Текст книги "На бензоколонке только девушки"

Автор книги: Фэнни Флэгг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Где этот Пуласки?

Пойнт-Клиэр, Алабама

На следующее утро, когда Эрл уехал на работу, Сьюки устроилась за кухонным столом и зарылась в здоровенный дорожный атлас Соединенных Штатов, пытаясь найти город Пуласки, – и тут в заднюю дверь постучалась Нетта. Сьюки пошла ей открыть.

– Привет, Сьюки, я увидела, что доктор Пул уехал, и решила заскочить и спросить, не надо ли тебе чего в магазине.

– Ой, спасибо, Нетта. У меня все есть, заходи, выпей кофе.

– Нет, не могу. У меня еще сетка для волос на голове. – Нетта глянула на стол: – Ты, вижу, карты изучаешь. Собрались ехать куда-то?

– Да нет, вот на карту Висконсина смотрю. Ты была когда-нибудь в Висконсине, Нетта?

– He-а, точно. А ты?

– Нет, ничего о нем не знаю. А ты?

– Толком ничего, кроме… оттуда же вроде эти лошади со здоровенными копытами? Кажется, это они тянут фургон с пивом «Бадвайзер». Оно как раз называется «Лучшее милуокское», да?

– Кажется.

– А еще они свой сыр любят. И наверное, Довольная Корова Дэйзи – из Висконсина, но я могу ошибаться. Но если ты туда не собираешься, чего глядишь в карты?

– Да просто так. Проснулась, и что-то вдруг стало интересно, где это, вот и все. Поразительно, что он так сильно к северу, почти Канада. Интересно, насколько там холодно зимой?

– Вот уж не знаю, милая. Ну ладно, разбирайся дальше. Звони, если что-то нужно.

Нетта шла через задний двор к своему дому и размышляла, с чего бы кому-то в своем уме просыпаться по утрам с мыслями о Висконсине. Но может, Сьюки не в своем уме? Может, бедняжка чокнулась? О боже. Еще одна Симмонз для «Милого холма». Стоит только этому их гену до них добраться, так шарахнет кувалдой – и все, пиши пропало. Храни ее господи. Нынче в рассудке, а завтра ни с того ни с сего рассматривает карту Висконсина. Бедные дети ужасно огорчатся, а уж что станется с доктором Пулом. Никогда не видала она человека, настолько преданного жене. Но ведь ничего неожиданного, предположила она. Когда у тебя мать – Ленор, запросто дойдешь до ручки. Нетте Ленор нравилась, но как же хорошо, что они не родственники.

Сьюки вновь углубилась в поиски Пуласки и наконец обнаружила его: «Пуласки: родина самого масштабного праздника польки в стране». Рядом с Грин-Бей. Ох ты, это ж как раз там, где люди раскрашиваются в зеленый и примерзают на жутком холоде к футбольным трибунам с кусками сыра на головах [25]25
  Фанаты профессионального футбольного клуба «Грин-Бей Пэкерз» надевают на матчи любимой команды шляпы в виде куска сыра.


[Закрыть]. Что ж. Не ей судить. Картер и дочки учились в университете Алабамы – и Картер с друзьями носили шляпы в виде слонов [26]26
  Символ спортклуба университета Алабамы («Алабама Кримзон Тайд») – слон по кличке Большой Эл.


[Закрыть]. Всякому свое, подумала она, но все-таки странно представлять, что люди на трибунах с кусками сыра на головах могут быть ее родственниками. Тут ее посетила еще одна мысль. Ей всегда нравился сыр, особенно сэндвичи с острым плавленым. Это у нее генетическое или она просто любит сыр? Когда Эрл вернулся домой, она спросила у него:

– Эрл, ты обращал внимание: я ем много сыра или мне мерещится?

– Сыра? Да нет, не замечал я, что ты ешь больше сыра, чем все остальные. А что?

– Да просто интересно.

На следующий день, когда Ленор совершенно точно играла в бридж и никакой опасности напороться на нее не было, Сьюки поспешила в городской книжный – потолковать с хозяйкой.

– Привет, Кэрин, как дела?

– Хорошо, миссис Пул. Вы разминулись со своей мамой. Она заходила недавно с этой ее маленькой мексиканочкой-сиделкой, покупала открытки ко дню рождения.

Да что ж такое.

– Слушайте, Кэрин, мне тут стало интересно… Где можно глянуть книгу о Польше?

– О стране Польше?

– Да. Или о Висконсине.

– Так. И та и другая – в разделе путешествий, но если не найдете нужной, скажите. Всегда могу заказать. Собираетесь ехать куда-то, раз уж все свадьбы отыграли?

– Ну, в общем, вполне может быть. Пока не выбрала куда.

– Вы скажите, если чем помочь нужно.

Роясь в книгах, Сьюки вдруг осознала, что мама покупала здесь поздравительные открытки, и, возможно, на ее день рождения в том числе, отлично при этом зная, что 31 июля – ненастоящий день рождения дочери. Ну ей-богу!

Пуласки, Висконсин

1939 год

В 1939 году большинство американцев, особенно молодежь, пребывали в блаженном неведении, что происходит за пределами их мирка. Зато граждане Пуласки от мала до велика остро осознавали, какая ужасная война гремит по всей Европе. По ночам целые семьи приникали к радиоприемникам, слушали новости из Польши. У многих там все еще оставались родственники и друзья, и днем мужчины собирались у доски объявлений на стене аптеки и, не веря глазам своим, читали новые сообщения. Поляки сражались храбро, надеясь на подкрепление из Англии или Франции. У Станислава двоюродный брат работал в телеграфной конторе варшавского «Гранд-отеля “Европейский”», и ему удавалось сообщать о немецких бомбардировках города. Он докладывал, что нацисты высылают бомбардировщики еженощно, и к утру целые районы города оказываются уничтожены. Мужчин, женщин и детей убивают сотнями и бросают на улицах, вместе с дохлыми лошадьми. А потом, после 1 сентября, новости резко прекратили поступать, и из Польши более ничего не было слышно.

Девятое сентября выдалось холодным и серым, и весь Пуласки вдруг стал смертельно тих: объявили новости. Отец Собьески, чья семья все еще была в Варшаве, медленно подошел к колокольне Святой Марии и принялся бить в колокол – и все бил и бил, а по лицу у него струились слезы. Польша сдалась нацистам. Как и многие, он мечтал однажды вернуться домой, но мечта умерла. Любимой Польши не стало.

Чуть погодя оглоушенные люди стали потихоньку выбираться из домов на улицы и, не зная, куда еще податься, шли к церкви на особую мессу, прочитанную полностью на польском. А после службы все встали и спели польский национальный гимн.

Через несколько недель в кинотеатре Пуласки, в еженедельной кинохронике «Глаза и уши мира», показали падение Варшавы, и одна женщина закричала: ей показалось, она узнала человека, которого гнал, руки за головой, по изуродованным войной улицам немецкий солдат.

– Это мой брат! – громко причитала она, и ее пришлось увести домой.

Польша пала, а жизнь в Америке продолжалась своим чередом. Дети по-прежнему играли в бейсбол, а на Всемирную выставку в Нью-Йорке съехалась толпа народу, желавшего поглазеть на чудесные изобретения современности. «Мир завтрашнего дня» обещал исключительно восторг будущего. По всей стране женщины и девушки смотрели кино и млели от Кларка Гейбла в «Унесенных ветром», а мужчины и юнцы завороженно глядели, как Джон Уэйн странствует по дорогам Запада в «Дилижансе». По ночам люди все еще хохотали под Чарли Маккарти и «Фиббера Макги и Молли» [27]27
  Чарли Маккарти – кукла Эдгара Джона Бергена (1903–1978), американского актера и радиоведущего, знаменитого чревовещателя, они вместе выступали на радио с 1936 года. «Фиббер Макги и Молли» – американский комедийный радиосериал Эн-би-си, просуществовавший с 1935 по 1959 год.


[Закрыть]. Подростки повсюду выплясывали джиттербаг под «Бурый кувшинчик» Гленна Миллера [28]28
  Песня (1869) Джозефа Уиннера; в 1939 году оркестр Тленна Миллера выпустил новую версию этой песни, которая тут же стала хитом.


[Закрыть], а сестры Эндрюз выдали могучий шлягер «Полька на пивной бочке» [29]29
  Песня (1927) чешского композитора Яромира Вейводы, хит времен Второй мировой войны; в конце 1930-х годов различными музыкантами, в т. ч. сестрами Эндрюз, было написано и исполнено множество разных версий этой песни.


[Закрыть]– в Пуласки он завоевал особенную популярность.

К лету Хертруд Мэй и Тула Джун закончили старшую школу Обе всем страшно нравились, участвовали в Дамском ансамбле аккордеонисток Пуласки по четвергам вечером и даже прошли в его составе с парадом на празднике «Дни польки». И у Тулы, и у Гертруд были постоянные ухажеры, девочки жили дома и помогали мамуле на кухне. Младшая, Софи, перешла в старшие классы. Все три девочки мамулю радовали. Хертруд – ширококостная, добродушная и громогласная хохотушка, как ее отец. Тула – просто дурашливая и смешливая. Софи – красотка, и мальчишкам так нравилась, но была застенчивая, тихая и очень домашняя, мамуле утеха. Фрици та уже потеряла и хотела остальных своих цыпляток держать к себе поближе – чтобы пригляд был.

Мамуля ничего не сказала, но заметила, что из всех ее деток Софи Мари – самая набожная, службу в церкви никогда не пропускает и каждый вечер уже читает по четкам. Мамуля не удивилась бы, окажись у Софи религиозное призвание. Надеялась, что так и будет. Монахиня в семье – это чудесно. Хлядя, как Винк строит глазки барышням, особенно Энджи Бруковски, она понимала, что из него священника никогда не выйдет. Чтобы с ним позаигрывать, девчонки ездили аж из самого Грин-Бея.

К концу 1939 года люди в Вашингтоне, включая Франклина Рузвельта, убоявшись, что Соединенные Штаты все-таки окажутся втянутыми в войну, обеспокоились неподготовленностью страны. Корпус армейской авиации выпускал всего триста пилотов в год, и правительство втихаря и без особых фанфар разработало новую программу для колледжей – Подготовки гражданских летчиков; семейству Юрдабралински она только на руку сыграла. У них уже был скромный аэродром, организованный для Билли, а местному колледжу требовалось место для стоянки небольших самолетов и подготовки студентов. Они спросили Станислава, можно ли построить в его владениях маленький ангар, взяв землю в аренду, а он усмотрел в этом возможность для Винка и дочек и ответил, что даст попользоваться своей землей за так. Единственное условие: инструктор должен давать Винку и дочкам уроки – в свободное время. Девчонки пришли в восторг. Фрици они боготворили и хотели быть как она. А вот мамуля не обрадовалась. Хватит и того, что Фрици летает где желает.

Дорогие балбески,

Папуля написал мне о вашей новой затее. Жду не дождусь, когда вы возьмете меня покататься по бескрайним синим просторам. Билли говорит: «Будьте осторожны, берегите себя, веселитесь на всю катушку».

Фрици

У всех трех девочек получалось неплохо – кроме Тулы. В сольном полете она спустилась при посадке так низко, что переломала уйму кукурузы. После этого случая Тула решила, что все же лучше ей играть на аккордеоне и кататься на коньках.

Женщина-невидимка

Пойнт-Клиэр, Алабама

Не успела Си Си вернуться из свадебного путешествия, как тут же понеслась к маме – повидаться и забрать Ку-ку.

– Мама, медовый месяц вышел просто чудесный. Спасибо тебе еще раз, что приглядела за Ку-ку.

– Ой, милая, я с радостью.

Поболтав немного и рассказав о поездке, Си Си вгляделась в мать и спросила:

– Мама, все в порядке? Ты будто сама не своя.

– Ох, ну нет. То есть… ну… дети разъехались, и я занялась некоторой переоценкой, только и всего.

– Переоценкой чего?

– Ну вот как я горжусь своими доченьками. У Ли Ли и Ди Ди прекрасная карьера, ты вот учишься на ветеринара. И получается вроде, что я немного неудачница. Ничего в жизни не добилась.

– Мама, что ты говоришь такое? Ты работала и помогала папе учиться стоматологии.

– Ой… ну не так же долго. Да и потом – простая возня с бумагами.

– А еще ты четверых детей вырастила. Ты всегда оказывалась рядом, когда была нам нужна. Ты готовила, убирала и приглядывала, чтобы мы всегда ходили в чистом. Я вообще не понимаю, как ты все успевала.

– Ох, милая, да это все домохозяйское. Любая так может.

– Нет, не любая. Я не могу. Бабушка уж точно не может. Не понимаю, почему ты себя совсем не ценишь. И ты никогда не жаловалась.

– Еще как жаловалась.

– Значит, не нам. Мы ни разу не слышали, чтобы ты ныла.

– Правда?

– Правда. Ты всегда была такая радостная, такая милая. Со всем соглашалась.

– Да?

– Еще как.

Под вечер Сьюки позвонила Дене:

– Дена, прошу тебя, говори мне правду и можешь быть жестоко откровенной. В колледже мы были не разлей вода.

– Да, верно.

– Что ты скажешь про мои главные человеческие качества?

– Ну… они у тебя отличные.Тебя все любили, Сьюки.

– Но за что?

– За что? Да с тобой весело, и ты всегда была такая…

– Сговорчивая?

– Да… всегда со всем соглашалась.

– Я так и знала!

– Что?

– Я никто. У меня самой никогда не было никаких настоящих человеческих черт. Я безликая. Просто чего-то набралась. Если б Ленор не слепила меня как человека, все бы увидели меня насквозь, а я – всего лишь серая, безликая масса, не более.

– Ох, Сьюки, это неправда.

– Нет, правда. Все эти годы я подражала другим людям. А сама я – пустой костюм.

– Сьюки, что случилось? Ты на себя не похожа.

– Именно. Я не естья. Просто здоровенный ком плазмы, плавающий в пространстве… Женщина-невидимка. Почему я не выяснила все это в молодости, когда была возможность измениться? А теперь слишком поздно. Я уже слеплена. Я – на подпевках, и навсегда такой и останусь.

– Ой, Сьюки, это неправда. И меняться никогда не поздно, и что-то делать иначе.

– Нет, поздно. Во всяком случае, для меня. Мне кажется, я со школы вообще нисколько не изменилась. Просто снаружи постарела, вот и все.

– Ох, милая.

– Нет, все так и есть, Дена. И нет никого противней шестидесятилетней девочки из команды поддержки, которая по-прежнему пытается быть задорной. Меня от самой себя тошнит. Даже не знаю, нравятся ли мне по-настоящему люди или это все сплошь притворство. Ну да ладно, спасибо, что дружишь со мной.

Дена положила трубку. Ей было ужасно обидно за Сьюки, но она могла понять, почему та себя так чувствует. Она всегда считала, что Ленор смешная и с ней весело, но она ж ей не дочка. А рядом с Ленор – всяк на подпевках.

Грэнд-Рэпидз, Висконсин

Билли Бевинз видал немало девиц, но ни одна не походила на Фрици. Он был старше ее на двенадцать лет, но довольно скоро после представлений, когда они отправлялись в бар, она шла с ним по выпивке ноздря в ноздрю, крепкое словцо – за крепкое словцо, а недавно еще и своих добавила, каких он раньше ни разу не слышал. А сверх того стала почти таким же классным летчиком, как он сам.

Первые несколько месяцев в Грэнд-Рэпидз Фрици жила в отдельном гостиничном номере и все у них только шло в гору. Но со временем Хасси Минц, крылоходка из Алтуны, с которой жил Билли, поняла, что дни ее сочтены. Она видела, как Билли смотрит на Фрици и как на него поглядывает она. Он все отрицал, конечно же, но Гасси-то не дура. И вот однажды в субботу, пока Билли с Фрици показывали представление, она собрала вещи и уехала домой, в Алтуну. Но оставила Фрици записку.

Дорогая Фрици,

Ну, я поехала. Удачи и будь осторожна. Говорят, стоит полетам попасть тебе в кровь, их оттуда не вымоешь. Я ухожу, пока могу.

От души твоя,

Гасси Минц

Р. S. На тебя я не злюся, Фрици, но скажи Билли, что он, по-моему, самое что ни на есть дерьмо.

Гасси, может, и была не самой утонченной барышней, но Фрици она всегда нравилась. Если отставить в сторону косметику, выпивку, пьяные истерики и паршивую грамматику, было в старушке Гасси что-то благородное, и Фрици ее будет не хватать.

И как бы Гасси ни обзывала Билли, она явно его по-прежнему любила. И уехала она не потому, что этого хотела.Вообще же когда-то ведь и она выпихнула ту девушку, что была с Билли до нее. И все равно – будь у нее ружье, Гасси пристрелила б его на месте. И ей бы полегчало, и, вероятно, сберегло бы Фрици от многих сердечных напастей в будущем. Билли был не из тех, кто женится, – и никогда таким не стал бы.

Как и предрекала Гасси, у Билли с Фрици все развивалось и дальше, а через несколько месяцев она уже проводила у него в комнате больше времени, чем у себя.

– Зачем платить за два номера, если ты все время в одном? – рассудил он.

Ничего ближе к предложению руки и сердца ей не получить. Она уже тогда понимала, что они не поженятся. Билли не верил в брак. Выбор за ней. Она знала, что это грех, но давно уже бросила ходить в церковь, а потому съехалась с Билли. Ее волновали всего две вещи: не узнали бы мамуля с папулей и не залететь бы. Лиллиан, вторая крылоходка, предупреждала ее:

– Милая, ты осторожнее. Забеременеешь – прости прощай полеты.

Кто я?

Пойнт-Клиэр, Алабама

Перед Сьюки и впрямь возникла дилемма. Она знала, кем, как ей казалось, она была последние шестьдесят (о господи) лет. Но то все была ложь. Теперь же вопрос встал ребром: если она – не тот человек… кто же она? И тут она вдруг кое-что вспомнила. Сняла трубку и набрала номер.

– Марвэлин, это Сьюки.

Они поболтали пару минут, а потом Сьюки спросила:

– Как твои дела с тренером, Марвэлин? Все хорошо?

– О да. Я к ней хожу на личные занятия два раза в неделю, а еще раз в неделю – на группу «Богиня Внутри». Ой, Сьюки, вот бы тебе со мной. Это изменит твою жизнь. Мы встречаемся по вторникам у нее в саду, в юрте.

– В юрте?

– Да. Она ее заказала аж из Внешней Монголии, и, клянусь, Сьюки, у нее особенная энергия. Я ее чувствую в первую же минуту. Мы все заходим в эту юрту нагишом – освобождаемся от поверхностных оков западной культуры – и там бьем в барабаны и поем, пробуждаем женское божество у нас внутри. Всего несколько занятий – ну меня сознание поднялось на высшие уровни.

– Ясно. Ну, я подумаю. Мне вот что интересно. Ты еще ведешь дневник?

– Разумеется. Это путешествие длиною в жизнь. А ты начала?

– Пока нет. Но ты сказала, это тебе помогло разобраться в том, кто ты есть.

– Еще как, Сьюки. Тебе просто необходимоначать дневник! Во-первых, Эдна Иорба Зорбра говорит, что всех женщин воспитывают в обществе подавления, и поэтому у нас низкая самооценка, и для этого надо заводить Дневник Признательности и от него отталкиваться, после чего начинать Дневник Ярости. До первокрика не добраться – только докричаться.

– Ясно.

– И оно действует. Поначалу вся моя ярость уперлась в Ралфа, а потом оказалось, что я злюсь на такое, о чем и не подозревала, – и лично, и вообще, – а после того как весь гнев вышел, начинается вознесение к состоянию «инь». Но, Сьюки, было бы все-таки здорово, чтобы ты пришла в группу – или хотя бы на йогу.

– Давай я начну с дневника, погляжу, как это. С чего начинать?

– Ну, начинай каждое утро со списка из десяти пунктов, что тебе в себе нравится.

– Ой…

– Ну вроде… «Мне нравится моя грудь» или «Мне нравятся мои стопы» – такое вот.

В тот вечер Марвэлин распечатала для Сьюки рекомендации и оставила для нее, приложив записку:

Сьюки,

Какой восторг, что ты отправляешься в это магическое странствие внутрь себя, и для меня это честь – быть твоим проводником в самореализацию и осознанность. Во-первых, тебе необходимо создать личное Священное Пространство и соорудить в нем алтарь с твоей детской фотокарточкой, свечкой или чем-то еще, что тебя трогает. У меня две фотографии – далай-ламы и Опры Уинфри [30]30
  Опра Гейл Уинфри (р. 1954) – популярная американская телеведущая и актриса.


[Закрыть]. Тебе как новичку стоит начинать с простого дневника самоуважения и признания. Помогает открыть чакры – для дальнейшей более интенсивной работы. Каждое утро выписывай десять черт, которые тебе в себе нравятся, и пять – которые хотелось бы изменить. И, Сьюки, будь добра к своему внутреннему ребенку. Помни: ей нужна поддержка от тебя взрослой. Говори ей, что любишь ее и что все будет хорошо. Эдна Йорба Зорбра считает, что на пути к Счастливой Судьбе нам нужно учиться удочерять себя.

Благословений тебе и Белого Света,

М.

Р. S. Имей в виду: Эдна Йорба Зорбра планирует на этот четверг песнопения и медитацию, а также вегетарианский стол вскладчину. Хочешь прийти? Дай знать.

Наутро Сьюки занялась созданием Священного Пространства. Устроить алтарь она решила в теплице. Нашла свою школьную фотографию из третьего класса, взяла свечку и блокнот и пошла. Зажгла свечу, поставила на полку фото. Господи, она и впрямь похожа на Сиротку Энни. Такая жалкая. Устроившись в кресле-качалке, Сьюки открыла блокнот и принялась писать.

Что я люблю в себе

1.  Мой муж

2.  Мои дети

3. Мой дом

Она сроду не думала о частях своего тела – ни об одной, если не считать волос, которые ей никогда не нравились, но надо было придумать еще семь пунктов. Эрл всегда говорил, что у нее красивая кожа, но сама она терпеть не могла свои веснушки. Прошел час, а в списке ничего не поменялось. Никуда не годится.

Может, пропустить эту часть и выписать пять пунктов о том, что ее бесит? Ага, один есть.

1.  Синие сойки

Да нет… они ее, в общем, не бесили. Просто обозлилась на них в тот момент. Что ж им с собой сделать, раз они такие. Не может она злиться на природу, верно? О господи.

Через два часа свеча догорела, а Сьюки все еще сидела в теплице. «Ведение дневника» явно не получалось. Как бы ни пыталась, не могла она выдумать ничего больше трех пунктов в списке «Десяти черт, которые я в себе люблю». Может, завтра попробует перечитать какую-нибудь книжку о взаимной зависимости из тех, что ей дала Марвэлин.

Несколько лет назад, до того, как Марвэлин добыла себе тренера личностного роста, она посещала двенадцатишаговую программу для психологически зависимых и подбросила ей кое-какие книжки. Сьюки прочла их и даже какое-то время честно пыталась быть чуть более решительной с матерью, но прогресс наблюдался не очень. Ленор чертовски давила. И желала быть в центре внимания, в любых обстоятельствах.

Каждый День матери случался спектакль для августейшей Ленор. И совершенно неважно, что Сьюки тоже была матерью четверых детей. Ленор говорила:

– Сьюки, ты, может, теперь и мать, но помни: я стала ею первой!

Боже, подумать только: все эти годы она неукоснительно покупала маме бутоньерку на День матери и следила, чтобы все дети запаслись для Ленор подарками и наряжались, потому что надо же выглядеть перед бабушкой идеально, а потом все отправлялись на масштабный праздничный банкет в гостиницу: туда прибывали все друзья Ленор и ей хотелось хвастаться внуками. И, как обычно, Сьюки просто была гостьей за столом, а царила за ним Ленор.

В дни рождения Ленор Сьюки всегда обязана была спланировать пышное торжество и озаботиться обилием подарков. Даже в день рождения самой Сьюки Ленор загребала все внимание, и все вынуждены были слушать про ее сорокавосьмичасовые родовые схватки и про то, каким крупным младенцем Сьюки оказалась. В этом вся Ленор: невеста на любой свадьбе, покойник на любых поминках.

Может, с родительскими умениями у Ленор все так скверно оттого, что сама она никогда не знала матери.

А может, как считал Бак, она просто псих ненормальный. Но за чем бы дело ни стало, Сьюки не сомневалась: жизнь с Ленор разрушила ей нервную систему Слава богу, Эрл построил Сьюки теплицу и она могла уйти и посидеть в тишине хоть пару часов.

Когда бы ни жаловалась она Баку на выходки Ленор, тот всегда говорил:

– Ой, сестрица, выкинь из головы. Бери пример с меня – не обращай на нее внимания.

Но Сьюки не могла не обращать. Слишком уж они близко друг от друга. Даже сейчас она слышала разговоры Ленор на пирсе. Неудивительно. При соответствующем направлении ветра люди в Мобиле слышали ее через весь залив.

Это несправедливо. Ее настоящая мать, возможно, была милой, тихой, маленькой полячкой.