Текст книги "Принц на белом костыле"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Если бы не вы, эти двое вывели бы нас на главное действующее лицо, – мрачно молвил Брусникин.

– А… – возмутилась Клавка, но Димыч ее перебил:

– Все. Разговор окончен. Чтобы больше не возникало непредвиденных ситуаций, до моего возвращения посидите здесь.

– Дима! – взвизгнула я. – Ты ведь не можешь…

– Еще как могу! Мне проще приковать вас к батарее, чем потом вытаскивать из какого-нибудь очередного дерьма. К тому же с вами останется Клавкин жених. Антон Константинович! – крикнул Брусникин доктору, до сих пор маявшемуся в коридоре. – Иди сюда.

Филиппок возник в комнате с дурацкой улыбкой на устах, но когда увидел и оценил ситуацию, улыбка как-то быстренько увяла, уступив место растерянности.

– Слушай сюда, родственник, – усмехнулся Димка. – Вот эти две выскочки останутся здесь. Ты их накормишь, напоишь, ну, и присмотришь за ними, конечно.

– А если я в туалет захочу? – предположила Клавдия. – А я непременно захочу, можешь не сомневаться, потому что на нервной почве у меня всегда случаются неожиданности.

– А если у девочек начнутся неожиданности.., сам сообразишь, что делать. Не подведи, док.

Вы не поверите, но Димка в самом деле нас покинул! И что самое обидное, даже не поцеловал меня на прощанье.

Едва он ушел, Клавдия, уже давно сучившая ногами от желания выговориться, мгновенно взорвалась:

– Дайте мне гранату, и я взорву ФСБ! Афанасия, как тебя угораздило связать свою жизнь с этим.., этим.., капитаном, сверло ему в печенку! Да как он смел лишить нас самого дорогого на свете – свободы, словно каких-нибудь преступников! Нет, я его убью. Прости, Афоня, но придется тебе побыть вдовой. А ты чего скалишься?! – набросилась Клюквина на Тошу, который, слушая ее излияния, весело подхихикивал. – Освободи нас немедленно!

Не обращая внимания на грозный вид Клавдии, Антон продолжал веселиться:

– Ты такая забавная, когда злишься! Однако ты забываешь, что гнев – плохой советчик.

Подумай, как я могу вас освободить? У меня ведь нет ключа.

Клюквина взвыла:

– Что за мужики пошли нынче, прости господи! Ты хирург или логопед какой-нибудь? Ты же каждый день всякую дрянь режешь. Включи соображалку!

Антон задумался над предложением Клавдии и через пару минут вынес приговор:

– Ничего я резать не буду.

– Ты давал клятву Гиппократа, – напомнила Клюквина.

– Давал. И первая заповедь этой клятвы гласит «Не навреди!». Если вас освободить, что будет? Вы же чокнутые, опять чего-нибудь затеете, а здоровье у вас и без того хилое… Придется вас лечить. К чему такие сложности? Заболевание легче предупредить. Вот и подумай, с какого боку клятву Гиппократа употребить.

Я, сраженная железной логикой доктора, против воли рассмеялась, а Клюквина злобно прошипела:

– Ну, диалектик, блин! Я тебе это припомню!

В общем и целом, остаток вечера прошел спокойно, если не считать периодических гневных выступлений сестрицы. Заботливый Тоша нас накормил, напоил чаем и развлекал, как мог. В основном забавными историями из своей медицинской практики. Несколько раз звонил Брусникин, справлялся об оперативной обстановке. В такие минуты Клюквина ругалась особенно громко, вероятно, для того, чтобы Димка ее услышал и проникся.

В начале первого ночи, когда я уже всерьез подумывала о ночлеге возле батареи, явился Брусникин. К тому времени Клавка угомонилась и злилась не так активно. Димка выглядел уставшим, но на его физиономии блуждала довольная улыбка.

– Как приятно возвращаться домой, зная, что там тебя с нетерпением ждут, – еще шире улыбнулся супруг. – Меня сегодня кормить будут? Я проголодался.

– Пусть тебя в твоем ФСБ кормят, – вяло огрызнулась Клавка и, ехидно прищурившись, добавила:

– Мы нынче целый день заняты были, так что ничего приготовить не успели.

– Кошмар какой-то, – притворно возмутился Димка, – полный дом баб, а мужики не кормлены! Слышь, док, пошли на кухню, сообразим чего-нибудь перекусить.

Антон с Димычем скрылись на кухне, по-прежнему оставив нас наедине с батареей.

– Клавка, ты заметила, что у Брусникина настроение хорошее? – прошептала я. – Значит, дело сдвинулось. Может, они уже нашли вторую ампулу. Мы с тобой спасли государство, Клава!

– И в знак благодарности оно приковало нас к батарее.

– Это не государство приковало, а его полномочный представитель. Для нашего же с тобой блага, между прочим.

– Не знаю, что там насчет блага, пока я испытываю только неудобства. Очень, знаешь ли, в туалет хочется.

Я испытывала примерно такое же желание, поэтому рискнула позвать Димку, и он не замедлил явиться.

– Товарищ капитан, у тебя не возникает мысли вернуть нам свободу? – спросила Клавдия. – Соседи снизу только-только ремонт закончили. Им, думаю, не понравится, если мы с Афоней их зальем.

Спустя какое-то время мы все вместе сидели за кухонным столом. Стараниями Брусникина были сварены сосиски, Тоша, употребив свой врачебный опыт, аккуратно вскрыл банку зеленого горошка и очень виртуозно нарезал хлеб.

Глядя на умелые действия Филиппка, я пришла к выводу: с такими специалистами нашу хирургию, несомненно, ждет блестящее будущее.

Поздний ужин (или ночной завтрак) прошел в неловком молчании. Я торопливо глотала еду, почти не ощущая ее вкуса. Особенным терпением господь меня не наградил, и сейчас я ерзала на стуле в ожидании Димкиного отчета.

Видя мое состояние, Брусникин веселился от души. Клавдию тоже переполняло любопытство, она неумело его прятала, но в конце концов не выдержала:

– Дима, ты ничего не желаешь нам рассказать?

– Я? – округлил глаза Димка. – Даже не представляю, чем бы интересненьким с вами поделиться. Может, у дока есть в запасе пара-тройка интересных историй?

– Дим… – жалобно пискнула я.

Брусникин хоть и пытался казаться суровым и даже строгим, но душа у него была светлая, а сердце доброе. Он смилостивился над нами и предложил всем пройти в комнату. Там мы расселись по диванам и креслам и приготовились внимательно слушать Димкин рассказ о том, как замечательно работает он сам и его коллеги.

* * *

Степан Воронов по кличке Ворон, бывший спецназовец, прошедший не одну так называемую «горячую точку», угодил в тюрьму за драку в ночном клубе. Как-то так вышло, что когда явились менты, они обнаружили труп молодого человека со свернутой шеей. И хотя драка носила массовый характер, свидетели как один утверждали, что шею бедолаге свернул именно Степан. Менты, как обычно, глубоко копать не стали – из всех участников мордобоя только Степан в совершенстве владел приемами рукопашного боя.

Стараниями адвокатов Степке скостили срок, требуемый прокурором, и заменили «строгую» зону на общую. Именно на зоне он и познакомился с Виктором. Чем приглянулся Степке робкий, растерянный зэк, непонятно. Но однажды, когда матерые уголовники чересчур допекли новенького, он при помощи кулаков доказал, что «человек – это звучит гордо», и взял Витьку под свою опеку.

В одной камере со Степаном и Виктором сидел мужик по кличке Чудик. Он и в самом деле производил впечатление умалишенного: все время твердил о каких-то смертоносных вирусах, которые якобы культивируют в некоторых лабораториях России и которые несут реальную угрозу жизни для всего человечества.

Сперва холодящие кровь рассказы Чудика об экзотических болячках зэки слушали с неподдельным интересом, потом они перестали волновать заключенных и вскоре окончательно наскучили. Чудик не раз получал зуботычины от своих сокамерников при попытке снова завести разговор о бактериологической угрозе.

И только один-единственный человек понимал всю серьезность проблемы, потому что не раз принимал участие в боевых операциях и был прекрасно осведомлен о существовании и химического, и биологического оружия. Этим человеком был Степан. Он мог часами вести беседы с Чудиком, вникая во все детали и подробности. Во время этих бесед в голове Степана постепенно зарождались еще неясные идеи, сформулировать которые он пока и сам не мог.

Ясность наступила, когда Степка, отмотав срок, оказался на воле. Сам-то он не москвич, но, освободившись, решил навестить своего подопечного Виктора, который вышел на свободу несколько раньше.

Приятели посидели в дешевой забегаловке, как водится, выпили и разговорились. Витька рассказал о своей женитьбе и о том, как новые родственники содействовали его трудоустройству в НИИ вирусологии на малозначительную должность лаборанта.

– Да-а, браток, – сочувственно вздохнул Степан, – нам с тобой теперь только и дорога, что в лаборанты да в дворники. И чем ты там занимаешься?

Виктор отмахнулся:

– Баночки, колбочки, пробирки… В общем, фигня.

– Поня-атно. Значит, с ужасными вирусами, о которых Чудик на зоне бухтел, не встречаешься?

– Бог миловал, – усмехнулся Виктор и в свою очередь поинтересовался:

– Ну, а ты чего делать собираешься? Обратно в спецназ?

– Да кто же меня туда возьмет? Нет, браток, я человек для спецназа потерянный. Можно, конечно, охранником куда-нибудь устроиться, только противно мне сторожем быть, да и денег в охране много не заработаешь. А денег-то хочется! Хочется ведь, а, Витек? – Степка похлопал друга по плечу.

– А то, – криво улыбнулся Виктор. – Кому ж деньги помешают.

– Вот-вот, тебе-то уж точно не помешают, ты у нас теперь человек семейный. Ну, вздрогнули, что ли?

Парни «вздрогнули», и разговор перешел на другие темы. Потом Степан попрощался и уехал.

Витька вскоре забыл и о встрече с бывшим сокамерником, и об этом, как ему тогда показалось, малозначительном разговоре.

Витька-то забыл, а вот Степан помнил. Мало того, те неясные мысли, бродившие в голове еще на зоне, оформились во вполне четкую идею.

Если коротко, заключалась она в следующем: вирусы – то же оружие, Степке это известно лучше, чем кому бы то ни было. Следовательно, его можно продать. Нужно только каким-то образом узнать, сколько оно может стоить и подыскать подходящего покупателя. С вирусами Витька поможет, в этом Степан не сомневался.

Если заартачится, можно напомнить об услуге, оказанной на зоне. Если б не он, «опустили» бы Витеньку, как пить дать. А долг, как известно, платежом красен, а уж зоновский – тем паче.

Около месяца Степка, употребив связи и знакомства, завязанные на зоне, потратил на поиски покупателя. К его немалому удивлению, в этой роли выступила молодая красивая женщина. Тамара оказалась дамой деловой и не обремененной высокими моральными принципами.

Конечно, Степан догадывался, что она являлась лишь посредником. Имени настоящего покупателя женщина не называла, но цену предлагала немалую.

«С такими бабками можно жить, – рассуждал Степан. – Отдохну сперва, а потом можно и подумать о каком-нибудь бизнесе. Может, магазинчик какой открыть? Или организовать свое охранное агентство?»

В мечтах Степка уже видел себя респектабельным бизнесменом, вхожим в самые высокие слои светского общества и попавшим в знаменитую «золотую сотню» богатейших людей России. На горизонте маячили все полагающиеся ему блага и красавица блондинка с бесконечными, как бразильские телесериалы, ногами.

Немного беспокоил Виктор. Он то соглашался украсть ампулу, то отказывался, ссылаясь на серьезную и надежную систему защиты лабораторий, занимающихся особо опасными вирусами. Но в конце концов Степан надавил на приятеля, напомнив об услуге, оказанной на зоне.

В общем, Виктор ампулу принес. Однако дальше события стали развиваться совсем не так, как планировал Степан.

Перво-наперво, в тот день, когда Виктор передал ампулу, Степка обнаружил за собой слежку. Сильно удивившись этому обстоятельству, он часа полтора мотался по городу, пытаясь оторваться от «хвоста». Между делом Степан созвонился с Тамарой, сообщил ей о том, что товар в наличии, и обмолвился о неожиданном наблюдателе. Тамара, немного подумав, решила отложить встречу на несколько дней из соображений безопасности.

Избавиться от «новообразования» Степану никак не удавалось, и тогда он не придумал ничего более идиотского, чем ограбить сберкассу.

Степка надеялся, что поднявшийся шум напугает преследователей и они отстанут. Но на всякий случай следовало перестраховаться, ведь на кон поставлено почти четверть миллиона долларов. Так я попала сначала в заложницы, а потом в соучастницы. Пока я зеленела от страха, ощущая приставленный к голове пистолет, Степан незаметно положил ампулу в мою сумочку.

Что было дальше, известно: Степка сочинил «жалистную» историю и завербовал нас с Клавкой в добровольные помощницы. Я сама привела интригана к нам в дом, где он умудрился спрятать ампулу таким образом, что незваные гости перерыли всю квартиру, но остались с носом.

Следующая неприятность не замедлила явиться, ведь давно известно – пришла беда, отворяй ворота. Виктор позвонил Степану и предложил встретиться, заявив, что у него срочное дело, не терпящее отлагательств. Встречу назначили в Люблине, возле гаражей, в шесть часов вечера. Степка придумал для нас очередную басню и направил нас к этим самым гаражам.

Сам он появился в условленном месте за час до назначенного времени, увидел там двух подозрительных типов и, справедливо рассудив, что береженого бог бережет, покинул место встречи. Коварный Степка был уверен – мы непременно поделимся с ним впечатлениями этого вечера.

Так оно и вышло. Однако тот факт, что Виктор загремел в больницу с проломленной головой и ножевым ранением в живот, насторожил.

Стало ясно – существует еще кто-то, желающий заполучить смертоносную ампулу, причем этот «кто-то» в выборе средств не стесняется.

Когда Степан узнал о визите лжемилиционеров к нам, он здорово испугался: значит, его таки выследили. Следовало немедленно избавляться от ампулы, то есть как можно быстрее ее продавать. В противном случае велика вероятность остаться и без ампулы, и без денег. В худшем случае можно запросто лишиться жизни.

Встреча с Тамарой должна была состояться в тот же день, что и у нас, но только вечером.

И тут последовали удары, один страшнее другого: Тамара погибла, Витька, как оказалось, вместо одной ампулы украл две и хотел продать вторую все той же Тамаре. Как Виктор на нее вышел, мы уже никогда не узнаем. Степка понял и еще одно – третья сторона активизировалась и очень хочет завладеть обеими ампулами.

Степан счел за благо свой арест – это реальный шанс сохранить хотя бы свою жизнь. С потерей денег пришлось смириться.

Димка умолк. Само собой, он поведал нам лишь часть истории, причем меньшую, но кочевряжиться и выпытывать у него остальное не стоило. Понятно же, Димыч не имеет права распространяться ни о «делах минувших дней», ни о ходе следствия. Тем более оно еще не закончено.

Впрочем, и того, о чем Брусникин рассказал, хватило, чтобы впасть в уныние и потерять веру в человечество. Вот ведь как деньги калечат людей! Степка, бывший спецназовец, краса и гордость Отечества, и тот поддался их губительному влиянию. Хотя как раз Степана я могу понять. Все психологи в один голос твердят – парни, побывавшие в «горячих точках» и принимавшие участие в боевых операциях, немного того, в смысле, с приветом. А у Степки этот привет еще и зоной усугубился, вот парня и повело. У человека с нормальной психикой вряд ли возникнет мысль торговать смертоносными вирусами. Это покруче торговли обычным огнестрельным оружием! Кстати, замечу, стратег из Степки фиговый: план мероприятия был составлен им бестолково и изобиловал серьезными недостатками.

Клавдия в волнении ерзала на кресле, рискуя провертеть в нем дырку. Яснее ясного, ей не терпелось забросать Димку вопросами, но рисковать сестрица не решалась, оттого и нервничала. У меня тоже имелись вопросы, подозреваю, те же, что и у Клавдии.

– Дим, – подала я голос, – ты говорил, что ампулы отправили в лабораторию. Результаты уже известны?

– Какая ты быстрая, – усмехнулся муж, – спешка, как известно, нужна при ловле блох и при поносе. А в таком деле поспешность может дорогого стоить!

Я печально вздохнула:

– Это понятно. А когда результаты будут готовы, ты нам скажешь? , Вопрос я сопроводила таким жалобным и вместе с тем многообещающим взглядом, что Брусникин покраснел до слез, разозлился и буркнул:

– Угу.

Видя такое благодушие Димки, Клавдия тоже осмелилась поинтересоваться:

– Хорошо бы еще знать, кто замочил Тамару, Витьку и кто на нас покушался. Столько страху претерпели, что я до сих пор удивляюсь, как это мы с ума не сошли!

Антон, услыхав подобное заявление, как-то странно дернулся, ухмыльнулся, но, слава богу, ему хватило ума промолчать. Зато Брусникин молчать не стал. Он вспомнил, видно, что на нас действительно покушались, и его благодушие как ветром сдуло. Физиономию Димыча как-то странно перекосило, и он прорычал:

– Вы обе чокнутые! Что за манера – совать свои носы не в свое дело! Ты, Афанасия, кто?

Ты училка. Вот и учи детишек, сей разумное, доброе, а заодно и вечное. А ты, Клавка, парикмахер…

– Стилист широкого профиля… – робко пискнула Клюквина, до синевы напуганная гневом Брусникина. Под Димкиным взглядом она вновь притихла и ушла в себя.

– Марш по койкам! – скомандовал супруг и, чтобы его лучше поняли, стукнул кулаком по ручке дивана.

Вышло очень убедительно, мы с Клавкой поспешно вскочили и засуетились. Клавдия рванулась было к выходу из комнаты, но вспомнила, что спит именно на том диване, на котором сидели Тошка и Димка, и в недоумении замерла на пороге. Я не стала дожидаться, пока сестрица разрешит данное противоречие, и ушла к себе.

Вскоре в комнату на цыпочках прокрался Димка и прошептал:

– Афоня, ты спишь?

– Ну да, как же, уснешь тут! Голова буквально пухнет от мыслей, в основном невеселых…

– И что же это за мысли? – спросил Димыч, залезая под одеяло.

Я пристроила голову на плече мужа и, печально вздохнув, поделилась наболевшим:

– Непонятно мне, Дим, как можно украсть ампулы со смертельным вирусом? Как же хваленая система охраны? Неужели руководство НИИ не спохватилось? Помнится, Прутков нам говорил… Кстати, вот еще что мне не дает покоя. Кто этот Прутков? Откуда он знает.., знал Виктора? Работал он в НИИ или нет?

– Расскажи-ка мне еще раз про него, – попросил Брусникин. – Только постарайся ничего не упускать.

Пришлось снова поведать Димке историю нашей встречи с Козюлей, припоминая по ходу мельчайшие детали. Иногда Брусникин задавал вопросы, но чаще всего говорил «угу» и внимательно слушал.

– Угу, – снова прогудел Димка, когда я закончила говорить.

После этого супруг долго молчал. Я уж решила, что он заснул, и тоже прикрыла глаза.

Сон уже маячил на горизонте, как вдруг Димка вскочил, напугав меня до слабости в животе, и принялся торопливо собираться.

– Ты куда? – грозно нахмурилась я.

– Спи. Я на работу.

– Рехнулся? Какая работа в четвертом часу утра?

– Органы госбезопасности и контрразведки бдят день и ночь без выходных и перерывов на обед.

– Ну и пускай себе бдят, на то они и органы, а ты человек. Тебе отдыхать нужно! И так последние дни только на работе и пропадаешь, – обиделась я и зарылась носом в подушку.

– Афанасия, не волнуй меня! – повысил голос Брусникин. – Ты знала, за кого замуж идешь.

Я всхлипнула пару раз, чтоб муж мог прочувствовать всю глубину моих страданий. Он прочувствовал, присел на корточки рядом с кроватью и проникновенно зашептал:

– Ну, девочка моя, не расстраивайся! Я вернусь так быстро, как только смогу, честное слово! Ты мне веришь?

В ответ я дернула плечом и еще раз шмыгнула носом. Совсем не эти слова мне хотелось услышать, поэтому следовало продолжать разыгрывать из себя несчастную жену вечно занятого мужа. Димка заволновался и решился на подкуп:

– Давай-ка так договоримся: ты сейчас успокаиваешься и стараешься уснуть. Я иду на работу, проверяю кое-какие предположения, возвращаюсь и все-все вам рассказываю. Согласна?

– Обещаешь? – глухо спросила я, усаживаясь на кровати и вытирая абсолютно сухие глаза.

– Зуб даю!

– И злиться не будешь?

– За что? – в голосе Брусникина проклюнулись нотки подозрения.

– Не знаю, – пожала я плечами, – ты всегда находишь повод, чтобы испортить всем нам настроение. Особенно если дело касается твоей работы…

– Ошибаешься, милая. Мне просто не нравится, когда твоей жизни угрожает опасность, а меня в этот момент нет рядом. Вы с Клавдией почему-то всегда попадаете в такие ситуации, в которых угроза жизни более чем реальна.

Димка сидел возле кровати, совсем не сердился, его слова не походили на нравоучения, а сам он выглядел таким несчастным, что я на самом деле прослезилась.

– Димочка, – вздохнула я, обнимая мужа за могучую шею, – я так тебя люблю! Иди на работу и ни о чем не беспокойся.

В этот момент я совершенно искренне полагала, что приключения окончены, и даже дала себе слово никогда больше не ввязываться ни в какие авантюры. Но, подумав, быстренько взяла слово обратно – мало ли как жизнь обернется, а нарушать обещание, данное самой себе в порыве чувств, все-таки негоже.

Димка ушел, а я снова легла и на этот раз мгновенно уснула.

* * *

Пробудилась я поздно, зато в хорошем настроении. Однако непривычная тишина заставила насторожиться. Припомнив, что совсем недавно пришлось пережить примерно то же самое, я опрометью бросилась в комнату Клавдии.

Сестренка сладко спала. Само по себе это обстоятельство уже было необычно – как правило, Клавка просыпалась с первыми петухами.

Пикантность ситуации добавляла рыжая голова хирурга, мирно покоящаяся на подушке.

– Кажется, на этот раз Клавке не отвертеться, – хихикнула я. – Теперь придется замуж идти. Эх, гульнем на свадебке, чует мое сердце!

В голове родилась идея: приготовить жениху и невесте сюрприз. Я отправилась на кухню, но, обозрев содержимое холодильника, с грустью констатировала: сюрприз обернется банальными бутербродами.

– Ну и ладно; – решила я, – главное, внимание.

Через десять минут я входила в комнату «молодоженов» с подносом в руках, на котором дымились две чашки ароматного кофе и покоились бутерброды с сыром и ветчиной.

– Дети мои… – торжественно начала я,. подходя к изголовью дивана. В этот момент резко зазвонил телефон, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Поднос как-то сам собой выскользнул из рук, и весь романтический завтрак оказался на постели и ее обитателях.

– Ты, ненормальная! Ты чего это с утра пораньше на нас кипяток льешь?! – завопила Клавдия, внося успокоение в мою душу: утро наконец вошло в привычную колею. Я посчитала нужным обидеться:

– Я завтрак вам приготовила!

– У твоей сестрицы, Клава, черный пояс по кулинарии, – проворчал Тоша, выковыривая из волос ветчину. – Ее близко нельзя к плите подпускать: не убьет, так покалечит…

Махнув рукой, я метнулась к телефону.

– Афоня? – послышался в трубке голос Брусникина.

– Ага.

– Что там у вас за крики?

– Не обращай внимания, это я Клавку с Антоном кормлю романтическим завтраком.

– Сочувствую, – вздохнул Димка. – Я, собственно, чего звоню-то: пришли результаты из лаборатории…

– И? – затаила я дыхание.

– Порошок стрептоцида. Никаких следов вирусов не обнаружено.

Вот это да! Ай да Виктор, ай да сукин сын!

Теперь понятно, почему в НИИ не наблюдалось никакой паники – Витька просто взял порошок стрептоцида, запаял его в ампулы, и получилось бактериологическое оружие. Кто станет проверять, настоящие это вирусы или нет? Подлог, скорее всего, раскрыл бы сам покупатель, когда решился бы употребить порошок в дело.

Красивая комбинация, ничего не скажешь! Даже жалко, что она сорвалась, честное слово.

– Ты меня слышишь, Афанасия? – вернул меня в действительность Димка.

– Слышу, слышу! Еще новости есть?

– Потом поговорим, – заверил супруг и отключился.

Вопреки ожиданиям, известие о том, что вирусы оказались фальшивыми, Клавдию почему-то не обрадовало.

– Значит, мы вовсе не спасли человечество? – опечалилась она. – Жаль. Так хотелось побыть героями…

– Лучше не надо, – предостерег Антон. – Геройство, в особенности бездумное, всегда опасно для здоровья.

Не обратив внимания на слова суженого, Клюквина поинтересовалась:

– Димка больше ничего не говорил?

– Сказал, все вечером. Оно и понятно: если начальство услышит, что он обсуждает свои дела по телефону, по головке не погладит.

Клавдия была вынуждена согласиться,., Она еще немного сокрушенно повздыхала, а потом без особой охоты отправилась на кухню, готовить завтрак. На сей раз не романтический.

Вскоре после завтрака Антон Константинович отбыл на работу – он нынче дежурил.

Клавдия поехала вместе с ним. После недолгих размышлений сестра пришла к выводу, что больничный от хирурга будет выглядеть более убедительно, чем от патологоанатома. О больничном она вовремя вспомнила: в ближайшие дни я намеревалась вернуться к нормальному образу жизни и, последовав мудрому совету Димыча, сеять разумное, доброе, вечное.

Оставшись одна, я попыталась настроить себя на рабочий лад и даже уселась за стол, на котором вот уже несколько дней пылились тетради с сочинениями моих «балбесов». Через пять минут стало ясно, что из этой затеи ничего не выйдет: я исправно пялилась в ученические каракули, но ничего не понимала.

Я попробовала читать, потом уселась перед телевизором – все напрасно, мысли расползались, как тараканы, и собрать их в кучку никак не удавалось. Тогда я решила затеять генеральную уборку, вспомнив мамины наставления о том, что физическая работа отвлекает от душевных мук. За этим занятием и застала меня Клавдия. Видать, ей в свое время тоже внушили подобную мысль, поэтому она молча включилась в работу. Вскоре мы так увлеклись, что думать забыли о своем нетерпении и даже хором спели песенку крокодила Гены. Клавдия вдохновилась и заявила о своем намерении сообразить шикарный ужин. Я обрадовалась, предложила свою помощь, но Клавка от нее отказалась, памятуя о сегодняшнем завтраке. Короче говоря, сестра творила, а я развлекала ее чтением вслух сочинений своих оболтусов. В общем, время провели с пользой. Под конец Клюквина настолько разошлась, что предложила собрать стол в большой комнате, сервировав его по всем правилам.

– В конце концов, нам есть что отметить, – заявила Клавдия, заметив мое недоумение.

– Ага, – кивнула я и задумалась: может, я пропустила что-нибудь интересное?

Однако сюрпризы в этот день только начинались. Первым, вопреки ожиданиям, явился Тоша. Вместо уже привычных джинсов, свитера и куртки «Аляски» на нем был надет парадновыходной костюм приятного серебристого цвета, длинное кашемировое пальто, по виду очень дорогое; все это великолепие венчал галстук-бабочка. В руках Тоша.., пардон, Антон Константинович, держал два шикарных букета и коробку, в которой пряталась бутылка «Мартеля».

Немного придя в себя от увиденного, я растерянно спросила:

– Это твой рабочий прикид? Вроде бы ты говорил, что дежуришь…

– Я соврал, – обворожительно улыбнулся Антон. – У меня сегодня выходной, и я решил провести его с пользой.

– Похвальное стремление, – кивнула я. – А мы здесь при чем?

Тоша таинственно понизил голос:

– Всему свое время. Кстати, вот твой больничный…

Всучив мне голубенький листок, один букет и красивую коробку с коньяком, хирург оставил меня столбенеть в коридоре, а сам прошел в комнату. Пока я соображала, что бы это значило, из комнаты послышались звуки поцелуев и невнятное бормотание. Вывод напрашивался сам собой:

– Дурдом.

Расставив точки над "и", я вознамерилась пристроить букет в вазу, а коньяк на празднично накрытый стол. Пришел Брусникин. Мало того, что появился он намного раньше, чем его ожидали. Это можно как-то понять. Но как объяснить, что руки супруга были заняты букетами и бутылкой мартини?

– Любимая… – загадочно шепнул Димка, припадая к щечке.

«Сегодня оргия», – решила я и послала мужа.., в комнату.

Наконец мы расселись за столом. Из всех присутствующих только я, кажется, ничего не понимала, остальные имели вид таинственный и даже загадочный. Тоша бросал многозначительные взгляды то на меня, то на Клюквину;

Брусникин улыбался, не скрывая своего торжества, а Клавдия смущенно краснела, время от времени роняя столовые приборы на пол и невнятно бормоча извинения. Меня буквально распирало от желания узнать причину столь необычного поведения родных и близких, но из принципа с вопросами не торопилась, хотя достигалось это ценой невероятных усилий.

Мы выпили, закусили, и слово взял Антон Константинович. Он поднялся, нервно поправил «бабочку» и начал:

– Друзья…

Клавка хрюкнула и уткнулась носом в тарелку, при этом у нее покраснели даже уши. Однако закончить свою речь Антону не удалось, потому как Брусникин широко улыбнулся и радостно гаркнул:

– Мы согласны! Правда, Афанасия?

Я по-прежнему ничего не понимала, но на всякий случай кивнула: если муж согласен, чего ж мне против его воли переть? Клюквина подняла глаза от тарелки и укоризненно покачала головой:

– Вам бы только от меня избавиться поскорей, а о счастье моем даже и не думаете.

– Как это не думаем? Очень даже думаем, лишь о нем, можно сказать, и печемся! – горячо заверил Димка. – Только одному мне не под силу вас обеих осчастливить, да и самому двойной дозы счастья не выдержать. Опять же, будет кому приглядеть за вами в мое отсутствие…

Тут до меня стало постепенно доходить, в чем причина Клавкиного смущения и торжественности Антона Константиновича. Я внимательно посмотрела на сестру и решила внести ясность:

– Так вы женитесь?

– Вроде того… – пробормотала она, бросая быстрый взгляд на Тошу. Тот выглядел абсолютно счастливым, а оттого немного глуповатым.

Странное дело, еще сегодня утром я радостно потирала руки в предвкушении Клавкиного замужества, а сейчас почему-то загрустила. Тоша, конечно, хороший человек, хирург, но ведь мы его так мало знаем… А еще я представила себе утро без моей сумасшедшей сестрицы и приготовилась реветь. Заметив это, Клавка поспешила меня успокоить:

– Но это еще не скоро, Афонь, ближе к лету.

Брусникин глубоко вздохнул и еле слышно буркнул:

– Очень не скоро. Ладно, подождем.

Я погрозила мужу кулаком и предложила выпить за молодых, что мы с успехом и сделали. Теперь предстояло выяснить, почему Димка явился домой так рано и в чем причина его хорошего настроения. К тому же не худо было бы напомнить ему об обещании, данном сегодня ночью.

– Теперь о деле, – точно прочитав мои мысли, молвил Димка. Он положил на стол фотографию:

– Вам эта личность знакома?

Стукнувшись лбами, мы с Клавдией склонились над снимком.

– Это же Прутков! – воскликнула Клюквина.

– Точно, – подтвердила я. – Только он тут какой-то.., странный.

– Странный, потому что мертвый, – кивнул Брусникин. – Эту фотографию подарили нам коллеги из МВД. Перед вами, господа, довольно известный в определенных кругах человек – Зубов Анатолий Игоревич по кличке Чус.

Он уже лет десять числится в федеральном розыске. Вернее, числился. Установлены его связи с чеченскими боевиками, в частности с Масхадовым и Бероевым. Доказано его участие в подготовке и проведении терактов в Москве, Владикавказе и Беслане…