Текст книги "Ожерелье от Булгари"
Автор книги: Фэй Уэлдон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 28
10.15 утра.
Флора Апчерч позвонила Барли в офис, расположенный на Верхней Брук-стрит, неподалеку от «Клариджа», и Барли, воспользовавшись своим влиянием, заказал для ленча столик в «Плюще». Удивительно, но в этот день ленч у него не был занят. На сей раз, пришел черед сэра Рональда отменить встречу, но Барли не увидел в этом ничего страшного. Эти вызовы с Даунинг-стрит случаются, время от времени, и им приходится подчиняться. Так что встречу, они перенесли на следующую неделю, когда оба смогут найти окно в своем расписании.
– По-моему, «Плющ» – слишком открытое место, – сказала Флора, несколько его озадачив. Что она имеет в виду? Совершенно очевидно, что между ним и Флорой ничего нет. Она ему как дочь, которую им с Грейс следовало бы иметь. И Дорис это безразлично. Сегодня среда. Шоу Дорис идет по четвергам, так что среда у нее действительно очень занятой день, поэтому Дорис никак не может тут оказаться. Странно, что Флора, тоже работающая над шоу, смогла высвободить обеденное время в среду, но она наверняка все ему сейчас расскажет в процессе уничтожения салата «Цезарь» или лукового пирога. Барли его непременно отведает, поскольку это ленч с Флорой, а не с Дорис. А потом закажет рыбу.
Барли обрадовался звонку Флоры. Иногда ему было приятно, когда напоминали о прошлой спокойной жизни с Грейс, о тех днях, когда Уайлд-Оутс был еще цел и назывался Мэнор-Хаус, где была привычная постель и умиротворяющая фигура жены под простынями. Не то чтобы он был отчаянно несчастлив с Грейс, просто ему надоело. Ему была нужна женщина более жизнерадостная, более активная, и он обрел такую в лице Дорис. Конечно, живя с Грейс, он время от времени ходил на сторону, чтобы подзарядиться энергией. С Дорис он на это не осмеливался, да и к чему? Дорис оказалась неутомимой сексуальной партнершей, даже слегка чересчур. Он приходил в офис довольно уставшим, а это не очень хорошо. В хорошем настроении, да, но несколько потеряв деловое чутье. Может, чтобы быть в форме, стоит переключиться на схему: больше секса ночью, меньше утром?
Скоро день его рождения. Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует, а он чувствует себя молодым. И благодарить за это ему нужно Дорис. И она не устраивает суеты вокруг этого, как делала Грейс, излишне подчеркивая и выставляя на всеобщее обозрение течение лет. Возраст – это нечто касающееся только тебя.
Но при этом Барли, слушая тихий голос Флоры, живо вспоминал ту ночь, когда они охотились за привидениями, поглощая кофе с сандвичами. Неожиданно болезненное счастливое воспоминание. Мягкое бедро Грейс, прижавшейся к нему в темноте, ее тихий смех, внезапно вернувшееся сексуальное влечение, удивившее его. Но без Флоры, как катализатора, этого не произошло бы. Брак, который нуждается в присутствии кого-то третьего, чтобы возродиться, не может быть таким уж хорошим. А вскоре после этого он появился в шоу Дорис, и они сблизились, и все. А Флора пришла на свадьбу, и выглядела очень красивой и радостной, поэтому Барли решил, что она сочла оформление его с Дорис отношений хорошим делом и была на его стороне при разводе с Грейс. Не то чтобы тут требовалось принимать чью-либо сторону, по крайней мере, до того момента, как Грейс попала под суд, попытавшись сбить Дорис своим «ягуаром», чем несказанно ее перепугала и огорчила. Дорис совсем не такая черствая, как кажется. Грейс всегда была паршивым водителем. Даже не смогла ехать достаточно прямо, чтобы задавить Дорис. Дорис же за рулем чувствует себя уверенно, водит ровно и хорошо. Надо будет позвонить в «Булгари» и узнать, как там продвигается дело с ожерельем. Когда дойдет до оплаты, ему придется немного взять из основного капитала. Из тех денег, что на Каймановых островах. Он выкрутится. Всегда выкручивался. Ну, почти всегда.
Ленч с Флорой, без Грейс. Ему никогда не приходилось опасаться измены Грейс. Это просто не в ее натуре, хотя как только она оказалась свободной, просто поразительно, с какой скоростью она обзавелась другим мужчиной. И это причинило Барли боль. И он отлично видел, что неверность вполне свойственна импульсивной натуре Дорис, но она слишком занята. Где ей найти время на внебрачные развлечения, да и зачем? Разве его, великого Барли Солта, недостаточно, чтобы удовлетворить сердце, разум и тело? Слава Богу, злосчастный утренний эпизод не задел ее, да и его самого. Точно так, как одной лишь мысли о снотворном, лежащем в шкафчике в ванной на случай необходимости, вполне достаточно, чтобы обеспечить хороший ночной сон, так и мысли о «Виагре» придают уверенности в собственной сексуальности.
Луковый пирог, пирожки с рыбой. Можно еще съесть и картофель с майонезом. Да, и вино. Калифорнийское. Он всегда пил французские вина, пока не появилась Дорис и не придала ему уверенности в себе.
11.10 утра.
Дружеский звонок от члена правительства. Барли не следует волноваться – на тот случай, если он все же волнуется. «Озорная опера» – один из любимых правительственных проектов, от него так вот просто не откажутся. Хотя, конечно, есть небольшой разворот в сторону науки и переработки отходов, что означает, что проект Биллибоя Джастиса действительно грандиозный. Все равно размещение перерабатывающего завода более вероятно в Уэллсе, чем в Шотландии. Сейчас идут кое-какие пересуды, увязываются операции с люизитом в Европе и просроченная чистка Селлафилда, а само слово «ядерные» – все равно, что красная тряпка для быка. Проект оперы, может, и вызывает зевоту у некоторых, но он, по крайней мере, безопасен. Никогда еще властям на юге не шли на пользу волнения на севере, они и так недовольны большую часть времени, и никому не нужно, чтобы там действительно произошел взрыв.
Из отдела по связям с общественностью фирмы Барли позвонили в «Харродс» и заказали дюжину бутылок отборного вина, чтобы доставить его другу в правительстве. Рождественский подарок. При нормальном раскладе Барли пригласил бы его к себе на уик-энд, но в данный момент об этом и речи быть не могло.
11.20 утра.
Сообщение из приемной. Не может ли он уделить минутку своему шоферу, Россу? Барли надеялся, что это никак не связано с Дорис, у которой был зуб на Росса. Похоже, она хочет, чтобы их возил молодой тощий парень. Ей не нравится, как Росс выглядит, не нравится его акцент, его перхоть, его живот. Теперь вот она затеяла взвешивать Росса каждую пятницу. Барли подозревал, что это просто такой прием. Ставишь перед служащим некую приятную, но практически невыполнимую задачу якобы в его собственных интересах, а когда он с ней не справляется, у тебя есть все основания его уволить.
Дорис жаловалась, что Росс на стороне Грейс. Барли же полагал, что Россу глубоко наплевать, кто сидит рядом с Барли на заднем сиденье, хотя иногда недовольство и сквозило во всей мощной фигуре шофера. Росс считал, что его дело – возить Барли, и был верен своему хозяину. Однако теперь общение со служащими Дорис взяла на себя, заявив, что Барли слишком мягок и платит слишком много, а служащие его за это лишь презирают. Ее методы уже стоили ему одного сотрудника отдела по связям с общественностью, трех садовников и горничной. Барли не хотел, чтобы Росс ушел. Росс знал в Лондоне все улицы и закоулки и знал, как в случае необходимости уходить от неприятностей. В наши дни просто необходимо иметь шофера, который заодно и телохранитель. Придется Барли поговорить об этом с Дорис.
Пришел Росс и сказал, что принес заявление об уходе, Он взвесился в клубе здоровья, который ему порекомендовала бывшая миссис Солт, и обнаружил, что с тех пор, как Дорис заставила его сесть на диету, прибавил три фунта. Нет, с весами все в порядке, они принадлежат клубу. Ему предложили другую работу, в детективном агентстве. Барли убедил его остаться до конца года. Росс, чуть ли не со слезами на глазах, согласился.
11.40 утра.
Позвонила Дорис.
– Просто звоню сказать, что, люблю тебя и что у нас сегодня потрясающее шоу. Я видела клип Лидбеттера, – Лидбеттера прочили в победители конкурса Тернера, – он просто фантастический! Нам позволили снять его в замедленной съемке. Этот парень наступает па пятки Блахнику…
– Дорис, – перебил Барли, – ко мне только что поднимался. Росс. Он принес заявление об уходе. Я этого не, хочу. Он мне нравится.
– Он слишком жирный, – заявила Дорис. – Слишком из двадцатого века. Мы заслуживаем лучшего, чем Росс.
– Дорис, я веду дела с русскими. И мне нужен телохранитель, – Интересно, а действительно ли нужен? Проект «Озорная опера» набирает обороты, но не вредно лишний раз, показать Дорис, с каким человеком она, теперь связана.
– Бог ты, мой! – воскликнула. Дорис. – Да, Росс такой медлительный, что: даже в корову, из «калашникова» не попадет!
Интересно, не приняла, ли она наркотик? Но ведь, это невозможно, правда? Она сказала, что они ей не нравятся.
– Он согласился остаться до конца года. И я не желаю больше никаких взвешиваний.
– Ну ладно, – легко уступила Дорис. – Раз уж он остается всего лишь до конца года. Ой, какие мы сегодня серьезные!
Барли забыл сказать ей, что обедает с Флорой.
11.45–12.15 дня.
Потоком шли звонки от архитекторов и инженеров, желающих заключить контракт или предлагающих свои услуги. Бизнес процветал. По всему городу, по всей стране строились офисные здания и центры искусств. И мосты. Но чем меньше о них говорить, тем лучше. Слава Богу, он теперь никакого отношения к этому не имеет. Эти периоды резкой деловой активности – ему говорили, что они совпадают со вспышками на Солнце, – когда-то сопровождались попискиванием факсов по всему офису, но теперь царила тишина: вся связь шла через быструю и тихую электронную почту. Целых двадцать посланий поджидали его на компьютере – пусть подождут, – и не меньше пятидесяти поступили в отдел по связям с общественностью.
Он был бы куда счастливее, если бы заложил фундамент «Озорной оперы» еще полгода назад. Он ненавидел это время, когда все средства уже приготовлены, а ты вынужден ждать, пока власти дадут тебе зеленый свет. Хорошо хоть, в этой стране власть меняется методом выборов, а не государственных переворотов.
Он никогда даже не думал о том, чтобы вести дела в Африке или Полинезии.
12.30 дня.
Звонок от Миранды из приемной.
– К вам пришла молодая леди. Ну, не совсем молодая. Я точно не знаю, что ей нужно, но она говорит, что это личное.
– Я собираюсь на ленч в «Плющ».
– Ой! Но она уже едет наверх. Простите, сэр, я не могла ее остановить. Она оставила внизу свою сумку с покупками.
– Ладно, я с ней разберусь.
Она назвалась Наташей. Для Барли она была вполне молодой. У нее оказались высокий пышный бюст, тоненькая, перетянутая ремешком талия, длинные стройные ноги, золотые босоножки на высоченных каблуках и масса золотисто-рыжих кудрей. Она говорила на очень скверном английском и очень быстро. Она начала расстегивать свою белую кружевную блузку, не успев даже войти, обнажая загорелые веснушчатые груди. Барли слишком изумился, чтобы поднять телефонную трубку и позвать на помощь. Она сказала, что ее прислал ее друг, мистер Макаров, чтобы узнать, не может ли она чем-либо помочь Барли. Она знает, что у него есть свободный обеденный час.
Макаров? Знакомая фамилия, но не настолько. Кажется, кто-то с таким именем присутствовал на благотворительном аукционе леди Джулиет. Том самом, с которого Грейс уехала вместе с художником. Тот, что стоял рядом с Биллибоем Джастисом? Похоже, дело нечисто. Явная и откровенная ловушка с приманкой. Когда-то такие девушки, работали в московских гостиницах, нашпигованных установленными КГБ в канделябрах громоздкими камерами. И вот теперь они перебрались в Лондон, а камеры и микрофоны стали такими крошечными, что легко прячутся под бретельку бюстгальтера и резинку трусиков. Откуда она знает, что его встреча за ленчем не состоится?
Он вышвырнул ее вон прежде, чем она успела раздеться еще больше, но она оставила визитку, облизнув при этом свои пухлые губки.
12.45 дня.
Когда он спустился вниз, в приемную, Миранда веселилась вовсю. Миранда работала у него в рамках государственной программы занятости молодежи. То есть работала даром, пока государство выплачивало ей пособие. Барли подумал, что вполне может предложить ей нормальную работу. Она умница, с чувством юмора и трудолюбивая, хотя и любопытна, плохо говорит, и с орфографией у нее нелады. Но, по крайней мере, она изредка моет голову, куда чаще, чем многие из нанимающихся на работу, и волосы у нее лежат волной, а не висят грязными соплями.
Они вместе заглянули в оставленную Наташей сумку. Двадцать пар прозрачных трусиков с лифчиками в красную и золотую крапинку, двадцать пар леопардовых, двадцать – оранжевых с синими рыбками. Двадцать кожаных ремешков.
– Она за ними вернется, когда вспомнит, – сказала Миранда. – Жуть, какая.
– По-моему, очень даже неплохие, – заметил Барли. – Но почему по двадцать?
– Это нашествие, – сообщила Миранда. – А другие девушки, наверное, слишком заняты, чтобы самим ходить по магазинам. Не повезло нам, англичанкам. Мы вынуждены сидеть за столами в конторах. А как еще зарабатывать себе на жизнь, когда понаехали вот такие?
Барли решил, что, по всей видимости, не он один удостоился персонального внимания и, скорее всего, неправильно расслышал это имя – Макаров, – да и пет ничего такого уж страшного в том, что этой женщине было известно, что он собирался обедать один. Он и обедал бы один, не позвони ему случайно Флора. Многие мужчины, получи они такое предложение, как он только что, отказались бы от любых деловых встреч. А он с легким сердцем отправился в «Плющ». Он действительно устал, причем не только морально и эмоционально, но и физически.
Глава 29
– Грейс, – обратился Уолтер к своей возлюбленной, – если бы ты смотрела на меня глазами постороннего, то, сколько бы лет ты мне дала?
– Около сорока, – ответила она. – Но я всегда очень плохо определяю возраст.
Был вечер. Приближалась ночь. В окно стучали дождь и ветер. Им было хорошо вдвоем, и что бы там ни произошло тогда в квартире Дорис, теперь они над этим только смеялись. Как быстро женщины все забывают, да и мужчины тоже. Жизнь, сегодня совершенно невыносимая, завтра покажется вполне терпимой, во всяком случае, если в сексе выступать единым фронтом.
А без этого пары быстро распадаются и начинают существовать по отдельности. Быть одиноким, может, и благородно, но быть вместе, как говорил апостол Павел, намного лучше.
Лицо Дорис на портрете было уже почти закончено и выглядело несколько странно на пышном теле леди Джулиет. Уолтер как раз собирался приступить к сужению его форм. Придется размыть фон и слегка сгладить контуры. Ему нравилась идея замены бело-полосатого фона на чисто синий, каким он стал сейчас, но он смутно припоминал, хотя и не был уверен, что Дорис хотела портрет совершенно нетронутым. За исключением двух основных, как она говорила, вещей: голова леди Джулиет должна быть заменена на ее голову, а фигура должна казаться не больше десятого размера, даже восьмого, если это возможно. Уолтер сказал Грейс, что чувствует себя обязанным удовлетворить ее запросы.
– Но у тебя же есть принципы, – возразила Грейс. – Тебе нужно заботиться о своей репутации.
– Я подорвал ее, когда принял этот заказ, – ответил Уолтер. – Какой художник в здравом уме согласится на такую халтуру?
– Гойя, – мгновенно нашлась она, и от этого Уолтер почувствовал себя лучше. Когда новый заказчик стучится в дверь, то для художника самое разумное – изобразить энтузиазм по этому поводу. Так что ничего зазорного в этом нет. Принципы хороши, когда вы можете себе их позволить. Уолтер решил не беспокоиться об этом. А в остальном все шло хорошо. Американцы сказали ему, что с ними связалась британская кинокомпания, желающая заснять частный просмотр, если удастся согласовать сроки. Интересно, что это за компания? Надо будет позвонить в галерею и спросить.
– Мы станем богатыми! – воскликнула Грейс. Для нее ее деньги были его деньгами, а его – ее. Если он слишком не загордится, они могут быть так счастливы!
Уолтер предупредил ее, что американская галерея получит пятьдесят процентов от выручки, «Блумсдейл» тоже откусит свой кусок, агент заберет пятнадцать процентов, а налоговая служба – двадцать пять, если он продаст несколько полотен, и сорок, если больше. Так что нет, богатым он не станет. Разбогатеть можно, только если твои картины продаются дороже десяти тысяч фунтов. Но он может стать уважаемым. Уолтер хотел уважения. Ему не нравилось покровительственное отношение. Не нравилось быть молодым. Его раздражало, когда его воспринимали как аутсайдера из числа молодых художников, он хотел войти в круг маститых авторов, где и он сам, и его работы чувствовали бы себя гораздо комфортнее.
– Ты уже и так выглядишь достаточно взрослым, – заверила, она. – При таком освещении ты практически можешь сойти за сорокалетнего.
– Это хорошо, – кивнул он. – Сорок – в самый раз. Но мне бы не хотелось становиться старше.
– А я не хочу становиться намного моложе, – сказала она. – Это доставляет массу беспокойства.
– Но ведь это не на самом деле, правда? – спросил, он, – Это лишь в нашем воображении?
Грейс выдернула у него еще один седой волос. Его брови стали заметно гуще. У нее начались месячные.
Она периодически хватается за живот и пьет аспирин. А если она забеременеет?
– Конечно, это лишь в нашем воображении. Дорис, хотя ее голова все еще сидела на корпусе несколько странно (Уолтеру придется над этим поработать), улыбалась им вполне доброжелательно, как когда-то леди Джулиет. Грейс убедила Уолтера нарисовать ее по возможности доброй, памятуя о том, какой она была от рождения, а не какой стала. Какой Дорис могла бы быть, если бы однажды не влюбилась в собственного отца, согласно теории доктора Дума, и не научилась ненавидеть собственную мать, а, следовательно, и всех женщин. Убедить Уолтера оказалось весьма непростым делом, но ей это все же удалось.
– Мы делаем это, чтобы уменьшить существующее на земле зло, – терпеливо объясняла ему Грейс. – Мы должны смотреть на себя как на поборников добра и искать хорошее во всем, даже в Дорис.
Она помешала ему добавить в краску кипяченого льняного масла, от которого лет через сто лицо Дорис почернело бы. По крайней мере, теперь он пользуется хорошей грунтовкой, а не дешевым заменителем, как раньше. Но нет ли каких-то добавок в той краске, что Уолтер недавно купил? Потому что иногда, когда они просыпались утром, обнаруживалось, что новая краска плохо держится, немного стекает, даже трескается, смазывая края губ Дорис или сужая ее глаза, отчего она выглядит не очень красивой. Эффект был совсем иным, не как тот веселый шарж, теперь закрашенный, который Уолтер сделал тогда при помощи акриловых красок. В этом изображении было что-то тревожное и немного жуткое.
Уолтер позвонил производителям красок, которые заверили его, что больше никто не жалуется и их продукция тут ни при чем. Они даже нахально высказали предположение, что, возможно, холст не подготовлен как следует. Так что Уолтер просто исправлял огрехи и молил Бога, чтобы лак, которым он покроет законченную работу, сделал свое дело и удержал лицо Дорис на месте.
Грейс созналась Уолтеру, что у нее есть сделанная Гарри Баунтифулом запись его встречи с Дорис. Уолтер сначала разозлился, на что имел полное право. А потом рассмеялся и сказал, что когда они наберутся смелости, то отправятся вместе в Тавингтон-Корт и прослушают эту пленку, и он восстановит выпавшие из его жизни часы.
Глава 30
Флора выглядела бледной и сердитой, но очень красивой. На ней были коротенькая цветастая юбочка, легкий джемпер и ниточка жемчуга на шее. Она пришла в «Плющ» без пальто, поэтому дрожала от холода, пока ела салат «Цезарь». Но постепенно она согрелась, и даже щечки у нее порозовели. Она знала так много о всяких мрачных эпизодах из области искусства, культуры и истории, которые обычно приводили Барли в изумление. Но благодаря Дорис он стал разбираться во всем этом несколько лучше.
За четыре месяца, прошедших с того времени, когда Флора собирала материал для шоу, в котором должен был принять участие Барли, и до непосредственной записи передачи, Барли понял, насколько он на самом деле невежествен, необразован и несведущ. Когда заходила речь о Брунеллески, Ван Эйке или о меценатстве Медичи, Барли тут же переставал что-либо понимать, не имел даже представления, в каком веке это было. Грейс тоже толком ничего не могла подсказать, но все же знала чуть больше Барли, и это тоже его огорчало. Кто такой Савонарола? Барли думал, что это сорт салями. Оказалось, нет. Известный религиозный фанатик древности. Флора это знала, Дорис знала. Грейс высказала предположение, но ошиблась: она подумала, что это философ-марксист. А Барли просто выставил себя полным идиотом.
Одной из причин, по которой Барли женился на Дорис – и он этого не отрицал, – было желание избавиться от чувства, что он неровня всем этим архитекторам, политикам и дизайнерам, с которыми ежедневно общался и которые все пооканчивали университеты, а большинство даже Оксфорд или Кембридж. Конечно, Барли обладал талантом делать такие деньги, каких большинству из них отродясь не увидеть, но по какой-то таинственной причине их уважали куда больше, и Барли хотелось того же.
Он не желал слышать никакой критики в адрес Дорис – она ведь его жена, в конце концов, – и надо отдать должное Флоре: она не стала выплескивать на него свой гнев. Когда они поглощали закуски, она лишь сказала, что Дорис ее уволила и она теперь без работы.
– Увольнять она умеет, – осторожно проговорил Барли. – Она даже Грейс уволила.
И рассмеялся. Он поинтересовался у Флоры причиной. Должна же быть какая-то причина? Наверное, она что-то не так сделала. Росс, например, отказался худеть. Будь у него хотя бы немного самодисциплины, он похудел бы как минимум на фунт. Так в чем дело? – Я была в белом платье на вашей свадьбе, и мои ноги лучше, чем у нее, – быстро ответила Флора. – Я переплюнула невесту.
Барли автоматически посмотрел вниз, чтобы убедиться, так ли это. Ноги действительно оказались стройными, хорошей формы, возможно, чуть полнее в икрах, чем у Дорис. У Дорис ноги очень длинные, но, на его взгляд, слишком худые. И, кроме того, у Флоры очаровательные коленки.
– Перестань! – сказал Барли. – Это же полнейшая чушь.
– И ты слишком долго на меня смотрел, – продолжила Флора, – а она это заметила.
– Ты была такой очаровательной, – беспомощно пробормотал Барли. – Но почему сейчас? Если ты права и причина именно в этом, то почему она так долго выжидала, почему не уволила тебя сразу?
– Потому что хотела найти кого-нибудь на мое место, и думает, что нашла, – сообщила Флора. – Только это не так. С Джасмин Орбакл я вместе училась в художественном колледже. Сейчас она работает в компании «Булгари», а до этого занималась изучением древних украшений. Я ее предупредила, так что теперь она никуда не уйдет, и это означает, что у Дорис никого нет.
– О Господи! – Трудно сказать, на чьей он был стороне. – Это плохо.
– Это особенно плохо потому, что скоро шоу в поддержку присуждения Лидбеттеру премии Тернера всех перестанут интересовать. А он ее просто-напросто не получит. Публика сыта по горло всей этой помойной культурой. А критики согласятся с мнением публики. Будет колоссальный провал, и у Дорис целых три программы пойдут коту под хвост.
– Каждый может иногда допускать ошибки, – заметил Барли. – Как правило, шоу на высоте. Поэтому у него такой успех.
– Благодаря мне, – отрезала Флора. – А вовсе не Дорис. Дорис хороша тем, что знает всех и вся в мире искусства, но она не способна отличить хорошую картину от хвоста автобуса. Она висит на волоске. Ты знаешь об этом?
У Барли отвисла челюсть. Официант спросил, все ли в порядке. Барли сказал, что да, все хорошо.
– На нее многие точат зубы, – продолжала Флора. – А со временем врагов может стать еще больше. Она не единственная, кто ждет лишь удобного предлога, чтобы уволить человека. Штука в том, что она нуждается во мне, и я хочу, чтобы ты ей это сказал. Ради нее же самой. Потому что и к Дорис можно очень хорошо относиться, хотя она и чудовище.
Барли сказал, что ему это хорошо известно. Флора заметила, как странно мы относимся к людям, которых любим. Мы редко любим их за то, что они хорошие люди. За исключением разве что Грейс. Она, Флора, глаза выплакала, когда их с Барли брак распался, и ездила к Грейс в тюрьму, но Грейс отказалась ее видеть.
– Она вообще никого не желала видеть, – ответил Барли.
– Я молюсь за нее, – сказала Флора.
– Продолжай в том же духе, – посоветовал Барли. – Потому что, насколько мне известно, она очень счастлива.
Он охотно попросил бы Флору помолиться и за него тоже, но постеснялся. Ему хотелось заплакать, что не часто делают взрослые мужчины в «Плюще». Через пару столов от них сидели четверо новоиспеченных пэров – люди искусства, архитектуры, оперные певцы, кое-кто с телевидения. Они пили розовое шампанское – большую бутылку – и казались весьма довольными жизнью. Барли подумал, что если слухи о новом подъеме науки верны, им не стоило бы так веселиться. Но они радостно помахали Барли, который встречался с ними на многочисленных совещаниях по проекту «Озорной оперы». Он вежливо помахал в ответ. Они наверняка подумали, что Флора – его любовница. Это плохо. Спутницы лордов были из тех женщин, что не очень много времени тратят на свою внешность. На них красовались длинные облегающие платья, явно пошитые в шестидесятых. Мини-юбки попросту прошли мимо них, пока они размышляли о более серьезных вещах. Мало кто из женщин умеет одеваться, Грейс чувствовала себя вполне уютно в одежде, более подходящей для работы в церковном саду годах примерно в пятидесятых. Дорис же носит все, что рекомендует «Татлер». Лицо Флоры больше соответствовало эпохе Медичи – этакая средневековая бледность, – но ее одежда и стиль в целом, безусловно, из настоящего, Барли это нравилось. И к тому же у нее такие изящные запястья.
