Текст книги "Живём ли мы свой век"

Автор книги: Федор Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Город очень молод, возраста жениха не достиг. Ему едва семнадцать исполнилось. Коренного населения – таджиков – в нём тридцать процентов живёт. Остальные русские, украинцы, белорусы, узбеки, татары, башкиры, латыши, эстонцы...

Пожалуй, в Нуреке вся семья советских народов представлена. И ещё одна черта примечательна: молодость. Средний возраст городских жителей – 25 лет. Город двадцатипятилетних! Всех демографов поражает любопытная особенность: если в Таджикистане самый высокий прирост населения из всех Среднеазиатских республик, то Нурек по этой статье держит рекорд в Таджикистане. Тут есть над чем задуматься социологам!..

Есть и нечто новое в Нуреке, о чём в других городах пока не всегда задумываются: свой моральный, нравственный и психологический климат. Сделать этот климат здоровым, чистым, свободным от всего того, что отравляет жизнь людям, – об этом заботятся во всех общественных организациях, пишут местные газеты, радио.

И конечно же, забота о здоровом общественном климате начинается прежде всего с горисполкома. Немало доброго сделал Боймирзо Шукуров, его председатель от рождения города, – всё тут от сердца его, от его забот. Говорят, недавно он тяжело болел, перенёс инсульт – от утомления, от чрезмерных нагрузок в работе. Теперь поправился, в волосах прибавилось седины и вид притомленный, но ничего, веселый, смотрит на людей ласково. Любит Боймирзо Шукуров людей! Зато и люди его уважают – даже те, кто ни разу с ним не встречался. Говорят, худая слава быстро бежит, но и добрая от неё не отстает.

Боймирзо Шукуров немножко литератор, слух идет, что он пишет стихи. Может быть, рассказы, может, легенды. Наверное, потому часто людям про старину говорит, красивые сказки таджиков вспоминает. Он и дружинникам рассказал об одной легенде. Перед тем как они выходить собрались, он поднял руку, попросил внимания. И, показав в раскрытое окно на Сандук-гору, упершуюся в небо, тихо, проникновенно заговорил:

– Когда-то очень давно на людей, живших здесь, напали враги. Люди не могли от них отбиться. Тогда он собрали всё добро и зарыли в Сандук-горе. И ещё он зарыли мудрый совет стариков: как сделать жизнь счастливой. А ключ от горы в Вахш бросили. Мы должны найти этот ключ. И раздать добро людям. Так хотели наши предки. Так они мечтали.

Постоял у окна председатель, посмотрел на детишек, игравших в сквере. Сказал строителям:

– Я недавно в Америке был. Во многих городах побывал, и всюду нам говорили: «Вечером будьте осторожны. Вас могут ограбить и даже убить. У нас неспокойно». Статистикой я поинтересовался. В таком небольшом городе, как наш Нурек, в сутки случается шесть ограблений, два изнасилования, три угона автомашин, пять квартирных краж. Разве возможно это в нашем городе?

Может быть, у нас милиция работает лучше, чем их полиция? Нет, полиция в Америке хорошо работает. У нас люди другие – советские люди! У нас строй другой – социалистический! У нас психологический климат иной – вся жизнь другая!

Ну а чтоб гарантия была, чтобы разгильдяй какой хулиганить не вздумал – вы, товарищи, в оба глядите! Вы хозяева города, вам и порядок в нём наблюдать!

Необычный это был инструктаж. Глубоко вошёл в душу Мирсаида.

Дежурство прошло спокойно. «Никаких нарушений не зафиксировано», – записали в журнале дружинники экскаваторной бригады.

Мирсаид возвращался в своё общежитие уже утром. Мысли его неслись легко и свободно, мечтал Мирсаид о том времени, когда он поступит в институт, получит диплом инженера и наберет в жизни такую силу, что станет наравне с Зиной. И тогда...

О чем бы ни задумывался Мирсаид, его мысли неизменно возвращались к Зине. Никакая другая девушка в целом мире его не интересовала. Только она, Зина. Ее он любил, о ней всегда думал. Но как скажешь ей о своей любви? При одной только мысли об этом у него оснавливается сердце. Зина по-прежнему с ним мила и приветлива; при встрече говорит хорошие слова и смотрит так хорошо, будто сестра родная – лучше сестры! – ласково смотрит, радуется, если Мирсаид работает хорошо, опечалится, если его постигнет неудача, ободрит: «Не робей, Мирсаид. Ты сегодня устал, в другой раз наверстаешь». И так хорошо бывает в такие минуты Мирсаиду – горы бы он сдвинул с места! Но разве простую человеческую дружбу можно принимать за любовь?

Далеко бегут мечты Мирсаида, дальше Сандук-горы и тех трёх вершин, за которыми прилепился у скал родной кишлак Чинар.

У дома, где живёт Степан, присел на лавочку.

Окно Степановой комнаты открыто. Мирсаид хотел позвать Степана, но из подъезда выскочила женщина – и к Мирсаиду.

– Ой, парень, ты случайно не дружинник?

– Дружинник.

– Ну, повезло мне. Ты только посмотри, что он делает, проклятый разбойник. Сил моих нету!..

Женщина впустила Мирсаида в квартиру, раскрыла перед ним ванную комнату. Там стоял ишак и мирно жевал в умывальной раковине буханку белого хлеба и шоколадные конфеты. Проделки Степана! Он сегодня утром ездил на ишаке в горы и вот завел его в квартиру. Конечно, назло хозяйке. Он что-то говорил о своей вредной соседке.

Мирсаид вывел ишака на улицу, отвел в сторонку и там привязал к столбику. Степанова соседка говорила:

– Безобразие! Я в милицию заявлю, в суд подам!..

Скоро появился и Степан. Соседка, увидев его, замолчала, а Степан как ни в чем не бывало принялся кормить ишака кукурузными хлопьями, сыром, конфетами. Мирсаид сказал Степану:

– Зачем ты ишака в ванную поставил?

Степан посмотрел в сторону квартиры, развел руками:

– Ишак в горах – первый друг человека. Пусть, думаю, посмотрит, как люди живут.

– Не валяй дурака, Степан! Это же хулиганство! Соседка на тебя в милицию заявит. В бригаде разговор будет.

– Где же стоять бедному ишаку? – отбивался Степан. – Во дворе тоже нельзя. Детская площадка. Вот покормлю сейчас – в кишлак отведу, к знакомому таджику.

В окрестностях Нурека ещё оставалось несколько саклей. Степана знали и в этих саклях. О нём говорили: «Хороший русский человек. Добрый». Любили его и в бригаде. Степан Садовая Голова – так называли его люди, приехавшие из Красноярска. Он ещё там, на строительстве Красноярской ГЭС, «откалывал номера». И хотя проделки его были беззлобными и даже забавными, всё-таки они нарушали привычный строй жизни и доставляли беспокойство. Однако Степан был большой мастер по ремонту землеройной техники, может быть, оттого многое сходило ему с рук.

– Пойди к хозяйке, извинись, не то в милицию заявит, – требует Мирсаид, помня о своих обязанностях дружинника.

К Степану у Мирсаида хорошее чувство; с тех пор как узнал парень, что Степан и не думает жениться на Зине и что нет между ними никаких других отношений, кроме дружеских, Мирсаид потеплел к Степану, потянулся к нему душой.

– Так иди к хозяйке, повинись.

– Никуда я не пойду! Отвяжись!

И Степан повел ишака к хозяину – через весь город повел, на виду всей публики.

Таков уж человек Степан. Не поймешь: то ли дурака валяет, то ли и впрямь так ему хочется. На то и прозвище у него – Садовая Голова.

В бригаде экскаваторщиков, первой внедрившей хозрасчёт, строгие, точнее сказать, суровые нравы. Машинисту Птичкину, не захотевшему менять подъемный трос и оставившему «грязную» работу товарищу, ничего не сказали ребята. Сняли лишь пятьдесят процентов премии. «Хочешь – работай, хочешь – уходи, твое дело, но знай: ты совершил подлость, и мы знаем это». Такой моральный приговор, хотя он и не был произнесен, оказался сильнее материального. Машинист рассчитался и уехал на другую стройку. На прощание своему товарищу он сказал: «В другом месте я так не сделаю».

Таковы нравы в бригаде. И эти нравы распространяются на всех. Даже на Степана Садовую Голову, нужнейшего для бригады человека.

В бригаду пришло письмо из милиции с просьбой «ознакомиться и принять меры». Получила его Зина, сидевшая на тот случай за столом бригадира. Распечатала:

«Слесарь-наладчик завел в общественную квартиру ишака, а дружинник – не знаю его фамилии – вывел ишака и вместо того, чтобы принять меры к нарушителю, стоял возле ишака и ржал как жеребец».

Сложила письмо, спрятала в карман. Первой мыслью. было – не показывать письмо бригадиру. Нет, нельзя. Всё равно узнают – хуже будет.

Речь в письме шла о Степане и Мирсаиде. Снова Мирсаид! Не везет же парню!..

Зина знала причины, чуть было не приведшие парня к катастрофе. Знала и то, что Мирсаид любит её. И сама к нему безотчетно тянулась. «Эта новая история ударит его ещё больнее. Он же не виноват!..»

Бросилась к Алексею Ивановичу. Тот выслушал её внимательно, потом взял письмо и сунул поглубже в стол. Зине сказал:

– Пойди к этой... хозяйке квартиры и поговори с ней. С милицией я улажу сам.

Подумал, затем продолжал:

– А ты психолог, Зинаида. Всё по-здравому рассудила. А то ведь у нас как: дело не дело – треплют нервы, и мало кто задумывается, какой урон несут люди и государство от этих бездумных, бестактных, а зачастую и несправедливых проработок. Я уж никому не говорю, а сам подозреваю: Мирсаида-то в Ленинград отправили, пожалуй, из-за нас. Не выдержал он головомойки на суде, а ведь если разобраться по совести – история выеденного яйца не стоит. Да и эта... с ишаком – черт знает, как и подойти к ней! Ну, Степан, ну, артист – чего только не отмочит! Этому я скажу наедине: или ты уймешься, бросишь свои художества, или уходи из бригады. Трудно будет без тебя, черта, ну да ладно: обойдемся!..

На том и порешили. И в тот же день конфликт, обещавший разгореться в свару, был улажен к пользе и удовольствию всех участвующих в нём сторон. И никто не знает, сколько энергии, людских и иных ресурсов сэкономлено этим простым и мудрым решением.

А для бригады вдруг настали трудные дни: взял расчёт Степан Садовая Голова. Потом на бригаду свалилось неожиданное: один за другим четыре машиниста заболели гриппом. Вначале один заболел, чихает, кашляет. И будто бы бравирует: смотрите, мол, какой я молодец – болею, а с работы не ухожу. Ну и, как водится, заразил других. И вся бы бригада вышла из строя, не случись тут врач и не устрой им всем серьёзный нагоняй. Прогнал больных в клинику, остальных собрал вместе, прочел лекцию о природе заразных болезней и о гриппе прежде всего.

Люди, страдающие каким-либо хроническим недугом, часто погибают не от него, а от присоединившегося острого заболевания.

В наше время такой болезнью часто бывает грипп. И если уж человек заболел, он должен оберегать себя от контакта с другими, стараться не передать инфекции близким, особенно детям и пожилым, помня о тяжёлых последствиях, которые несёт с собой эта, на вид невинная болезнь.

Как правило, грипп сопровождается высокой температурой. Между тем даже кратковременное повышение температуры тела приводит к ослаблению сил в организме, в том числе защитных механизмов. После повышения температуры до 39—40° на один-два дня у человека, в том числе и у молодого, наступает резкая слабость на много дней. Если же температура держится несколько дней, то слабость не покидает больного неделями. И если в организме имеется дремлющая инфекция, то она немедленно активизируется.

Поражая главным образом верхние дыхательные пути, гриппозная инфекция легко опускается на бронхи и на легочную ткань, вызывая бронхит и пневмонию. С высокой температурой, с тяжелой интоксикацией она провоцирует отек слизистой оболочки верхних дыхательных путей, затрудняет дыхание и вызывает кислородное голодание. И если даже гриппу не сопутствуют осложнения, то и тогда он надолго оставляет после себя «предательскую слабость».

Коварным осложнением является гриппозная пневмония. Протекает она длительно, и при самом энергичном лечении выздоровление наступает лишь через несколько недель.

Есть процессы, их как ни лечи, но раньше срока они не кончаются. Если для созревания ребёнка требуется девять месяцев, то никакие лекарства или техника не могут уменьшить отпущенный природой срок. В известной мере это можно отнести и к гриппозной пневмонии. Интенсивно применяя различные средства, мы можем снизить температуру, но не можем ускорить выздоровление от пневмонии, уменьшить слабость. Для выздоровления человеку требуется несколько недель. Выписывая больного пневмонией раньше времени на работу даже с нормальной температурой, врачи наносят вред и больному и государству. Невылеченный процесс перейдет в хроническую стадию.

Учеными доказано, что у 14 процентов всех больных гриппозной пневмонией болезнь переходит в хроническую стадию. Это очень большая цифра! А если учесть, что при каждой эпидемии гриппа пневмонией заболевают тысячи людей, можно представить, какой тяжёлый след оставляет каждая вспышка эпидемии.

Нарисованная нами картина приобретает ещё более драматические тона, если процесс протекает у пожилого человека. Все пожилые люди, а особенно склонные к легочным заболеваниям, в самом начале эпидемии должны принимать ремантодин в определенной дозировке до окончания эпидемии. Хорошим профилактическим средством является и «сыворотка Смородинцева» – порошок, вдыхаемый в нос.

При заболевании гриппом больной должен соблюдать постельный режим, принимать аспирин, пирамидон, а при подозрении на пневмонию – антибиотики, банки, горчичники – весь арсенал средств, направленных против пневмонии.

Предупреждение гриппа и его осложнений – важное условие борьбы за долголетие людей.

Любопытный факт: машинисты, заболевшие гриппом, все курящие. Ни один из некурящих не заболел.

Что это – случайность или закономерность? Разумеется, тут может иметь место и случайность. Но врачи давно установили: при всех прочих обстоятельствах курящие легче подвергаются инфекционным заболеваниям, особенно легочным.

Курение относится к числу вредных и опасных привычек, укорачивающих жизнь. Впервые табачные семена попали в Европу из Индии и Китая в XV веке – вначале в Испанию, затем во Францию. Листья табака употреблялись не только для курения, но и в качестве нюхательного порошка. Были случаи отравления, что послужило поводом для принятия мер запрета на курение. В Италии курильщиков отлучали от церкви, в России, куда табак был завезен в начале XVII века, курильщиков сурово наказывали.

В наше время курят во всех странах, хотя наукой установлено, что табак – наркотик и, как всякий наркотик, пагубно влияет на здоровье. Но всякий курящий мало об этом задумывается, может быть, потому, что последствия курения сказываются лишь много лет спустя, когда появившиеся расстройства здоровья трудно приписать табаку, а легче объяснить «перенесённым гриппом» или другими обстоятельствами. Между тем многие люди – и с давних времён – понимали вред табака. Так, король Англии Джеймс I в XVI веке называл курение «привычкой, неприятной для глаз, отвратительной для носа, вредной для мозга и опасной для легких». В наше время появились научные работы о влиянии табака на жизнь и здоровье человека. Открылась картина, которая заставила задуматься всех умных людей на земле. Табак не только укорачивает жизнь курящего, но он приводит человека к преждевременному дряхлению, к ряду болезней – он уродует человека физически и эстетически.

Вот что написала актриса из Херсона:

«Я актриса. Работаю в Херсонском музыкальном драматическом театре. Скажу об актерах и актрисах. Курение поголовное. Редчайший случай, если актриса не курит. Казалось бы, как же можно понять: актриса, балерина, певица курит! Это же прежде всего непрофессионально. Думаю, приходилось вам слышать с театральной сцены – даже в ТЮЗах, даже в кукольных театрах – сиплые, скрипучие, прокуренные голоса. Красная Шапочка говорит басом, Золушка хрипло откашливается – дети смеются... стыдно за актера, стыдно за диктора, когда слышишь, как «животом», а не голосовыми связками говорит он. Уже 22 года работаю я в театре, многое изменилось: составы трупп, репертуары, а вот печальная традиция, выходя на сцену, закуривать сигарету, осталась. А жаль».

Но самое страшное – это курение нашей молодежи, студентов, учащихся, школьников, именно с этого возраста начинается курение большинства взрослых.

Очень вредное, разлагающее влияние оказывают курящие врачи, педагоги, учёные. Глядя на них, каждый думает: «Они учёные, знают, что делают, – видно, курение не так уж вредно».

На наш взгляд, для этой категории людей общество вправе и обязано установить какие-то сдерживающие факторы. Может же шахтер, находясь в шахте семь-восемь часов, не курить, а почему же эти люди, призванные служить примером для других, не могут отказаться от дурной привычки?

В журнале «Здоровье мира» – он издается Всемирной организацией здравоохранения – в 1980 году была напечатана статья «Медленное самоубийство». Она начинается так: «Наступит день, когда человечество с удивлением будет вспоминать о том, что люди XX века имели обыкновение оглушать себя пагубными для здоровья веществами – алкоголем, табаком и наркотиками».

Врачи установили, что смертность среди курящих на 30—80 процентов выше, чем среди некурящих. У курильщиков рак легкого встречается в 15 раз чаще, чем у некурящих; бронхит, эмфизема, рак гортани – в 9 раз чаще; рак ротовой полости, рак пищевода – в 6 раз... И т. д.

У тех, кто курит много, риск заболевания раком легкого увеличивается в 20—30 раз по сравнению с некурящими.

Недавние опыты показали, что у собак, которых заставляли «выкуривать» 7 сигарет в день, через 29 месяцев развивался типичный плоскоклеточный рак легкого.

Столь же пагубное влияние оказывает курение на сердце и сосуды. Инфаркт миокарда молодеет: он всё чаще поражает мужчин в возрасте 40—45 лет. Врачи и учёные-медики считают, что пагубную роль в этом играет курение.

К осени дело клонилось, а жара в южном Таджикистане не спадала. И темп работ шёл в гору. С высоты экскаваторного карьера посматривали ребята в сторону плотины; там настоящий бой идет: летят по воздуху ковши с бетоном, чертят круги хоботы кранов, ревут машины – днём и ночью. Стоит над плотиной облако пыли, подолгу стоит – и лишь при дуновении ветерка с рукотворного моря валится с края плотины в бурлящий, укрощенный Вахш.

Три гидроагрегата уже работают – три «трехсотки». А всего будет десять. Мачты-опоры метнулись ввысь на горы, понесли стальные нити к городам, совхозам, колхозам. В туманные ночи липко шёлестит в них энергия укрощенного Вахша. Горы Таджикистана много таят энергии. Республика хоть и невелика по сравнению с другими, соседними, но по запасам гидроэнергии уступает лишь России. Реки Памира и Алатау могут ежегодно давать человеку 535 миллиардов киловатт-часов электроэнергии. Нурекская ГЭС даст 11 миллиардов. 2,7 миллиона киловатт – такова мощность её девяти «трехсоток».

Главные работы сейчас землеройные. Люди со всех участков: машинисты, бетонщики, арматурщики – на экскаваторный карьер смотрят. Как там ребята, дают грунт в плотину? Алексей Иванович вечером собрал бригаду.

– Завтра нужно дать самую высокую выработку. К этому дню мы все готовились давно. Давайте попробуем. Сроки поджимают, вся надежда на нас.

Вместе, как перед решающим боем, рассчитали общий темп работ, прикинули возможности и силы каждого, потом бригадир переговорил со всеми, уточнил задания, обратил внимание на возможные срывы. Мирсаида подбодрил:

– Ты только не робей. У тебя всё получается. Машину свою хорошо знаешь, чувствуешь её. Уверен, не подведешь...

Первый ковш Мирсаид закинул в БелАЗ на десять минут раньше начала смены. Он хоть и не надеялся, но где-то под сердцем лелеял такую дерзкую мысль: дать высокую норму.

БелАЗы, заслышав рокот экскаватора, ожили, задвигались – к Мирсаиду выстроилась очередь. Шоферы любят проворных машинистов, быстро расшивающих пробки, тянутся к ним. А Мирсаид с первых минут темп взял хороший: первый ковш набрался полным, второй, третий, с четвёртого ковша отвалился БелАЗ, помчался к плотине. Второй самосвал не удалось нагрузить с четвёртого ковша, зато ход стрелы к автомобилю и обратно к грунту был скорый, точный, над кузовом замирал в нужном месте, без качки, дерганья туда и обратно. Недалеко у отвесной стены карьера работал бригадир Алексей Иванович. Мирсаид нет-нет да взглянет в его сторону: ход стрелы у бригадира был плавный, ровный – грунт высыпал точно в кузов. Такой «снайперский» расчёт всегда отличал бригадира: никто не умел, как он, плавно и точно подать ковш и в нужный момент высыпать. Отсыпал он как в аптеке на весах, ни на кабину водителю, ни мимо бортов на землю не сыпанет – работал чисто, красиво. Любовались люди мастерством бригадира, по-хорошему завидовали машинисты. Мирсаид же влюблен был в бригадира: в его неторопливую мудрость, человечную доброту, ровное со всеми обращение.

Сегодня Мирсаид очень хотел работать красиво, нагружать машину с четырех, а то и с трёх ковшей, не дергать стрелу, не делать лишних проносов. И не только потому, чтобы, как сказал бы Степан, «показать капитанам», больше всего ему хотелось доказать Зине, что он не хуже других, опытных; хотелось угодить бригадиру, который за оплошку с ишаком даже не сделал ему замечания.

У стены карьера вздрогнула стрела третьего экскаватора, затем четвёртого – скоро заработали все девять машин. Ряды самосвалов с гулом и ревом летели по дороге на плотину: груженые – вниз, порожние – наверх, к карьеру. Работа принимала свой обычный дневной ритм. БелАЗы ускорили свой бег, и через несколько минут они уже летели вниз и вверх со скоростью курьерского поезда. Облако пыли вставало над дорогой, заволакивало карьер.

«Капитаны» работали дружно, стрелы ходили плавно и точно. И Мирсаид сник душой. Нет, чудес не бывает. Мастерство, которое они копили годами, не одолеть наскоком. Мысленно он уже готов был смириться с ролью середняка – не оказаться бы лишь последним! – но тут ему представилось веселое лицо Степана, его озорная улыбка: «Ну-ка покажи им, где раки зимуют!» И Мирсаид сжал в пальцах рычаги управления машиной, поддел зубьями выступавший из земли большой красноватый камень. Вместе с ним отвалился пласт грунта, ковш наполнился доверху. И Мирсаид весь отдался работе: слушал двигатель, зорко разглядывал карту грунта, рассчитывал полет стрелы.

Первые два часа работа шла в одном ритме; Мирсаид не торопился, не рвал мотор – ковш набизал доверху, быстро и по возможности точно кидал стрелу в сторону очередного БелАЗа. Один из шоферов сделав очередную ездку высунулся из кабиньы, показал Мирсаиду большой палец: дескать, хорошо работаешь, парень! Красный, распаренный от жары, проходил мимо бригадир: он оставил экскаватор и шёл по фронту работ, смотрел, нет ли задержек. Может, он не выдержал жары, решил передохнуть. Поравнявшись с Мирсаидом, кивнул парню – дескать, молодец, так держать! – но не остановился, сошёл к будке. Было уже очень жарко, духота усиливалась полным безветрием; пыльное оолако над карьером розовело от полуденных лучей солнца, дышало зноем. Один за другим останавливались экскаваторы, машинисты, проходя к Вахшу кричали: Двигатель греется. Попробовал рукой кожух двигателя, щечку подъемного барабана. Сказал вслух: «Греется, но ничего! Машина имеет запас прочности».

Мирсаид продолжал «грызть» гору, нагружать БелАЗы. До обеда оставалось сорок минут, половина экскаваторов остановлена, иные поработают несколько минут, снова остановятся. Мирсаид грузил и грузил самосвалы. Девушка-учётчица, отмечая в блокнотике количество Мирсаидовых БелАЗов, качала головой, что-то показывала на пальцах. Но Мирсаид не понял. Знал что «сделал» много машин, и очень бы хотел без остановки доработать до обеда.

Солнце между тем поднялось высоко, и жара достигла апогея. Даже он, Мирсаид, родившийся под этим солнцем и знавший силу его лучей, едва выдерживал «парилку». К середине дня облако пыли, повисшее над карьером и берегом Вахша, сгустилось, частицы земли смешивались с испарениями реки, увлажнялись – воздух становился горячим, сырым, он точно ошпаривал тело. И Мирсаид, изнывая от жары, много раз порывался бросить рычаги, погрузиться в Вахш, освежиться, но брал себя в руки и продолжал работать.

Выключил мотор во время обеда. В столовой много говорили о жаре, о пыли, о том, что греются моторы, но ни слова о выработке.

Алексей Иванович, направляясь после обеда к машине, спросил у Мирсаида:

– У тебя двигатель сильно греется?

– Стараюсь не перегружать, – уклончиво ответил тот.

– Смотри не запори машину.

Поднимаясь в кабину, Мирсаид поднял руку, дал знак ожидавшим его шоферам: давай подъезжай! И включил двигатель.

Машина, отдохнув и охладив свои механизмы, работала ровно, без натуги. Мирсаид держался раз взятого темпа – не рвал шестерни, не дергал тросы, держал ритм в стиле своего бригадира. И видел, как неторопливость, расчёт, любовное отношение к машине дают плоды. БелАЗы идут к нему рядком, получают свою порцию – отваливают, двигаются без сутолоки и рывков. «Только бы не сбиться с ритма, не сбиться...» – думал Мирсаид, уверовавший в свои силы. Время от времени он щупал ладонью приборную доску, щечку подъемного барабана, вспоминал слова Степана: «Машина имеет запас прочности», – боялся, как бы не упустить ту самую точку нагрева, за которой кончается запас прочности. Но нет, до этой точки ещё далеко. Он знал, он чувствовал это всем своим существом.

Жара не спадала до самого вечера, она пришлась на всю первую смену, но Мирсаид выдержал испытание зноем, как и выдержала это испытание его машина. До конца смены он работал ровно, большинство БелАЗов наполнял за четыре приёма и только иные – за пять. И всё время выдерживал ритм, ровную, спокойную работу – красивую работу.

В будку экскаваторщиков Мирсаид пришёл последним. И как только открыл дверь, раздались слова: «Ну, молодец!.. Славно работал!..»

Бригадир сказал Мирсаиду:

– Ты знаешь, сколько ты дал сегодня?.. Шесть тысяч кубометров.

– Вы, Алексей Иванович, зимой давали и по девять тысяч.

– То зимой, а это летом, да ещё в такой жаркий день, когда экскаватор час работает и столько же отдыхает. А крайняя машина вон и совсем закипела. Теперь ей отдыхать от перегрева два дня придётся. Словом, хорошо, парень, молодец!..

Алексей Иванович ударил Мирсаида по плечу, обнял дружески. Любил старый бригадир хороших работников, знал он цену этим самым кубическим метрам.

А когда машинисты ушли на речку и в будке никого, не осталось, Мирсаид подошёл к простенку между окнами, где вывешивался график дневных выработок. Шесть тысяч! Это был последний результат, а высший – семь тысяч девятьсот, предпоследний – тот, что рядом с Мирсаидом, – шесть тысяч четыреста. Погрустнел Мирсаид, крепко обхватил ладонью затылок. Нет, не просто обойти «капитанов», даже вровень с последним из них он пока встать не может.

Но и радовало – всего лишь четыреста кубометров отделяют его от «капитана». Сколько же это будет машин?..

И в нём вдруг поднялась волна нетерпеливых желаний. «Завтра, завтра сработаю лучше!»

В тот же вечер Нурек облетела новость: бригада Алексея Ивановича Чусенко дала рекордную выработку.

Давно не был Мирсаид дома, в родном кишлаке. Всё собирался завтра да завтра, но дни бежали, складывались в недели, а он всё в горы не поднимался. Кончит смену, примет душ, наденет модные джинсы, рубашку с яркими цветами, туго утянется широченным ремнем и отправится... на охоту. Да, на охоту. Иначе не назовешь его постоянные каждодневные маршруты по местам, где можно невзначай встретиться с Зиной, а там, глядишь, и проводить. Зина будто не замечает его преследований, не гонит Мирсаида, напротив, увидев, первой подходит. И рада бывает, если Мирсаид с ней танцует и потом провожает её домой.

«Кого же она любит?» – в тысячный раз вопрошал Мирсаид и боялся найти ответ.

Ночью долго он не мог заснуть. Во мраке, а затем в пепельной, рассветной пелене видел её глаза. Силился прогнать навязчивый образ, но глаза её то ласково, то печально смотрели ему в душу, лишали сна. «Это любовь, – думал Мирсаид. – Такая она... любовь – в душу смотрит, всегда смотрит, даже когда ты спишь».

Как-то утром, пришёл к нему один экскаваторщик.

– Прости, друг, никак раньше зайти к тебе не мог. Степан, уезжая, просил передать тебе письмо, а я угодил в автомобильную аварию, и, хотя отделался легко, пришлось немного поваляться в больнице. Вот возьми. – И протянул Мирсаиду конверт.

Мирсаид быстро вскрыл его. Там лежала записка всего в несколько строк: «Бери мою комнату, женись на Зине. Любит она тебя. И хорошо! А я поеду в Белгородскую область. Там, по слухам, затевается что-то необыкновенное. Сюда-то я приехал из-за нее. Думал, привыкнет, полюбит. Нет, не судьба. А ты хороший парень, Мирсаид. Счастья тебе. Степан!»

Мирсаид читал и перечитывал эти несколько наспех написанных строк. Не сразу дошёл до него их смысл, но когда всё понял, почувствовал в ногах слабость. И опустился на кровать.

За окном по синему небу летели горы, а в голове гулко на все голоса шумела радость... Мирсаид бросился к экскаваторщику.

– Спасибо, брат. Ты мне такую весть принес, такую! – Он крепко, до хруста обнял парня, тот охнул.

– Ну и силен ты... Я же ведь только из больницы, в аварии был...

Настоящий бич нашего времени – несчастные случаи на дорогах. Они случались и раньше, когда ездили по ним на лошадях и в каретах; разбивались всадники, получали повреждения пассажиры карет, если последние опрокидывались. Но жертв было немного. Истинные катастрофы на дорогах стали происходить позднее, в эпоху внедрения паровых машин, когда началось опьянение скоростью. В мае 1842 года сошёл с рельсов и загорелся поезд на линии Париж – Версаль. В результате 150 жертв. Среди заживо сгоревших был французский мореплаватель Дюмон Дюрвиль, только что вернувшийся из опасного путешествия по южным морям.

Одна из главных причин железнодорожных катастроф была устранена благодаря созданию автоматического, пневматического тормоза Вестингауза, после чего и по сей день железные дороги остаются самыми безопасными путями сообщения.

Большой восторг вызвало появление парового дилижанса, который мог развивать по тому времени большую скорость. Однако этот восторг очень скоро сменился бурным общественным гневом, после того как в 1834 году в Шотландии в результате взрыва одного такого дилижанса погибло пять человек, и эксплуатация такого вида транспорта была запрещена.

В наш век, когда пар был заменен бензином, многое изменилось, иной стала и картина катастроф. «Локомотивы никогда не убивали по 250 тысяч и не калечили по 10 миллионов человек в год, как это делают сейчас автомашины. Нынешний век ответствен за такие трагедии, перед которыми меркнут чумные эпидемии средних веков. Всемирная организация здравоохранения призывает все органы здравоохранения сыграть свою роль в защите людей от грозящей им опасности. Мы можем только сожалеть, что органы здравоохранения некоторых стран полностью устранились от этого народного бедствия.