Текст книги "На проклятом пути Великого Шута (СИ)"

Автор книги: Эйрик Годвирдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Это было остроумно, – Лаэтрис парировал финальный удар смертоносно быстрой серии, что обрушила на него Риалейн, удостоив лишь коротким взглядом сорванный и отлетевший прочь наплечник – его собственный. На его лице мельчайшими рубинами алели брызги, осевшие после взмаха клинка соперницы, и кровь струилась по бледной коже обнажившегося плеча – длинный, но не особенно глубокий порез, из тех, что лишь разжигают желание драться дальше, но не заставляют стать осторожнее или медлительнее. Архонт медленно растянул тонкие губы в хищной улыбке и занес меч.

Риалейн вывернулась из-под очередной атаки – поздно сообразив, что это была обманка, финт – и когда инерция движения уже потянула ее ровно туда, куда и требовалось Лаэтрису, не смогла снова увернуться от скользящего удара. Шлем сорвало с головы, Риалейн вынужденно шагнула еще раз назад – и уткнулась спиной в стену. В этот же миг лезвие меча Лаэтриса оказалось у ее шеи, легкое дразняще-опасное касание – через темную плотную ткань, закрывающую горло, она могла ощутить покалывание разрядов силового поля клинка.

– Остроумно, – повторил архонт. – Но не слишком дальновидно. Время сдаваться, леди.

Взгляд его впился в ее лицо, не давая ни малейшей возможности увернуться. Меч чуть двинулся вверх – и Риалейн инстинктивно приподнялась на цыпочки, стараясь увеличить расстояние между собой и безжалостным лезвием. Потянулась было за кинжалом на поясе – самое время вогнать его в открытое плечо противника, не дав ему воспользоваться преимуществом – но он перехватил ее руку в локте, потом всем весом своего тела вжал Риалейн в стену и, не отводя взгляда, повторил:

– Время сдаться, – и добавил со странным выражением: – Ни одного больше фокуса в рукаве, моя леди. Ни одного сюрприза.

– А вы достойный противник, архонт Лаэтрис. Я признаю вашу победу, – Риалейн разжала руки и клинок ее со звоном упал на каменные плиты. Она явно постаралась, чтобы голос звучал как можно более холодно, но азартная дрожь сражения никуда не делась – губы ее ярко горели, глаза сияли, как у охотящейся лировой кошки, и голос пронизала легкая хрипотца. – Самое время мне перед вами извиняться, так?

– Не совсем. Извинения можно сделать и не публичными – в конце концов, из уважения перед нашим общим родовым именем. Зато вот вторая часть уговора…

– Ваш каприз? – с вызовом уточнила девушка.

– Верно, – Лаэтрис медленно опустил клинок. На секунду отвел взгляд, точно раздумывая, что бы такое попросить. Сперва он собирался потребовать выложить, что же за интриги плела Риалейн за его спиной – но вдруг его обуяла какая-то совершенно необъяснимая прихоть. В конце концов, вытянуть все, что она скрывала, он сможет и после. И он, отшвырнув оружие, обеими ладонями обхватил ее лицо и впился в яркие губы жадным, напористым поцелуем, больше похожим на укус. Она в первый момент протестующе дернулась, вскинула руку – и вцепилась тонкими пальцами в лишенное брони плечо, еще сильнее заставив кровоточить порез, терзая свежую рану явно нарочно. А потом неожиданно ответила – так же яростно, как и сражалась; соленый привкус крови на губах послужил острой, яркой пряностью, оттеняющей ощущения.

– Этого будет довольно, – отстранившись наконец, заключил Лаэтрис. – Выслушаю извинения, моя леди, когда соизволите. Не затягивайте с объяснениями – у меня есть к вам вопросы и помимо этого.

После чего с абсолютно нечитаемой улыбкой развернулся и направился прочь, под шелест восторженных – и завистливых – голосов.

* * *

Шаги инкубов отдавались от стен коридора – при желании выученики храма Архры могли двигаться бесшумно даже в гулких сводах древних построек, но сейчас нужды в этом не было.

Риалейн старалась не отставать от размашистого шага – впереди шествовал Каэд, позади тенью следовала Нилия. И если присутствие Нилии ободряло, то холодно-молчаливый Каэд действовал Риалейн на нервы. Она прекрасно понимала, что этот инкуб – лишь продолжение воли самого Лаэтриса, но все равно от него тянуло ледяной угрозой. Постоянно. Великолепная охрана, вынужденно признала для себя Риалейн. Гораздо эффектнее даже змееподобных сслитов, которых часто нанимали другие архонты – Лаэтрис, кажется, попросту брезговал чешуйчатыми наемниками, а инкубами хоть и не удивить никого, но и лучших из лучших среди них видно издалека. Риалейн спросила было, куда это ее ведут, но Каэд только коротко бросил: архонт указал место для встречи, велел проводить вас туда, и раз уж вы пожелали беседовать с правителем, так идите.

– Одна из самых старых галерей дворца дома Лаэтрис. Старая, почти заброшенная – тут редко прогуливается кто бы то ни было, – раздался негромкий голос впереди. – Кроме меня.

Коридор закончился, превратившись в галерею вдоль наружной стены дворца. Лаэтрис стоял у края галереи: открытые проемы и виражные вставки в причудливой череде, и длинная анфилада колонн впереди. С галереи открывался вид на сад – самые глухие его уголки.

Риалейн подошла ближе, встала рядом. Дорожки сада внизу, усыпанные чуть светящимися лиловыми камешками, красиво контрастировали с темной зеленью редких растений и хищными темно-красными цветами.

– Чудесное место для уединения. Хоть здесь, хоть там, – архонт чуть кивнул в сторону открывающегося вида. – Как считаете, леди?

– Так вы за мной следили? – Риалейн вспыхнула, подобно живому огню: жаркому и нетерпеливому. – Когда я думала, что никто меня не видит, там, в этом саду?!

О, с каким наслаждением Лаэтрис рассматривал все признаки захлестнувших собеседницу эмоций! Она приметила плотоядный взблеск в его глазах прежде, чем сумела обуздать свое возмущение. Архонт самодовольно усмехнулся, не отводя взгляда. Пару секунд продлилось молчание, потом Риалейн неожиданно рассмеялась:

– И я была бы разочарована в вас, мой архонт, если бы оказалось иначе.

Смех ее был бархатистым, довольно низким и глубоким – и отчего-то ни капли не натянутым, а абсолютно свободным и искренним. Потом Риалейн вдруг посерьезнела:

– И, видимо, раз уж я проиграла в поединке, моя честь велит объясниться перед вами, – она медленно склонилась в вежливом поклоне. – Клянусь, что не имела в мыслях оспаривать…

Архонт нетерпеливо взмахнул рукой, прерывая ее и разом сменив тон на куда как менее церемонный:

– Мне нужны не полные формальности слова, Риалейн. Единственное, что я даже не прошу – я требую! – объясниться в том, что все это значило. Открытое недовольство отданным приказом, нарочито раздутое противостояние с моим двором, да и вся манера держаться как в осажденной крепости – это наводит на мысли. Множество самых разных мыслей.

Риалейн ничего не ответила, словно ожидая продолжения.

– Ты наполнена тайнами и сюрпризами, как заряд осколочной винтовки – ядом, Риалейн Лаэтрис, – проговорил архонт медленно. – Я не мог понять, что тобой движет с того момента, как ты ступила на причалы Темного Города. На причалы моего шпиля. И каких сюрпризов от тебя ждать – ты не была похожа на ту, кто молча смирится со второй ролью, навязанной тебе всем, что происходило вокруг Илимниса. А я был – и остаюсь – уверен: среди илимнисийцев есть предатель. Все еще есть – это лишь пешки пошли на эшафот, но остался кто-то, кто ими командовал.

– Лорд Вэлит – пешка? – наигранно хмыкнула Риалейн. – Он был командующим основными оборонительными войсками при госпоже Гвайренвен, когда началось вторжение…

– А кто еще! Этому олуху не хватило бы соображения даже чтобы обмануть собственную куртизанку, вздумай она его отравить, – Лаэтрис неприятно ухмыльнулся. – Пока что я вижу лишь двух илимнисийцев, кому хватило бы ума и дерзости на подобное.

Риалейн молча кивнула. Ее глаза разгорались все ярче, но она почему-то не спешила оправдаться.

Архонт помедлил еще всего одно мгновение – и как и в недавнем поединке, одним точным шагом нанес сокрушающий, не дающий возможности отступить удар:

– Ни одного больше фокуса в рукаве. И поэтому отвечай же: тот тайник среди хищноцветной лианы – что в нем?

Риалейн чуть вздрогнула и поглядела прямо в глаза архонту:

– Выходит, я все-таки была права – вы мне не доверяете, ни капли. Я отвечу на вопрос о шкатулке, отвечу – у меня нет другого выхода. Но эта подстроенная вами же атака на шпиль…

– Что? Подстроенная? – Лаэтрис недоуменно качнул головой.

Риалейн, казалось, немного растерялась, но с вызовом подняла подбородок:

– Эта группа, что устроили нападение… у них была ваша разрешающая печать. Вы мне велели пропускать тех, кто ее предъявит, но они отказались что бы то ни было предъявить – и сразу бросились в атаку.

– И ты выместила на них всю свою злость?

– Да. Потом, когда мои бойцы пленили двоих из семи. Остальные были убиты, а этих мы обыскали, обнаружили печать и… я была в ярости. Мне казалось, что надо мной насмехаются! Вы насмехаетесь, архонт.

– Это была не подстроенная атака, Риалейн. Убитые тобой – диверсанты и шпионы Багрового Когтя, – сказал Лаэтрис, мигом растеряв весь флер превосходства и самодовольства. – Переодетые. Теперь я понял, куда делся мой разведчик, и… Демон раздери души тех несчастных, если бы их можно было допросить!

– Всегда можно озадачить гемункулов… – начала было Риалейн, но Лаэтрис с рыком прервал ее:

– Время! Время, которого у нас не будет! Оно уже сейчас сочится сквозь пальцы, играя на руку далеко не нам, – и архонт стиснул кулак, так, что шипы-пластины скрипнули. Он то ли забылся, то ли нарочно сказал именно так – «нам», Риалейн не поняла этого. Зато решила наконец рискнуть, шумно выдохнула и начала:

– Я… – она сперва хотела было оправдаться, а потом отбросила прочь личину, которой до сих пор прикрывалась: маску воспитанной, сдержанной высокородной леди, холодной, как камень, и столь же стойкой. Ее глаза сверкнули ярче алмазов: – В шкатулке, которую я спрятала и от вас, и в особенности от дорогой родни из Илимниса – доказательства того, что Гвайренвен Серая Дама в сговоре с архонтом кабала Багрового Когтя. Давно в сговоре. Еще до смерти дяди Ранзара. Там записи, текстовые и голосовые, перехваченные донесения и вещи, от предъявления которых нельзя отвертеться. Она и стоит за нападением на Илимнис – но у них что-то пошло не так в их договорах. Кажется, теперь она не может отделаться от этого союза, а ее продолжают лишь манить властью. И теперь Гвайренвен готова выполнять приказы Багрового Когтя, пока те не кинут ей наконец весомую подачку.

– Зачем ты это скрывала? Почему не пришла сразу?

– Единственная причина, почему я не пришла к вам с этим – потому что полагала, что вам хочется избавиться от меня так же скоро, как и от Серой Дамы. Как и от всей ветки семейства лорда Ранзара, – твердо заявила Риалейн. – Иначе к чему было назначение нового владетеля в Илимнисе?

Лаэтрис не успел ответить ничего – потому что в этот момент Каэд внезапно поднес пальцы к виску шлема, коснулся сенсора – и быстро, плавно развернувшись к беседующим, сообщил:

– Прошу простить и готов понести любую кару за то, что прерываю, но обязан сообщить: тот потайной проход в малом шпиле пытаются взломать. И я знаю, кто. Я бы успел, если бы сию же секунду…

– Вперед, – резко приказал Лаэтрис.

Инкуб моментально сорвался с места, на бегу что-то командуя по переговорному устройству – кажется, Каэд давно был готов к подобному развитию событий. Оставалось лишь надеяться, что хитрый инкуб все предусмотрел. Помедлив всего лишь треть секунды, Нилия попросила разрешения присоединиться к умчавшемуся товарищу – и Риалейн согласно кивнула.

– Не будем тратить время тоже, – Лаэтрис без объяснений схватил Риалейн за руку и потащил за собой. – Здесь, на балконе с другой стороны галереи, всегда припаркован мой собственный «Яд», так что успеем как раз к развязке.

* * *

Теплая вода в купальне обволакивала тело невесомо и мягко, ароматические курения дарили покой – сомкнуть веки и погрузиться в сладостную дрему было искусительно приятно. Но архонт Лаэтрис не стал потакать слабостям усталого тела – в конце концов, даже в полном уединении он редко когда позволял себе подобную роскошь. Но все равно глубоко вздохнул, расслаблено откинул голову назад и прикрыл глаза.

Растворенные в воде зелья одновременно обжигали свежие раны – и ускоряли их заживление. Боль была слабой, даже в чем-то приятно-успокаивающей, скользящей по самой границе восприятия: самое то, чтобы еще раз взвесить все произошедшее за неполный день.

Да, как он и говорил – успели они аккурат к развязке кипящего боя на малом шпиле. Загадка предательства илимнисийской знати разрешилась – он и его спутница застали поверенных Серой Дамы, ее саму – и парочку ее покровителей из вражеского кабала, сцепившихся не на жизнь, а на смерть с охраной, возглавляемой верным инкубом. Конечно, архонт и его спутница тут же вступили в бой.

Не смотря на то, что противников было не так уж и много, сражались те словно в последний раз, и схватка вышла не самой простой – все-таки предатели подготовились к диверсии. Но перевес сил – а главное, мастерства – оказался на стороне архонта Лаэтриса и его бойцов.

О, если бы ему предложили еще раз ввязаться в подобный бой, он никогда не отказался бы – хотя бы ради наслаждения драться плечом к плечу с Риалейн. Она оказалась отличным бойцом, и пусть он это понял еще тогда, на дуэли – соратник из нее вышел еще более искусный, чем противник.

И – они победили. Лаэтрис не отказал себе в удовольствии протащить двух самых знатных предателей и недругов за волосы до самого «Яда» и вывесить, как падаль, на внешних крюках, слушая проклятия еще живых жертв всю дорогу назад, в главный шпиль, пока он учтиво пояснял Риалейн назначение тайного хода. Во всех старых дворцах и шпилях есть свои катакомбы, Комморра пронизана ими – и старые Дома хранят расположения своих потаенных дорог в недрах обиталищ как самый важный секрет. Ну что же, пошутил он, теперь ты тоже знаешь один такой секрет дома Лаэтрис. Так храни его, чтобы я в тебе не разочаровался – на что Риалейн ответила тогда долгим сложным взглядом и преувеличенно почтительным кивком. Взгляд при этом – огненный, искушающий, опасный – с этой почтительностью вязался мало. Над этой разгадкой придется еще подумать – но при этом доказательства сговора она тоже передала, и это дало архонту в руки неоспоримое преимущество. Победа. Чистая, как лучшее вино, в этой скоротечной войне кабалов.

После будет громкий публичный суд над заговорщиками, публичные же пытки плененного недруга и изощренно жестокая казнь, над которой предстояло еще поломать голову, выбирая способ. В очередной раз архонт Лаэтрис подтвердит при всех свое прозвание – Кровавая Длань. Прозвание, которое те, кто поглупее, осмеливаются произносить лишь шепотом, а умные и храбрые говорят вслух, почтительно, как часть титула: ведь таковым оно и является, отмечая одну из громких побед в череде восхождения на вершину иерархии Темного Города.

А все-таки в голове мысли роились совсем не те, что должны были бы рождаться в разуме довольного победой правителя. Лаэтрис в задумчивости потрогал не так давно прокушенную нижнюю губу, и ощутил, как тело словно наполняет текучий огонь – совсем иного сорта, чем от саднящих порезов. Перед закрытыми глазами стояли картины, далекие от сцен сражения. Все его мысли занимал образ яростно-великолепной Риалейн: ее прекрасные губы, горящие глаза, тонкие ключицы; ее матовая белая кожа, которую нестерпимо хотелось исчертить тончайшими алыми линиями, сплетая прихотливый узор порезов и царапин. Жар растекался по венам, охватывая каждую клеточку тела жадным томлением. Ощущение было мучительное, настойчивое, изматывающее – но одновременно прекрасное, как может быть прекрасна самая утонченная боль.

Эти мысли в последнее время одолевали его все чаще – просто он очень долго делал вид, что они не так уж существенны. Впрочем, чем дальше, тем сложнее было игнорировать этот факт – он всерьез увлекся молодой интриганкой Риалейн. А события последних дней только добавили жара – она оказалась не просто хороша собой, но еще и чрезвычайно умна. Сокрушительное сочетание, надо признать.

Пожалуй, ее красота могла бы затмить собой внешность любой признанной красавицы Комморры, если бы Риалейн того захотела. Впрочем… кажется, она считала вовсе не телесное совершенство главным своим достоинством. И от этого становилась еще желаннее.

Пора было признать – архонт Лаэтрис понятия не имел, как он будет добиваться этой женщины, но знал точно: отступать он и не собирается. Просто приказать прийти и скрасить досуг он, конечно, вполне мог – но не хотел. Совершенно. А главное – точно знал, что одного раза ему не будет достаточно, и… бездна подери, кажется, это ровно то, что и называют словом «любовь»: безжалостное и неотвратимое чувство, что тебе вечно не будет хватать чего-то в этом мире, окружи себя чем угодно – пока рядом нет одного-единственного существа.

– Пора приготовиться к долгой осаде, – негромко сказал он самому себе.

Предаваясь размышлениям о том, что же делать с этим открывшимся ему знанием о собственных чувствах, он незаметно для себя погрузился в неглубокую дрему. Все-таки в последнее время длительный отдых был слишком большой роскошью. Может, немного погодя можно будет освежиться и более деятельными развлечениями. А пока…

В полной мере вкусить этот поверхностный сон ему не дали. У дверей покоев раздалась возня, потом – отчетливо различимое бряцание оружия, шум перепалки, повышенные голоса. Низкий рокочущий голос Каэда, пара женских голосов… звук настойчивого удара в дверь.

С рычанием Лаэтрис выдернул себя из теплой неги вод купальни и торопливо накинул дымчатую шелковую мантию прямо на голое тело: облачаться в доспех времени не было, если это новое покушение – вот он меч, а в изысканную пряжку, скрепляющую многослойный шелк мантии у самого горла, встроен генератор теневого поля.

– Что опять творится? – требовательно возвысил голос архонт. – Живо доложите, кто и зачем посмел беспокоить меня!

Дверь распахнулась. В проеме показалось два препирающихся инкуба – Каэд и Нилия. И решительно вклинившаяся между ними, чтобы проскользнуть в купальню, Риалейн. Пальцы архонта замерли на темном камне, приводящем в активацию теневое поле, так не включив его. Вместо этого опустил руку:

– Что происходит, мне кто-нибудь объяснит?

– Я ведь так и не договорила. Не принесла всех извинений, – Риалейн решительно шагнула вперед, вывернувшись из-под руки Каэда, собравшегося сцапать ее за плечо: телохранитель увидел взгляд повелителя и не стал слишком упорствовать.

– У нее с собой был кинжал, – сухо констатировал инкуб. Прошел вслед за настырной гостьей, подал оружие архонту. – И кучка нарядных рабов, кстати.

Судя по тону, Каэд чувствовал себя не слишком уверенно – пожалуй, впервые за все время, что Лаэтрис знал своего охранника.

– Пропусти, – машинально скомандовал архонт. Оглядел саму Риалейн и добавил: – И убирайся за дверь, Каэд. Охраняй вход: именно этим ты и должен был заниматься, насколько я знаю.

– Я не смел бы ослушаться. Но вы велели никому не беспокоить, только вот…

– Только вот госпожа настойчива, я догадываюсь, – усмехнулся архонт, разглядывая то кинжал – тончайшее легкое лезвие с великолепным сложным узором – то саму гостью. Облаченная в вино-красные и дымно-пурпурные шелка, скрепленные миллионом сплетающихся серебряных цепочек, она выглядела как пришедшая на самый изысканный раут гостья, но никак не пожаловавшая для частной беседы. Длинные волосы ее темным водопадом струились по белым плечам, выглядывающим в разрезах наряда, а на лице играла легкая улыбка. Рабы кучкой стояли у самой дальней стены – действительно нарядные, с причудливой росписью на руках и лицах.

Каэд, повиновавшись, скрылся за дверью, клацнул засов.

– Кинжал, – хмыкнул он.

– Подарок. Как и рабы, – Риалейн чуть прищурилась. – Я же сказала: извинения не были принесены в полной мере. Буду ли я себя ценить и уважать, не сдержи я слово? Ну конечно, нет.

– Ну конечно нет, – эхом отозвался Лаэтрис. Попробовал пальцем кинжал – на подушечке выступила алая капля. Ранка тут же вспыхнула, точно лезвие было раскалено. Архонт усмехнулся: не отравленный, но лезвие пропитано загадочной смесью стимуляторов… не оружие. Скорее, утонченная игрушка.

Риалейн шагнула ближе – медленно, вытянув вперед руку, точно проверяя, активировано ли защитное поле. Потом, поняв, что его нет, оказалась совсем рядом. Взяла Лаэтриса за руку и поднесла к своим губам. Слизнула выступившую на пальце каплю крови, не отводя взгляда, и негромко сказал:

– Я приношу свои извинения за пренебрежение словом и властью архонта кабала Пронзенной Звезды.

– Какая-то удивительная у тебя тяга к моей крови, Риалейн Лаэтрис, – усмехнулся архонт. – К чему бы это?

– Может быть, к тому, что мы оба – кровь одного дома? – она улыбнулась в ответ. – Я не хочу быть отдельно от нашего дома: мое место здесь. Я стану верным клинком дома, и с радостью отдам нашему роду все мои таланты. Только скажу вот что: я никогда не смогу принадлежать тебе как вещь, архонт. Ты талантлив и притягателен, я понимаю тех, кто заходится в бессильной ярости, видя твои успехи, но еще больше понимаю тех, кто принес тебе клятвы личной верности. И встану в одном ряду с ними, я обещаю. Но – я не вещь. Я никому не смогу принадлежать – такова моя природа. Я не буду покорной, не буду послушной, никогда. Зато я могу остаться рядом – столько, сколько захочешь ты сам. Или – сколько захочу я. Выйдет ли из этого что-то, я не знаю.

– Звучит неплохо, – отозвался Лаэтрис, слегка удивленный такой прямотой.

– Но давай подумаем вот над чем: ведь мы так и будем вечно подначивать друг друга, стараться обойти, поразить воображение – ты мое, а я твое… то ли соперничество, то ли соратничество, неизвестно, чего больше. Может, тебе прискучит мой ум или моя хитрость – как знать? – она пытливо взглянула в лицо архонту, а потом медленно положила ладони ему на грудь, сдвинув ткань мантии. Острые металлические когти – не привычная часть брони, а нечто вроде колец, держащихся на первых фалангах – прочертили на его коже яркие тонкие линии, набухшие мельчайшими алыми каплями.

– Прискучит? Да ты в своем уме, Риалейн? – архонт тихо рассмеялся и сомкнул руки у нее за спиной. – Это наиболее интригующее предложение, что я получал за последнее время. Думаю, стоит попробовать.

И вместе с нею шагнул к краю купальни – вода все еще оставалась достаточно горяча, а ароматические добавки все еще не выдохлись. С шумным вздохом он попросту упал спиной назад в теплые волны, крепко прижав к себе свою гостью. Брызги взметнулись высоким фонтаном – но архонта это не особенно взволновало. Может, гостья еще что-то собиралась сказать – но, кажется, все слова на ближайшее время потеряли значение.

«Мы так и пройдем в вечном соперничестве друг перед другом через время, подначивая друг друга, стараясь превзойти или удивить» – мысленно повторил про себя Лаэтрис, смакуя все грани этих слов. И понял, что от такого он точно никогда не откажется – не в этой жизни, во всяком случае. Никогда не знать покоя. Никогда не знать скуки. Нести родовое имя по просторам множества миров – так, чтобы от одного его звука вздрагивали недруги и ликовали союзники. Никогда не пресытиться вечной игрой – которая обещала быть и долгой, и увлекательной.

Более щедрого подарка он и представить не мог.

* * *

Последняя страница пьесы оказалась недописанной – при чем складывалось впечатление, что нарочно. Мастер Труппы Ринтил задумчиво вернул текст на инфопластине на страницу выше, перечитал заново несколько строк – и уверился: да, не дописано, и совершенно точно не случайно. Посмотрел на собеседника – одного из арлекинов его собственной труппы. Оба были без масок, потому как нет в них нужды, пока не идет представление, а видеть вас могут только такие же артисты, как вы сами. Ринтил задумчиво потер подбородок тонкими пальцами и вопросительно встряхнул записью:

– Ну и где финал? Чем все кончилось?

– Он ее убил.

– Что? Только не говори, что собираешься испортить такую хорошую пьесу банальной сценой ревности! – возмутился Ринтил, всплеснув руками. – Еще чего не хватало! Что это за фокусы такие, Арталион?

– Не собираюсь, – Арталион откинулся в кресле назад, и в полусумраке ярко взблеснули его зеленые глаза. Едва заметная улыбка – довольно невеселая, надо сказать – осветила безвозрастные черты лица актера: резкие, но благородно-правильные. – И даже вульгарным предательством – тоже. Ничего подобного между ними не было – хотя иногда они весьма бурно ссорились… мирились, надо сказать, тоже бурно, не без того.

– Но все-таки – убил?

– Да. Он не мог поступить иначе, вот и все.

Ринтил пытливо взглянул в лицо актера, словно ища ответ на так и не заданный вопрос. Потом положил запись между ними, сцепил пальцы в замок перед лицом и проговорил:

– Это талантливо написано, и сюжет… ты знаешь, не то чтобы оригинален, но весьма и весьма неплох. Гордость против гордости, отчаянная юная воительница и благородный, надменный правитель…

– А также исключительно беспечный и самовлюбленный, хоть и везучий. И ловкий – до определенной степени. А впрочем, какое-то время абсолютно, незамутненно счастливый этим фактом. Это-то его и погубило, – отозвался Арталион, уже без тени прежней улыбки.

– И вся эта политика и любовь в диком смешении – как минимум, вышло небезынтересно, – задумчиво продолжил Ринтил. – Это можно очень красиво поставить на сцене, может, не целиком, но… Мы могли бы включить несколько сцен, допустим, в одну из крупных пьес, как в истории о Падении авторства Урсилласа – для усиления эффекта. Но нельзя же играть, не зная настоящего финала!

– Ты его знаешь, айтар, – Арталион чуть качнул головой, отвечая на тот самый вопрос. – Ведь у нас все вплетают части своих историй в разные выступления – там сцена, там монолог, там сражение или видение… так обычно и бывает, я прав?

– Да. До тех пор, пока они не перемешаются настолько, что не превратятся в отдельные сказания, уже не имеющие отношения к тем, о ком они были изначально, – медленно кивнул Мастер Труппы, понимая: ответ он получил. Да, это была собственная история Арталиона – ибо лорда дома Лаэтрис звали именно так, да и все прочие имена он и не стал менять.

Эту пьесу действительно было не испортить банальностью вроде ревности или предательства возлюбленной – просто потому что их и не было.

Арталион тоже чуть наклонил голову, как бы давая понять, что он действительно хочет вплести эту частицу судьбы в общий сюжет. Вдернуть еще одну яркую нить в полотно Танца – вечного танца Детей Цегораха, чтобы расстаться с нею, но при этом никогда не терять из виду. Раствориться самому в яркой круговерти всполохов арлекиньего домино, потом собрать историю по осколкам заново – и отпустить ее в свободный полет.

Чтобы написать что-то подобное, нужно пылать всем своим существом изнутри горячее, чем любой колдовской самоцвет, и лишь арлекины знают, каково это; потому что неизбежная рана в душе, что приводит любого из эльдаров на путь Бесконечного Танца, никогда не закрывается по-настоящему. Ни туманом времени, ни песком памяти ее не затягивает до конца – пролитая кровь будет гореть ярким пламенем, и вырванное заживо собственным руками из груди сердце будет сиять ярче любого камня души. Именно поэтому ни один арлекин не носит Слезу Иши – они им просто не нужны. И именно это безмолвное пламя горящего сердца видит и Смеющийся Бог. И ради его бесплотной улыбки танец продолжится – вечно, ибо таков и есть путь служения имени Великого Шута. Однажды это сияние душ осветит новый путь для всего народа – эта вера и ведет Танцоров вперед. Что еще нужно тому, чья жизнь обернулась незримым ветром? Пожалуй, больше и желать нечего.