милосердный, тебе передай в пироге пилку, так ты не из тюрьмы сбежишь, а со свободы в тюрьму угодишь! Хочешь, предоставлю пирог? Рэйчел с удовольствием спечет. Только пилку купи.

– Вивиан так меня обработала, что я растерялся.

– Отлично – семнадцатилетняя девчонка засадила в тюрьму взрослого умного мужчину! Несмотря на то что он соблюдал крайнюю осторожность.

– Такое было бы не в первый раз, – сказал я.

– Отныне и впредь держись от этой Вивиан подальше, – заявил Николас. – Даже близко к ней не подходи. Если уж припрет, лучше общайся с дыркой в заборе. Обходись как хочешь, только без нее.

– Ну хорошо! – Я раздраженно повысил голос. Однако в глубине души знал: я еще увижу Вивиан Каплан. Она меня отыщет. Мне предстоит еще не одна схватка с властями. Пока они не поймают нас с Николасом. Пока нас не обезвредят.

Интересно, распространяется ли так называемая защита, которую ВАЛИС предложил Николасу, и на меня. В конце концов мы повязаны вместе: две ведущие станции в сети поп-культуры, как выразились «дановцы».

Похоже, единственное существо, к которому в данной ситуации мы могли обратиться за помощью, был ВАЛИС. ВАЛИС против ФФФ. Земной властитель – Феррис Ф. Фримонт – и его враг из иного мира, враг, о существовании которого Фримонт и не подозревает. Плод воображения Николаса Брейди.

Прогноз схватки неутешителен. Я предпочел бы иметь на своей стороне что-нибудь более материальное. И все же лучше это, чем ничего. Своего рода психологическая поддержка. По крайней мере спиритические сеансы Николаса открывали ему масштабы операции ВАЛИСа и дружественных трансцендентальных сил против сковавших нас уз. Куда там телевидению, что показывало в основном пропагандистские мелодрамы, превозносящие власть вообще и полицию в частности, войну, автокатастрофы и Старый Запад с его простыми духовными ценностями. Джон Уэйн стал официальным народным героем Америки.

Ну и еще еженедельная передача «Разговор с человеком, которому мы доверяем» – Феррис Фримонт вещает из Белого дома.

Вообще-то заставить массы смотреть, как Феррис Фримонт произносит речь, было нелегко, потому что он говорил дико скучно. Все равно что сидишь на бесконечной лекции по какому-то неясному аспекту экономики, ибо Фримонт неизменно приводил несметное количество данных из самых разных отраслей. За этой серой невыразительной фигурой чувствовалось присутствие мощного штата специалистов, обеспечивающих президента информацией по любому вопросу.

Фримонт вовсе не считал свои выступления скучными. «Производство стали, – монотонно вещал он, то и дело запинаясь, путая слова и строчки из текста речи, – увеличилось на три процента, что дает почву для оптимизма в сельском хозяйстве». После прослушивания такой передачи у меня возникало чувство, будто я снова в школе, а тесты, которые нам приходилось заполнять потом, только усиливали это впечатление.

Тем не менее Феррис Фримонт отнюдь не был ширмой; напротив, именно когда он отходил от заготовленного текста, в нем проступала его брутальная сущность. А нравилось ему отходить от текста, когда речь касалась Америки, ее чести и судьбы. Бравые американские парни демонстрировали эту честь в Восточной Азии, и Фримонт, затрагивая темы войны, не мог обойтись без импровизаций: его блеклые глаза загорались огнем, и он косноязычно начинал клеймить всех, кто подрывал американское могущество. Послушать Фримонта, так у нас американского могущества – неисчерпаемые кладези. На протяжении доброй половины всякой речи он грозно предупреждал врагов этого могущества – никогда, впрочем, не называя их конкретно.

На самом деле я не знаю человека, который произносил бы речи хуже, чем Фримонт. Мне часто хотелось, чтобы невидимые сотрудники Белого дома наконец восстали, выделили из своих рядов такого, кто умеет говорить, и направили бы его читать речи президента. Надень костюм в полоску и яркий галстук, и мало кто заметит подмену.

Выступления президента шли по всем каналам и в лучшее время. Слушать их рекомендовалось с открытыми дверями, чтобы рыскающие банды «дановцев» легко могли вас проверить. Те раздавали маленькие карточки-открытки с вопросами, касающимися текущей речи; надо было выбрать правильные ответы и затем бросить карточку в почтовый ящик. Огромный штат Белого дома изучал ваши ответы и делал вывод, понимаете ли вы то, что слышите. Эти карточки шли в ваше досье, зачем – никто не знал. Мы прикинули, и получилось, что досье должны быть огромной толщины.

Порой вопросы на карточках казались очень коварными; ответы на них могли носить инкриминирующий характер. Например:

Россия становится

1) слабее;

2) сильнее;

3) ее позиция не меняется по отношению к свободному миру.

Естественно, Рэйчел, Николас и я, заполняя карточки, выбрали ответ номер 2. Власти постоянно подчеркивали нарастающую мощь России и необходимость увеличивать военный бюджет хотя бы для того, чтобы сохранить существующее равновесие.

С другой стороны, вызывал сомнение следующий вопрос:

Наука и техника русских

1) очень развиты;

2) находятся на среднем уровне;

3) типично слабы и беспомощны.

Если вы пометите ответ номер 1, то, получается, вы хвалите мощь коммунистов. Очевидно, лучше выбрать ответ номер 2, тем более что это скорее всего правда, но именно ответ номер 3 был сформулирован таким образом, чтобы его отметили добропорядочные граждане. В конце концов, чего ожидать от тупых славян? Разумеется, типичной слабости и беспомощности. Хороши мы, а не они.

Но если их наука и техника типично слабы и беспомощны, тогда как же может быть верен ответ номер два на предыдущий вопрос?.. Николас, Рэйчел и я вернулись к нему и изменили ответ на 1 – чтобы это вязалось с «типично слабым и беспомощным».

Еженедельные опросные листы содержали много таких ловушек. Советский Союз был одновременно тупым и умным, слабым и сильным, имеющим шанс победить и обреченным на поражение. Для нас, живущих в свободном мире, главным было не дрогнуть. Мы делали это, регулярно отсылая карточки.

Ответ на дилемму был дан Феррисом Фримонтом на следующей неделе. Каким образом народ, типично слабый и беспомощный, стал сильнее нас? С помощью предателей в нашей среде, посредством коварства и вероломства, подрывая волю американцев.

В следующей карточке даже был специальный вопрос:

Злейший враг Америки – это

1) Россия;

2) наш самый высокий в мире уровень жизни;

3) тайные агенты среди нас.

Мы знали, что надо выбрать ответ номер три. Но Николас в тот вечер находился в каком-то странном настроении; он решил отметить номер два.

– Что нас обречет, так это именно валяние дурака с опросными листами, – сказал я. – К нашим ответам относятся вполне серьезно.

– Их даже не читают, – возразила Рэйчел. – Все устроено лишь для того, чтобы ты слушал еженедельные выступления Фримонта. Как их можно прочесть – двести миллионов каждую неделю?

– С помощью компьютера, – ответил я.

– Предлагаю выбрать вариант номер два, – заявил Николас, и мы так и сделали.

Мы заполнили карточки, вложили их в специальные, государством предоставленные конверты и, по предложению Николаса, вместе пошли к почтовому ящику.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал Николас, едва мы оказались на улице.

– Хорошо, – кивнул я, думая, что он хочет обсудить какие-то вопросы, связанные с карточками. Однако я ошибался. Как только он начал говорить, стало понятно его несколько странное поведение.

– Я получил информацию от ВАЛИСа, – произнес Николас низким, очень серьезным голосом. – И потрясен до глубины души. До сих пор ничего подобного… Впрочем, расскажу по порядку. В плане визуальном это снова была женщина. Она сидела в современно обставленной гостиной на полу возле кофейного столика. Вокруг располагались мужчины – в дорогих костюмах, костюмах процветающих бизнесменов. Все молодые. И что-то они горячо обсуждали. Вдруг женщина… – Николас помолчал. – Она открыла третий глаз, с линзой вместо зрачка. Открыла третий глаз, посмотрела на мужчин и… Фил, она заглянула прямо им в душу. И увидела все: что они сделали и что собираются сделать – совершенно все. Секретов не осталось. Она продолжала улыбаться. А они понятия не имели, что у нее есть третий глаз с всевидящей линзой. Знаешь, что ей стало о них известно?

– Ну?

– Они заговорщики, – сказал Николас. – Именно они спланировали убийства всех, кто был убит: доктора Кинга, обоих Кеннеди, Джима Пайка, Малколма Икс… Бог свидетель, Фил, она все это увидела. А мне было дано понять, кто она такая – сивилла. Римская сивилла, которая охраняет республику. Нашу республику.

Мы дошли до почтового ящика. Николас повернулся и положил руку мне на плечо.

– Она познала их и поняла, что они сотворили; и их призовут к ответу. Им ничего и в голову не приходило – они все шутили и смеялись, как беспечные школьники, а она наблюдала за ними своим третьим глазом – тем, с линзой – и тоже улыбалась. А потом третий глаз исчез, и она стала самой заурядной женщиной. Такой, как все.

– В чем цель заговора?

– Все они – дружки Ферриса Фримонта, – хрипло проговорил Николас. – Все без исключения. Мне было дано понять – и я понял, – что дело происходит в Вашингтоне, в роскошном номере роскошного отеля.

– Боже всемогущий!.. Похоже, нас проинформировали по двум существенным вопросам. Во-первых, ситуация еще хуже, чем мы думали. А во-вторых… нам помогут.

– О, она нам поможет, это точно. Говорю тебе, Фил, не хотел бы я поменяться с ними местами. А они все зубоскалили и ржали, будто все у них в ажуре. Когда на самом деле они обречены.

– Мне, признаться, казалось, что это мы обречены.

– Нет, – уверенно заявил Николас. – Они.

– Нам надо что-то предпринимать?

– Тебе – вряд ли, – поколебавшись, сказал Николас. – А вот мне… Мне, наверное, придется, По-моему, меня собираются использовать – когда придет время. Когда наши начнут действовать.

– Так они уже начали, – заметил я. – Вот, к примеру, тебе сказали. Если они многим скажут правду – как этот режим пришел к власти: буквально по трупам, по лучшим людям нашей эпохи…

– Тяжело все это, – вздохнул Николас.

– А ты уверен, что тебе не приснилось?

– Я действительно видел сон, – признался Николас. – Ничего подобного мне раньше не передавали. Фил, ты знаешь, что произошло в ту ночь с Джонни. Когда…

– Значит, их гибель организовал Феррис Фримонт?

– Да, это открыла сивилла.

– Но почему тебе? – спросил я. Из всех людей…

– Фил, сколько времени требуется, чтобы опубликовать книгу? С того момента, как ты сел ее писать?

– Много, – ответил я. – Полтора года как минимум.

– Да. Так долго она ждать не будет. Я чувствую это.

– А сколько она будет ждать?

– Вряд ли она вообще будет ждать. По-моему, для них задумать – значит сделать. Они планируют и действуют одновременно. Всеведущие умы, от которых ничто не скрыто. Аж дрожь пробирает.

– Но это ведь отличные новости!

– По крайней мере для нас, – согласился Николас. – Нам не долго еще отправлять эти чертовы открытки.

– Тебе следует написать Феррису Фримонту письмо, – сказал я, – и объяснить ему, что его вместе с подручными застукала римская сивилла. А что ты знаешь о римской сивилле? Вообще что-нибудь знаешь?

– Утром как раз посмотрел в «Британике». Она бессмертна. Та, первая сивилла, жила в Греции и была оракулом бога Аполлона. Потом она стала охранять Римскую Республику; написала кучу книг, которые читали вслух, когда Республике угрожала опасность. Я вот вспоминаю те толстенные, похожие на Библию книги, которые мне показывали в самом начале, – добавил Николас. – Знаешь, для христиан сивилла стала священна. Они считали ее пророком, наподобие иудейских пророков. Охраняющим добрых богобоязненных людей от напастей.

Именно это нам и требовалось – помощь свыше. Хранительница Республики услышала наш зов сквозь коридоры времени. В чем, собственно, нет ничего странного. Разве Соединенные Штаты не являются преемником Римской Республики? Мы унаследовали римскую сивиллу; бессмертная, она верна своему долгу. Да, Римская Республика исчезла – и в то же время существует в иной форме. Там говорят на другом языке и живут по иным укладам, но сердце империи осталось: единый язык, единый свод законов, единая денежная система, хорошие дороги… И христианство – государственная религия поздней Римской империи. После Темных веков мы отстроили все, что было потеряно, и даже больше; зубцы империализма протянулись до Южной Азии.

А Феррис Фримонт – наш Нерон.

– Если бы на книгу уходило не так много времени! – продолжал Николас. – Думаю, ВАЛИС все это сообщил мне для того, чтобы я передал тебе, а ты использовал материал как основу романа. Однако время ставит крест на такой возможности… если только ты уже не написал что-нибудь подобное. – Он посмотрел на меня с надеждой.

– Нет, – искренне ответил я. – Ничего из того, что ты мне рассказывал, я никогда не использовал. Слишком круто.

– Но ты ведь веришь?

– Я верю всему. Как выразился однажды обрабатывающий меня агент ФБР: «Вы верите всему, что слышите».

– И не можешь использовать?

– Информация предназначена для тебя, Николас. Им нужен ты, а не я. Так что давай – вперед на всех парах.

– Я «дам» по сигналу, – ответил Николас. – По освобождающему меня сигналу.

Он все еще ждал этого. Ожидание давалось нелегко – и тем не менее так лучше, чем самому решать, что делать и когда. Жди себе, пока сигнал извне не раскрепостит сокрытые внутри знания и способности.

– Если ВАЛИС намерен лишить Ферриса Фримонта президентства, то любопытно каким образом, – заметил я.

– Может быть, его сына наделят врожденными дефектами.

Тут я рассмеялся.

– Знаешь, на что это похоже? Иегова против египтян.

Николас промолчал. Мы продолжали неспешно идти.

– А ты уверен, что это не Иегова? – спросил я.

– Трудно доказать отрицание: мол, что-то не является чем-то.

– Но ты рассматривал такую возможность? Потому что, если мы имеем дело с Иеговой, им нас никогда не победить.

– Они обречены, – сказал Николас.

– Их будут преследовать сердечные приступы, рак, высокое кровяное давление, авиакатастрофы; на их сады нападет саранча; их плавательные бассейны во Флориде покроются пленкой смертоносных бактерий… Ты представляешь, что значит навлечь на себя гнев Иеговы?

Внезапно Николас как-то странно дернул головой и схватился за мою руку.

– Фил, у меня перед глазами сверкающие круги. Как я попаду домой? – Его голос дрожал от страха. – Сверкающие огненные круги, будто фейерверк… Боже всемогущий, я практически ослеп!

Так в нем начались перемены. Начались скверно: мне пришлось отвести его, будто малое дитя, к жене и сыну. Весь путь он льнул ко мне, хныкал и трясся. Я никогда не видел своего друга настолько испуганным.

Глава 14

Всю следующую неделю огненные круги продолжали застилать глаза Николаса, но только по ночам. Доктор, осмотревший его, сказал, что это напоминает отравление алкалоидами белладонны. Пришлось Николасу несколько дней посидеть дома, не выходить на работу – все время кружилась голова, а стоило ему сесть в машину, как руки начинали дрожать и немели ноги. Врач упорно подозревал отравление.

Я навещал Николаса ежедневно. Однажды я пришел, а он сидит и рассматривает бутылочки с витаминами, в том числе огромный флакон с витамином С.

– Ты что это? – спросил я.

Бледный и взволнованный, Николас объяснил, что он пытается по-своему вывести токсин из организма: прочитал в каком-то справочнике, что растворенные в воде витамины – отличное мочегонное; проглотив достаточное количество витаминов, он таким образом избавится от разноцветных огненных кругов, которые мучили его по ночам.

– Ты вообще спишь?

– Нет, – признался Николас. – Совсем не могу.

Он ставил на прикроватную тумбочку радио, рассчитывая, что тихий монотонный рок поможет заснуть. Однако через несколько часов музыка приобретала грозное, зловещее звучание, а слова абсурдно изменялись, и приемник приходилось выключать.

Врач теперь валил все беды на повышенное кровяное давление; также он намекал на прием наркотиков. Но Николас не сидел на игле, не закатывал колеса и не курил дурь, в этом я был уверен.

– А если я в конце концов и засыпаю, – дрожащим голосом жаловался Николас, – то меня мучают страшные кошмары.

Об одном он мне рассказал. Во сне Николас был заперт в крошечной клетке под Колизеем; в небе кружили огромные летучие ящеры. Ящеры сразу же заметили его присутствие под Колизеем, ринулись вниз и стали ломать дверь клетки. Беспомощный Николас мог лишь шипеть им в ответ; судя по всему, он был каким-то маленьким млекопитающим. От сна его пробудила Рэйчел, но он, с открытыми глазами, еще долго продолжал яростно шипеть, высунув язык. А затем, чуть придя в себя, путаясь и то и дело сбиваясь, рассказал ей историю о том, как кот Чарли вел его к пещере, в которой они живут. Затравленным взором окинув спальню, Николас стал жалобно причитать, что Чарли пропал; как он теперь, слепой, найдет дорогу без кота?

После этого случая приемник по ночам безмятежно играл тихий рок. Пока однажды радио не заговорило – в оскорбительной и грозной форме.

– Николас-фигиколас! – прозвучал голос популярной певицы, чей последний хит широко тогда шел. – Слушай, Николас-фигиколас! Ты никчемная тварь, и ты умрешь! Умрешь, умрешь, умрешь!

Ник вскочил на кровати, резко придя в себя. Радио действительно с ним говорило, и голос действительно напоминал известную певицу, но именно напоминал: это была имитация – слишком металлическая, слишком искусственная. Да и не стала бы певица такое говорить, а если бы и стала, то такое не передавали бы по радио. К тому же слова были адресованы именно ему.

С тех пор Николас никогда не включал радио на ночь.

Днем он принимал все большие и большие дозы витаминов, особенно витамина С, а по ночам лежал, не в силах заснуть, терзаемый страшными мыслями, причем перед глазами все время мельтешили ослепительные огненные круги, практически лишая его зрения. «Что, если сейчас произойдет какой-нибудь несчастный случай? – спрашивал он себя. – Что, если заболеет Джонни? Кто тогда отвезет его к врачу?» Да что там отвезет!.. Если сейчас вдруг загорится дом, вряд ли Николас сумеет выбраться наружу.

Как-то вечером соседка из квартиры напротив попросила его проверить предохранители. Они вместе сошли по ступенькам, но когда она побежала ответить на телефон, Ник долго блуждал в темноте, захлебываясь от беспомощности и страха, пока наконец на выручку не пришла Рэйчел.

В конце концов он обратился к психиатру. Тот диагностировал некую манию и прописал курс карбоната лития. Так что Николас вместе со своими витаминами стал принимать еще и таблетки лития. Напуганный и растерянный, он уединился в спальне, не желая никого видеть.

Затем произошла следующая трагедия: воспалилась десна у зуба мудрости. Николасу пришлось срочно назначить встречу с доктором Кошем, лучшим стоматологом центральной части округа Орандж. Общий наркоз явился для него манной небесной; впервые за три недели он полностью вырубился. Николас пришел домой в отличном настроении, потом новокаин перестал действовать, и во всей челюсти вспыхнула боль. Ночью боль стала такой сильной, что огненные круги поневоле забылись. Утром Николас первым делом позвонил доктору Кошу и слезно взмолился о болеутоляющем.

– А разве я не дал вам рецепт? – рассеянно отозвался доктор Кош. – Сейчас позвоню в аптеку, и вам принесут. Будете принимать «Дарвон-Н»; зуб очень глубоко врос, нам надо… ну, разворотить челюсть, чтобы вытащить остатки зуба.

Ожидая посыльного, Николас сидел, зажав между челюстями пакетик с теплым чаем.

Наконец в дверь позвонили.

Буквально одурманенный болью, Николас добрел до двери и открыл ее. На пороге стояла девушка с длинными иссиня-черными волосами и в белоснежной одежде. На шее у нее было ожерелье – золотая рыбка на тонкой золотой цепочке. Николас зачарованно, будто в гипнотическом трансе, смотрел на ожерелье, не в силах вымолвить ни слова.

– Восемь сорок два, – сказала девушка.

Николас, протянув ей десятку, спросил:

– Что… что у вас за ожерелье?

– Древний знак, – ответила девушка, левой рукой указывая на золотую рыбку. – Его использовали ранние христиане.

Николас, зажав пакетик с лекарством, проводил девушку взглядом. Так он и стоял на пороге, пока Рэйчел не вывела его из транса, легонько хлопнув по плечу.

Лекарство помогло, и через несколько дней Николас вроде бы пришел в норму. Но челюсть, разумеется, давала о себе знать, и он оставался в постели. К счастью, после визита к доктору Кошу огненные круги перед глазами исчезли.

– У меня к тебе просьба, – сказал как-то Николас жене, когда та собиралась в магазин. – Ты не могла бы купить свечей – ну, как в католических церквях – и стеклянный подсвечник, и то и другое белого цвета?

– Зачем они тебе? – удивилась Рэйчел.

– Понятия не имею, – чистосердечно признался Николас. – Наверное, для моего излечения. Мне нужно поправиться. – Он стал намного спокойнее в те дни, но еще был очень слаб после операции. Однако испуга в нем не чувствовалось; страх и растерянность, отчаяние и затравленность, читавшиеся прежде в его глазах, наконец ушли.

– Как у тебя со зрением? – спросил я, заглянув к нему вечером.

– Все в порядке. – Николас одетый лежал на постели; на столике рядом с ним горела свеча.

Я закрыл дверь спальни, и тогда Николас произнес, глядя в потолок:

– Фил, я в самом деле слышал, как радио снова и снова говорило «Николас-фигиколас». Я единственный, кто это слышал. И я знаю, знаю совершенно точно, что ничего такого быть не могло. Но все же этот голос до сих пор звучит у меня в голове – неторопливый, убедительный… Так ведут гипнотическое внушение. Понимаешь? Меня программировали на смерть. Голос демона, нечеловеческий голос. Должно быть, я много раз слышал его во сне, только не запоминал. Если бы не бессонница…

– Ты же сам сказал, – перебил я, – это невозможно.

– Технически такое осуществимо. Установи слабенький передатчик, к примеру, в соседней квартире, и тогда его сигнал буду принимать только я. Или передавай сигнал на мой приемник с проходящего спутника.

– Со спутника?

– Да у нас сплошь и рядом нелегально забивают радио– и телепередачи! Обычно материал подается на подсознательном уровне, а тут они что-то напортачили, и я проснулся, что определенно было не предусмотрено.

– Кто же на такое способен?

– Понятия не имею, – ответил Николас. – Наверное, какой-нибудь правительственный орган. Или русские. Сейчас в космосе полно секретных советских спутников, вещающих на густонаселенные районы – передают бредовые идеи и всякую мерзость. Вообще Бог знает что.

– Но твое имя…

– А может, каждый, кто попадает в зону действия передатчика, слышит свое собственное имя? – предположил Николас. – «Пит, у тебя живот болит» или «Джон, ты рудозвон». Ума не приложу. И я устал строить догадки. – Он указал на слегка колеблющееся пламя свечи.

– Так вот почему она у тебя постоянно горит… – понял я.

– Чтобы не сойти с ума.

– Ник, все будет хорошо. У меня есть теория: огненные круги перед глазами – следствие действия токсинов от воспалившегося зуба мудрости. Оттуда же и странный голос по радио. Практически ты, сам того не сознавая, был отравлен. Теперь, когда тебя прооперировали, интоксикация пройдет, и все наладится. Тебе уже лучше.

– Ага, а как ты объяснишь золотой браслет у девушки? И ее слова?

– А при чем тут это?

– Я ждал ее всю жизнь, – ответил Николас. – И сразу же узнал. Она носила то, что должна была носить. Мне пришлось задать вопрос – «что это?» – потому что иначе я не мог. Фил, меня запрограммировали на этот вопрос.

– Но ведь ее появление не сравнишь с огненными кругами или голосом по радио?

– Нет, – согласился Николас. – Это самое важное событие в моей жизни – ну, как мимолетное видение… – Он помолчал. – Ты и представить себе не можешь, каково год за годом ждать, сомневаясь, появится ли она – оно – вообще, в то же время зная совершенно точно, что несомненно появится. Рано или поздно. А потом, когда ты уже и не ждешь-то, но нуждаешься в этом больше всего…

Он улыбнулся.

Неприятные явления прошли, хотя, по словам Николаса, по ночам он все еще видел свет – не бешено мельтешащие огненные круги, а скорее плавающие пятна. Причем их цвет находился в прямой зависимости от хода его мыслей. Когда в дремотном состоянии, предшествующем глубокому сну, Николас думал на эротические темы, похожие на клочья тумана пятна становились красными; однажды ему привиделась обнаженная пышногрудая Афродита. А когда он думал на религиозные темы, пятна светились жемчужно-белым.

Это напомнило мне кое-что из прочитанного в «Книге Мертвых» – о существовании после смерти. Душа в своем движении встречает разноокрашенные лучи света; каждый цвет представляет собой вид утробы, то есть вид перерождения. Душе усопшего следует миновать все дурные утробы и выйти в конце концов на ясный белый свет. Впрочем, я понимал, что с Николасом своими ассоциациями мне лучше не делиться – он и так уже съехал.

– Фил, – говорил мой друг, – когда я двигаюсь сквозь эти разноцветные лучи, я чувствую себя… очень странно. Как будто я умираю. Может, дантист перерезал мне что-нибудь жизненно важное? Но я не боюсь. Все словно… ну… совершенно естественно. По-моему, худшее позади. Издевающийся надо мной оскорбительный голос по радио и слепящие огненные круги – вот что было самое плохое. Со свечой мне легче. – Он указал на тоненькую свечку возле кровати.

– Ты когда выходишь на работу?

– В понедельник. Официально я не на больничном, а в отпуске за свой счет. Как же мне было плохо – почти слепой, постоянные головокружения… Но когда я увидел эту девушку и знак в форме золотой рыбки… Знаешь, Фил, в мистической религии греков – примерно 600 годы нашей эры – новообращенным показывали золотой знак и говорили: «Ты сын земли и звездного неба. Вспомни свое происхождение». Вот интересно – «звездного неба»…

– И вспоминали?

– По идее, должны были. Новообращенному следовало отринуть беспамятство и вспомнить святые корни. В том-то и смысл всех мистических церемоний, насколько я понимаю: освобождение от амнезии – блока, удерживающего нас от воспоминаний. В христианстве можно наблюдать то же самое: память о Христе, о последней вечере и распятии. «Делай это в память обо мне». Преломляешь хлеб, пьешь вино – и сразу вспоминаешь Христа. Как будто знал его, но забыл.

– Мне почему-то кажется, – начал я, – вернее, у меня есть теория, что эту темноволосую девушку с золотой рыбкой на ожерелье ты встречал раньше. Скажем, она приносила лекарство – ты никогда не заказывал лекарства с доставкой на дом? Или просто видел ее в аптеке. Посыльные часто крутятся в аптеке, когда у них нет работы; порой они даже стоят за стойкой. Отсюда твое deja vu – тем более что ты был оглушен болью и одурманен пентоталом натрия…