Текст книги "Веду бой! Смертный бой"

Автор книги: Федор Вихрев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– He-а. У меня вообще «белый билет» – даже на военную кафедру в универе не ходил.

– М-да. А мне, походу, придется вспоминать первую военно-учетную… Я по первому высшему-то – технарь, а по ВУСу – РТБ «трехсотого» комплекса… Даже попиджачил по-честному.

– Ерунда это. Для нас, – Макс решил, что сейчас его «белый билет» значения иметь не будет, – и по специальности работа найдется. В войну, я слышал, в каждой дивизии трибунал был, не говоря уже о всяких там особых отделах и СМЕРШах.

На экране возникла заставка, предупреждающая о том, что сейчас будет произведена проверка систем оповещения о чрезвычайной ситуации. Спустя несколько секунд, сопровождаемых знакомым всякому ленинградцу звуком метронома, с улицы послышался тоскливый вой сирены воздушной тревоги. Пока еще – учебной. Аж мурашки по коже…

В моем расписании дня тем не менее ничего особо не изменилось – война – войной, а суды – по расписанию. Так что все поначалу происходило так, как происходило бы в любой обычный день. Редиска, естественно, не явился – но у него теперь есть железобетонное оправдание, мол, сразу в военкомат – добровольцем, – поди проверь. Подождав его, сколько положено, судья, естественно, «отложился». После этого не без удовольствия смотрел передачу, где Кургинян чуть не утопил бабу Леру в своем плевке, потом – обсуждение новостей с барышнями, которые охали, ахали и звонили мужьям, любовникам, бойфрендам и иным существам мужского пола, чья судьба их в тот момент интересовала. Звонок из городской прокуратуры прозвучал около шестнадцати часов – предложили подъехать в связи со сложившейся ситуацией. Подъехал. Зашел со стороны внутреннего двора, поднялся на второй этаж – и в коридоре столкнулся со знакомыми и не очень знакомыми ребятами с Литейного, четыре. Один из них, Володя, с которым в свое время было выпито немало водки по случаю успешного проведения всяческих антикоррупционных мероприятий, увидев меня, обрадовался:

– Тебя тоже дернули? Здорово – вместе, значит, будем?

– Вова. Во-первых, я пока не знаю, зачем меня дернули, если честно – пока даже не очень знаю, к кому дернули, сейчас зайду в канцелярию и…

– И никуда заходить не надо, я знаю, куда тебе идти.

Вова схватил меня за руку и потащил к кабинету, на котором, по идее, надо было повесить табличку «Заяц? Волк!» – для кабинета главного шефа она подходила бы как нельзя лучше – отражала бы противоречие между фамилией и характером. У кабинета Вова остался в коридоре, а я, кашлянув для приличия, зашел в кабинет большого шефа. Там было нелюдно – «каждой твари – по паре» – фэйсы, убоповцы, убойщики, бэхаэсэсники – короче, как я уже говорил, «каждой твари по паре». Из наших, кроме меня, был Андрюха – когда-то зам по следствию в соседнем районе, сбежавший от административной работы в важняки следственной части. Слово взял главный:

– Значит, так. По поступившей от коллег, – главный покосился в сторону фэйсов, – информации, на территории Украины, Белоруссии и некоторых регионов России происходят странные события, которые на данный момент э-э-э… у-у-у… невозможно хоть как-то объяснить. В связи с чем принято решение о создании межведомственной следственно-оперативной группы, задача которой на данный момент времени состоит в том, чтобы собраться, одеться, прибыть к коллегам, – еще один взгляд в сторону фэйсов, – на Литейный и ждать дальнейших распоряжений руководства. Вы тут друг друга все в основном знаете, кто кого не знает – познакомитесь. Все необходимое для э-э-э… передислокации в составе группы вы сможете получить у коллег. Рассчитывайте на то, что переводитесь на казарменное положение на… ну, на какое время, вам еще доведут. Поэтому сейчас вы все дружно собираетесь, одеваетесь, садитесь на наш микроавтобус – и выдвигаетесь в сторону коллег, – очередной кивок. – Домашним позвоните оттуда. Вопросы есть?

А то как же! Конечно, есть. Понятно – опера, понятно – Андрюха, а у меня-то какая задача?

– Есть вопрос. Сергей Петрович, а в каком качестве в состав группы вхожу я?

– Вопрос понятен. Отвечаю – в качестве надзирающего. За соблюдением законности, само собой. А при необходимости – для участия в производстве следственных действий. Насколько я помню, раньше у вас в паре, – кивок в сторону Андрюхи, – это неплохо получалось.

Это да. Были времена – когда сто пятая была сто второй… Ну ладно, теперь наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!

До Литейного долетели быстро. Движение на улице почему-то практически отсутствовало – видимо, большинство граждан прильнули к голубым (не подумайте ничего плохого) экранам. Встретили нас как родных – два прапорщика на входе. Не том, который со стороны проспекта, а со стороны Захарьевской улицы. Дотошно проверили документы и под конвоем третьего прапорщика отправили наверх, где в одном из больших кабинетов (кучеряво живут, однако, после того как ГУВД переехало) нас встретил четвертый прапорщик. И груда всего – начиная от полевого обмундирования и обуви и заканчивая сухпаями в отвратительного зеленого цвета упаковке (ну не люблю я такой цвет, не люблю). После процедуры переодевания, прикрепления звездочек и прочего положенного безобразия (интересно, где фэйсы нарыли эмблемы военной прокуратуры – хотя что уж тут, гарнизонная – через Литейный перейти), примерок кепариков, ботинок – еле нашли мой размер, не потому, что большой, а потому, что маленький – ноги в маму, – и получения в оружейной комнате оружия – нам с Андрюхой, кроме «ПМ» с двумя обоймами, ничего не доверили – остальные вооружились значительно серьезней – встал закономерный вопрос: ну и? Все понимающе переглянулись и дружно посмотрели на бэхаэсэсников.

– Вот идет начальник УР… – затянул Володя…

– …вечно пьян и вечно хмур, – продолжил один из оперов угрозыска.

– Вот идет БХСС… – присоединился его коллега из УБОПА, по-моему, Игорь его зовут – раньше пересекались, но так… не тесно.

– СЛАДКО ПЬЕТ И СЛАДКО ЕСТ! – продолжили хором все, кроме, собственно, героев поговорки.

Один из них, которого все и всегда, начиная с первого дня работы на земле, называли Михалычем, обреченно вздохнул:

– Пошли, Серега, – наш путь лежит в магазин.

Угу, в магазин, щ-щаз. Знаю я вас – вам до своего кабинета на Захарьевской дойти ближе, чем до магазина, да и выбор у вас там – если и не больше, то в плане качества – точно лучше. В свое время, лет десять назад, был смешной эпизод – в районном УВД после какого-то праздника начальник вызвал в коридор начальников БЭП и УР – для выяснения вопроса, кто метнул… э-э-э… кого стошнило перед доской почета? Начальник УР утверждал, что это были бэхаэсэсники, однако начальник ОБЭП нашел доказательство, которое камня на камне не оставило на этой версии. Потрогав то, что находилось на полу, носком модного лакированного ботинка, он извлек из вязкой массы неприятного цвета и еще более неприятного запаха кусок вареной колбасы и четко и раздельно, как будто произнося определение аксиомы из геометрии, заявил: МОИ. ТАКОЕ. НЕ. ЕДЯТ. Что и говорить – доказательство было признано убедительным.

Михалыч вместе со своим спутником вернулись минут через двадцать – видимо, найдя напитки у себя, за закуской пошли к начальнику своего отдела – помнится, в свое время, когда я участвовал в обыске у его предшественника, там был Ба-альшой (именно так!) холодильник с Ба-альшими запасами Еды – да, да, с большой буквы. Что было дальше, вы хотите спросить? Ну, я думаю, вы и сами об этом догадались. Через пару часов этого самого, когда вискарь, которого я не пью, уже подходил к концу, а водка, которую мы пили втроем с Вовкой и Андрюхой, была еще вполне выпивабельна… нет, наливабельна… нет, употреблюема – к нам на огонек забрел замначальника хозяев.

– Ну что, готовитесь? Это правильно. Только вот что, мужики, у вас полчасика еще есть – и край. Машина уже под парами, самолет в «Пулково» – тоже. Ваша группа летит в Минск.

Хм-м… Оказывается, мы не единственные? О как… Ну – по крайней, что ли? Володя, закусывай, закусывай. Еще по одной? Ну да. В самолете уже наливать не будут. А кто-нибудь в курсе, зачем мы вообще туда летим? Закусывай, Володя, закусывай. Немцы? Фашики? Ну, блин, вы приколисты. Ты, Вова, закусывай, не отвлекайся – Володю что-то уже слегка повело, и я начал опасаться за его м-м-м… самочувствие. Интересно, а на борту будут стюардессы? Красивые? Кстати, о стюардессах – Володя, закусывай.

Через полчаса мы уже на двух микроавтобусах – барахла у нас значительно прибавилось – доехали до Невского, свернули на Лиговку, выскочили на Московский проспект и, мигая мигалками и сиреня сиренами, понеслись в сторону аэропорта.

А перед этим я позвонил жене.

Посадка в самолет прошла быстро – ибо всем было не до формальностей. Конечно, сотрудники службы авиационной безопасности аэропорта посматривали на нас косо – и я мог их понять. Еще бы! Опера тащили на себе все, что может им (и нам с Андрюхой) пригодиться в ближайшем будущем – от противогазов и баллончиков со слезоточивым газом до автоматов и пары «одноразовых» гранатометов. Вот за что я люблю «Боинги-737» – так это за их объемистые места для ручной клади, летели бы в нашей «тушке» – все имущество, нажитое операми непосильным трудом, оказалось бы на коленях – в том числе и у нас. Кроме нашей команды, в самолет загрузились бойцы «Града» и «Тайфуна» – всего где-то 40 человек. Спецназовцы «обнюхались» и заняли салон эконом-класса – видимо, лишать бизнес-класса компанию, в которой самый младший по званию носил майорские звезды, они посчитали неэтичным. До конца полета мы их так больше и не увидели. Стюардесса, традиционно заявив о том, что командир корабля пилот 1-го класса Бурбурбурбульский – фамилию, как всегда, разобрать было трудно – и экипаж в ее лице приветствуют нас, провела мастер-класс по пользованию надувными жилетами (и где там у нас по пути море, интересно?) и надувными трапами, после чего пожелала приятного полета и удалилась. Вопреки обычаю не курить в салоне она не предлагала – видимо, резонно решив, что требовать такого подвига от людей, которых везут в сторону заведомых неприятностей, не стоит. Табло «не курить» также не загорелось, поэтому, когда самолет оторвался от бетонной дорожки взлетной полосы, а мы налили по первой за взлет (Вовка, черт, – пьяный-пьяный, а подрезать со стола наши бутылочки беленькой не забыл), маханули ее, последовало предложение закусить курятиной, что мы с удовольствием и сделали. Я затянулся своим любимым «Честером», Вовка, по соседству, – «Парламентом», а занявший козырное место у иллюминатора некурящий Андрюха – и тем, и другим сразу, естественно, в пассивной (хе-хе) форме. Как ни странно, мое предположение о том, что кормить, а тем более – поить на борту нас не будут, категорическим образом не подтвердилось. Судя по всему, начало гм-м… событий никак не повлияло на работу Пулковской фабрики по приготовлению авиапайков – или как там это заведение называется. Короче говоря, вторую, третью и следующие мы закусывали уже настоящей курятиной и нахваливали прекрасную, милую и волшебную стюардессу, которая отвечала на все наши комплименты дежурной улыбкой до ушей. Сидевший за моей спиной Михалыч внезапно потрепал меня по плечу и сказал:

– Смотри-ка, а она вся в белом, да еще и длинном…

– Ну и? Тебя ее «календарь» интересует, что ли?

– Да не… Я про «длинный, белый»…

Мы с Андрюхой, который (поняв, что в окошке высматривать особо нечего – все то, что внизу, видено неоднократно и с разных курсов) прислушивался к нам, в голос захохотали, к нашему ржанию присоединилось ржание Михалыча, остальные, слегка недоумевая, смотрели на нас.

– Чего ржете, кони? – спросил нас убоповец Игорь.

– Тут это… короче, случай был… сейчас расскажу, – такого прикола Михалыч, естественно, забыть не мог.

Дело было так: когда Михалыч еще работал на земле, а следствие в прокуратуре, не говоря уже о надзорах, было преимущественно женским, в районе отмечался праздник – День милиции, 10 ноября. На него, что естественно, были приглашены и прекрасные дамы – сиречь я со своей тогдашней командой – восемь человек. Пятеро были «прекрасными», из них двое – в том самом возрасте, когда женщина уже прекрасно знает, что ей нужно от мужчины. Одна такого возраста еще не достигла, а двое из него уже вышли. Одна из двух нужной для мужиков категории дежурила по району – а надо сказать, что в теории дежурство по району заканчивается с окончанием рабочего дня – потом на все происшествия нашей подследственности должен выезжать следователь, который дежурит по городу. Но это – только в теории. Короче говоря, когда дежурная по району Марина, разогревшись шампусиком, станцевала пару-тройку плотных медленных танцев с одним из оперов – молодым человеком лет на пять младше ее, но весьма, с ее точки зрения, симпатичным, и ожидала продолжения по окончании торжественного мероприятия – естественно, в виде безудержного секаса до утра, – к столу, за которым мы сидели, подошел прокурор.

– Марина Витальевна… Тут вот какое дело… Труп без внешних объявился – а у ребят сегодня все-таки праздник… Вы бы не могли сами съездить, отписать? Машину начальник РУВД дает.

Отказать шефу Марина не смогла – ее бы неправильно поняли. Поэтому она, кинув сожалеющий взгляд в сторону так и не освоенного «комиссарского тела» опера, собралась, взяла дежурную папочку (на самом деле, конечно, папищу – уж больно много там всякого всего) – и отбыла к тому телу, которое «без внешних». Итогом этого выезда стал протокол осмотра трупа, в котором была фраза о том, что он, в смысле труп, одет в «длинный белый член». Видимо, сочетание «длинный и белый» с плащом, в который по факту был одет труп в момент преждевременной кончины на почве неумеренного употребления фальсифицированной алкогольной продукции, в процессе написания в голове Марины никак не ассоциировалось. Что делать – прокурорские барышни, а тем более следователи, очень часто являются большими неудачницами в плане личной жизни. Само собой, что над этим протоколом в дальнейшем угорали все, кто о нем слышал.

Когда ребята услышали эту историю, с ними приключилась настоящая истерика – а очередной приход стюардессы, сообщившей, что наш самолет готовится совершить посадку в аэропорту столицы Республики Беларусь города-героя Минска, был встречен еще более усилившимся хохотом. Недоуменно посмотрев на нас, девушка в белом предложила нам пристегнуть привязные ремни и, покачивая соблазнительными бедрами, удалилась.

– Длинный… белый… ха-ха-ха… – никак не могли успокоиться мужики.

Проглотив на ход ноги по бутылочке «минералки», мы, собрав свою «ручную кладь», выбрались по трапу на взлетную полосу. Полоса выглядела любопытно: на краю площадки, видимо, после работы бульдозера, высилась куча хлама, в которой без труда можно было узнать то, что еще совсем недавно было винтовыми самолетами. Присмотревшись, мы увидели на некоторых обломках фашистские кресты и свастики. Только тут до нас окончательно дошло, что все, услышанное нами про немцев-фашистов, – действительно не шутка. Приголубили стервятников, похоже, «Шилки», которые в количестве четырех штук стояли на территории летного поля, хотя возможно, это сделал «Бук» – одна из установок виднелась рядом с лесопосадкой. Да… А дела-то тут – серьезные.

– Следственно-оперативная группа из Питера? – спросили нас подошедшие военные в количестве двух человек. Один из них, постарше, был одет в форму войск РБ – собственно говоря, обычную форму, но с красно-зеленым флажком белорусской эмблемы, второй носил эмблему в виде антенны локатора и двух пересекающихся молний. О! Кажется, я знаю, куда нас сейчас понесет.

– Есть такое дело, – ответил штатский по своей натуре Андрюха, впрочем, в свое время отслуживший срочную еще в ГСВГ.

– Товарищи офицеры, ситуация следующая: фашистам удалось вклиниться на территорию Белоруссии. На территории Брестской области их остановили совсем недалеко от Барановичей – а там, как вы, наверное, знаете, находится очень важный объект, – продолжил подполковник из РТВ ВВС РФ. – Но это – полбеды. Вторые полбеды заключаются в том, что в районе станции замечены группы людей в советской военной форме довоенного образца. Когда одна из таких групп столкнулась с сотрудниками белорусского МВД, то по-русски приказала милиционерам предъявить документы, получив отказ – немедленно открыла огонь на поражение. Выжил только один из милиционеров – и он утверждает, что один из стрелявших по ним разговаривал на немецком языке – точнее, не разговаривал, а кричал, – выживший милиционер открыл ответный огонь. Добивать его они не стали – ушли. Мы полагаем, что в районе нашего объекта действуют группы из полка «Бранденбург», а ловить их, по сути, некому – вся белорусская милиция, все сотрудники КГБ сейчас держат фронт. Кроме того, не исключаются попытки с их стороны осуществить внедрение с долговременными целями (эртэвэшник, говоришь? Ну-ну… Знаем мы таких эртэвэшников). Поэтому задача ликвидации диверсантов возлагается на вас – и приданных вам в помощь белорусских партизан, в смысле резервистов, в количестве взвода, под командованием товарища Кулькина, – подполковник указал в сторону белорусского военного – тот молча нам кивнул.

Хм-м… Кулькин… Кулькин… Что-то знакомое…

– Простите, а вас зовут не Александр?

– Меня? Александр. А в чем дело?

– А дело в том, уважаемый Старый Империалист, что мы с вами заочно знакомы. Позвольте представиться: Понтий Пилат, собственной персоной!

– Обалдеть… Гора с горой – только и смог ответить Старый.

От такого пассажа все окружающие нас выпали в осадок. Некоторые из них, наверное, мысленно уже стали прикидывать нас на роль агентов семи дружественных и одной вражеской, другие – явно размышляли, нет ли в наших словах умысла на теракт.

Ничего. У нас целых 155 километров дороги от Минска до Барановичей для того, чтобы объяснить, что такое форум «В вихре времен» и с чем его едят. Понимающе усмехнувшись, Александр пригласил всех к посадке в кунг армейского «МАЗа». Светало. Наступало утро второго дня катавасии.

Первый сержант Алекс Кшетуский. База НАТО. Прибалтика

Первый сержант Алекс Блинчик Кшетуский сидел на срочном совещании командного состава. На повестке дня стояло много неожиданных вопросов, которые еще вчера не могли присниться реально смотрящему на жизнь человеку. Еще бы, попасть в прошлое почти на семь десятков лет – такое событие могут описать в книжках, но чтобы оно произошло с вами здесь и сейчас? Бред. К сожалению, когда бред чувствуется и осязается как реальность – именно ею он и является. Восприятие есть действительность! И теперь именно этот бред и стоял на повестке дня.

– Господа и дамы, в первом приближении обстоятельства мы определили. Какие у вас будут идеи? – спросил майор Лосон, комроты «Чарли». После минутной паузы слово взял Кшетуский:

– У нас есть три варианта действий, сэр. Первый – эвакуироваться в безопасное место с целью добраться до Штатов, второй – остаться на месте и влиться в состав латвийской армии и третий – начать сотрудничать с русскими.

– Тебе легко говорить, ты сам русский, – пробурчала капитан Хайнд, замкомроты.

– Я расписал варианты, – возразил Алекс. – Решение за командиром. Ситуация настолько нестандартна, что нельзя исключать почти любые варианты.

– Почему – почти? – поинтересовался майор.

– Потому что вариант сотрудничества с тутошними немцами я считаю неприемлемым, – отрезал Кшетуский. – Кого-то привлекают мысли поддержки Освенцима и Дахау? Я не хочу превращать в реальность анекдот про упавшего с охранной вышки деда. [1]

Атмосфера совещания немного улучшилась.

Становиться бок о бок с палачами Гитлера не хотелось никому. Обсуждение вариантов заняло четверть часа. Было ясно, что шансы добраться до Штатов и даже до Англии являлись весьма низкими. Немцы засекут и собьют, ведь пташки даже не вооружены. Второй вариант тоже не заслуживал особого внимания, поскольку в сколь-нибудь длительную независимость Прибалтики никто из присутствующих не верил. Расклад не тот. Оставался последний – сотрудничество с Москвой. Тут выходила на передний план реакция восточного гиганта на присутствие маленькой части оставшейся в будущем вчера сверхдержавы.

– В первую очередь надо связаться с нашим посольством в Латвии, госпожой Гербер, и военным атташе, подполковником Смитом. Все же, прежде всего, наша задача – защита граждан США, где бы мы ни были, – продолжил Лосон, когда обсудили варианты дальнейших действий. – У них будет что сказать.

Алекс подумал, что майор просто пытается переложить бремя ответственности на чужие плечи.

– Сэр, подполковник Смит вместе с командором Хэндерсоном вчера убыли с визитом в Данию, связь с которой отсутствует, – сказала Хайнд. – И старшим офицером являетесь вы.

Если бы не наработанный за восемнадцать лет в армии опыт, сержант не заметил бы, как дрогнуло лицо у командира. Пути к отступлению были отрезаны – Лосону надо сразу было брать ответственность на себя. Но необходимо хоть что-то делать – командир должен быть уверен в себе и подчиненных, для преодоления трудностей у него есть первый сержант.

– Сэр, охрана посольств в Латвии, Литве и Эстонии на месте, а это в сумме почти взвод морпехов. Также в трех посольствах пребывает, по моим оценкам, от двадцати до сорока граждан США. В данной ситуации их надо эвакуировать в наиболее безопасное место, – начал рассуждать Алекс, затягивая время и давая возможность майору прийти в себя.

– Полагаю, местные власти обеспечат их безопасность, – возразила капитан.

Кшетуский усмехнулся про себя. Капитан явно не в курсе регулярно проходящих маршей эсэсовцев в Прибалтике. Но вслух сказал иное:

– Местные про них просто могут забыть в суете. К тому же пара отделений морской пехоты сильно повысит нашу мощь. Не забывайте, что, окромя «беретт», у нас ничего нет – мы ведь медэвакуатор, а не штурмовая группа! А у горшкоголовых [2]могут найтись и пулеметы на наши пташки. На все девять, разумеется, не хватит, но авось одну ударную машину мы снарядим.

Первый сержант Кшетуский стоял перед куцым строем солдат своей роты. Из шестидесяти пяти человек личного состава здесь и сейчас осталось всего тридцать семь. Семь офицеров, одиннадцать уорент-офицеров, четыре сержанта, четырнадцать рядовых и он сам. Те, кому он был предан. Те, чье доверие он не имел права нарушить. Они входили в один процент населения – людей, надевших униформу, – и с точки зрения Алекса являлись лучшими гражданами. Они не болтали в конгрессе и не скандировали на митингах, они не тратили миллионы на накачанных силиконом моделей, не отдыхали на островах Карибского моря, не курили дурь, купленную на социальное пособие. Они ругались друг с другом и напивались вместе, кадрили местных девчонок и хранили верность возлюбленным, отлынивали от работы и ругали слишком короткий рабочий день. Это были простые парни и девушки из небогатых районов, со своими чаяниями, недостатками и особенностями. Кшетуский был предан именно им, а не высоким заветам демократии или не нюхавшим пороху чиновникам, работающим в дистрикте. [3]

– Рота! Смирно! – привычно дал команду Алекс. Еще раз окинув строй придирчивым взглядом, он развернулся и уступил место майору Лосону. Стоя позади строя, [4]первый сержант роты выслушал речь командира, подмечая реакцию части на обрушившуюся на них ситуацию. Сержантов он проинструктировал ранее, так что они не выглядели удивленными. А вот рядовые явно были шокированы крахом привычного для них мира. Судя по всему, многие из них, поверив в реальность происходящего, попытаются напиться этим вечером. Увы, их надежды не будут оправданы. Многое еще предстояло сделать для того, чтобы выжить в мире, внезапно ставшем неуютным.

Из воспоминаний заместителя начальника штаба VI Армейского корпуса:

«…С утра 22.06.1941 была потеряна связь с соседями слева, II Армейским корпусом из группы армий „Север“. Вскоре командование группы армий „Центр“ довело до нас, что потеряна связь со всей группой армий „Север“. Более того, невозможно установить связь с Кенигсбергом (Калининград), Мемелем (Клайпеда), Тильзитом (Советск), Пиллау (Балтийск), Инстербургом (Черняховск), Гумбиненом (Гусев), Велау (Знаменск) и любыми населенными пунктами в их окрестностях. Нам было приказано провести разведку в направлении Гумбинен (Гусев) и Шталлупенен (Нестеров), чтобы прояснить ситуацию в этом районе. Первые сообщения от разведывательных групп были обескураживающими и неправдоподобными. Им никто не хотел верить. Но поток этих сообщений нарастал, и все они говорили об одном: линия Хайлигенбайль (Мамоново) – Пройсиш Айлау (Багратионовск) – Гердауен (Железнодорожный) – озеро Виштитер (Виштынецкое) занята постами вооруженных сил, использующих символику бывшей Российской империи, говорящих на русском языке и вооруженных неизвестными образцами оружия и военной техники. На территории севернее этой линии отмечается присутствие странно одетого русскоговорящего населения, необычных автомобилей и зданий. Наряду с этим наблюдались во множестве и здания явно нашей, немецкой постройки, некоторые из которых были в довольно запущенном состоянии. Большинство вывесок, табличек и указателей выполнено на русском языке, изредка встречаются вывески с латинским шрифтом. Листва на деревьях в этом районе пожелтела и частично осыпалась – и это в июне!

С аэродромов в Данциге (Гданьск), Эльбинге (Эльблонге), Алленштайне (Ольштын) были подняты самолеты-разведчики. Два Hs126 взлетели и с одного из полевых аэродромов нашей группы армий. Однако вскоре после достижения интересующего нас района связь с ними была потеряна. Больше всех повезло тому Fw189, что летел из Эльбинга. Он прошел над западной окраиной Кенигсберга, достиг северной оконечности Земландского полуострова и в районе порта Нойюорен (Пионерский) лег на обратный курс, намереваясь пройти вдоль побережья и разведать обстановку в Пиллау. Именно в этот момент связь была потеряна и с ним. Но наблюдатель успел доложить о разительном изменении знакомого ему облика Кенигсберга. За исключением кафедрального собора и линии Литовского вала со старыми фортами, в центре города не обнаружилось ни одного знакомого ориентира, хотя конфигурация русла реки Прегель и расположение озер на территории города не изменились. Доложил он и о том, что в воздухе наблюдались неизвестные летательные аппараты, обладающие огромной скоростью.

К середине дня, когда чины в ОКХ, наконец, поверили в то, что передаваемые им сведения об исчезновении группы армий „Север“ – не мистификация, наверху было принято решение: временно отвлечь VI АК от действий по плану операции „Барбаросса“. Перед нами была поставлена задача – предпринять все необходимое для устранения угрозы левому флангу группы армий „Центр“ и, если это будет возможно, очистить от враждебных сил северную часть Восточной Пруссии. Судя по всему, наступление в сторону Петербурга, предусмотренное планом „Барбаросса“, пока было снято с повестки дня, поскольку выпали предназначенные для этого силы и средства. Почти сразу после того, как до нас были доведены новые директивы ОКХ, и радио-, и телефонная связь с Верховным командованием прервалась, и попытки восстановить ее были безуспешны.

Штабом нашего армейского корпуса было решено: ввиду неясности расположения и состава группировки противника не ставить перед собой широкомасштабных задач, а нанести концентрированный удар в направлении Шталлупенен (Нестеров) – Рагнит (Неман) и тем самым отсечь вражеские силы от группы армий „Центр“, воспрепятствовав их воздействию на тылы и левый фланг войск, втянутых в сражение на Восточном фронте. По информации ОКХ, силами гарнизонов Данцига, Эльбинга (Эльблонга), Мариенбурга (Мальборка) и Алленштайна (Ольштына) будут предприняты сковывающие и демонстративные действия вдоль линии соприкосновения с противником. Силами кригсмарине будут предприняты обстрелы побережья и судов противника в районе военно-морской базы Пиллау. Кроме того, будут высажены тактические десанты на побережье залива Фришес-Хафф южнее Кенигсберга с целью ввести противника в заблуждение относительно наших намерений атаковать Кенигсберг и заставить его тем самым распылить свои силы. К вечеру противник нанес несколько бомбовых ударов по расположению частей нашего корпуса. Почти полностью выведены из строя штабные радиостанции. По сообщению представителей люфтваффе, самолеты противника развивали необычайную, невозможно высокую скорость, исключавшую перехват их истребителями и эффективное противодействие со стороны артиллерии ПВО…»

Москва. Кремль. Дмитрий Медведев

Двадцать шестое октября две тысячи десятого года, внезапно ставшее для одной шестой части суши двадцать вторым июня проклятого тысяча девятьсот сорок первого, заканчивалось через несколько минут. Электронные часы бесстрастно отмеряли нечто, казавшееся незыблемым вплоть до сегодняшней ночи, что сейчас язык не поворачивался назвать обыденным словом «время».

В комнате отдыха резервного командного пункта, скрытого за скальной толщей, за многотонными дверями из броневой стали, стояла звенящая тишина. Ее не хотелось нарушать ничем. Ни музыкой любимых групп, вдруг показавшейся пустой и пресной, ни веб-серфингом через сверхзащищенный канал связи, тем более что сеть ужалась до жалких ошметков русского сегмента, и те скоро подгребут под себя вояки…

«„Самый длинный день“, так, кажется, назывался тот старый американский фильм? – мысли главы государства даже не текли, скованные усталостью, а скорее нехотя ползли в известном только им направлении. – Вроде так. Спросить бы кого, да, откровенно говоря, ни сил, ни особого желания уже нет. С таким темпом работы весь здоровый образ жизни – лабрадору под хвост. Да-а-а. А премьер-то действительно здорово смахивает на пса, когда в раздражении вздергивает верхнюю губу и показывает зубы. Как он моего пресс-секретаря по матушке послал, невзирая на гендерные различия и обычную сдержанность. Ха… А я добавил. Нечего было под руку с идеей пресс-конференции для „российских и иностранных журналистов“ лезть. Ее, бедняжку, как ветром сдуло. Вместе с сумочкой за… За сколько тысяч евро? Не помню уже, да и черт бы с ней! И с сумочкой тоже».

Впервые за много лет у президента возникло острое желание закурить. И, как уже случилось в старших классах школы, – «в девятом или десятом? Забыл… Что и неудивительно…» – его удалось подавить только сильным волевым импульсом. «А с журналистами пускай „говорящая голова“ министра обороны общается. Ему не привыкать. Тем более что с завтрашнего дня собеседников поубавится. Сильно». Указ, датированный уже двадцать седьмым октября, но подписанный последним среди почти сотни подобных ему за сегодня, предусматривал приостановку «на время действия военного положения» деятельности негосударственных средств массовой информации и вводил представителей Министерства обороны в управляющие структуры тех СМИ, которые или принадлежали государству целиком, или создавались с его участием.