Текст книги "Скандалы советской эпохи"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Новосибирский скандал
(Александр Галич)

В том же 1968 году героем еще одного скандала стал другой автор и исполнитель собственных сатирических песен – Александр Галич. Его слава в те годы была не менее шумной, чем у Высоцкого, – песни Галича тоже распространялись по стране с помощью «магнитиздата». На волне этого успеха в марте 1968 года Галича пригласили на фестиваль песенной поэзии в новосибирском академгородке «Бард-68». Этот фестиваль вызвал небывалый аншлаг. Под него был выделен самый обширный из залов Дворца физиков под названием «Интеграл», и этот зал был забит до отказа, люди стояли даже в проходах. На передних креслах сидели члены фестивального жюри.

Галич начал с песни «Промолчи», которая задала тон всему выступлению («Промолчи – попадешь в палачи»). Когда же через несколько минут он исполнил песню «Памяти Пастернака», весь зал поднялся со своих мест и целое мгновение стоял молча, после чего разразился громоподобными аплодисментами. Галич получает приз – серебряную копию пера Пушкина, почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР, в которой написано: «Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством…»

Между тем официальные власти реагируют на выступление Галича совершенно по-другому. 18 апреля в газете «Вечерний Новосибирск» появляется статья за подписью Николая Мейсака под названием «Песня – это оружие». В ней автор пишет: «Мне, солдату Великой Отечественной, хочется особенно резко сказать о песне Александра Галича „Ошибка“. Мне стыдно за людей, аплодировавших „барду“ за эту песню. Ведь это издевательство и над памятью погибших! „Где-то под Нарвой“ мертвые солдаты слышат трубу и голос: „А ну подымайтесь, такие-сякие, такие-сякие!“ Здесь подло все: и вот это обращение к мертвым „такие-сякие“ (это, конечно же, приказ командира!), и вот эти строки:

 
Где полегла в сорок третьем пехота
Без толку, зазря,
Там по пороше гуляет охота,
Трубят егеря…
 

Какой стратег нашелся через двадцать пять лет! Легко быть стратегом на сцене, зная, что в тебя никто не запустит даже единственным тухлым яйцом (у нас не принят такой метод оценки выступления некоторых ораторов и артистов). Галич клевещет на мертвых, а молодые люди в великолепном Доме ученых аплодируют… Галичу не жаль солдат, Галичу надо посеять в молодых душах сомнение: «Они погибли зря, ими командовали бездарные офицеры и генералы…» (Отметим, что сам Галич на фронт не попал, хотя на момент начала войны ему было 23 года. Говорят, он получил на руки «белый билет». – Ф. Р.)

Как ни странно, но эта публикация не испугала Галича. В августе того же года, возмущенный вводом советских войск в Чехословакию, он пишет не менее «крамольную» вещь, чем «Памяти Пастернака», – «Петербургский романс». Но на этот раз «звонок» прозвучал гораздо ближе – под боком у Галича. Его вызвали на секретариат Союза писателей и сделали первое серьезное предупреждение: мол, внимательнее отнеситесь к своему репертуару. Но певец к этому внушению не прислушался. Как итог: спустя шесть лет его застявят навсегда покинуть Родину.

Шутка с душком
(Бронислав Брондуков)

Весной 1968 года героем громкого скандала стал актер Бронислав Брондуков. Он тогда снялся в фильме Леонида Осыки «Каменный крест» по новеллам В. Стефаника, где сыграл небольшую роль вора, который забирался в дом главного героя и погибал от рук его разъяренных соседей. За эту работу Брондуков был удостоен приза за лучшую мужскую роль на III Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде. Однако именно этот фестиваль мог навсегда поставить крест на дальнейшей судьбе актера.

Дело в том, что на одной из пресс-конференций, которая проходила в рамках кинофорума, Брондукова спросили, какую роль он мечтает сыграть теперь, после этого успеха. И Брондуков, недолго думая, ответил: «Хочу сыграть Ленина. Причем в Театре сатиры…» После этих слов в зале наступила гробовая тишина, поскольку никто из присутствующих не ожидал подобного ответа от лауреата, да еще накануне славного юбилея – 100-летия со дня рождения вождя мирового пролетариата. И хотя Брондуков затем одумался и на той же встрече заявил, что пошутил, его извинения никто не принял.

Слух об этом инциденте дошел до самого «верха». В итоге, когда Брондуков вернулся в Киев, его в тот же день вызвали в КГБ. Далее послушаем его собственный рассказ:

«Прихожу, сидит человек в штатском. Вертит в руках мою фотографию. И не знает, с чего начать. „Вы знаете, – наконец, говорит, – на вас тут из Ленинграда поступило несколько „сигналов“. Потом как-то замялся и вдруг: „Мы так уважаем вас и ваше творчество. Не могли бы вы моему сыну фотографию подписать?“ Я, конечно, согласился. И тут он спрашивает в лоб: „Все было действительно так?“ – „Да, – сознаюсь, – так. Но я тогда выпил, не сознавал, что говорил“. И меня простили. Хотя директор студии, покойный Довженко, меня тогда приложил: «Мать твою, если б такое при Сталине случилось, ты б уже на Колыме гнил“.

Цена пьянки – великая роль
(Георгий Юматов)

Всем читателям наверняка хорошо известен фильм «Белое солнце пустыни». Известен и исполнитель главной роли в фильме (красноармеец Сухов) актер Анатолий Кузнецов. Однако мало кто знает, что взят он был на нее в самый последний момент, поскольку ранее утвержденный актер подвел съемочный коллектив, напившись прямо накануне начала съемок. Что же случилось?

В первоначальном варианте Сухова должен был сыграть популярный актер Георгий Юматов. Съемки должны были начаться в середине июля 1968 года, причем старт фильму режиссер Владимир Мотыль собирался дать с эпизода «сон Сухова» (красноармейцу снится его жена Катерина Матвеевна, а также он сам в окружении русских красавиц). Местом для съемок были выбраны окрестности у деревни Мистолово под Лугой. Однако в назначенный день съемки не состоялись.

Съемочная группа в полном составе на двух автобусах подъехала к гостинице «Октябрьская», где проживал Георгий Юматов. Однако в оговоренное время актер к группе не вышел. Послали за ним гонца – администратора. Но тот вернулся назад ни с чем, сообщив, что дверь номера артиста закрыта изнутри, а на стук никто не отвечает. Зная о загульном нраве Юматова (хотя вот уже два года тот был в «завязке», но ожидать от него можно было всякого), решили выломать дверь. А открыв ее, застали жуткую картину: артист лежал на кровати, что называется, вдребезги пьяный, да еще с «разукрашенным» синяками лицом. Причины происшедшего выяснились чуть позже.

Все началось 6 июля, когда по дороге в Прибалтику погиб известный ленинградский кинорежиссер Никита Курихин (сын актера Федора Курихина, известного зрителям по фильмам: «Веселые ребята», «Цирк», «Вратарь» и др.). Курихин-младший стал не менее знаменитым, чем его отец, но только в режиссуре. Он дебютировал в большом кино в 1959 году, поставив вместе с Теодором Вульфовичем ставший впоследствии культовым фильм «Последний дюйм». Затем были картины: «Мост перейти нельзя» (1960), «Барьер неизвестности» (1962), «Жаворонок» (1965), «Не забудь… станция Луговая» (1967). В последнем фильме главную мужскую роль сыграл Георгий Юматов, у которого с Курихиным сложились очень теплые отношения. Когда режиссеру понадобилось купить автомобиль, именно Юматов напряг все свои связи и выручил друга (в противном случае очередь Курихина на «колеса» подошла бы через несколько лет). И вот в начале июля Курихин с семьей выехал на отдых в Прибалтику, однако до места назначения так и не доехал – автомобиль попал в аварию, режиссер погиб.

Когда об этой трагедии узнал Юматов, он впал в транс: ведь злосчастный автомобиль режиссеру помог купить именно он. И теперь актера мучила совесть, хотя вины в случившемся за ним, конечно же, не было. Ситуацию усугубил приход в номер Юматова вскоре после похорон режиссера целой компании дружков во главе с известным актером Александром Сусниным (родился в 1929 году, в 1952 году окончил ВГИК, известность получил, снявшись вместе с Юматовым в фильме «Жестокость» (1959). Суснин предложил другу помянуть погибшего, на что у Юматова просто не было сил сопротивляться. А спустя час-другой между собутыльниками возникла драка. Поводом к ней послужила оброненная кем-то из присутствующих фраза, что в гибели Курихина есть косвенная вина и Юматова. Актер бросился с кулаками на обидчика, но, поскольку остальные присутствующие поддержали оскорбителя, победа осталась не за Юматовым. Короче, ему здорово досталось, и особенно сильно пострадало лицо.

Когда Мотыль узнал об этом, он понял, что Юматов – отрезанный ломоть. Стало ясно, что с этим исполнителем «каши уже не сваришь», поскольку, во-первых, его лицо будет приходить в норму минимум неделю, а времени ждать уже не было (часть съемочной группы упаковала вещи, чтобы ехать в Махачкалу, а другая часть – та, что собиралась снимать «сон Сухова», – должна была присоединиться к ней в самом конце июля); во-вторых – не было гарантии, что «развязавший» актер не пустится в загул в экспедиции. Поэтому Мотыль отбил срочную телеграмму в Москву Анатолию Кузнецову: мол, приезжай, пропадаем. Правда, было опасение, что актер, обиженный первым отказом, может проигнорировать приглашение. Но Кузнецов оказался выше всяких амбиций и 16 июля приехал в Ленинград по первому зову. В тот день и на следующий состоялись его кинопробы.

А Юматов 16 июля отбыл в Москву. Причем уезжал он из города на Неве без копейки денег, поскольку всю имевшуюся при себе наличность пропил. Чтобы насобирать денег на обратную дорогу, он заложил гостиничным сотрудникам чуть ли не все свои вещи: одному отдал свои часы, другому паспорт, третьему костюм.

Хук справа
(Виктор Агеев)

В сегодняшней России так называемая «желтая пресса» частенько «наезжает» на некоторых распоясавшихся знаменитостей, пытаясь сбить с них «звездную» спесь. Но это практически не имеет никакого эффекта: с нынешних звезд любые обвинения в аморальности стекают, как с гуся вода. Более того, «звезды» даже обижаются на прессу и пишут коллективные письма… самому президенту страны с тем, чтобы тот защитил их от «наездов» папарацци. В СССР все было совершенно иначе. Там любая газетная статья, в которой «звезде» бросалось обвинение в аморальности, могла привести к самым серьезным последствиям: либо к наказанию «звезды», либо вообще к закату ее карьеры. Вот лишь один из подобных примеров.

Виктор Агеев был одним из самых популярных боксеров Советского Союза. Отметим, что в спорт этот человек пришел вопреки обстоятельствам. В семь лет он получил тяжелую травму – катался на перилах, сорвался и упал с седьмого этажа на шестой. Десять дней провалялся в больнице с сильнейшим сотрясением мозга. После выписки врачи прописали два года покоя. А он записался в боксерскую секцию. Его первым тренером стал Владимир Коньков. Под его руководством Агеев стал чемпионом Москвы, а затем взял и первое «золото» Союза.

В 1960 году началась уникальная беспроигрышная – из 34 боев – серия международных встреч Агеева, во время которой он стал дважды чемпионом Европы и даже удостоился личной аудиенции у папы римского. Правда, повел себя там Агеев идеологически неправильно. На вопрос одного из западных журналистов, чем он занимается в свободное время, Агеев брякнул: «Ворую». По приезде на родину его вызвали в Спорткомитет СССР и хорошенько пропесочили. Однако изменить себя Агеев не мог и продолжал жить так, как ему нравилось, не ограничивая себя ни в словах, ни в поступках. Что, собственно, и привело к преждевременному закату его спортивной карьеры.

В середине июля 1968 года Агеев участвовал в очередном чемпионате СССР, проходившем в Ленинакане. Однако никаких лавров он ему не принес: в полуфинале он встречался со своим извечным противником Борисом Лагутиным и проиграл ему по очкам. Зато друг Агеева тяжеловес Александр Васюшкин стал чемпионом, выиграв бой у И. Чепулиса. Как писал 18 июля «Советский спорт»: «При вспышках надвигающейся грозы проходил бой тяжеловесов А. Васюшкина и И. Чепулиса. Удары, раздававшиеся на ринге, были под стать раскатам грома. Но красоты в этом бою не было. Васюшкин стал чемпионом страны, но, право же, молодому спортсмену следует подумать о своем дальнейшем спортивном пути. Пока что его тактика весьма примитивна, и берет он в основном за счет молодости и упорства».

Однако этот совет Васюшкин проигнорировал и буквально несколько дней спустя (с момента публикации не прошло и двух недель) угодил в криминальную историю. И тот его «бой» выглядел уже не то чтобы некрасиво, а просто отвратительно. А соучастником молодого чемпиона оказался его старший коллега Виктор Агеев, который вскоре собирался участвовать в летних Олимпийских играх. Именно эта нелицеприятная история стала поводом к выходу 1 августа 1968 года в том же «Советском спорте» статьи Виктора Васильева «Ночной раунд».

Происшествие случилось 28 июля. В тот вечер Агеев и Васюшкин коротали время в популярном столичном кафе «Лира», находившемся на Пушкинской площади (теперь на месте этого кафе стоит не менее популярное заведение «Макдоналдс»). Как пишет Васильев, Агеев вел себя развязно, наподобие распоясавшегося барина. Например, он брал со стола рюмку, отводил руку в сторону и разжимал пальцы. Рюмка падала вниз и разбивалась, что доставляло боксеру и его приятелям уйму веселья. Не меньше радости им доставляли и действия официантки, которая после каждого падения, вооружившись веником и совком, споро убирала осколки. Денег с Агеева она не просила, поскольку тот… заранее оплатил свой кураж (им было уплачено в кассу 5 рублей).

Эскапады боксера с посудой продолжались в течение нескольких минут, пока ему не сделали замечание. Смельчаком оказался кто-то из посетителей «Лиры» с соседнего столика (в тот вечер там сидели инженеры Юрий, Владимир и Александр и жены первых двух – Галина и Лидия). Вот кто-то из этих мужчин и попросил Агеева успокоиться. Он просьбе внял, но того, кто его осадил, запомнил. И, едва вся компания с соседнего столика покинула заведение, бросился им вдогонку. Следом отправились и друзья Агеева числом около семи человек.

Инженеров настигли на улице, прямо напротив входа в кафе. Агеев стал охаживать своего обидчика пудовыми кулаками, а его дружки оттеснили приятелей инженера в сторону, чтобы те не мешали «честному» мордобою. Но друзья, видя, что их товарищ явно проигрывает поединок (что не удивительно, поскольку Агеев на тот момент считался одним из лучших боксеров не только в Советском Союзе, но и в Европе), бросились его выручать. Так, Юрий обратился к Васюшкину: «Ты ведь сильнее всех, уйми их». Васюшкин унял… но не своего друга, а самого Юрия, отправив его мощным хуком справа в нокаут.

Драка длилась в течение нескольких минут. Этого времени вполне хватило, чтобы кто-то из администрации «Лиры» вызвал по телефону милицию. Та прибыла оперативно, благо 108-е отделение милиции находится в нескольких десятках метров от кафе. Надо отдать должное Васюшкину: когда вдали замаячила милиция, он в отличие от своих друзей не бросился бежать, а добровольно сдался стражам порядка, видимо, уверенный, что ему вряд ли что инкриминируют. Но он ошибся. В отделении на него завели дело по факту хулиганства с рукоприкладством. В качестве свидетелей выступили инженеры Владимир и Александр, которые назвали и главного виновника случившегося – Виктора Агеева, которого они, как спортивные телеманы, хорошо знали в лицо. Что касается их товарища – Юрия – то его доставили в Первую Градскую больницу, где врачи наложили ему на лицо порядка десяти швов.

Как пишет Васильев, история на этом не закончилась. Агеев, сумевший избежать попадания в милицию, далеко убегать не стал, а спустя какое-то время пришел к отделению. И, когда оттуда вышли Владимир и Александр, пригрозил им: дескать, мы еще с вами посчитаемся. Потом он всю ночь звонил Александру домой (каким образом боксер узнал номер домашнего телефона инженера, в статье не объясняется) и продолжал угрожать ему уже в более грубых формах. По этому поводу в статье приводились слова заместителя начальника 108-го отделения милиции майора Данилина: «Так мы Агеева уже три раза задерживали за пьяные драки. Надоел он нам. Он ведь в „Лире“ завсегдатай. Разложившийся человек».

Как пишет Васильев, за те драки Агеева уже «песочили» в Федерации бокса СССР и даже условно снимали с него звание заслуженного мастера спорта СССР. Но после того, как он дал слово исправиться, звание ему опять вернули. Однако июль 68-го переполнил чашу терпения спортивного руководства. Как пишет В. Васильев:

«Не удивительно, что в нем подспудно жила непоколебимая уверенность: медаль все спишет! Агеев знал: до тех пор, пока он сильнейший в своей весовой категории, ему можно устраивать купеческие выходки в „Лире“.

Говорят, Агееву не хватает характера, его погубили дружки. Возможно, хотя разве не он сам выбирает себе «дружков»? Но если говорить по большому счету, то надо прямо признать, что падение Агеева началось в тот день, когда он уверовал, что ему все дозволено, все простится. Именно эта роковая уверенность позволяла ему куражиться, пьянствовать, хулиганить.

Агеев предал своих товарищей, предал бокс, опустив его с высоты красивого, мужественного спорта до уличного побоища. Предал он, конечно, и своих многочисленных почитателей, которые верили в него, восхищаясь его стилем, выглядевшим таким тонким и эстетичным, верили – и оказались жестоко обманутыми.

Разве это не очевидная истина, что выдача индульгенций знаменитостям безнравственна, противоречит нашему мировоззрению и, в конечном итоге, развращает спортсменов?..»

31 июля на свое внеочередное заседание собралось Бюро ЦС союза спортивных обществ и организаций СССР, где на повестке дня был один вопрос: о безобразном поведении боксеров Виктора Агеева и Александра Васюшкина. Дебатов практически не было, поскольку всем все было ясно. Единогласно было принято постановление: В. Агеева дисквалифицировать и лишить звания «мастер спорта СССР». Исключить из олимпийской сборной СССР и лишить звания «мастер спорта СССР» А. Васюшкина. Тренера Ю. Родоняка вывести из состава тренеров олимпийской сборной команды СССР. Объявить выговор старшему тренеру сборной страны В. Огуренкову.

Много лет спустя, уже в 90-е годы, Агеев несколько иначе опишет тот инцидент у кафе «Лира». Вот его слова:

«Сидели вечером в кафе „Лира“. Отдыхали, выпивали. Вокруг народ ухоженный – место по тем временам считалось приличным. А у нас с другом Васюшкиным вид был довольно простой. И некоторым товарищам не понравился. Они сделали Васюшкину замечание, и он решил тут же с товарищем разобраться. На улице, за углом. Не мог же я одного его бросить. Тоже пришлось руками помахать. Да только противники, как назло, работниками МИДа оказались – тут же вызвали милицию. Поймали только Васюшкина, меня догнать не смогли… А толку-то? На следующий день все равно отправился его выручать. Как офицера (Агеев служил в ЦСКА. – Ф. Р.) меня тут же в комендатуру вызывают. Выясняется, что у людей тяжелые травмы и вряд ли они захотят забрать заявления. Стал я ездить по всем пострадавшим в надежде хоть с кем-то поговорить, но народ после драки перепугался. Дверь никто не открывает… В общем, улетел я на сбор, а меня через несколько дней оттуда и отозвали…»

Этот скандал фактически поставил крест на спортивной судьбе и Агеева, и Васюшкина. Но больнее всего он ударил по первому. Как итог: спустя почти три года Агеев оказался замешан еще в одном криминальном инциденте, который не позволил ему попасть еще на одну Олимпиаду – в Мехико. На этот раз Агеев умудрился избить… милиционера. Поскольку про этот случай советские газеты ничего не сообщали, опишу его со слов самого Агеева. Цитирую:

«Я в ресторане „Метрополя“ сигареты забыл и хотел вернуться. А в то время в подобные заведения попасть было трудно, пускали не всех. Милиционер увидел, что я сквозь народ ко входу протискиваюсь, вот и решил, что без очереди лезу. И сколько я ему ни втолковывал, в чем дело, он продолжал докапываться… Ну и довел… Я ответил… Тяжелый случай. У него – переломы, сотрясения…»

Во время отсидки Агеев умудрился заработать еще один срок. И опять – по-глупому. Он тогда трудился на Новолипецком тракторном заводе, когда из Москвы пришло сообщение, что у него умер отец. Однако руководство колонии отпускать Агеева на похороны не захотело. Тогда он уехал самовольно. Потом лег в больницу, чтобы симулировать сотрясение мозга – чтобы снова в тюрьму не попасть. Но следователем, как назло, оказался бывший борец-неудачник. И он раскрутил это дело на всю катушку. Как итог: Агееву дали еще один срок. Он освободился весной 1975 года, но в Москву вернуться не мог – столичную прописку у него аннулировали. Но ему помог Иосиф Кобзон, который и прописку ему восстановил, и на работу устроил – детским тренером.

В наши дни В. Агеев стал президентом Федерации профессионального бокса России. А Всемирная боксерская ассоциация (WBA) сделала его членом своего исполкома.