Текст книги "Мои путешествия"
Автор книги: Федор Конюхов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Я давно ни с кем не разговаривал. Хочется кричать, орать всякие глупости, лишь бы слышать хоть собственный голос. Одиночество угнетает. Когда вижу альбатроса, завожу с ним разговор о его жизни. Задаю ему вопросы и сам же на них отвечаю. Очень жаль, что эта большая и умная птица не умеет говорить. И так я беседую со всеми, кого встречаю, – и с китами, и с дельфинами. Но с дельфинами много не поговоришь: они слишком шустрые, быстро ныряют и выныривают из воды. А я не люблю спешку. Хочется говорить долго, рассудительно. Вот с солнцем, когда оно всходит или заходит, говорю о философии этого мира, в котором только мы вдвоем – солнце и я. Все, что не успеваю высказать ему, договариваю своей «Караане». Она у меня послушная, все терпит – и похвалы, и ругань. Когда что-то случается, я всю злость сгоняю на ней.
Но хватит философствовать, пора варить суп с картошкой и советской тушенкой. Одну банку мне дали на пароходе, пришедшем из Советского Союза в Австралию. Почистил картошку, лук, чеснок, морковь…
Мысли о полюсе
26 ноября 1990 года
51°05’81’’ ю.ш., 159°54’70’’ з.д.
00:40. Убрал большой стаксель. Плохо одному работать на носу лодки. За румпелем некому постоять, потому «Караану» зачастую ставит бортом к волнам. Они бьют сильно по борту, и пока поднимаешь стаксель – вымокаешь с головы до ног.
Уже начинается рассвет, но небо очень темное, все в страшных тучах. Только кое-где просветы. Я на несколько секунд увидел Южный Крест[47]47
Созвездие южного полушария неба, наименьшее по площади на небе. Его образуют четыре яркие звезды. Служил для навигации: линия, проведенная через звезды #947; и #945; Южного Креста приблизительно проходит через Южный полюс земли.
[Закрыть]. Он у меня всегда справа.
Да, ночка выдалась на славу. Я и глаз не сомкнул. Все время работал с парусами. То убирал, то ставил. Яхта не хочет слушаться руля и идти по курсу, ее ставит лагом к волне. Сейчас изменил курс. Иду 20 градусов, а надо 65. Но все равно меня разворачивает. А холодина такая, что зуб на зуб не попадает. Но волны разошлись крутые, они здесь и не утихают. С палубы не уйдешь, надо постоянно работать с парусами.
День прошел в дремоте. И спать нельзя, так как яхта рыскает, и устал что-либо делать. Как только появлялась свободная минутка, я забирался в спальный мешок, старался согреться и немного поспать. Скоро ночь, что она принесет мне? Одно только знаю, что не будет покоя. Большие волны, ветер не утихает. Солнце село в темные тучи. Я лежал, слушал песни Владимира Высоцкого. Сварил себе макароны и открыл банку топленого сливочного масла. Поел за целый день. Хочется писать, но холодно. Заберусь в свой полюсный спальник. С ним я прошел в 1988 году через весь Ледовитый океан. В этом году спал в нем же, когда шел в одиночку к Северному полюсу. Вот и сейчас под парусами вокруг света снова с ним. Когда вспоминаю свои путешествия, просто не верится, что все это сделал я.
Больше всего снится сын
27 ноября 1990 года
50°59’87’’ ю.ш., 159°09’95’’ з.д.
07:00. Поставил большой стаксель. Решил использовать это затишье и немного набрать высоты – подняться на юг. Здесь не поймешь, где верх, а где низ. У нас, в Северном полушарии, говорят, что Антарктида внизу, а мы – наверху. Здесь все наоборот. Карты Австралии нарисованы так, как австралийцам удобно: Антарктида изображена в верхней части карты.
Я решил немного изменить курс и идти к Антарктиде не по прямой, а наискосок. За все это время я приметил, что больше всего ветры дуют со стороны Антарктиды. И, когда шторм, мне ничего не остается, как идти по волнам и по ветру. А это значит, что мы с «Карааной» уваливаемся от генерального курса на север. Сейчас мы с ней решили, что, как только погода позволит, надо набирать лишних градусов на юг. А в шторм со спокойной совестью идти по волнам, не боясь, что нас далеко унесет на север.
Ночью снился сон, что я на лошадях ездил, ловил какого-то взбесившегося коня. В другом сне привиделся сын Оскар. Он больше всего снится. Наверное, из-за того, что я хочу, чтобы он вырос настоящим человеком, пусть не путешественником. Я этого, наоборот, не желаю – слишком опасное занятие. Но хочу, чтобы он шел к своей цели так, как я. Поставил цель и пришел к ней, даже если для этого потребовалось бы очень много лет.
Вот взять, к примеру, полюс. Я еще был маленьким, ходил в школу, но уже знал про Георгия Седова и решил, как только вырасту, обязательно дойду до полюса. Я не только вырос, уже и порядком состарился. Но все это время никогда не покидала меня мысль, что я дойду до полюса. И в 1988 году стоял в той точке, к которой стремились все благородные, смелые люди. Только от одних имен в горле ком: Руальд Амундсен[48]48
Амундсен, Руаль (1872–1928) – норвежский полярный путешественник. Первый человек, достигший Южного полюса (14 декабря 1911 года). Первым (совместно с Оскаром Вистингом) побывал на обоих географических полюсах планеты. Первый путешественник, совершивший морской переход Северо-Западным проходом (по проливам Канадского архипелага), позднее совершил переход Северо-Восточным путем (вдоль берегов Сибири), впервые замкнув кругосветную дистанцию за Полярным кругом. Один из пионеров применения авиации – гидросамолетов и дирижаблей – в арктических путешествиях. Погиб 14 июня 1928 года, разыскивая пропавшую экспедицию.
[Закрыть], Фритьоф Нансен[49]49
Нансен, Фритьоф (1861–1930) – норвежский полярный исследователь, ученый-зоолог, основатель новой науки – физической океанографии, политический и общественный деятель, гуманист, филантроп, лауреат Нобелевской премии мира за 1922 год. Удостоен наград многих стран, в том числе России. Именем Нансена названы географические и астрономические объекты, например кратер на Северном полюсе Луны.
[Закрыть], Георгий Седов. Эти люди стоят выше всех. Они положили начало штурму полюса. Нансен – в мире. Седов – в России.
Но когда я еще был далеко от полюса, в 1978 году, я узнал, что японец Наоми Уэмура дошел до него в одиночку. И тогда уже запало мне в душу, что надо идти в одиночку. Мечта сбылась в этом году. 9 мая я стоял один на вершине планеты. Я не первый дошел в одиночку до полюса, не первый сейчас иду вокруг света на яхте. Но я первый из россиян делаю то, о чем мечтал Георгий Седов.
Сейчас тяжело, холодно, опасно. Не знаю, каким будет исход моего плавания. Но если, дай Бог, завершится успешно, то я начну подготовку к самому опасному из всех путешествий – одиночному походу до Южного полюса. Такого еще в мире никто не совершал. И я молю Бога дать мне силы и здоровья, а больше всего – смелости для этого путешествия. И тогда можно будет спокойно умереть, зная, что в этом мире, на этой прекрасной Земле, где мне пришлось жить, я сделал то, что должен сделать каждый – поднять планку способностей человека еще выше, чем она была поднята моими предшественниками.
С утра часа два сидел и пытался заложить программу в «Магеллан», чтобы он брал координаты. Инструкция на английском – каждое слово ищу в словаре, потихоньку продвигаюсь.
Набрал из цистерны воды для чая. Вода мутная, грязная, какая-то вязкая, что-то в ней плавает. Вообще цистерна очень плохая. Во-первых, слишком большая, на 370 литров, без успокоительных переборок. При качке вода болтается и с силой бьет в борта. Второй недостаток: цистерна из пластмассы, а не из нержавейки. В пластиковой емкости вода очень быстро портится.
Меня постоянно беспокоят две проблемы. Первая – мало пресной воды. Вторая – яхта течет. Через каждые 4–5 часов откачиваю из трюма воду. Ее набирается очень много. Казалось бы, что здесь такого, на всех яхтах воду откачивают постоянно. Но одно дело прогулочные походы возле берега, а другое – плавание вокруг света. Если шторм будет бушевать несколько дней и придется все время стоять на руле? А если в это время сломается помпа?
Помпы у меня старые, плохие. Откачка воды – сущая каторга. Ручки плохо держатся в стаканах, тяжело качать и надо делать много качков, чтобы захватить воду.
Вышел на палубу. Приятно смотреть, как яхта с борта на борт переваливается, продвигаясь все вперед и вперед. Только от «Карааны» зависит, сбыться моей мечте или нет.
Какая-то небольшая птичка кружится возле нас. Я подумал: «Вот и птичка так далеко залетает в океан. Она надеется на свои крылья. Если что-то случится и сломаются крылья, ей отсюда не выбраться». Так же и я. Мои крылья – паруса. Я должен беречь их, они свое дело знают.
Я думал, моряки преувеличивают…
28 ноября 1990 года
52°02’24’’ ю.ш., 155°31’23’’ з.д.
05:00. Сегодня ровно месяц как я в пути. День серый, идет морось. Ветер попутный. Скорость 5–6 узлов. Включил «Навстар»[50]50
Навигационный прибор.
[Закрыть]. С 19:20 вчерашнего дня он у меня не был включен, и если я пройду свыше 60 миль, то он может потерять программу. Пройденное расстояние по лагу здесь точно не определить, он делает ошибку из-за дрейфа яхты и течения всей массы океана.
Не работает «Навстар» – не ловит спутник. Идти без знания своего точного места сложно и опасно. Я не буду знать, когда и где подойду к Южной Америке. Лаг неправильно показывает, компас тоже не всегда точно. Да и курс яхты не ровен. Я иду и в лавировку, и спускаюсь по ветру. Что меня ждет – не знаю. Дай Бог пройти мыс Горн!
Есть Создатель на небе! «Навстар» заработал и передал координаты. Когда он отключился, у меня сердце похолодело. Я знал, что заблудиться в таком пространстве очень легко. Солнца здесь не бывает целыми неделями. Ветер дует сильно и быстро перемещает массу воды. За 14 часов я прошел 100 миль. А на лаге только 40–50.
Морось. Хорошо, что у меня тент, я его поднял, и дождь меньше попадает в каюту. Очень холодно. Еще ничего не ел. Часто смотрю в иллюминаторы. Они у меня с одной стороны. Меньше опасности, что волной вышибет. Не выходя из каюты (на палубе холодно и сыро), смотрю за айсбергами.
11:00. Открыл рыбные консервы и с таким аппетитом съел! Ничего не ел со вчерашнего вечера. При шторме готовить сложно. Включил «Навстар». Мне не верится, что он заработал! Хочу еще раз убедиться в этом. Барометр начал резко падать. Откачал воду, приготовился к шторму. И вот он пришел – океан несет соленую пыль с дождем. Не поймешь, с неба идет вода или с океана ее подняло в небо.
16:00. Шторм продолжается, волны идут горами. Барометр продолжает падать.
Приготовил макароны с сахаром. Хочу поесть, но удастся ли? Весь дрожу, мерзнет все, даже голова. Температура в каюте плюс 5, но сыро. Всюду капает, все влажное. Мой спальник полюсный тоже влажный. Спальник американский, с которым я проехал весь Союз в 1989 году на велосипеде, тоже мокрый. Я ни разу в нем не спал, подкладывал под себя. А вот сейчас не откачал вовремя воду из трюма, волна вышла наверх и все замочила. Соленая морская вода тяжело высыхает.
Ветер сильно давит и сглаживает зыбь. Но я-то знаю, сглаживает только сейчас. А как только ослабнет, океан тут же вздыбится. Я читал, что валы идут по 18 метров высотой. Думал, моряки преувеличивают. Сейчас вижу, высота волн может быть и больше 18 метров. Когда в Тасмановом море попал в ураган, там метров 20–25 были волны. Это точно! Вот сейчас уже метров 15 есть. Я всегда измеряю по мачте. Яхта уходит вниз так, что гребни волн намного выше мачты. Один только спуск с волны длится 30–40 секунд, а подъем и до минуты. Пишу, а сам посматриваю на печку. Ее так болтает, что, боюсь, выбросит кастрюлю из подвески.
17:00. Съел две миски макарон с брусничным вареньем. Хорошо, что за штурманским столом есть крепежный ремень. При бортовой качке он держит меня и не дает вылететь из сиденья. Вот и сейчас я пристегнулся к штурманскому столу, включил магнитофон на полную громкость, чтобы не слышно было воя ветра. Слушаю музыку и ем свое варево.
В плавании ничего нет легкого
29 ноября 1990 года
52°56’17’’ ю.ш., 153°04’30’’ з.д.
Себя я настроил на то, что самое сложное и опасное меня и «Караану» ждет у мыса Горн. Но в таком плавании ничего нет легкого. Опасности подстерегают нас в любой момент и на каждой миле.
Меня сильно сносит к Антарктиде. Ночь прошла более-менее спокойно. Конечно, что это за спокойствие, если все время выбегаешь на палубу?! Вчера с вечера что-то сердце побаливало. Проглотил капсулу валерьянки. Да как ему не болеть – уже месяц как я ни разу не спал спокойно. Здесь нет сна как такового, все в каком-то полузабытьи, куда-то проваливаешься. Видишь сны, а сам чувствуешь, как идет яхта, каким курсом. Каждый стук, всплеск слышишь. Вот сердце и заболело. Немного бы отдохнуть.
08:25. Ветер заходит справа. Мой курс 65–70 градусов. Скорость 7–8 узлов. Барометр ползет вверх. Слишком сильно треплет передний стаксель, перебрасывает с борта на борт. Беспокоит меня и штаг – его крепление на топе мачты очень слабое.
Погода просветлилась, тучи есть, но не такие темные. Ветер стихает.
Морская гигиена
30 ноября 1990 года
14:20. Идет мелкий дождь, туман, морось. Видимость плохая, на полмили, а может, и меньше. Включил «Навстар». В этих широтах я не боюсь столкнуться с пароходом. Здесь другая опасность – айсберги и киты.
В океане туман и морось. Хорошо, что у меня много флаконов однопроцентного раствора спирта – Леонид Лысенко привез мне из Владивостока. Готовясь к плаванию, я надеялся, что буду если не купаться, то хотя бы обмываться морской водой. Но не тут-то было. Здесь не помоешься: холод, шторма.
Уже месяц я не мылся, тогда-то и вспомнил про эти флаконы. Намочил ватку, протер лицо и шею. Вата сразу стала черной. После такой процедуры стало легче. Решил, что, как только погода стихнет, разденусь и протру все тело. Пора менять паруса – большой стаксель на малый. Ночью опасно идти с такой парусностью.
17:30. Сменил паруса. В Сиднее мне пошили новые, но они стоят хуже старых. У новых плохой раскрой.
Подарки
2 декабря 1990 года
54°30’59’’ ю. ш., 143°38’50’’ з. д.
Стремлюсь забраться севернее. На юге опасно – встречаются айсберги. Вчера, уже к вечеру, услышал странный шум, будто шум прибоя. Выскочил из спального мешка и босиком – на палубу. Вот те на! Справа по борту айсберг. Весь в трещинах, гротах, пещерах. Волны разбиваются об него, от этого и необычный для открытого океана шум прибоя, который я, слава Богу, услышал. Быстро переложил руль влево и начал набивать паруса, чтобы уйти от него. Он, зараза, большой, метров 50–70 длиной. Не очень высокий, но все же выше мачты. Вот такой блин, изъеденный тараканами, посетил меня. От него пахнуло холодом, как из могилы. Я босой в кокпите замерз, дрожу и от холода, и от страха. Что будет, если яхта навалится на него или он на нас? С шумом и скрипом айсберг медленно ушел за корму, а потом и вовсе пропал в тумане. Но я стоял и все боялся спускаться в каюту, чтобы одеться. Мне казалось, что вот-вот снова увижу такую льдину. До боли в голове вслушивался в океан, пытаясь уловить шум проходящего айсберга.
Через 10 дней мой день рождения. Исполнится 39 лет. Часто думаю о том, что я пережил, сколько раз мог погибнуть, сколько раз выходил из передряг.
Мои друзья из Сиднея, Аня и Юра Гурьевы (выходцы из Харбина), сделали мне три подарка, запечатанные в пакеты: на день рождения, на Новый год и на Пасху. Меня все подмывает открыть и посмотреть. Но я терплю, не хочу нарушать их просьбу, написанную на пакетах: «Федя, открой только на праздники».
Каин убивает Авеля на луне
3 декабря 1990 года
54°26’59’’ ю.ш., 140°10’74’’ з.д.
06:25. Идет мелкий дождь, температура плюс 7, скорость 5–6 узлов. Стоят большой и малый стаксели. Ночь прошла спокойно, хотя погода была переменной. Примерно в 23:00 по местному времени вышла полная луна. И стало хорошо видать, как Каин убивает своего брата Авеля. Еще в детстве рассказывала наша бабушка, что это Бог сделал рисунок на луне, напоминающий людям, чтобы не убивали друг друга.
08:10. Как холодно! Пока ставил грот, замерзли руки. Если возьмешься за что-то железное, так пальцы щиплет! Жалею, что нет у меня здесь железной кружки. Когда из нее пьешь чай, то греешься. Обхватил ладонями – и так тепло рукам. А у меня кружка пластмассовая – ни капельки не греет.
15:30. К ночи ветер начинает усиливаться. Надо будет убрать грот. Поставил варить картошку в мундирах в морской воде. Этим сэкономил пресную. Убрал грот. Яхта не потеряла скорость, идет под двумя стакселями на бабочку. Хорошо, когда после холода спускаюсь в каюту, а там уже картошка сварилась. Обжигая руки, сдираю кожуру и с луком ем. Что может быть лучше в этом мире? Сам себе говорю: «Переживем, пройдем, выдержим, пока есть картошка». По такому поводу налил немного вина, выпил. Наступает ночь, на западе небо посветлело. Солнца не видать, но красное зарево идет от того места, где должно оно быть.
Встреча
4 декабря 1990 года
54°12’93’’ ю.ш., 137°26’18’’ з. д.
09:00. Верна пословица: «Самая лучшая рыба – колбаса». Уже больше месяца я в океане, а не поймал ни одной рыбешки. Зато у меня есть три палки колбасы. Каждый раз, когда жарю картошку, кладу по маленькому кусочку колбасы для запаха. В океане, далеко от берега и на такой глубине, ничего не ловится. Сниму, наверное, со своей американской шляпы сетку от комаров и сделаю из нее сачок для ловли планктона.
15:30. Впервые вижу таким океан: гладкий, ровный, ветер чуть дышит. Яхта скользит со скоростью 3 узла, но что-то неспокойно на душе! Лежу, читаю. Слышу шум, не такой, как от форштевня «Карааны». Вышел, смотрю – метрах в 50 от яхты всплывает туша кита. Он даже не плывет, просто то опускается в воду, то снова поднимается на поверхность и тяжело выдыхает воздух. Да, на такого наскочишь – он в один миг перевернет яхту. Лучше бы я не встречал китов. Сейчас на каждый всплеск выбегаю.
Постоянная экономия
5 декабря 1990 года
54°29’09’’ ю.ш., 135°37’96’’ з. д.
13:00. Запустил свои снасти – сачок для ловли планктона. Яхта сразу потеряла ход. Сачок тормозит движение лодки, но красиво смотреть, как будто трал за кормой. Ветер сменился и начал дуть точно в нос. Вчера и сегодня прошел мало миль, а время идет. Я сильно отстаю от графика. Барометр падает. Думаю, что этой ночью нас прихватит шторм. Вокруг горизонта тучи черные, и все надвигаются на нас с «Карааной».
Завтра 6 декабря[51]51
По старому стилю
[Закрыть]. В этот день скончался великий угодник Николай Чудотворец. У меня на переборке висит его образ, я привез его из России. С ним ходил к Северному полюсу в одиночку. Его мне подарил священник из Красноярска, когда была напутствующая служба к полюсу.
Хорошо, что на «Караане» есть тент. Приятно сидеть под ним, когда по нему барабанят крупные капли дождя. Как будто по палатке где-нибудь в уссурийской тайге.
Вытащил «трал» и обрадовался. В него попали маленькие черные рачки и зелено-желтая масса планктона. Попробовал на вкус. Ничего, только сильно солоно от морской воды. В тихую погоду поймаю больше и сделаю какое-нибудь блюдо.
Приспособил кусок паруса для сбора дождевой воды. Если мое изобретение оправдает себя и я соберу хотя бы литр влаги, это даст мне уверенность. Меня все время гнетет сомнение, хватит ли воды и пищи для всего плавания. Я экономлю на всем. Даже спичек у меня нет лишних.
16:30. Я доволен, набрал дождевой воды в кастрюлю на кашу. Завтра будет обед на сэкономленной воде. Засыпал в нее крупу, до завтра она разбухнет и будет легче и быстрее вариться.
В голове рождаются планы новых путешествий. По достижении еще одной цели – дойти до Южного полюса – займусь путешествиями по нашей стране. У меня давно мысль начать поход от нашего дома в бухте Врангеля и идти прямо на север вдоль хребта Сихотэ-Алинь[52]52
Горная страна на Дальнем Востоке России, между Японским морем и долинами рек Уссури и нижнего Амура, в Хабаровском и Приморском краях РФ. Вытянута вдоль берега Японского моря на 1200 километров, ширина 200–250 километров. Средняя высота 800-1000 метров, наибольшая до 2077 метров (гора Тордоки-Яни). Состоит из ряда хребтов, массивов, плато, разделенных глубокими долинами многочисленных рек.
[Закрыть]. Дойти до реки Амур, а там вдоль побережья Охотского моря[53]53
Море Тихого океана, отделяется от него полуостровом Камчатка, Курильскими островами и островом Хоккайдо. Омывает берега России и Японии. Площадь – 1603 тысячи квадратных километров.
[Закрыть] выйти к Охотску. От Охотска пройти до Оймякона[54]54
Охотск – рабочий поселок в России, административный и промышленный центр Охотского района Хабаровского края. Население – 3776 человек (2014). Расположен вблизи устья реки Охота, в 1677 километрах от города Хабаровска на берегу Охотского моря. Оймякон – село в Оймяконском улусе Якутии, на левом берегу реки Индигирки. Известен как один из «полюсов холода» на планете, по ряду параметров Оймяконская долина – наиболее суровое место на Земле.
[Закрыть]. Там построить плот и спуститься по речке Индигирке в Ледовитый океан.
Нежеланная добыча
6 декабря 1990 года
09:00. Поражаюсь высоте волн. Они идут медленно, но такие высокие, что, когда поднимаешься на гребень, видно далеко-далеко. А когда опускаешься между двумя волнами, словно валишься в погреб: даже солнца не видно.
11:00. Убрал большой стаксель, поставил два штормовых. Вижу что-то тревожное в атмосфере: с северо-запада и юго-востока тянутся через все небо белые шлейфы перистых облаков, а ниже их летят с запада на восток рваные тучи. Ветер быстро идет по часовой стрелке, появилось много альбатросов. Обычно они странствуют по одному, а сейчас целая стая подлетела к яхте и села на воду. До сих пор я не замечал, чтобы океанский бродяга-альбатрос так себя вел. На всякий случай хорошо закрепил на носу ураганный стаксель, чтобы сразу, если понадобится, поставить его.
Сижу в каюте, перезаряжаю пленку в фотоаппарате. Слышу крик альбатроса, выскакиваю на палубу. Одна птица попалась на мою удочку. Я за кормой тащу блесну с крючком на рыбу, но сейчас забыл смотать ее. Скорость яхты увеличилась, блесна вышла из воды. Альбатрос принял ее за рыбу и попался на крючок. Зацепился лапой выше перепонки. У меня аж сердце похолодело: разве я хотел такой добычи?! Быстро начал подбирать леску к себе. Птица тяжелая, леска режет руки. Но я все же подтащил альбатроса к борту, быстро отцепил крючок и успел вырвать из крыла на память одно перо. Альбатрос улетел, слава Богу, серьезно ничего не повредил.
16:30. Ветер не стихает. Яхта идет со скоростью 7–9 узлов. На палубе работал с парусами, весь вымок. Холодно, не во что переодеться. Вымокшая одежда висит в каюте и не сохнет, а киснет. Когда менял носки, посмотрел на ноги и вспомнил, сколько они прошли по полярным льдам на лыжах, сколько крутили педали велосипеда, пока мы не проехали всю нашу страну. Сейчас они отдыхают. Яхта маленькая, не побегаешь по палубе. Но ноги мои заслужили отдых. Без хвастовства могу сказать: нет на сегодняшний день ни одного путешественника, который столько прошел на лыжах по дрейфующим льдам.
Нашел сухую куртку, в которой два раза ходил на Северный полюс, надел. Она быстро согрела. Синтепон хотя мокрый, но греет. Сейчас снова пойду на палубу. Скоро зайдет солнце, может быть, снова увижу зеленый луч. Я стараюсь не упустить момент захода солнца. Как только оно опускается полностью в океанские волны, с того места, куда солнце село, вырывается темно-зеленый луч и устремляется вверх. Это длится секунд 20–30.
Надо ли убирать паруса?
7 декабря 1990 года
54°17’87’’ ю.ш., 133°08’16’’ з.д.
11:10. Океан весь белый – ветром с волн срывает пену, водную пыль. Яхтсмены думают, что если ветер усиливается, то надо убирать паруса. Это верно, но не всегда. Надо поставить столько парусов, чтобы яхта слушалась руля. И надо, чтобы яхта не отставала от волны. Если она потеряет скорость, то попутная волна будет догонять и заливать кокпит. А если оставить много парусности, то яхта будет опережать волну и сильно зарываться носом во впереди идущую волну. Если волны крутые, то яхта может перевернуться через нос.
Сейчас я поставил на переднем штаге штормовой стаксель, который называю «носовым платком». Но передний штаг для меня – больное место. Я в нем не уверен, плохо он крепится на топе мачты. А штормовой стаксель на внутреннем штаге поставил для тяги. Скорость 7–9 узлов. Больше нельзя, но и меньше тоже нельзя.
Кто ходил на яхте, тот знает: когда ставишь паруса, надо, чтобы на руле были очень внимательны. Нельзя яхту приводить к ветру. Волна накрывает нос, и все, кто работает на носу, будут мокрые. К тому же их может смыть за борт.
А каково быть на яхте одному? Я на носу, авторулевой не справляется, яхта уходит на ветер. Все волны проходят через нее, в том числе и через меня. То, что мокрый, это полбеды. Но я же работаю с парусами! Надо стаксель закрепить, надо держаться, чтобы не смыло за борт. Нацепил все карабины на штаг. Ползу к мачте, начинаю набивать фал. Но он зацепился. Снова ползу к носу. И так до тех пор, пока не поставлю злосчастный парус. Здесь нельзя допустить ошибки ни в чем. Их очень тяжело исправить или не исправишь вообще.
Барометр падает. Идет мелкий дождь – его не соберешь для воды, он соленый. Чувствую себя неуютно. Наступает ночь. Ветер усиливается. Только вышел в кокпит, чтобы подбить шкоты лебедкой, как залетела волна! Прошла с левого борта на правый и всего меня окатила. Вымок до нитки – вода побежала за ворот, по спине, в штаны. Я схватился за штурвал и не знаю, смеяться или плакать. Полные штаны воды! Переодеться не во что, все покрылось плесенью. Уж которую неделю нет солнца.
Для яхтсменов, которые отправляются в эти широты, солнечные батареи не очень пригодны. Меня выручает ветрогенератор, его я использую для подзарядки аккумуляторов. Но больно смотреть, с какой скоростью вращается его винт! Молю Бога, чтобы ветрогенератор как можно дольше продержался.
Кто не испытывал шторма, тому кругосветное плавание представляется сплошной романтикой. Но здесь, в центре Тихого океана, в ночь со свистом ветра и горами волн не до романтики. Здесь только молишь Бога, чтобы он смилостивился над тобой и дал шанс выжить. Бороться с океаном нельзя – мы с «Карааной» просто пылинка в его владениях.
Мне стыдно признаться самому себе, что если я выберусь из этого плавания живым, то больше никогда и никуда не пойду в одиночку.
Усталость
10 декабря 1990 года
55°09’72’’ ю.ш., 122°33’76’’ з. д.
16:00. Как холодно! Невозможно долго находиться на палубе. Сейчас работаю с парусами. Ветер усиливается, наступает ночь. Смотреть больно, когда волна бьет по яхте с какой-то злобой. Жалко «Караану». Она, как мне кажется, выдержала уже столько ударов, что старается увернуться от каждой новой волны. Но волна тоже не лыком шита. Исподтишка вырастает возле самого борта, с силой хрясь в него – и снова прячется под яхту. А потом вынырнет далеко и как будто смеется, что ее не поймали, а она ударила.
Устал от всего: от холода, от качки, от работы. Хочется уснуть. Натянуть на самую голову одеяло и уснуть, чтобы ничто не тревожило. Вспоминаю дом и проклинаю себя: какой я был дурак, что мало спал. Всегда поздно ложился, рано вставал, а не надо было так делать. Только сейчас я понял, что такое сон.
Штормовые аттракционы
11 декабря 1990 года
55°35’22’’ ю.ш., 118°27’84’’ з.д.
Все в каюте мокрое, волны проходят через яхту от кормы до носа. «Караана» идет, как подводная лодка, только мачта торчит, и на волнах всплывает рубка. Ночью отказал «Навстар» – аккумулятор сел. Он подключен к солнечной батарее, а какое здесь солнце? Я его не вижу уже много дней. Пришлось сделать переноску и подключить «Навстар» к основным аккумуляторам.
Не ел со вчерашнего утра – невозможно разжечь печку. Да ничего и не удержится на печке. Идет шквал с дождем, но воду я не собираю, в такой шторм не до сбора воды. Дай Бог выжить, а там и без воды обойдемся, или тогда и будет забота о ней. Сейчас только читаю краткую Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!»
11:00. За сутки прошел 180 миль. Меня сильно сносит на юг – это очень плохо. Уже прошел по широте мыса Горн, но ничего не могу сделать – несет к Антарктиде. Сейчас пытаюсь пойти левее, но две волны обрушились на левый борт. Пришлось снова менять курс. Температура в каюте плюс 3. Палуба в каюте скользкая – разбилась бутылка с подсолнечным маслом. Я вытер, но от жира не так просто избавиться.
Попил холодной воды с вареньем и съел немного миндальных орехов. Ноги замерзли. Носки мокрые, спальник мокрый. Дождь продолжается. Затянул вход куском брезента – не люблю, когда каюта закрыта, чувствуешь себя, как в мышеловке. Все может случиться, и надо будет в один миг выскочить в кокпит. А если люк закрыт, то так просто не выберешься.
13:30. Плотный туман накрыл нас мокрым мешком. Даже из кокпита я не вижу, что там впереди, за мачтой. Большая зыбь бросает «Караану» с борта на борт, с кормы на нос. Вот какая карусель! В парках отдыха люди катаются на разных каруселях, горках и прочих аттракционах, ищут, где бы их покачало и побросало. Сюда бы их, чтобы месяц не прекращало качать и бросать!
Ну да ладно, что о них говорить. Все, что сейчас со мной происходит, я выбрал сам – никто не заставлял.
Начинает темнеть. Я скоро собьюсь во времени. Живу по Гринвичу, а так как с каждым днем все более приближаюсь к нулевому меридиану[55]55
Нулевой (Гринвичский) меридиан – географический меридиан, проходящий через Гринвичскую обсерваторию. С 1884 года служит началом отсчета географических долгот; является средним меридианом нулевого часового пояса. Местное среднее солнечное время на Гринвичском меридиане широко применяется в астрономии (для синхронизации всемирного времени).
[Закрыть], то световой день меняется. Было бы хорошо иметь часы с циферблатом, разбитым на 24 часа. У меня же обычные часы. Правда, раньше были и такие, какие необходимы сейчас. Мне их подарил Юра Хмелевский, штурман экспедиции «Комсомольской правды», когда шли на лыжах через Северный полюс в Канаду в 1988 году. Мы с Юрой занимались научной работой – измеряли магнитные склонения по нашему маршруту: мыс Арктический – Северный полюс – остров Уорд-Хант[56]56
Расположен на территории Канады в море Линкольна Северного Ледовитого океана в 772 километрах от Северного полюса. Площадь острова Уорд-Хант составляет 22 квадратных километра. Остров необитаем.
[Закрыть]. Когда через 91 день финишировали на этом острове, недалеко от Земли Элсмир[57]57
Элсмир – самый северный канадский остров, относящийся к региону Кикиктани территории Нунавут (Канадский Арктический архипелаг), к востоку от острова Аксель-Хейберг. Входит в состав Островов Королевы Елизаветы. На востоке от острова проходит граница Канады с Гренландией.
[Закрыть], то стали лагерем в ожидании самолета, который вывезет нас на Большую землю. Юра предложил мне сделать последний замер.
Когда работаешь с приборами по поиску магнитной аномалии, то ничего железного не должно быть поблизости. У нас с Юрой даже молнии на куртках были пластмассовые, тогда как у других членов экспедиции – железные. Часы на руке тоже отклоняют стрелку приборов. Я их снял, отнес на положенное расстояние и положил на снег. Мы еще не закончили нашу работу, как услышали гул самолета. Все начали в спешке сворачивать лагерь. Мы с Юрой кое-как сделали измерения и тоже побежали собирать вещи. Уже в самолете, над горами и ледниками Элсмира, а они очень красивые, я вспомнил о своих часах. Стало жаль, но потом подумал, что туда, где оставил, должен вернуться. Так в народе говорят. И действительно, я бы хотел еще раз вернуться на этот остров и пролететь над его горами.
14:20. Сварил щи с картошкой и овощами. Как хорошо пить горячий бульон с запахом чеснока. Все трепещет от удовольствия. Даже в ногах такое блаженство – в кончики пальцев побежала горячая кровь.
Каша на молоке
12 декабря 1990 года
56°25’86’’ ю.ш., 115°54’88’’ з.д.
06:00. Штормит. Идет дождь. Все заливает соленой и пресной водой. Погода испортила мой день рождения. Открыл пакет с подарком от Юры и Ани Гурьевых, моих друзей из Сиднея. Там шоколадка, конфеты, орешки, кекс, маленькая бутылочка ликера, а также две магнитофонные кассеты с записями церковного хора и шесть батареек для магнитофона. И еще открытка с пожеланиями счастья и удачи. Какой хороший подарок!
Ожидая день рождения, я представлял, как приготовлю праздничный обед. Сварю кашу на молоке – рисовую и вермишелевую. Для меня это самое лучшее блюдо – с детства люблю.
Помню, когда пас коров и утром выводил их на пастбище, мама меня спрашивала: «Федя, что тебе сварить к ужину?» Я, не задумываясь, отвечал: «Кашу на молоке». До чего ж я ее любил! Целый день пас скотину и только и думал, как вечером буду есть кашу на молоке. А коров я пас часто. В нашей деревне каждый по очереди пас скотину со всей улицы. У кого есть дети, те пасут сами. А у кого нет детей, нанимают пастуха. Вот я и был пастухом. До денежной реформы мне за это платили 10 рублей за день, а после реформы – один рубль.
Деньги мне были нужны, чтобы купить боксерские перчатки. Или гвозди и доски для строительства лодки. Я, сколько себя помню, постоянно строил лодки для путешествий по Азовскому морю. Бывало, построишь, а ее украдут. Или волной смоет с берега и разобьет. Или, еще недостроенную, отец разобьет топором, чтобы не уплывал далеко от берега. Так вот я всегда с охотой соглашался пасти коров, чтобы зарабатывать деньги на свои путешествия.
Выгоняли скот на пастбище рано утром, до восхода солнца. Спал я во дворе, на стогу соломы. Наверху было мое гнездо. Никаких одеял или простыней – одна большая тряпка. Вечером лежишь и смотришь на звезды. А они так близко, что кажется – ты летишь между ними. Вокруг треск, писк – это сверчки, жучки поют свои песни. Засыпаешь под эту музыку, и снится тебе, что ты в дебрях Африки или Южной Америки. Я всегда мечтал: когда вырасту – убегу путешествовать в эти страны.
К утру становилось прохладней. Я укутывался тряпкой, но слышал, как мама начинала доить нашу корову Майку – струйки молока звенели по пустому ведру. Закончив доить, мама начинала меня будить: «Федя, вставай, уже рыбаки идут на море». Это значит, что надо гнать коров. Мама тут же держит кружку парного молока с пенкой и горбушку хлеба. Одеваться мне не надо – я спал, не раздеваясь. А какая одежда? Шаровары ниже колен – в поясе резинка. И отцовская рубаха, перешитая под меня. Я брал кнут, он у меня был длинный, метров пять, с короткой ручкой. Когда ударял кнутом по земле, слышно было в другом конце улицы. Шел к самому последнему дому и кричал: «Хозяйка, давай корову! Хозяин, отвязывай бычка!» Я всех знал и знал, у кого какая скотина.