Текст книги "Козырная карта"

Автор книги: Евгения Мамина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Тебе тоже не по себе? – спросила я его.

– Нет, все нормально. – Браво ответил он, отведя глаза в сторону.

– А вот у меня ощущение, что за нами наблюдают.

– Откуда, шторы ведь закрыты. – Наивно пробурчал он.

– Ты не знаешь, куда уехал Владимир?

– Не-а, нам этого знать не положено. Наше дело маленькое. – Он бросил кости и пристально рассматривал цифры на них. Затем сделал ход.

– Федор, ты невнимателен, здесь не 5, а 3, – исправила я его последние действия. Он тут же предложил присоединиться к остальным в соседней комнате. Я с радостью приняла его предложение.

Казалось, прошла целая вечность, пока стемнело, а мы все играли, кто в карты, кто в нарды. Я ждала, когда приедет Володя. Наконец, зашумел двигатель автомобиля, и холл осветился фарами. Я вздохнула с облегчение. Теперь все будет хорошо, все живы и бояться нечего. Я не стала дожидаться, пока Володя войдет, увидит меня и вежливо поинтересуется самочувствием. Я поднялась к себе. Хотя я и чувствовала недовольство от поведения мужа, но питала к нему огромное доверие, которое в данный момент обернулось исчезновением всех страхов и домыслов. Мне хотелось поскорее лечь в кровать и забыть о сегодняшнем дне. Завтрашний день будет светлым и добрым.

Войдя к себе, я направилась к окну, задернуть шторы. Но не успела сделать и шага, как тело онемело, сделалось ватным, а голова превратилась в раскаленный шар. Вот оно! По стене плыла тень…человеческая… Мой голос осип моментально. Крикнуть я не могла, повернуться и убежать – тоже. Ноги приросли к полу и не желали двигаться, руки… – это потом я все перебирала в мыслях и ругала себя за внезапную слабость. Но в тот момент ужас переполнил меня и вылился напружу глубоким гортанным О-Х-Х, когда его руки в черных перчатках затыкали рот кляпом и волокли куда-то в угол. Глупый киллер, что ж ты так старался? Да я и без твоих усилий вряд ли что-то могла сделать – таков был испуг, и таким оказалось ожидание неприятностей…

К сожалению, человек в черном, оказался явью. Скорее всего, он проник через мой балкон, который утром я не удосужилась закрыть. Теперь это неважно: кому надо – заберется в дом несмотря на запоры на дверях и окнах.

Что же дальше? Я лежала в неудобной скрюченной позе и ждала продолжения. Мои руки и рот были завязаны; я видела лишь его ноги в черных армейских ботинках и чувствовала резкий мужской запах, нет ни парфюма (смешно, если бы идя на дело, киллер побрызгал себя одеколоном) и не пота (вряд ли профессионал испытывал волнение). Это был, скорее всего тот самый слабый запах тела, присущий каждому человеку, от которого не отмоешься никаким мылом и не избавишься химическими средствами. У меня всегда был обостренный нюх, особенно на запах тела. Если я привыкаю к людям и их запаху тела, то уже и не замечаю его. Но здесь находился чужой, неприятный мне мужчина.

Чего он хотел? Где был Володя? Зайдет ли он ко мне? Спасет ли? Спасет ли себя: Наверняка, этот тип пришел сюда не один. Что мне делать? Вспомнилось мне в эту минуту все, что я читала о пленении разных людей, что они делали в таких ситуациях и каков процент положительных исходов таких случаев. Мне было страшно даже дышать. Но лежать было неудобно и мучительно. Поэтому я решилась перевернуться в более удобную позу. В ту же секунду в лицо уткнулось дуло обреза, рука вернула мое тело в первоначальное положение, а низкий голос процедил: «Лежи, дура, и не шевелись. Жить хочешь – не дыши». Мороз пробежал по коже от его слов. В голове как-то все перемешалось, а осталась одна трезвая мысль: «Хочу жить!»

Не знаю, сколько продолжалось мое лежание, однако пришла я в сознание, когда человек схватил меня за шиворот и поднял над полом, перенес через комнату как котенка и швырнул у порога двери. Затем в ухо долетели его слова:

– Скажешь лишнее, сука, убью, и вякнуть не успеешь. Слышишь? – Увидев ужас в моих глазах, довольно ухмыльнулся. – Нужно, чтобы никто сюда не вошел. Поняла? И дуло обреза впилось мне в висок. Было больно, но я кивнула. Тела почему-то я не чувствовала. Лишь холодок смерти проникал во все уголки сознания. Я не понимала, сплю я или нет, жива или умерла, в раю или в аду. Сознание то уходило, то возвращалось вместе с болью от дула, которое все еще было приставлено к голове, и от ботинка, который просто вдавливал мое тело в пол. Дышать было тяжело. И так хотелось поскорее освободиться от осознания себя пустотой, песчинкой, никем…

В сознание меня снова привел удар по голове. Тело мое встряхнули. Я услышала за дверью голоса.

– Настя, ты там? У тебя все хорошо. – Это был Владимир.

Я почувствовала прилив воздуха в легкие, поскольку рот мой освободился от кляпа. Но еще несколько секунд я не могла говорить. Черная рука и дуло оружия постоянно были рядом, напоминая о предупреждении незнакомца. Воспоминание о нем вывели меня из оцепенения.

– Настя? – повторил голос за дверью.

– Да. – Хрипло выговорила я. Голос дрожал еще и оттого, что меня ежесекундно трясли как тряпку.

– Ты спишь? – Настойчиво вещал голос.

– Да. – немощно и глухо простонала я, за что мой похититель встряхнул меня так, что я издала стон и получила еще один удар в голову.

– Что-нибудь не так? С тобой все в порядке?

Кажется, Володя что-то почувствовал. И, вдруг, у меня появилась надежда. Надо было дать ему понять, что происходит. Но пауза не понравилась Черному Злодею. Он взвел курок и приставил дуло к моим губам. Слезы отчаяния подступили к глазам. Я впервые осмелилась посмотреть на лицо незнакомца. Оно было в маске, и лишь глаза горели ненавистью.

– Дорогой, со мной все хорошо, – еле выдавливая слова, сказала я. – Ложись сегодня без меня. У меня болит голова, я выпила аспирин. И не обижайся, любимый (я сделала особый напор на это слово), завтра мы нагоним сегодняшнюю ночь… – Больше сказать мне не дали, снова заткнув кляпом рот. Но дело было сделано. Если Володя умен (на что я и надеялась), то поймет, что что-то не так. Ну, а если нет…Тогда, прощай покой этого дома навсегда. Шаги за дверью стихли. Я стала считать минуты до штурма моей комнаты. Но его не было. Неужели Володя посчитал мои слова нормальными? Неужели он лег спать спокойно, а мне придется провести бесконечную ночь с призраком. Я, что же, должна погибнуть? Ну, за что мне такие муки? Жалеть себя было бесполезно, но другого ни оставалось. Меня снова связали и бросили как коврик на пол в угол. Сам гость в черном развалился на моей кровати и ждал своего часа…

Казалось, я проспала вечность, но проснувшись, вновь ощутила: меня куда-то волочат. Я, как повисшее полотенце на руке стюарда, закрываю его невидимые грязные пятна одежды собой, скрывая их от потусторонних взглядов… Вот мы спускаемся по ступенькам лестницы («К чему так осторожничать, ведь все спят», кроится в моем мозгу), затем меня тянут по коридору, затем попадаем в зал. Везде кромешная тьма. («И как этому черному существу все видно вокруг, как прямо черту»). ОНО подходит к сейфу мужа, спрятанному в стене и начинает там ковыряться. Затем слышится отборный мат и мне достаются пинки в живот и по спине. Почему-то, я все это не очень живо чувствую и, вообще, летаю как во сне. Потом мы снова бредем по коридору («Какие-то ночные гуляния по темноте». – Это было последнее, что я еще трезво успела подумать). Мы подошли к лестнице, а затем… Не знаю, казалось, что уши заложило от взрывов бомб и выстрелов сотни орудий, свет слепит глаза и невыносимо больно открывать их, а тело мое натыкается на иглы, гвозди и осколки разбитой посуды. Затем меня окатывает освежающая морская волна, и сразу же за ней я оказываюсь в Африканской пустыне под палящим солнцем, меня засасывает в песок, а я даже не в силах открыть рот и попросить помощи. Затем я куда-то мчусь и не могу остановиться, и проваливаюсь в бездну, которая разрывает меня на миллиарды частиц…

Обычно в больницах белый потолок, а этот в цветочек. – Первая осознанная мысль, пришедшая в голову в тот миг, когда я открыла глаза. – Цветочки, вазочки, полянки… – Я ЖИВА! – эта мысль принесла настоящую радость. Я снова закрыла глаза и попыталась пошевелить конечностями. Все действует! Правда все и везде болит, но это мелочи по сравнению с тем, что страшный разрушительный сон закончился и я – жива! Ура! Как это оказывается здорово быть живой!

Вновь открыла глаза. Уже был день, солнечный и теплый. Я покрутила головой. Комната, в которой я находилась, казалась знакомой, но я никак не могла вспомнить, где я ее видела. Взгляд со стены опустился ниже и замер. В углу, в кресле спал Владимир. И тут до меня дошло: это в его комнате я сейчас нахожусь, в его постели лежу. Как интересно. Чтобы попасть к нему в постель, мне нужно было пережить кошмар… Кошмар. Я тут же вспомнила события предшествующие моему появлению здесь. Меня вновь заколотило в нервной лихорадке. Все мои движения разбудили мужа. Он подбежал ко мне, склонился.

– Наконец ты очнулась. Как ты?

– Нормально. А что собственно произошло?

– Ты совсем ничего не помнишь?

– Что-то помню, но… словно в тумане. Я в твоей кровати…

– Ты была без сознания 2 дня. Врач сказал, что у тебя шок. Тебе ввели большое количество транквилизаторов, ну, той ночью. Слава богу, последствий никаких не останется, организм у тебя крепкий. – Он улыбнулся и поцеловал меня в щеку. – Надеюсь, тебе и правда, лучше. Ты чего-нибудь хочешь? Поесть?

– Ты все время был со мной?

– Ты ведь спасла нас всех из смертельной передряги. – Он взял мою руку и поцеловал.

– Как?

– Мы знали, что на меня поступил заказ. – Он проникновенно посмотрел на меня, можно ли все говорить. Потом, решив, что я много чего испытала, договорил. – убить, забрать бумаги, деньги. Ну, когда находишься в курсе, то это уже способ защитить себя. Тебе не стали говорить, чтобы не пугать. И весь день все было спокойно. Мы уже почти решили, что нападение не состоится. Но Федор сказал, что тебя что-то беспокоило весь день. Потом, вечером, ты не стала нас встречать… Ну, а ночью, твои слова, ну… – он замялся, – ты хотела сказать, я понял…ну, что-то неладно.

– Я надеялась, что вы сразу придете за мной.

– Сразу было нельзя, пойми. Необходимо было успокоить его бдительность. Тебя тоже нельзя было подставлять. Вот и решили подождать до глубокой ночи. Потом увидели, что он тебя по дому таскает, решили, что пришла пора действовать.

– И? – Я многозначительно посмотрела на него.

– Больше он уже никого не побеспокоит.

– Его…убили? – мне страшно было услышать любой ответ.

Володя помедлил. – Нет, его сдали властям. – Он встал и отвернулся, показывая, что эта тема исчерпана. Я поняла, что мои предположения были верны: киллеров не оставляют в живых.

– Надеюсь, что деньги и документы были заранее спрятаны как наиболее дефицитное в этом доме (в моих словах была и доля иронии: меня же не спрятали, а сделали «приманкой». А если бы меня убили? Было бы кому-то жаль меня?!).

Володя почувствовал подтекст, но молча вышел, оставив вопросы без ответа. Через минуту зашел врач (слава Богу, это был не Геннадий Васильевич). Осмотрев меня, он причмокнул с удовольствием и пожелал скорейшего выздоровления. Я слышала его голос в коридоре, который говорил, что я в его услугах больше не нуждаюсь и что мне нужен лишь покой, тишина и забота.

За следующие 2 дня я почувствовала, что была неправа, решив, будто меня подставили киллеру. Такой заботы, которой меня окружили в доме, не испытывала наверное, ни одна принцесса. Вставать мне не разрешали, каждые 5 минут кто-нибудь заглядывал и интересовался моим здоровьем, у постели всегда кто-то был. Мне лишь стоило взглянуть в сторону, так уже несли и сладости, фрукты, чай, даже мороженое. Этим «кто-то» часто бывали Федор, Николай, который последнее время редко к нам заглядывал, но, оказалось, что он «соскучился по мне» и посему оказался у моей постели. Володя же дежурил, в основном ночью, поскольку днем работал в Думе. Он старался не бередить мои воспоминания о той ночи, поскольку моя нервная система все еще была на взводе, и любой внезапный звук вызывал во мне тревогу и нервную дрожь. Поэтому муж читал мне книги или стихи (а я и не знала, что он неплохо декламировал Пушкина, Фета). И, благодаря такой заботе, я вскоре была на ногах. А в ближайшие выходные, поскольку погода была хорошей, мы всей командой домашних поехали на пикник на озеро в сосновом лесу. Купаться мне не разрешили (как девочке маленькой, хотя забота мужа была приятна), зато шашлык и рыба, жаренная на костре (тут же пойманная Мишей), были великолепны. Я поняла, чего мне не доставало все это время: свободного пространства, лесного воздуха и какого-то братского единения со всеми окружающими. Именно здесь, расслабившись духовно, я решила больше не откладывать разговор с Володей.

Он сидел на берегу озера, только что искупавшийся; капли воды стекали с его мокрых волос на сильное, накачанное тело, так и хотелось коснуться одной из капель. Я подошла тихо сзади и наблюдала за этим процессом, когда он, внезапно, тряхнул головой. Брызги полетели в разные стороны. Несколько капель попали в меня и я взвизгнула от неожиданности. Он не удивился моему появлению. (Я давно заметила, что Владимир чувствует кожей тела, когда к нему кто-то подходит. Но все эмоции сдерживаются где-то внутри него, и он не показывает вида, что знает об этом).

– Ну, и долго будешь стоять там? Давай, присаживайся!.. Хорошая погода сегодня. – Он потянулся и повернул голову ко мне. Его взгляд скользнул по лицу и ушел в сторону. Я почувствовала его, хотя и смотрела на воду. Рядом с ним мне было так уютно и спокойно. Хотелось закрыть глаза… нет, сейчас был тот самый подходящий момент.

– Володя, я знаю, что у тебя есть брат. – Сказала. Пауза. Он ничего не отвечает. Может, шокирован, что я начала так сразу, без обиняков. Я посмотрела на него. Сначала он смотрел не мигая на воду, потом резко повернул голову и устремил взгляд прямо мне в глаза. Вот оно. Стальной непроницаемый убивающий взгляд, который так пугал меня и пронизывал насквозь.

– Я знаю о нем все, или почти… Я была в лечебнице, видела его. Пожалуйста, не думай ничего плохого. Я так переживала о твоих странных отъездах, думала постоянно о твоем отношении ко мне. Эти мысли доводили меня до сумасшествия. В конце концов, я проследила за машиной и узнала твою тайну. Я знаю о Косте, твоем брате, знаю, что он не умер, что он болен и что осталось ему недолго… И еще знаю, что у него твои глаза и знаю, почему ты так относишься ко мне. Но Геннадий Васильевич (только ты не думай, я сама настояла, чтобы он рассказал, не ругай его, пожалуйста), он сказал, что болезнь Кости вряд ли может повториться в ком-то из твоих близких. И тебе можно вести нормальный образ жизни. – Я запнулась. Теперь все сказано.

– Ты закончила? – его голос был жестким. У меня внутри все замерло. Неужели сейчас он даст мне разгон и между нами все будет закончено? Я вздрогнула от одной мысли о нашем возможном расставании. Зачем я завела этот разговор?

– Володя… – начала было я.

– Не надо. – резко прервал он. Глаза его были потухшие. Он встал рывком и пошел от меня. «Ну, вот, испортила такой хороший день», – ругала я себя. Но все-таки мне стало легче от этого разговора. По крайней мере, я выплеснула скрывавшиеся и съедающие меня эмоции.

Посидев немного, я вернулась к остальным, которые ничего не подозревая лежали на травке и загорали. Володи среди них не было. Миши тоже.

Часа через 2 все стали собираться, пришел Миша. На мой вопрос, где Володя, он ответил: «Скоро будет» и занялся сборами. Я вновь почувствовала отчуждение к себе всех собравшихся, хотя никто этого ко мне не испытывал на самом деле. Просто, это снова я занялась самокопанием.

Все сели в машины, Володи не было. Я решила дождаться его во что бы то ни стало. И сказала об этом Мише, когда он подошел. Миша не стал противиться и, оставив одну машину возле берега, уехал. Как потом оказалось, они уехали недалеко, скорее всего таковым было распоряжение «шефа». В любом случае, когда, наконец, появился Володя, его ждали жена и машина.

– Почему ты здесь, одна? – он был спокоен как всегда.

– Володя, мы не договорили… – Я старалась понять, как вести себя с ним, изменилось ли его отношение ко мне.

– Поехали. – Он не ответил и направился к машине.

– Я не понимаю, ты боишься говорить со мной? Но разговор ведь начался. Его придется продолжить. – Я была настойчива.

– Тебе обязательно говорить об этом здесь и сейчас?

– Ты – мой муж, какой бы договор мы не подписали. И, я знаю, просто уверена, я тебе НЕ БЕЗРАЗЛИЧНА, хотя и провели мы вместе всего одну ночь. И я догадываюсь, почему. Но мне хочется все изменить, все наладить… – Он не дал договорить, перебил.

– Что наладить, Настя? – В глазах его появилось отчаяние. – Уже ничего не изменить.

– Ну, хорошо, успокойся, давай, хотя бы поговорим. – Я взяла его руку и потянула обратно на берег реки озера, заставила сесть и, обхватив руками его лицо, притянула к себе, заглянула в глаза. Там была грусть и боль. С отчаянием я спросила:

– Дорогой, что так гнетет тебя? Что или кто? Я? Ты? Кто?

– Послушай, Настенька, – он высвободился из моих рук. – Наши разговоры бесполезны как и отношения. Я сделал глупость, позволив сначала впустить тебя в дом, потом в свою жизнь, а теперь и в сердце. Да, ты давно мне небезразлична, что очень тяготит нас обоих. Я вижу как тебе тяжело, но так будет и дальше. Я не могу развестись и подставить всех этим шагом.

– Ну, почему, если я так дорога тебе?

– Что ты знаешь обо мне? О брате? О моей жизни до нашей с тобой встречи?

– Что бы ни было тогда, но я люблю тебя. Правда. Я никогда не говорила об этом. Но чувство это сильно. – Молящими и влюбленными глазами я поедала его.

– И поэтому следила за мной? – Он усмехнулся.

– Ты не веришь, что из-за любви можно горы свернуть? – я как просящих ребенок., гладила его руку, но он отстранился.

– Тебе не нужно дольше оставаться со мной… Ты не будешь счастлива…

– Неправда. Конечно, если ты не любишь меня… – голос сел внезапно.

– Не люблю? – Он усмехнулся. – Разве тебя можно не любить? – внезапно, он смутился. – Ну, все, поехали домой.

– Владимир, не убегай от меня… сейчас. Ты просто не любишь, а говоришь только, чтобы убежать…

Он резко взял меня за плечи и посмотрел на меня как он это умел делать, и тихо, но твердо ответил: «Люблю» – и добавил: «Но это первый и последний раз, когда я говорю тебе об этом. А теперь поехали». И он встал.

– Но, ведь это глупо. Если мы любим друг друга, зачем убегать как ребенок?

– Я не хочу говорить. – Он шел к машине.

– А я хочу. – Настаивала я. – я ради тебя терплю такую жизнь, ради тебя с киллером встретилась, ради нашего будущего ездила к твоему брату…

– И что? – он побагровел от гнева, но повернулся в мою сторону. – Понравился? Красавец брат! Тоже таких наследников хочется иметь? Или думаешь, что такая кара небесная обойдет нас стороной и уродцы больше не родятся? Не надейся, божьей милостью здесь не отделаешься. Это как проклятье.

– Мне кажется, что ты больше боишься не за детей, а боишься меня.

Он помолчал, потом сказал: «Я ничего не боюсь, но есть ответственность перед людьми, которых я уважаю и люблю, перед братом, которому кроме меня никто не поможет. Не хочу брать ответственность еще и перед тобой. Я не готов к ней. А теперь, все, быстро в машину».

Всю дорогу мы проехали молча. У перелеска к нам присоединились остальные машины. Уже подъезжая к дому, Володя вдруг притормозил, вызвал по мобильному Мишу, и, когда тот пересел к нам в машину, отпустил остальных ребят, резко развернул машину. Я поняла, куда мы направились.

В лечебнице воздух был прохладным и пахло чем-то сладким. Мы сразу прошли в знакомую комнату. Костя все также сидел у окна, словно приклеенный, но моментально обернулся на шум шагов Володи. Только теперь я поняла, насколько дорога была Володе тайна Кости. Он подошел к брату, обнял его присел у подлокотника кресла и что-то зашептал тому на ухо. Глаза Кости внезапно ожили, засветились жизнью, на его лице словно разгладились все складочки и появилось подобие улыбки. Он открыл рот и, коверкая слова, стал что-то рассказывать. Володя понимал его или делал вид. Их диалог длился минут 5, а мы с Мишей стояли у входа и наблюдали за происходящим.

Наконец, взгляд Кости оторвался от лица брата и уставился в нашу сторону. На Мише его глаза долго не задержались, а вот на меня он уставился надолго. Я думала, узнает ли он меня или нет. Короткий звук, похожий на причмокивание, показал, что узнал. Володя, проследив за братом, познакомил нас.

– Костик, это Настя, моя жена. Ты ее знаешь.

– Да. – Произнес Костя. В его глазах не было стали, как прошлый раз, но он быстро потерял интерес ко мне как и тогда и вновь ушел в себя. Володя простился с ним вскоре, и мы вышли.

– Вот так всегда. Он быстро устает, но все же предпочитает сидеть возле окна, а не находиться в кровати. Он испытывает сильные боли в суставах и мышцах лица, но стойко переносит такое состояние и даже пытается говорить со мной. До недавнего времени он даже мог рисовать двумя пальцами. Теперь и этого не может. Мальчик постепенно умирает, и сам знает об этом.

– Да, ужасно терять близких, да еще так.

– А я не могу бывать с ним часто. Боюсь, что скажут люди, мои избиратели. Иногда чувствую, что все вокруг – сплошная липа и фуфло. Лишь с ним, с братом, я становлюсь самим собой. Поэтому, я никого не пускаю в свой истинный мир, даже тебя, Настя.

Вернувшись домой, Володя заперся в своей комнате, не желая никого видеть. А я осталась с Мишей. И вот тут-то Миша рассказал мне то, чего я не знала раньше. Он рассказал, что вернувшись из Чечни, Володя нашел своего брата в ночлежке, в ужасном состоянии. Никто не желал заботиться о парализованном подростке. Хотя, если бы Володя вернулся с войны на 2 месяца раньше, отправил бы брата лечиться, то сейчас, он был бы в лучшем состоянии, возможно, даже мог ходить. Но судьба уготовила братьям испытания. Кроме того, что время было потеряно, Володя долго искал деньги на лечение. И уже потом, врачи сказали, что процесс болезни зашел слишком далеко, плюс затянувшаяся болезнь в безобразных условиях. Родителей живыми Владимир тоже не застал. Квартиру, где жила семья прежде, приватизировали незнакомые люди, обманом выселив оставшегося в живых Костю. Доказать правду, в то время, было никому невозможно. Через несколько месяцев после возвращения, Володя отыскал Мишу. Где только не пришлось им поработать, чтобы стать на ноги. Деньги, полученные за Чечню, ушли на лечение Кости… А я слушала и понимала, что действительно совсем ничего не знаю о муже. Я ждала продолжения истории. Но, видимо, момент истины прошел. Миша замолчал и снова замкнулся в себе. И я решила больше никого сегодня не расспрашивать и пошла к себе.

Шли дни. Но я заметила, что холодок между мной и Володей ослабевает. Мы чаще ужинали вместе и чаще предложения о совместных обедах исходили от него. Он уже не боялся оставаться со мной наедине. Мы могли говорить обо всем, в том числе и о Косте. Я предложила перевезти его к нам в дом и позволить ему доживать свою жизнь вместе с нами, в домашней обстановке. Оказалось, что Володя давно обдумывал эту идею, но боялся реакции окружающих и слухов на стороне. С моей поддержки его удалось убедить, что жертва, на которую он пойдет ради брата, стоит того. Мы решили не сообщать, в каких родственных связях находятся они. «Пусть это будет шаг благотворительности по отношению к больному (для любопытных). Мы можем сказать, что это раненый солдат, прошедший войну в горячей точке и теперь у нас проходящий реабилитацию». Конечно, мы знали, какие сложности появятся у нас с появлением Кости. Но вместе мы готовы были преодолеть проблемы. Кроме того, я думала, что и Володе будет поспокойней. Кроме того, я не оставляла надежды на то, что и отношение Володи ко мне тоже изменится.

Возможно, разговоры на эту тему тянулись еще долго, если бы однажды не позвонил Геннадий Васильевич и не попросил Владимира срочно приехать. Тем же вечером Владимир вернулся домой бледный и хмурый.

– Костя умирает. У него начался ускоренный процесс отека мозга, остановить который невозможно. Скоро я и его потеряю. Останусь совсем один.

Говорить что-либо было бесполезно, но через 3 дня после этого мы привезли брата домой. Умирающий в доме всегда наводит тоску и страх, это всегда неприятно осознавать. С другой стороны, это зависит от обстановке, созданной в доме. Поэтому мне хотелось, чтобы последние дни Кости были освещены теплом дома, о котором он наверняка забыл. Мы договорились с Володей и Мишей по очереди ежедневно выводить Костю на прогулки на природу. Лето было в самом разгаре, и Косте нравилось бывать на воздухе, дышать запахом луговой травы, наблюдать за пролетающими насекомыми, слушать звуки природы. Мне было интересно наблюдать за разгорающимся огоньком в его глазах, когда на принесенный ему цветок, который он держал в руках, садилась бабочка или шмель; они ползали по лепесткам, шевелили усиками и крыльями. А этот больной человек, не успевший насладиться всеми прелестями дикой настоящей природы, впитывал сейчас ее живительные силы, вбирал в себя ее живительные соки и, еле шевеля пальцами рук, перебирал листочки растений, нежно и осторожно касаясь их, боясь повредить хотя бы частичку этой крошечной жизни. Его сморщенное лицо становилось все больше похожим на старческое, когда он улыбался, замечая изменения в окружающем мире. Он также улыбался, когда мы окружали его и рассказывали что-нибудь незначительное, но обращаясь к его вниманию, заставляя его хотеть и продолжать жить. Но каждый вечер я становилась свидетелем его страданий от непрекращающихся болей перед тем как его кололи морфием, дающим покой его телу на короткий срок. Во всех даже самых гибельных ситуациях есть и что-то хорошее. В данной ситуации улучшались наши отношения с Владимиром. В этом я была права. Мы разговаривали с врачом, и тот попытался убедить мужа, что ему можно вести нормальный образ жизни. Я старалась, как могла: одевалась сексуально, покупала красивое нижнее белье, а верх подбирала такой, чтобы при движении муж мог увидеть то, что скрывалось под одеждой. Но его терпению можно было бы позавидовать. Конечно, иногда его глаза загорались лучезарным светом, который я видела лишь ТОЙ ночью. Но страх, поселившийся в его мозгу, был сильнее безумства. А я никак не могла понять, как мужчина может быть одновременно и умным и рассудительным, а в то же время слепым и нерешительным.

Но вскоре мне все же повезло. (Так я могу это назвать).

Уложив вечером Костю, мы решили прогуляться в саду. Ночь была лунной. Я наслаждалась тишиной вокруг и чистотой звездного неба. Володю же это совсем не интересовало. Он шел рядом, погрузившись в мысли. Я взяла его за руку, он не отдернул ее. Я подумала, что это был хороший признак. Мы вошли под свод небольшой рощицы из берез и остановились у скамейки.

– Может, напрасно, я привез его сюда? Он гаснет, несмотря на все усилия с нашей стороны. – Разговор был о Косте. Я сжала его ладонь.

– Косте уготовано прожить столько, сколько предначертано судьбой. Ты сам знаешь, что ничто ему не поможет. Мы можем лишь сделать последние дни его яркими и менее болезненными. – Володя вдруг сжал мою ладонь.

– Спасибо тебе. Не думал, что в тебе найду поддержку. И прости, что так сурово и холодно иногда к тебе отношусь. Мне казалось, что раз мы женаты просто по договору, то и тебе должно быть все равно, что происходит со мной.

– Ты не прав. Ты мне не безразличен. Я тоже вначале не знала, что наш брак перерастет во что-то большее. – Я помолчала. – По крайней мере, с моей стороны.

Он внезапно повернулся ко мне лицом и сказал: «С моей тоже». В его серых глазах светилась грусть и нежность. Я прижалась к нему, а Володя обнял и поцеловал в макушку.

– Прости меня, Настенька. Только теперь я понимаю, насколько ценны такие минуты в нашей жизни. Их так мало бывает. А я часто выбрасываю их из своей загруженной проблемами жизни. Ты простишь меня…родная…?

Я вдыхала аромат его одежды, шеи и дыхание прерывалось комком, подкатившим к горлу от переполняющих чувств, от его голоса и теплоты объятий.

– Ты любишь меня?

– А как ты думаешь?

– Нет, ответь, пожалуйста. Ты действительно любишь меня не просто как жену, но и как человека, женщину?

Он отодвинулся от меня.

– Ты хочешь, чтоб я как в романе ответил тебе: «Дорогая, я люблю тебя больше всего на свете, ради тебя я согласен достать луну с неба»? – эти слова были сказаны с пафосом, но как они мне понравились!

– Да, так.

– Но это глупости. Я просто…люблю…нежно и всем сердцем. Веришь теперь?

Я не успела ответить, его губы уже закрыли мой было открывшийся рот, горячим поцелуем. «Давно я не ощущала себя такой счастливой, как в этот вечер». Хотя ничего дальше не произошло, но лед тронулся. Я поняла, что ему требуется время привыкнуть к нашим отношениям. И тогда все будет! Терпеть пришлось недолго.

* * *

Через 3 дня после последних событий Костя умер. Как-то моментально, мы не успели даже проститься с ним. Утром Костю как обычно покормили, и мы с Мишей вывезли его на прогулку. Через 15 минут он попросился назад. Увидев в холле Володю, улыбнулся ему своей стариковской улыбкой, потом протянул руку, а почувствовав ответное пожатие глубоко и с придыханием вздохнул и через секунду умер.

Мы не сразу даже поняли, что произошло. Лишь когда подошел доктор, который последние дни жил в доме и сказал, что все кончено, пришло понимание.

Похороны были тихие, без апофеоза и пышности. Жил человек тихо, умер тихо и похоронили его тоже тихо. Меня больше тревожило состояние Володи. Он был так спокоен, словно не понимал всего происходящего. Он продолжал распоряжаться деловито и кратко. Вечером после похорон и поминок мы вернулись домой, и Володя сразу же поднялся к себе. На мой вопрошающий взгляд, Миша ответил: «Ему нужно погоревать в одиночестве». А мне почему-то казалось, что именно в эту минуту я ему нужна. И не выдержала.

В его комнате было темно. Он не ответил на мой стук. Я вошла без разрешения и включила свет.

– Не надо. – голос раздался из кресла возле окна. Я потушила свет и подошла к окну. Володя задумчиво глядел на луну. Мне стало не по себе.

– Я подумала, что тебя не надо оставлять сейчас одного. Тебе необходимо поговорить с кем-нибудь. Но если ты хочешь остаться один, я уйду.

– Останься. Мне нужна чья-то поддержка. Возьми второе кресло.

Мы сидели рядом, взявшись за руки, и смотрели на небо, где был сейчас счастливый Костя. Не знаю, какие мысли бродили у Володи в голове, но в этот момент мне так хотелось его поддержать… и он это почувствовал. Затем его словно прорвало. Володя стал рассказывать о себе, детстве, Косте…