Текст книги "Как лист увядший падает на душу"

Автор книги: Федор Чешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Вот так, Паша. Сейчас ты получишь то, что тебе причитается...

Он злобно ощерился:

– Это тебе не поможет. За все ответишь.

– Отвечу, Паша, – губы плохо слушались меня, их, будто судорога, свела брезгливая гримаса. – Но сейчас твоя очередь отвечать. За себя я бы пальцем тебя не тронул, поверь. Но за то, что ты с Машкой сделал...

– С Машей?! Что-то случилось с Машей?! – он вскинулся было, но я швырнул его обратно на стул, заскрипел зубами:

– Поздно, Пашенька, затеял шкуру спасать. Не выйдет уже. А с Машей... сейчас я тебе расскажу, что с ней случилось...

И я рассказал. Глядя в упор в его ширящиеся зрачки, пристукивая по столу негнущимися, будто окостеневшими пальцами, я бешено выплевывал ему в лицо все то, что недавно уяснил для себя. Он не перебивал, его бегающие глаза то взглядывали на меня, то утыкались в полированную столешницу, в солнечно отблескивающую на ней брошь.

И когда я закончил, когда рванулась уже из кармана моя вцепившаяся в пистолетную рукоять ладонь, он произнес то единственное слово, которое могло меня остановить. Он сказал:

– Дурак.

А потом добавил:

– Ты не спеши так, пришить меня всегда успеешь. Сначала скажи: эту, вот именно эту брошь ты когда-нибудь у Маши видел? Я отрицательно помахал головой, и он усмехнулся – мрачно этак, невесело:

– Тогда с чего ты взял, что это ее брошь?

Я так и сел. А в действительности, с чего это я взял? Мало что ли на свете кленовых листиков?

А Пашка уже и не смотрел на меня. Сперва он брошь со всех сторон изучал, потом его вдруг заинтересовала столешница – так заинтересовала, что даже лупу достал. Закончив свои исследования, Паша сунул эту самую лупу мне, поманил пальцем: смотри. И подсунул мне сначала навсегда запечатлевшийся в металле отпечаток чьего-то пальца, а потом показал на полированной столешнице след моего собственного, перемазанного оружейной смазкой. Ну то-есть как две капли воды. Я ведь художник, я сразу такое вижу...

– П-почему?.. – вот и все, что я смог выдавить из мгновенно осипшей глотки.

Паша желчно осклабился.

– Ах, объяснения потребовались? Но ведь это же, кажется, ты собирался все объяснить и даже приговор вынести... – он вздохнул. – Ладно, слушай. Когда ты выложил на стол эту штуку, я ее действительно узнал. Точнее, не ее, а... Понимаешь, кто-то в городе клепает золотые украшения, ставит на них фальшивые пробы и сбывает с рук наивным ослам. Судя по всему, крупная подпольная фирма. Мы охотимся за ней уже несколько месяцев, и за это время я до тошноты насмотрелся образцов их продукции. Поэтому и брошь твою я сразу узнал. Тот же почерк – слегка аляповато, не отшлифовано, высшая проба и штамп пробы слегка дефектный. Эти сволочи для своих поделок используют технический металл (ну, ты знаешь, он не соответствует ни одной ювелирной пробе.) Золото явно откуда-то крадут, а мы даже не можем установить, откуда. Помнишь, я просил тебя кулон сделать? Кулон мне был до фени, я надеялся и, как выяснилось, зря, что ты меня сможешь навести на какие-нибудь связи среди любителей. Правда, недавно у меня появилась одна перспективная идейка... Ну да это к делу не относится. Знаешь, когда ты швырнул эту штуку на стол и полез в карман за своей пушкой, я спросонок вообразил... Ну, ты понял, что именно я вообразил. Но это глупо. Ты слишком лопухастый для мафиози... А теперь подумай, подумай, как следует, это очень, очень важно: когда и для кого ты сделал модельку этого листика?

Я медленно покачал головой:

– Нет, Паша. Я никогда и ни для кого не делал моделей. Хотя и предлагали не раз, и деньги сулили немалые... Но видишь ли, моя работа это часть меня самого. А я собой не торгую. Я не проститутка, Паша. Один раз только я сделал похожую вещь – да нет, не похожую, идея та же, но исполнение...

И вот тут я понял. Все понял. И что из того листика, который я Эллочке подарил, вполне можно было сделать модель для вот этого, который на столе – просто взять надфиль и сточить, упростить, сделать неузнаваемым. И что потом по латунной модельке можно отлить золотую брошь. Так они и сделали – Эллочка, Витек и кто там с ними еще? – когда заметили на подаренном мною Эллочке кулоне отпечаток пальца – моего пальца. В том, что я эту штучку сразу продам, при чем не с рук, а через комиссионку, они, конечно, не сомневались. Уж Эллочка-то меня как облупленного знает. А еще я понял, зачем они все это затеяли, и кто краденное золото переливает в ювелирные изделия с фальшивыми пробами, и зачем Витек все время модельки у меня клянчил, – тоже понял. А еще я понял, что несчастный случай с Машей моей никакого отношения ко всему этому не имеет, что это совпадение просто. Страшное, жуткое, но – совпадение и ничего больше. И почему-то мне легче от этого понимания стало, и злость на Эллочку и Витька как-то сама собой улеглась... И поэтому Пашке я свои догадки сумел изложить спокойно и связно.

Единственно, что осталось для меня неясным, так это зачем они мне брошку подкинули. Отпечаток пальца на ней есть, так что им еще надо? Спросил я об этом Пашку, и он этак снисходительно скривился:

– А что им дает один отпечаток? Отпечаток еще идентифицировать надо, а ты ведь под следствием не был, и пальчиков твоих в картотеке нет. Так что им надо было, чтобы ты сам этот листок в комиссионку приволок. Если широко (хотя и скандально) известный любитель художественного литья продает явную самоделку с поддельной пробой – тут уж наверняка его отпечатки с этим, на брошке, сверят, потому что подозрение сразу на него падает...

– Да, – пробормотал я, – падает... Как лист увядший падает на душу...

Паша этой фразы не понял, но объяснять я не стал. Уж очень мне тошно было, и пусто как-то, и ничего уже не хотелось, кроме как чтобы Машка сейчас дома оказалась, а я – вместо нее, в реанимации, с проломленным затылком... Я просто сказал:

– Ладно, Паша, я извиняться за выходку свою и не попытаюсь даже знаю ведь, что бесполезно... Спокойной ночи.

И пошел было к двери, но он окликнул:

– А ну, подойди.

Я подошел. А он двумя пальчиками выволок у меня из кармана пистолет и говорит:

– Завтра в восемь зайдешь ко мне на работу. Оформим акт добровольной сдачи огнестрельного оружия, изъятого тобой у пьяного хулигана. Примет хулигана ты, естественно, не помнишь, и задержать его не сумел. Понял?

– Понял, – говорю.

– Тогда выйди вон, – сказал Паша.