Текст книги "Подсадной кролик"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Понял, Мулла, понял. А с мочалкой что делать? – До чего ж глупый, ей-богу! Даже я поняла, что ожидает эту самую «мочалку».

– Что хочешь, дарагой, но говорить она не должна, – спокойно ответил акцент, – женщина – источник наслаждений для мужчины, лишь когда молчит.

– Понял тебя, Мулла, сделаем. Она будет молчать долго-долго, – заверил орангутанг.

Ну да, как же! Заставите меня замолчать! Столько оскорблений я в жизни своей не слышала! Да при первом же удобном случае выскажу вам все, что о вас думаю, ур-роды недоделанные! Вот только подучусь малость у Ромки нужным словам. И тут меня осенило: батюшки, да они ж меня убить хотят! Уже и приговор вынесли! Ну, это, ребята, вы совсем напрасно придумали. Просто так мою жизнь вам не получить! Я показала язык стене, за которой созрел заговор против меня.

– Иди, дарагой, работай, – отпустил Хомяка Мулла.

Хлопнула дверь. Потоптавшись минут пять в раздевалке для персонала, я собралась уже делать ноги, когда услышала телефонный звонок в соседней камере, то есть комнате. Я схватила стакан и приклеилась к стене.

– А-а-а, Никита, дарагой, здравствуй! – пропел в трубку Мулла.

Далее я могла слышать только реплики чеченца, но и их было достаточно, чтобы понять – влипла я крепко.

– Да, дарагой, первую партию игрушек дома уже получили. Тимур благодарит тебя.

..........

– Как договаривались, дарагой! Деньги получишь сегодня. Заходи вечерком в гости, Никита, шашлык, коньяк, мальчики-девочки...

..........

– Жду тебя, дарагой! Обговорим, как быть со второй партией.

..........

– Ты же знаешь, Никита, русский чеченцу поможет – чеченец в долгу не останется.

Непродолжительное время в кабинете было тихо. Затем раздался столь мощный удар по столу, что я подпрыгнула на своем наблюдательном посту.

– Ах вы, неверные! За доллары все готовы продать. Мы этим оружием сыновей ваших убиваем, а вам хоть бы что. Шакалы вы паршивые! – Мулла выкрикнул эти слова на русском языке и добавил еще что-то на чеченском.

Вот так попала! Значит, какой-то Никита продает чеченам оружие. Что значит какой-то? Надо выяснить. И еще нужно разузнать, уж не в этой ли грязной забегаловке сфотографировался наш мэр с Тимуром Джогоевым? А теперь пора выбираться отсюда. Стараясь не шуметь, я выскользнула из раздевалки и снова короткими перебежками двинулась по коридору. Хлопок двери прозвучал, как пистолетный выстрел. Спрятаться было некуда, и я рванулась в первую попавшуюся дверь. За ней оказался туалет. В двух кабинках было свободно, дверь в третью слегка приоткрыта. Я влетела в третью кабинку и... едва не грохнулась от неожиданности.

В совершенно неестественной позе, свесив голову набок и высунув ужасно синий язык, на горшке сидела... Розалия. В руке она держала дамскую сумочку. Почему-то я с первого взгляда поняла, что Розочке уже не помочь. Сдерживая рвущийся из груди крик, я зачем-то выхватила из мертвых рук сумочку и притаилась. В туалете было тихо. Я приоткрыла дверцу кабинки – никого. Кажется, я и дышала через раз, пока добиралась до зала. Выйти сразу я не решилась: в зале мог находиться Хомяк. Я остановилась на пороге и попыталась всеми доступными средствами привлечь внимание Мишки: и подпрыгивала, и семафорила руками, и, осмелев, принялась попискивать – все напрасно! Мишаня чересчур увлекся протиранием стаканов. Что ж, придется прибегнуть к старому испытанному способу. Я рухнула на колени и, сливаясь с окружающей средой, двинулась к бару. Голова при этом совершала вращательные движения почти на триста шестьдесят градусов. Еще бы! Я высматривала врага, и что был какой-то вывих шейных позвонков по сравнению с моей цветущей жизнью! Вывих потом и вправить можно. К счастью, в зале никого не было.

Я беспрепятственно доползла до барной стойки.

– Мишка, привет! – я опять схватила бармена за штаны.

– Привет, – Михаил проворно шлепнулся на колени, – а тебя-то как зовут?

– Женька.

– Здорово, как Хомяка! Ну как сползала? Слышала чего-нибудь?

– Мишка, у вас в туалете труп! – обрадовала я нового друга.

– К-к-ка-к-кой т-т-труп? – он вытаращил глаза и всхлипнул.

– Мертвый, естественно. Уж в чем в чем, а в трупах я поднаторела! – не без гордости заявила я.

Бармен слабо ойкнул и закатил глаза.

– Ничего, Мишка, ты не переживай так! Скоро и ты привыкнешь, какие твои годы, – успокоила я его, – ты уж позаботься о Розочке, а я домой поеду. Засиделась тут у вас, пора и честь знать. Если понадобишься – вызову. Пока.

Я распрямилась и гордо прошагала к выходу. На часах по-прежнему стоял охранник-кастрат.

– До свидания, дорогуша, – пропела я и вышла на свежий воздух.

Мысли неслись вскачь. Так много информации еще никогда не обрушивалось на мою бедную голову. Совершенно забыв об осторожности, я не спеша шла по улице, наслаждаясь свободой, лишь торопилась собрать мысли. Вконец измотанная непосильной задачей, я добралась до дома Розалии.

«Ха, а как я попаду в квартиру? Где была моя голова, когда я уходила?» Я поднялась на этаж и без особой надежды позвонила. Дверь распахнулась. На пороге стоял бледный Ромашка с фингалом под левым глазом. Правый вообще не желал смотреть на мир. Очень хорошо его понимаю! На такие гадости, которые творятся в этом самом мире, мои оба глаза не хотят смотреть.

– Ты где была? – грозно спросил одноглазый сосед. – И что это за маскарад?

– Я была на задании в «Голубой креветке», маскарад от Розалии, а ее саму убили, – печально доложила я.

– Чего городишь-то, а? Кого убили?

– Розочку твою и убили. Сидит в туалете с языком синим и не дышит. Я вот и сумочку ее прихватила. Ей она без надобности уже, а нам может и пригодиться.

Пару секунд Ромка смотрел на меня, хлопая глазом, а потом потрясенно произнес:

– Так это что, правда, что ли?

Я лишь шмыгнула носом.

– Объясни, пожалуйста, какой черт понес тебя в эту «Креветку»? Тебе одного трупа мало? – в голосе Алексеева нарастало раздражение. – Тетеря бестолковая!

Ну, это он зря! Если оскорбления Муллы и Хомяка я терпела, то сейчас сам бог велел встать на защиту собственного достоинства. И я встала!

– А ну, повтори, что ты сказал, пень одноглазый! Кто тетеря? Мало того, что эти придурки со своим аллахом уже вынесли мне приговор, так теперь еще и ты, Кутузов новоявленный, оскорбляешь кандидата на тот свет! Последние денечки не дашь дожить спокойно! Ну, держись!

Я подскочила и, подгоняемая чувством оскорбленного достоинства, бросилась на Ромку, намереваясь и второй его глаз довести до кондиции. Однако благородному порыву души не суждено было осуществиться: звонок в дверь прервал мой полет. Я шлепнулась на пол и уже привычным способом, на четвереньках, ходко проползла в будуар хозяина.

«Менты! Снова по мою душу явились!» Пришлось отложить выяснение отношений с Ромкой до лучших времен. Я замаскировалась под столиком, обратившись в слух.

– Здравствуй, мил человек, – услышала я уже знакомый голос Марь Ванны, – а Игорек, стал быть, не верталси ишшо. Ага , ага . А пошто енто у вас крики тута, а? Я проходила мимо, а за дверью ор стоит. Думаю, дай-ка узнаю, вдруг помошш-то нужна, а я тут как тут.

«Интересно, карга старая, куда это ты мимо проходила? На чердак, что ли? Этаж-то пятый. Не иначе под дверью стояла, кикимора болотная».

– А ты, стал быть, дружок Игоречка. Да помню я тебя, мил человек, помню. Нынче утром столкнулись, аль забыл? Дык это, ты денежки-то на дилехтура дай, а хозяин отдасть.

Совсем бабка умом тронулась! Разве можно перепутать меня, стройную и красивую, с этим шкафом?! Ромка что-то пробубнил в ответ, но деньги, видимо, дал, потому что Ивановна принялась благодарить его. Хлопнула дверь. В комнате возник Роман. Я, стараясь не уронить собственного достоинства, грациозно выползла из-под столика.

– Рассказывай, – коротко бросил Ромка.

– Что?

– Ты мне тут дурочку-то из себя не строй! Все выкладывай: и про аллаха, и про Хомячка, и про Муллу – словом, все по порядку.

– Не Хомячок, а Хомяк. Это и есть орангутанг. А Мулла – это хозяин «Голубой креветки», бандит и шеф Хомяка, ну, который орангутанг. Эти типы меня хотят убить, а еще Никита им оружие продает. Мишка сказал, что у них крыша – администрация. А Никита вечером придет к Мулле за деньгами. Еще Хомяк меня козой, мочалкой и телкой обозвал и сказал, что я защемилась. Никогда этого ему не прощу! Ну попадись он мне! А Мулла – чеченец, он русских шакалами паршивыми обзывает. С ним тоже надо разобраться. Они с Никитой сегодня будут вторую партию «игрушек» домой отправлять. Я все это через стакан узнала. А Ивановна эта сегодня утром со мной столкнулась и тоже денег хотела, но я ей не дала. Она специально под дверью подслушивает, – я набрала воздуха, выдохнула и посмотрела на Алексеева. Больной глаз у него раскрылся, а почти здоровый, тот, который с фингалом, скатился к переносице.

«Ишь, как напугался-то! А я ведь еще про Розочку не все рассказала. Как бы бедняге совсем плохо не стало! Он хоть и мент почти, но тоже нервы не железные. Да и с глазами у него что-то не в порядке, надо бы к доктору его отправить. Вообще-то с глазами у многих нынче нехорошо: девушка в фотографии, охранник в клубе, теперь вот Ромашка. Может, из-за плохой экологии?» Я посмотрела на себя в зеркало: глаза на месте, но в целом вид далек от совершенства. Колени грязные, как у бомжа, волосы всклокочены, шикарный брючный костюм от Гуччи напоминает половую тряпку, а на лице застыло выражение легкого безумия. Да ладно, с этим я справлюсь, нужно только добраться до ванной. А вот Ромкино состояние всерьез меня беспокоило.

– Ром, водички дать? – жалостливо спросила я друга.

Он так энергично замотал головой, что я испугалась.

– Ты, Ром, не очень головой тряси, как бы не заболела, а тебе этим предметом еще думать надо.

– Жень, – жалобно пискнул Алексеев, – давай еще поподробнее и по порядку. Только не очень быстро, ладно? Какой стакан? Что за мишка? Почему хомяк – это орангутанг? Ты что, еще и в зоопарке побывала?

– Уж лучше бы в зоопарке, – вырвался из моей груди вздох, и я принялась подробно и медленно рассказывать историю моего визита в центр нестандартных и преступных связей.

– А Розочку убили. Она вся такая грустная на горшке сидит и ничем уже не интересуется! Я взяла сумочку и сюда, – закончила я свой печальный рассказ, – а ты как съездил?

– Не я съездил, а мне съездили, видишь? – Ромка указал на глаза. – Скорее всего, это и был твой орангутанг, который Хомяк.

– За что это он тебя?

– А я почем знаю? Он пришел, до-о-ол-го звонил, потом стучать начал, громко очень. Я сделал вид, что он меня разбудил грохотом своим. Ну и сказал ему пару слов: мол, уехала Женька еще вчера, отдыхать поехала. Нормально так сказал, спокойно... Он послал меня по известному адресу... Потом я его, слово за слово... Ну и вот результат, как говорят, на лице... А жилище он твое конкретно разгромил. Ох и лютовал, чисто медведь! В общем, Жень, придется тебе ремонт делать: все, что бьется, разбито, что ломается – сломано. Я квартирку-то твою закрыл, хотя можно было и не делать этого, потому как чего там можно взять теперь, и сюда скорей. Прихожу – тебя нет. Я сразу в морг позвонил: вдруг ты уже там? А тут ты трезвонишь. Живая, слава богу.

Кто сказал, что я живая? Да отсохнет его язык! Впрочем, не надо, Ромке и так досталось. Описание событий, произошедших у меня в квартире, сильно меня взволновало, настолько сильно, что я минут пять даже молчала. Хотела уже разрыдаться, да вовремя вспомнила про Розалию: ей, бедняжке, хуже, жилье-то есть, а вот жить уже не придется. Нет, народ у нас все-таки мудрый, правильно говорит: если тебе плохо, подумай – кому-то еще хуже. Теперь совершенно понятно: этим господам от меня не уйти. Я несколько раз глубоко вдохнула, посчитала до пятнадцати (до десяти – слишком мало для меня) и обратилась к Ромке:

– Ну, защитничек, что дальше делать будем?

– Ты, Жень, напрасно обзываешься. Ведь если по совести, Жень, я мог бы спокойно дома сидеть, омлет кушать и знать не знать вовсе о твоих хомяках, орангутангах и муллах! А теперь вот расхлебывай, – он потрогал синяки под глазами и добавил:

– Если ты и после такого за меня замуж не выйдешь, то и не знаю, что надо для тебя совершить. Да, совсем забыл, а есть у нас что-нибудь перекусить?

Едва раздались слова о еде, мой котик, обитавший до этого неизвестно где, заявил о себе громким басовитым мяуканьем.

«Вас легче убить, чем прокормить», – подумала я, а вслух сказала:

– Давай разберемся с сумочкой твоей подружки, а потом уж будешь набивать брюхо ненасытное.

Мы дрожащими руками открыли сумку Розалии. Обычный дамский набор: помада, пудреница, флакончик духов «Гуччи Раш», кошелек, презервативы, мобильник, носовой платок, ключи от дома и ключ еще от чего-то, завалившийся за подкладку.

– На что похоже? – спросила я Ромку.

– На ключи от камеры хранения, – ответил ученик Пинкертона.

– Точно, молодец. Еще бы узнать, какую дверцу открывает этот ключик, – размечталась я.

– Узнаем когда-нибудь! – Мне бы Ромкин оптимизм. – Жень, давай поедим?

– Давай, – легко согласилась я, – ты иди приготовь чего-нибудь, а я в ванную.

Не дав возможности Алексееву возразить, метнулась в ванную и включила воду. Грохнув туда все, что пенится, я погрузилась в это чудо и блаженно закрыла глаза. Но моя мыслительная деятельность не прекращалась ни на минуту.

«Есть ли у меня шанс раскрыть Славкино убийство и при этом остаться в живых? Наверное, есть, но пока это не шанс, а ма-а-люсенький такой шансик. Жить, конечно, придется пока здесь. Дома погром, да и небезопасно. Вдруг ребятки поставили там сторожа? Ромку тоже придется оставить – он уже засветился перед Хомяком. Да и пригодится он мне. Сегодня вечером Мулла встречается с Никитой. Мне там появляться не с руки. Мишка... не подходит – он работает и не сможет оставить свой пост. Хотя можно попробовать и Мишку. Вот если бы у меня были «жучки»...

Меня выбросило из ванной:

«Идея!»

– Ромка! – я мгновенно очутилась на кухне, где Ромашка готовил очередной омлет. – Ты мент или не мент? Отвечай немедленно!

Ромка открывал рот, но слова оттуда не вылетали.

– Чего ты там шепелявишь? Говори внятно, – призвала я помощничка к действию.

Тот не внял призыву и продолжал открывать рот, как рыба, попавшая на сковородку.

Я стала замерзать и только тут поняла причину партизанского молчания Алексеева. Дело в том, что вылетела я из ванной, одетая лишь в пену. Роман, конечно, увидев такую красоту, лишился дара речи. Даже кот замер, созерцая очертания прекрасного женского тела.

– Мне нужны «жучки», которые крепятся куда-нибудь для прослушивания. Ты должен их достать, – заявила невозмутимая Афродита и, роняя клочья пены, гордо удалилась в море, то есть в ванную.

Из кухни раздался грохот, вопли Моси и крики Ромки: он попытался, видимо, спасти подгоревший омлет и схватился рукой за сковородку, забыв, что она горячая. Бедняга! Теперь сомнений не оставалось: «жучки» будут. Я минут пять еще повалялась в водичке и решила вылезать. Тем более что с кухни стали проникать умопомрачительные запахи и невнятное бормотание шеф-повара. Протянув руку за полотенцем, я не удержала равновесия и растянулась на кафельном полу, крепко приложившись затылком к стене. Что-то звякнуло.

«Моя голова разбилась», – решила я. Но голова оказалась цела, если не считать здоровой шишки, моментально образовавшейся на затылке. А вот стена... Две плитки отлетели, за ними обнаружилась небольшая ниша. Естественно, я просунула туда руку и нащупала какой-то сверток.

– Ро-Рома... – позвала я осипшим голосом.

Ромашка нарисовался на пороге ванной. На этот раз он удивлялся еще больше: я все в том же костюме Афродиты расселась на полу, сжимая в руках пачки денег. Много-много зелененьких бумажек с портретами разных дядечек.

– Эт-то отк-куд-да? – прошептал совершенно обалдевший сосед.

– Из д-дырки, – тоже шепотом ответила я и указала на проем в стене.

Монморанси важно протопал в ванную и презрительно обнюхал зеленых президентов.

– Класс, Женька! Ты почаще падай, может, еще чего найдешь, – Роман восторженно переводил взгляд с меня на доллары и обратно. На мне, если честно, взгляд его задерживался дольше.

– Брысь отсюда! Оба! – рявкнула я, и друзья испарились.

Вскоре, облаченная в любимый шелковый халат, стоивший мне всей зарплаты, я сидела на кресле в будуаре, по-прежнему сжимая в руках конвертируемую валюту. Ромка развил вокруг меня сумасшедшую активность: прикатил на сервировочном столике кофе со сливками, омлет (боже, я скоро кудахтать начну и яйца высиживать), вазу с фруктами и бутерброды с ветчиной.

Весело сверкая фингалом, он суетился, время от времени поглядывая на зажатые в руках бумажки.

– Ты поешь, Жень, а то вон какая худенькая! Я видел, как ребрышки-то выпирают. Ну, чисто освенцимский крепыш! А я вот и кофеечку твоего любимого соорудил, омлетик вот... бутербродики. Поешь, поешь, а мы с котиком пока денежки пересчитаем, – Роман взял деньги и уселся напротив. Пока я, давясь, поглощала пищу, Ромка, шевеля губами, тасовал бумажки. Совсем как Паниковский, деливший отнятые у подпольного миллионера Корейко деньги.

– Сорок три тысячи американских долларов! – приоткрыл от удивления заплывший глаз последователь Паниковского.

– Ну и что? Нам-то от этого ни тепло, ни холодно. Это не наши деньги, – Ромкин глаз захлопнулся.

– Ты, Жень, не волнуй меня, ладно? Лучше вон бананчик скушай. «Не наши, не наши...» А чьи, интересно? Розкины, что ли? Так ведь ей они уже без надобности, а нам еще преступление раскрывать! Тебе вот «жучки» понадобились. Бензин опять же... Наших с тобой денег не хватит даже на литр!

– Ты что же, собираешься их тратить?! А вдруг именно из-за этих денег Розалию и убили?! – я была возмущена до глубины души.

– Ну и что? Вот и узнаем заодно. Нет, что ни говори, а бабки эти нам пригодятся. И не спорь, – Алексеев для убедительности пристукнул кулаком по столу. Сделал он это неумело, а потому неубедительно. Надо будет научить человека.

– Черт с тобой! Без денег нам и правда не обойтись. Но предупреждаю: кассиром буду я! За каждую копейку потребую строжайшей отчетности. Уяснил? – я напустила побольше суровости налицо, пусть знает: со мной шутки плохи.

– Понял, понял, понял! – Ромка заметно повеселел. – Так, может, я это, за продуктами сгоняю, а, Жень? Кушать-то нечего. Я вон давеча последние яйца использовал.

– Гони.

Ромка растворился в воздухе.

– «Вискаса» купи котику! – подтверждая мои слова, Монморанси громко мяукнул.

– А зачем? Этот блохастый все подряд лопает! Чего зря деньги тратить? – уже с порога крикнул снабженец. Любит, что ни говори, Алексеев по продуктовым магазинам шастать!

– Купи, говорят тебе!

Роман ушел. Я заметалась по жилищу в поисках тайника для денег. Куда? Куда спрятать такую сумму в чужой квартире? Перебрав все возможные варианты, я упаковала доллары в пакет, а пакет спрятала на кухне, в духовке. Надеюсь, Ромашка не затеет печь пирожки!

Вспомнив о пирожках, я подумала о маме. Сердце болезненно сжалось: совсем недавно я сидела на кухне в родительском доме, болтала ни о чем и была счастлива и весела. А теперь сижу черт знает где, считаю трупы, чужие деньги и серьезно опасаюсь за свою жизнь. Вот же угораздило!

Мелодичной трелью напомнил о себе сотовый. Чисто автоматически, еще пребывая в глубокой задумчивости о своей судьбе, я схватила трубку.

– Розочка, солнышко, здравствуй! – раздался в трубке густой баритон.

Ах, какой приятный голос!

– М-м-м... – промычала я в ответ.

– Ты узнала меня? Это я, твой зайчик! Не удержался вот и позвонил тебе. Сегодня весь день думаю о том, как весело мы провели вчерашнюю ночь!

– М-м-м... – диалог продолжался.

– А почему моя девочка такая неразговорчивая? Ее кто-то обидел? Расскажи своему зайчонку, я накажу всех твоих обидчиков!!!

Мне очень хотелось рассказать обо всех своих проблемах. Еще бы не обидели! Да меня все обижают, начиная от следователя и кончая собственным котом-предателем!!! Но вместо этого я произнесла сиплым голосом:

– Охрипла. Горло болит.

– Бедненькая, – посочувствовал баритон, – это я виноват! Столько мороженого тебе скормил. Вот незадача, надо же! У моей вкусненькой Розочки горлышко болит! Я к тебе пришлю шофера, он привезет все, что нужно, и небольшой подарочек от меня. Я бы и сам приехал, да этот придурок Никита сходку созывает! Хочешь не хочешь, а мне присутствовать необходимо! Ну все, моя сладкая, целую тебя. Я еще позвоню! – трубка чмокнула и дала отбой.

Надо же, а! Такой красивый голос – и голубой! И чем мы, женщины, хуже?! Вон этот Розку всю ночь мороженым откармливал, а я один омлет который день лопаю! Обидно, честное слово! Так, а что баритон говорил про Никиту? Какую такую сходку он собирает и где? Может, и я могла бы поприсутствовать на ней? Неплохо было бы. Опять запиликал сотовый. На этот раз в трубке прорезался Алексеев:

– Жень, – надрывался Ромка, – ты какое мороженое любишь: шоколадное или сливочное? С орехами или с ягодками? А может, тебе с вафлями купить?

Надо же, какой заботливый! Наверно, весь супермаркет скупил – разошелся на халяву.

– Любое и побольше! – проорала я в трубку.

– Не ори в ухо, я не глухой, – сказал Ромка и отключился.

– Дурак, – вынесла я приговор и протопала в прихожую.

Там я достала фотографии и принялась их рассматривать заново. Теперь ценность снимков была более очевидна. Как я и предполагала, наш мэр и чеченец фотографировались именно в «Голубой креветке». Скорее всего, чеченец и есть Тимур. Но что же это за Никита таинственный? Звонок в дверь прервал мои размышления.

«Господи, не квартира, а проходной двор!»

На пороге стоял невысокий, крепкого сложения парень.

– Ты кто? – удивилась я.

– Я шофер Ильи Никаноровича. Он вот передал тебе, – парень, ухмыляясь, протянул два пластиковых пакета, – и еще вот...

Шофер Никаноровича залез во внутренний карман куртки и вытащил бархатную коробочку. Внутри лежали золотые серьги в виде маленьких наручников. Увидев мою растерянность, парень улыбнулся:

– Не смущайся. Мой хозяин еще и не такие штучки дарит своим подружкам.

– Слушай, а кто такой Никита, который сходку сегодня созывает? – я решила снагличать и получить кое-какую информацию.

– Ну ты и деревня! – удивился шофер, – Никита – это мэр города. Никита Сергеевич Михайлов.

– Это он? – протянула я фотографию.

– Точно, Никита! А рядом чеченец, Джогоев, кажется, его фамилия. Только почему они вместе? – удивился водила. – Слушай, а ты значит... не…? Откуда у тебя это?

– Майор ФСБ Лисичкина! – представилась я. – Мэр у нас в разработке. А тебе, дорогой, не советую распространяться о нашей встрече. У нас длинные руки. Ковалева знал?

Парень вытаращил глаза и приоткрыл рот.

– Как твое имя, фамилия, контактные телефоны, явки, пароли? – пожалуй, с явками и паролями я малость перестаралась.

– Кузькин Антон Егорович, – он протянул мне визитную карточку.

– Можете идти, гражданин Кузькин. Будете нужны – вызовем, – отпустила я шофера.

Тот сбежал с лестницы, громко топая.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Я закурила сигарету и сосредоточилась.

Снова раздался звонок в дверь.

– Черт вас возьми! Дайте подумать человеку! – В полной уверенности, что это вернулся шофер Никаноровича, я распахнула входную дверь со словами:

– Я же сказала, Кузькин, вы пока свободны! Не утомляйте органы...

Мысль я не закончила – на пороге стоял Алексеев, увешанный пакетами и пакетиками. Его взгляд ничего хорошего не предвещал.

– Привет, Ромочка! – всем своим видом я демонстрировала полнейший восторг от появления снабженца. – Чего вкусненького принес?

Я даже подпрыгнула, чтобы чмокнуть Ромашку в носик. Но не попала. Зато прямиком влепилась в глаз Алексеева, в тот, который закрыт. Ромашка издал вопль из арсенала индейцев на тропе войны. Самое мудрое решение, которое могло прийти в мою несчастную голову, я приняла мгновенно и скрылась в ванной, предусмотрительно заперев дверь на задвижку. Кто бы знал, как надоели мне эти бестолковые существа под названием мужчины! Вечно ходят, домогаются моего внимания, всем им что-то от меня надо! Где справедливость, господи?!

Алексеев штурмовал дверь ванной комнаты:

– Открывай, бикса позорная! Нету сил никаких терпеть, как ты издеваешься надо мной!

Такого я не слышала даже в «Голубой креветке»! Хомяк, конечно, был расстроен, но его расстройство не идет ни в какое сравнение с гневом Ромашки!

Сосед по-прежнему штурмовал дверь ванной комнаты. Дверь пока еще выдерживала напор разгневанного мужчины, но уверенность в ее силах таяла с каждой минутой.

– Я не успеваю тебя вытащить из одного дерьма, – Ромка начал называть вещи своими именами, а это плохой знак, – как ты тут же попадаешь в другое! Когда это кончится?! – бушевал сосед, сотрясая дверь ударами мощного тела.

Я заметно приуныла. Ромашкино состояние можно было назвать критическим. Между прочим, психиатры в таких ситуациях рекомендуют длительное лечение в стационаре. А что, собственно, я натворила, за что меня можно с дерь... хм... с грязью мешать?! Сражаюсь, можно сказать, на переднем плане с организованной преступностью и получаю за это... хороший нагоняй! И, главное, от кого?! От человека, лично мною определенного в помощники! Наверное, Ромке не нравится роль помощника. Пожалуйста, пусть будет начальником, мне не жалко! Дверь ванной комнаты содрогнулась от сокрушительного удара.

– Рома, Ромочка! – пыталась я остудить соседа, – дверь не наша! Тебе же самому ее ремонтировать! Подумай об этом!

– Ничего! – заверил меня Роман. – Розочке она уже не пригодится, а нам все равно линять нужно отсюда. Твой Кузькин настучит на нас, будь уверена! Боже мой, за что послал ты мне эту личность, претендующую на роль женщины?

Не умеет Алексеев общаться с небесными силами! Кто же даст ему ответ на риторический вопрос?!

– Ром, – принялась я за воспитание неразумного, – во-первых, прежде чем обращаться к богу, прочитай «Отче наш», потом подумай, достоин ли ты общаться с господом, а уж после...

– Убью!!! – завопил не своим голосом помощник (подумать только!).

– Много вас охотников до моей жизни, – проворчала я, – занимай очередь.

Ромка еще раз штурманул дверь, вероятно головой, – характерный звук раздался из-за двери, после чего послышался короткий вопль, и все стихло.

«Помер!» – взликовало все мое существо. Первый раз, наверное, я была рада покойнику!

Потихонечку, стараясь не потревожить усопшего, я приоткрыла дверь моего убежища. Тишина.

«А куда, интересно, делось тело?» – теперь уже я задала риторический вопрос.

Тело лежало себе тихонечко возле порога и... храпело. Вероятно, сильно ударился, и неглубокий обморок плавно перешел в глубокий сон.

– Сик транзит глория мунди! – торжественно произнесла я над мирно спящим штурмовиком. – «Так проходит слава мира» перевела я на современный русский изречение древних.

Лишившийся славы товарищ громко застонал во сне.

«Переживает! – посочувствовала я. – И зачем, спрашивается, нужно было штурмовать неприступную крепость? Попросил бы по-хорошему, я и сама бы все рассказала. Отчего же не поговорить с хорошим человеком?»

Пожав плечами, я принялась обыскивать Ромашку. В карманах, кроме мелочи в рублях и нескольких купюр в долларовом эквиваленте, находилось какое-то приспособление, очень напоминавшее миниатюрный магнитофон. Такие, я видела, применяют шпионы, и наши и импортные. Крепишь эту машинку куда-нибудь и все! Разговор записывается на пленку. Потом нужно лишь забрать эту самую вещицу и послушать секреты, которыми добровольно никто не хочет делиться. Это вам не стаканом подслушивать! Техника!

– Ромка, какой же ты хороший, оказывается! – от избытка чувств я поцеловала Алексеева прямо в губы.

Усопший открыл глаза.

– Привет! – от агрессивности Ромки не осталось и следа. – Есть чего-нибудь пожевать, Жень?

– Тьфу, чтоб ты сдох, обжора! Омлет будешь?

– Не-ет! – интенсивно замотал головой Ромашка. – Надоело! Ты посмотри, чего я принес.

И боевой товарищ, легко поднявшись и подхватив сумки, дошел, наконец, до кухни. Покупки не радовали разнообразием: крабовое мясо, крабовые же палочки, пицца, естественно, огромное количество яиц, шоколадное мороженое, яблоки, ананасовый сок и фасованный сыр. Другой пакет тем более не представлял никакого интереса для исследователя – мужские примочки меня мало интересовали.

– Жень, ты чем-то недовольна? – подобострастно спросил Роман. — Я что-то не то купил?

Я подозрительно покосилась на него: притворяется или правда ничего не помнит? Чистый взгляд соседа говорил яснее слов: кто прошлое помянет – тому глаз вон. А Ромашка, видать, свои глазки берег. Спокойствие снизошло на меня, как благодать.

– Порядок. На пару часов хватит, – успокоила я несчастного.

«Мужчину сначала нужно накормить, напоить, а потом расспрашивать», – следуя мудрому совету Бабы-яги, я засуетилась у плиты, сооружая очередную порцию питания для ненасытного друга.

– Одно беспокойство от вас, – вываливая порцию «Вискаса» коту, ворчала я, – мне так много нужно сказать, а этот... (слова почему-то пропали) только и думает о своем желудке.

Ромка сидел на стуле и блаженно щурился. На его лице было разлито такое удовлетворение, что я невольно позавидовала.

– Бери больничный с сегодняшнего дня, – сурово опустила с небес на землю мечтателя.

– Зачем это? Я и так завтра в отгулы ухожу.

– Дел много накопилось, мне одной не справиться.

– Какие дела, Жень? Ты бы притормозила чуток, а то разошлась, понимаешь. Говорят, ты уже в органах служишь? Уж не в ФСБ ли случаем? – хитро прищурился Ромка.

Так, понятно! Значит, все помнит, прохиндей, только притворялся, что у него приключилась внезапная амнезия. А откуда он про ФСБ знает? Дедукция, наверное. Вот что значит мент, хоть и гибэдэдэшник!

– Да это так, – смутилась я, – фантазирую малость...

– Угу, фантазируешь, знамо дело. А ты в курсе, что из-за твоих фантазий нам пересе ляться надо, а? – никакой злости в голосе Алексеева мое чуткое ухо не уловило.

– Почему это, интересно? Мне здесь нравится, да и тихо тут, думать можно в спокойной обстановке. А куда переселяться-то, Ром? Ко мне нельзя, к тебе тоже...

– Не вопрос. Деньги есть, можно квартиру снять. Ты лучше скажи, дорогая, что это за крендель, Кузькин твой? Что вообще здесь произошло, пока я за харчами гонял?

Пришлось рассказать боевому товарищу и про звонок, и про Кузькина, и про то, что загадочный Никита оказался мэром нашего города.

– Точно! – звонко хлопнул себя по лбу сосед. – И как я раньше не догадался! Значит, наш Кит сегодня встречается с Муллой.

– Ром, у меня есть план, – промямлила я.

– Что-о?! Какой такой план?! Дома будешь сидеть, ищейка!

– Так я и хотела дома... Ты вот не дослушаешь, а сразу ругаться начинаешь. Нехорошо! – пристыдила я Ромашку.