Текст книги "Королева Ортруда"
Автор книги: Федор Сологуб
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава шестьдесят восьмая
Поздно вечером королева Ортруда, Афра и Терезита спустились потайным ходом в чертоги Араминты. Было весело и жутко и Афре, и Ортруде. Дикою веселостью опьянял их смелый, мятежный их замысел.
Босые шли они по холоду камней, облеченные в длинные белые хитоны. Их путь освещался красноватым светом фонаря, который несла перед ними Терезита. На грубо-красивом лице верной служанки отражались радость и гордость тем, что королева Ортруда доверила ей на днях тайну подземного хода. Ее сильное, стройное тело было обнажено. В руках у Ортруды и у Афры были две корзины с только что срезанными алыми розами.
Афра говорила радостно:
– Теперь мы одни. Дверь, зачарованная тайною твоего имени, Араминта, отделяет нас от всего чуждого нам мира.
Здесь было уединенно и глубоко, как в мрачной глубине душевной человека. Воистину, иной здесь был мир, и иная творилась жизнь. Только отрадное, темное небо инобытия смотрело в ограду высоких темных стен. Над ними, сошедшими в таинственную глубину, иное простиралось небо, и солнце иное озаряло их, кроткое светило Лучезарного.
Радостно и тревожно было в душе Ортруды и в душе Афры. И в радость их вмешивались горькие, грустные слова, – земным радостям не верила королева Ортруда.
Афра сказала:
– Ты радостна, но как будто и опечалена чем-то, милая Араминта.
Королева Ортруда грустно и нежно глядела на Афру, и говорила ей:
– И ты, милая Афра, обманешь меня, изменишь мне, уйдешь от меня. С иным человеком уйдешь от меня, или с нею, с вечною Сестрою. Одна смерть не обманет.
– Милая Ортруда, – говорила Афра, – я верна тебе навеки.
– Ты – моя верная подруга и верная спутница моя в этих темных чертогах, – говорила Ортруда, – но вернейшая из подруг – смерть. Смерть не обманет. Только смерть.
Радостно и грустно звучал голос королевы Ортруды, темными отражаемый отголосками в темных высотах древнего свода.
Афра тихо повторила:
– Смерть не обманет!
Была старая келья в далекой глубине подземного чертога, близ ворот, ведущих из грота на морской берег. Это был выложенный камнем склеп в каменных стенах чертога. Каменные, широкие ступени древней пещеры опускались к самой воде подземного грота, против места, где дремала королевская яхта.
Королева Ортруда и Афра с помощью Терезиты устроили на днях в этой пещере храм Светозарного. Они принесли туда предметы тайного культа и ритуала. Теперь они спешили к этому капищу. На его каменном, холодном пороге ждала их подошедшая к капищу раньше Терезита. Она стояла неподвижно, и красные струи дымного огня перебегали по ее смуглому телу.
Королева Ортруда и Афра здесь остановились. Терезита сняла с них белые хитоны, и положила их на камень у порога. Красота их смуглых тел, открытая под этим дивным, темным сводом глубинной прохладе, восторгала Ортруду и Афру, как никогда на земле. Они говорили одна другой восторженнонежные, сладкие слова.
Радостные вошли они в склеп, и за ними вошла и остановилась у порога безмолвная Терезита. Черный кубический камень у западной стены осыпали они алыми розами.
Семь подсвечников стояли за черным камнем. Красные семь свеч зажгла королева Ортруда. И тогда красноватым мерцанием свеч озарилась воздвигнутая над черным камнем статуя нагого отрока. Ее белый мрамор затеплился алостью живой плоти.
Потом в золотой чаше разожгли они угли, и на них пролили ароматы. Благоуханный дым закутал всю пещеру. Королева Ортруда сказала:
– Жертвенный камень готов, и фимиам курится, и мы обе наги, и стоит за нами у порога готовая служить нам безмолвно, безропотно и покорно. Час исполнения настал. Начнем мистерию. Совершим то, для чего мы пришли сюда, к этому алтарю.
Афра спросила:
– Кто же из нас, милая Араминта, будет жертвою, и кто жрицею?
– Я жрица, – сказала Ортруда. – Я вонзаю нож, я проливаю кровь, а ты, Афра, невинная, чистая дева, ты будешь жертвою моею, и твоя кровь прольется во славу Светозарного. Сильные руки той, которая за нами стоит, удержат тебя. Жертва ты моя и моя царица. Я пролью кровь твою, и по слову моему она, безмолвная и покорная, муками твое измучит тело, и тогда я перед страданием твоим склонюсь, и ноги твои буду лобзать, как послушная рабыня.
Афра сказала:
– Да будет так, как хочешь ты, Араминта.
Она легла на черный камень алтаря, обратив лицо к ногам воздвигнутого за алтарем нагого отрока. Радость и страх начертаны были на ее прекрасном лице, и уста ее дрожали предчувствием воплей, но улыбались, и уже слезы из ее струились глаз, но восторгом сияли ее глаза. Тогда по знаку королевы Ортруды приблизилась Терезита к черному камню, и положила на Афру свои тяжелые, могучие руки…
Когда Ортруда и Афра возвратились наверх, радость горела в сердцах их.
Нежная привязанность к королеве Ортруде не умерщвляла в душе Афры любви к Филиппу Меччио, – быть может, даже разжигала эту любовь еще сильнее. Чем нежнее была с Афрою королева Ортруда, тем сильнее влекло потом Афру к Филиппу Меччио. Страстная и всегда невинная природа томила ее жаждою простого, немудрого, верного счастия, даруемого жене мужем.
Каждый раз после того, как Афра встречалась с Филиппом Меччио, она рассказывала об этом королеве Ортруде. И это всегда вызывало вспышки бешеного гнева в Ортруде.
Молчать об этих встречах не хотела гордая Афра. И какое-то странное, сладострастное желание вызвать гнев королевы Ортруды заставляло Афру быть всегда откровенною.
Королева Ортруда в ревнивой ярости даже била иногда Афру. Потом, томясь раскаянием и стыдом, Ортруда склонялась перед плачущею Афрою, и целовала ее ноги и руки.
И от Филиппа Меччио не хотела скрывать Афра своей нежности и своей дружбы с королевою Ортрудою. Филиппо Меччио не раз уговаривал Афру, чтобы она оставила Ортруду. Печально, но твердо говорила ему Афра:
– Я не могу оставить ее, милый Филиппо. Она очень несчастна, и у нее нет другого друга, кроме меня.
Филиппо Меччио страстно говорил:
– Оставь ее, Афра, беги из этого проклятого старого дома, где, кажется, и самые стены пропитаны ядом порочных страстей. Оставь королеву Ортруду, иди ко мне. Разве меня ты уже не любишь? – спрашивал он.
Грустно и радостно говорила Афра:
– Верь мне, милый Филиппо, я люблю тебя.
Дивясь, спрашивал ее Филиппо Меччио:
– Как же это? Ты, Афра, меня любишь, а ее не можешь оставить! Что же это значит?
– Да, не могу ее оставить, – говорила Афра. Что ж мне делать! Я сама не понимаю своего сердца. Филиппо Меччио резко говорил:
– Это – разврат. Стыдись, Афра! Победи в себе это порочное чувство.
Простодушный демагог не понимал всех странных капризов женской души.
Афра горячо возражала:
– Свободу чувства нельзя называть развратом. Разврат рождается только скованным чувством.
В эти дни часто и много говорили они о свободе чувства, о широте любви. Говорила Афра:
– Так бедна, так ограничена природа человека. Мы жаждем без конца расширять ее, питая и умножая все источники радостной, свободной жизни.
– Да, такое стремление у человека есть, – говорил Филиппо Меччио. – Но мы жизнь нашу расширяем в наших социальных устремлениях.
Афра возражала:
– Душе человеческой тесно в оковах общественности. Только в своих интимных переживаниях восходит душа к вершинам вселенской жизни. И только освобожденная от власти всяких норм, душа создает новые миры, и ликует в светлом торжестве преображения.
К удивлению своему почувствовал Филиппо Меччио, что он ревнует. Только теперь понял он, что любит Афру неизменною, последнею любовью, что не может жить без нее, что не отдаст ее ни другому возлюбленному, ни ее нежной подруге.
Как всегда и как у всех, ревность пробудила в душе Филиппа Меччио лениво дремавшую любовь. Десятки планов строил он, чтобы оторвать Афру от королевы Ортруды, и все они казались ему неверными, недостигающими цели. Наконец он остановился на самом безумном, и решился применить опасное средство. Он замыслил погрузить Афру в гипнотический сон, выдать ее за умершую, и увезти из королевского замка. Потом, надеялся Филиппо Меччио, вырванная из отравленной атмосферы этой безумной жизни, Афра не захочет вернуться к ее соблазнам и тревогам.
Друг Филиппа Меччио, доктор медицины Эдмондо Негри, согласился помочь в этом Филиппу Меччио.
Афра вдруг стала чувствовать себя очень плохо. Постоянная грусть овладела ею. Сердце ее томительно сжималось и замирало. Только грустные мысли приходили к ней и меланхолические мечты. Эти странные состояния были непривычны для нее, и она не могла понять, отчего это с нею.
Сначала думала она, что в этом сказывается злое влияние чертогов Араминты и таинственных в глубине его обрядов. Но потом увидела Афра иную связь, и как-то слабо и бессильно удивилась ей. Афра заметила, что особенно слабою всегда чувствует она себя после встреч с Филиппом Меччио.
Однажды Афра познакомилась у Филиппа Меччио с доктором Эдмондом Негри. Афра знала очень многих в Пальме, но Эдмонда Негри раньше не встречала. Он учился где-то за границею, и долго там жил. В Пальму вернулся он недавно. С Филиппом Меччио его соединяла старая дружба.
В этот вечер Афра вернулась домой позже обыкновенного, и была в очень нервном состоянии. Темный, настойчивый взгляд доктора Эдмонда Негри неотступно преследовал ее. Она прислушивалась к каким-то тайным голосам в своей душе, и мучительно старалась припомнить что-то.
«Чего он хочет?» – почему-то спрашивала себя Афра.
Точно ей непременно надо было yзнать и исполнить его волю.
На другое утро Афра долго не выходила из своей спальни. Было уже поздно, когда наконец служанка решилась войти к Афре. Но не могла ее добудиться. Афра не дышала, и тело ее было холодное. Как будто случайно в это время Филиппо Меччио зашел к Афре. Он по телефону вызвал своего друга. Доктор Эдмондо Негри удостоверил смерть от паралича сердца.
И вот сказали королеве Ортруде, что Афра умерла. Острою жалостью больно сжалось сердце Ортруды. Спрашивала себя королева Ортруда:
«Последнее ли это горе посылает мне беспощадная судьба? Или без конца будет мучить и терзать меня, пока наконец не измучит меня до смерти? О, скорее бы уже свершался неизбежный удел!»
Королева Ортруда билась в отчаянии, рыдая и вопя. И вдруг свирепая радость освобождения охватила Opтруду. Стыдно было нестерпимо за эту радость. Но не могла победить ее Ортруда. Чувствовала она, что вот теперь уже она совсем свободна от жизни земной, милой, но безумной и напрасной.
После Афры смерть уже была желанна Ортруде. Ортруда была влюблена в смерть, как влюбляются в милого. Смерти жаждала Ортруда, как жаждут соединения с милым. Не потому ли и к Афре была она так нежна, что милым образом смерти проходила перед нею Афра?
Вести о вулкане радовали королеву Ортруду, как обещания пламенной смерти. Порою кошмары тоски наваливались на ее грудь, – но это жестокими кошмарами томила ее уже ненавистная ей жизнь.
И настала для нее пора умереть.
Глава шестьдесят девятая
Опять настала ночь, утешающая нежно. Королева Ортруда спустилась в чертог Араминты. Перед нею шла ее верная, молчаливая служанка, Терезита, покорная, обнаженная, как рабыня. В одной руке Терезита держала зажженный фонарь с желтыми стеклами, в другой – плетеную корзину с белыми и желтыми только что срезанными розами.
Холодны были камни под ногами Ортруды и Терезиты. Впереди слышался им глухой плеск воды о темный каменистый берег. Темное чувство, похожее на страх, томило королеву Ортруду. Она знала, что мертвые, близкие сердцу, придут к ней в эту ночь. Радовалась этому Ортруда, но и боялась.
На пороге темной пещеры Терезита остановилась. Она поставила фонарь на выступ скалы, опустила к порогу корзину с розами, и медленно сняла с королевы Ортруды одежду, шепча слова заклинаний. Смутно в полумгле мерцая желтыми отсветами от фонаря, легла белая одежда Ортруды на камень у порога.
Королева Ортруда сказала тихо:
– Останься здесь, Терезита. Я войду одна.
Терезита покорно склонила голову. Она стала у порога, и неподвижными глазами, в которых затаился страх, смотрела в глубину капища, готовая придти к королеве Ортруде по ее первому зову. Ее крепкая, смуглая грудь, прижимаясь к скале, согревала холодный камень; левая рука, согнутая в локте, лежала на выступе скалы, а правая была опущена вдоль тела.
Королева Ортруда взяла фонарь и корзину с розами, и вошла в пещеру, где так еще недавно совершила она таинственный обряд над телом Афры.
Прекрасное тело Афры! Где оно теперь? И что с ним?
Черный камень у западной стены еще хранил их дар, уже завядшие розы. Посредине камня стояла золотая чаша, и по обеим ее сторонам два хрустальные сосуда с ароматами; за чашею, на золотом блюде, лежали угли, – их принесла нынче днем Терезита.
Свежими розами осыпала черный камень королева Ортруда.
Перевитые черным крепом, стояли за черным камнем у стены семь серебряных подсвечников. Свечи в них были черные, – их вставила нынче днем Терезита.
Королева Ортруда зажгла черные свечи. Желтым, тусклым огнем горели они. Их мерцание струилось по смуглому телу таящейся у порога, и жутким блеском дрожало в ее глазах, упорно приковавших свой пристальный взор к телу королевы Ортруды. От этого струящегося по телу Терезиты мерцания еще более черным и таинственным казался мрак за порогом пещеры.
Над черным камнем темная статуя нагого отрока тускло мерцала в озарении свеч. Был ее мрамор желт и печален.
Обнаженная стояла королева Ортруда перед черным камнем. Ее охватывала сумрачная прохлада склепа, и на своем теле чувствовала Ортруда неподвижный взор таящейся у порога.
Ортруда бросила в золотую чашу несколько углей, разожгла их, и медленно, капля за каплею, вылила на них из обоих хрустальных сосудов благоуханную жидкость. Багряным жаром теплились угли, согревая широкую чашу, и вея теплом в лицо Ортруды.
Дым благоуханий заволок пещеру. Едва виден за облаками плывущего в воздухе дыма стал очерк рабыни у темного порога.
Королева Ортруда совершила мистерию Смерти, одна. Слова говорила, и ответа ждала.
Темный голос звучал над Ортрудою:
– Настала ночь, когда мертвые твои придут к тебе, и скажут тебе то, чего ты не знала.
И приходили один за другим.
Первый предстал перед Ортрудою Карл Реймерс. Грустен был его взор и отуманен. Чувство сильнее любви, и неведомое людям, отражалось в глубоком взоре его очей. Карл Реймерс говорил:
– Мы не знаем, что любим. Мы не знаем, как любим. Что найдем, отвергаем, и к недостижимому стремимся вечно. Но смерть успокоит.
Прислушивалась к его спокойным словам королева Ортруда, – но все глуше звучали слова, и прошел мимо черного камня Карл Реймерс, и скрылся во тьме. И бессильно упали простертые к нему руки Ортруды.
Пришел милый паж Астольф. Одежда его была белее нагорного снега, но на руках его была кровь, и ноги его были покрыты пылью, и забрызганы кровью. Астольф говорил:
– Я не жил. Я только хотел, только мечтал, только любил, – и что же мне еще надо! Не печалься обо мне, милая Ортруда.
И он исчез, – и не пыталась удержать его Ортруда.
Проходили иные. Альдонса прошла, простая, веселая, как прежде. Сказала:
– Милая моя Дульцинея, к тебе приходила я, твоя Альдонса, и ты меня не узнала. Узнаешь ли ты хоть теперь тайну, соединяющую нас навеки?
Прошел старый Хозе. Что-то бормоча, он бренчал ключами, ища того, который нужен, и, когда нашел, засветился радостною улыбкою, и говорил тихо, как там, на кладбище:
– Бедная королева Ортруда, золотую монету ты мне подарила, и твое золото положил я к ногам непорочной Девы. Ты чаруешь и убиваешь, бедная госпожа земная, но сокровища твои невредимы, а злое твое отвеется вечным ветром.
Прошла Маргарита Камаи. На ее горле кровью точилась черная, длинная рана. Было залито кровью белое на Маргарите платье. Но Маргарита улыбалась и говорила:
– Любви не зальешь и кровью, бедная королева Ортруда.
После всех пришла бледная, прекрасная Афра. Она ничего не говорила. И неясен был облик Афры, словно облеченный туманом.
Распространился в народе слух, что извержение вулкана произойдет седьмого июня. Жители Драгонеры толпами бежали с острова, переполняя пароходы и лодки. В Пальме и в других городах появились тысячи выходцев. Было много бедняков. Их кое-как устроили на средства частной благотворительности. Кое-что дало и правительство.
Множество пароходов и яхт кружилось около острова Драгонеры. Большая часть их близко к берегу не подходила. Их пассажиры были преимущественно любопытные туристы. Им хотелось полюбоваться извержением вулкана, – редкое зрелище, и великолепное.
Однако предсказанный день прошел благополучно. Приспешники Виктора Лорена торжествовали. Многие жители Драгонеры стали возвращаться на свой остров, отчасти потому, что поверили в безопасность вулкана, главным же образом, конечно, потому, что брошенные в страхе дела и корысть влекли их домой.
Думала королева Ортруда:
«Настал мой срок идти к вулкану, заворожить его навеки, мою верховную власть над буйною распростереть стихиею. Или ничего не может человек, даже и увенчанный, против стихийных злых сил? Спрошу, что скажет мне Афра. Мертвые знают».
Королева Ортруда пришла к Афре. Холодная и бледная, лежала в постели Афра.
«Отчего же ее не положили в гроб?» – подумала Ортруда.
Но никого не спросила она ни о чем. Не всё ли равно!
Королева Ортруда наклонилась к неподвижному, похолодевшему лицу милой ее подруги. Сказала тихо, но с великою жаждою ответа:
– Милая Афра, я поеду к вулкану, я взойду на его вершину, и дымный гнев его зачарую словами последней моей любви и великого моего отчаяния. Скажи мне на прощанье хоть одно слово.
Бледные уста Афры разомкнулись, – и одно только слово расслышала королева Ортруда:
– Иди.
Могильно-глух был тихий голос Афры. Тихо сказала ей Ортруда:
– Милая полусмерть моя, образ смерти истинной, прощай!
Королева Ортруда поцеловала бледные уста Афры, и вышла.
В соседней комнате встретился ей Филиппо Меччио. Он низко поклонился королеве Ортруде, Казалось, что он хочет сказать что-то. Но королева Ортруда не заметила этого. Она быстро и молча прошла мимо Филиппа Меччио, ответив на его поклон любезною, но почти бессознательною улыбкою. Может быть, королева Ортруда даже и не узнала Филиппа Меччио.
Вернувшись к себе, королева Ортруда написала короткое письмо Виктору Лорена. Извещала его о том, что она хочет посетить остров Драгонеру, и что поедет послезавтра. Просила Виктора Лорена сообщить об этом народу.
Запечатавши письмо, Ортруда велела, чтобы его немедленно доставили первому министру.
Виктор Лорена был очень встревожен этим письмом. Гибель королевы Ортруды при извержении вулкана вовсе не входила в расчеты Виктора Лорена. Как и многих других, доклад посланной на Драгонеру комиссии почти убедил его в том, во что ему так хотелось верить. Но возможность катастрофы всё же была для него совершенно ясною. Уж если суждено было совершиться этому ужасному несчастию, то, по расчетам Виктора Лорена, всё же было бы лучше, если бы в это время еще царствовала на Островах королева Ортруда, любимая народом.
Вообще, Виктор Лорена дорожил королевою Ортрудою по многим причинам. Даже и потому, между прочим, что ее увлечения и ошибки, как и промахи принца Танкреда, могли быть использованы им при случае.
Виктор Лорена явился в королевский замок в тот же день вечером, не в урочное время. Королева Ортруда приняла его немедленно. Она сдержанно улыбалась, глядя на его встревоженное лицо. Она так и ожидала, что Виктор Лорена станет отговаривать ее от поездки к вулкану.
Виктор Лорена говорил непритворно-взволнованным голосом:
– Нельзя не преклоняться перед теми великодушными чувствами, которые побудили ваше величество принять это чрезвычайное решение. Но я позволю себе просить ваше величество, во имя высших интересов государства и династии, отложить исполнение этого намерения. Положение дел в настоящее время совсем не таково, чтобы в таком чрезвычайном акте могла представляться необходимость. Осуществление этого решения привлекло бы общее внимание, и внушило бы мысль о чрезвычайной важности положения. Притом же совершенно невозможно подвергать опасности драгоценную жизнь вашего величества.
Противно было королеве Ортруде лицемерие министра, и с досадою слушала она его. Она спросила:
– Скажите, дорогой господин Лорена, на этом острове очень опасно?
Виктор Лорена ответил:
– Опасности почти никакой нет, ваше величество. Но даже и слабой тени опасности достаточно, чтобы это побуждало меня самым настойчивым образом просить вас, государыня, отказаться от этого великодушного решения.
– Стало быть, дорогой господин Лорена, опасности совершенно нет? спросила Ортруда.
Уклончивы были пространные объяснения Виктора Лорена. Но королева Ортруда настаивала:
– Дорогой господин Лорена, я хочу знать ваше определенное мнение, насколько опасен вулкан.
Наконец Виктор Лорена сказал:
– Даже и ученые могли ошибиться. Я лично думаю, что некоторая, скажем, довольно большая, – возможность опасности есть.
– Так я поеду, – сказала королева Ортруда. – Я думаю, что ошибались не ученые, – ошиблись мы с вами, господин министр. А теперь народ ждет от нас только одного, – чтобы я заговорила вулкан, и моею верховною властью отвратила от острова опасность.
Виктор Лорена посмотрел на королеву Ортруду с большим удивлением, и с осторожною почтительностью сказал:
– Ваше величество, конечно, не разделяете народных суеверий.
Королева Ортруда улыбнулась, и сказала:
– Конечно, дорогой господин Лорена. Но зато какое будет торжество и для науки, и для династии, если я вернусь благополучно, и если извержения вулкана не произойдет! Итак, это решено окончательно. Я еду.
Виктор Лорена прямо от королевы Ортруды поехал к морскому министру. В ту же ночь был отдан приказ флоту идти к острову Драгонере.
Флот был застигнут этим приказом в полной неготовности. Кое-как собрались к местам командиры и команды, кое-как наладилась спешная, но нелепая работа, – и только через несколько дней морские тяжелые посудины могли поползти к Драгонере.
От морского министра Виктор Лорена поехал к королеве Кларе, просить ее, чтобы она отговорила королеву Ортруду от поездки к вулкану. Это была, конечно, почти безнадежная попытка. Виктор Лорена знал, что королева Ортруда выслушает королеву-мать, но не послушается ее.
Принц Танкред смеялся над вулканом и над теми, кто опасался извержения. Он говорил:
– Глупо было бы не верить целой комиссии таких ученых, знаменитых людей.
Все-таки ехать к вулкану принц Танкред вовсе не хотел. Но и оставаться в Пальме, когда его супруга, царствующая королева, едет к опасному острову, было неприлично и неловко. То обстоятельство, что разрыв между королевою Ортрудою и принцем Танкредом был всем известен, только усиливало эту неловкость.
Поэтому принц Танкред притворился больным. Конечно, у него оказалась инфлуэнца. Эта любезная болезнь всегда к услугам желающих.
Королевская яхта была, – если не считать еще яхты в тайне грота, единственным кораблем во всем флоте Соединенных Островов, всегда готовым к плаванию. Эта яхта в назначенный час утром остановилась против замка, и блестела на лазури волн, как нарядная белая игрушка из стали.
Королева Ортруда еще раз пришла к Афре, проститься с нею. Афра лежала белая, холодная. Уже ни одного слова не услышала от нее королева. И ушла спокойная, холодная, как уходила она от могилы Карла Реймерса.
Королева Ортруда взошла на яхту. Ее свита была невелика.
– Пусть едет только тот, кто хочет, – говорила вчера королева Ортруда гофмаршалу Теобальду Нерита.
Многие, узнав решение королевы Ортруды, заблаговременно оставили Пальму, выискавши какие-то благовидные предлоги. Поехали с нею иные из храбрости, свойственной большей части этого народа, – иные потому, что были обмануты выводами комиссии, и не верили в извержение, – иные потому, что это были тупые рабы этикета.
С королевою Ортрудою, ко всеобщему удивлению, поехала и королева Клара. Это было тем более удивительно, что королева Клара до дня отъезда выказывала большой страх перед вулканом. Она очень настойчиво уговаривала королеву Ортруду не ехать. Теперь же, взойдя на яхту, королева Клара была совершенно спокойна.
При дворе и в обществе строились многие предположения о том, зачем поехала на Драгонеру королева Клара. Одни говорили:
– Королева Клара любит дочь, и не может расстаться с нею в минуты такой великой опасности.
Другие говорили:
– Королева Клара едет из тонкого расчета.
Возражали:
– Какую выгоду можно извлечь из этой безумной поездки?
Но сторонники такого мнения говорили:
– Королева Клара очень хитрая. Она не сделает лишнего шага. Уже наверное она рассчитывает на что-нибудь.
Третьи говорили:
– Едет просто по глупости. Верит в комиссию этого шарлатанa Арриго Аргенто.
Четвертые говорили:
– Суеверна королева Клара. Она поверила в деревенские бредни о том, что королева Ортруда имеет силу над вулканом.
