Текст книги "Веду бой! Смертный бой"
Автор книги: Федор Вихрев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Федор Вихрев.
За Родину! За Путина!
Веду бой!
«Такого не может быть, потому что такого быть не может».
Предисловие
Сколько раз в детстве мы сжимали кулаки, когда на экранах кинотеатров танки с крестами валили пограничные столбы с гербом СССР, когда молодые курсанты, – почти наши ровесники, – под незатейливую песню о Тане-Танюше поднимались с промерзшей земли, с винтовками навстречу стальной лавине наступающего врага! Мы сжимали кулаки в страстном, но нереализуемом желании изменить происходящее. Изменить… Помочь нашим встретить агрессора могучим ударом и задушить нацистскую тварь в ее же логове, избавив советский народ от изнурительной, кровопролитной, страшной войны. Помочь своим дедам и прадедам, от многих из которых не осталось даже фотографий в семейных альбомах, лишь пожелтевшие листки бумаги с казенными строчками: «Ваш муж (сын, брат) пал смертью храбрых…»
Время шло, наша страна распалась на национальные государства. Как растащенная по норкам грызунами, отошла в прошлое мощь и слава Советской армии. Когда-то единый советский народ начал увлеченно резать друг друга по окраинам казавшейся нерушимой державы. На смену коллективистским принципам пришел тщательно насаждаемый и культивируемый оголтелый индивидуализм. Только многие из нас не изменились, оставшись в душе теми же мальчишками в зале кинотеатра. И так же, как раньше, простая дата 22 июня 1941 года была выжжена в наших сердцах как знак величайшей трагедии народа и символ неповторимого, нечеловеческого подвига.
Мы повзрослели, остепенились, но желание изменить течение истории – осталось. Как в далеком детстве. Как у тысяч наших сверстников. Подкрепленное знаниями и жизненным опытом, войной и миром, иногда худшим, чем открытое военное противостояние. Осталось и кристаллизовалось в книгу, которую мы хотим предложить вашему вниманию.
В последнее время романы «про попаданцев» идут вереницей. В прошлое отправлялись отдельные люди и целые воинские подразделения, области и районы. И даже целая страна – СССР образца 1953 года. Авторы данного произведения решили переместить из 10 октября 2010 года в 22 июня 1941 года страны, образовавшиеся на постсоветском пространстве, в границах 1991 года.
Мы – авторский коллектив, выступающий под традиционным для постоянных участников литературного форума «В вихре времен» (http://forum.amahrov.ru) псевдонимом – Федор Вихрев:
Ивакин Алексей
Логинов Анатолий
Туробов Андрей
Артюхин Сергей
Акимов Сергей
Колганов Андрей
Конев Александр
Шеховцов Алекс
Сергеев Виталий
Судьбин Андрей
Тупицын Андрей
Шкаев Александр
Мы, оказавшиеся разделенными множеством границ после распада великой державы – СССР. Мы, привыкшие к бытовым удобствам и наблюдающие, как наши сограждане постепенно превращаются в бездумных потребителей ценностей: необязательных материальных, созданных чаще всего не нашими руками, а трудом миллионов людей в странах Третьего мира, и сомнительных духовных, навязываемых нам новыми хозяевами мира.
С началом работы над книгой, как водится, проблем не стало меньше, ибо наше время – внешне благополучное и кажущееся бесконфликтным – насыщено своей «злобой дня». Дискуссии, перерастающие в яростные споры, работа с источниками и исторической литературой – все это не давало ответа на самые болезненные вопросы.
Способны ли сегодняшние государственные деятели отказаться от личных амбиций перед лицом фантастического вызова, брошенного самим временем? Сможет ли общество, монолитное когда-то, объединить свои усилия вновь и стать единым организмом, позабыв мелкие дрязги и распри, смешные на фоне происходящих катаклизмов?
Задача казалась неподъемной и неразрешимой. Как суметь охватить огромный и неподъемный материал? Что важнее: военные или психологические аспекты переноса, политика или экономика? Решение пришло само. Текст книги хронологически охватывает всего семь дней, с 22 по 28 июня 1941 года. Семь дней, описанных с точки зрения разных героев: от пенсионера до Президента России.
Каждый из членов авторского коллектива оказался перед непростым выбором: писать своего героя с себя или попытаться войти в образ исторической или придуманной, что называется, с нуля личности. И каждый выбрал свой путь, ибо мы все разные. Объединяет нас одно – отношение к Великой Отечественной войне.
С уважением, редакторы-составителиАлексей Ивакин,Андрей Туробов
Пролог
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой! Я – Крэпасць! Вяду бой!
Молоденький парнишка сухими губами касается микрофона.
– Я – Крэпасць!
Его никто не слышит. Армия, которая отступает к Минску. Бойцы, которые стреляют из окон. Командир, которому перевязывают голову…
Никто не слышит.
Да и сам парнишка себя не слышит – грохот разрывов и треск пулеметных очередей.
Он просто хрипит в микрофон:
– Я – Крэпасць! Вяду бой!
Хрипит, потому что хочет пить. Но воды нет уже третьи сутки. Все, что есть, – относят раненым и к пулеметам. Он устал, он хочет спать. Но не может. Потому что надо хрипеть:
– Я – Крэпасць! Вяду бой!
Его голос несется в пространство.
Он закрыл глаза и пытается услышать: «Вас понял! Прием!»
Но ответа нет. И только хриплое: «Я – Крэпасць! Вяду бой!»несется через мировой эфир.
Голосу до Луны ближе, чем до штаба фронта.
Радиосигнал наверняка уже добрался до нее. Еще немного – и он понесется к Марсу, к Венере, к Солнцу и Юпитеру.
Так и будет.
От передатчика до Луны – одна секунда. До Солнца – восемь с половиной минут. До Марса – двенадцать. До Юпитера – тридцать три. До штаба армии… Вечность.
– Я – Крэпасць! Вяду бой!
Через четыре с половиной года эти хриплые позывные достигнут маленькой звезды под названием Альфа Центавра.
В это же самое время на Земле закончится война. Будут стоять полевые кухни и кормить вражеских детей, будут играть гармошки, будут звенеть орденами эшелоны, возвращаясь домой.
А голос будет нестись через пространство:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
В пространстве нет времени. Слово изреченное – вечно. Оно несется к краю Вселенной, и пусть тот парнишка, который хрипел эти слова, уже не жив телесно, но живы слова его – пусть он еще раз скажет:
– Я – Крэпасць! Вяду бой!
За три дня до этих слов далеко-далеко от этой крепости родится девочка. Она будет расти в голодное, злое и отчаянное время. Она будет ходить в школу и кататься на санках. Она будет плакать по отцу, не пришедшему с войны, и радоваться цветам мать-и-мачехи.
А хриплый голос безымянного парнишки будет лететь сквозь пропасть вакуума:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
В столице люди будут стоять мертвой толпой у гроба умершего вождя. Девочка же опять будет плакать, прильнув к большущей тарелке радиоприемника:
«Вчера, пятого марта…»
А где-то далеко-далеко все еще несется хриплое:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
Однажды человек помчится вслед этому голосу.
Но не успеет. Человек выйдет на околоземную орбиту, высадится на Луну, выйдет в скафандре в открытый космос, пошлет своих смешных механических каракатиц собирать инопланетный грунт.
А голос будет лететь и лететь через вечный холод.
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
Камни порастут травой. Кости сами уйдут в землю. Гильзы позеленеют.
Но кирпичи будут кровить буквами:
«Прощай, Родина. Умираю, но не сдаюсь!»
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой! – он все еще несется по космосу.
Он все еще хрипит обшелушенными губами.
Девочке уже двадцать пять. Она ведет своего первого сына в ясли. Сборная страны по футболу берет бронзовые медали на чемпионате мира. Кеннеди, Куба, «Битлз» и целина. И высоко-высоко:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
А небо синее-синее…
Голос связиста уже задел Полярную звезду, Пояс Ориона, Волосы Вероники и прочие Плеяды. Зазвенела высокой тоской небесная струна. На сотую долю микрона сдвинулась небесная ось.
Но голосу все равно.
Где-то там приняли новые Конституции. Началась очередная Олимпиада. До свидания, наш ласковый Миша! Здравствуй, наш Миша новый! И будь ты проклят!
Голос так далеко, что его уже давно забыли.
Он все еще ведет бой. Он все еще – «Крэпасць!»
«Крэпасць»все еще сражается под шквальным огнем, под чудовищными бомбами, под огромными снарядами.
Уже нет той страны, уже и народ-то истончается, а связист все еще сидит у микрофона:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
Где-то там его внуки убивают его детей. А он?
А он не убил ни одного врага. Он просто сидел около радиопередатчика и хрипел, и шептал:
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
Пыль такая, что нечем дышать. Жара такая, что уже нечем потеть. Бой такой, что стволы плавятся.
– Я – Крэпасць! Вяду бой!
Это были его последние слова, и они все еще летят через Вселенную.
Та девочка уже стала старушкой. И внуки ее уже готовились стать отцами, когда охрипший голос обогнул Вселенную и вернулся.
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой…
Молитва.
Нерв.
Невидимый провод.
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
Провод, замкнутый через поколения.
Кровью замкнутый.
Смертью замкнутый.
Жизнью замотанный.
Связистом неизвестным и неузнанным.
Кто у нас сквозь дождь и грязь? Наша доблестная связь. Связь между отцами и детьми. Между внуками и дедами.
Между нами.
– Я – Крэпасць, я – Крэпасць! Вяду бой!
– Я – Крэпасць…
– Вяду бой!
Вечный бой.
День первый
26.10.2010/22.06.1941
Внезапно налетевший ниоткуда вечерний ветер скрипнул висящей на одной петле створкой окна разгромленного стационарного поста милиции. Стены в щербинах от пуль, выбитые стекла, россыпь стреляных автоматных гильз на бетонном полу коридора. Запах крови и пороховой гари. И ни души. Лишь из распахнутой, попятнанной пулевыми отметинами двери сгоревшего патрульного «Форда» свешивалось нечто, отдаленно напоминающее человеческое тело.
Тишина, охватившая место недавнего боя, вдруг прервалась треском разряда короткого замыкания. Вслед за ним сначала неявно, полушепотом, но постепенно все громче и громче из бывшей комнаты отдыха поста ДПС зазвучал шипящий и прерываемый помехами голос. Из динамиков чудом уцелевшего телевизора кто-то уверенный говорил:
«Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории – двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал свое наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие Российской армии и армий братских – белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни.
Руководство нацистской Германии рассчитывает на блицкриг, уповает на отмобилизованность и высокий уровень организации своей военной машины, на которую работает практически вся порабощенная Европа.
Как президент Российской Федерации могу сказать одно: „Этому не бывать!“.
Россия даже в самые тяжелые периоды своего существования не была колоссом на глиняных ногах, особенно сейчас, когда достижения суверенной демократии, оплаченные потом и кровью старших поколений россиян, прочно вошли в нашу с вами жизнь.
Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг – тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ – уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжелая цена.
Сейчас воля Провидения дала нам еще один шанс – уничтожить коричневую чуму XX века практически в самом начале ее кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники XXI века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своем месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всем мире.
Нет никаких сомнений:
Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
Москва. Дмитрий Медведев. Президент России
По ту сторону экрана человек, только что говоривший с целой страной, сошел с небольшой трибуны, стоявшей в обрамлении государственного и должностного флагов. Присев на первый попавшийся стул, он отослал коротким движением руки метнувшегося было к нему референта. Начальник охраны, удостоившийся взгляда и легкого кивка, понял все правильно, мгновенно и бесшумно выпроводив из кабинета, превращенного по случаю в студию для прямой трансляции, всех без исключения присутствовавших.
Желание первого лица провести некоторое время в одиночестве было сейчас не просто сиюминутной прихотью, а непреложным, возведенным в абсолют законом. Шокирующие утренние новости этого октябрьского – или все-таки июньского? – дня вознесли президента страны на новую, до сих пор с трудом осознаваемую им самим высоту. Упасть с которой на этот раз равносильно смерти – не фигуральной, политической, а вполне физической – и такому позору, от которого вся властная вертикаль отмыться сможет только собственной кровью.
«От желающих помочь отбоя не будет. Со всех сторон. Чувствую, прямо сейчас гиены со всех помоек в очередь выстраиваются. Смотрят выжидающе, искоса, и слюна с желтых клыков…» – представшая перед глазами картинка, изображающая политических оппонентов в виде стаи мерзких животных, была настолько натуральна, что президента внезапно передернуло от отвращения. – Только запаха не хватает. Тяжелого, почти осязаемого.
«Какой черт понес меня на эти галеры? – уже в который раз спрашивал себя он. – Теперь спрыгнуть по истечении срока полномочий точно не получится. Да-а-а… Стоило тогда, в восемьдесят втором, не в аспирантуру идти, а в прокуроры. Сейчас так голова не болела бы. Взял под козырек, и никаких мук совести… Рамки должностных инструкций, федеральных законов, конституции, наконец! Какой такой конституции? Вместо которой с нынешнего утра действует закон о военном положении? И не только в приграничных районах, а на всей территории страны? Нет, не случайно именно этот конституционный закон получил первый номер… Похоже, так и помру юристом, – усмешка, возникшая на лице президента, была какой угодно, но только не веселой. – Поздно метаться».
Механизм, запущенный несколько часов назад, когда стало окончательно ясно, в какую переделку попала целая страна, мог действовать практически без участия человека. Все средства и системы связи на федеральном и региональном уровнях – без различия ведомственной принадлежности – перешли на особый режим работы. Федеральная служба со странным названием «по техническому и экспортному контролю» уже в шесть утра по Москве, еще до структур Министерства обороны, была переведена на казарменное положение. Именно ее сотрудники одними из первых принесли в Кремль невероятные известия, подкрепленные данными перехваченных радио– и телефонных переговоров с «той» стороны границы. В любой современной войне, даже начавшейся при таких фантастических и, по правде говоря, до сих пор не осмысленных никем до конца обстоятельствах, количество жертв обратно пропорционально скорости принятия решений, напрямую зависящей от надежности своих систем передачи информации и уязвимости подобных систем противника.
Но все технические и организационные преимущества – ничто без железной воли. Кто бы ни сомневался в наличии таковой у политического руководства России – просчитались все, так и не усвоив одного из постулатов «большой игры»: «Если умеешь считать до десяти – остановись на шести».
Киров. Алексей Иванцов. Журналист
Проснулся я от жары. И от солнца, бьющего прямо в глаза.
Продрав глаза, подошел к окну и обомлел. Градусник показывал аж плюс двадцать три. Блин, а еще вчера было плюс два. Ох уж эти погодные аномалии. Покурить вышел на балкон – и обомлел еще раз. Солнце подбиралось к зениту.
А на часах – восемь утра. Встали, что ли? Нет. Идут. На мобиле тоже восемь. Странно.
Набираю номер шефа, лихорадочно соображая – что сказать? Кхм… Нет сигнала сотовой связи.
Шлепаю на кухню, ставлю кофе, одновременно завожу ноут. Глянуть новости и попробовать связаться с редакцией по скайпу. Мля… Инета тоже нет. Подключение есть, а инета нет. Только локалка работает. На сайте провайдера мерцает большая надпись: «Отсутствие интернета обусловлено авариями у магистрального провайдера. Время восстановления – неизвестно. Перерасчет будет произведен после восстановления интернета». И все. Ладно, после разберемся.
Большим глотком допиваю кофе и мчусь в прихожую. По привычке влез в берцы, накинул осеннюю кожаную курточку.
Это сейчас плюс двадцать три. А к вечеру и все минус десять могут быть. Вятский октябрь – он такой. Нервенный и капризный. А берцы? Так журналист я. Наш город особой чистотой и летом не отличается, а уж осенью и подавно. Приходится порой в такие дебри забираться для репортажа, что только берцы и не жалко. Кто знает, куда нас сегодня жизнь закинет?
Блин, жену забыл на прощание чмокнуть. Ей хорошо, она дома работает. В онлайне. Думаю, разберется с провайдером самостоятельно. Она у меня умная девочка-фрилансер.
А на улице-то какая жарень! Непривычно как-то. Деревья полуголые, травы не видать под опавшими листьями, грязища осенняя – и над всем этим летнее, безоблачное небо.
Прохожие, спешащие по своим делам, тоже недоумевают. По лицам видно.
Вон, около въезда на Центральный рынок стоит азербайджанец и грустно тыкает и тыкает в свой телефон. В это же время разгружают его «газельку», забитую ящиками с ранней хурмой до самой крыши.
– Брат, – кричу я ему. – Который час, подскажи?
– Дывадцат минут дывятый час. Брат, а куда сывяз делас, э?
Я пожимаю плечами и иду дальше. Н-да… Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса Льюисовна Кэролл.
Иду и по привычке вслушиваюсь в разговоры вокруг:
…Резину опять менять придется… А я только зимнюю поставил… А если завтра опять мороз…
…Истинно говорю! Последние дни настали! Вот и Клавдия говорила у прошлом годе…
…А че синоптики? Синоптики лето с заморозками обещали!
…А по телику че говорят? Ниче не говорят?
В редакции тоже интернета не было. И телефоны тоже не работали. Кроме городского. Сисадмин разводил руками.
Шеф заглянул на минуту, озабоченно сообщил, что его вызвали на срочное совещание к губернатору, и умчался.
А я стал добивать вчерашнее интервью с начальником областного ГИБДД. Воткнул наушники, врубил диктофонную запись и стал писать, вернее, переводить на человеческий язык сухие цифры статистики происшествий на дорогах.
Не успел начать, как телефон зазвонил.
– На проводе! – брякнул я. За это на меня главред вечно лается. Надо говорить: «Добрый день, „Город Киров“, журналист отдела новостей Алексей Иванцов. Чем могу помочь?» Тьфу!
– Волк! А что с инетом у нас? – в трубке раздался нежный голос моей любимой жены. Волк – это кличка моя семейная. Я – Волк, она – Лиса. Всяко лучше «кис» да «заек».
– Да фиг знает, Лис. Ты провайдеру звонила?
– Звонила, ничего внятного сказать не могут. Ты телевизор смотрел?
– А что, футбол идет? – пошутил я. Телик у нас дома включается лишь во время футбола. К лешему этот зомбоящик.
– Да я включила – часть каналов не работают. Только федеральные. А на работающих бегущая строка «Внимание! В 10.00 по московскому времени смотрите экстренный выпуск новостей!»
– И все?
– Не. По «Первому» какое-то шоу для домохозяек про лечение простатита, по «России» сериал какой-то, так… НТВ – реклама…
– Хватит, хватит. Минутку подожди…
Я оторвался от трубки и крикнул:
– Кто скажет, где у нас телевизор есть?
Фил – Колька Филимонов, – не отрываясь от своего ноута, буркнул:
– В бухгалтерии наверняка. И у рекламщиков. Те его постоянно гоняют.
– Пасиб… Лис, я нашел тут телевизор. Пойду, гляну, потом позвоню тебе.
Захлопнул свой бук и сказал Филу:
– Пойдем рекламщиц на кофе разведем!
– Мне материал сдавать. Не могу.
– Сейчас экстренный выпуск новостей будет. Мнится мне, что ни моя ГИБДД, ни твой Департамент сельского хозяйства в номер не пойдут.
Фил оторвался от компа. Несколько секунд он смотрел на меня, и его взгляд становился все осмысленнее, возвращаясь из дебрей ценовых прогнозов на хлеб. Актуальная тема после нынешнего неурожая.
– Пойдем, – махнул он рукой, и мы почапали к девкам из отдела рекламы…
Там как раз планерка шла. Бизнес-пехота готовилась атаковать опорные пункты фирм.
Когда мы вошли и молча направились к телевизору, Настя, начальник рекламного отдела, аж взвилась:
– У нас тут тренинг идет! Вы мешаете!
Ага. Тренинг. Это они так свои совещания называют. В конце орут на весь этаж:
– Мы лучшие! Сегодня наш день! Мы сможем все!
В эти моменты меня почему-то тошнить начинает.
– Цыц, реклама! – рявкнул Фил. – Не до вас сейчас!
– Я Марлену буду жаловаться! – вскочила Настька.
– А он нас сам сюда послал, – отмазался Фил. Я же не удержался и шлепнул Настьку по круглому заду, обтянутому джинсой. Ничто так не заставляет женщину умолкнуть, как добрый шлепок по булкам. Пока она краснеет и пытается подобрать цензурные слова, Фил врубает телевизор. И вовремя.
На экране появилась вечно прилизанная ведущая новостей Первого канала. Лицо ее было озабоченным, она листала какие-то бумаги. Стандартный ход: чтобы показать зрителю всю экстренность информации, надо изобразить, что ты не успеваешь к прямому эфиру. Ну и?
Ведущая строго посмотрела на нас через экран.
– Здравствуйте. Сегодня утром стала поступать разноречивая информация из Белоруссии и Украины. По непроверенным данным, войска НАТО пересекли границу этих стран и нанесли несколько ракетно-бомбовых ударов по городам наших соседей. Президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев пока не дал официальной оценки этой информации. Однако, как нам стало известно из неофициальных источников в Государственной Думе, уже направлен протест в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, а также главам стран – участниц НАТО. Пока ответа из Европы и Америки не поступало. Также нет информации о происходящем от посольств США, Великобритании, Германии, Франции и других стран. Несомненно одно, на западных границах Республики Беларусь и Украины произошли военные столкновения. К сожалению, с нашим собственным корреспондентом в Минске удалось связаться только по телефону. Руслан?
На экране появилась карта Белоруссии, а в левом углу экрана фотоморда какого-то упыря с микрофоном.
– Екатерина?
– Руслан? Что происходит сейчас в Минске?
– Сегодня утром в Минске раздалось несколько взрывов. Затем была объявлена тревога. По местному телевидению и радио призывают к спокойствию и постоянно зачитывают инструкции по поведению граждан в чрезвычайных ситуациях. Более того, предлагают покинуть дома и укрыться в бомбоубежищах. Со стороны официальных лиц пока не поступало заявлений. Как нам стало известно, через два часа президент Республики Беларусь Александр Лукашенко проведет пресс-конференцию для аккредитованных журналистов.
– А что происходит на улицах, Руслан?
– Особой паники не отмечается, хотя можно судить о встревоженности минчан. На улицах много солдат, милиции. Все с оружием. В некоторых районах города стоят танки и боевые машины пехоты. Пока это все, что могу сказать. Екатерина?
– Спасибо, Руслан. Нам только что доставили пленку из Киева. К сожалению, электронную связь с Украиной еще так и не удалось восстановить. Пленка была доставлена самолетом. Итак, смотрим…
Ведущая уткнулась куда-то взглядом. Затем прошло несколько томительных секунд. И наконец пошло изображение.
Разобрать что-то было весьма сложно. Какие-то взрывы, какие-то люди, куда-то бегут, все трясется, в пыли, что-то где-то грохочет. Снято было явно на мобильник. Потом все более-менее успокоилось. Камера обвела улицу – горящий дом, несколько разбитых автомобилей, густо дымящих черным. И несколько лежащих на асфальте тел, из-под которых растекалась кровь.
И снова появилась ведущая.
– Только что нам сообщили, что средствами ПВО армии Российской Федерации были сбиты несколько неопознанных самолетов, попытавшихся нанести ракетно-бомбовые удары по Мурманску. И самая печальная новость. Сегодня, примерно в половине пятого утра был нанесен удар по Санкт-Петербургу. Прямое включение из штаба Ленинградского военного округа.
На экране появился какой-то здоровяк в генеральском мундире. К нему хищно тянулись щупальца микрофонов.
– Сегодня около четырех часов тридцати минут группа из четырнадцати самолетов приблизилась к воздушному пространству Российской Федерации со стороны Финляндии. На запрос диспетчера самолеты не ответили. После нескольких попыток связаться с неизвестными нами было принято решение поднять в воздух эскадрилью ПВО. На предупредительные выстрелы, а также на попытки принудить к посадке самолеты не отреагировали. Наши летчики были вынуждены сбить неизвестных. Вся группа из четырнадцати машин была уничтожена. С нашей стороны потерь не имеется! – рубанул рукой воздух генерал.
– А как вы объясните взрывы в районе Васильевского острова?
Генерал побагровел и косноязычно ответил:
– К сожалению, один или два самолета противника упали в районе жилых домов города Санкт-Петербурга. Остальные рухнули в море.
– Врет, как сивый мерин, – прошептал Фил. – Проспали. Пока раскачивались, пока запросы согласовывали, пока разрешение получали.
– Да погоди ты! – оборвал я его.
– Какой стране принадлежат самолеты?
– Этого я вам сказать пока не могу. Ведется следствие, – отрезал генерал, резко повернулся и скрылся в дверях.
– Граждане Российской Федерации! Прослушайте, пожалуйста, обращение Верховного Главнокомандующего Российской армии, президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева.
И опять пошла заставка. На этот раз нерекламная. С гимном страны.
Я, собственно говоря, и так стоял, навалившись плечом на шкаф, Фил сидел на подоконнике, но спрыгнул. А девки как сидели, так и остались сидеть. Бабы, какой с них спрос?
На экране появился Медвед. На этот раз неулыбчивый. И несколько осунувшийся. Обычно он ходит, запрокидывая голову назад, словно упиваясь своей значимостью. А тут нет. Нормальный человек, посмотри-ка.
– Уважаемые граждане России, вы, безусловно, знаете о произошедшем природном катаклизме… – сказал головой президента телевизор.
– Вот же чебурашка, блин… Откуда мы знаем? Спичрайтерам надо руки оторвать!
– Леха, да помолчи ты! – рявкнула на меня Настя. Я поднял руки вверх и продолжил слушать президента. Ехидные комментарии оставил на потом. Уважаемые граждане… Хорошо, хоть не дорогие россияне, млять.
Немцы? Какое еще, в задницу, двадцать второе июня? Ни черта не понимаю. И никто, похоже, не понимает. И что из этого? Одно понятно – война, хоть и не понятно с кем. Вообще журналист – профессия недоверчивая. Вот наверняка же сами там накосячили, а теперь по мозгам нам ездят. Помню я, помню. И монетизацию помню, и реформы здравоохранения помню. В итоге мы стали платить больше – а за свои деньги получать меньше. Мы для них не граждане. Мы для них – источник прибыли, и не более. Войнушку, значит, придумали… Стоп! А это что он сейчас ляпнул? Вот же… Козлы, блин. Десталинизация, десталинизация, а как за жопу взяли – так сразу сталинские слова вспомнили. И не стыдно им там? Или человеческие качества у них атрофировались напрочь?
Я лихорадочно соображал. Что же делать? Идти воевать за этих ублюдков? За рублевских шлюшек и пузанов? Оно мне это надо?
С другой стороны…
Я – лейтенант запаса. Я же присягу давал. После военки на психфаке присвоили звание. Специальность? Офицер-психолог, мля. Вся моя годовая служба в конце девяностых свелась к безмерному употреблению спирта в инженерно-понтонной части своего родного города.
А вот так бывает, да. Отправили меня на малую родину служить. Жил дома. Приходил в часть к восьми утра. Уходил в пять. Из всего личного состава десять офицеров и пятьдесят задохликов-солдат. За весь год из части мы так никуда и не выезжали. Моим основным занятием было заполнение журнала «Психологической подготовки бойцов». Ни дедовщины, ни суицидов в части не было. Ни разу. А почему? А потому как все бойцы были родом из этого же города. Впрочем, вру. Один случай неуставщины был. Один солдатик обрюхатил дочь командира полка. Одноклассницу свою к тому же. Пришлось жениться. Сейчас тот солдатик прапором пашет в тестевой части.
Так мне что? Сейчас бежать в военкомат надо? Нафиг. Мне тридцать пять уже. У меня жена, сын. Делать мне больше нечего, этих жаб из телевизора защищать? Они меня хоть раз защитили?
Но я же давал присягу…
– Леха! – прервал вдруг мои горестные думы голос Настьки. – Тебя шеф к телефону!
– Марлен? Слушаю.
– В курсе, что происходит?
– В курсах, да. Мобилизацию объявили. Телевизор смотрим.
– Считай, что уже мобилизован. Журналистов распихивают военными корреспондентами по частям. Через два часа дуй в УФСБ. Отправляешься военкором с их спецназом.
– Куда? – брякнул я, не подумав.
– Пока до Москвы. Поезд вечером. Возьми ноут, цифровик…
Шеф опять начал меня учить жизни.
– Марлен, не первый раз замужем. Я – военнообязанный, кстати. Что там с призывом?
– Документы и все прочее получишь у кровавой гебни. Филу дай трубку.
Фил долго кивал, слушая шефа. Я стоял рядом, дожидаясь конца разговора. Когда он положил трубку, я ему задал единственный вопрос:
– Куда?
– К вэвэшникам. Вечером на поезд.
– Вместе, похоже, поедем. Найдемся там.
Мы пожали руки и зашагали к выходу.
В дверях я задержался. Оглядел плачущих девчонок.
– Не сцыте, девки, кипятком. Мы еще вернемся.
И хлопнул дверью.
Можно, я не буду рассказывать, как прощался с женой эти два часа?
Торжок. Александр Маслов. Ведущий инженер по разработке авиационных приборов
Летные испытания, или, как их называли у нас в КБ, «летки» – лучшая школа для инженера, работающего в авиапроме. Тут научишься и держать язык за зубами, и слушать разговоры смежников и заказчиков, получишь опыт самостоятельного решения проблем. А еще учишься терпению, когда приходится неделями ждать нужного тебе вылета, лучше понимаешь, что и как организовано в авиации. И свои изделия видишь немного с другой стороны, тут они работают в едином комплексе, сам находишь недостатки своей системы и понимаешь, как можно их исправить. Всему этому не научишься в лаборатории за компьютером.
