Текст книги "Секретный корпус. Повесть о разведке на всех фронтах"
Автор книги: Фердинанд Тохай
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава вторая
В больших городах
Для того, чтобы проследить развитие шпионажа во время войны, необходимо начать с мирного времени. В памятные дни 1914 года, когда голос лорда Робертса не мог быть услышан из-за ольстерской шумихи [3]3
Ольстер (Ульстер) – Северная Ирландия; имеются в виду волнения, происходившие в то время в Ирландии.
[Закрыть], и когда кайзер был чрезвычайно ласков с англичанами, Британия расходовала на секретную службу 50 000 фунтов стерлингов, а Германия в двенадцать раз больше. Характер и размах предвоенного шпионажа можно представить, если рассмотреть методы, применённые этими двумя державами. Английский шпионаж был настолько «чист», насколько может быть чистым столь сомнительное искусство. Основные заповеди английского шпионажа: «Не пользуйтесь тёмными личностями и женщинами. Рано или поздно они подведут. Полагайтесь на информацию, исходящую из заслуживающих доверия источников: британских посольств, дипломатических миссий и консульств. Официальный британский представитель за границей ничего существенного не пропустит. Кроме того, он не требует платы и работает во имя родины. Если известный путешественник, делец или офицер в отпуску захочет поделиться своими наблюдениями, – тем лучше. Однако дело обстоит иначе в отношении Германии. Если придётся воевать, то нашим противником окажется, скорее всего, Германия. Поэтому мы должны расширить систему шпионажа против неё».
Таким образом, получалось, что кое-какие британские офицеры, вроде капитанов Тренча и Бертрама Стюарта, стали слоняться по Германии, изучая состояние флота и армии, а в особенности возможность внезапного вторжения в Англию на плоскодонных судах с Фризских островов.
Среди этих безобидных английских туристов встречались и любители ботаники, увозившие рисунки растений, которые на самом деле были планами крепостей. Но работали не только эти талантливые исследователи. Выведывание секретов в мирное время – не основная функция секретной службы; главное – терпеливо и основательно созидать секретно-информационную службу, которая сумеет выдержать испытание войной, когда границы закрыты, а получение и доставка информации становятся настоящей работой по сравнению с детской игрой мирного времени. В то время как всюду раздавались истерические вопли о необходимости арестовать неуклюжих германских шпионов, орудовавших в Англии, «толстокожее» Адмиралтейство и «лишенное воображения» Военное министерство спокойно занимались своим делом – размещением скрытых глаз и ушей в «фатерланде» (шутливое название Германии) и вокруг него. Бывало, что годами эти глаза и уши получали жалованье за безделье – в ожидании первого дня войны.
В военное время агент должен отвечать двум основным требованиям: быть постоянным жителем страны, в которой предстоит заниматься шпионажем, и, кроме того, иметь там постоянную работу, что позволяет избежать подозрений.
Предпочтительно, чтобы агент был уроженцем страны, в которой шпионит, или хотя бы страны нейтральной. Военное министерство и Адмиралтейство методически занимались подыскиванием таких людей. А немцы между тем издевались:
– Глупые, честные англичане! Они не знают самых элементарных правил игры. За всё время арестовано только три наших шпиона. Выпьем ещё раз за «Великий день»!
«Великий день» настал… и «глупые, честные» англичане нанесли немцам такой мастерский удар, что он сказался на всей последующей борьбе. Вот как это случилось.
Система германского шпионажа отличалась от английской. Немецкая система была, во-первых, агрессивной по своей структуре. Во-вторых, она рассчитывала не на храбрость, находчивость, честность и ум, а на жадность, слабость и моральную развращённость. Немцы наводнили Англию шпионами. Это верно. Но какими шпионами! Старшие официанты и гувернантки, собиравшие всякие сплетни; парикмахеры и клерки, надоедавшие просьбами о прибавке жалованья; граждане нейтральных стран, имевшие связи с Германией; хорошенькие немецкие и австрийские актрисы, появлявшиеся в театрах Вест-энда (аристократический квартал в Лондоне); проститутки; иногда, очень редко, британские подданные; мошенники и искатели приключений.
«Если вы не станете присылать лучшей информации, мы позаботимся, чтобы англичане узнали о том, что вы шпион», угрожали одному нерадивому агенту в письме, своевременно перехваченном специальной ветвью разведки в Лондоне. Естественно, что были также немецкие агенты, занимавшие высокое положение, такие, как член парламента Требитч Линкольн. Появлялись и немецкие офицеры, разъезжавшие по Англии на автомобилях, якобы соревнуясь на «Кубок принца Генриха Прусского». Политические агенты информировали Германию обо всём, что происходило в Ольстере. Иные немецкие агенты посылали на родину исключительно интересную информацию об общественных деятелях; эти сообщения аккуратно заносили на карточки в Берлине.
Вот, например, лакомый кусок: «Моя хозяйка леди N, делает вид, что отправляется на всё воскресенье в Сюррей. В действительности она остаётся в Лондоне» (даётся адрес). Несомненно, немцы при этом лелеяли приятную мысль, что смогут в один прекрасный день испытать свои методы на леди…
Немецкие агенты наглели с каждым днём; таких, как Шульц и Гроссе, даже пришлось арестовать, чтобы успокоить общественное мнение. Большинство же шпионов оставили на свободе, предоставив им безмятежно катиться по привычной колее. В течение пяти лет «глупые, честные» англичане спокойно работали, пока не изучили каждого сколько-нибудь значительного германского агента в стране.
Этого результата они смогли добиться лишь тщательным применением метода исключения. Несмотря на отсутствие в те дни цензуры, корреспонденцию всех, кто был на подозрении, систематически проверяли, следили за их поведением, а также поведением всех, с кем они общались.
Много потребовалось искусства, чтобы усыпить бдительность немцев, укрепить в них чувство безнаказанности. Их никак нельзя было назвать «зелёными», но Штейнгауэр и другие организаторы получали очень скудную помощь от своих шпионов в Англии. Откровенно говоря, немцы – создатели современного шпионажа – самые бездарные его представители. Прежде всего, немцу очень трудно скрыть свою национальность: его акцент, форма головы и манеры неповторимы. Во-вторых, у него слишком прямолинейный ум, нет ни интуиции, ни вдохновения. Он живёт «согласно плану».
В-третьих, высокомерие немцев определённо даёт преимущество нашим разведчикам. Самоуверенность сделала немцев беспечными. Так, Карл Гревс счёл достаточным для отвода глаз запечатывать свои донесения в конверты с этикеткой известной химической фирмы. Другие открыто ездили по восточному побережью с фотоаппаратами и тетрадями для зарисовок…
Не всё коту масленица, однако… В одну прекрасную августовскую ночь Англия объявила Германии войну, а на утро отдали приказ – и двадцать главных германских шпионов были арестованы, а свыше двухсот других взяты под строгое наблюдение. Если к этому прибавить интернирование девяти тысяч подданных враждебных государств, то можно считать чистку более или менее исчерпывающей.
Во всей Англии ни один мост, ни один вершок железной дороги не были повреждены, ничья враждебная рука не поднялась против мобилизации. Штейнгауэр потерпел полное поражение. Немцы поспешили заслать в Англию Лоди, Кюпферле и подобных им «американских граждан» с фальшивыми паспортами. Вряд ли кому-нибудь из них удалось поработать больше недели. На горьком опыте немцы убедились в том, в чём позднее ценою не менее горького опыта пришлось убедиться французам: совершенно невозможно восстановить провалившуюся систему шпионажа в стране, с которой воюешь.
Было бы бессмысленно в этой книге анализировать развитие шпионажа в каком-нибудь определённом городе или даже стране. Я предпочитаю показать калейдоскоп событий, перенося читателя из Лондона в Багдад, из Варшавы в Салоники. Надеюсь, что с помощью контрастов мне удастся создать достаточно яркую картину.
Во всех крупных городах воюющих стран практиковалась одна и та же система шпионажа (если отбросить национальные особенности). Назовём её «системой спрута».
Телом «спрута» был резидент, а щупальцами – его местные агенты. Резидента называли «почтовым ящиком»; к нему направлялись все донесения и информации, собранные щупальцами, или агентами-исполнителями. Затем эти донесения забирал у «почтовых ящиков» странствующий агент, постоянно курсирующий между родиной и страной, в которой работали шпионы. Иногда агенты-резиденты находили другие способы передачи собранной ими информации – этому посвящена глава «Средства связи».
Резидентом обычно бывал мужчина, какой-нибудь преуспевающий предприниматель, хорошо законспирированный, подданный либо той страны, против которой вёлся шпионаж, либо одной из нейтральных стран. Своих агентов-исполнителей он выбирал сам. Гувернантка в семье генерала; служащий отеля; парикмахер, живущий вблизи больших военных лагерей; агент нейтральной пароходной компании; актриса, разъезжающая по всему миру; артист иностранного мюзик-холла, совершающий турне; подкупленный солдат; неудачник из хорошей семьи; добровольный сотрудник Красного Креста.
В разных странах по-разному подходили к выбору исполнителей. Например, во Франции чаще привлекали женщин, чем в Англии, а в Германии больше, чем в любой другой стране, использовали для шпионской работы подонков общества. Ради безопасности всей системы агенты-исполнители не знали друг друга – единственный шпион, с которым они общались, был их «почтовый ящик». Это единственный человек, которого они могли бы выдать, – обстоятельство, заставлявшее «почтовые ящики» с большой осторожностью подходить к выбору исполнителей. В этом заключалась основная сила системы. Как только исполнитель замечал, что за ним следят, он должен был немедленно выключаться из системы. Если бы исполнители всегда придерживались такого правила, провалы целых шпионских групп были бы значительно реже: однако корыстолюбие обычно заставляло их продолжать шпионаж или слишком рано возобновлять его после временного перерыва, хотя они знали, что за ними следят.
Немцы крепко держали своих агентов в руках, выплачивая вознаграждение лишь через два месяца после выполнения задания. Таким образом, деньги, которые им причиталось получить, служили приманкой, без которой они, может быть, и решили бы, что игра не стоит свеч.
Члены одной шпионской организации называли друг друга различными буквами алфавита, постоянно меняя их в зависимости от определённых фаз луны. Иногда «почтовые ящики» на случай своего ареста давали список имён и адресов исполнителей своему начальству. Рискованная, но вместе с тем совершенно необходимая мера, ибо иначе, в случае ареста резидента, вся система автоматически рассыпалась бы: ведь в штабе не знали исполнителей.
Кроме исполнителей, «почтовых ящиков» и агентов-сборщиков, государство пользовалось ещё специальными агентами, работавшими независимо; к ним относятся морские и военные специалисты, контрразведчики, шпионы-»болваны» и тому подобное. Их деятельность показана дальше на отдельных примерах. Внимательное чтение примеров скорее поможет читателю усвоить основы разведывательной работы в больших городах, чем учёнейший трактат об этом искусстве, не говоря уже о том, что подобный трактат невозможно написать.
Условия нейтрального города допускали большую свободу действий.
Британский руководящий резидент в Женеве или Гааге обычно занимал официальный пост и бывал должным образом аккредитован при правительстве. Так, в одной нейтральной столице наш главный представитель шпионажа работал в британском консульстве. Вот что он рассказал автору о событиях, происходивших много лет назад:
– Я занимался своим делом. Я не был шпионом. Поэтому прямо попросить меня убраться восвояси никто не мог. Между тем немцы это неоднократно пытались сделать.
Каждый день я честно ходил на службу, когда же кто-нибудь – британец или иностранец, хотя бы немец, – выражал желание побеседовать со мной, я всегда готов был выслушать и хорошо заплатить, если найду подходящим товар.
– Товар?
– Вы правильно расслышали. Вы прочли уйму всякой чепухи о работе секретной службы. На самом деле она не так запутана и таинственна, как её представляют. На этом свете часто можно достичь цели простейшими способами. Я и применял простейшие способы. Шпионы продавали определённый товар, и я обращался с ними точно так же, как обращался бы с человеком, продающим кусок сыра. Они приходили в кабинет и заявляли, что есть такая информация, от которой задрожат стены Иерихона. «Хорошо, – говорил я, – показывайте». О нет, они должны сначала получить деньги. Вы думаете, я платил сразу? Как бы не так! Даёте ли вы, покупая автомобиль, деньги раньше, чем его увидите? Так с какой стати стану я давать хоть грош, прежде чем увижу, что покупаю? Во-первых, как бы я мог оценить товар? Я так и говорил; их дело – принимать мои условия или нет. Они должны были верить на слово, что я их не одурачу. Тут-то и была загвоздка. Будучи мошенниками, они по своей природе не могли побороть в себе недоверия ко всем остальным людям. Наверное, я вначале упустил из-за этого много возможностей. Однако со временем мои друзья-шпионы научились доверять мне. Я придерживался самой простой системы оплаты: давал шпионам примерно десять фунтов авансом и обещал ещё пятьдесят или шестьдесят фунтов по получении из Лондона телеграммы, подтверждающей ценность товара. Иной раз приходилось ждать неделями. Одно время у меня в списках было 150 агентов. Некоторые получали регулярную плату – около десяти фунтов стерлингов в месяц, другие – только возмещение расходов и дополнительное вознаграждение тех случаях, когда приносили настоящий товар. В течение всей войны не прерывалась связь с Берлином. Часть, и довольно значительная, нашей работы касалась немецкого списка убитых и раненых. Как вы знаете, в наблюдении за ростом германской армии сильно помогало изучение списка её потерь и выяснение, кто убит и кто ранен, к какому разряду армии, району или округу принадлежали, и т. д.
В 1915 году немцы почуяли, в чём дело, и перестали публиковать в газетах списки потерь, а стали их вывешивать в определённых местах в каждом городе и в каждой деревне. Приходилось засылать агентов в Германию для изучения этих списков. И мы обычно получали почти такие же полные сведения, как если бы списки всё ещё ежедневно публиковались в прессе. Иной раз приходилось иметь дело с большими оригиналами… С двойниками, которые нередко ко мне заходили… Ну и плели же они!
– А вы знали, что они двойники?
– А как же, конечно, знал! Часто они прямо от меня направлялись к моему немецкому противнику по игре, который помещался тут же, за углом. Это было просто коммерческое предложение. Представьте себе нейтральную страну. Приходит агент с информацией из Берлина. Он не всегда приходил сам, иногда предпочитал залечь и выжидать. Тогда он пользовался посредником, хорошим, честным гражданином нейтральной страны, который являлся ко мне и говорил о делах. Такой посредник получал жирный куш из заработка шпиона «за комиссию». Затем – возможно, в тот же самый день – наш приятель-посредник встречал шпиона из Англии, брал его донесения и шёл продавать товар немецкому агенту-приёмщику. О, это была красивая игра!
Но самое забавное происходило, когда приходил какой-нибудь немец, чтобы продать мне свою информацию. У меня был немец, который заходил регулярно и всегда приносил хороший товар. Мы, бывало, церемонно раскланивались друг с другом. Пройдоха! Другие немцы появлялись, чтобы напустить туман или продать фальшивую информацию, рассчитывая ввести в заблуждение наше разведывательное отделение. Их штучки, бывало, нетрудно разгадать.
Но иной раз они действовали тоньше, и имело смысл заплатить небольшую сумму, как задаток за предложенную информацию, и кратко передать её по телеграфу в Англию, чтобы испытать, не окажется ли она правильной. А, кроме того, наше начальство всегда интересовалось, чему именно немцы хотят заставить нас поверить.
Однажды, когда наши друзья, правившие нейтральной страной, закапризничали и стали угрожать арестом или высылкой нескольких немцев, заподозренных в шпионаже, из Берлина прислали большое количество «болванов», чтобы их арестовали вместо настоящих агентов, которые продолжали спокойно работать. В другой раз нейтральное правительство было страшно взволновано раскрытием в своей среде клуба шпионов. Это и в самом деле было интересно. По-видимому, около дюжины весьма активных шпионов всевозможных национальностей регулярно встречались в одном погребке, где снабжали друг друга за наличный расчёт информацией, после чего перепродавали её стране, на службе которой в тот момент состояли. Например, человек, работающий на Францию, встречался с человеком, работающим на Германию. Французский агент старался продать свою информацию немцу в тот момент, когда эта информация высоко котировалась в Германии. Так же поступали и немецкие агенты. В шпионском погребке, вероятно, заключались редкостные сделки. Этот факт стал достоянием общественности после того, как однажды ночью там разразилась ссора.
* * *
Шпионов обычно засылали в доки, в окрестности лагерей, в театры, в семьи общественных деятелей и обязательно в пивные-»американки». Там, где требовалась серьёзная, кропотливая работа, женщины заметно отставали от мужчин.
У женщины не хватает терпения, методичности, внимания, когда кет ощутимых результатов её деятельности. Женщина неосторожна, и, что ещё важней, её сердце может оказаться сильнее головы.
В Копенгагене в 1916 году британская секретная служба решила взять на работу агента-женщину. Это было отступлением от нашего обычая, но на сей раз возникли особые обстоятельства.
Отель «Англетер» на Конгенс Ниторф был в некотором смысле немецким штабом, как и отель «Астория» в Брюсселе. Обычно немцы, посещая столицу Дании, останавливались в «Англетере». Однажды в этот отель приехал некий молодой прусский офицер из штаба. Британской разведке стало известно, что офицер прибыл с важным поручением.
Уайт-холлу [4]4
Уайт-холл – улица в Лондоне, где помещается ряд министерств и прочих центральных правительственных учреждений.
[Закрыть]захотелось разузнать побольше. Глава нашей местной секретной службы, выяснив слабость молодого пруссака, решил, выражаясь профессиональным жаргоном, «спустить на него женщину».
Наняли (на чисто деловых условиях) очаровательную молодую датчанку и поселили её в «Англетере». Очень скоро молодой пруссак стал проявлять интерес к своей соседке, можно было подумать, что всё идёт, как задумано. Конец истории человек, нанявший датчанку, рассказывает так:
– В один прекрасный день она пришла ко мне в кабинет, заплакала, положила пачку банкнот на стол и сказала, что не может продолжать «слежку за Фрицем», так как влюбилась в него. После я уже никогда не нанимал женщин…
Случай в другой нейтральной стране с некой молодой австрийкой ещё раз показал ненадёжность женщин в шпионаже.
«Фрейлен» принадлежала к очаровательным венским «космополиткам», которые в былые дни наводняли Аахен, Лозанну и Монте-Карло. Она говорила на нескольких языках почти без акцента. Мы наняли эту фрейлен в помощь нашему резиденту, работавшему в крупном городе. Она действовала по традиционному методу: становилась временной возлюбленной того, на кого указывала наша секретная служба.
В задачи фрейлен входило наблюдать за своими любовниками и вникать в их дела. Иногда давали и более сложные поручения. Фрейлен не обладала излишней щепетильностью, первое время все шло хорошо. Стол начальника был завален донесениями. Вскоре, однако, её сообщения стали скудны и однообразны. Фрейлен жаловалась, что её поклонники вдруг сделались молчаливыми. Часто приходила со своих свиданий обескураженная, с пустыми руками. Ей пригрозили увольнением. После вторичного и более строгого предупреждения так же внезапно и необъяснимо наступил перелом – на этот раз к лучшему. Донесения вновь обогатились сочными деталями. Фрейлен работала безотказно и узнавала всё, что ей поручали. Начальник каждую неделю посылал сводку этих донесений в свой центр.
А между тем в Уайт-холле были недовольны. При проверке её последние донесения, такие подробные и красочные, оказались просто-напросто выдумкой. Агента-резидента отозвали, а фрейлен попросили убраться восвояси.
Чем объяснить её причуды? Да тем, что после нескольких недель проституции ради шпионажа она влюбилась в своего начальника и уже не могла бросаться в объятия первых встречных по его приказанию; когда же стали угрожать увольнением, она решила сделать вид, что встречается с мужчинами, как и прежде, и выдумывала свои донесения. Ей и не снилось, что этим самым она губит человека, которого полюбила…
Я привёл основные недостатки женщин как агентов. Тем не менее, они имеют некоторые преимущества перед мужчинами. Женщина подчас обладает большей интуицией, коварней, может рассчитывать на своё обаяние и на рыцарские чувства мужчин. Иной раз она может даже оказаться гением в шпионаже; однако, как правило, женщина годится лишь для особых «трюков» – другого слова не подберёшь, – а не для основной работы – собирания информации, тщательного до крохоборства. По существу, на шпионок нельзя полагаться, как нельзя доверять им тайн. Кроме того, они склонны к преувеличениям – боязнь, распространённая, впрочем, среди шпионов обоих полов: у женщин – часто на почве тщеславия, у мужчин – из желания получить побольше денег. Именно женщина была причиной провала французской системы шпионажа в Бельгии в 1915 году, в результате чего немцы арестовали 66 агентов.
Восточную танцовщицу Маргариту-Гертруду Зелле, или «Мата Хари», называли красавицей и самым опасным в мире шпионом. Она не была ни тем, ни другим. Но это не умаляет, а скорее увеличивает интерес к её истории. Странное создание, она, безусловно, обладала всеми данными незаурядной шпионки: была талантлива, много путешествовала, знала нравы Востока и Запада, обычаи британской армии (четырнадцати лет Маргарита Зелле вышла замуж за британского офицера), наконец, в жилах её текла смешанная кровь Европы и Азии. От отца она усвоила холодную деловитость голландцев, от матери – склонность к мистицизму, лживость и подобострастность японцев.
В раннем возрасте потеряв отца, Мата Хари вместе с матерью оставила Яву, где её ожидала безрадостная судьба работницы на сахарных плантациях, и уехала в Бирму. Здесь мать определила её в буддийский храм танцовщицей. Эти жрицы, посвятившие себя Будде, на самом деле служили другому кумиру – мужчине. Там девушка в совершенстве постигла искусство очаровывать и одурачивать мужчин.
Встреча с британским офицером, за которого она вышла замуж, знаменует собой начало нового этапа её жизни. Нелегко танцовщице бежать из священной темницы, но Мата Хари, прирождённая авантюристка, бежала. Однако даже дети, родившиеся от этого брака, не могли примирить её с чопорной, монотонной жизнью, которую вели жёны должностных лиц в Индии. Захватив с собой дочь, Мата Хари уехала от мужа в Голландию. Затем её потянуло в Париж, где она зажила той жизнью, для которой была создана. Деньги, и много денег, были необходимы. Она знала многих мужчин, один из них состоял на службе государства, ради которого Мата Хари, в конце концов, и погибла. С этим немцем она поселилась в предместье Парижа, в домике, роскошно меблированном в восточном вкусе, наслаждаясь ночной жизнью французской столицы.
Как только вспыхнула война, Мата Хари начала карьеру шпионки. Сначала она разъезжала по всей Европе. Будучи голландкой, она официально считалась нейтральной. Союзники смотрели на неё как на бывшую жену офицера британской армии с хорошей шотландской фамилией. Для центральных держав она была их агентом, а для народов европейских стран – талантливой, очаровательной танцовщицей.
Несколько месяцев в 1915 году Мата Хари выступала в мюзик-холле в Мадриде. Тут она впервые была заподозрена французской и британской секретными службами.
Подозрения не уменьшились, когда на следующий год Мата Хари собралась в Голландию. Отделение британской разведки было предупреждено, и когда пароход, на котором ехала танцовщица, прибыл в Саутгемптон, Мата Хари встретили и отвезли в Лондон. Однако никаких улик не обнаружили. Очевидно, всё необходимое она запоминала.
Мата Хари была не столь красивой, сколь обаятельной.
Гибкая, смуглая, живая, даже в 39 лет она невольно привлекала общее внимание. У неё был необычайной гибкости ум. Она вышла победительницей из схватки с лондонским первоклассным следователем. Однако подозрения остались. Ей отказали в праве продолжать путешествие и отправили обратно в Испанию с напутствием «быть осторожней», так как всё о ней известно. Мата Хари не воспользовалась предостережением. Вскоре она перешла границу Испании в надежде через Францию добраться до Швейцарии, но по дороге её арестовали и увезли в Париж. На этот раз при ней оказались уличающие документы, её судили, признали виновной и расстреляли. На расстрел она пошла в самом шикарном платье и на прощанье помахала солдатам перчаткой.
Эта полувосточная женщина была никуда негодным шпионом, так как везде привлекала внимание. Она достигла успеха в жизни, была богата. Зачем же рисковала жизнью ради чужого дела? Это можно объяснить лишь влиянием немца, с которым она жила несколько лет до войны… [5]5
Описание жизни и деятельности Мата Хари в книге чрезвычайно романтично, но во многом не соответствует действительности. Маргарита Зеле была чисто голландского происхождения, без каких-либо «восточных» предков. Ее муж, по фамилии Маклеод, действительно был шотландцем по происхождению, но голландским подданным и офицером голландской армии. Что касается результатов ее шпионской деятельности и обоснованности смертного приговора, то большинство современных историков считает Мата Хари невиновной. По их мнению, «судебное убийство Мата Хари» (голландец Сэм Ваагенаар) имело исключительно пропагандистскую цель – эта женщина оказалась в роли «козла отпущения» за поражения французской армии, породившие слухи об измене. См. в частности книгу Филиппа Найтли «Шпионы ХХ века». (прим. В.К.)
[Закрыть]
Население (особенно в Англии) неправильно смотрит на шпионаж. Требуют крови, в то время как бороться надлежит не с отдельными шпионами, а со всей системой. Раскрытие одного зашифрованного слова гораздо ценнее для Англии, чем дюжина казней в Тауэре (тюрьма в Лондоне).
Это приводит нас к контрразведке, или искусству вылавливания шпионов. Организация контрразведки в больших городах воюющих стран строилась более или менее одинаково.
Начнём с наблюдения за подозрительными и за населением вообще.
Обычно город делили на контрольные районы, каждый из которых находился под наблюдением старшего офицера разведки или сыскной полиции. Офицер имел в своем распоряжении отряд обученных агентов, которые, в свою очередь, нанимали «указчиков» из достойных доверия граждан.
Основной принцип заключался в том, что каждый контрольный район должен представлять собой «водонепроницаемое» отделение, в котором был бы замечен всякий посторонний человек и контролирующие органы знали бы каждого обитателя. Гражданские «указчики» должны подслушивать, подглядывать и доносить. Иногда для испытания «непроницаемости» района разведывательное управление посылало агента, выдающего себя за коммивояжёра или иного делового человека, и снабжало его фальшивыми документами. Если он подвергался аресту – значит всё в порядке.
Однако трудности, связанные с проверкой огромной населения, очень велики. В самый разгар войны в Париже было много авантюристов, одетых в форму британских офицеров. Не все они были агентами противника, но некоторые искатели приключений, безусловно, шпионили. Армия, особенно в начале войны, когда отовсюду стекались добровольцы, – прекрасное убежище для смелого агента. Где, как не в армии, мог шпион найти ту обстановку, которая интересовала его? Разоблачить мнимого офицера очень трудно. Простая перемена отличительного полкового значка могла обмануть военную полицию, а эти джентльмены держали с полдюжины различных знаков у себя на квартире или даже в карманах.
В первые месяцы войны проверке контрольных районов в Лондоне сильно мешала общая шпиономания. Всякого иностранца-официанта, всякого, кто закуривал у окна папиросу или кормил на улице голубей, граждане подозревали в шпионаже. В воображении ревностных и суетливых патриотов поминутно взлетали на воздух мосты и военные заводы. Знаменитых людей пачками расстреливали в Тауэре – в воображении тех же истериков, – а официантки и горничные шли на расстрел батальонами. На самом же деле в Англии за всю войну казнили меньше двух десятков шпионов. Со всех сторон приходили фантастические сообщения о немцах, которых якобы видели разъезжающими по ночам на автомобилях или застигали в тот момент, когда они сигнализировали авиации. Затем стали подозревать всех швейцарских гувернанток, которых нанимали в «хороших домах»…
Одно время лондонские власти получали в день до четырёхсот сообщений о «шпионах»; публика не могла понять, что именно подобной паники и желали немцы. Немцам только и нужно было, чтобы британские власти, заваленные лживыми донесениями, не успевали расследовать существенные дела. Однако всеобщее беспокойство было не совсем лишено оснований. Немцы нашли совершенно неожиданный способ посылки своих агентов – с толпами бельгийских беженцев, беспорядочно прибывавших в Англию. В общей сложности на всякого рода судах, от военных кораблей до вёсельных лодок, Ла-Манш переплыло четверть миллиона беженцев. Власти Фолькстона и Дувра не успевали проверять документы, к тому же у большинства изгнанников не оказалось паспортов. Германская разведка воспользовалась этим и перебросила многих шпионов под видом несчастных, бездомных бельгийцев. Иногда шпионов задерживали, судили и казнили. Эти разоблачения и наложили совершенно несправедливо клеймо на всех бельгийцев вообще.
В наблюдение за каким-нибудь человеком входила и проверка его переписки. Каждое отправленное по почте письмо, газету или посылку, – а их отправлялось ежедневно миллионы, – следовало распечатать; приходилось проверять и все телеграммы и каблограммы. Наиболее систематической перлюстрации подвергались письма, идущие за границу, но и внутренняя корреспонденция не оставалась без внимания. Таким путём государство получало много ценной коммерческой и прочей информации, которая затем передавалась в правительственные ведомства. Но главной функцией цензуры была, конечно, помощь в разоблачении шпионов. В одном Лондоне приходилось просматривать письма на шестидесяти языках. Расшифровать шифрованные сообщения цензуре удалось на 31 языке. Подозрительную корреспонденцию обычно фотографировали, а затем пересылали адресату.
Работники лаборатории секретной переписки при Министерстве почт и телеграфов во время войны сделали очень много. Вначале немцы прибегали к простым способам тайной записи – писали лимонным соком, слюной и разбавленным молоком. В первом случае следовало провести по бумаге горячим утюгом, во втором – нанести на письмо обыкновенные чернила, в третьем – посыпать мелким порошком графита. Затем враг стал применять более тонкие методы, но и цензура не отставала. Многое зависело от бумаги, на которой писалось тайное послание, и приходилось искать методы борьбы с самыми изощрёнными способами германской тайнописи. Лаборатории месяцами производили опыты, прежде чем изобрели некую красную жидкость, которая оказалась почти универсальным проявителем. При смазывании этим составом тотчас же выступали любые скрытые письмена. В то же время жидкость легко смывалась, и документ мог быть отправлен дальше. Об эффективности цензуры и контршпионажа в Лондоне можно судить по делу некоего Мюллера.
