Текст книги "Клубная культура"

Автор книги: Фил Джексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Характер погружения в дурман также со временем меняется. Он приобретает свою схему, а знания людей о предпочитаемых наркотиках с опытом углубляются. Мои информанты после многих лет употребления наркотиков так и не «съехали с катушек», а приобрели химическую грамотность. Данный процесс непрост и небезопасен, но этот риск кажется моим информантам оправданным, потому что проведенное в волнах кайфа время добавило их жизням нечто существенное.

7. Клубная аура

В хорошем клубе vibe заражает, словно вирус, а хороший промоутер может с его помощью дать людям больше, чем они предполагали получить на вечеринке.

(Мужчина, 32 года, четырнадцать лет опыта).

До сих пор мы рассматривали элементы, которые, соединяясь, превращают клаббинг в столь интенсивный с точки зрения чисто чувственного, телесного кайфа вид отдыха. В этой главе я собираюсь изучить то, как такой кайф подкрепляет социальные практики клаббинга, делая их субъективно отличными от тех, к которым мы прибегаем в других общественных местах. Обнаруживаемая в клубах социальная аура является самым важным аспектом клаббинга, и если клубу ее недостает, то его не спасут ни мастерство ди-джея, ни модная музыка, ни внешний шик.

Опрошенные мной информанты считают наиболее ценной составляющей клаббинга социальный опыт тусовки и приятного времяпрепровождения как с незнакомыми людьми, так и с приятелями. Такой опыт имеет две стороны: первая проявляется в самом клубе, а вторая – на домашних посиделках, которые часто продолжают и развивают первоначальное погружение в клубное пространство. В обоих случаях бросается вызов материализованным правилам габитуса, обычно регламентирующим и сдерживающим нашу общественную жизнь. Благодаря восприятию альтернативных видов социальной практики, эти изменения позволяют многим из нас наслаждаться лучшим, более естественным и приятным, по сравнению с другими социальными контактами, общением.

Социальность клаббинга пронизана стремлением достичь такого опыта, который наиболее точно отражал бы идеальные, с точки зрения каждого отдельного человека, общественные модели.

Клаббинг, – объясняет одна женщина, – дает возможность поступать с людьми справедливо, не боясь обид или злоупо-треблений с их стороны

(41 год, девятнадцать лет опыта).

Люди учатся по-разному воспринимать свои социальные эго и взаимодействовать с окружающими, а альтернативные чувственно-социальные контакты могут по-степенно стать неотъемлемой частью их повседневной жизни, ведь они существуют в форме материализованного знания, извлекаемого из клаббинга. Как распорядиться этим знанием, каждый решает сам. Мои информанты использовали его, главным образом, в отношениях с друзьями, изменившихся к лучшему, по их мнению, благодаря совместному клаббингу.

Вечеринка

Вечеринка – это сердце клаббинга. Все социальные взаимодействия в клубах укладываются в рамки типичных представлений о том, что составляет хорошую вечеринку: теплая дружеская атмосфера, ослабление социальных ограничений, немного дурмана, чтобы смазать колесо веселья, смех, улыбки, флирт, разговор и «включенность». Такова социальная основа вечеринки, требующая определенной степени взаимного участия. Каждый должен играть по правилам, а иначе вечеринка не состоится. Данная модель сложилась задолго до появления клаббинга, а в ХХ веке укрепилась включением в нее наркотиков. Ревущие двадцатые кричали о кокаине; пятидесятые открыли спид; шестидесятые – марихуану и LSD; семидесятые вернулись к спиду; восьмидесятые вспомнили о кокаине; до середины девяно-стых самым популярным наркотиком был экстази, после которого началось возвращение к кокаину и выпивке. Сегодня можно набить целую аптечку препаратами, которые (по отдельности или в различных сочетаниях) могут вплетаться в вечеринку для ее обострения, ускорения и раскрашивания психоделическими цветами. И все же именно социальная модель вечеринки стала в западном мире той основой, на которой строилось потребление наркотиков, а также совместное переживание предлагаемого ими опыта. Если к такой химической интенсификации добавить остальные элементы клаббинга, то получится сфера человеческой жизни, сильно отличающаяся от остальных. Это гиперреальность, но не в том смысле, который вкладывает в это понятие Эко [Eco U.1987], называющий так некий симулякр, пустую форму, а в смысле особой среды, воспринимаемой в качестве подчеркнуто интуитивной социальной и чувственной реальности, которая выделяется на фоне других социальных взаимодействий. Гофман так описывает вечеринку:

Итак, мы обнаруживаем, что эйфорическая функция для социального события находится где-то между низкой и высокой степенью социального отличия. Ликвидация некоторой части внешне мотивированной социальной дистанции, проникновение сквозь границы эго необходимы, но не в такой мере, которая бы угрожала участникам, испугала их или заставила стесняться того, что происходит в компании. Следует избегать как слишком большой, так и слишком малой возможно-сти потери или выигрыша

[Goffman E. 1961:75].

Данная модель, по сути, остается работоспособной до сих пор, но для включения современного клубного пространства ее следует уточнить. При описании клаббинга к предложенной Гофманом модели нужно добавить ту самую чувственную остроту, о которой мы говорили ранее. Она играет важную роль в изменении реальных социальных отношений внутри пространства, как в рамках групп друзей, так и между незнакомцами. Мы исследуем пространство, в котором тусовщики окружены незнакомцами, однако воспринимаемыми совершенно иначе, чем в иных общественных местах. Клубы делают незнакомцев необходимыми, модифицируя эмоциональное восприятие тусовщиков, и такая социальная трансформация чрезвычайно важна. Со статистической и демографической точки зрения толпа может и не являться особенно разношерстной, хотя я, конечно, бывал в клубах, подпадающих под такое описание (особенно это касается азиатской клубной сцены). Тем не менее клубы заполняются в основном незнакомыми между собой лицами, и этот простой факт порождает то самое ощущение социального отличия, о котором пишет Гофман.

Нас с раннего детства учат опасаться чужаков, потому что столкновение с ними чревато опасностью. Они могут оказаться безумными и злыми демонами нашего социального мира: педофилами, насильниками, серийными убийцами, ворами и мошенниками. Хотя таких людей меньшинство, существование их сильно влияет на восприятие нами большинства. В рамках клаббинга ожидания носят противоположный характер: предполагается, что незнакомцы – нормальные, не лишенные очарования люди, которые будут соблюдать правила приличия, улыбаться, проявлять терпимость и спокойствие. Такое ожидание заставляет клабберов по-особенному сближаться и взаимодействовать с окружающими, что совершенно необходимо для превращения этих ожиданий в реальность. Клубы отражают социальные желания клабберов (в том смысле, что предстают предпочитаемой моделью социального мира).

Незнакомцы – чувственные объекты. Их присутствие – один из главных факторов оформления тела города, которому противостоит клаббинг. Это противопо-ставление существует не в форме идеи, а проявляется в особом способе обитания в пространстве, который входит в привычку как набор телесных реакций. В главе о наркотиках я рассматривал то, как экстази и другие наркотики могут снижать страх перед окружающим миром, существующий не в виде представления, но материализующийся в форме телесной напряженности, к которой люди со временем привыкают. Это отлично иллюстрирует следующий пример:

Когда днем я иду по улице, то всегда обращаю внимание на окружающих, на то, как близко они подходят ко мне, и если они приближаются слишком сильно, то моя рука машинально проверяет, надежно ли спрятан кошелек. Я не раз замечала, как делаю это. Не то чтобы я боюсь по-настоящему, хотя, например, гулять ночью действительно страшно. Но даже днем я опасаюсь по отношению к себе чужих дурных намерений

(женщина, 41 год, девятнадцать лет опыта).

Эта женщина подмечала, как ее рука проверяет целость кошелька, хотя действие это было скорее рефлекторным, нежели сознательным, и являлось телесным проявлением ее беспокойства. Это следствие пребывания в городе и взгляда на окружающих глазами города. Интенсивность городской жизни, давка и сутолока заставляют горожан волноваться и делают их тела напряженными, что иногда считается полезным, а иногда презирается. Это опыт любви-ненависти. Город может засесть у вас в печенках, но он и возбуждает, что сглаживает негативные переживания. Это мир социальных, эмоциональных и чувственных крайностей, ставших повседневными и само собой разумеющимися формами телесной практики. Следующий информант полагает:

Я думаю, эволюция не предполагала, что человек будет жить в таком сообществе, где ему придется находиться рядом с тысячами незнакомых людей. Бывают моменты, например, в метро, когда они вторгаются в ваше интимное пространство. Часто это неприятно, но такова жизнь в городе, и к ней привыкаешь. В клубе же все находятся в сходном друг с другом умонастроении, стремятся к одинаковой цели и образуют сообщество просто потому, что решили провести ночь именно так

(женщина, 32 года, девять лет опыта).

Вслед за А. Дамасио я считаю, что эта «схожесть умонастроения» вытекает из трансформации телесной практики, которая изменяет «протоэго» тусовщиков, освобождая его от тела города и вселяя в него тело клуба. Такая перемена позволяет клабберам стать частью социальной сферы вечеринки и наслаждаться соответствующим опытом. Метро – отличный пример антиклуба. Там действительно может возникнуть чувство дискомфорта, поскольку пассажиры избегают зрительного контакта, редко улыбаются, пытаются отстраниться друг от друга, стремясь при этом стать как можно менее заметными. Люди в городе становятся объектами, которые нужно просто терпеть, а не взаимодействовать с ними. Подумайте, как часто окружающие раздражают вас, причем не потому, что намеренно препятствуют вашим действиям, а скорее из-за того, что просто мешают вам, загораживают дорогу, наталкиваются на вас или всего лишь странно на вас смотрят. Словом, все то, что в клубах не кажется таким уж существенным или угнетающим, в городской среде начисто стирает всякое сочувствие и превращает человека в источник гнева. Р. Корнелиус в книге The Science of Emotion высказывает следующее предположение: «Гнев, например, является не только базовой, но еще и сложной социальной эмоцией, так как возникает, когда планы человека или его движение к цели нарушаются поведением другого человека» [Cornelius R. R. 1995:137].

Массы горожан сами по себе притупляют наше восприятие людей как личностей, которым нужно придавать важное значение и от общения с которыми можно получать наслаждение. Вместо этого мы начинаем воспринимать их в качестве объектов, вещей, которые нужно обойти, миновать, которые раздражают. Тело города – это ощетинившееся, холодное тело, не желающее приближаться к незнакомцам и посылающее соответствующие сигналы: минимум визуального контакта и улыбок, демонстрация равнодушия, иногда грубость и резкость, напряженность. Этот примитивный лексикон жестов и слов во многом определяет восприятие города на чувственно-социальном уровне.

В клубах позволено наслаждаться незнакомцами, говорить им всякую чушь, глазеть на них, разделять их удовольствие и энтузиазм. Как говорит один информант:

Клаббинг всегда казался мне исключительно здравой реакцией на городскую жизнь, ведь ее суета может вас достать. Она склоняет вас к тому, чтобы видеть людей с худшей стороны, а клаббинг давит на противоположную чашу весов, благодаря нему в людях часто видишь только самое лучшее

(мужчина, 34 года, шестнадцать лет опыта).

В клубной толпе незнакомцы становятся попутчиками на дороге наслаждения, неотъемлемым атрибутом удовольствия от клаббинга. Если вы не взглянете на них иначе, чем это принято во внешнем мире, то не проникнетесь клаббингом, поскольку будете постоянно воспринимать толпу, сохраняя эмоциональную и социальную дистанцию. Наблюдаемые в клубах изменения социальной практики кажутся чрезвычайно простыми, но их можно достичь лишь посредством радикальной трансформации чувственно-социального эго человека. Когда тело города отбрасывается, люди перестают восприниматься в качестве безликих объектов, ведь их радость и страсть становятся настолько заразительными, что им хочется сопереживать. Клубы дают возможность взаимодействовать с окружающими так, как это было бы немыслимо в других общественных местах.

Соучастие

В честь семьдесят первого папиного дня рождения я взял его в клуб на кипучий и напряженный звуковой поединок, на котором мне предстояло выступать в роли MC 1. Отец не знал, чего ожидать, а я понятия не имел, понравится ему или нет. Мы заранее договорились, что его от-везут домой в любой момент, как только ему наскучит. В три часа ночи он все еще был на переполненном танцполе, получал удовольствие и зажигал с моей подружкой, присматривая за ней, пока я разрывался между ми-крофоном и нашим столиком. Все смотрели на него с улыбкой, кто-то подходил, чтобы обнять или поцеловать его. Ему было так жарко, что пар едва не шел из ушей. Вечеринка получилась роскошная, а он отрывался, как настоящий профи, танцевал от души, болтал с народом, говорил, что «на седьмом небе от счастья».

Мой папа никогда прежде не погружался в современную клубную среду, но его собственная ментальная модель поведения на вечеринке, создававшаяся, казалось бы, в совершенно иных пространствах, позволила ему усвоить клубный опыт и насладиться им. Но это оказалось бы невозможно без его желания применить такую модель на практике. Как сказал мой информант:

Люди не могут оставаться безучастными в клубах и в толпе. Они участвуют и отдают частичку себя социальной ситуации, в которой находятся. Кто поступает именно так, как правило, является личностью, полностью выкладывающейся в любой социальной ситуации, будь то вторая свадьба отца, день рождения бабушки или что-то еще. Они – лучшие; таких то и хочется видеть в клубе. Но, мне кажется, нужно помнить, что наряду с активными игроками всегда есть «балласт»

(мужчина, 27 лет, десять лет опыта).

Мой отец подытожил свои впечатления после вечеринки. Он признался, что не был уверен, стоит ли ему идти, и не знал, во что ввязывается. И все же он решил отправиться, ведь «его ожидало приключение». Вне зависимости от ситуации он был готов «остаться до конца и получить максимум удовольствия», что и сделал. Папа танцевал при любой возможности. Если к нему подходил кто-нибудь из гостей, он с готовностью вступал в беседу. Устав, он присаживался, чтобы передохнуть, болтал или просто с умиротворенным выражением лица наблюдал за происходящим, пока не набирался сил, чтобы вновь окунуться в гущу событий. Когда едва одетые девушки подходили к нему, чтобы его поцеловать, он прямо светился от счастья. Он ни от чего не отказывался и старался охватить все, причем наверняка был самым трезвым человеком в клубе, поскольку выпил лишь две порции виски. Между мной и другим клаббером произошел такой диалог:

– Это твой папаша?

– Да.

– Вау! Надеюсь, я тоже смогу так отрываться в его годы. Он похож на ураган.

– Да, он меня научил, что в жизни по-настоящему важно.

Желание активно соучаствовать и наслаждаться ночью – это тот фундамент, на который опирается характерное для вечеринки настроение. Никто не отправляется в клуб с намерением провести дерьмовый вечерок. Но существуют помехи, мешающие посетителям достичь высокой степени включенности в происходящее. Чувственная интенсивность клубной среды является той соблазнительной силой, которая помогает преодолеть эти помехи и превращает намерение в материализованную действительность. Вот что говорит один из мужчин:

Некоторые, кажется, думают, будто хорошую ночь можно купить. Они ждут, что им преподнесут ее на блюдечке, раз уж они отвалили двадцать фунтов за вход и сильно переплачивают за выпивку в баре. Если им кажется, что они должны отлично проводить время, потому что тратят деньги, то так не бывает: в клубе нужно зажигать, его нужно делать успешным, и если большинство людей не прикладывает к этому никаких усилий, то клуб вылетает в трубу

(26 лет, восемь лет опыта).

Чтобы вечеринка удалась, потребление должно перерасти в производство, ибо каждую ночь вечеринка создается заново с нуля. Тусовщики должны бросаться в гущу событий, поскольку только в результате этого процесса чувственной занятости постепенно образуется общее «протоэго», синхронизирующее их взгляды на то, что происходит. Многие клабберы полагают, что вечеринка удается благодаря наркотикам, и последние, что уж говорить, играют важную роль, однако, как отмечает информант, не все так просто:

Мое восприятие экстази со временем определенно изменилось. Я научилась гораздо лучше его контролировать, так что воздействие никогда не было одинаковым, даже после пары приемов. Он до сих пор доставляет мне наслаждение, только уже не столь острое. Иногда случается сильный приход, и люди говорят что-то вроде «О, тебя классно цапануло». Но, раз уж на то пошло, это больше зависит от вашего настроения. Конечно, экстази влияет на настроение, но если вас что-то беспокоит, то в один миг от этого не избавиться. Словом, если вы в хорошем расположении духа, чувствуете радость и удовлетворение и вам не терпится повеселиться, то вы получаете потрясающий кайф. Но если вы устали, пребываете в раздражении или беспокойстве, даже просто не хотели выходить из дому, то эти ощущения могут просочиться в ваш опыт и не дать вам полноценно провести вечеринку. Так что я бы сказала так: если вы рассчитываете, будто наркотики гарантируют вам удачную ночь, то можете обмануться в своих ожиданиях. Все зависит от вас самих, но если вы в подходящем настроении, тогда наркотики облегчают проникновение в суть происходящего и даже делают его более интенсивным

(женщина, 39 лет, девять лет опыта).

Наркотики сами по себе еще не гарантируют участия. Они трансформируют тело и сознание тусовщиков, но если их сомнения и мелочи жизни во внешнем мире слишком сильны, то наркотики не всегда могут разбить исходные эмоциональные состояния, удерживающие людей от погружения в происходящее. Это подавляет чувство включенности в вечеринку и порой заставляет тусовщиков чувствовать себя несчастными и никому не нужными. Некоторые склонны винить в своей неспособности разделить радости ночной жизни все, что угодно: наркотики, публику, музыку, клуб, – кроме себя. Иногда они правы, но чаще виновны – они не сумели оставить свои социальные проблемы и эмоциональный багаж за дверью.

В клубе вас замечают по тому, что вы даете пространству, по степени и качеству вашего участия. Информант говорит об этом так:

Самый класс – это когда в вас начинают признавать талантливого тусовщика. Вас начинают приглашать на вечеринки, поскольку их организаторы знают, что вы способны на многое и выкладываетесь полностью, что вы – их козырь. Они уверены, что вы вспыхнете и будете ярко сиять вне зависимости от настроя остальных посетителей. Если кто-то вносит мое имя в список приглашенных гостей, то он знает, что я – настоящий игрок. Мне не нужно платить за вход, поэтому в благодарность я прилагаю усилия: бреюсь, выщипываю брови, подстригаюсь, наряжаюсь во что-нибудь дикое и сексуальное. Я стараюсь хорошо выглядеть, ведь это честная сделка – услуга за услугу. Однако это лишь вершина айсберга, мишура, если угодно. Гораздо важнее помочь создать приятную атмосферу. Если ты оживлен, но не ко всем благосклонен, то получается ерунда. Мне лестно думать, что я против снобизма, потому что я стараюсь не проявлять его сам и не одобряю в других. Я просто веселюсь на полную катушку и поощряю окружающих делать то же самое

(мужчина, 26 лет, восемь лет опыта).

Я видел этого парня в деле и могу подтвердить, что он может по праву считаться козырем вечеринки, а также является прекрасным примером того факта, что вечеринка вытекает из желания гостей участвовать в ее созидании. В клубе стремление быть вместе с окружающими, разделять с ними время и место является одним из главных соблазнов. Никто извне вашего социального круга не будет заставлять вас веселиться. Желая этого, люди решают влиться в толпу. В той или иной форме они могут быть в этой толпе либо активными игроками, либо «балластом», ожидающим, что вечеринка даст им больше, чем они сами готовы ей предложить. Важнейший элемент участия связан с выходом экстаза вечеринки на поверхность. Ночь должна иметь лицо. Ей нельзя оставаться слишком спокойной, а следует, напротив, быть жаркой, бодрой и страстной. Она должна стать зримой во плоти, и это проявление энергии объединяет отдельных клабберов в активную толпу.

Любезность

В основном на клубных вечеринках царит невероятно вежливая атмосфера, что проявляется в особенностях обхождения посетителей друг с другом в ситуациях, когда что-либо идет не так. Всякий раз, когда в клубе люди протискиваются друг мимо друга, случайно сталкиваются на танцполе или просто обмениваются взглядами, они реагируют на это не так, как в других пространствах. В этой связи можно говорить о поразительной разнице между сегодняшними клубами и теми, что существовали до распространения экстази. Так, мой знакомый, живший за рубежом шестнадцать лет и приехавший в Великобританию в отпуск, поделился со мной своими впечатлениями:

Клубы так сильно изменились, что я никак не мог к этому привыкнуть. Атмосфера стала намного более дружелюбной, все очень вежливы и спокойны. Когда я натолкнулся на того парня на танцполе, буквально врезался в него, он просто ухмыльнулся в ответ, а прежде из-за такого наверняка завязалась бы драка. Теперешняя среда гораздо лучше, я отлично провел время

(45 лет).

Клуб – это социальный водоворот, ведь он основан на движении людей и тел, и этот кинетический пульс проявляется как внутренняя составляющая клубной социальности. Послание клубной толпы очень просто: «Мы здесь, мы счастливы, мы веселимся». Социальные ядра вечеринки представляют собой заранее сформировавшиеся группы, состоящие из друзей и знакомых. Они образуют главную общественную сеть и предлагают глубокий уровень социального взаимодействия, вне которого находится масса незнакомцев. Однако ради успеха вечеринки эти группы должны налаживать также и внешние связи, пусть даже поверхностного характера. Честно говоря, слово «поверхностный» кажется мне не вполне подходящим из-за его негативной смысловой нагрузки. В клубах такое неглубокое общение чрезвычайно важно, поскольку именно оно поддерживает коллективный дух мероприятия. Здесь лучше подходил бы термин «надличный» (super-facial), ибо социальные взаимодействия опираются на высокую подвижность тела и экспрессивность лиц, которые пропитываются аурой вечеринки и демонстрируют свое наслаждение перед окружающими.

Любезность обеспечивает рамки, в которых общение между незнакомцами может происходить без потери тусовщиками кинестетического заряда вечеринки. Реплики, которыми они обмениваются (за исключением тех случаев, когда кто-то хочет развести другого), обычно коротки и произносятся громко, поскольку из-за шума уловить нюансы речи невозможно. Для борьбы с этим эффектом на передний план выходят коммуникативные качества тела. В клубе манера речи, поза, в которой вы говорите, столь же важны, сколь и сами слова. Важнее всего передать свое ощущение от ночи. Нередко произносимые слова – чистой воды лесть, предлог для того, чтобы поделиться с миром своим эмоциональным зарядом, показать собеседнику, что вдвоем вы являетесь частью чего-то радостного, возбуждающего и в социальном смысле совершенно особенного. Вот что сказал один промоутер об организуемых им клубных вечеринках:

Я думаю, по-другому ночные клубы можно описать как самые подчеркнуто-вежливые места из тех, что доступны каждому. Люди в них то и дело говорят «пожалуйста» и «спасибо». Именно поэтому мы называемся Thankyou. Кстати, самыми стремными оказываются как раз те вечеринки, на которых гости выказывают недостаток любезности из-за снобизма или наглости. Но если вы попадаете в действительно классное заведение, то не только не сталкиваетесь с высокомерием, но даже чувствуете желание полностью отречься от любых предубеждений и быть милым со всеми окружающими, ведь они того заслуживают, и вы стараетесь всем угодить

(мужчина, 32 года, четырнадцать лет опыта).

Снобизм

Я поместил данный параграф именно здесь, поскольку в нем речь идет о противоположном вежливости явлении. Термин «снобизм» чаще всего используется с негативным оттенком значения. В самом употребительном значении высокомерие означает три вещи: отгораживание от окружающих, жесткость поведения и пренебрежение к другим клабберам. В более широком смысле этот термин может быть использован для описания мест, в которые не всякому позволяется войти или которые вызывают у посетителей чувство дискомфорта. Некоторые клабберы считают, что наряду с негостеприимными и недружелюбными клубами снобизм проявляют заведения, вводящие дресс-код. Клубы, больше заботящиеся о прибыли, нежели о своих посетителях, также нередко обвиняются в высокомерии. В сущности, снобистским в клубной среде является все, что мешает гостям проникнуться событием.

Клубам свойственна социальная иерархия; они не являются вполне эгалитарными пространствами. Как выразился один информант:

В клубах имеет место очередность клева, что особенно хорошо заметно по спискам приглашенных: одни проходят бесплатно, другие – за полцены, третьи платят полную стоимость. Есть разные способы формирования аудитории для создания подходящей атмосферы. Все клабберы знают это. Они видели, как это происходит при входе. Но мне кажется, что снобизм возникает, когда иерархия становится самоценной, когда некоторые клабберы сталкиваются с пренебрежением лишь потому, что не являются частью плотной социальной группы, представляющей собой лицо клуба. Я думаю, люди готовы мириться с иерархией, если в клубе ею не тычут в лицо, ведь никому не хочется чувствовать себя отверженным

(мужчина, 33 года, семнадцать лет опыта).

В клубах иерархия не исчезает, а просто становится менее важной, ведь в том случае, если она окажется центральным элементом вечеринки, аура клуба станет вязкой и враждебной, а такого опыта не желают даже те, кто составляет ядро клубной толпы. В то же время посетители, жалующиеся на высокомерие в клубах, зачастую просто не уверены в себе. В клубах возможны шутливые, но колкие замечания, случаются приступы стервозности. Те, кто этого не переносит, немедленно начинают защищаться или обижаются, но порой клубная стервозность даже забавляет. Это то, с чем учишься справляться по мере приобретения опыта. Общая аура пространства облекает даже намеренно злобные выпады таким контекстом, который не свойствен другим местам. В нем они кажутся противоречащими общественному характеру вечеринки, и клабберы относятся к ним соответственно. Например, однажды я был свидетелем того, как женщина ответила на какую-то злобную реплику: «Твои друзья могут говорить обо мне что угодно, но это меня не задевает, потому что я собираюсь здесь веселиться, и ничто другое меня не волнует».

Она продолжала отлично проводить время, а парни, старавшиеся уколоть ее своими ехидными замечаниями, ушли рано, дуясь и ноя из-за того, что окружающие проигнорировали их попытки почувствовать себя значительнее и заметнее за счет унижения других. Женщина отстояла свое право веселиться и делать это в одиночестве. Она была права, а клубное пространство укрепило ее позицию, потому что клабберы считают высокомерие скорее атрибутом повседневного мира, нежели того, в котором они тусуются по ночам. Как сказал один мужчина:

Клубы должны быть чем-то особенным. В них действуют свои правила, и когда я вижу, что человек нарушает их, я осуждаю его гораздо жестче, чем если бы это происходило вне клуба, где с таким поведением сталкиваешься чаще

(31 год, четырнадцать лет опыта).

Одна из главных причин проявления клубного снобизма связана с классификационными кодами, зародившимися в музыкальной стилистике и служившими легко опознаваемыми ярлыками, о которых С. Торнтон пишет в своей работе. Систематизация, включающая различные категории «субкультурного капитала», может искажать взгляд клабберов на то или иное мероприятие. Если они постоянно пытаются его классифицировать, оценивая окружающих людей сквозь призму этих понятий, то им никогда не удаст-ся стать полноценными участниками вечеринки. То, как вы веселитесь, в конечном итоге намного важнее того, что вы знаете о клаббинге. Я встречал клабберов, которые не отличили бы вертушки от ватрушки, но это не мешало им оттягиваться с завидным рвением и попадать в списки приглашенных различных лондонских заведений. Напротив, из прессы можно почерпнуть большую часть того, что Торн-тон называет «субкультурным капиталом», но так и не научиться по-настоящему веселиться. Таким образом, именно «субкультурный капитал» часто является основой клубного снобизма и используется для подчеркивания дистанции и различий между посетителями, в итоге вечеринка разлетается на мелкие осколки.

Больше улыбок на квадратный метр

Прямым показателем качества веселья может служить количество улыбающихся людей, и в клубах столбик «улыбкометра» поднимается очень высоко. Улыбка – главная коммуникативная валюта клаббинга, причем обмен улыбками нередко оказывается единственным видом общения между посетителями клубов. Интересно заметить, что с точки зрения нейрокогнитивистики физический акт порождения улыбки приводит к выбросу эндорфинов и общему улучшению настроения независимо от текущего эмоционального состояния человека, что показал в своей работе Экман [Ekman 1993]. Улыбка помогает создать и передать особое социальное оживление, которое само по себе заразительно. Подобно зевку, улыбка может вызывать подражательный физический отклик и приводить к согласованию эмоциональных позиций, что дает вам всю необходимую информацию о на-строении другого человека. Кроме того, улыбка – одна из немногих человеческих универсалий, пусть даже, как выясняется, она является культурным порождением.

На вечеринке улыбка выполняет две функции. Она является коммуникативным актом и необходимым условием пребывания в клубах. Это ведь одна из причин, по которым вы туда ходите, – желание испытать, как улыбка зарождается в глубине вашего тела и расцветает на лице. Бывало, когда я возвращался из клубов, у меня от продолжительной ухмылки болели лицевые мышцы, причем это не обязательно было следствием вызванной наркотиками веселости: улыбаться меня заставляло созерцание того социального мирка, который сверкал передо мной в течение клубной ночи. Это глубокое зрительное удовольствие – наблюдать за людьми, наслаждающимися лихорадочным буйством ночи; это радость – видеть их свободные извивающиеся тела, слышать взрывы смеха, быть свидетелем всплесков безумия, стирающего всякие ограничения и ведущего клубную толпу «дальше» (в том смысле, который вкладывал в это слово Кен Кизи, назвавший так свой знаменитый «волшебный автобус» 1). Все эти моменты держатся на тепле человеческой улыбки, дающей понять, что вы все делаете правильно, что окружающие даруют вам сво-боду, а в ответ ждут лишь уважения к их собствен– ным причудам. Люди освобождают друг друга посредством внушения чувства неформального социального согласия.