Текст книги "Плоть (авт. сборник)"

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц)

– Его убийство будет чудовищным грехом! – Воскликнула Мэри. – Это будет крайне жестоко!

– Не буду тратить время на спор с вами, – пожал плечами Черчилль. – Я только хочу, чтобы вы знали, что может произойти. Тем не менее, если это хоть немного вас утешит, я могу рассказать, как на планете Викса погиб Аль-Масини. Ядовитое растение, стреляющее крохотными отравленными иглами при помощи сжатого воздуха, дважды попало в него. Он умер на месте, а растение затем раскрылось и из него выскочило около двадцати, похожих на сороконожек, насекомых более полуметра длиной и вооруженных огромными клешнями. По-видимому, они намеревались затащить тело Аль-Масини внутрь, где все – в том числе и растение – поделили бы его плоть между собой.

Мы находились вне пределов досягаемости игл и уничтожили насекомых ружейным огнем, а растение – гранатой. Затем переправили тело Аль-Масини на корабль и, изгнав яды из его системы кровообращения, воскресили его. Он совершенно не пострадал – ни физически, ни умственно. Но случай со Стэггом намного сложнее.

– Я смогу повидаться с ним утром?

– Обязательно, каков бы ни был исход.

Ночь тянулась медленно. Никто из команды не спал. Не спала и Мэри, хотя остальные кэйсилендеры залегли в кусты и сладко храпели. Кто-то спросил у Черчилля, почему они торчат на месте, ожидая, пока проснется Стэгг. За это время они могли усыпить еще одну или две деревни, заложить в камеры глубокого холода еще больше женщин и детей и отправиться на Марс.

– Из-за этой девушки, – объяснил Черчилль. – Питер, возможно, захочет забрать ее с нами.

– Тогда почему бы просто не отправить ее тоже в азот? – заметил Ястржембовский. – Что за мелкое чистоплюйство? Такая трогательная забота о ее чувствах  на фоне похищения нескольких дюжин женщин и младенцев!

– Мы их не знаем. И делаем одолжение детям и пантс-эльфским женщинам, вытаскивая их из этого дикого мира. Но ее-то мы знаем. И знаем, что они собирались пожениться. Подождем и поглядим, что Стэгг скажет об этом.

Наконец наступило утро. Команда позавтракала и занялась различными подготовительными работами, пока всех не созвал Кальторп.

– Время! – произнес он, зарядил шприц и воткнул иглу в огромный бицепс Стэгга, после чего приложил тампон и предусмотрительно отошел в сторону.

Черчилль вышел к Мэри и сообщил ей, что Питер вот-вот проснется. Мерой ее любви к Стэггу стало то, что она набралась смелости пойти внутрь корабля. Она старалась не глядеть по сторонам, пока ее вели по коридорам, заполненным тем, что ей казалось колдовскими и зловещими устройствами. Девушка смотрела прямо перед собой на широкую спину Черчилля.

Увидев Питера, она разрыдалась.

Он что-то пробормотал, веки его слегка дрогнули и замерли. К нему возвращалось дыхание.

– Проснись, Питер! – громко сказал Кальторп и похлопал капитана по щеке.

Глаза Стэгга открылись. Он обвел взглядом всех собравшихся вокруг него – Кальторпа, Черчилля, Стейнберга, Аль-Масини, Лина, Ястржембовского, – и на лице его отразилось недоумение. Когда же он увидел Мэри Кэйси, то совсем опешил.

– Что за дьявольщина? – попытался он рявкнуть на своих подчиненных, но звуки эти скорее напомнили кудахтанье. – Я, что, потерял сознание? Мы на Земле? А где же еще! Иначе, откуда на борту женщина. Если только вы, Дон-Жуаны, не прятали ее, как зайца, все это время.

Черчилль первым понял, что произошло со Стэггом.

– Капитан, – спокойно произнес он. – Что ты помнишь последнее?

– Последнее? Странный вопрос. Вы, что, не знаете, какое я дал распоряжение перед тем, как потерял сознание? Садиться на Землю!

С Мэри Кэйси случилась истерика. Черчилль и Кальторп вывели ее и доктор дал ей успокоительное. Через две минуты она уже спала. Затем Кальторп с первым помощником ушли в навигационную.

– Пока еще рано что-то утверждать, – сказал док, но не думаю, что у него пострадал интеллект. Он явно не идиот. Вот только часть мозга, которая хранила воспоминания последних пяти с половиною месяцев, претерпела некоторые изменения. Физически она восстановилась, будет функционировать не хуже, чем прежде. А вот память в ней пропала. Для него мы только-только возвратились с Виксы и готовимся к посадке на Землю.

– И я так полагаю, – произнес Черчилль. – Только как нам теперь поступить с Мэри Кэйси?

– Объясним ей положение и пусть сама решает. Может быть, она захочет попытаться заставить его влюбиться в нее еще раз.

– Мы должны рассказать ей о Виргинии. И о Робин. Может быть, это повлияет на ее решение.

– Сейчас не время, – сказал Кальторп. – Я сделаю укол, чтобы она проснулась, и все расскажу ей. Она должна сделать выбор сейчас, не мешкая. У нас нет времени на всякие трали-вали.

Он вышел из навигационной.

Черчилль сел в кресло пилота и задумался. Что же, все-таки, их ждет в будущем? Что-что, а скучать им не придется. У него будет по горло собственных неприятностей, но он ни за что не хотел бы очутиться в шкуре Стэгга. На самом деле, стать отцом многих сотен детей, участвуя в самых разнузданных и длительных оргиях, о которых только мог бы мечтать любой мужчина, и в то же самое время оставаться в душе невинным, ничего не ведая об этом! Отправиться на Вегу-2 и там получить в подарок двух младенцев от разных женщин, а возможно – и трех, если Мэри его не покинет. Слушать о том, что происходило – и быть абсолютно неспособным представить себе это визуально, и, скорее всего, неспособным даже поверить этому, несмотря на клятвенные заверения доброй дюжины свидетелей. Разбираться в конфликтах, о которых он не имеет ни малейшего представления, но отзвуки которых будут возникать во время неизбежных впоследствии семейных ссор.

Нет, решил про себя Черчилль, не хотел бы он быть на месте Стэгга. Он доволен тем, что он – Черчилль, хотя и ему будет несладко, когда проснется Робин.

Он поднял глаза. Вернулся Кальторп.

– Ну и каков вердикт? – спросил Черчилль.

– Не знаю, смеяться или плакать, – ответил Кальторп. – Она остается с нами.

Эпилог

Молния, гром, ливень.

Небольшая таверна на ничейной земле на границе Ди-Си и Кэйсиленда. За столом в отдельной комнате с тыльной стороны таверны сидят три женщины. Их тяжелые одеяния с капюшонами висят на деревянных колышках, забитых в стену. На всех троих высокие черные конические шляпы.

Первая, Виргиния, младшая сестра девы, оставшейся на борту «Терры». Сейчас она, как и ее старшая сестра во время появления Стэгга в Вашингтоне, главная жрица священного города. Высокая, красивая, волосы цвета меда, темно-синие глаза, точеный, чуть хищный нос, губы, как разверстая рана, открытая грудь, полная и упругая. Другая, настоятельница женской общины Кэйсиленда. Тридцать пять лет, седеющие волосы, тяжелая, отвислая грудь, выпирающий живот, а под длинным платьем – набухшие вены на ногах, признак многих деторождений, хотя она и давала обет безбрачия. На людях она молится Колумбу-Отцу, Сыну и Матери. Оставшись одна, славит Богиню Колумбию, Великую Седую Мать.

Третья, Альба, вся седая, беззубая, высохшая старуха, преемница Альбы, сраженной Королем-Оленем.

Из высоких бокалов они медленно потягивают вино. А может быть, и не вино?

Виргиния, девственница, спрашивает, не потерпели ли они поражение. Ведь звездные люди убежали от них, забрав с собою Героя-Солнце и ее любимую сестру, понесшую от него.

Седоволосая матрона отвечает ей: они никогда не терпят поражений. Неужели она думает, что ее сестра позволит зачахнуть мысли о Богине в своем ребенке? Никогда!

Но ведь Стэгг, протестует дева, забрал с собою также и благочестивую девушку из Кэйсиленда, почитающую Отца.

Альба, старая ведьма, кудахчет – так она смеется – и говорит, что даже если он и приобщится к вере Кэйси, молодой и красивой, но невежественной девушки, они, сидящие с нею, должны знать, что Богиня уже победила в Кэйсиленде. Люди оказывают весьма слабое почтение Отцу и Сыну в своих субботних рождениях, но именно Матери молятся истово и ежечасно. Ее статуи заполняют их землю. Ею заполнятся их помыслы. Разве имеет какое-либо значение, зовут ли Богиню Колумбией или иначе. Если она не может войти через парадный вход, она пройдет в заднюю дверь.

– Но Стэгг ускользнул от нас, – не унимается дева.

– Нет, – отвечает матрона, – он не ушел ни от нас, ни от Великого Пути. Родился он на юге и держал путь на север. Встретил Альбу и был умерщвлен. Не имеет никакого значения, что он сразил человеческое существо, называемое Альбой, поскольку она осталась среди нас в старой телесной оболочке и сидит сейчас с нами. И был он убит, и погребен, и вновь восстал, как о том и гласят легенды. А сейчас он, как новорожденный ребенок, ибо слышала я, что не осталось у него памяти о днях жизни, проведенных на Великом Пути.

Обрати, дитя, внимание на то, что говорит Альба о Богине, которая всегда в выигрыше, даже тогда, когда она терпит поражение! И не имеет никакого значения, возьмет ли он Виргинию или предпочтет Мэри. Он наш. Мать Земля шествует с ним к звездам.

Они говорят и о других вещах, строят планы на будущее. Затем, несмотря на неистовство грома и молний, несмотря на продолжающийся ливень, покидают таверну. Теперь их лица в тени капюшонов, и никто не сумеет распознать, кто они. Они останавливаются на мгновенье, прежде чем разойтись: одной – на юг, другой – на север, третьей – оставаться на полпути между ними.

Дева спрашивает: когда мы все трое встретимся снова?

Зрелая женщина отвечает: когда человек родится и умрет, и снова родится.

Старуха отвечает: когда битва и проиграна, и выиграна.

Дэйр

Пролог

Куда же они делись?

Сто восемь мужчин, женщин и детей не исчезают с лица Земли просто так. «Затерянная» колония на острове Роанок в Виргинии именно так и исчезла. Виргиния Дэйр, первый белый ребенок, родившийся в Северной Америке, была среди тех, кош не видели больше никогда. Вместе со своими соплеменниками – выходцами из Англии – и несколькими индейцами она исчезла неизвестно куда. Это произошло между 1587 и 1591 годами нашей эры.

Чарлз Форт, летописец тех давних событий и толкователь явлений необъяснимых, об этом исчезновении знал. Но ему не было известно о некоторых других, не менее загадочных, событиях. И это очень плохо, ибо они привели бы его в восторг. Какие гипотезы, какие парадоксальные умозаключения, полные иронии и сарказма вышли бы из-под его пера!

Грустно, что никто из южноамериканских корреспондентов Форта не обратил его внимания на исчезновение генуэзского судна «Буонавита». В последний раз это судно видели с испанской каравеллы «Тобоса» 8 мая 1588 года в ста пятидесяти милях от Канарских островов. «Буонавита» под португальским флагом плыла в Бразилию, имея на борту сорок ирландских и трех итальянских монахов, собиравшихся обращать в истинную веру краснокожих язычников. Ни христиане, ни язычники их больше не видели.

Такая вот история.

Исчезновение судна само по себе не является событием, достойным особого внимания. У кораблей, увы, издавна укоренилась привычка выпадать из естественного хода событий. «Буонавита» упоминается в различных церковных хрониках и новой истории Бразилии только потому, что главой монахов был некто Марко Соццини, или, как его чаще называли, Маркус Социнус. Он был племянником еретика Фаустуса Социнуса, и в Бразилию был направлен вдогонку специальный папский курьер с повелением Маркусу вернуться в Рим для дачи показаний.

Но курьер не смог бы вручить папское послание даже если бы знал, где обретается Социнус-племянник.

В 1886 году была опубликована книга (более не переиздававшаяся), содержащая перевод нескольких глав из «Истории турков» Ибн-Кулаила. По случайному (или закономерному?) совпадению, переводчиком книги был методистский священник преподобный Карл Форт. Исполненный такого же интереса ко всему экстраординарному, как его литературный «внук», он привел рассказ некоего арабского историка об исчезновении в одну ночь целого большого каравана.

По этому рассказу, в 1588 году христианского летоисчисления загадочно исчезли девяносто черкесских красавиц, предназначавшихся для гаремов мусульманских владык, а также сорок воинов-охранников различных национальностей. Лошади воинов были найдены стреноженными на ночь, палатки стояли на своих местах. Нетронутая пища остыла, дожидаясь едоков.

Никаких признаков нападения не было, кроме найденного на песке окровавленного ятагана, валявшегося на песке. К лезвию ятагана вместе с кровью прилипла дюжина толстых и длинных буроватых волос, не принадлежащих – по мнению специалистов – ни одному из известных животных. Правда, некоторые склонны были считать эти волосы медвежьими, поскольку неподалеку от опустевшего лагеря были обнаружены отпечатки лап гигантского медведя.

Куда, вопрошал Ибн-Кулаил, подевались все люди?

Может быть, джинн унес их в какую-нибудь охраняемую пламенем твердыню? Уж не его ли волосы прилипли к лезвию?

Истории не дает ответов на вопросы Ибн-Кулаила так же, как ничего не говорит о таинственном исчезновении колонии Роанок, а равно – монахов и команды «Буонавиты».

И еще одно любопытное сообщение. Издательство «Эжилет Пресс» (ныне уже не существующее), опубликовало в свое время очерки о китайском философе восемнадцатого столетия Хо Ки. Он в своих «Замерзших мыслях» походя сообщает, что вся община деревни Хан Чу вдруг решила в один из вечеров пуститься в дальнее странствие и больше не вернулась.

Это все, что сообщает философ, кроме того, что указывает дату этого события – по христианскому календарю – 1592 год новой эры.

С 1592 до 2092 года прошло пятьсот лет – срок не такой уж большой для земной истории. А вот путь с Земли до планеты Дэйр долог даже для луча света. Дэйр является второй планетой звезды, обозначаемой современными земными астрономами как Тау Кита.

На Дэйре говорят по-английски, на латыни и на языке гривастых.

Старая карта, вычерченная Ананием Дэйром, отцом Виргинии, изображает материк, на который высадили похищенных землян. Называется он Авалоном. Контуры его, увиденные в иллюминаторе и в спешке набросанные чернилами, когда материк стремительно приближался при посадке, напоминают овал с четырьмя выступами-лепестками, брошенный на шар.

Остальная поверхность планеты Дэйр покрыта водой.

Крестиком обозначено первое поселение людей, первоначально называвшееся Новый Роанок. Позже оно было переименовано в поселок Далекий, поскольку маленькая Виргиния Дэйр заметила отцу, что поселок «очень далеко от того места, где я родилась».

На самой первой карте планеты Дэйр помещены также надписи, поясняющие, где обитают местные живые существа, для землян очень необычные. Названы они, по аналогии с земными существами, – реальными или мифическими.

«Здесь единороги»… «Здесь пожирающие людей оборотни»… Многие же места, разумеется, помечены просто: «Гривастые».

I

Джек Кейдж брел по древней дороге. Широкополая шляпа защищала его от горячего весеннего солнца. Глаза под полями шляпы были напряженно-внимательными. Левая рука Кейджа сжимала длинный лук; колчан, полный стрел и кожаные ножны с изогнутой саблей висели на широком поясе слева. Справа была сумка с круглой стеклянной гранатой, наполненной черным порохом. Предельно короткий запальник торчал из шейки гранаты.

Рядом с сумкой – под рукой – ножны с ножом из дерева цвета красной меди. Появись из чащи «дракон» – Джек готов к встрече. Прежде всего – стрела в огромный драконий глаз: все остальное просто бесполезно, кремневые наконечники не пробивают пятисантиметровую шкуру-броню. Правда, Кейдж слышал, что брюхо у драконов мягкое, но можно ли полагаться на слухи? Слух, говорят, может убить и кота. Джек не кот – он даже не знал, что это за зверь – но кому хочется быть убитым?

Как бы читая его мысли, Самсон – гигантский рыжий, похожий на собаку сторожевой зверь из породы «львов», – хрипло заурчал. Он остановился в трех метрах впереди хозяина и, напружинив мощные лапы, уставился в заросли слева от Кейджа.

Джек мгновенно приготовился к стрельбе, но передумал. В глаз стрелять не стоит. Вообще не стоит стрелять: попадет он или нет – лук все равно придется отбросить. Лучше так: выхватить гранату, поджечь запальник, метнуть гранату в грудь чудовища, стараясь, чтобы осколки порвали дракону глотку. И не ждать взрыва – сразу к дереву, оно защитит; на ходу достать саблю – можно будет рубить, крутясь вокруг ствола! И Самсон поможет – отвлечет огромного, но неуклюжего зверя.

Кейдж стал позади Самсона.

В густой зелени леса обнаружился просвет, в котором вдруг что-то блеснуло. Кейдж перевел дух. Неизвестно, что это там такое, но точно – не дракон. Драконы не блестят. Возможно, там человек. Или гривастый.

Лук и стрелы беспомощны среди лиан и кустарника, поэтому Кейдж вернул стрелу в колчан и повесил лук на специальный крючок наплечного ремня. Но на всякий случай вынул из ножен саблю.

– Тихо, Самсон, – сказал он шепотом. – Пошел.

Желтый зверь мягкой походкой двинулся по едва различимой тропе, принюхиваясь к невидимому следу. Осторожно пройдя метров тридцать зеленого лабиринта, они вышли на небольшую прогалину. Самсон замер. Урчание, вырвавшееся из его напряженной глотки, перешло в глухое клокотание. Джек взглянул поверх его головы и тоже застыл, как вкопанный, охваченный ужасом..

Над телом сатира низко склонился двоюродный брат Джека – Эд Ванг. Сатир лежал на боку, спиной к Джеку. Из огромной раны под лопаткой хлестала кровь, заливая косматые волосы на пояснице.

Ножом из медного дерева Эд вырезал кожу вокруг хвостовой кости сатира. Затем, поднявшись, вытянул руку со своим окровавленным трофеем, чтобы лучше рассмотреть его.

– Зачем это? – хрипло спросил Джек и содрогнулся, увидев выражение лица Эда.

Эд резко обернулся, выронив хвост, и напрягся, готовый к прыжку, отставив руку с ножом. Узнав Джека, он выпрямился, выражение его лица несколько изменилось, но нож он продолжал держать наготове.

– Святой Дионис! – хрипло произнес Эд, – я принял тебя за гривастого.

Джек слегка подтолкнул коленом Самсона. Зверь степенно вышел на поляну. Он узнал Эда, но всем своим видом показывал, что тому лучше не совершать неосторожных движений.

Кейдж опустил саблю, но в ножны не вложил.

– А что было бы, если бы я оказался гривастым?

– Пришлось бы убить и тебя тоже. – Эд внимательно следил за реакцией Джека, но тот сумел сохранить невозмутимый вид. Тогда Эд пожал плечами и отвернулся, украдкой наблюдая за Самсоном. Затем наклонился и медленно вытер лезвие о густые соломенные волосы сатира.

– Это моя первая жертва, – сказал он медленно, – но не последняя.

– Да?! – Джек постарался передать в этом возгласе весь свой страх и отвращение от увиденного.

– Да, да! – передразнил его Эд. Голос его перешел в крик. – Я сказал, что не последняя!

Джек понял, что Эд близок к истерике. Он уже видел братца в деле во время кабацких ссор: его отчаянные удары были столь же опасны для друзей, как и для врагов.

– Успокойся. – сказал Кейдж. – Разве я похож на гривастого? – Он подошел, чтобы разглядеть лицо убитого. – Кто это?

– Вав.

– Вав?!

– Да, Вав. Он из семьи вийров, что живут у твоего отца на ферме. Я шел за ним, пока не убедился, что он один. Я заманил его на эту поляну. Я обещал ему показать гнездо мандрагора. Конечно, никакого гнезда не было. А когда он оказался впереди меня, я проткнул ему спину. Оказывается, это очень легко. Он даже не закричал. Вот и верь после этого, что гривастого нельзя застать врасплох! Это было совсем просто. Совсем, совсем просто!..

– Эд, ради Бога, но зачем? Что он тебе сделал? – Эд выругался и сделал шаг к Джеку. Лезвие ножа сверкнуло на солнце.

Могучая грудь Самсона напряглась, он припал к земле для прыжка. Хозяин его, ничего не понимая, все же приготовился отразить нападение.

Эд остановился. Джек опустил саблю. Очевидно, брат не собирался нападать на него, просто рубанул воздух ножом, чтобы подчеркнуть последние слова.

– А какая еще причина мне нужна? Он – гривастый. Он гривастый, а я человек! Слушай, Джек. Ты знаешь Полли О’Брайен, верно?

Джек удивился повороту темы, но кивнул. Да, он знает Полли. Она жила в городке Слашларк, в окрестностях которого водилась пропасть маленьких крылатых хищников, похожих на земных жаворонков. Благодаря чему город и получил свое название. А они – благодаря необычной манере полета. Полли и ее мать, вдова аптекаря, раньше жили в Сант-Дионисе и сравнительно недавно перебрались из столицы в этот пограничный городишко. В Слашларке мать Полли открыла лавку, где торговала лекарствами, вином, косметикой и, как поговаривали, приворотными и прочими зельями.

Полли с первой встречи понравилась Джеку, больше, чем понравилась. Стройная, с удивительно красивым лицом (Кейджу казалось, что абрис этого лица напоминает сердце), с огромными невинно-распутными глазами, она почти подвигла Джека отказаться от женитьбы на Бесс Мерримот, за которой он давно уже ухаживал, и всерьез приударить за ней, Полли. Удержало его только то, что Эд Ванг громогласно объявил однажды в таверне «Красный Рог» о своих притязаниях на нее. Джек не хотел становиться на пути у своего друга, к тому же – двоюродного брата. Он оставил Полли в покое, хотя и сожалел об этом. Но к чему этот разговор?

– Конечно, я ее знаю, – ответил он на вопрос Эда, – ты был очень ласков с нею.

– Джек, – громко сказал Эд, – она пошла искать убежища в кадмусе!

– Погоди! Что произошло? Я пять дней был в горах.

– Святая Виргиния, Джек! Произошло чертовски много. Мать Полли выдали властям – дескать, продает целебные средства гривастых – и посадили. Полли сперва ни в чем не обвиняли, но когда пришел шериф за матерью, Полли сбежала. Никто не мог ее разыскать. А потом старуха Винни Оргард – ты ее знаешь, Джек, это та, которая больше ничего не делает, кроме того, что смотрит за слашларкской дорогой – сказала, что видела, как Полли встретилась с сатиром на окраине города. Они ушли вместе и больше ее не видели. Понимаешь, Джек? Она ушла в кадмус!

Эд замолк, чтобы перевести дух, и нахмурился.

– А дальше? – спросил Джек, выказывая хладнокровие, которого вовсе в себе не ощущал.

– Дальше? На другой день шерифу велели арестовать Полли. Смех! Ты слышал, чтоб кого-то арестовали после того, как он ушел к гривастым?

– Нет.

– И я нет. Не знаю уж, что случается с теми, кто уходит в кадмус. То ли гривастые их сжирают, как некоторые говорят, то ли их тайком переправляют в Социнию – слыхал я и такое. Но я знаю одно: Полли О’Брайен так просто от меня не уйти!

– Ты влюблен в Полли, это правда, Эд?

– Нет!

Эд поднял взор на своего рослого родственника, затем покраснел и опустил глаза.

– Ладно. Да, был. Но это прошло. Я ненавижу ее, Джек. Я ненавижу ее за то, что она колдунья. Я ненавижу ее за то, что она путается с сатиром. Не гляди на меня с таким недоверием, Джек. Я знаю, что говорю. Она с ним спала. Она покупала лекарства у гривастых и тайно встречалась с этим Вавом, чтобы получить их. Она занималась любовью с ним. Можешь себе это представить, Джек? Дикий, голый, волосатый зверь. Она встречалась с ним, и я… я… я готов взорваться, стоит мне об этом подумать!

– Кто выдвинул обвинение против миссис О’Брайен?

– Не знаю. Кто-то слал письма епископу и шерифу. Автора, ты ведь знаешь, всегда скрывают.

Джек потер задумчиво нос и подбородок и сказал:

– Разве аптека Ната Рейли не растеряла всю свою клиентуру, потому что не могла конкурировать с матерью-Полли?

Эд криво улыбнулся.

– Ох, какой ты умный! Да, не могла. И все догадываются о том, кто донес на нее. В основном, благодаря тому, что жена Ната – самая большая сплетница в Слашларке. А это о чем-нибудь да говорит. – Затем, подумав немного, добавил:

– Ну и что из этого? Если миссис О’Брайен торговала дьявольскими зельями, она заслужила, чтобы ее сдали властям, какими бы ни были подлинные мотивы Рейли.

– Что же случилось с миссис О’Брайен?

– Ее приговорили к пожизненной каторге на золотых копях в горах Анания.

Джек поднял брови.

– Суд весьма скорый, не так ли?

– Нет! Она призналась во всем через шесть часов после ареста, а выслали ее двумя днями позже.

– Шесть часов пыток могут кого угодно заставить сознаться. Что, если местный Блюститель Соглашения услышит об этом?

– Ты говоришь так, будто ее защищаешь. Знаешь ведь: когда кто-то уличен так явно, как она, небольшая пытка просто ускоряет правосудие. А гривастым неоткуда узнать про инструменты в подвале тюрьмы. Да и что они могут сделать, даже узнав о нарушении Соглашения?

– Так ты думаешь, что Полли прячется в кадмусах на ферме моего старика?

– Вот именно. Я хотел загнать Вава в угол и узнать что-нибудь про нее. Но когда остался с этим… один на один… Словом, я завелся и… – Эд сделал жест в сторону трупа.

Джек проследил за ним взглядом.

– А это что?! – вдруг воскликнул он, указывая саблей на щеки мертвеца с длинными ножевыми надрезами.

– Видишь эти буквы – УГ? С сегодняшнего дня ты еще не раз их увидишь. А когда-нибудь их можно будет увидеть на щеках каждого гривастого в Дионисии. Да, да! А если сумеем договориться с другими странами – так будет по всему Авалону. Ими будет помечен каждый гривастый, и каждый гривастый будет мертв.

– Я слышал какие-то разговоры в тавернах о тайном обществе, посвятившем себя истреблению гривастых, – медленно сказал Джек Кейдж, – но я не поверил в это. Прежде всего, какое оно тайное, если о нем знают все пьяницы. И потом, мне кажется, что именно такой треп слышишь, как только заходит речь о Проблеме. Всегда треп. Треп, и никаких действий.

– Клянусь всем святым и человеческим, теперь ты увидишь действия!

Эд снял с плеча мешок.

– Ты поможешь мне зарыть этого?

Он вытащил из мешка лопату с короткой ручкой и штыком из недавно изобретенного прочного стекла. При виде лопаты Джек ужаснулся не меньше, чем при виде мертвого тела: лопата свидетельствовала о хладнокровно задуманном и исполненном замысле.

Ванг начал срезать дерн и откладывать его в сторону, не переставая говорить. Говорил он все время, пока копал неглубокую могилу.

– Ты еще не член Общества, но ты замешан в этом не меньше меня. И я рад, что именно ты, а не кто-нибудь другой. Я знаю сколько угодно мерзавцев, готовых лизаться с гривастыми, которые сейчас с криком побежали бы к шерифу. Разумеется, так будет продолжаться недолго. Не одним гривастым можно разукрасить щеки. Человеческую шкуру так же легко резать! Тем более шкуру предателя. Ты понял, Джек?

Джек оцепенело кивал головой. Он понял. Сейчас решалось: или он считает себя заодно с Эдом, который отождествляет себя со всей человеческой расой, либо против. Решиться он не мог. Его мутило от происшедшего. Он искренне сожалел о том, что Самсон учуял запах смерти, что он сам заметил блеск ножа в просвете между кустами, что он появился на этой прогалине. Кейджу хотелось броситься бежать со всех ног и навсегда забыть об увиденном. Если бы он мог убедить себя, что ничего не произошло, а если и произошло, то он здесь совершенно ни при чем! А теперь…

– Вот, бери его за ногу, – скомандовал Эд. – Я возьму за другую, и оттащим его к яме.

Джек вложил саблю в ножны. Они вместе потащили тело. Руки сатира волочились, как брошенные весла гонимой течением лодки. На примятой траве остался кровавый след.

– Надо прикрыть яму дерном. – сказал Эд, потный от напряжения.

Кейдж кивнул. Сперва он не понял, почему Эд, хотя и невысокий, но достаточно сильный, требовал от него помощи. Теперь стало ясно – Эду нужно было сделать Джека соучастником. И хуже всего то, что он не мог отказаться.

Джек пытался убедить себя, что помогает Эду совсем не потому, что боится его. Страха действительно не было. Ни перед Эдом, ни перед могучей, но неясной тенью тайного Общества убийц. Ведь, в конце концов, гривастые – не люди. У них нет души. Что с того, что кроме волос на теле, они похожи на людей во всем остальном? Они – не люди. Прикончить гривастого – не убийство. Хотя… Закон называет это преступлением. Но ведь убить собаку – не преступление. Почему же это не относится к вийрам?

Конечно, есть ряд причин, по которым суды рассматривают это как убийство. Во первых, они просто вынуждены так поступать. Правительство Дионисии заключило соглашение, которое устанавливает определенный образ действий при возникновении конфликтов между людьми и гривастыми.

Но с другой стороны, ни один человек не испытывал бы угрызений совести от того, что он убил вийра. Человеческую веру это не оскорбляло.

Так для чего же себя мучить?

– Тебе не кажется, что хорошо бы зарыть его поглубже? – машинально произнес Кейдж. – Дикие собаки или оборотни легко могут до него добраться.

– А для чего нам головы, Джек? Да, собаки могли бы добраться до него. Но они этого не сделают. Вот, гляди. – Эд запустил руку в мешок и извлек бутылочку с прозрачной жидкостью. – Эта штука уничтожает любой запах на сутки. За это время секстоны управятся с телом, останутся одни кости.

Он обрызгал труп. Жидкость растеклась и покрыла тело тончайшей пленкой. Затем пленка исчезла. Эд обошел всю поляну, капая из бутылочки везде, где замечал кровь или примятую траву. Удовлетворенный, он поднял длинный светлый хвост сатира с земли, обрызгал его и запихнул в мешок. Потом небрежно спросил:

– Ты не собираешься прикрыть тело?

Джек стиснул зубы и почти минуту стоял неподвижно. Ему хотелось завопить: «Убийца!», и броситься прочь. Но рассудок удерживал его. Или он сейчас последует за Эдом, надеясь отколоться позже, или же – разум подсказывал и такую возможность, хотя нутро сопротивлялось – он мог бы убить Эда и сбросить его в ту же яму. Да, выбор небольшой: либо стать соучастником убийства, либо самому убийцей, либо умереть!

Вздохнув, Джек принялся забрасывать тело землей.

– Эй, Джек, взгляни-ка!

Под опавшими листьями притаился секстон. Он был не больше фаланги пальца, длинный тонкий нос непрерывно подрагивал. Маленький могильщик исчез быстрее, чем мог уловить человеческий глаз.

– Спорим – за ночь он и его родня сожрут все мясо с костей? На что хочешь спорим!

– Сожрут, – угрюмо ответил Джек, – но когда эти падальщики сделают свое дело, земля над скелетом просядет и останется впадина. Если вийры заметят и выроют труп, они сразу поймут, что Вав был убит. Ты поступил бы умнее, оставив тело на поляне: по костям не определишь, что с ним стряслось. Мало ли – несчастный случай или другая какая-то причина… А так любому ясно – убийство.

– Ты прав, Джек, – согласился Эд. Умный ты парень, Джек Кейдж! Ценное приобретение для Общества!

Кейдж хмыкнул:

– С другой стороны, его поза все равно выдает убийство. Так что, может и к лучшему, что его зарыли.

– Вот-вот, я и говорю! У тебя достаточно ума, чтобы сделать все как надо. Попомни мои слова, Джек: ты станешь великим убийцей!