Текст книги "Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы"

Автор книги: Федор Сологуб

«Как лук, натянутый не слишком туго…»

 
Как лук, натянутый не слишком туго,
Я животом и грудью встречу друга,
И уж потом в объятья упаду.
Но и тогда, когда темны ресницы,
Я сохраню тот выгиб поясницы,
С которым я в дневных лучах иду.
 
 
Пряма в толпе, я вовсе не другая
И в час, когда пред ним лежу нагая,
Простёршися во весь надменный рост.
С покорностью любовь не познакомит,
И обнимающий меня не сломит
Стремительного тела крепкий мост.
 

«Под сению Креста рыдающая Мать…»

 
Под сению Креста рыдающая Мать.
Как ночь пустынная, мрачна её кручина.
Оставил Мать Свою, – осталось ей обнять
Лишь ноги бледные измученного Сына.
 
 
Хулит Христа злодей, распятый вместе с ним:
«Когда ты Божий Сын, так как же ты повешен?
Сойди, спаси и нас могуществом твоим,
Чтоб знали мы, что ты всесилен и безгрешен».
 
 
Любимый ученик сомнением объят,
И нет здесь никого, в печали или в злобе,
Кто верил бы, что Бог бессильными распят
И встанет в третий день в своём холодном гробе.
 
 
И даже сам Христос, смутившись наконец,
Под гнётом тяжких дум и мук изнемогая,
Бессильным естеством медлительно страдая,
Воззвал: «Зачем меня оставил Ты, Отец!»
 
 
В Христа уверовал и Бога исповедал
Лишь из разбойников повешенных один.
Насилья грубого и алчной мести сын.
Он Сыну Божьему греховный дух свой предал.
 
 
И много раз потом вставала злоба вновь,
И вновь обречено на казнь бывало Слово,
И неожиданно пред ним горела снова
Одних отверженцев кровавая любовь.
 

«Муж мой стар и очень занят, всё заботы и труды…»

 
Муж мой стар и очень занят, всё заботы и труды,
Ну, а мне-то что за дело, что на фраке три звезды!
Только пасынок порою сердце мне развеселит,
Стройный, ласковый и нежный, скромный мальчик Ипполит.
 
 
Я вчера была печальна, но пришел любезный гость,
Я всё горе позабыла, утопила в смехе злость.
Что со мной случилось ночью, слышал только Ипполит,
Но я знаю, скромный мальчик эту тайну сохранит.
 
 
Утром, сладостно мечтая, я в мой светлый сад вошла,
И соседа молодого я в беседку позвала.
Что со мной случилось утром, видел только Ипполит,
Но я знаю, скромный мальчик эту тайну сохранит.
 
 
В полдень где найти прохладу? Только там, где есть вода.
Покатать меня на лодке Ипполиту нет труда.
Что со мной случилось в полдень, знает только Ипполит.
Но, конечно, эту тайну скромный мальчик сохранит.
 

«Всё, что вокруг себя знаю…»

 
Всё, что вокруг себя знаю, –
Только мистический круг.
Сам ли себя замыкаю
В тёмное зарево вьюг?
 
 
Или иного забавит
Ровная плоскость игры,
Где он улыбчиво ставит
Малые наши миры?
 
 
Знаю, что скоро открою
Близкие духу края.
Миродержавной игрою
Буду утешен и я.
 

«Близ ключа в овраге…»

 
Близ ключа в овраге
Девы-небылицы
Жили, нагло наги,
Тонки, бледнолицы.
 
 
Если здешний житель,
Сбившийся с дороги,
К ним входил в обитель,
Были девы строги.
 
 
Страхи обступали
Бедного бродягу,
И его гоняли
По всему оврагу.
 
 
Из чужого ль края
Путник, издалеча,
Для того другая,
Ласковая встреча.
 
 
Вдруг на дне глубоком
Девы молодые,
С виноградным соком
Чаши золотые,
 
 
Светлые чертоги,
Мягкие ложницы,
В лёгкой пляске ноги
Голой чаровницы,
 
 
Звон и ликованье,
Радостное пенье,
Сладкое мечтанье,
Тихое забвенье.
 

«Моя верховная Воля…»

 
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошёл на престолы,
Адонаи
Требует себе поклоненья, –
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигла.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог тёмный и мстящий,
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими,
Вельзевулом и Молохом.
 

«Упрекай меня, в чём хочешь…»

 
Упрекай меня, в чём хочешь, –
Слёз моих Ты не источишь,
И в последний, грозный час
Я пойду Тебе навстречу
И на смертный зов отвечу:
«Зло от Бога, не от нас!»
 
 
Он смесил с водою землю,
И смиренно я приемлю,
Как целительный нектар,
Это Божье плюновенье,
Удивительное бренье,
Дар любви и дар презренья,
Малой твари горний дар.
 
 
Этой вязкой, тёплой тины,
Этой липкой паутины
Я сумел презреть полон.
Прожил жизнь я, улыбаясь,
Созерцаньям предаваясь,
Всё в мечты мои влюблён.
 
 
Мой земной состав изношен,
И куда ж он будет брошен?
Где надежды? Где любовь?
Отвратительно и гнило
Будет всё, что было мило,
Что страдало, что любило,
В чём живая билась кровь.
 
 
Что же, смейся надо мною!
Я слезы Твоей не стою,
Хрупкий делатель мечты.
Только знаю, Царь Небесный,
Что голгофской мукой крестной
Человек страдал, не Ты.
 

«На тихом берегу мы долго застоялись…»

 
На тихом берегу мы долго застоялись.
Там странные цветы нам сладко улыбались,
Лия томительный и пряный аромат.
 
 
Фелонь жреца небес прохладно голубела.
Долина томная зарёю пламенела,
Ровна и холодна в дыханьи горьких мят.
 
 
Донесся к нам наверх рожка призыв далёкий.
Бренчали вдалеке кутасы мирных стад.
Какой забавный звон! В безмолвности широкой
Янтарный звон зари смирил полдневный яд.
 

«Грести устали мы, причалили…»

 
Грести устали мы, причалили,
   И вышли на песок.
Тебя предчувствия печалили,
   Я был к тебе жесток.
 
 
Не верил я в тоску прощания,
   Телесных полный сил,
Твою печаль, твоё молчание
   Едва переносил.
 
 
Безумный полдень, страстно дышащий,
   Пьянящий тишину,
И ветер, ветви чуть колышущий
   И зыблющий волну,
 
 
Завесой шаткой, обольстительной
   Весь мир обволокли,
И грех мне сладок был пленительной
   Прохладою земли.
 

Маргрета и Леберехт

Шутливая песенка

 
  С милой, ясной
  Девой красной,
С этой бойкою Маргретой,
Знойным летом разогретой,
Песни пел в лесочке кнехт,
Разудалый Леберехт.
 
 
  Звонко пели,
  Как свирели.
Леберехт твердил Маргрете:
«Краше девки нету в свете!
Но, Маргрета, вот что знай:
Ты с другими не гуляй!»
 
 
  Ах, Маргрета
  В это ж лето,
Не нарочно, так, случайно,
С подмастерьем Куртом тайно
Обменяла поцелуй
На брегу весёлых струй.
 
 
  Но от кнехта
  Леберехта
Не укрылася Маргрета, –
Леберехт всё видел это.
Только лишь слились уста,
Леберехт из-за куста.
 
 
  Курт умчался,
  Кнехт остался.
Слов не тратил на угрозы.
Кнехту смех, а Грете слёзы.
Но уж с той поры она
Кнехту так была верна!
 
 
  Скоро с кнехтом
  Леберехтом
Под венец пошла Маргрета,
Точно барышня одета, –
И уехал Леберехт
Вместе с Гретою в Утрехт.
 

«Новый человек во мне проснулся…»

 
Новый человек во мне проснулся,
  Свободный,
И радостно и чутко я на землю оглянулся,
  Холодный.
 
 
Передо мной путей лежало разных
  Так много,
Но чистая, средь многих злых и грязных,
  Одна дорога.
 

«В моих мечтах такое постоянство…»

 
В моих мечтах такое постоянство,
  Какого в мире нет.
Весь мир – одно лишь внешнее убранство,
Одна мечта – и жизнь, и свет.
 
 
Мир не поймёт мерцающего света,
Он только плоть, бездушная, как сон,
И в нём душа не обретёт ответа, –
  Молчаньем вечным скован он.
 

«Кумир упал, разрушен храм…»

 
Кумир упал, разрушен храм,
И не дымится фимиам
Над пыльной грудою развалин.
Я в дальний путь иду, печален,
И не молюсь чужим богам.
 
 
Но если слышу я моленья,
Душа полна благоговенья,
И не с насмешкой брошу взгляд
На чуждый, суетный обряд,
А с тихой грустью умиленья.
 

«Алый мак на жёлтом стебле…»

 
Алый мак на жёлтом стебле,
Папиросный огонёк.
Синей змейкою колеблясь,
Поднимается дымок.
 
 
Холодея, серый пепел
Осыпается легко.
Мой приют мгновенно-тепел,
И ничто не глубоко.
 
 
Жизнь, свивайся лёгким дымом!
Ничего уже не жаль.
Даль в тумане еле зрима, –
Что надежды! Что печаль!
 
 
Всё проходит, всё отходит,
Развевается, как дым;
И в мечтаньях о свободе
Улыбаясь отгорим.
 

«Над землёю ты высок…»

 
«Над землёю ты высок,
Ярок, жарок и жесток.
Солнце, брат горящий наш,
Что возьмёшь и что ты дашь?» –
 
 
«Унесу и принесу
За подарок лучший дар.
В чашу всю сберу росу,
Дам тебе живой загар.
 
 
Был ты робок, слаб и бел,
Будешь тёмен, твёрд и смел,
Кровь смешаешь с влагой рос, –
Жаждет распятый Христос». –
 
 
«Солнце, наш горящий брат,
Низведи Христа с креста!
У твоих лазурных врат
Наша чаша налита».
 

«Она безумная и злая…»

 
Она безумная и злая,
Но хочет ласки и любви,
И сладострастие, пылая,
Течёт, как яд, в её крови.
 
 
На вид она совсем старуха,
Она согбенна и седа,
Но наущенья злого духа
Царят над нею навсегда.
 
 
Не презирай её морщины,
Её лобзаний не беги, –
Она посланница Судьбины.
Бессильны все её враги.
 

«Хотя сердца и ныне бьются верно…»

 
Хотя сердца и ныне бьются верно,
  Как у мужей былых времён,
Но на кострах, пылающих безмерно
  Мы не сжигаем наших жён.
 
 
И, мёртвые, мы мудро миром правим:
  Благословив закон любви,
Мы из могилы Афродиту славим:
  «Живи, любимая, живи!»
 
 
И если здесь, оставленная нами
  Кольца любви не сбережёт,
И жадными, горящими устами
  К ночному спутнику прильнёт, –
 
 
Не захотим пылающего мщенья,
  И, жертвенный отвергнув дым,
С улыбкою холодного презренья
  Нам изменившую простим.
 

«Забыв о счастьи, о весельи…»

 
Забыв о счастьи, о весельи,
Отвергнув равнодушный свет,
Один в своей унылой келье
Ты, чарователь и поэт.
 
 
Ты только сети сердцу вяжешь,
Печально голову клоня,
И всё молчишь, и мне не скажешь
О том, как любишь ты меня.
 
 
А я – надменная царица.
Не знаю я свободных встреч.
Душна мне эта багряница,
Ярмо моих прекрасных плеч,
 
 
Бессильна я в томленьях страсти.
Соседний трон угрюмо пуст,
И только призрак гордой власти
Порой коснётся алых уст.
 
 
О, если б снять венец двурогий,
И целовать, и обнимать!
Но всё твердит мне кто-то строгий,
Что я – увенчанная мать.
 

«Отражена в холодном зеркале…»

 
Отражена в холодном зеркале,
  Стою одна.
Вон там, за зеркалом, не дверка ли
  В углу видна?
 
 
Я знаю, – там, за белой кнопкою,
  Пружина ждёт.
Нажму ль её рукою робкою,
  Открою ль ход?
 
 
Светлы мои воспоминания,
  Но мне острей ножа.
Отвергла я вчера признания
  Румяного пажа.
 
 
Упасть бы мне в его объятия!
  Но нет! О нет! О нет!
Милее мне одно пожатие
  Твоей руки, поэт!
 

«На небе лунный рдеет щит…»

 
На небе лунный рдеет щит, –
То не Астольф ли ночью рыщет,
Коня крылатого бодрит
И дивных приключений ищет?
 
 
Вон тучка белая одна, –
Не у скалы ли Анжелика
Лежит в цепях, обнажена,
Трепеща рыцарского лика?
 
 
И вот уж месяц рядом с ней, –
То не оковы ль рассекает
Астольф у девы, и скорей,
Скорей с прекрасной улетает?
 

«На разноцветных камнях мостовой…»

 
На разноцветных камнях мостовой
  Трепещут сизые голубки;
  На тротуаре из-под юбки,
Взметаемой походкой молодой,
 
 
Сверкают маленькие пряжки,
  Свинцовой отливая синевой,
  И, словно угрожая нам бедой,
Ломовиков копыта тяжки, –
 
 
Разрозненной, но всё-таки слитой,
  Черты одной и той же сказки.
  Она стремление коляски
Обвеет лёгкой, хрупкой красотой.
 

«Ты не весел и не болен…»

 
Ты не весел и не болен,
Ты такой же, как и я,
Кем-то грубо обездолен
В дикой схватке бытия.
 
 
У тебя такие ж руки,
Как у самых нежных дам,
Ими ты мешаешь муки
С лёгкой шуткой пополам.
 
 
У тебя такие ж ноги,
Как у ангелов святых, –
Ты на жёсткие дороги,
Не жалея, гонишь их.
 
 
У тебя глаза такие ж,
Как у тех, кто ценит миг, –
Ты их мглой вечерней выешь
Над печатью старых книг.
 
 
Всем гетерам были б сладки
В тихий час твои уста,
Но темней ночной загадки
Их немая красота.
 
 
Ты не весел, не печален,
Ты, похожий на меня,
Тою ж тихою ужален
В разгорании огня.
 

«Так величавы сосны эти…»

 
Так величавы сосны эти,
В лесу такая тишина,
А мы шумливее, чем дети,
Как будто выпили вина.
 
 
Мы веселимся и ликуем,
В веселии создавши рай,
И наших девушек волнуем
Прикосновеньем невзначай.
 

Комментарии

Печатается по:

Сологуб Федор. Война. Стихи. Пг.: Издание журнала «Отечество», 1915 г.

Сологуб Федор. Земля родная. Выбранные стихи. М.: Универсальная библиотека, 1916.

Сологуб Федор. Алый мак. Книга стихов. М.: Московское книгоиздательство, 1917.

Сологуб Федор. Фимиамы. Пб.: Странствующий энтузиаст, 1921.