Текст книги "Король просторов"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

3

И снова ему улыбалась счастливая звезда.

Капитан хорошо знал маленькую дикую бухту в окрестностях Баны. Там он и спрятал «Морского Змея», сам же, вместе с несколькими надежными людьми, отвез на шлюпках на берег почти сотню пленников и пленниц. Им пришлось обернуться несколько раз, и, когда они закончили, было уже темно. «Морской Змей» тотчас же ушел в открытое море – вернуться он должен был лишь через два дня. Рапис знал, что осторожность никогда не мешает; место было уединенное, однако ему не хотелось подвергать свой драгоценный парусник большей опасности, чем то было необходимо.

Еще перед рассветом они тщательно спрятали шлюпки, после чего матросы погнали пленников в глубь близлежащего леса. Рапис просидел до зари на пляже, в компании одного лишь лоцмана Раладана. Когда рассвело, они направились в находившуюся неподалеку деревню. Капитан держал там двух коней, у богатого крестьянина, который мог ими распоряжаться как ему заблагорассудится, взамен же должен был лишь заботиться о животных и… молчать. Тот охотно делал и то и другое; знаменитый пират вспоминал о конях раз, иногда два в год. И порой он оказывался весьма щедрым…

Вскоре Раладан и Рапис уже ехали рысью по тракту в сторону Баны самого крупного города на юго-западе Армекта.

Бана была городом молодым, а еще точнее – омоложенным и вновь расцветшим. После захвата Дартана, а затем Гарры и островов большой порт на западном побережье Армекта оказался крайне необходим. После объединения Шерера в границах Вечной Империи Армект частично взял на себя дартанские зерновые рынки, а самым большим рынком сбыта зерна была именно Гарра. Бана, маленький портовый городишко, начала быстро разрастаться еще в период армектанских морских войн. Три порта, расположенные на берегу Королевского Залива, были слишком отдалены от театра действий; требовался крупный военный порт, где могли бы сосредоточиваться силы, необходимые для завоевания заморских территорий. Прикрытый изогнутым, словно коготь, полуостровом залив Акара, на берегу которого находилась Бана, обеспечивал идеальные условия. Город богател, хорошел и рос. Дартанская архитектура, с момента присоединения Дартана триумфально шествовавшая по всей Вечной Империи, завладела Баной без остатка, превратив ее в «Роллайну Запада», и в самом деле, сходство между молодым портом и дартанской столицей просто поражало. Стройные белые здания не имели ничего общего со строгим армектанским стилем; глядя на них, любой мог легко подумать, что каким-то чудом он перенесся в самое сердце Золотой Провинции…

Однако если даже Рапис и Раладан и заметили красоту представшего перед ними города, то ничем этого не показали. И позже, двигаясь по широким светлым улицам, они демонстрировали полное безразличие к красотам дартанской архитектуры. Наконец они остановились перед одним из домов-дворцов, но отнюдь не затем, чтобы восхититься прекрасными формами и пропорциями строения. Они стояли у цели своего путешествия.

Как капитан пиратского парусника, так и его лоцман ничем не походили на морских разбойников. Одеты они были иначе, чем на борту «Морского Змея», в простые и удобные, но отнюдь не бедные армектанские дорожные костюмы. Конская упряжь также говорила о не бросавшейся в глаза состоятельности обоих всадников. В глазах постороннего наблюдателя они могли сойти как за купцов, так и за владельцев небольших, но приносящих доход поместий. Легкие, чуть более длинные, чем военные, мечи могли бы свидетельствовать о Чистой Крови, текущей в жилах всадников; с другой стороны, право ношения меча в Армекте легко мог получить почти каждый свободный, не запятнанный преступлением человек.

В небольшом дворике перед домом путешественники спешились и, передав коней слугам, в сопровождении раба вошли внутрь и назвали имена, под которыми они были известны хозяину. Им не пришлось долго ждать.

В отсутствие работорговца, находившегося в деловой поездке, их приняла Жемчужина Дома. Рапис был знаком с этой рабыней и знал, что вполне открыто может обсуждать с ней любые дела. Жена хозяина не вмешивалась в дела мужа; Жемчужина Дома, напротив, обладала всеми полномочиями и была полноправной заместительницей своего хозяина. На первый взгляд рабыня стоила от семисот до восьмисот золотых, однако капитан «Морского Змея» прекрасно осознавал, что это невозможно – работорговцы не отличались подобной расточительностью. Он ни разу не замечал, чтобы она когда-либо ходила беременной, значит, она не была племенным экземпляром. Это означало, что у нее, видимо, имелись какие-то скрытые недостатки, сильно сбивавшие цену; чаще всего именно по этой причине такие женщины оставались в доме работорговцев навсегда.

Рабыня, одетая в прекрасно скроенное домашнее платье, встретила прибывших и вскоре уже вела непринужденный, шутливый разговор, из-за Раладана пользуясь языком Кону – упрощенной версией армектанского. Ловко сменив тему беседы, она почти незаметно перешла к делу. Рапис, явно чувствовавший себя в этом доме не хуже, чем на палубе корабля, коротко и без недомолвок изложил суть своего предложения, сообщив численность и примерную стоимость товара.

– Как видишь, госпожа, – закончил он (рабыне в ранге Жемчужины Дома, представлявшей хозяина, полагался такой же титул, как и женщине Чистой Крови), – дело посерьезнее обычного. Учитывая стоимость сделки.

Женщина слегка нахмурилась, о чем-то размышляя.

– Да, – коротко ответила она. – Более серьезное, но и более хлопотное, – добавила она, помолчав. – Ведь ты прекрасно понимаешь, господин, что товар четвертого сорта найдет покупателя сразу же, на рудниках и в каменоломнях не хватает рабочей силы. Так что мне все равно, куплю я партию в сто или в двести голов; и в самом деле, чем больше, тем лучше. Особенно если они островитяне или гаррийцы, – усмехнулась она. – В этом смысле как раз ничего не изменилось.

Рапис кивнул. Действительно, строгие законы империи, регулировавшие основы торговли живым товаром, в некоторых случаях оказывались удивительно бессильны… В Кирлане некоторых вещей попросту не замечали. Рыбацкие селения на Островах не давали большого дохода имперской казне, в то время как соляные копи – совсем наоборот. Даже находясь в частных руках, они приносили немалые доходы от налогов. Удерживавшаяся в разумных границах нелегальная торговля рабами была явлением в общем-то желательным. Естественно, пиратский корабль, захваченный с полным трюмом пленников, не мог рассчитывать на какое-либо снисхождение. С другой стороны, однако, частные рудники, каменоломни, а иногда даже хлопковые плантации контролировались имперскими чиновниками удивительно поверхностно…

– Боюсь, однако, господин, – продолжала Жемчужина Дома, – что исключительно большое, как ты утверждаешь, количество молодых и красивых женщин вместо ожидаемой выгоды принесет одни лишь хлопоты. Я не куплю их, господин, – без обиняков заявила она. – Спрос, – коротко объяснила она в ответ на удивленный взгляд капитана. – Нет спроса. Публичные дома переполнены, рабыни-проститутки в этом году почти ничего не стоят. Неурожай, – снова коротко пояснила она. – Неужели ты ничего не знал, господин? Как это может быть?

– Я слышал. Но не думал, что до такой степени.

– Настоящие бедствие, – подытожила Жемчужина. – Неурожай. Многие семьи оказались на грани нищеты. Каждый день здесь появляется какая-нибудь девушка, а иногда несколько. Еще неделю назад я купила двух, но там действительно было что покупать. От остальных я отказалась, и, насколько мне известно, никто другой их тоже не покупает. Живой товар, господин, именно живой товар, и если за короткое время на него не найдется покупателя, то он начнет проедать ожидаемую прибыль. Можно в течение пятнадцати лет растить, учить и воспитывать девушку от тщательно подобранной пары производителей, чтобы потом продать в качестве Жемчужины за восемьсот или тысячу золотых. Ведь даже если она не получит сертификата Жемчужины, все равно она будет рабыней первого сорта и по крайней мере не принесет убытков. Но – сырье для дешевых проституток? Конъюнктура придет в норму самое раннее через год, а кто знает, может быть, и через два. Продать такую девушку я могу за двадцать, тридцать, ну, может быть, за сорок золотых, если она очень молода и красива. Так за сколько должна я ее купить, чтобы разница в цене покрыла стоимость годового содержания? Сегодня, господин, тебе пришлось бы мне доплатить, чтобы я согласилась взять этих островитянок. Мужчины – другое дело, их всегда не хватает и будет не хватать. Добровольно никто не продастся в рабство, даже если будет подыхать с голоду. Это пустой закон, которым почти никто не пользуется, господин, да ты и сам знаешь. Такой мужчина может быть уверен, что попадет в каменоломню и проживет, самое большее, два-три года.

Рапис, тряхнув головой, поднял руку.

– Достаточно, госпожа, – несколько раздраженно отрезал он. – Я знаю, как работает рынок. Забудем о женщинах. Значит, покупаешь одних мужчин?

– Несколько женщин, может быть… Если они сильные и не слишком красивые. Действительно сильные и действительно некрасивые, – подчеркнула она. – Женщины при работе на рудниках не слишком окупаются и чересчур привлекают внимание. Приходится их переодевать в мужское платье. Я могу взять несколько, господин, но, честно говоря, скорее для поддержания хороших деловых отношений…

Несколько мгновений она что-то подсчитывала в уме, потом назвала сумму.

– Естественно, это примерная стоимость, – уточнила она. – Как обычно, тебе дадут кого-нибудь, кто оценит товар на месте. Надеюсь, ты согласишься на окончательную цену? Не в моих интересах сдирать с тебя три шкуры, господин, – она чуть наморщила нос и рассмеялась, – поскольку иначе в следующий раз ты пойдешь к конкурентам… Заверяю, что как всегда, так и сейчас окончательная цена будет отражать реальную стоимость товара. Ведь так?

Рапис кивнул. Он никогда не жалел о связях с этим работорговцем; он был уверен, что не пожалеет и на этот раз. В конце концов, никто же не виноват, что конъюнктура сложилась не лучшим образом. Жемчужина, от имени своего хозяина, вела с ним честную игру. Названная ею ориентировочная сумма выглядела вполне разумной.

Переночевав в неплохой гостинице, они двинулись в обратный путь на следующее утро, как только появились люди, о которых говорила Жемчужина Дома. Одного из них Рапис знал – тот уже дважды сопровождал его, чтобы осмотреть и оценить привезенный товар.

До леса они добрались еще до захода солнца. Из-за деревьев тут же появились двое матросов. Один забрал коней Раписа и Раладана, чтобы отвести их в деревню; другой повел прибывших к тому месту, где держали пленников. В отсутствие капитана не произошло ничего заслуживавшего внимания. Выставленные посты лишь однажды спугнули каких-то грибников. Мало кто забирался столь далеко.

Прибыв на место, представитель работорговца быстро и со знанием дела осмотрел товар. Мужчины, хоть и несколько исхудавшие (Рапис их на «Змее» особенно не перекармливал), выглядели, в общем-то, неплохо – что было понятно, поскольку хилых и стариков не брали, больные же и раненые почти все отправились за борт во время морского путешествия. Кроме того, в соответствии с обещанием Жемчужины у капитана купили несколько сильных, здоровых женщин, правда за не слишком высокую цену. Однако Рапис был доволен, поскольку ему еще удалось продать трех симпатичных девочек лет двенадцати-тринадцати, получив за них вполне приличные деньги, особенно за младшую, которая была девственницей. Покончив со всеми формальностями, посланник работорговца без лишних слов попрощался и, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки, забрал с собой всю купленную группу, под эскортом собственных, приведенных из Баны людей. Рапис знал, что где-то в условленном месте на тракте товар, вероятно, ожидал небольшой караван повозок… Но это уже его никак не касалось. Золото он получил. Не столько, сколько ожидал, выгружая товар на берег; с другой стороны, однако, не намного меньше, чем обычно. Он просто привез чересчур большую партию.

У него осталось около сорока женщин, а также двое не отвечавших требованиям мужчин. Капитан приказал всем шагать к пляжу, где были спрятаны шлюпки. «Морской Змей», вероятно, уже стоял на якоре недалеко от берега… Неся приличных размеров мешок, в котором позвякивало золото и серебро, Рапис держался в конце отряда. Когда они подошли к краю леса, он подозвал Раладана.

– Посоветуй, – коротко потребовал он. – Мы не можем оставить здесь сорок с лишним трупов – рано или поздно кто-нибудь их найдет. Я хочу, чтобы здесь все было чисто. Посоветуй, Раладан. Камень на шею? Если даже пара утопленников и всплывет – не страшно…

Лоцман выругался в темноте: ветка хлестнула его по лицу. Ночной поход через лес отнюдь не был приятной прогулкой.

– Много мы заработали? – спросил он.

– Так себе, – неохотно ответил Рапис, и лоцман слегка улыбнулся; капитан бывал щедр, но порой, для разнообразия, скуп до невозможности. Тебе хватит, Раладан.

– Я не о том, капитан. Если мы привезем товар обратно на корабль, команда поймет, что дела пошли не лучшим образом, и никто не удивится, если на долю каждого придется немного. Никто не знает, сколько на самом деле в этом мешке, капитан.

– Нет, Раладан. Даже если бы мне самому хотелось тащить все это стадо обратно на «Змея», команда должна свое получить. Хочешь бунта? Я не хочу.

– Есть выход. У нас сорок женщин, капитан. Товар нужно было беречь, но теперь это уже не товар. Это лишние хлопоты. Или подарок для команды, может быть даже еще более приятный, чем серебро. Они получат меньше обычного, зато будут женщины. Даром.

Они добрались до пляжа. Разговор, шедший достаточно тихо, чтобы матросы не могли ничего услышать, закончился смехом Раписа.

– Хорошая идея, Раладан, в самом деле хорошая. Так и сделаем.

Недалеко от берега время от времени вспыхивал маленький тусклый огонек. Парусник уже их ждал.

Шлюпки совершили рейс до «Морского Змея», потом вернулись. Даже перегруженные, они не могли забрать сразу гребцов и сорок женщин. Рапис не поплыл с первой партией, оставшись ждать на пляже. Стоявший на якоре в четверти мили от берега парусник много лет был его домом, однако даже домой не всегда хочется возвращаться. Капитан наверняка бы удивился, если бы ему сказали, что он остался потому, что его очаровала теплая звездная ночь. Он уже почти забыл, что значит быть очарованным; на борту пиратского корабля не было места подобным чувствам, даже подобным словам. Однако именно темно-синий искрящийся небосвод над головой, мягкий песок пляжа и накатывавшиеся на плоский берег волны удерживали его, оттягивая возвращение на корабль.

Невдалеке маячили десятка полтора темных неподвижных фигур. Двое матросов стерегли женщин. Истощенные и перепуганные, те боялись даже громко дышать. Молчаливое присутствие «товара» внезапно показалось Рапису неприятным; он встал и, коротко бросив своим людям: «Ждите», медленно двинулся вдоль пляжа. Вскоре тени на песке растворились во мраке, и капитан внезапно осознал, что он один. Не так, как в каюте на «Змее». Один. Он мог идти куда угодно, так долго, как только бы пожелал.

Волны тихо шуршали о песок.

Шагая, он вспомнил такую же ночь и такой же пляж много лет назад и ощутил щемящую тоску по всему тому, что оставил тогда на пляже, позади, раз и навсегда; по молодому офицеру морской стражи Армекта, которым он тогда был, и прекрасной, благородного происхождения гаррийке, которая его обманула.

Он повернул назад. Внезапно ему показалось, что если он пройдет еще немного, то окажется в том месте, где вновь найдет свою прежнюю жизнь, которой он изменил. Да, он был совершенно уверен, что она… она ждет его там. Он готов был ее убить. Он этого не хотел. Он возвращался все быстрее, словно опасаясь, что матросы и женщины таинственным образом исчезнут… Тихая армектанская ночь внезапно показалась ему враждебной. У него был свой корабль, свои матросы, своя морская легенда – и он не хотел всего этого терять. Даже на мгновение. Этот корабль и эти матросы…

Он горько усмехнулся. Вряд ли кто-то из команды размышлял над смыслом жизни, да и вообще хоть как-то ценил свою собственную жизнь. В некотором смысле он всех их любил. Может быть, именно за это? Они же в свою очередь любили своего капитана. Никто из них не в состоянии был сказать почему. Но разве это имело хоть какое-то значение? Важно было совершенно другое, а именно то, что его – кровавого предводителя убийц, Бесстрашного Демона, как его называли, – могли любить четверть тысячи человек, которые ни разу его не предали. Они были людьми. Неважно какими. Достаточно того, что, вероятнее всего, мало кто из благородных морализаторов, столь охотно делящих мир на добро и зло, мог похвастаться любовью к собственной персоне хотя бы десяти человек, не говоря уже о сотнях. Рапис был уверен, что, когда он в конце концов уйдет, он оставит по себе добрую память в сердцах всех моряков, плававших под его флагом. Для него это было крайне важно.

Именно потому он не любил вспоминать о далеком прошлом и старался не вызывать тех событий в памяти. Перед ним была еще немалая часть жизни, но ему уже было жаль впустую потраченных в молодости лет. Объявленный вне закона, проклятый сотнями, а может быть, и тысячами людей, он нашел свое благо. Свое место.

Он вернулся как раз в тот момент, когда первая шлюпка заскрежетала дном о песок. Сразу же за ней появилась вторая. Матросы, не ожидая команды, начали загружать в лодки пленниц. Капитан стоял и смотрел не говоря ни слова.

Женщины неуклюже карабкались через борт. Ноги у них были связаны так, чтобы можно было делать маленькие шаги, кроме того, все были связаны общей веревкой, которая захлестывалась петлей на шее у каждой. Теперь веревку разрезали, чтобы разместить груз в шлюпках.

На истоптанном песке остались лишь какие-то тряпки, хорошо заметные в полумраке звездной ночи. Матросы, оглядываясь на капитана, уже начали сталкивать шлюпки на воду. Рапис наклонился и поднял с песка грязный лоскут. Он не хотел оставлять после себя ненужных следов. Может быть, осторожность была излишней, но… Он шагнул к другой тряпке и… наступил на живое, зарывшееся в песок тело. Капитан медленно отступил назад. Он обнаружил беглянку.

Матросы, стоя по пояс в воде, с трудом удерживали тяжело раскачивавшиеся шлюпки. Рапис присел, уперся локтями в бедра и, сплетя пальцы, пригляделся вблизи к своей находке. Он посмотрел по сторонам, пытаясь понять, как подобное могло произойти – каким образом эта женщина сумела, не привлекая внимания охраны, стащить с себя драные лохмотья и частично зарыться в песок, впрочем весьма неуклюже; из-под серых песчинок во многих местах проглядывала обнаженная кожа. Однако в ночном мраке тело и песок были одного цвета… Как она освободилась от веревки? Он почувствовал невольное восхищение ловкостью и хладнокровием беглянки. Несколько мгновений он размышлял, знает ли уже это дрожащее от страда создание о том, что его обнаружили. Она должна была почувствовать, когда он наступил на нее ногой. Однако она не знала, нашли ее или, может быть, просто случайно наступили…

Капитан обернулся к матросам у шлюпок. Они не могли знать, что он только что обнаружил. Он едва сдерживал смех, борясь с искушением похлопать ловкачку по голой ляжке – и так и оставить. Стиснув удивительно изящную пятку, он выпрямился и пошел вперед, волоча по песку безвольное тело женщины. Она издала нечто вроде короткого стона – и больше ничего, хотя шершавый песок, камни и обломки раковин должны были доставлять ей немалые страдания. Послышались удивленные возгласы матросов, выскочивших ему навстречу. Оставив находку там, куда докатывались первые волны, он вошел в воду и вскоре оказался в шлюпке. Только потом он обернулся. Матросы тащили женщину во вторую шлюпку.

– На «Змее», – громко сказал он, – привести ее ко мне в каюту. И следите за ней! Может выкинуть какой-нибудь очередной фортель.

– Есть, господин!

В голосе матроса слышалось облегчение. Он был одним из тех, кто охранял товар на пляже. Наказание только что его миновало.

4

Женщин загнали в трюм. Никто на «Морском Змее» еще не знал, какая судьба им уготована. Рапис не спешил делать подарок команде. Бухта у берегов Армекта была не слишком подходящим местом для развлечений. Следовало выйти в открытое море, получить свободу быстроты и маневра, а прежде всего – скрыться достаточно далеко за горизонтом, чтобы нежелательный взгляд с берега не мог заметить корабль.

Отдав Эха дену распоряжения относительно курса, капитан пошел к себе. В каюте он отстегнул пояс с мечом, сбросил камзол и рубашку. Было очень душно. Он присел на большой рундук у стены и потянулся. Он уже успел забыть о выкопанной из песка пленнице и удивленно поднял брови, когда в дверь каюты начал изо всех сил колотить Тарес. Офицер сжимал рукой горло согнувшейся пополам обнаженной женщины.

– Кажется…

Рапис махнул рукой; глупость этого человека порой его изумляла. Тарес был его вторым помощником, офицером добросовестным, исполнительным и послушным… порой до безрассудства.

– Ладно, давай ее сюда, – велел капитан, невольно показывая на середину каюты… и тяжело вздохнул, ибо Тарес еще сильнее стиснул горло стонущей от боли пленницы и толкнул ее со всей силы, так что та рухнула на пол, точно в указанном месте.

– Ладно, иди, – сказал капитан.

Тарес вышел, закрыв за собой дверь.

Скорчившаяся на полу женщина не шевелилась. Рапис наклонился, сидя на рундуке, и взял ее за подбородок. Он увидел лицо, частично прикрытое растрепанными волосами, и инстинктивно отшатнулся – у девушки не было глаза. Вид уродливой, недавно зажившей глазницы мог потрясти любого. Он сразу же ее вспомнил. Она потеряла глаз во время нападения на деревню, но во всех прочих отношениях была молодой и здоровой, с великолепной фигурой, и отличалась незаурядной красотой. На ней была лишь набедренная повязка из какой-то тряпки, но вид ее не казался отталкивающим, скорее наоборот. Осматривая товар в трюме, он последовал совету Эхадена и решил оставить девушку. На нее мог найтись покупатель; тогда он еще не знал, что в Армекте спрос на женщин практически отсутствует. Честно говоря, если бы не эта роковая рана, она была бы самым дорогим экземпляром из всех, что у него были. Даже странно. Такие женщины в рыбацких селениях обычно не встречались.

– Как тебя зовут?

Она молчала, все еще скорчившись на полу – так, как швырнул ее Тарес.

– Не понимаешь Кону?

Кажется, она и в самом деле не понимала. Ничего удивительного. Гаррийцы не любили этого общего для всей империи языка, являвшегося упрощенным армектанским наречием, – так же как, впрочем, и все остальное, навязанное Кирланом. Собственно, Рапис, хотя сам был армектанцем, вовсе этому не удивлялся. Но сейчас ему предстояло раскусить крепкий орешек. Он прекрасно понимал гаррийский, но с разговором дела обстояли хуже. Произношение было для него настоящей магией. Он прекрасно понимал, сколь непонятно и грубо звучат в его устах гаррийские слова.

– Как тебя зовут? – попытался сказать капитан.

Девушка вздрогнула и приподняла голову, но не посмотрела на него.

– Ридаретте, – хрипло проговорила она.

– Ридарета, – поправил он, произнеся имя в армектанском звучании. Ридарета… – повторил он.

Странное имя. Редкое. Капитан задумчиво постучал пальцами по крышке рундука, на котором сидел. Какой-то комок подкатил к горлу. Он сглотнул.

– Встань, – приказал он.

Она подчинилась. Взгляд ее был устремлен в пол, но она стояла выпрямившись, не горбясь, не свешивая рук. Еще немного, и упрет руки в бока… Со все большей задумчивостью он бросил взгляд на большие крепкие груди, оценил плоский живот и очертания ног.

– Повернись.

Сзади она выглядела не хуже: форма ягодиц и спины была просто великолепна.

Капитан держал на корабле ящик, полный женской одежды. Сейчас он сидел как раз на нем. Дорогие платья и юбки, вышитые золотом, украшенные жемчугом. Добыча с торгового барка. Все это он хотел при подходящем случае продать, но пока такой случай не подворачивался.

– В этом ящике, – сказал он, вставая, – лежат платья. Выбери себе любое.

Девушка никак не отреагировала.

– Слышала? Надень что-нибудь. – Он открыл крышку сундука, покопался внутри и вытащил кусок черного бархата. – Отрежь кусок и сделай себе повязку, дыра вместо глаза – не лучшие украшение. Подожди. Сначала умойся и причешись. – Он подтолкнул ее к небольшой двери в углу каюты. – Там найдешь таз и кувшин с водой, есть там и зеркало, и медный гребень. Знаю, что этого маловато для дамы, – капитан неожиданно улыбнулся, – но, к сожалению, это все, что я могу предложить вашему благородию.

Он говорил медленно и тщательно, надеясь, что его можно понять. Рявкнуть по-гаррийски «За мной!» или «Пленных не брать!» было нетрудно. Совсем другое дело – вести беседу о зеркалах и платьях.

Девушка скрылась за указанной дверью. Рапис открыл соседнюю дверь, ведшую в спальню. Эти апартаменты он унаследовал от армектанского командующего эскадрой. Лишь немногие корабли предоставляли своим капитанам подобную роскошь. Он окинул взглядом смятую постель, разбросанную одежду, оружие и всяческий хлам. Что ж, девушка могла ему пригодиться. Впрочем, не только для уборки… Он не терпел женщин в команде, зная, чем это заканчивается. Как у Алагеры. Ее смешанная банда больше отдавалась утехам под палубой, чем думала о том, как и когда ставить паруса. Алагера была капитаном только по названию, на самом деле никто ее не слушал. В таких условиях каждая смена курса, каждый поворот приобретали ранг серьезного маневра. Для женщин было время в тавернах, на берегу. Но сейчас… Раз уж он сам отступал от собственных принципов, давая подарок команде, можно было дать поблажку и себе. Впрочем… Речь шла об одном дне, может быть, о двух.

Он сел на постели и провел ладонями по лицу. Что-то его беспокоило, и, кажется, он знал что. Лицо этой девушки было просто поразительным. Никогда прежде он не думал, что вид какой-либо раны вызовет у него подобный… страх. Именно страх. Ему хотелось ударить эту женщину, сделать что-нибудь, чтобы ее не стало. Пустая, отвратительная глазница… Но ведь ему приходилось видеть раны много хуже. Почему именно это лицо так его потрясло? От его вида он испытал почти… настоящую боль.

Пытаясь отбросить прочь неприятные мысли, капитан начал строить планы. Он понятия не имел, куда направить «Морского Змея». Что за неудачный год… Обычно он располагал точными, проверенными сведениями о ценных грузах и прочих возможностях разжиться богатством. Если чего-то ему и не хватало, так это времени, чтобы ими всеми воспользоваться. Он уже не помнил, когда ему приходилось искать подходящее занятие для своего парусника. В самом деле, год хуже некуда…

Приближалась осень, пора штормов. Она была уже слишком близка для того, чтобы предпринять более или менее серьезную экспедицию, – но и слишком далека для того, чтобы вообще ничего не делать до ее прихода. Болтаться по Замкнутому морю, надеясь на счастливое стечение обстоятельств? Он уже отвык от подобного рода охоты…

Капитан потер подбородок. А может быть, в Безымянную Страну? За Брошенными Предметами? Там даже время шло иначе, место это было весьма необычным… Там можно было бы переждать пору штормов. Рискованно, но?..

Когда-то он уже бывал там. Места эти звались Дурным Краем, и не без причин. Там он потерял три четверти своей команды. Но те, кто выжил, могли себя поздравить. За Брошенные Предметы платили уже не серебром, а золотом. Моряки, полные суеверного страха, наперегонки избавлялись от драгоценной «магической» добычи. Сначала и он тоже намеревался как можно скорее продать свою долю. Однако, подумав, он оставил себе Рубин Дочери Молний, Гееркото, могущественный Темный Предмет. Капитан никогда не жалел о подобном решении. Он не мог полностью воспользоваться дремлющими в Рубине силами, но само обладание им делало его владельца невосприимчивым к усталости и боли, прибавляло здоровья, сил и ловкости…

Капитан прогнал искушение прочь. Он не мог снова идти в Дурной Край. Люди. Люди были новыми, ненадежными. Будь у него на «Змее» старая, испытанная команда, во главе которой он получил свое боевое прозвище…

Он усмехнулся собственным воспоминаниям.

Прошло несколько лет с тех пор, как он вырезал до последнего человека маленький гарнизон морской стражи на одном из островков Гаррийского моря. Там ничего не было, кроме остатков старой рыбацкой пристани и нескольких покосившихся домов. В некоторых из них сидели солдаты, – собственно говоря, неизвестно зачем. Ходили слухи, что командование Морской стражи Гарры и Островов носится с идеей восстановить пристань и построить казармы для команд двух или трех небольших кораблей Резервного Флота. Короче говоря, на заброшенном островке должен был возникнуть маленький военный порт. Рапис слышал об этом уже давно. Шли годы, а планы стражников так и оставались лишь планами. «Морской Змей» как-то раз завернул к этой пристани, а когда отходил – над островом развевался пурпурно-зеленый военный флаг Раписа. Прошли месяцы, прежде чем к берегам островка прибыл корабль морской стражи, доставивший провизию; только тогда обнаружилось, что от солдат на острове не осталось и следа. Какое-то время спустя там обосновался новый гарнизон, и лишь благодаря чистой случайности «Морской Змей» снова посетил старую пристань. На этот раз солдаты остались в живых… пополнив собой команду Раписа. Ничего удивительного – к разряду честных людей их вряд ли можно было отнести… На службу в таком месте, как всеми забытый островок, солдат посылали в наказание: все они, включая командира, совершили те или иные проступки. Рапис во второй раз поднял над островом свой флаг и через несколько месяцев вернулся, чтобы проверить, на месте ли он. Флага уже не было. На этот раз команде «Змея» пришлось по-настоящему сразиться с усиленным гарнизоном, насчитывавшим несколько десятков хорошо вооруженных солдат. И в третий раз пурпурно-зеленый флаг взвился над островом. Капитан пиратского корабля объявил открытую войну Вечной Империи.

В комендатуре морской стражи Гарры и Островов никто не мог понять, в чем, собственно, дело. Безлюдный островок не представлял никакой ценности, там мог возникнуть небольшой военный порт, но не более того. Вряд ли стоило подозревать, что команда таинственного пиратского парусника собиралась там всерьез обосноваться. В этом не было никакого смысла. Остров тщательно исследовали. Как и следовало ожидать, там не было ничего, совершенно ничего. Тем не менее брошенный морскими разбойниками вызов был принят. Бич пиратства давно уже докучал империи, и теперь подворачивался случай уничтожить нахальный парусник. Получив помощь сухопутных войск, морская стража высадила на несчастном острове почти половину – свыше трехсот человек – Гаррийского Легиона. По морю кружили две эскадры, составлявшие ядро Резервного Флота.