Текст книги "В канун Рагнарди"

Автор книги: Федор Чешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Хромой испуганно дернулся:

– Не нашли?! Убийцу Духов не нашли?!

– Нет, – Каменные Плечи вздохнул, понурился. – Не нашли. И Хранитель не сказал, куда дел. Не успел сказать – слишком быстро умер...

– А если Щенок не знает? Если не скажет?

– Знает, – Каменные Плечи говорил тихо, в глазах его была тоска. – Скажет. Или к Настоящим Людям придет зло. Большое. Надолго придет... Не хочу, не хочу!... – он вцепился ногтями в лицо и тихо завыл.

Хромой глядел на него, скреб макушку, думал. А вой не стихал, он креп и множился, и остолбенелый Хромой понял вдруг, что воет не только Каменные Плечи – воют многие. Он оглянулся, увидел, что Люди пришли с Святилищу, стоят вокруг... Хромого поразила непонятная схожесть этих давно знакомых лиц, таких разных прежде. Как, почему? Он ведь не знал, что так бывает, когда на многих лицах стынет одинаковое выражение жалкого безысходного страха. Не знал, потому что не видел такого раньше.

Страх перед непонятным, страх перед грядущими бедами... Он был почти осязаем, он давил, выматывал сердца тягучей надрывной болью, и Люди – могучие воины, выносливые добытчицы-женщины – ощущали вдруг беспомощность своей силы против страшной мощи надвигающегося неведомого зла.

А потом сквозь толпу проскользнула Кошка, подошла, прижалась к груди мокрым лицом. Хромой гладил вздрагивающие плечи, наклонялся, вслушивался в едва различимый шепот:

– Плохо без тебя... Так плохо было...

И Кошка заскулила – тонко, жалобно, зашмыгала носом, а он бормотал растерянно, готовый и сам заскулить:

– Зачем плачешь?.. Не надо... Ведь пришел уже, вернулся...

Кошка запрокинула голову, взглянула в лицо:

– Я не потому. Страшно... Потеряли Нож Странного, нечем стало защититься от Злых. И они пришли, Злые, и теперь Люди делают Людям зло. Не было еще так, страшно так, не хочу...

Хромой взглянул на Каменные Плечи, на всхлипывающую толпу, крикнул:

– Пусть придет Дух Странного! Пусть найдет Убийцу Духов!

Никто не ответил, будто и не кричал Хромой. Молчит Каменные Плечи, горбится, прячет лицо в ладонях. И остальные молчат. И тогда стиснутый в толпе Косматая Грудь понял: снова можно говорить. Если сейчас сказать – будут слушать, сделают. Он рванулся, вытолкался к Хромому, обернулся лицом к стоящим:

– Без Священного Ножа Настоящие Люди станут добычей Злых. Падалью станут! – голос его сорвался на сиплый визг. – Кто, кроме Странного, может найти Нож Странного?! Никто! Хромой, буди Большой Тамтам! Пусть говорит, пусть зовет!

И тугая, почти прозрачная от древности своей кожа загудела, загрохотала под торопливыми кулаками Хромого. А когда она смолкла, когда стих ворчливый гул в брюхе Большого Тамтама, в нависшей тишине прозвучал твердый и звонкий голос:

– Меня позвали, и я пришел.

Полог Святилища шевельнулся, метнулся в сторону и Дух Странного выступил из темноты, стал на настиле – жилистый, мускулистый, будто живой. Вздох пугливого изумления прошелестел над оцепеневшей толпой. А Дух стоял, похлопывал себя по ладони короткой дубинкой, спокойно и выжидающе разглядывал Настоящих Людей.

Косматая Грудь хотел говорить, рассказать, но, увидев властный, запрещающий взмах руки Странного, попятился, торопливо вжался в толпу. Все. Кончилось. Теперь снова не будут слушать... Старик украдкой всхлипнул: так мало слушали, так хотелось говорить еще!.. Если бы не сказал, Странного не позвали бы. А теперь не дает говорить, сам хочет. Обидно...

Тем временем Настоящие Люди задвигались понемногу, зашептались – первый испуг прошел. Да, появился Дух, да, он пришел странно. Ну и что? Ведь все знают, даже не сменившие еще зубов щенки знают: Духи есть. А если они есть, почему не могут прийти, показаться Людям? Хромой же видел Духов, не просто Духов – Злых видел. И ничего, живой. Потолстел даже. А этот Дух хороший, пришел спасать. Так зачем бояться? Непонятно пришел, из пустого Святилища? Значит, так захотел. Не станет же Дух приходить по мосткам, как всякий!

Те из помнивших Странного, кому удалось протолкаться вперед, рассматривали Духа внимательно и придирчиво. Он? Или не он? Он. Такой же, каким был прежде, чем умер. И говорит так, как говорил живой Странный, – голос звенит, будто Священный Нож ударяет о камень:

– Я узнал: Племя Настоящих Людей плохо живет теперь. К Людям пришло зло, и Люди стали, как Злые. Не прогонят зло – умрут. Все умрут.

Дух умолк, медленным взором обвел толпу. Люди молчали. Молчал хмурый Каменные Плечи, молчал задиристый Косолап, и Укусивший Корнееда молчал, ковырял в носу – думал. А кто-то уже всхлипывал, жалея себя и всех, и кто-то заскулил – негромко, тоскливо...

Но тише! Он снова говорит, слушайте...

– Когда я был жив, Настоящие Люди слушали умных стариков. Теперь не слушают умных – слушают сильных. Почему?

Дух снова замолк, и в наступившем безмолвии послышался чей-то голос – тихий, несмелый:

– Каменные Плечи умный. Сильный и умный. Хорошо говорит, надо слушать...

– Пусть так, – Дух скривил губы в непонятной улыбке. – Но Каменные Плечи не будет жить без конца. Кого будете слушать после? Умный редко бывает сильным. Не будет больше такого, как Каменные Плечи – кого будете слушать? Сильного? Умного?

Поднялся галдеж. Каждый хотел ответить, но никто не знал, что отвечать.

Дух Странного задал странный вопрос. Кто думал, что будет, когда Каменные Плечи уйдет в Заоблачную Пущу? Никто. Разве только сам Каменные Плечи...

Странный вскинул руку, гаркнул так, что умолкли все. Потом сказал раздраженно:

– Не понимаете. Хочу, чтобы поняли! Не поймете – зачем находить для вас Священный Нож, зачем возвращать вам Убийцу Духов? Ведь снова потеряете...

Он зашарил торопливым взглядом по толпе, заметил, как старается спрятаться за спинами стоящих рядом Косматая Грудь, улыбнулся:

– Подойди, старый. У тебя длинная память, длинней, чем у всех, которые здесь. Расскажи, кого слушали Настоящие Люди, пока я был мертв?

Косматая Грудь не поверил своим ушам. Вспомнили! Хотят слушать! Он захихикал от восторга, спохватился, зажал рот рукой.

Очень трудно казаться умным, когда хочется скакать и визжать от радости, когда губы сами собой разъезжаются в глупой улыбке так широко, будто вздумали выпихнуть уши на затылок... Да, это было трудно, но Косматая Грудь справился. Он медленно и важно подошел к Духу, стал рядом, поднял к небу задумчивые глаза, вспоминая. Потом неторопливо заговорил:

– Раньше, когда еще не начались зимние дожди... Не эти, которые были недавно, а те, что были прежде, чем эти... Тогда Настоящие Люди жили в Хижинах у Реки и слушали Беспалого – он был старый и умный. А Беспалый, прежде, чем сказать Людям, спрашивал других стариков. И всем было хорошо, и все часто бывали сыты, и немые боялись приближаться к Хижинам Племени. А Злые... Злые совсем не приходили тогда.

Но потом Настоящие Люди видели сон. Одинаковый. Все. Будто ночью пришли Непонятные. Они были как Люди, но без пальцев на ногах. Они ходили по берегу Реки, заходили в пещеру, где ты жил прежде, чем умер. И в пещере шипело и блестело красным. Такой он был, этот сон.

Беспалый спрашивал стариков, думал. Сказал: «Настоящие Люди должны уйти». И Люди сожгли старые Хижины и ушли. Люди прогнали немых и стали жить в их Хижинах здесь. Но немых было много, и многие, многие Люди умерли... Беспалый умер, и старики... Один я остался из стариков.

Тогда воины стали слушать Длиннозубого, который лучше всех убивал немых. Но Длиннозубый был глупый. Он говорил плохое, и Люди плохо охотились, и были голодные. А немые приходили по ночам и убивали. И тогда Каменные Плечи сказал Людям: «Не слушайте глупого, слушайте меня». Длиннозубый хотел говорить, но Каменные Плечи убил Длиннозубого, спросил: «Кто еще не хочет делать, что я скажу?» И Люди молчали, потому что Каменные Плечи был самым сильным, и никто не хотел умереть...

– Ты сказал нужное! – Странный воздел руки, голос его загремел, будто зарычал Желтый Убийца. – Слушайте, Люди! Слушай, ты, Каменные Плечи! Ты умный, ты сильный – сильнее всех. Но ты будешь стареть. И будет день, когда более сильный скажет: «Не слушайте глупого, слушайте меня». Скажет, как ты сказал Длиннозубому. А если ты не уступишь, он убьет тебя так, как ты убил Длиннозубого. Но ты ведь не хочешь, Каменные Плечи? Не хочешь, чтобы такой день пришел? Ты хочешь всегда быть самым сильным, э? И поэтому ты научил Щенка дать Хромому Закатный Камень. Чтоб Хромой сделал нож, как Убийца Духов, но мягкий. А потом ты научил Безносого вилять языком и убивать. А потом ты бил Щенка, не давал ему есть, пока Щенок не сказал: «Нож украл Хранитель». Но ведь это не Хранитель украл Убийцу Духов, э? Ведь это ты украл, Каменные Плечи, э?

Странный умолк. Стало тихо: ошарашенная его словами толпа силилась осознать сказанное. Силилась, и не могла.

И тогда Каменные Плечи заговорил – тихо, почти не раскрывая брезгливо кривящихся губ:

– Я слушал. Долго слушал. Не понимал. Теперь понял. Ты... – он уперся тяжелым, как камень, взглядом в лицо Странного. – Ты – Злой! Стал совсем как Странный, чтоб верили, пришел вилять языком, пришел делать злое. Кто поверит твоим глупым словам? Никто. Не я научил Безносого убивать. Все знают: Хранитель научил Безносого.

Каменные Плечи обвел взглядом толпу:

– Кто захотел, чтобы Безносый шел с Хромым ловить Щенка? Я захотел? Или это Хранитель сказал: «Пусть Безносый идет с Хромым, пусть следит за Хромым?» Те, кто помнят, как было, говорите!

– Безносого послал Хранитель, не ты! – взвизгнул кто-то, и визг этот утонул в одобрительном реве всех.

– Хранитель не хотел посылать Хромого одного, – Странный не кричал, говорил спокойно, но слова его почему-то не потерялись в разноголосице толпы. – Хранитель послал Безносого потому, что думал: Безносый виноват, должен был следить ночью – не следил. Пусть идет с Хромым, загладит вину. Я другое спрошу. Безносый повел Хромого там, где шел Голова Колом. Повел по следу, который прятали, хорошо прятали, – нельзя понять, кто прошел. Я спрошу: кто сказал Безносому, что от берега идет такой след? Кто знал, что есть такой след? Молчите? Я скажу вам, молчащие: только двое знали. Каменные Плечи и Голова Колом знали. Но Голова Колом – умный воин. Мог он болтать, что идет следить за немыми? Воины скажут: «Не мог». В озере плавают утонувшие, в кустах шныряют маленькие, в небе летают кусючие и крылатые, головы немых сохнут на кровлях. Все они слушают, что говорят Настоящие Люди. Нельзя болтать. Услышат – поплывут, побегут, полетят к немым; сухие черепа нашепчут – утренний ветер разнесет: Голова Колом идет следить. Немые узнают, подстерегут, убьют. Каждый воин знает: нельзя болтать, если хочешь следить незамеченным, нападать неожиданным... Так кто рассказал Безносому, где шел Голова Колом, где его след? Только глупый не поймет – кто.

Дух Странного помолчал, вслушиваясь в приглушенные перебранки Настоящих Людей. Он приметил, как плотная до сих пор толпа стала расползаться, делиться надвое... Улыбка удовлетворения тронула тонкие губы Странного, и он заговорил снова:

– Каменные Плечи сказал: «Безносого послал с Хромым не я, послал Хранитель. Значит, Хранитель – плохой, я – хороший», – так он сказал. А я скажу: это не значит ничего. Что бы случилось, если бы Хранитель послал не Безносого, послал другого? Хромой и тот, кого послал бы Хранитель, пришли бы к Безносому, сказали: «Ты видел, где Щенок вылез на берег, больше никто не видел. Покажи – где?» Кто мог бы помешать Безносому показать им след, который оставил Голова Колом, сказать: «Здесь шел Щенок»? Кто мог помешать Безносому пойти за ними, обогнать, убить из засады? Никто! Настоящие Люди, говорю вам: думайте!

Но Людям некогда было думать. Люди орали друг на друга – все громче, все злее. Люди спорили, и споры эти не могли не закончиться злом. Те, кто помнил живого Странного, верили его Духу. Но Странного помнили не все. Многие, слишком многие сбились в плотную кучу, загораживая Каменные Плечи от прочих...

И снова взметнулись к безоблачному безмятежному небу руки Странного, и почему-то умолкли спорящие, грозящие, и стало тихо. Странный опустил руки, сказал устало:

– Настоящие Люди решили драться? Зачем? Будут драться все – умрут слишком многие. А если будут драться двое, только один умрет. Я говорю: Каменные Плечи украл, учил убивать. Каменные Плечи говорит: Странный – Злой, виляет языком. Пусть будем драться я и Каменные Плечи. Пусть хорошие Духи решают, кого убить.

Кто-то завизжал:

– Ты хочешь зла! Чем может человек убить тебя, если ты – Злой? У Людей нет больше Убийцы Духов!

Странный не успел ответить, Каменные Плечи опередил его:

– Хромой убивал Злых из лука. Мой лук убивает не хуже, чем лук Хромого, – он ощерился, не сводя бешеных глаз со спокойного лица Странного. – Здесь тесно для боя. Пойдем на берег, ты умрешь там.

Слепящее опускалось по небесному склону, и тени Хижин наливались густой чернотой, росли, выползали на озерный берег. Вечер не наступил еще, но он назревал в безмолвии и безветрии, как назревают летние грозы. В безмолвии? Нет. То, что невнимательному показалось бы тишиной, слагалось из многих звуков – монотонных и ненавязчивых. Чистые и мелкие озерные волны с тихим шелестом набегали на галечную отмель, всплескивали, разбиваясь о сваи Хижин, и сваи отзывались на этот плеск тягучими скрипами... И все это тонуло в негромком и тревожном многоголосом ропоте: толпящиеся на мостках и на берегу Настоящие Люди с напряженным вниманием всматривались в двоих, которые вот-вот начнут убивать друг друга.

Только небольшая полоска прибрежной гальки разделяла Дух Странного и Каменные Плечи. Они не торопились – стояли, разглядывая друг друга, и огромные тени их неподвижно застыли на крутом откосе нависшей над берегом Плоской Гривы. Каменные Плечи был спокоен, во взгляде его сквозила снисходительная жалость к неумному, который сам торопит свою смерть. И ведь не простую смерть, открывающую путь в Заоблачную Пущу, а страшную, которая навсегда.

Каменные Плечи был уверен в своем умении убивать. Даже такой – спокойный, обмякший – он был страшен. Его огромное тяжеловесное тело, умеющее, однако, нападать стремительно и внезапно, холмилось мышцами нечеловеческой мощи, в узловатых когтистых пальцах лук казался никчемной хворостиной, а тростниковое копьецо терялось, будто стебелек в буреломе. Лук и одно копьецо – другого оружия Каменные Плечи не взял. Зачем? До того, кто зовет себя Духом Странного, шагов не больше, чем пальцев на руках и ногах. Умение, до сих пор не подводившее, не подведет и теперь, единственное копьецо не пролетит мимо, и бой закончится. Дух станет падалью. Пусть. Он захотел сам.

Странный хмурился, крутил дубинку за привязанный к рукояти ремешок, ждал. Наконец не выдержал, процедил насмешливо:

– Будем драться? Или будем ждать, пока копьецо пустит корешки в твою ладонь?

– Устал стоять? – Каменные Плечи скривился, медленно поднял лук. – Сейчас отдыхать будешь. Теперь всегда будешь отдыхать...

Тупо хлопнула по длинной волосатой руке тетива, и толпа ахнула, завыла: копьецо ударило Странного в горло, насквозь пробило шею.

Странный пошатнулся, из раны хлынула кровь, залила грудь, темными ручейками потекла на живот...

Стиснутый в орущей толпе Хромой не верил глазам. От ужаса произошедшего оборвалось в груди, из глотки вырвался пронзительный вопль: «Не хочу, не надо, не надо!!!» Но стоявшая рядом Кошка рванула за волосы, прошипела, заикаясь от возбуждения:

– Ты не понял, глупый! Совсем ничего не понял! Смотри на тени!..

Нет, Хромой не смотрел на тени, он смотрел на Странного. И все смотрели на Странного, и стихли вопли и вой, потому что происходило ужасное. Странный, убитый мгновенно и наповал, не падал, не хотел умирать.

Он стоял, как стоял, он по-прежнему небрежно вертел свою дубинку, кривил губы в жуткой улыбке. А кровь, залившая его грудь и живот, медленно текла обратно в рану, текла снизу вверх, как не бывает... Вот уже только маленькое пятнышко алеет на его горле, вот и оно исчезло, не оставив ни следа, ни шрама – гладкая кожа, будто и не било в нее копьецо...

Странный тронул шею кончиками пальцев, ощерился:

– Что, Каменные Плечи, не сумел убить Духа? Зря не сумел, пожалеешь...

Он резко дернул рукой, перехватив дубинку за рукоять, двинулся вперед. Каменные Плечи пятился, таращился на Странного в тупом изумлении, беззвучно шевелил трясущимися губами... И вдруг с бешеным ревом вырвал у себя из носа кольцо, отшвырнул его вместе с куском кровавого мяса. Обезображенное лицо обернулось к толпе, хищный взгляд заметался, выискивая нужное.

Нашел. В тяжелом упругом прыжке Каменные Плечи выхватил из рук шарахнувшегося воина копье и ринулся навстречу Духу. Оглушенный ревом и визгом беснующихся вокруг, Хромой видел, как Странный скорчился от страшного удара в живот, как отскочил Каменные Плечи, выставив дымящееся красным копье... А Кошка возбужденно дышала в самое ухо, больно цеплялась ногтями за плечи, визжала в неуместном восторге:

– Тени! Снова – тени!

Хромой глянул на нее, увидел горящие глаза, красные пятна на скулах, трясущиеся от возбуждения губы... Как она может смотреть на тени, когда убивают Странного? Чему обрадовалась? Головой заболела?

Странный... Неужели умрет, не увидев крови врага? Или... Или снова случится непонятное? Случилось.

Странный жив. Стоит, крепко упершись ногами в гальку, и ни капли крови нет на его животе. А Каменные Плечи озадаченно рассматривает ставший чистым наконечник копья...

– Я думал: ты – умный, – Странный гадливо щурился на своего врага. – Зря думал так. Ты – глупый, совсем глупый. Бросаешься, бьешь... Зачем? Не сможешь убить, вспотеешь только.

Каменные Плечи выронил копье, медленно выпрямился. Челюсть его отвисла, залитый кровью подбородок трясся, бешеная безысходная злоба мрачным пламенем полыхала в глазах.

– Смогу убить! Убью! – Каменные Плечи не говорил – рычал, захлебывался кровавой слюной. – Хорошие Духи сильнее тебя, Злой! Помогут мне!

Его рука метнулась в складки окутывающей могучее тело шкуры, вцепилась во что-то скрытое грязным заношенным мехом, рванула, и на глазах взвывшей от изумления толпы вспыхнуло-заиграло тусклыми бликами широкое лезвие Звенящего Камня.

– Вот! Смотрите, вы, не верившие! – Голос Странного гремел, перекрывая истерические вопли Настоящих Людей. – Для этого мига не убивал я его, этого ждал! Украденное в руке укравшего!

А Каменные Плечи уже крался к нему, рычал:

– Нет, Злой! Это не Нож Странного! Это Хорошие Духи помогли, сделали мой старый нож Убийцей Духов. Чтоб я смог воткнуть его в твою вонючую пасть!

– Ты давно придумал соврать так, – Дух Странного говорил громко и звонко, его слышали все. – Ты вынул бы мой нож еще тогда, у Святилища, воткнул бы его в шею Хранителя, сказал бы: «Духи сделали Священный Нож дрянным камнем, мой нож сделали Убийцей Духов. Не я убил Хранителя – Хорошие Духи наказали его злобу». И Нож стал бы твоим навсегда, навсегда сделал бы тебя самым сильным. Но у Святилища тебе помешал врать Хромой. А теперь помешаю я!

Странный вскинул руку, шагнул вперед:

– Это мой Нож! Мой, только меня будет слушать! Ты, укравший, не сможешь держать его, сожжет твою руку!

Каменные Плечи замер на миг, с опаской глянул на свой кулак, сжимающий рукоять... И вдруг с визгом отшвырнул Нож, завыл, затряс рукой. На толпу пахнуло горелым мясом.

– Вот и все, – Странный улыбался, но ни веселья, ни торжества не было в этой улыбке. – Теперь все знают, кто украл Священный Нож, кто учил Безносого убивать Настоящих Людей. Теперь можешь умереть. И никто не заскулит по тебе...

Каменные Плечи обвел мутным взглядом толпу, увидел, как отступают от него Люди, как отворачиваются, прячутся друг за друга, за спину Странного; увидел злобный оскал Хромого, его пальцы, до белизны в суставах стиснувшие древко копья; увидел брезгливую жалость в глазах Кошки...

Он сгорбился, поднес к лицу скрюченные, трясущиеся от напряжения пальцы, захрипел:

– Я не хотел зла! Племени зла – не хотел! Пока Настоящие Люди слушали, что я говорил, они были сыты, и смерть приходила нечасто. Хотел, чтобы так было долго, всегда!.. Хотел сделать хорошее!..

– Хорошее... – Странный сплюнул. – Хранителя и Безносого твое хорошее увело в Заоблачную Пущу. А Хромой и Щенок? Твое хорошее останется с ними всегда – шрамами останется, болью в костях... Ты хорошо хотел, но плохо делал. И хорошее, которого ты хотел, стало злом.

Каменные Плечи рванул себя обеими руками за волосы, замотал головой и вдруг беззвучно бросился на Странного, ударил всем телом, сдавил горло могучими пальцами... А потом был тупой хрусткий удар, и тяжелое тело самого сильного из Настоящих Людей грузно осело на гремучую гальку, дернулось несколько раз и обмякло. Каменные Плечи стал трупом.

Странный смотрел на него угрюмо и молча, и Хромой смотрел на труп молча и злобно, и Кошка смотрела на убитого, брезгливо кривилась, молчала, и Настоящие Люди молчали, смотрели на мертвого и не могли поверить, что он мертв. А потом Косматая Грудь прошепелявил растерянно:

– Убил... – он глянул на Странного, и в глазах его был горький упрек. – Зачем убил? Пусть плохой был, но сильный, умный. Говорил – все слушали. А теперь? Кого теперь слушать будут?

– Тебя, – Странный отвернулся, наконец, от трупа. – Слушайте, Люди... Слушайте умных, даже если они слабые. Слушайте стариков. Не одного – всех стариков слушайте, сколько будет... Старики всегда умные. Глупые не становятся стариками...

Он помолчал, добавил непонятно:

– У вас не становятся, пока.

Потом взглянул на сморщившееся в счастливой улыбке лицо Косматой Груди, усмехнулся, поднял Звенящий Нож:

– Я не оставлю вам Убийцу Духов. Рано. Вы еще глупые. Делаете злое даже когда хотите хорошего... Скорее станьте умными, Люди, и Звенящий Камень станет ваш. Навсегда – ваш.

Странный повернулся, неторопливо зашагал прочь, и вскоре его одинокая фигура исчезла за гребнем Плоской Гривы.

Странный шел медленно, тяжело. Он часто оглядывался, и тогда Хромой падал в высокие, не успевшие еще выгореть травы, подолгу лежал, не смея шевельнуться, шалея от теплого дурмана пушистых метелок.

Он побежал догонять Странного, потому что Кошка рассказала про тени. Побежал и догнал. Это было легко – Странный шел так, будто знал, что будут догонять, будто ждал того, кто догонит. Так почему же Хромой, догнав, не поторопился окликнуть, показаться? Таился, крался следом... Почему? Он и сам не знал.

А небо все выцветало, темнело, и над равниной нависла предвечерняя сумеречная тишина. Незаметные днем кочки и бугорки теперь выдавали себя длинными резкими тенями, и в неглубоких балках тоже копились тени, набухающие, крепнущие, наливающиеся густой чернотой... Скоро тени совсем вырастут, разольются вокруг, затопят равнину мраком, и тогда придет ночь.

Неужели Странный будет идти ночью? Ведь знает: нельзя бродить по равнине, когда темно. Нельзя, если хочешь увидеть рассвет, если не ищешь смерти. Конечно, Духам клыки ночных убийц не страшны. А Людям?

Что же делать? Вернуться, пока светло? Окликнуть? Нет, окликать Странного Хромой не решался. Почему? Почему он не боялся Странного раньше, когда боялись все? Почему боится теперь? Измученный непониманием происходящего, Хромой едва успел броситься в траву, когда Странный вновь оглянулся.

Что можно увидеть сквозь густые сочные стебли, когда лежишь, вжимаясь в землю всем телом, досадуя на это самое тело за то, что оно такое заметное? Что можно увидеть так? Ничего. Хромой не мог видеть Странного, но слышал его неторопливо приближающиеся шаги, спокойное глубокое дыхание... А потом услышал и голос:

– Ты решил стать ползучим? Не сможешь: ползучие не бывают хромыми. Им нечем хромать, у них ног совсем нету – только голова и хвост. У тебя, конечно, тоже есть голова, но глупая. Не знает, что ходить ногами удобнее, чем ползать животом по колючкам. Вставай! Или ты уже лег спать?

Хромой приподнялся на четвереньки, опасливо глянул вверх, в хмурое лицо Странного. Тот мотнул подбородком:

– Когда по мокрой траве ползал, тебе вода в уши не натекла? В голове у тебя не раскисло, не булькает? Нет? Тогда почему забыл, на скольких ногах Люди ходят? Совсем вставай, говорить будем.

Хромой неохотно выпрямился. Странный с интересом рассматривал его хмурое недовольное лицо, грязный исцарапанный нос, всклокоченные космы с запутавшимися в них колючками... Потом спросил:

– Почему боишься меня?

– А почему ты вилял языком? – Хромой смотрел исподлобья, голос его дрожал от обиды. – Почему говорил, что ты – Дух? Давно, до прошлой зимы, у Речного Жала, заставил меня поверить, что умер. Заставил плакать. А сам не умирал, жил. И я ходил в долину Злых один, и мне там было страшно и больно. А ты не пошел со мной, обманул чтоб не идти...

Странный закусил губу, прищурился:

– Ты видел меня мертвым, нашел мой Нож. Значит, я умер там, где ты нашел мой череп и мой Нож...

– Нет, – Хромой отчаянно замотал головой. – Кто видел твой череп, пока ты был жив? Никто его не видел, потому что он тогда был головой, не черепом. А ты отрезал свои волосы, прилепил их к чужому черепу, не к своему. Потом убил Корнееда. Положил возле него череп. Нож положил, не пожалел. Я увидел, подумал: «Корнеед убил Странного.» А ты был живой.

– Но ты видел: Каменные Плечи убивал меня, но не мог убить. Он ранил, но раны заживали. Сразу заживали, как не бывает. Кто может так, кроме Духа?

Хромой шмыгнул носом:

– Ты. Ты смог так. Но ты не Дух, ты живой, – он вздохнул, будто всхлипнул. – Тени. Когда Каменные Плечи бил тебя копьем, тень копья не касалась твоей тени. И тень его копьеца не касалась твоей тени. Значит, Каменные Плечи не ранил тебя, бил мимо. Значит, ты заставил всех увидеть то, чего не было. Как заставил меня там, на Речном Жале...

Странный криво усмехнулся, спросил:

– Кто, кроме Духа, умеет заставлять всех видеть то, чего не было?

Хромой искоса глянул на него:

– Кто, кроме тебя, умел делать из грязи горшки? А ловить рогатых в хитрые ямы? А убивать маленьким копьецом, далеко убивать – кто это умел? Кроме тебя – кто? Никто. Только ты умел, учил всех. И старый Шаман подумал: «Странный не человек – Дух». И принес тебе жертву – голову немого принес. А ты взял эту голову – вот так взял и ударил Шамана. Головой немого ударил. Много зубов ему выбил – совсем мало потом осталось у Шамана зубов. И ты сказал: «Я – человек. Как вы, только умнее». Было так? Или скажешь: «Хромой – глупый, забыл»?

– Нет, не скажу. Так было.

Странный помолчал, потом неожиданно произнес:

– Можешь перегрызть мне шею, если про тени догадалась не Кошка.

– Не стану грызть, – Хромой потупился. – Кошка догадалась.

– Умная... – Странный вздохнул. – Пусть так. Пусть я плохой, вилял языком, заставил тебя плакать. Тогда зачем ты крался за мной?

Хромой затряс головой, часто-часто зашмыгал носом:

– Ты не плохой. Делал плохо, очень плохо делал – пусть... Я знаю, и Кошка знает – Странный хороший, добрый. Не могу сказать... Слова глупые, нет таких, какие нужны сейчас...

Странный слушал, молчал. А потом сделал непонятное: протянул руку и потрепал Хромого за волосы. Хромой шарахнулся было, заморгал растерянно, и вдруг заскулил, уткнулся лицом в грудь Странного.

Они недолго стояли так. Хромой опомнился первым, отстранился, обтер ладонями мокрое лицо. Потом глянул на Странного и отвернулся, чтобы не видеть его глаз. Они смущали его, эти глаза, он не понимал их. До сих пор только Кошка умела так смотреть на него. И еще – давно, очень давно, много зим назад – так смотрела на него жилистая седая женщина, которую Хромой почти забыл, которую боялся вспоминать из-за безысходной тоски, таившейся там, во мгле полузабытого.

А потом Странный тряхнул головой и стал прежним. И голос его стал прежним – твердым, жестким:

– Ты не сказал, почему побежал меня догонять, Хромой. Ведь не для того, чтобы рассказывать, какой я плохой и хороший сразу?

– Нет, – Хромой все еще боялся заглянуть в глаза Странного. – Хотел спросить. Как ты узнал, что твой нож украл Каменные Плечи?

Странный пожал плечами:

– Тот, кто взял Нож, был умный. Сумел украсть не своими руками. Не только украсть сумел, сумел узнать, что будет потом, сумел сделать, чтобы потом было так, как нужно ему... Кто в Племени мог все это? Ты? Кошка? Вы не умеете делать зло. Кто еще?

– Каменные Плечи... И Хранитель.

– Хранитель... – Странный усмехнулся. – Хранитель не мог. Хранитель не знал, что Голова Колом уйдет следить за немыми, не знал, что будет след, который прятали. И еще... Стал бы Безносый слушать Хранителя, делать, что тот сказал?

Хромой помотал головой:

– Нет. Безносый был воин. А Хранитель не для воинов говорил, для женщин. Какую траву есть, когда болит в животе, какую воду нельзя пить – такое говорил. Маленьких рожать помогал... А воины не рожают. Было: когда стал Хранителем, хотел говорить и воинам. И были такие воины – хотели слушать. А потом Каменные Плечи сказал: «Хранитель умеет прогонять Злых. Пусть прогоняет зло из воинов, делавших плохо. Пусть наказывает». И Хранитель стал наказывать. Стал для воинов хуже немого. Кто из воинов забудет боль, за которую нельзя отомстить? Таких воинов нет. Кто из воинов ни разу не делал плохо? И таких тоже нет. Все воины злились на Хранителя. Очень злились...

– Вот видишь, ты все понял сам.

Странный помолчал, потом заговорил снова – тихо, печально:

– Знаешь, как жалко было убивать Каменные Плечи? Очень жалко было. Очень умный был, далеко видеть умел. Ведь нарочно придумал, чтобы Хранитель наказывал воинов. Боялся, что воины станут слушать Хранителя – сделал, чтоб ненавидели... Жалко было убивать, но не мог я его оставить живым.

Он очень плохой был, много зла мог сделать Племени. Он уже сделал большое зло, не своими руками сделал – чужими. Ты запомни, Хромой: если делает не своими руками, значит – плохой, очень плохой, самый плохой. И еще запомни: когда дерутся такие, как Каменные Плечи, больно Щенкам и Безносым. Потому, что Каменные Плечи дерутся не руками – Щенками и Безносыми они дерутся. И Хромыми – тоже. Ты помни это, помни всегда!

Он замолчал, поднял воспаленный взгляд к воспаляющемуся закатным заревом небу. И Хромой тоже запрокинул к небу хмурое лицо, завыл тоскливо и тихо. Там было пусто, в небе. Там не было ни туч, ни крылатых – только щемящая песня прозрачных неярких красок, только беспредельная бездонная пустота. Страшно... От этой пустоты, от одиночества, ею рожденного, от слов Странного – тоска и страх...

А потом Странный сильно толкнул в плечо – раз, другой:

– Перестань выть, воин!

Хромой перестал. Он с силой растер лицо, глубоко вздохнул – резкий холодный воздух обжег в груди. И страх ушел. Ушел так же непонятно, как и нахлынул.