Текст книги "Вторжение в Мидгарт"

Автор книги: Фарид Джасим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава седьмая

Серебряный серп повис среди звезд на темном безоблачном небе, и свет его играл бликами в плещущихся волнах Северного моря. Стоял поздний вечер, когда Вульф и Хельги спускались по склону горы, петляя между елями и соснами. Деревья казались исполинами, застывшими в полутьме ночного леса под блеклым светом полумесяца.

Двое мужчин вышли на скалистый берег, где они сутки назад сидели на камнях и беседовали, пока их не прервал явившийся в образе орла Воданаз. Вульф посмотрел на небо и сказал:

– Месяц находится в том же месте, где он был, когда мы пошли за Одноглазым. Похоже, ничего не изменилось с тех пор, как мы покинули Мидгарт.

– Конечно, не изменилось, – усмехнулся Хельги, – мы же вернулись в Мидгарт в тот самый миг, когда его покинули.

Вульф ничего не ответил. Он смотрел на звезды, и ему казалось, что они вот-вот тронутся с места и закружатся в огненном хороводе, притягивая его к себе, словно пушинку. Кроме странного ощущения хмельной легкости в голове, ничто не напоминало о том, что произошло в пещере с Колодцем Мудрости.

– Нам пора в селение, – напомнил ильвинг.

Воин и колдун зашагали вдоль берега к кострам, которые тянулись кольцом вокруг гарта, освещая его границу. Когда они подошли ближе, им повстречалась Хильдрун. Девушка расположилась у берега на том самом камне, на котором любил сидеть Вульф, когда приходил к морю отдохнуть или помечтать. Услышав шаги, она испуганно вскочила и обернулась, настороженно вглядываясь во тьму.

– Это я – Вульф, сын Хрейтмара, – сказал Вульф, желая успокоить девушку.

– Уф! – выдохнула она и улыбнулась. – Я, по правде сказать, испугалась.

– Я иду в гарт, – сказал Хельги, обращаясь к князю, – скажу, чтобы готовили костер для покойного конунга.

– Да, – кивнул Вульф, – я скоро подойду.

Колдун скрылся в темноте, а молодой ильвинг посмотрел на девушку. Лунный свет отражался в ее глазах и искрился на жемчужинах, украшавших обруч на голове. Светлые волосы падали пологими волнами на узкие плечи, слегка вздернутый нос и полные губы придавали юному лицу детскую нежность и очарование, заставляя сердце ильвинга биться быстрее.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

Она пожала плечами и ответила:

– Решила пройтись, осмотреть окрестности. Ведь это моя новая родина, раз наши племена заключили союз и будут жить вместе.

Вульф мотнул головой.

– Не думаю, что мы задержимся здесь надолго, – проговорил он, – уверен, нам придется уходить отсюда, и довольно скоро.

– Многие так говорят. Значит, это правда: до победы еще далеко?

– Боюсь, очень далеко. Если она вообще настанет…

– Не уж-то все так плохо?

Вульф кивнул. Он вспомнил орды троллей, что недавно штурмовали Этельруги, их дикий рев, от которого стыла кровь в жилах, безобразные зеленые морды и мускулистые лапы, сжимавшие каменные топоры. Сейчас, на берегу спокойного моря, под светом луны, все это казалось каким-то страшным сном.

– Идем, нас ждут, – сказал Вульф, отгоняя ужасные воспоминания.

Они пошли по берегу в сторону гарта. Вульф заметил, что девушка ежится под дуновениями холодного ветра, потирая озябшие плечи, которые открывало ее длинное платье без рукавов.

– Тебе холодно, возьми, – сказал Вульф и снял плащ.

– Благодарю, – тихо промолвила Хильдрун, накидывая на плечи шерстяное одеяние ильвинга, которое все еще хранило тепло его тела.

Вульф шел и думал о жертве, которую принес Мимиру. Он надеялся, что глоток мудрости окажется достаточно полезным, чтобы ему не пришлось сожалеть о содеянном. Он искоса взглянул на Хильдрун, шагающую слева от него, и представил ее полную грудь под своей ладонью, а ее влажные губы на своих губах. Почувствовал, как откликнулось и зашевелилось его мужское естество. «Что ж, значит страсть все еще при мне, – облегченно подумал Вульф. – Интересно, что же Мимир имел в виду, когда принимал мою способность любить, как жертву за глоток из колодца?»

Вскоре они прошли меж костров и вступили в гарт, остановились. Хильдрун еще раз поблагодарила князя за плащ и, одарив его на прощанье яркой улыбкой, направилась к дому, отведенному хордлингам для жилья. Вульф посмотрел ей вслед, затем пошел к своим хоромам.

***

По древнему обычаю тело Хрейтмара вместе с тушами заколотых ястреба, пса и коня уложили в струг, выдолбленный из дуба, а сам струг установили на четырех бревнах, стоящих вертикально в центре двора перед жилищем старого конунга. Между бревнами выкопали яму, где будет захоронен прах князя.

Большая толпа ильвингов и хордлингов собралась в ожидании начала обряда. Хельги встал рядом со стругом и разложил на земле все необходимое для совершения ритуала. Взяв в руки молитвенный молот, он начертил в воздухе священный символ. Вульф вздрогнул при виде линий священного знака Молота; они вспыхнули и теперь медленно угасали, мерцающим облаком уплывая на север. Еще три начертанных в воздухе знака уплывали в трех остальных направлениях, как бы отгораживая это место от мира. Пятый знак поднялся вертикально ввысь, и последний медленно растворился в земле под ногами вардлока. Вульф поначалу не поверил своим глазам – никогда прежде не замечал он ничего необычного во время исполнения Хельги обрядов их племени. Он оглянулся по сторонам, но люди не выказывали никаких признаков удивления. За исключением разве что самого Хельги, который, как заметил Вульф, тоже провожал взглядом сияющие линии.

Легкость в голове не проходила, но это не беспокоило молодого ильвинга, а скорее наоборот, начинало казаться приятным. Ясность мысли и четкость образов, возникающих в рассудке, радовали его, заставляя забыть о бессонной ночи и долгом пути из Ётунхейма и Асгарта. Вульф знал, что причиной этому являлся глоток волшебной воды из колодца древнего стража мудрости. Сейчас, когда его взору открылось то, что было невидимо для прочих жителей Мидгарта, он осознал ценность полученного дара.

Тем временем Хельги завел молитву, взывая к богам и богиням:

– О, Тиваз, справедливый Небесный Отец, услышь нас и нашу мольбу! Воданаз, многомудрый кудесник, раствори врата своего чертога, чтобы встретить славного конунга, которого несут в твою обитель отважные воительницы. Фрийя, добрая мать всего сущего, услышь мой голос! Тонараз, страж и друг людей, пусть хранит твой могучий молот великого ильвинга на его пути в Чертог Павших! О, Манназ, отец всех людей, открой врата Асгарта, ибо услышишь ты скоро твердую поступь того, кто прошагает по чудесному мосту в древнейший гарт! Добрый Ингваз1313
  ИНГВАЗ (Фрейер) – бог плодородия, благоденствия и мира. Он – брат-близнец прекрасной богини плодородия и любви Фрейи. Вместе с Одином и Тором он был одним из основных и наиболее почитаемых богов всех германских племен. Культ Фрейра получил особенное распространение на территории древней Швеции. Его атрибутом являлись меч и корабль. Фрейр принадлежит к семейству Ванов.


[Закрыть] – щедрый господин, прекрасная Хольда1414
  ХОЛЬДА (Фрея) – прекрасная богиня любви и плодородия. Происходит из семейства Ванов. Бог Фрейер является ее братом-близнецом. Фрея делит поровну с Одином воинов, погибших в битвах. Ее главный атрибут – волшебное жемчужное ожерелье Брисингамен, которое ей смастерили четыре карлика. В качестве платы за свою работу они потребовали четыре ночи ее любви.


[Закрыть] – светлоликая госпожа, встречайте могучего Хрейтмара и примите его в своем чертоге! Юная Идунна, пусть будут твои молодильные яблоки угощеньем достойному конунгу!

Хельги сделал паузу, воздел молот и повернулся к телу Хрейтмара. Вульф видел, что от головки священного орудия исходит золотое сияние. Он чувствовал, как воздух наполняется чем-то невидимым, необычайно могущественным, и сияние становится все ярче, с каждым мигом все больше затмевая свет звезд и луны. Вульф ощутил присутствие тех, кто откликнулся на зов и явился, чтобы одарить благоденствием и удачей молящихся, чтобы принять в свои чертоги того, кто верно следовал обычаям своего народа и погиб с оружием в руках.

Хельги взмахнул орудием, освящая павшего героя. Сквозь золотистое сияние Вульф увидел, как колдун положил молитвенный молот на землю, взял в руки чашу с элем и наполнил им рог. Затем он приблизился к Вульфу.

– Все боги и богини, добрые духи и Древнейший Из Волков – отец нашего рода, – восславьте Хрейтмара, сына Арна Сутулого!

Вульф принял рог с элем из рук колдуна и, отпив глоток, передал его матери, а та, едва пригубив напитка, отдала сыновьям и дочери. Сделав круг среди ближайших родичей покойного конунга, рог с элем вернулся к Хельги. Он повернулся, прошагал к стругу и вылил оставшееся пиво на тело Хрейтмара. Не говоря больше ни слова, вардлок отошел в сторону и сложил руки на груди, давая понять, что пришла пора зажигать огонь.

Вульф взял факел, который протянул ему Хигелак, и подошел к стругу. Взглянув на серо-синее лицо отца, громко произнес:

– Все боги и богини, добрые духи и Древнейший Из Волков – отец нашего рода, –восславьте Хрейтмара, сына Арна Сутулого! Я клянусь отомстить за тебя, отец, как я уже поклялся, принимая твой меч и шлем. Когда-нибудь мы свидимся с тобой в светлых чертогах Воданаза!

С этими словами Вульф снял со своего запястья золотой обруч, который отец подарил ему несколько лет назад; тогда совсем еще юный ильвинг впервые пролил кровь врага. События почти пятилетней давности пронеслись перед его взором, словно сон.

Ильвинги отражали одно из бесчисленных нападений приплывших из-за моря херулийцев, вступив с ними в бой на самом побережье. Судьба поставила его лицом к лицу с белобрысым юнцом примерно его возраста. Поединок был недолгий, хотя херулиец дрался с яростью берсеркера. Копье Вульфа пронзило его живот, и он упал со свирепой гримасой на лице. Вечером того дня на пиру Хрейтмар торжественно преподнес сыну обруч, как знак силы и мужественности, закаленной на крови врагов. Его братья, прежде не бывавшие в битвах, с завистью смотрели на него, преисполненные уверенности в том, что следующим летом, когда они наконец достигнут нужного возраста, чтобы идти в боевые походы с мужчинами, они также получат от отца дар за Первую Кровь.

Сейчас этот обруч лежал на груди покойника, как знак благодарности сына отцу за то, что он вырастил его отважным, смелым и решительным.

Бросив прощальный взгляд на своего родителя, Вульф поднес факел к соломе, которой был выложен струг, и отступил назад. Пламя быстро захватывало сухое дерево, выплевывая в небо клубы черного дыма. По мере того как огонь разгорался, золотистое сияние, заполнившее собой чуть ли не все небо, меркло, будто солнце гасило лучи за западным горизонтом.

Пламя погребального костра полыхало, обдавая жаром стоявших поблизости людей. Вульф смотрел в темное небо, на звезды и луну, которые то и дело прятались в клубах черного дыма, и удивлялся тому, что не чувствует печали или скорби от потери близкого человека, которые, как он ожидал, охватят его при виде ревущего пламени погребального костра. Множество чувств перемешались в нем, но среди них не было того, которое возникает и схватывает горло железными тисками, когда от тебя уходят близкие, друзья, и просто те, кого все эти годы любил.

Некоторое время спустя горящий струг рухнул в выкопанную под ним могилу. Позже, когда огонь погас, могилу засыпали землей. Невысокий холмик обложили камнями, а рядом установили большую каменную плиту, на которой утром Хельги выцарапает рунами хвалебные строки, посвященные могучему князю ильвингов, – Хрейтмару, сыну Арна Сутулого.

Поминальный пир длился долго. Когда Вульф добрался до своего лежака, было уже далеко за полночь. Положив меч и шлем на пол, он лег и заложил руки за голову. Сон не шел, он по-прежнему не чувствовал себя уставшим. Закрыв глаза, Вульф вспомнил события последних дней, которые пронеслись в памяти хороводом пляшущих огней. Они превращались в снежинки и падали на ослепительно белую долину реки, скованной толстым ледяным панцирем.

Глава восьмая

Гонимые штормом, темные тучи низко проносились над дремлющей под ледяным покровом землей. Холодный ветер стонал над долиной, закручивая снежные вихри и разбивая их о деревянные стены кузницы, словно пытаясь выдуть оттуда жар пламени. Его язычки тянулись ввысь, касаясь каменной крыши печи. Седовласый кузнец стоял рядом, глядя на раскаленное докрасна железо. По его покрытому сажей лицу стекали капельки пота, кожаный фартук лип к могучему телу. В жилистых руках он сжимал щипцы, которыми переворачивал в пламени длинный брусок железа. Кузнец с любопытством рассматривал незнакомый металл, но многолетний опыт и доскональное знание своего дела твердили, что из него выйдет хорошее оружие.

Кузнецу никогда прежде не доводилось работать с железом. А потому он был благодарен за добрый совет, который дал одноглазый путник несколько дней назад, когда останавливался в его доме на ночлег. «Ты мог бы выковать меч, и твердь его клинка превзошла бы любое оружие, виданное доселе, – вспомнились кузнецу слова путника. – Я дам тебе то, из чего ты выкуешь мне меч. Плата моя будет щедра». Днем позже он показал, где искать руду, и ушел прочь, а через несколько дней огни кузницы загорелись, раскаляя невиданный прежде металл.

Кузнец достал брусок из огня и, положив его на наковальню, взялся за тяжелый молот. Удар за ударом придавали железу нужную форму; вода, выстреливая клубы пара, закаляла будущий клинок, а пламя раскаляло металл, и снова удары, удары, удары. Кузнец торопился, ибо желал завершить работу к началу великого зимнего праздника Йоль, чтобы сделать все приношения на новом мече. Тогда это оружие было бы освящено как нельзя лучше.

Короткие зимние дни сменялись долгими непроглядными ночами, а кузнец все трудился в своей кузнице. Работа спорилась и близилась к концу. За шаткими стенами бушевала вьюга, снежная метель кружилась в стремительном танце меж голых ветвей деревьев, гнущихся к земле под напором ветра. Его жалобные стоны сменялись на яростный вой, какой издает раненая волчица; он плавно переходил в пронзительный свист, роняющий ужас в сердца людей и заставляющий их запирать все двери и ставни на засовы. Но кузнец не обращал внимания на страшные звуки из-за двери. Одержимый работой, он забыл про еду и питье, не помнил ничего. Его безумный взор не отпускал огромный клинок невиданного доселе меча, над которым он без устали трудился.

Кузнец почти закончил работу, когда очередной порыв ветра распахнул дверь, сорвав расшатавшуюся щеколду. Снежный вихрь завертелся в кузнице, задувая пламя в печи. Кузнец обернулся, не выпуская щипцов и молота из рук. Снежинки кружились, складываясь в человеческую фигуру.

Тот, кто миг спустя возник из снега, возвышался посреди кузницы, едва касаясь головой потолка. Его темно-синий плащ развевался за спиной, словно крылья огромной птицы, а длинная седая борода шевелилась, будто живая. Один глаз был прикрыт черной повязкой, а другой излучал волшебное сияние, которое накладывало оковы безволия на любого недруга, кто отваживался встретить сей грозный взгляд.

Кузнец замер без движения; он стал подобен живущему в недрах гор существу, обращенному в камень светом восходящего солнца. В том, кто стоял перед ним сейчас, опираясь на длинный посох, он узнал путника, которому дал ночлег несколько дней назад. А еще в его рассудке, скованном сиянием единственного глаза, всплыло понимание того, кем на самом деле был тот путник, который явился сейчас, чтобы потребовать свой меч.

– Ты завершил работу, Хеовор? – глубокий бас пришельца вывел кузнеца из оцепенения. Держа раскаленный клинок в щипцах, он протянул его гостю и сказал:

– Да, но железо должно остыть.

– Когда он станет холодным, будет поздно. Меч мне нужен сейчас.

С этими словами одноглазый пришелец протянул руку и взялся за багровый от накала клинок. Хеовор, не веря глазам, раскрыл клешни щипцов – раскаленный металл, казалось, не причинил никакого вреда Одноглазому.

Таинственный гость тем временем поднял клинок перед собой, держа его в одной руке. Прислонив посох к стене, другой рукой он вытащил из-за пояса кинжал. Затем прикоснулся кончиком лезвия к раскаленному металлу и запел:

СОВИЛО – жаркое светило,

Муспелля радость, дочь огня

Времен ты четкое мерило,

И звезды все твоя родня

Острие кинжала заскользило по поверхности меча, вычерчивая магический знак на раскаленном металле. Завершив линию, Одноглазый сдвинул кончик кинжала чуть ниже и стал чертить второй знак, напевая новое заклинание:

ИСА – вековечный лед

Растопит солнца луч.

Растает и ручьем стечет,

Хоть был он и могуч.

Седобородый колдун продолжал напевать заклинание, и под вторым знаком начал появляться третий:

ГЕБО – величайший дар,

Исход всех талых вод,

Изведает блаженных чар

Лишь тот, кто отдает.

Закончив волшбу, Одноглазый сунул кинжал обратно за пояс и внимательно осмотрел стынущий клинок. Не отрывая глаза от трех магических знаков, он произнес:

– Девять долгих ночей провисел я на древе великом, чьи корни сокрыты в недрах неведомых, пронзенный копьем, отданный в жертву самому себе. Стеная от боли, на землю взирал я. Стеная от боли, руны я поднял.

Одноглазый замолк. Ветер яростно теребил распахнутую дверь, едва не срывая ее с петель. Огонь в печи давно погас, зимняя стужа стремительно занимала свое место в этом еще недавно неподвластном ее буйству островке тепла.

Ночной гость медленно перевел взгляд с меча на Хеовора, который напрягся под проникновенным взором светящегося глаза.

– Эта ночь, – заговорил Одноглазый, – станет зарей нового умения для всех потомков Манназа; зарей, которая откроет новую эпоху в их жизни. Зваться она будет эпохой рун, ибо этой ночью открыл я людям три первых знака, вырезав их на этом мече. И открою еще больше, чтобы дать людям знания и великое умение колдовать и предсказывать Нити Судеб. Чтобы вложить в эти знаки силу, должны они испить крови, и следует прочесть над ними заклинания, и жертвы великие принести, дабы изменить полотно грядущего, что ткут премудрые девы у Колодца Судеб. Ну а меч этот… – одноглазый бог вновь посмотрел на клинок, украшенный таинственными рунами, – его час впереди. Питать воронов он будет щедро, пока не придет ему время откликнуться на зов. Тогда пробудятся первейшие руны кровью Великой Жертвы, и воспрянет ото сна векового могучая сила, что сметет с лица земли всех недругов того, кого признает сей меч своим хозяином!

Словно в ответ на слова путника, руны на лезвии вспыхнули ярким пламенем, осветив прокопченные стены кузницы, и погасли. Седобородый метнул меч в чан, затянутый тонкой корочкой льда. Злой змеей зашипела вода, охлаждая раскаленный клинок.

Одноглазый повернулся к дрожащему от холода кузнецу и повелел:

– Заканчивай работу. Завтра отнесешь этот меч своему князю, Аури Ясноглазому из клана ильвингов. Ты не возьмешь с него никакой платы, но скажешь только, что этот меч крепче, чем любой другой, и он будет верным защитником его рода, пока владеть им будет князь. Меч этот должен переходить от отца к старшему сыну. Если спросит о рунах, поведай все, что услышал от меня, и добавь, что эти знаки вырезаны на благо его рода и однажды спасут жизнь его далекому потомку. А напоследок скажешь, что таков второй дар Воданаза его роду.

Хеовор молча кивал, запоминая слова бога. Одноглазый продолжал:

– Ты поработал на славу. За это получишь награду.

Он снял толстое золотое кольцо с запястья и бросил кузнецу. Человек поймал сокровище и с нескрываемым благоговением принялся рассматривать его.

– Это кольцо зовется Драупнир. Оно волшебное и каждую девятую ночь рождает восемь меньших колец, столь же прекрасных, как это. Сколько сокровищ оно народит, все твои, можешь оставить себе. Но не Драупнир! В ночь, когда на небе вновь засияет полная луна, ты выйдешь к берегу и будешь ждать высокой волны. На ее гребень забросишь Драупнир, и волна принесет его мне. Если не сделаешь, как велено, жди большой беды.

Хеовор покорно закивал, стараясь не встречаться со взглядом Седобородого.

– Мне пора, – проговорил Воданаз. – Прощай, Хеовор. И не забудь принести щедрые дары богам и богиням этой ночью. Ведь сегодня в Мидгарте началась новая эра. Прощай!

С этими словами Одноглазый взял посох и покинул кузницу. Яростно сверкнула молния, грянул гром такой силы, что Хеовор невольно присел и зажал уши. В следующее мгновение все стихло. Ветер унялся, а снежинки, некоторое время назад кружившиеся в стремительном вихре, стали медленно оседать на земляной пол кузницы. Дверь застыла, слегка приоткрытая; звездный свет начертил тонкую полоску на почерневших от копоти стенах.

Буря улеглась. Покрывало черных туч неторопливо уплывало к горизонту, открывая россыпи звезд, по которым скакал восьминогий конь, несущий всадника в синем плаще к необозримым далям Асгарта.

Глава девятая

Была середина утра, когда Вульф наконец открыл глаза. Он попытался вспомнить свой сон, но единственное, что всплывало в памяти, был звук удара кузнечного молота, который продолжал доноситься из глубин его сознания.

Вульф привстал на лежаке, зевая и потягиваясь. Его взгляд упал на лежащего на земле Кормителя Воронов. Он вздрогнул, когда увидел три руны, выцарапанные на лезвии под рукоятью. Ему вспомнилось суровое лицо Одноглазого, склонившееся над раскаленным мечом, таинственные заклинания, спетые глубоким басом, острие кинжала, режущее магические знаки на все еще мягком железе. Одно за другим выплывали из забытья слова, сказанные мудрым Асом.

Вульф поднял меч, держа его за клинок, и погладил пальцами знаки.

– Второй дар Воданаза… – благоговейно прошептал он, рассматривая оружие. Он провел пальцем по линиям и произнес названия рун: – «Совило», «Иса», «Гебо» – «солнце», «лед», «дар».

Вульф поднялся с лежака и бережно повесил меч себе за спину. Тут послышался звук шагов, кто-то забарабанил в дверь.

– Вульф, проснись!

Вульф узнал голос Хигелака. Он сдвинул щеколду и позволил брату войти.

– Я не сплю. Что-то стряслось?

Хигелак кивнул, шевельнув двумя косичками, в которые были заплетены его длинные рыжие волосы, в серых глазах мелькнула тревога.

– Вернулись лазутчики хордлингов. Они пришли сюда по следам своей дружины.

– Идем!

Вульф и Хигелак вышли из комнаты и оказались в главном зале. Там, за одним из столов, сидели Сигурд и Хродгар, а между ними Сигни и Вальхтеов. На скамье напротив расположились Фолькхари, Гундхари и Иварр. Рядом сидели двое мужчин, один из которых был ранен. Повязка на голове темнела от крови.

Хигелак опустился рядом с Сигурдом, заняв последнее место на скамье. Вульф пододвинул стул и сел во главе стола. На морщинистом лице Фолькхари он уловил едва заметное смущение, которое тот всеми силами попытался скрыть, обращаясь к одному из лазутчиков.

– Расскажи все, что вы видели, Скарпхедин, – а потом добавил: – Вульф, сын Хрейтмара, теперь вождь ильвингов.

Скарпхедин, посмотрев с некоторым удивлением на Вульфа, сидящего во главе стола, заговорил:

– Мы прошли к северу вдоль гор, а затем наблюдали за горами на востоке. С севера по побережью, а также с востока шли тролли – много, очень много, и видели мы среди них немало хримтурсов. Потом, южнее Утиного Ущелья, отряды объединились в одно войско и продолжили двигаться на юг. Их было несметное количество, мы насчитали больше двадцати сотен, а с гор продолжали спускаться все новые отряды. Мы решили возвращаться в Ароти и по дороге нарвались на небольшую группу троллей. Храфнкель и Гицур погибли, а нам удалось добраться до нашего гарта… вернее того, что от него осталось. Поняв, что здесь произошло сражение и люди оставили селение, мы двинулись по следам и пришли сюда, в Этельруги.

Скарпхедин замолчал, разглядывая сосредоточенные лица ильвингов. После стольких лет вражды было непривычно сидеть с ними вот так, за одним столом, словно с близкими родичами.

– Как быстро они двигаются? – спросил Вульф.

– Позавчера около полудня они объединились возле Утиного Ущелья. Ходят вроде бы не быстрее людей. Все пешие.

Вульф кивнул и обреченно заключил:

– Значит, к вечеру они будут здесь.

Повисло тяжелое молчание. Серьезность положения постепенно доходила до сознания людей. Вульф смотрел на своих родных, на хордлингов, и в его голове проклевывался план, который казался единственным возможным здесь и сейчас.

Огненный хоровод пронесся перед его мысленным взором, ослепляя на мгновение.

– Мои худшие опасения подтвердились, – произнес Вульф, – до сих пор мы сражались всего лишь с разведывательными отрядами троллей, которые проверяли нас на прочность и выявляли наши слабые места. Теперь же сюда движется их основная армия. Хотя, быть может, и это не главные их силы. Но, в любом случае, война только начинается.

– Что ты предлагаешь? – осведомился Фолькхари.

– У нас нет иного выхода, кроме как оставить Этельруги и уходить.

– Куда нам идти? И до каких пор будем бежать? – резко спросила Сигни.

Вульф почувствовал, сколько усилий требуется его матери, чтобы держать чувства в узде. Нелегко оставлять гарт, где их род обитал сотни зим, землю, где погребен прах их предков. Вульф знал это, но был тем не менее уверен в благоразумии матери – она должна понимать, что остаться здесь означает погибнуть.

– Мы будем отступать, пока не соберем достаточно сил, чтобы выступить против пришельцев из Утгарта. Чтобы собрать силы, нам придется объединить все племена Севера, а также сделать многое другое. Победа, если мы ее когда-нибудь добьемся, будет нелегкой. И зависит она не только от наших мечей, но и от нашего ума. В единении – наша сила!

Фолькхари кивнул и сказал:

– Юный ильвинг прав. Мы должны быть вместе, чтобы победить. Но куда нам идти сейчас?

– Сейчас мы отправимся на восток. На юг идти не имеет смысла, там море. На востоке живут много племен, некоторые из них с нами в союзе.

– Что ж, тогда следует торопиться, – заключил Иварр.

– Да, но прежде мы поедим, – объявил Вульф. – Путь нам предстоит долгий, и никто не ведает, когда и где он закончится.

– Что верно, то верно, – вздохнул Хигелак.

Сигни и Вальхтеов встали и пошли за элем, приказав слугам нести еду.

– Кстати, где твоя дочь? – обратился Вульф к Фолькхари.

– В доме. Говорит, ей нездоровится, – ответил старый хордлинг.

– Ты сказал, что приметил хримтурсов среди троллей. Сколько их было? – спросил Хигелак у Скарпхедина.

– Немного, если сравнить с троллями, около двух или двух с половиной сотен, – ответил лазутчик, принимая из рук Вальхтеов рог с элем.

– Кого еще видели среди них?

Скарпхедин пожал плечами.

– Больше никого, по крайней мере пока мы за ними наблюдали.

Хигелак сокрушенно покачал головой.

– Двести хримтурсов – это существенное подкрепление, – сказал он. – Тролли-то сами по себе воины никудышные. Во всех трех сражениях мы их резали, как свиней. Если сравнить их с людьми, то соотношение будет примерно десять троллей к одному опытному воину.

– Именно, – согласился Вульф, – но инистые великаны не такие. Они и сильнее, и дерутся гораздо лучше.

– Да, – подтвердил Фолькхари, невольно коснувшись раны на бедре, – тот, которого ты убил, сражался не хуже любого из нас. И дрался он железным топором. К счастью, у троллей не было железного оружия, они бились по большей части дубинами или каменными топорами.

– Я заметил еще одно важное отличие хримтурсов от троллей, – сказал Вульф.

– Какое же? – спросил Хродгар.

– Они говорят по-нашему. А тролли лишь рычат, словно звери. Может, у них тоже есть речь, но услышать ее мне пока не довелось.

Слуги тем временем разложили на столе широкие деревянные подносы с жареным мясом, сыром, хлебом, а также горшки с маслом и медом. Сигни и Вальхтеов вновь наполнили рога элем и присоединились к мужчинам.

– К нашему счастью, – сказал Вульф, – нам пока не встречались ётуны. Эти великаны стали бы самой серьезной угрозой для нас.

– Откуда тебе знать? – усомнился Гундхари.

Вульф промолчал, запивая мясо пивом. Мрачные предсказания Одноглазого всплыли в памяти, словно темные тучи из-за горизонта.

Когда трапеза подошла к концу, Вульф поднялся из-за стола и обратился к вождю хордлингов:

– Готовь своих людей, Фолькхари, нам пора, – затем повернулся к своим братьям и сказал: – Хигелак, собери людей, убедись, что все сыты и готовы к походу. Сигурд возьми несколько дюжих мужиков и отправляйся с Вальхтеов в кладовые: нужно взять с собой самого необходимого продовольствия столько, сколько сможем унести. Хродгар, подготовь телеги и повозки, а также коней. Все, что придется оставить, сожжем. И еще, надо похоронить всех павших сейчас.

Братья кивнули и отправились выполнять поручения. Фолькхари и его люди тоже ушли, оставив в чертоге лишь Вульфа и Сигни. Женщина печально разглядывала сына, в глазах ее появился непривычный блеск, а тонкие губы сжались в узкую бледно-розовую полоску над заостренным подбородком. Вульф подошел и обнял ее, прижал морщинистое лицо к груди. Ему стало не по себе: показалось, что он сделал это больше по привычке, нежели потому, что любил мать.

Он отпустил ее и отошел в сторону.

– Мы не оставим здесь наших клановых столбов, – твердо произнес он. – Наш род столетиями молился и приносил жертвы у этих опор. Повезем их с собой. Также заберем жертвенный камень из рощи Ансвальд. Но когда-нибудь мы вернемся сюда, и все будет по-прежнему. Мы уходим не навсегда.

Молодой князь одарил мать уверенным взглядом и направился к двери.

***

Свинцовое одеяло нависло над гартом, роняя на землю мелкие капли дождя. Морской ветер неспешно гнал тучи и обдувал мокрые спины людей, которые ехали верхом и на повозках по тропе, ведущей через холмы на восток. Длинная вереница переселенцев тянулась и извивалась, словно змея, ползущая меж камней.

Вульф возглавлял шествие, рядом скакали его братья и Фолькхари. Пасмурное небо давило и создавало в душах людей скверное настроение, порождало тревожное предчувствие. Но Вульф не думал ни о погоде, ни о том, что их ждет впереди. Его мысли были заняты Хельги и тем, о чем старый колдун поведал, когда Вульф вошел к нему в землянку, желая оповестить о своем решении оставить гарт. Вардлок сидел у очага, склонившись над деревянными дощечками шириной с детскую ладошку, что были разбросаны на земляном полу. На каждой из них было вырезано по руне.

Скорее почувствовав, нежели услышав, что кто-то стоит за спиной, Хельги медленно обернулся и встретил вопросительный взгляд бледно-серых глаз.

– Это потрясающе! – хрипло прошептал колдун, словно боялся, что звук его голоса разрушит замысловатую последовательность, в которую выстроились магические знаки.

– Что? – не понял Вульф.

Хельги посмотрел на рунные дощечки, а затем вновь взглянул на молодого князя и сказал на этот раз громче:

– Сейчас, когда смотрю на руны или читаю заклинания, я вижу и чувствую совсем не то, что раньше. Кажется, что все эти годы я видел лишь горную вершину, увенчанную снежной шапкой и торчащую над покрывалом из облаков, и не догадывался о том, что скрывается внизу. Теперь я узрел гору целиком во всей красе и могуществе, которое дремлет в ее недрах. Ведь каждая их этих рун, – он указал на лежащие на полу дощечки, – таит в себе столько неизведанного, что…

Колдун запнулся, подыскивая подходящее слово. Вульф присел рядом с ним на корточки и спросил:

– Ты открыл в них что-то новое?

– Да, и немало! – воскликнул Хельги. – Я, признаться, считал себя умелым вардлоком. Лишь теперь понял, сколько еще мне предстоит узнать. После того, как мы вернулись оттуда… – он многозначительно шевельнул кустистыми бровями, – … я успел научиться кое-чему.