Текст книги "Третий удар. «Зверобои» из будущего"

Автор книги: Федор Вихрев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– А мы не торопимся?

– Я уже боюсь опоздать. Кабель в Петербург проложен?

– Да. Прошел тестовый сеанс связи со Смольным.

– Прекрасно. Распорядитесь насчет аппарата в мой кабинет. Я лично переговорю с Мехлисом.

Змей

После первомайского парада мне пришлось экстренно вылететь в Омск. Там срочно требовалось мое присутствие. Зачем?

Все очень просто. Никак не удавалось справиться с проблемами у двигателя М-71. Причину было решено искать в моем присутствии. Авось моя заинтересованность поможет отыскать решение.

Как ни странно, помогло. На четвертый день после моего появления в экспериментальном цеху и возле стенда двигатель заработал как надо. Потом были проведены госиспытания, на которых М-71 наконец-то отработал сто моточасов без поломок. В результате двигатель был принят и было начато его серийное производство, благо решение об этом было принято заранее, и вся подготовка велась параллельно с доводкой мотора. В первую очередь двигатели М-71 будут ставиться на истребитель И-185 вместо М-82. Скорость истребителя должна перепрыгнуть за 700 км/ч!

У Тэнгу тоже был праздник В местном питомнике служебных собак были энтузиасты, которые возились со считавшимися бесперспективными среднеазиатскими овчарками. У одной из тамошних сук как раз случилась течка. Зверек у меня обаятельный, так что в процессе визита в питомник, о котором мне рассказали на заводе, Тэнгу сумел заполучить деффку и, возможно, потомство. Заодно удалось разгадать загадку, давно мучившую меня. Еще с сентября прошлого года. Вопрос был простой: как и почему Поликарпову удалось протолкнуть на вооружение И-180. В КБ Поликарпова отвечали: «Самолет выдержал госиспытания, развив скорость 605 км/ч», – все, точка. В Омске удалось поговорить с инженером эвакуированного туда КБ Урмина. Он рассказал, что в начале сорокового года в КБ Поликарпова был передан экземпляр двигателя, выдававший мощность на 90 л/с выше номинала. Если учесть то, что в нашей истории полученный Поликарповым двигатель М-88р мощности не добирал, причем процентов на пятнадцать, то стало понятно, откуда такие высокие летные данные. Визит в Омск занял много времени, так что в Ленинград мы вернулись к концу мая.

Первое, что я узнал по возвращении, – вчера в полк прибыл долгожданный командир и сейчас знакомится с частью. Командир, судя по внешнему виду и выправке, был кадровым офицером. Два ордена Красного Знамени тоже о многом говорили.

Я подошел, представился. Командир посмотрел на меня, скривился при виде выправки, выдающей во мне сугубо штатского человека, и произнес:

– Подполковник Долгих. – Затем подумал и добавил: – Вот что, товарищ Кокорин, составленный вами план подготовки подразделения ни к черту не годится. Немедленно переделать!

– Но… – начал было я.

– Не слышу ответа! – рявкнул подполковник.

– Не понял, – ответил я.

– Ответа не слышу!!! – увеличил громкость командир. На шум в комнату заглянул Тэнгу. Увиденное псу явно не понравилось, и он довольно громко рыкнул.

– Это еще что за шавка! – возмутился Долгих. – Убрать! Немедленно!

– Это моя собака, – мрачно ответил я. – И она останется со мной.

– Пристрелю, – не менее мрачно пообещал подполковник и положил руку на кобуру.

– Попробуй, – ответил я и сделал так же.

– Тихо! – рявкнул Николай, исполнявший в полку обязанности особиста, и вклинился между нами. – Товарищ подполковник, на пару слов. Змей, уйди и забери собаку. Остынь там.

Я вышел на улицу и, проходя мимо окна штабного домика, услышал:

– И что, я никак не смогу избавиться от этого у… капитана?!

– Никак, – спокойно ответил Николай.

Подполковнику Долгих сильно повезло. Или повезло мне, не знаю. Сцепиться еще раз у нас не получилось. На следующий день прибыл курьер из Москвы с обзором по состоянию авиации на советско-германском фронте, и мне опять пришлось писать докладную по теме «Дальнейшее развитие советской авиации». Я был уверен, что ЛПБ ее внимательно читает, но не знал, какие он делает выводы.

Информация в обзоре была очень интересной. Наличие в частях к началу войны массового И-180, заменившего И-16, позволило в летних боях сорок первого сохранить множество пилотов с хорошей довоенной подготовкой. Поэтому, когда в больших количествах пошли Яки, ЛаГГи и МиГи, на них было кому воевать. Недоученных мальчишек в массовом порядке в бой бросать не пришлось. И не придется.

К лету сорок второго И-180 начал устаревать. Для боев с новыми «мессерами» и «фоккерами» ему не хватало скорости. Поликарпов предлагал заменить его на И-185, но высокая «металлоемкость» самолета не давала сделать его массовым. Маловато было у нас алюминия. Выход нашелся неожиданно. Группа студентов-выпускников МАИ, работавшая или стажировавшаяся на заводе № 21, сумела поставить на И-180 двигатель М-82Ф с незначительными изменениями в конструкции планера. Масса увеличилась на 200 кг (стала 2700). Дальность уменьшилась на 40 км (стала 860 км). Зато скорость подпрыгнула до 650 км/ч. Всесторонние испытания показали – машина получилась.

С лета самолет будут делать. Это позволит продержаться на равных с немцами еще немного.

После запуска в серию высотной (истребительной) версии мотора М-71 И-185 будет выпускаться только с ним. Эти самолеты и так хороши, а в варианте с четырьмя пушками будут просто страшными. Немцы и от первой версии шарахаются. С новым исправным мотором И-185 показал максимальную скорость 710 км/ч. Я был доволен, в появлении этого монстра есть немного и моего труда.

Та-3 с новым двигателем М-82Ф стал очень грозной машиной, любой немецкий бомбардировщик уничтожался с одного захода. И сбить его было непросто, настолько непросто, что немцы засчитывали его сбитие за три «победы». Так же оценивалось сбитое и Ил-4Ж.

В принципе, с новыми И-185, новыми ЛаГГами, Та-3 мы на шаг опережали немцев. Им приходилось тянуться за нами, подтягивать свои ВВС к уровню наших, а не нам, как это было в нашей истории. Так что после доводки М-82 ФН можно было бросить все ресурсы на создание реактивных двигателей.

Впрочем, как следует поработать с документами мне не дали. Полк перебрасывали южнее, для участия в Смоленском сражении. На вяземском направлении.

Саня

Стоящий на столе телефон ВЧ неожиданно зазвонил. Сегодня вроде бы ничего не планировалось. С явной неохотой я снял трубку и услышал голос Мехлиса:

– Александр? У нас большие новости. Прошу срочно явиться на Комендантский аэродром. Будете сопровождать человека из МИДа. Все подробности на месте. Ваш ход сработал. Операцию в Сосновом Бору откладываем на неделю, заинтересованные лица в курсе. Надеюсь, опытное производство добавит коробочек со щучьим носом за эту неделю?

– Так точно, еще две или три штуки.

– Вот и хорошо. На аэродроме вас введут в курс дела и вручат пакет с инструкциями вам лично от вашего куратора в Совнаркоме. У вас час времени. Форма одежды – как в Выборге. Ордена и медали взять все.

Доложив о прибытии, я был поставлен в известность, что лететь мне никуда не надо. Также мне объявили приказ о повышении в звании до подполковника и о награждении орденами и медалями работников заводов, которые я курировал. Меня лично наградили Сталинской премией. Столовая особой бригады АЛЛ тем временем переоборудовалась в зал для встречи делегации. Визит был тайным, поэтому кроме солдат НКВД в оцеплении рядом со зданием никого не было. Капитан, которого я довольно часто видел в тех местах, где появлялся Лев Захарович, вручил мне новый комплект формы и после переодевания препроводил в отдельный кабинет, где и ввел в курс дела. Оказалось, что в Финляндии произошел военный переворот и теперь вся полнота власти принадлежала группе военных под руководством Маннергейма. На мой робкий вопрос, зачем я понадобился на таких переговорах, капитан послал меня в дальний пеший поход и добавил, что это не мое дело и я должен молчать в тряпочку и «создавать толпу» за спиной наших переговорщиков.

От разговора отвлек гул заходящего на посадку самолета. Выглянув в окно, я увидел катящийся по взлетке Ли-2 и заходящую на посадку четверку Пе-3. Высоко в небе происходила смена караула – дежурство эскадрилий ЛаГГов над аэродромом было непрерывным. Капитан позвал меня с собой – встречать наших представителей из Москвы. Из самолета с некоторым трудом выбрался сам Молотов, поздоровался с Мехлисом, перебросился с ним несколькими фразами и направился в сопровождении еще пятерых прилетевших в здание столовой. Приземлившиеся самолеты тут же начали растаскивать по капонирам. Прибежал посыльный и сообщил, что меня хочет видеть нарком иностранных дел. На непечатный вопрос о том, что ему от меня надо, солдат сначала смутился, а потом ответил, что не знает, потому что в подобных случаях свечку держать ему кубарей не хватает.

Уже в здании я попался наконец на глаза Молотову.

– Так вот ты какой, гроза немецких генералов! Значит так, про шутки о люке и фуражках я слышал, не дай бог что-нибудь проявишь…

– Товарищ народный комиссар, я же не идиот!

– Вот и хорошо! Твое дело быть за моей спиной и делать грозный вид. Да и поправлять мою терминологию в военных вопросах, если попрошу. В остальное время стоять молча.

– Есть.

Разговор прервался из-за гула двигателей заходящего на посадку самолета. Выйдя на крыльцо вместе с остальными встречающими, я увидел катящийся по летному полю за мотоциклом с коляской Ли-2 со шведскими опознавательными знаками. В ответ на мой недоуменный взгляд присутствовавший здесь Преображенский пояснил шепотом, что это на самом деле ДС-2. Чем они отличаются, я так и не уловил, да и не старался. В нарушение множества правил самолет подрулил очень близко к зданию. Через боковую дверь из него появились три человека. Одного я ранее не видел, вторым сошел на землю сам Маннергейм, несколько более старо выглядевший по сравнению с фотографиями. Третьим, неся толстый портфель, выбрался полковник Пирвонен.

Переговоры с финской делегацией шли недолго – около двух часов. Во многом это было обусловлено хорошим знанием русского языка финской стороной и осознанием реальных возможностей армий. Маннергейм понимал, что из-за внутренних проблем его страны война не может быть прекращена в данный момент, да и нам это было невыгодно. Слишком большую силу представляли немецкие войска на территории соседа. Результатом стало следующее положение. Финские войска не ведут активных действий и сидят в глухой обороне. Наши на участках взаимного противостояния – аналогично. Финны всеми силами стараются постепенно выдавить со своей территории немцев. СССР эксплуатирует рудники до конца войны. Далее все возвращается к границам на 21 июня 1941 года. Стороны разошлись довольными. Делегации покинули аэродром так же оперативно, как появились. К вечеру я уже занимался повседневными делами танковых заводов Ленинграда.

Рейхсминистерство Вооружений

– В общем, – чиновник из Рейхсминистерства Вооружений замялся, но, поколебавшись, решил продолжить неприятный разговор, – герр генерал, ситуация вокруг «Тигров», сложившаяся к этому времени, весьма дурно пахнет.

– А поконкретнее… – генерал-танкист решил выяснить все непонятные моменты в подковерной грызне за тяжелые танки. Поскольку результаты этой возни напрямую сказывались на состоянии дел в панцерваффе, то понять расклад и выводы из интриг становилось жизненно важным.

– Конкретнее вам скажет герр полковник, – чиновник, смакуя, отпил из бокала коллекционный коньяк.

– Хм… – полковник задумчиво погонял остатки ароматной, тягуче-терпкой маслянистой жидкости с ванильным тоном в бокале и залпом выпил…

Чиновник, вдумчиво пережевывающий кусочек шоколада, едва не поперхнулся при виде такой бестактности по отношению к драгоценному напитку. Генерал лишь усмешливо прищурился…

– Ситуация паршивая, майнен херрен, если начистоту. Началась же вся эта бордельная история еще в мае прошлого года на совещании в Бергхофе – на нем присутствовали сам Фюрер, герр Тодт, герр Порше, герр Заур, его замы – ваш покорный и подполковник герр фон Вилке, герр Кникампф и герр Хаккер. Основной темой его был анализ действий и состояния панцерваффе во Французской кампании и возможность встречи с новыми тогда «Матильдами» при планировавшемся вторжении на Острова. После доклада герра Заура о ходе работ над проектами VK 3601, 4501 и представления макетов последовали обмен мнениями и дебаты. После чего было достигнуто взаимоприемлемое соглашение – над проектами работы продолжить, дополнительное финансирование выделяется. Кстати, хотел бы заметить – проект был наш, разрабатывали герр Заур и герр Кникампф. Герр Адерс же подключился на самом финальном этапе работы – устранение огрехов и доводка проекта, после чего фирма «Хеншель АГ» приступила к постройке модели. Кампания же на Востоке прошла своим путем, несмотря на ряд неприятных для нас моментов, а мы занимались совершенством и доводкой серийных машин.

– Ряд неприятных моментов, – буркнул танкист, – это когда на тебя неторопливо прут тяжелые русские КВ, оглушительно лязгая гусеницами, – а ты лупишь по ним, и все без толку… Или шустрые БТ и Т-34, раскатывающие артиллерию до того, как она успеет развернуться.

Полковник напрягся, катнув желваки на скулах, упер в танкиста взгляд… Генерал ответно набычился, дернув щекой…

– Спокойствие, только спокойствие, майнен либен херрен, – погасил вспышку чиновник, – не хватало еще и подраться.

Генерал и полковник смерили друг друга тяжелыми взглядами и пробурчали нечто, долженствующее означать извинения.

Возникшую неловкую паузу сгладил чиновник, ловко разливший по бокалам новую порцию коньяка, взяв свой бокал в руку, и недвусмысленным движением бровей предложил сделать то же самое своим собеседникам.

– Прозит, господа! – он медленно и со вкусом пригубил настоящий арманьяк…

– Продолжайте, герр полковник, – благожелательно проговорил чиновник, – мы вас слушаем с неослабным вниманием.

– Осенью сорок первого, – неохотно начал полковник, – работы над новыми тяжелыми танками на фирме «Хеншель» вновь возобновились. Была переработана подбашенная коробка под установку пушки «восемь-восемь», усилено бронирование, доработана ходовая и устранены многочисленные ошибки. В результате вес танка превысил заданный на 12 тонн.

– А какой требовался? – спросил генерал.

– От 35 до 36 тонн максимум, и в качестве основного вооружения планировалась 75-миллиметровая пушка с коническим стволом.

– Вот как, – меланхолически заметил чиновник, – аппетиты у кое-кого несколько выросли.

– Не мне судить, – полковник дожевал салями, вытер салфеткой губы, – а тот факт, что для передвижения нового танка своим ходом его следовало «переобувать» в специальные широкие гусеницы, просто добил герра Порше, – отчего тот резко выразился против варианта герра Адерса.

– Это случайно не те варианты «Тигров», что были потеряны под Лугой?

– Именно, герр генерал.

– И еще эта шахматная подвеска… кто ее придумал, интересно? Какой х… д…?

– Герр Кникампф, – хмыкнул полковник, – основным аргументом было – «плавность хода и равномерное распределение веса машины на грунтах…».

– Равномерная плавность, как же, – зло буркнул генерал, – интересно, почему столь нелюбимые многими русские подобными извращениями не страдают. Да простят меня многие боевые товарищи, но русские танки, особенно новейшие, превосходят наши танки намного. Если большевики подтянут качество подготовки экипажей – нам придется весьма тяжело.

– Согласен с вами, герр генерал, – кивнул чиновник, – уже сейчас, по нашим данным, русские освоили выпуск модернизированных Т-34 и новейших САУ и СУ. Далее, постепенно пехотные и моторизованные соединения противника насыщаются самоходными ЗУ. Наши проекты пока лишь в стадии чертежей и согласований. Есть какое-то количество самоходных зениток в мотомехчастях, изготовленных силами полевых реммастерских, но крайне мало.

– Но вернемся к нашим «Тиграм». – Так вот, после этого наше Управление вдобавок заказало совершенно другую башню к новым танкам вместо планировавшейся согласно проекту. И герр Тодт, узнав об этом, возмутился и потребовал разъяснений, вдобавок написал жалобу лично Фюреру. В нашем министерстве вежливо объяснили «смену проекта исключительно ходом проектных работ на фирме „Крупп“…».

– Чуть ли не во всех инстанциях лежала ваша вежливая бумага, – хмыкнул чиновник, – и, как мне кажется, именно с этого момента началась война между вами и герром Порше.

– Жаль, что герр Тодт погиб в авиакатастрофе… С его гибелью мы потеряли технически грамотного человека, а герр Фердинанд – своего друга и покровителя…

– Но герр Шпеер тоже грамотный специалист…

– Пхе, этот придворный архитектор, может, и разбирается в том, как рассчитать контрфорсы или несущие конструкции, но в технике он соображает постольку-поскольку. И скажу вот что – герру Порше перекрыли кислород, даже несмотря на то, что на испытаниях его танк с блеском обошел конкурентов.

– Я слышал совершенно обратное, – осторожно заметил генерал.

– Это все неправда, герр генерал, – неохотно отозвался полковник, – даже совершенно «сырой» «порше» без проблем передвигался там, где застревал танк герра Адерса, и вдобавок у него были обычные гусеницы в отличие от «адерсенка». И у герра доктора было преимущество – 16 машин были готовы на фирме «Нибелунгверке», в то время как на «Хеншеле» с трудом выпустили две машины без башен…

– Но теперь, полагаю, ситуация в корне изменится?

– Без всякого сомнения. Фюрер был крайне недоволен результатом действий танков герра Адерса и категорически потребовал, чтобы танки герра Порше поступили в войска… Особенно после того, как его сын провел большую работу по оптимизации машины, повышению и удешевлению производства. Даже согласился любезно довести до ума наших монстриков.

– Случайно не SFL.V?

– Именно, герр генерал…

– Великолепно, просто великолепно, – значит, к лету можно ожидать новые танки?

– Разумеется… И, говорят, – чиновник понизил голос, – какой-то сюрприз русским готовится на Центральном направлении…

Саня

Двадцать восьмого мая, празднуя по старой памяти День пограничника, я встретился с Шестаковым и Преображенским. После обсуждения местных новостей разговор пришел к новостям масштаба спецбригад и общих интересных тем.

– Саныч, у меня радость большая! Вместо И-185 новый полк получит ЛаГГ-7!

– А что это за зверь?

– Сегодня прибыли первые два на войсковые испытания. Планер ЛаГГ-3Т, мотор АМ-39РФ, вооружение как у поздних 3Т – большая пушка и два крупняка…

– Ого. А ЛаГГ-5?

– На него успел перейти только один завод. Движков не хватает, поэтому будет «семерка». Все АШ пошли на «сушки» и 185-е.

– А ты его в небе пробовал?

– Нет еще. Завтра первый боевой вылет. Посмотрю. Но по рассказам испытателя – зверь страшный для тех, кто по ту сторону прицела. Намного скоростнее и скороподъемнее «трешки», – расхваливал Лев новый самолет.

– А у меня «восьмерки» приходить начали, – не остался в долгу Преображенский.

– Да я видел. У меня в КБ стекла дрожали, когда они на посадку заходили. А истребители?

– Полный комплект, а ИЛов в первом полку теперь даже сверх штата. А у тебя?

– Полностью перешел на выпуск ИС-1, по восемь штук в сутки. И один ИСУ-152. Его потащили, потому что расточка не справляется и пушек не хватает. Ну и 52-х по восемь штук и по три корпуса без башен – заготовки под «Вязы».

– Немцу теперь не позавидуешь, – прокомментировал Евгений.

– Особенно если с «Вязами» встретится… – добавил Шестаков. – Вон меня по ошибке обстреляли – страшно до сих пор. Хорошо, с упреждением ошиблись…

Центр

Подвижная радиолокационная станция РУС-2, основа системы дальнего обнаружения противовоздушной обороны фронта, догорала, разбитая вместе с узлом связи подошедшими на бреющем бомберами. И невидящие глаза мертвого оператора станции смотрели, как в прозрачной синеве майского утра идут четкие девятки самолетов первого эшелона второго воздушного флота.

Немецкая разведывательно-диверсионная группа, выдавшая столь точное целеуказание, могла бы гордиться собой, если бы в данный момент не пыталась стряхнуть с хвоста плотно повисших бойцов осназа НКВД..

Первый эшелон сейчас активно давит позиции зениток и аэродромы истребителей, а более удачливые группы егерей уничтожают посты ВНОС на направлении главного удара, открывая небо для люфтваффе.

Саня

С аэродрома позвонил Преображенский. Поделился новостями. Его авиагруппа получила задание обрабатывать Данциг и Варшаву каждую ночь не менее чем полком. Шестаков уже улетел куда-то со всей своей бригадой, правда, самолетов у него было только на два полка и одну эскадрилью. Мехлис передал распоряжение ставки форсировать выпуск танков. Все бы ничего, но двигатели и пушки взять было просто негде. Когда я сообщил об этом, меня обматерили и повторили приказ. Связавшись с Малышевым, я выпросил еще немного моторов, правда, достались М-17Т, конвертированные из поношенных авиацией М-17. Поскольку резервов для расточки дополнительных погонов не было, дополнительными стали две ИСУ-152 в сутки с бензиновыми моторами. На большее опять не хватало пушек и теперь КПП. Наращивать выпуск Т-52 было невозможно – его мотору замены не было. Начали просто заготавливать впрок корпуса, пока без вооружения и двигателей. Промелькнувшую мысль о спарке СМЗ-206 пресекли сразу – весь выпуск шел на СГ-122 и «Вяз-2» на их базе.

Ника

Четыре часа – это на сборы здесь, в Центре, уже переименованном, пока меня не было, в Училище специальных видов войск. Лететь нам предстояло сначала в Киев, в ставку Первого Украинского фронта. А потом, уже с пополнением, – в тыл к немцам. Там же нам должны и объяснить задачу, и дать все концы для связи – эта операция шла под их крышей.

У меня еще в небе окончательно испортилось настроение. Конкретная депрессия, плавно переходящая в ярость, от одного вида окружающих людей. В таком состоянии хорошо в рейд идти, а вот с начальством общаться – хуже некуда. Как раз перед взлетом в очередной раз поймала слоган «бабе место на кухне», и это сыграло роль катализатора. Все мои пять мужиков сидят молча, им хватило моей полуминутной лекции на тему «все, что вы скажете, может быть использовано против вас», прочитанной в лучших традициях армии и флота. Для того чтобы не светить мои погоны, командование группой передали лейтенанту Алексееву. Тому, что со мной в Выборге был. Хороший парень. Понятливый и несуетливый. Ему дали старшего лейтенанта, а я надела погоны сержанта. В общем – связисточка. И рацию для полного счастья сунули, а награды отобрали.

В Киеве, моем родном Киеве, все знакомо и неуловимо чуждо. Дома те же, улицы, люди, а души нет. Душу у города забрали – пусто. Штаб находился на Владимирской. София не светила куполами, завешанными тканями, Лавра непривычно хмурилась из-под прикрывающих ее аэростатов. Не был взорван Успенский собор, украшающий собой Лаврский двор. На Лысой горе не была взята в окружение и поголовно расстреляна воздушно-десантная дивизия. Киев не был сдан. Киев жил. Но не мой Киев.

В штабе нам объявили, что придется еще сутки ждать. Чего, скажите, ждать? У моря погоды? Ее самую, родимую. Над Ровно дожди и сильный ветер. «Аэродром не принимает» – ждем.

Распределили. Мужиков отдельно, меня в бабскую казарму к штабным связисткам. А у тех как раз банный день. Вы были в женской бане? Мечта любого мужчины. Все фигуристые, с талиями, – в двухтысячном таких будет меньшинство. Конечно, до комплекса неполноценности было еще далековато, но со своими раскачанными плечами и перекачанными мышцами я была немного «не в теме». Обсуждения меня проводились на полутонах, не сильно уменьшая возможность эти обсуждения оценить. Двадцать баб на десять квадратных метров и восемь шаек. Белье с собой. У них чистое, а мне свое еще стирать пришлось. Оделась во взятую напрокат гимнастерку и юбку. Мокрое белье вывесила на веревки, а сама уселась на скамейку, поджав босые ноги, и вытащила из планшетки чистые листы. Мысли в голове – они всегда мысли, крутятся в самые неудобные моменты. На такой случай Ярошенко вкладывал мне в планшетку листы и карандаши – пиши, мол, когда мысля умная в голову придет. Пришла – пишу. Надо же набросать теорию подготовки боевых пловцов, да и бои в ограниченном пространстве, то, на чем мы чуть не прокололись в бункере. Много надо записать, а времени всегда не хватает.

– Товарищ красноармеец!

– А?

Поднимаю голову, стоит какой-то офицер и нагло требует от меня резвой деятельности по вскакиванию, отдаче чести и всякой армейской херне. Разбежался. Встать – это ноги в сапоги без носков, я портянки так и не научилась наматывать, гимнастерку застегивать. Скосила глаза на плечо – погон нет. Да и с мысли сбил – ну не дебил?!

Встаю.

– Чего сидишь? Звание, подразделение?

– Э… сержант Иванова, связист разведгруппы лейтенанта Алексеева. Вымылась, сушусь. А в чем проблема?

– Где сейчас твой Алексеев?

– А я знаю?!

– А что пишешь?

– Сказку, детям на ночь.

– Дай посмотреть…

Ага, щас! Разбежалась и дала.

– Это сказка не для таких детей, как ты. А для вежливых.

– Ты мне не хами, сержант Иванова, со мной лучше по-хорошему… А то на трое суток на гауптвахту пойдешь!

Блин! Достал. Ему еще и по-хорошему! Что, прям здесь, на лавочке?

– Все вопросы к лейтенанту, товарищ капитан.

– Хорошо… я тебя запомнил.

– И хорошо, что запомнил, а то я всех вас забываю…

– Что ты сказала?

– Сказала, что память плохая. Девичья. Забываю я. Что поделать?

Сзади шаги.

– Товарищ капитан, у вас какие-то вопросы к сержанту Ивановой?

– А вам что до этого?

– Лейтенант Алексеев. Она в моем подчинении.

– Тогда у меня вопросы к вам, товарищ лейтенант. А вашей Ивановой надо научиться с офицерами разговаривать! А то я ее могу на гауптвахту отправить.

– Так точно! Извините! Женщина… что с нее возьмешь!

– В армии все солдаты, а не женщины и мужчины! Ладно, на первый раз прощаю. Но чтоб больше такого не было.

Ну, спасибо, любезный ты мой! Откуда такие идиоты только берутся? С виду нормальные мужики, а как достебутся – то прыгаешь низко, то пердишь громко… и до всего есть дело. Ладно, замнем для ясности, товарищ капитан. Но морду твою я очень-очень постараюсь запомнить.

Центр

В воздухе тесно и жарко. Немцы давят со страшной силой, стремясь максимально полно использовать добытое ценой потери трех пятых от общего количества заброшенных диверсантов преимущество.

А торопиться следовало, ибо русские, несмотря на потерю радаров, нарушенную связь и дезорганизованное стремительным продвижением немцев управление, в себя приходят стремительно. И в воздухе это чувствовалось сильнее всего. Штаб ПВО показал, что и полуослепший-полуоглохший он способен причинить немало неприятностей. Первые сутки сильно напоминали веселые денечки прошлого лета, когда советские ВВС действовали храбро, настойчиво и совершенно разрозненно. Но вот дальше… Оглушенная первым ударом в условиях расползающегося фронта, система ПВО устояла, сохранив себя как единое целое. Потрепанные в боях полки истребителей, уцелевшие зенитные батареи и самоходные скорострелки сумели наладить взаимодействие и дрались отчаянно, защищая от атак с воздуха войска, станции, дороги… Они живы, они сражаются, раз за разом заставляя пикировщики бросать бомбы абы куда, но нет силы вычистить небо. Мало, слишком мало их осталось.

…Истекая кровью, поредевший штурмовой авиаполк рвется к цели. Отступая, наши успели подорвать мост, и теперь перед наведенной немецкими саперами понтонной переправой скопилось довольно много войск и техники. Шестерка И-180 прикрытия смогла связать боем восьмерку «мессеров», и теперь штурмовики продираются только сквозь зенитный огонь. Но с земли стреляет все, что может стрелять: от знаменитых «8–8» до винтовок. Двадцатимиллиметровые снаряды рикошетят от бронекорпусов «сухих», осколки снарядов «ахт-ахт» рвут обшивку плоскостей… Один из самолетов буквально разрезало очередью «фирлинга», другой, после близкого разрыва снаряда, беспорядочно кувыркаясь, рушится на землю…

…Ведущий держит машину на боевом. Держит, несмотря на стремительно расширяющуюся полосу дыма за хвостом. Штурмовик без единого выстрела входит в пологое пике и… На месте «мебельного фургона» встает столб дыма и пламени от наземного тарана Су-6 с полной боевой нагрузкой…

…На родной аэродром возвращаются четыре самолета из одиннадцати вылетевших. Все, что осталось от еще утром полнокровного ШАП…

* * *

– Товарищ майор, вот вы где, а то уж я вас обыскался, – обратился к Соджету пожилой человек с красной повязкой на рукаве. На повязке было написано «Дежурный».

– Ну и зачем я вам понадобился, товарищ дежурный? – последовал логичный вопрос.

– Дык это, там вам из Москвы звонят, – указал куда-то себе за спину дежурный. – Сейчас перезванивать будут, так что идемте быстрее, пожалуйста.

– А кто звонит-то? – переспросил Олег, а про себя подумал: «Неужто сам ЛПБ про меня вспомнил?»

– Вот чего не знаю, того не знаю. Мне сказали вас найти срочно, – объяснял по ходу дела собеседник. – Нам вон туда, в правую дверь. Велели разыскать, я разыскал. Мое дело маленькое. Вас сам начальник отдела НКВД вызывает. Ему позвонили из Москвы, а он уже нам в дежурку.

Здание, в которое Соджет пришел для разговора с неизвестным абонентом из Москвы, было одним из административных корпусов, и именно в нем располагались погононосители – так с чьей-то легкой руки рабочие называли сотрудников НКВД и военных. В этом здании Соджет бывал неоднократно, поэтому сразу пошел в кабинет к начальнику отдела НКВД. За ним, буквально наступая ему на пятки, шел непонятно где дежуривший дежурный.

Войдя в кабинет, Соджет, как и положено, поприветствовал хозяина:

– Здравья желаю, товарищ полковник.

– А, здравствуйте, майор, здравствуйте, а мы уж вас обыскались. Садитесь, сейчас вам перезвонят.

И действительно, буквально через три-четыре минуты раздался звонок аппарата, стоявшего на столе. Полковник кивком указал Олегу на телефон, а сам вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.

– Майор Медведь, – сказал Соджет в трубку.

– Здравствуй, товарищ Медведь, – раздался из трубки знакомый голос. – Это Гавриленко тебя беспокоит. Собирай своих людей, сегодня вечером выезжаешь в Смоленск. Документы тебе в комендатуре уже готовят, так что побыстрее собирайся и двигай на вокзал к коменданту. Он тебя и твоих ребят посадит на ближайший поезд, а в Смоленске на вокзале в комендатуре будут тебя уже ждать. Вопросы есть?

– Никак нет, – ответил по-уставному Соджет и тут же добавил совершенно по-неуставному: – Семен Владимирович, а как там дела по новой методике подготовки танкистов, про которую я вам писал?

– Нормально, уже первый набор сделали. Вот выкинешь еще один фортель, будешь там инструктором до конца войны. Все, иди собирайся, тебя уже в Смоленске ждут. Всю информацию получишь на месте.