Текст книги "Секретный корпус. Повесть о разведке на всех фронтах"

Автор книги: Фердинанд Тохай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Власти заинтересовались английскими газетами, которые кто-то систематически посылал в Голландию с карандашными пометками возле безобидных на первый взгляд объявлений. Газеты с пометками отправлялись то из Ливерпуля, то из Портсмута, то из Лондона. Отправители, естественно, были неизвестны. Возможно, что объявления были самыми обыкновенными торговыми рекламами, а возможно это был код, по которому противнику передавались секретные сведения. На всякий случай дали распоряжение – все газеты, адресованные в Голландию, если на них имелись пометки, передавать экспертам-дешифровщикам; те же из газет, на которых не было видимых пометок, подвергать испытанию в химической лаборатории, чтобы выяснить, нет ли написанного симпатическими чернилами. И вот однажды на газете, отмеченной карандашом, была обнаружена цифра «201», написанная симпатическими чернилами. Разведка сейчас же приступила к проверке проживающих в Лондоне в домах под № 201. Предполагали произвести расследование даже по всей стране, но эта крайняя мера оказалась ненужной. В одном доме № 201, в предместье Лондона, жил некий скандинавец Петер Ган. Он и раньше находился под наблюдением как гражданин нейтральной страны; однако его поведение не вызывало подозрений, хотя наблюдение за корреспонденцией обнаружило, что он получает суммы, превышавшие барыши, которые можно объяснить коммерческими операциями. Суммы эти он получал от одного торгового дома в Голландии. Переводы сопровождались безобидными сопроводительными письмами. Гана попросили объяснить происхождение денег. Он откровенно заявил, что получает их для знакомого датчанина, по фамилии Мюллер, который, насколько ему известно, был коммивояжёром одной голландской фирмы, что соответствовало действительности.

Из дальнейшего допроса явствовало, что он, не ведая того, служил банкиром для странствующего шпиона Мюллера. Ган согласился помогать полиции.

– Мюллер, – сказал он, – находится сейчас в Ньюкастле; незадолго до этого был в Ливерпуле и Портсмуте (оттуда были посланы в Голландию более ранние газеты с пометками).

Дело Мюллера стало вырисовываться с некоторой чёткостью. Установили, что он систематически помещает объявления в английских газетах – лондонских и провинциальных, а затем отправляет эти газеты в Голландию. Не подлежало сомнению, что объявления были составлены по заранее разработанному коду и заключали секретную информацию. Отправитель мог считать себя в полной безопасности: он являлся в контору газеты, давал объявление. Когда газета выходила, покупал её и, пометив объявление, посылал в Голландию. Однако Мюллер поддался искушению и рискнул однажды приписать симпатическими; чернилами роковую цифру «201», вероятно, намекая, чтобы следующий перевод был сделан на имя Гана – одного из его «банкиров» в Англии. Если бы не эта ошибка, Мюллер и вся его организация могли бы долгое время действовать безнаказанно – никто не знал отправителя газет, да к тому же карандашные пометки на объявлениях внушали лишь смутные подозрения.

Проследим дальнейшее развитие событий…

Наблюдение за Мюллером поручили опытному сыщику с инструкцией – ни в коем случае не возбуждать подозрений. Лучше потерять след Мюллера, – гласила инструкция, – чем дать заметить, что за ним следят.

Всякую корреспонденцию, поступавшую из Голландии на адрес Гана, аккуратно вскрывали, фотографировали и пересылали Гану, который, согласно инструкции, отправлял письмо ничего не подозревавшему Мюллеру. Кроме того, фотографировали все помеченные объявления в газетах, адресованных в Голландию, и подвергали их испытанию на симпатические чернила, а затем посылали по назначению.

Таким образом, всё, что Мюллер отправлял своим немецким хозяевам, и всё, что они отправляли ему, проходило через руки британской разведки. Оставалось расшифровать два кода – тот, которым пользовался Мюллер для объявлений, и код, которым пользовались авторы писем, сопровождающих денежные переводы.

После большой и кропотливой работы экспертов первое расшифрованное объявление приобрело такой вид: «Первоклассная информация за 120 фунтов стерлингов. Сведения об отправке боеприпасов для Италии».

Теперь власти решили, что пора Мюллеру понести наказание. Код и система были у них в руках. Мюллера арестовали, судили и расстреляли. [6]6
  Эпизод с разоблачением Мюллера в несколько ином изложении описан также в книге Эдвина Вудхолла «Разведчики Мировой войны» (Воениздат, 1943 г.)


[Закрыть]Но официально он продолжал существовать. Недели и месяцы прошли о тех пор, как Мюллер покинул бренный мир, а газеты с объявлениями продолжали поступать в Голландию. На «том конце» были довольны информацией, «Мюллер» даже получил надбавку от своих хозяев. Само собой разумеется, что эта информация была блестящим вымыслом, рассчитанным на дезориентацию противника. Лондонское отделение разведки успело заработать свыше 400 фунтов стерлингов у германской секретной службы до тех пор, пока пришло, наконец, письмо:

«Ввиду поступления от вас ложной информации, систематически вводящей нас в заблуждение, сим уведомляем, что ваши услуги больше не нужны».

Столь безжалостно уволенное в отставку Лондонское отделение разведки утешилось покупкой автомобиля на заработанные деньги. Машина эта и по сей день носит название «Мюллер».

Я пытался показать, как было организовано наблюдение за большим городом, его населением и корреспонденцией. Однако у разведки находилось немало и других дел.

Так, руководитель разведки Адмиралтейства отличился в распространении ложных сведений. Эта работа при правильной постановке дела может дать весьма значительные результаты. Адмиралтейство посылало своего агента в какой-нибудь порт, вроде Плимута или Портсмута, для распространения слухов среди матросов, находящихся на 6epeгу и на кораблях; слухи предварительно сочинялись в лондонском штабе. Например, надо было пустить слух о том, что флотилия истребителей из Хариджа в скором времени будет направлена в Скапа или что в такой-то день предполагаются операции на Северном море. Принимали меры, чтобы слухи проникали «под палубу», в помещение для артиллеристов и в кают-компанию. Таким образом, военное судно становилось таким гнездом слухов, что простому смертному, будь он стократ шпионом, физически невозможно было разобраться, где правда, где ложь.

Надо сказать, что разведкой фабриковалась половина слухов военного времени. Возможно, что и знаменитая история с русской армией, которая якобы высадилась в Шотландии, чтобы через Англию отправиться во Францию, исходит из того же источника. В слухе не было ни слова правды, но он передавался так обстоятельно, с такими сочными подробностями, да к тому же людьми здравомыслящими и даже известными, что его можно с уверенностью отнести к махинациям разведки; этим стремились заставить германский генеральный штаб в критический момент войны произвести перегруппировку сил.

Нельзя не упомянуть также о контрразведчиках. Контрразведка – запутанный и сложный процесс, посредством которого секретная служба шпионит за своими же шпионами.

Помню, как-то в Риме зашёл разговор о контрразведке, я, между прочим, высказал мысль, что Рим представлял собой благодатную почву для шпионажа. Почти все наши коммуникации с Салониками, Палестиной и Месопотамией проходили через Италию, поэтому десятки морских и армейских офицеров ежедневно проезжали по стране. Каждый должен был провести двенадцать часов в Риме – прямого поезда не было; обычно все они останавливались в «Континентале». Холл отеля бывал постоянно полон офицеров всех рангов и полков. Они беспечно болтали между собою, точно на всём белом свете никто не знает английского языка, кроме британских офицеров. Иной раз до вашего слуха долетали обрывки разговоров о передвижениях целых дивизий, об отправке транспортов и потерях Франции. Всё это обсуждалось свободно, и вы невольно оглядывались на штатскую публику, прогуливающуюся по холлу. Тут были итальянские офицеры, пара пожилых джентльменов и с полдюжины «хорошеньких женщин». Одни играли в карты. Другие демонстративно читали газеты, третьи сидели, курили, дремали.

Иной британский офицер, более галантный, чем его товарищи, поймав взгляд черноокой синьорины, пускался в разговоры с ней на своеобразном лингвистическом попурри, рожденном войной – полслова по-итальянски, два по-французски и три по-английски.

– Я слышал, что десятая дивизия уже отправляется из Салоник в Египет, – во всеуслышание изрекает молодой лейтенант из тщеславного желания показать, что он в курсе дел. Он даже оглядывается – хочет убедиться, что его слышат.

В тон отвечает командир «молчаливой службы» британского флота:

– «Куин» покидает Неаполь. Её база будет Таранто. И так до бесконечности… Невольно начинаешь мысленно обвинять Генеральный штаб, когда слышишь эту вредную болтовню; невольно задумываешься о том, что не мешало бы болтунам пройти курс «противошиионской» обороны наподобие противохимической.

Говоря о «Континентале», мой собеседник сообщал, – Иные мадемуазели, которых вы там видели, – ничего за других не поручусь. Дело, видите ли, обстоит так: берёшь себе на заметку несколько десятков подозрительных. Затем идёшь к итальянцам, а они говорят: «О, у неё все в порядке» или «Мы всё о ней знаем». По поводу «Континенталя» итальянцы говорят: «Ах, эти женщины безвредны. Некоторые из них – наши же агенты». Возможно, что среди них есть и контрразведчики.

Контрразведчик – агент, который шпионит за другими шпионами. Таких немного. Это цвет шпионов, они должны быть мастерами своего дела и абсолютно честными людьми.

Работа контрразведчика заключается главным образом в наблюдении, чтобы наши агенты не сходили с пути истины и не вели двойной игры. Искушение стать «двойником» величайшая из опасностей в шпионаже. Предположим, вы посылаете агента в Германию и оплачиваете его труд. Немногие узнают об этом и обращаются к шпиону с самым соблазнительным контрпредложением. Предположим, он соглашается. Что ему может помешать? Мы пускаем его обратно в Англию для доклада. А затем снова отправляем в Германию с новым заданием. Немцы пускают его в Германию для доклада обо всём, что он видел и слышал в Англии. Так он и «циркулирует». Почти невозможно поймать агента на этой, в высшей степени прибыльной, двойной игре. Контрразведчик – вот кого мы привлекаем для решения такой задачи. Контрразведчик получает от главы секретной службы список агентов, за которыми следует наблюдать, Он (или она) отмечает, где агенты живут, с кем встречаются, что делают – словом, всё, что имеет отношение к ним. Это, как я сказал, самая трудная работа во всём шпионаже – обманывать профессиональных обманщиков. А уже если контрразведчик, в свою очередь, соблазнится и перейдёт на сторону противника, тогда не ждите ничего хорошего. Это, однако, бывает очень редко. Честность контрразведчика должна быть вне сомнений.

Больше всего контрразведчиков было в Швейцарии, в стране, где агенты всех государств буквально натыкались друг на друга. На одной лишь франко-швейцарской границе было арестовано триста шпионов и просто тёмных людей; можно с уверенностью предположить, что и на других швейцарских границах происходило то же самое. Швейцария кишела агентами-сборщиками – немецкими, британскими, итальянскими, австрийскими, французскими; в их обязанности входило собирать донесения путешествующих агентов – граждан нейтральных стран, которые привозили донесения из Парижа, Рима и Вены. Затем они передавали информацию в свои генеральные штабы. Швейцарское правительство формально негодовало по поводу международного шпионажа, процветающего в стране. По существу же смотрело на происходящее сквозь пальцы, ибо эта армия шпионов давала возможность бойко торговать. Каждая страна держала десятки агентов во всех крупных городах Швейцарии. Они вели наблюдение за всеми приезжающими и отъезжающими.

Шпионы враждующих государств встречались друг с другом за столиками ресторанов и доносили друг на друга своему начальству. Здесь же легионы контрразведчиков следили, чтобы агенты своих стран не общались с противником и тёмными людьми. Страна шпионов – Швейцария – представляла воистину занимательное зрелище в годы войны.

Немаловажную роль играло подслушивание телефонных разговоров. Тысячи обитателей Лондона, Парижа и других городов, вероятно, удивились, если бы узнали, что невидимые уши разведки систематически слушали их болтовню. Когда же абонент находился на особом подозрении, разведка прислушивалась к каждому его разговору по телефону.

С другой стороны, перед шпионами открывались широкие перспективы, когда им удавалось включиться в телефонную или телеграфную сеть, которой пользовались государственные деятели.

Одно время возникли серьёзные опасения, что немцы присоединились к кабелю, который проходил через пролив и соединял Военное министерство с британским Генеральным штабом во Франции. По этому кабелю часто передавались секретнейшие донесения (например, во время одного сражения во Франции звонили в Генеральный штаб каждые десять минут). Можно представить, какое беспокойство в высших сферах вызвало предположение, что немцы могли подслушивать эти разговоры.

Помимо агентов, контролирующих «водонепроницаемые» районы, контрразведка имела специальных агентов. Среди них были представители обоих полов и всевозможных гражданских состояний. В зависимости от задания выбирали агента. Так, когда потребовалось проверить слух о некой порочной старухе-немке, по фамилии Трост, которая, как говорили, занималась шпионажем в своём «салоне», контрразведка направила туда агента, искушённого в житейских пороках. Был: случай: поступил донос на мадам N., гадалку, указывали, что она собирает всевозможные сведения у жен офицеров, когда те приходят в надежде узнать судьбу своих мужей; к гадалке отправили «доверчивую молодую женщину», которой поручили доложить всю правду о «мадам» и её вопросах. Впрочем, можно утверждать, что все «сенсации», волновавшие публику, обычно оказывались раздутыми.

Шпионаж – занятие мало эффектное и чаще всего бывает невыразимо скучным. Одной мерой предосторожности, однако, слишком пренебрегали в начале войны – следовало изгнать всех иностранцев из числа домочадцев выдающихся государственных и военных деятелей. Эти деятели нередко обсуждали всевозможные вопросы в интимном кругу друзей, оставляли письма и документы на своих столах.

Одной девушке Еве, немке из Скандинавии, удалось устроиться на службу к такому деятелю. Работала она нечисто, и её вскоре поймали. Ева призналась, что прибыла в Англию шпионить по поручению человека, которого любила, и за свою работу получала 7,5 фунта стерлингов в месяц. Её судили в 1915 году и приговорили к смертной казни, но заменили вечной каторгой. Если принять во внимание смелость, постоянное напряжение и исключительную ловкость и находчивость (не говоря уже о честности), которые требуются от разведчика, то окажется, что шпионаж – профессия неприбыльная.

Часто шпион или шпионка отдавали свою жизнь за несколько фунтов. Немка, по фамилии Восс, расстрелянная французами в Нанси, заработала за два месяца 14 фунтов стерлингов. Другая женщина, по фамилии Шмидт, получила от немецкого офицера в Швейцарии 8 фунтов да записную книжку с вопросником для французских солдат – так она и отправилась на расстрел, не заработав ни гроша больше.

Во все времена шпионы подразделялись на различные категории. Во время войны эти категории обозначились с ещё большей резкостью. Появилась, например, категория шпионов-патриотов. С ними работать было вдвое проще, чем с другими: во-первых, их донесениям можно было доверять, во-вторых, денежный вопрос не представлял обычных затруднений. Встречались, однако, и менее бескорыстные.

Один агент, садясь в самолёт, который должен был забросить его в тыл к немцам, получил 250 франков в качестве аванса. По выполнении задания и доставке информации

(если она окажется доброкачественной) он должен был получить ещё 500 франков. Это хорошая цена, но и задание было сопряжено с большими опасностями.

Возьмём другую крайность: маленькому фламандскому мальчику дали пять франков и поручили порыться в личных вещах человека, который снимал помещение в доме его отца.

На разных этапах войны шпионы охотились за информацией разного порядка. Одно время, например, германский генеральный штаб горел желанием узнать, как строит лорд Китченер свою новую армию: какими темпами, какова подготовка войск, сколько посылает орудий и снарядов, много ли полков отправляется во Францию? Одни шпионы хорошо подмечали детали: какое количество орудий поступило в такой-то день, в такой-то артиллерийский парк, через такие-то ворота; другие, наоборот, были специалистами по «общей картине» и в своих донесениях приходили к умопомрачительным выводам.

За время войны в Париже, Лондоне и Риме задерживали по подозрению сотни лиц обоего пола, из них не было приговорено или хотя бы привлечено к судебной ответственности и десяти процентов. Часто шпиона спасала находчивость. Бывало, что на него падали серьёзные подозрения; его подвергали аресту, всё личное имущество, документы, одежду тщательно просматривали и всё же не находили улик. Тогда начиналась знаменитая «битва умов» в святилище следователя. Это самое тяжёлое испытание для шпиона. Следователь задавал вопрос за вопросом, ставил одну ловушку за другой, а невидимая рука делала стенографическую запись.

Успешнее всех вели допрос юристы, привыкшие охотиться за фактами. Один известный лондонский адвокат, благодаря умелому допросу, уличил несколько немецких агентов, несмотря на почти полное отсутствие улик. В связи с этим можно привести замечательный пример, касающийся ареста одной французской артистки из мюзик-холла.

Французское «Второе бюро» получило доказательство, что некий голландский делец, по временам проезжавший через Швейцарию в Париж, был германским «разъездным агентом» и собирал информацию у агентов-разведчиков.

Приблизительно к этому же времени власти занесли в «чёрный список» некую актрису. Обычно, чтобы поймать шпиона, при нём упоминают ряд лиц, находящихся на подозрении, в надежде застигнуть его врасплох. Применив этот приём, французский офицер неожиданно заявил голландцу:

– Мы точно знаем всё, что касается лично вас. Можете избегнуть казни, если пойдёте к «Сюзетте», как вы пошли бы, если мы вас не арестовали, возьмёте донесение и затем вручите нам.

– Но, – пробормотал голландец, раскрывая свои карты, – она не даёт донесений! Она диктует, а я записываю шифром её слова.

– В таком случае, – невозмутимо продолжал французский офицер, – мы поставим диктофон в доме, где вы собираетесь встретиться с вашей приятельницей, вы будете, как обычно, писать под её диктовку… а мы тоже.

Так и поступили. Голландец, спасая свою шкуру, указал французам час и место свидания, а сам в сопровождении союзников отправился к женщине, которой нёс гибель. Улики против «Сюзетты» на её процессе были достаточно убедительны – она оказалась незаурядной шпионкой. Каким путём она добывала свою основную информацию, так и осталось тайной: есть основание предполагать, что актриса совратила офицера, а может быть военного специалиста. Во всяком случае, её махинации сыграли не последнюю роль в одном сражении.

Совсем по-иному работала другая парижская артистка мюзик-холла. Женщина не первой молодости, она не потеряла обаяния юности и всё ещё играла роли «бэби» с широко открытыми, невинными голубыми глазами, в коротком детском платьице и белых носочках. Впрочем, о диапазоне её дарования можно судить по танцу, получившему всемирную известность, в котором она выступала в амплуа отнюдь не невинной девушки. Французское разведывательное бюро не оставляло без внимания ни одной очаровательной и умной артистки, и в первые же месяцы войны мадемуазель отправилась в Испанию в связи с одним «деликатным» делом. Красавица проникла в высшие круги Мадрида. Ей было поручено узнать намерения Испании в Марокко, а также выяснить общую тенденцию испанской политики.

В то время (1916 год) военные дела у Франции были неблестящими, и германофильская Испания могла воспользоваться этим обстоятельством, чтобы осуществить свои давнишние стремления в Марокко.

Итак, мадемуазель отправляется в Испанию. Французы с подлинно галльским вдохновением придумали предлог для её визита. Дело в том, что артистка была когда-то неравнодушна к своему молодому и любезному партнёру по сцене. В самом начале войны молодой человек попал в плен к немцам. Король же Альфонс специально занимался делами военнопленных. Поэтому (официальная версия) мадемуазель и отправилась в Мадрид искать заступника при дворе, который замолвил бы словечко перед королем Альфонсом. Пробыв некоторое время в Мадриде, мадемуазель в самом деле нашла такого друга, который добился от короля обещания сделать представление в Берлин. В результате молодой счастливец оказался на свободе.

Деятельность этой актрисы, разумеется, не ограничилась хлопотами о партнере. Во всяком случае, Испания вела себя прилично по отношению к Франции на всём протяжении войны и, что ещё важнее, Франция знала намерения испанского правительства.

Британское министерство иностранных дел чрезвычайно ловко использовало один случай. Служащий министерства неоднократно просил перевести его в британское посольство в Швейцарии. Стали наводить справки. Оказалось: его расходы намного превышают законные доходы. Казалось бы, были основания отказать в просьбе. Вместо этого его послали в Швейцарию, как он просил, а там стали систематически снабжать ложной информацией. Предатель, установив связь с немцами, думал, что даёт первоклассную информацию, на самом же деле дезориентировал своих хозяев.

После некоторого времени, в течение которого англичане продолжали обманывать германскую секретную службу, что долго длиться не могло, преступника арестовали, предъявив доказательства его предательской деятельности, но предложили помилование, если он согласится выполнять секретные поручения в Германии. Там он должен лично познакомиться со своими германскими хозяевами, которым так верно служил, и раздобыть определённые сведения. Преступник, разумеется, согласился. Этот случай – классический пример обращения с пойманными шпионами. Смертный приговор обычно приводили в исполнение лишь после тщательного рассмотрения, нельзя ли воспользоваться знаниями, способностями, наклонностями и характером осуждённого.

Изредка предателей (например, французов, уличённых в шпионаже против Франции) использовали в качестве «шпионов-болванов». Это самая неприглядная область шпионажа, развившаяся во время войны. «Шпионом-болваном» называли человека, умышленно нанятого разведкой для того, чтобы он попал в руки противника. Обычно это был осуждённый; иногда же выбирали какого-нибудь простака.

Назначение «шпиона-болвана» – обмануть контрразведку противника и отвлечь её от настоящих, нужных разведчиков. Такого человека посылали, например, в Голландию с поручением при первой оказии пробраться в Бельгию. Инструкция гласила примерно следующее: «Когда будете в Брюсселе, записывайте все номера полков, которые увидите на погонах, и указывайте даты. То же самое делайте в Генте и в Брюгге. При всякой возможности заводите разговор о немецких танках. Мы хотим знать, не будут ли эти танки управляться электричеством. Возвращайтесь тем же путём, как приехали, и явитесь в Париж не позднее конца месяца».

«Шпион-болван» отправляется в Бельгию. Действуя по заведомо неправильной инструкции, он сейчас же привлекает внимание германской разведки; вскоре его арестовывают. В тюрьме он сначала отказывается говорить, но, будучи профессиональным предателем, в конце концов, сознается и в надежде спастись рассказывает, как в Париже ему дали задание, как перешёл границу в Бельгию, какую информацию искал. Немцы, разумеется, казнят «шпиона-болвана» и делают поспешный вывод, что французская секретная служба работает по-детски. В заключение они составляют донесение от имени покойного шпиона и посылают в Париж, после чего самодовольно потирают руки.

Работники германской разведки, конечно, не могут себе представить, что, получив донесение, французы бросят его в мусорную корзинку. Так французы обманывали германскую секретную службу.

К каким только уловкам не приходится прибегать в надежде провести разведку противника! Нередко эти ухищрения приводят к комическим положениям.

Однажды в «Гранд-Отеле», в Риме, автор был свидетелем одного такого забавного случая. В отеле остановился некий К., большой весельчак. Постоянное местожительство его было в Нью-Йорке, но К. приходилось часто ездить в Италию по делам. У этого господина с немецкой фамилией был обычай спаивать молодых британских офицеров и затем болтать с ними. С течением времени это стало возбуждать подозрения.

– Предоставьте его мне, – сказал один бледнолицый штабной офицер в очках. – Я хорошо с ним знаком, могу пригласить к себе отобедать и «накачать».

К. получил приглашение на обед. Потом штабной офицер рассказал:

– К. просидел у меня до трех часов утра. Изрядное количество «шипучки». Он разговорился, но к концу так опьянел, что я не мог понять ни слова из его болтовни. Пришлось притвориться, что я тоже пьян, мы оба сидели и говорили всякий вздор.

Вскоре появился и «старый К.». Вот его рассказ: – Право же вчера презабавная история приключилась с вашим приятелем из штаба! Он оказался столь радушным хозяином, что вскоре совсем опьянел. Из вежливости я сделал вид, что тоже пьян.

* * *

Несколько слов о морской разведке. Здесь нельзя не вспомнить немецкого шпиона Карла-Ганса Лоди, опытного морского наблюдателя. Он прошёл хорошую школу шпионажа и мог с первого взгляда определять тип любого судна, до мельчайших подробностей замечать береговые оборонительные сооружения. Как никому другому, Лоди удавалось выведать у моряков всё, что его интересовало. Впрочем, все эти качества не спасли его от расстрела в Тауэре.

Морскую разведку интересовали даты и время отправления транспортов с войсками, данные о строительстве всевозможных военных судов, новейшие достижения в вооружении и конструкции кораблей; дислокация флота и намеченные перегруппировки; возможность подкупа членов экипажа для саботажа и вредительства, моральное состояние и боевая подготовка экипажей; результаты испытания торпед; размеры потерь в технике и живой силе; новые назначения личного состава; характер морских соглашений между союзниками; последние изобретения для борьбы с подводными лодками; сигнальные и радиотелеграфные коды; новости в области маскировки; сведения относительно недостатка жидкого горючего или угля (эти сведения одно время имели первостепенное значение, так как действия союзных флотов были ограничены недостатком горючего); результаты испытаний на скорость и на прочность; расстановка мин; развитие морской авиации и таких изобретений, как управление на расстоянии торпедами и моторными лодками.

Во время мировой войны в британском флоте было несколько случаев диверсии. Суда «Оплот», «Ястреб», «Авангард», «Отечественный», «Принцесса Ирен» таинственно взлетели на воздух. В бухте Таранто лежит перевёрнутая громадина итальянского дредноута «Леонардо да Винчи», потопленного адской машиной, поставленной возле порохового склада на корабле.

Но все эти происшествия так и остались загадкой. Нет ничего, что уличило бы виновников взрывов.

Морской шпионаж, однако, гораздо более трудное предприятие, чем шпионаж политический и военный. Это объясняется тем, что в тайны флота может проникнуть лишь технически грамотный агент, специалист, а не просто «наушник». Кроме того, флот во всех европейских странах представляет собой тесно замкнутую касту, существующую отнюдь не на демократических началах. Поэтому совсем нелегко получить доступ в морские круги. Несмотря на это опасность просачивания информации существовала постоянно. Матросы, выходя на берег, делились друг с другом безобидными как будто сплетнями, а по докам в это время бродили бездельники с длинными ушами, собирая там и сям обрывки информации. Эти обрывки затем попадали куда следует, и опытные люди составляли из них стройное целое.

Однажды распространились слухи, что австрийская принцесса итальянского происхождения систематически снабжает генерала Диаца военными секретами.

Это приводит нас к избитой теме «скрытой руки». Преувеличенные слухи и россказни объясняются тем, что членам королевских фамилий сравнительно просто шпионить, если б они пожелали: кроме того, большинство членов королевских фамилий, в каком государстве они ни находились бы в данное время, связано друг с другом кровными узами.

В прошлой войне немки и австрийки были посажены на троны России, Греции, Швеции, Испании (королева-мать), Румынии (Кармен-Сильва) и Болгарии, а в Голландии правил немец, супруг королевы. Интересно проследить, какое влияние эти женщины оказали на ход войны.

Автор читал одну депешу из Мадрида в 1918 году. Вот примерный текст: «Герцог В. делает всё, что может, но влияние королевы-матери ещё преобладает при дворе. По радио, а также при помощи других средств, о которых вы уже знаете, она сносится с Ватиканом. Король находится постоянно в обществе молодого германского военного атташе, красивого и весёлого малого, специально посланного сюда, как говорят, благодаря репутации, которой он пользовался в ночном Берлине».

Когда Германия убивала испанских моряков, это искусно замалчивали, а если Англия из-за нехватки тоннажа оказывалась не в состоянии скупать, как обычно, испанские апельсины, по всей стране распространялись сообщения, что она «навлекла голод на наши земли». Немецкие подводные лодки свободно укрывались в испанских гаванях от преследования, а союзникам всячески препятствовали во всех портах, связанных с действиями португальских экспедиционных сил на полях Франции. Испания была пропитана германской пропагандой в значительной мере против воли народа, но при могучей поддержке некоторых членов королевской фамилии и правящей касты.

Примерно так же было и в Швеции. Про королеву, баденскую принцессу, упорно говорили, что она, мягко выражаясь, замешана в скандале с южноамериканскими кабелями, по которым германская морская разведка передавала депеши шведским правительственным кодом.

Но если мы и слышали обстоятельнейшие рассказы о шпионаже в высших сферах, то с такой же определённостью можно сказать, что в большинстве стран за потенциальными порфироносными шпионами зорко следили; вряд ли кто-нибудь из них, за исключением Софии греческой, участвовал в шпионской организации.

София, эта бледная, обольстительная женщина с голосом сирены, одарённая умом и волей и одновременно самая простая домашняя хозяйка, развила во время войны бешеную шпионскую деятельность. Путём подкупов и узурпации она создала вокруг себя такую систему интриг и предательства, подобия которой, пожалуй, не бывало в истории. В начале 90-х годов София-Доротея-Ульрика, сестра Вильгельма, приехала в Афины в качестве герцогини Спартанской. За восемнадцать месяцев до начала войны она вступила на престол (после убийства короля Георга, державшегося английской ориентации). Совершенно чуждая национальным интересам Греции, София начала создавать при дворе атмосферу германского милитаризма.