Текст книги "Борьба испанцев с маврами и завоевание Гренады"

Автор книги: Евгения Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Однажды залив покрылся прибывшими кораблями, побелел множеством распущенных парусов. То была флотилия герцога Медины Сидония, который на ста кораблях подвез оружие и съестные припасы королю Фердинанду. Не желая продолжать осаду, король Фердинанд опять предложил городу Малаге сдаться на выгодных и почетных условиях, но Эль-Сегри с презрением отверг все предложения. Война возобновилась. Мавры сожгли один из кораблей Медины Сидония; другие должны были удалиться из залива. Дервиш утверждал, что скоро страшная буря разразится на море и потопит все корабли, что Малага отомстит врагам своим. Осада продолжалась с равным мужеством и ожесточением с обеих сторон. Одна из самых важных башен после кровопролитного боя, в котором Мавры выказали необычайную храбрость, а Испанцы мужественную стойкость, была взята Франциском Ромирес, который в награду был сделан рыцарем. Страдания осажденных превысили меру всякого терпения. Они собрались пред домом богатого купца Али-Дордуса и просили его идти во главе граждан к Амету эль-Сегри, чтобы умолять его сдать Малагу. Они нашли его окруженным свирепою гвардией, сидящим пред столом, на котором лежали странные рукописи, чертежи и различные странные инструменты, а подле него стоял дервиш, который объяснял ему значение их.

Один из пришедших, мулла Аларис, возвысил голос и сказал Амету-эль-Сегри.

– Мы умоляем тебя именем Всемогущего Бога не упорствовать в защите и не довершать нашей гибели. Сдай город, пока испанский король обещается быть милосердым. Сколько наших пало под ударами врагов, сколько погибло от голода! У нас нет хлеба для женщин и детей. Она едят подохших животных и умирают в страшных муках на глазах наших, а враг, сытый и здоровый, издевается над нами. К чему эта отчаянная борьба? Наши стены не крепче стен Ранды, наши солдаты не храбрее солдат Лохи, однако стены Ранда упали, разбитые машинами Испанцев, и солдаты Лохи принуждены были сдаться. Откуда нам ждать помощи? Из Гренады? Но в ней не осталось ни рыцарей, ни солдат, ни короля. Боабдиль сделался вассалом Фердинанда и посрамил стены Альгамбры; Эль-Сагал бежал оттуда и заперся в Кадиксе; его силы иссякли, его гордость принижена, самая жизнь его потухает. Именем Аллаха мы заклинаем тебя: не будь злейшим врагом нашим, сдай развалины города Малаги, когда-то столь счастливого и богатого, и избавь нас от бедствий, которые на нас обрушились!

Эль-Сегри, уважая сан муллы, выслушал спокойно его слова и отвечал ему:

– Потерпите еще в продолжение нескольких дней, и ваши страдания прекратятся. Я держал совет со святым отшельником, и мы познали, что час нашего избавления настал. Веления рока непреложны; в книге судеб написано, что мы должны сделать вылазку, разрушить лагерь неверных, забрать горы хлеба и заготовленных ими припасов. Аллах устами своего пророка возвестил мне это. Аллах Акбар, велик Бог, никто не может противиться велениям неба!

Граждане Малаги почтительно выслушали слова Амета эль-Сегри; сам Али-Дордус, обещавший твердо требовать сдачи, не страшась гнева Амета, почтительно склонился пред ним и перед святым отшельником и поверил его пророчествам. Посланные возвратились из крепости в город и на все вопросы несчастных, погибавших с голоду горожан отвечали с убеждением:

– Еще несколько дней, и мы будем спасены! Белое знамя снесут вниз, и оно освободит нас.

Горожане разошлись по домам в унынии. Стоны жен и детей отнимали у них и мужество, и веру во что бы то ни было.

Однажды Амет эль-Сегри отдавал свои приказания, когда пред ним появился дервиш.

– Час победы пробил! – воскликнул он, – Аллах повелевает, чтобы завтра утром мы напали на Испанцев. Я понесу впереди белое знамя и предам в руки ваши врагов наших. Но помните, что вы – только орудие в руках Аллаха для отмщения неверным. К оружию! Идите в бой с чистым сердцем и забудьте оскорбления, нанесенные друг другу; простите один другого и помните, что те, которые незлобивы и милосерды к своим, явятся победителями врага!

На другой день жители Малаги не увидели белого знамени на башне, и вся Малага от мала до велика поднялась, чтобы быть свидетелем вылазки и нападения на испанский лагерь.

– Аллах Акбар! – кричала неистово толпа горожан, выбегая из домов и следуя за священным белым знаменем.

Сам Амет эль-Сегри, которого все боялись и ненавидели, был в этот день встречен криками восторга. Старики, женщины и дети взобрались на крыши домов, на башни и на городские стены, чтобы оттуда следить за битвой. Сердце каждого жителя Малаги билось от ожидания и надежды.

Прежде чем выйти из города, дервиш обратился к солдатам:

– Наше дело святое, – сказал он им, – помните, что вы сражаетесь под знаменем священным и что не можете осквернить его никаким дурным поступком. Вперед! Сражайтесь храбро и не щадите врагов!

Ворота Малаги растворились, и Мавры стремительно бросились на лагерь Испанцев, которые вынесли стойко натиск их и дали им сильный отпор. Амет эль-Сегри пылал гневом, нашедши вместо легкой победы, предсказанной дервишем, ожесточенную борьбу. Он несколько раз с удвоенною энергией вел войска свои в атаку и несколько раз был отбит. Испанцы целили метко и убивали мавританских начальников; но Мавры, веря в слова дервиша, дрались ожесточенно и мстили отчаянно за своих убитых рыцарей. Груды тел загромоздили траншеи и парапеты лагеря. Мавры взбирались на эти груды тел и силились проникнуть в испанский лагерь. Амет эль-Сегри, как вихрь, мчался туда и сюда, ища пункта, через который бы мог проникнуть в испанский лагерь, и видел с отчаянием, как его лучшие и храбрейшие предводители и солдаты гибли, пронзенные стрелами, дротиками и копьями. Несмотря на то, что он был везде, где смерть беспощадно разила, он, будто заколдованный, остался цел и невредим без единой царапины и продолжал, твердо веруя в успех, одушевлять солдат своих. Дервиш бегал по рядам их, держа в руке белое священное знамя и испускал пронзительные вопли до тех пор, пока большой камень не раздробил ему голову. Когда Мавры увидели его мертвого и белое знамя, распростертое подле него, страх мгновенный и неудержимый овладел ими; они в неописанном беспорядке и смятении побежали назад; напрасно Амет эль-Сегри пытался остановить их – он сам поражен был смертью дервиша и с горстью храбрых мог только прикрывать бегущих.

Амета эль-Сегри встретили в Малаге воплями скорби и отчаяния. Его лучшие бойцы, лучшие военачальники и цвет его воинов были уничтожены; он молча проехал через город и с остатками верных гомеров удалился в крепость Гибральфаро.

Малага выслала послов к Фердинанду. Он принял их сурово и гневно.

– Воротитесь в город, – сказал он им. – День милосердия миновал. Вы упорствовали в борьбе до тех пор, пока я принудил вас силой моего оружия сдаться; теперь я прикажу казнить тех, которые заслужили смерть, и уведу в неволю тех, которые заслужили рабство.

Этот жестокий и нечестивый ответ поверг жителей Малаги в ужас; он был тем более нечестив, что Мавры защищали свое отечество, и тем более жесток, что даже в пылу битвы они никогда не выказывали свирепости, напротив того, отличались великодушием. Даже в последнем сражении Авраам Санет, прорвавшись в испанский лагерь, вбежал в палатку, где застиг врасплох двух испанских юношей, едва проснувшихся и дрожавших от внезапного нападения. Сердце Мавра дрогнуло жалостию. Он прикоснулся к ним мечом своим и воскликнул:

– Спасайтесь, неверные! Бегите к матерям своим!

Дервиш выговаривал Аврааму Санету и укорял его за слабость.

– Да, я не убил их потому, что у них еще и ус не пробился, – отвечал Мавр спокойно. – Я не убиваю детей.

И таких примеров милосердия и великодушия со стороны Мавров нашлось бы немало.

Услышав ответ Фердинанда, Али-Дордус решился сам отправиться к королю и был уверен, что он его примет.

Но король надменно отвечал, что никого видеть не хочет, что он взял город и поступит с ним по своему усмотрению. Многие испанские рыцари, ожесточившиеся во время обороны Малаги и потерявшие своих родных и друзей, настаивали на том, чтобы предать всех жителей смерти, а город – грабежу. Но королева Изабелла восстала против такой жестокости. Али-Дордус прислал королю и королеве богатые подарки и наконец, после многих просьб и молений, выговорил сорока семействам и себе самому право остаться в Малаге магометанским вассалом, сохранив свое состояние неприкосновенным. Остальные жители вверили себя вполне милосердию короля.

Дон Кардена, вооруженный с головы до ног, во главе своих вассалов, капитанов и всадников, с распущенным знаменем креста и св. Иакова вошел в Малагу и водрузил знамена эти на главной башне Алькасабле. Когда король, королева, инфанта и принцессы увидели эти развевающиеся на башне Малаги знамена, они опустились на колени, а епископ и духовенство отслужили благодарственный молебен.

Лишь только Испанцы вошли в город, как голодные жители неотступно просили позволения купить хлеба и кинулись, как исступленные, в испанский лагерь. Предсказание дервиша исполнилось; жители Малаги поедали заготовленный в испанском стане хлеб, только униженные и побежденные поедали они его.

Амет эль-Сегри со своего неприступного утеса видел, как Испанцы вошли в город, видел ненавистные испанские знамена, развевающиеся на башне города.

– Жители Малаги, – сказал он своему отряду, – поручили себя торгашу Али-Дордусу – и торгаш продал их. Не потерпим, чтобы и с нами поступили так же. Стены наши крепки; умрем под ними или сойдем вниз, прорвемся сквозь ряды врагов, пока они еще не устроились в городе.

Но отряд гомеров, отличавшийся свирепою храбростию, потерял свою мощь в страданиях голода. Голод пожрал и силу тела, и силу духа. Гомеры заявили, что хотят сдачи крепости.

– Али-Дордус, – сказал Амет эль-Сегри, – продал город, как торгаш; я сдам крепость, как солдат.

И он выслал Фердинанду герольда с предложением сдачи на почетных условиях. Фердинанд отвечал, что не принимает никаких условий и поступит с крепостию и ее гарнизоном по своему усмотрению.

Два дня Амет эль-Сегри, борясь со своим войском, не сдавался, но наконец был принужден к этому. Когда остатки этого гордого африканского войска сошли с высокого утеса, вид обезображенных всякими лишениями, трудом и бессонницей солдат внушал жалость. Исхудалые, бледные, бессильные, истощенные, они едва могли двигаться.

– По какой причине, – спросили испанские военачальники у Амета эль-Сегри, – ты так упорно защищался до последней крайности?

– Когда я принял начальство, – гордо отвечал Амет эль-Сегри, – я обещался защищать мою веру, мой город и моего короля до тех пор, пока буду убит или взят в плен. Я бы и теперь не сдался и умер бы, сражаясь, если бы мог удержать солдат своих. Да, я умер бы, сражаясь, я не сдался бы позорно в ваши руки униженный, безоружный!

Фердинанд не устыдился отягчить этого воина, честно исполнившего долг свой, цепями и заключить его в тюрьму, но помиловал Авраама Санета за то, что он пощадил двух испанских юношей; этому поступку удивлялись все рыцари.

– Такое великодушие, – говорили они, превознося Мавра, – достойно христианского рыцаря, кастильского гидальго!

Весь гарнизон Гибральфаро был отдан в рабство.

Пленные христиане, заключенные в темницах Малаги, были освобождены и приняты королем и королевой с торжеством и пышностию. Их тотчас накормили, одели, наделили деньгами и отправили на родину.

Главную мечеть освятили и превратили в христианскую церковь.

Жители Малаги, чтобы избегнуть рабства, предложили за себя выкуп.

– Если мы откажем им, – сказал Фердинанду собранный им по этому случаю совет, – Мавры побросают в колодцы, зароют в землю свои сокровища, и мы потеряем их; если же мы назначим выкуп, мы приобретем несметные богатства.

Фердинанд нашел совет этот разумным и назначил 30 золотых дублонов с головы, считая больших и малых, женщин и детей, и ставя условием, что все те, которые не заплатят в течение восьми месяцев назначенной суммы, будут отданы в рабство. Несчастные жители Малаги должны были принять эти тяжкие условия. Тогда Испанцы сделали поголовную перепись всем жителям и употребляли великое коварство, чтобы завладеть всеми их богатствами. Имущество каждого было опечатано и каждому приказано выйти из дома и исправить проломы в стенах, которыми были огорожены широкие пустыри Алькасабле. Жителей, выходивших из домов, строго обыскивали и не позволяли им воротиться домой, а заключали в этих самых пустырях, как рабов. Таким образом все деньги, ожерелья, браслеты, жемчуг, драгоценные камни перешли целиком победителям.

Печальное и возмущающее душу всякого человека зрелище представляли улицы и площади несчастной Малаги. По ним шли длинною вереницей старики, женщины и дети, многие весьма знатного происхождения, шли в слезах, обобранные, ударяя себя в грудь, воздевали руки к небу, оглашая воздух рыданиями и стонами.

– О, Малага! – восклицали женщины с отчаянием, прерывая слова свои рыданиями, – где твое могущество, где твои башни, замки и сады? К чему послужили твои крепкие стены? Гляди, как детей твоих уводят в неволю, как идут они умирать на чужбине, вдали от крова, где протекло их счастливое детство и веселая, беззаботная юность! Они оставляют навеки твои прелестные места, о Малага! Что станется с изнеженными, столь любимыми нашими красавицами, что станется с матерями их, что со старцами-дедами? Кто будет почитать их седые волосы?! Влачить им жизнь свою в рабстве! Гляди, о Малага! Гляди на эти семьи, столь счастливые когда-то, гляди, как их расторгают навеки! Сыны разлучены с родителями, мужья с женами и дети-малютки с матерями! Каждый пойдет одиноко, в чужую сторону, и над скорбью их издеваться будет чужеземец. О Малага! О родина наша! Кто без потоков слез может видеть твое запустение!

Точно также поступили Испанцы с городами и крепостями, находившимися близ Малаги. Как стадо отправили они в Севилью и ее деревни всех пленных. Христиане должны были кормить их, пока они не заплатят положенного выкупа. Многие умоляли отпустить их в Гренаду собирать деньги на выкуп; но обедневшая Гренада, предвидя беспощадную борьбу, не могла помочь им. Восьмимесячный срок истек, и все жители Малаги, в числе пятнадцати тысяч, были объявлены рабами, также как и жители близлежавших городов, взятых Испанцами.

После взятия Малаги вся западная часть королевства Гренадского была навоевана Фердинандом. У злосчастного Боабдиля Эль-Чико осталась только Гренада с окружающими ее землями; это была неоцененная по богатству, культуре и роскоши сердцевина Маврского королевства. Боабдиль силился всеми способами удержать ее за собою и не устыдился, узнав о сдаче Малаги, послать послов к Фердинанду и Изабелле с поздравлениями и богатыми подарками; но подданные его глядели на него с презрением и возлагали все свои надежды на старого, но непреклонного Эль-Сагала, который хотя и не восседал на троне альгамбрском, но правил провинциями и многими значительными городами, Басою, Кадиксом, Альмерией и воинственными племенами, жившими в горах Альпуксарры, спускавшихся отрогами к Средиземному морю. С гор этих сбегали обильные потоки, которые, превращаясь в реки, орошали долины и текли между лимонных, померанцевых и миндальных рощ. Самый лучший шелк собирался тут, и многочисленные фабрики выделывали из него чудные ткани. Плодоносные долины питали несметные стада, а в скалах и каменных твердынях гор находились изобильные руды.

Эта обильная богатствами всякого рода страна оставалась верною Эль-Сагалу, и он готовился к борьбе с Испанцами. Не дожидаясь их вторжения, он решился предупредить их; собрав отряд из лучших своих воинов и перейдя горы, напал на испанские земли, сжег селения, ограбил жителей и воротился в Кадикс с богатою добычей. Фердинанд, узнав об этом, собрал войско и пошел против него походом; города сдавались на пути его, и он, не встречая сопротивления, дошел до Альмерии, которою начальствовал принц Селим, родственник Эль-Сагала. Он вышел навстречу войску испанскому и завязал сражение перед самою Альмерией, в роскошных садах и рощах, ее окружающих. Фердинанд, увидя, что ему не благоприятствовали условия почвы, отступил от Альмерии и пошел на Басу, где находился сам Эль-Сагал со значительным гарнизоном.

Пред Басой с одной стороны красовались роскошные рощи и сады, между которыми струились ручьи и текла чистая, проведенная из гор в каналы вода; он скрыл в них своих стрелков и застрельщиков, а сам сделал вылазку против испанского авангарда, который, под начальством маркиза Кадикского, подходил к городу при звуке труб и барабанов. Он напал на него, но после краткой схватки отступил и заманил за собою испанское войско в сады, из которых внезапно появилось войско и открыло такой убийственный огонь на фланг и тыл Испанцев, что они обратились в бегство, оставив за собою множество раненых и убитых. Мавры преследовали бегущих при страшных криках: «Эль-Сагал! Эль-Сагал!», и этот крик повторяли со стен с восторгом жители Басы. Испанский авангард мог бы быть совершенно уничтожен, если бы к нему не подоспели на помощь другие войска. Фердинанд понял, что борьба будет неравная, и отступил от Басы.

Этот успех одушевил мавров. Два храбрых военачальника, Али Антар и Иса Альтар, произвели набег на испанские владения, опустошили все, сожгли деревни и увели стада. К бедствиям войны присоединились бедствия стихийных сил. Флот испанский был застигнут бурей, которая разметала корабли и многие из них потопила; грозы, бури и землетрясения разрушили дома, стены городов, потрясли до основания высокие башни крепостей. Суеверные Испанцы сочли это за предзнаменование новых поражений от руки Эль-Сагала; но король Фердинанд не унывал; он созвал новые силы и опять пошел на Басу, которую считал центром маврской силы.

Эль-Сагал понял, что настала пора решительной борьбы, и отправился в Кадикс, главный город своих владений, опасаясь, чтобы Боабдиль не напал на него, когда испанское войско обложит Басу. Он поставил в Басе начальником своего друга и родственника Селима, воина опытного, к которому поспешили присоединиться многие рыцари и солдаты, покинувшие Гренаду из презрения к Боабдилю. С десятью тысячами храброго войска Сиди-Селим вошел в Басу, которая приветствовала его радостными криками.

– Сиди-Селим – мой двоюродный брат и мой шурин, – говорил Эль-Сагал, – он связан со мною узами крови и брака, он – второй я. Счастлив тот, кто имеет такого военачальника.

Гарнизон Басы состоял из 20 тысяч войска и трех предводителей: старого Мавра Магомета, прозванного ветераном, Абу Али, начальника гарнизона, и Убека Адольхара; а над ними верховным начальником состоял принц королевской крови, Сиди-Селим. Запасшись съестными припасами и скотом, Селим занялся приготовлениями к обороне. Фердинанд разбил свои палатки пред городом, вне лабиринта садов и рощ. Он послал герольдов с требованием немедленной сдачи на выгодных условиях; в случае же отказа грозил взять город и поступить с ним беспощадно.

Отказ последовал вежливый, но решительный.

Фердинанд начал военные действия. Он решился захватить сады и рощи, крайне благоприятствовавшие вылазкам.

Сиди-Селим понял опасность, грозившую Басе, если бы Испанцы завладели садами и рощами, и вывел против них свою пехоту.

– Солдаты! – сказал он им, становясь во главе их, – помните, мы сражаемся за нашу жизнь и свободу, за жизнь и свободу наших семейств. Будем надеяться твердо на помощь Аллаха, силу нашего оружия и нашего духа. Вперед!

Мавры огласили воздух воинственными криками и бросились вперед. В садах и рощах произошла отчаянная битва. Мавры хорошо знали местность: беседки и дачи, столь им знакомые, прикрывали их, но Испанцы не уступали. То не было сражение, а ожесточенные схватки небольших отрядов и поединки. Во многих местах побеждали Испанцы, в других – Мавры; преследуя одни других, они врезывались в другие, сильнейшие вражьи отряды. Никто не мог принять главного начальства, ибо в аллеях, кустах, рощах и беседках солдаты сражались отделенные одни от других. Дома, беседки, загородные башни были сожжены, крики победителей и побежденных, стоны раненых раздавались всюду в дыму и пламени пожаров. Испанские рыцари плутали в лабиринте рощ, садов и аллей и не знали, куда идти и где искать исхода. Фердинанд, глядевший издали на битву, послал подкрепление; оно подоспело вовремя; Мавры были выбиты из садов и рощ и отступили к крепостным рвам и палисадам. Магомет сделал вылазку, но наступившие сумерки помешали ему выгнать Испанцев из садов.

Солнце взошло и осветило своими яркими лучами печальную картину разрушения; сады, башни, дачи, павильоны лежали грудой развалин и дымились в угасавшем пламени; каналы и ручьи, окрашенные кровию, текли багровые и мутные. Земля, смоченная кровью, поднялась глыбами, растоптанная копытами лошадей и следами ног сражавшихся; множество трупов убитых Мавров и Испанцев покрывало ее: кустарники, цветы, трава были помяты, растерзаны и втоптаны в грязь и кровь. У подножия развесистого дерева лежало тело дон Хуана Лары, молодого человека, всеми любимого. Он женился недавно, и шарф, вышитый молодою его женой, красавицей, прижал к груди, истекая кровью. Близ него погиб и маврский рыцарь, любимый и уважаемый Редун Сельфарха, известие о смерти которого было встречено воплями отчаяния в Басе. Много других рыцарей погибло с обеих сторон, и поутру Фердинанд, не надеявшийся удержать за собою сады и рощи, поспешно отступил и решился снять осаду, щадя своих рыцарей и солдат. Но когда армия узнала об этом намерении, она просила его настоятельно переменить постыдное для нее решение. Король колебался и прибег за советом к своей умной и нежно любимой супруге, королеве Изабелле. Королева отвечала, что ей неприлично решать то, что должны решать военачальники и король, но что она обязуется, если осада продолжится, прислать новое войско, съестных припасов в изобилии и все, в чем могла бы нуждаться армия. Ответ королевы обрадовал всех. Король решился продолжать осаду Басы.

На другой день палатки испанского лагеря были сняты, и войско удалилось. Сиди-Селим и с ним весь город обрадовался, не сомневаясь в том, что Фердинанд отказывается от трудной задачи взять Басу, – но радость их была кратковременна. Фердинанд разделил свое войско на две части; одну часть его, под предводительством маркиза Кадикского, поставил с артиллерией на склоне гор, а другую часть его, под собственным начальством, позади садов, которые, несмотря на сопротивление Мавров, вырубил. Высокие, толстоголовые, старые, часто засаженные, крепкие, как сталь, деревья не поддавались топору; в продолжение целого дня 4.000 человек не могли расчистить более десяти шагов, подвергаясь беспрестанно нападениям Мавров, которые хорошо понимали, что рощи составляют один из надежнейших оплотов их города.

Наконец, через шесть недель, усилия Испанцев увенчались успехом; гордость и красота Басы – лимонные, померанцевые, миндальные и финиковые рощи пали и обнажили подходы к крепости. Тогда Испанцы поспешили вырыть рвы и устроить палисады, соединить свои лагери траншеей и отвести от Басы с гор текущую в изобилии воду. Оставался один фонтан, особенно любезный жителям Басы; он находился позади города, у подножия горы. Испанцы хотели овладеть и им, но Мавры вышли ночью и так укрепили и окопали этот для них драгоценный фонтан, что Испанцы отказались овладеть им.

Осада Басы затянулась; в испанском лагере однообразие жизни сильно утомляло рыцарей; многие из них роптали, предпочитая опаснейшие предприятия бездействию у стен крепости, почти неприступной.

– Благородные рыцари, – сказал им однажды старый житель гор, знавший все тропинки и ущелья, – если вы презираете опасность, то я могу провести вас туда, где вы добудете громкую славу и богатую добычу. Если вы хладнокровны и разумны, то под глазами самого Эль-Сагала мы похитим его стада и богатства.

Рыцари с восторгом, собрав охотников, отправились через горы, по непроходимым и почти никому неизвестным тропам, и внезапно появились близ самого Кадикса, разорили и ограбили деревни, забрали в плен жителей, опустошили поля и увели за собою стада. Эль-Сагал, узнав об этом, послал за ними погоню. Испанцы взбирались на крутую гору, когда увидели в клубах пыли стремившихся за ними Мавров; они дрогнули и намеревались бросить стада и бежать, когда рыцари с негодованием упрекнули их в трусости и приказали знаменосцу выступить вперед, но он, объятый страхом, не двигался с места. Тогда капитан испанской гвардии Эрнандо-дель-Пульгар сорвал с себя фуляровый платок, который носил по моде Андалузии на шее, навязал его на пику, поднял ее кверху и воскликнул:

– Теперь мы увидим, кто храбрый воин, кто трус. Вот оно знамя! За мною!

Эти слова одушевили тех, которые готовы были обратиться в бегство. Мавры не выдержали стремительного нападения Испанцев, ринувшихся на них с горы. Они побежали; многие из них были убиты. Испанский отряд возвратился в лагерь с богатою добычей. Король Фердинанд, узнав о подвиге Эрнандо-дель-Пульгар, посвятил его в рыцари и приказал включить в герб его пику и льва. Эрнандо приобрел этим делом и многими другими храбрыми делами прозвание: «отважного искателя подвигов».

Эль-Сагал вошел на высокую башню и ожидал с нетерпением, когда воротятся его войска с отбитою у Испанцев добычей; страшный гнев овладел им, когда он увидел, что разбитые остатки его отряда возвращались в беспорядке. Он не мог идти сам на помощь к осажденной Басе, опасаясь Боабдиля, положение которого было, однако, незавидно. Храбрейшие и достойнейшие жители Гренады негодовали на него и составили против него заговор – они намеревались взять Альгамбру, убить Боабдиля, призвать Эль-Сагала и под его предводительством идти на Испанцев, обложивших Басу. Боабдиль, узнав о заговоре, схватил вожаков из воинственного и благородного племени Абенсерагов, приказал обезглавить их и выставил их головы на стенах Альгамбры. Эта энергическая мера, принятая столь нерешительным и слабым человеком, устрашила жителей Гренады, и мертвое спокойствие водворилось в ней.

Между тем Фердинанд не терял времени. Он построил башни на хребтах гор, окружавших Басу, и поставил в них караулы, с приказанием дать сигнал в случае приближения маврских отрядов.

Но старый Магомет и принц Сиди-Селим не падали духом. Они ободряли войска.

– Король испанский, – говорили они им, – воображает, что мы оробели; докажем ему противное; и днем, и ночью мы должны тревожить и утомлять его войска.

И действительно, предводительствуемые своими храбрыми начальниками, Мавры делали постоянные вылазки, устраивали засады и застигали Испанцев врасплох. Всякий день бились они отчаянно. Однажды, на склоне горы, рыцарь испанский Галиндо увидел огромного роста Мавра из племени Абенсерагов, который разил направо и налево. Он бросился на него и предложил ему поединок. Мавр согласился; битва началась. При первом столкновении Мавр упал с лошади; раненый прямо в лицо, но, прежде чем Галиндо мог справиться со своею лошадью и оборотиться на него, Мавр вскочил, догнал его пешком и ранил его в голову и руку. Неравный бой пешего с конным продолжался; сильный, ловкий Мавр одолевал противника; тогда Испанцы бросились выручать своего рыцаря. Мавр выдержал их натиск и, защищаясь, гордо и медленно отступал, пока не поднялся на высокую скалу, где, соединясь со своими, очутился в полной безопасности.

Король, узнав о часто происходивших подобно этому поединках и принимая во внимание чрезвычайную ловкость, изворотливость и искусство Мавров в единичных боях, строго запретил их.

В это самое время в испанский лагерь пришли из Иерусалима два монаха. Один из них был сильный, дородный человек, великий рассказчик и красноречивый проповедник; другой – кроткий и благочестивый юноша. Оба они посланы были турецким султаном, который грозился истребить всех христиан в Палестине и уничтожить монастыри, если король испанский не прекратит войны с Маврами. Король отказался и отвечал, что султан собирает такую богатую дань с монастырей, что он не придает ни малейшей веры его угрозам. Монахи ходили по лагерю испанскому, рассказывали о страданиях христиан в земле турецкой и возбудили в испанских рыцарях такое горячее негодование против неверных, что война с Маврами сделалась еще ожесточеннее. Монахи собрали значительные суммы денег для христиан и монастырей в Святой земле; королева сама вышила богатую пелену для гроба Господня и отпустила их, щедро одарив деньгами. Она непрестанно посылала в лагерь припасы всякого рода и многочисленные стада; но казна ее истощилась; тогда она заложила свои бриллианты, все свое серебро и драгоценные вещи, собрала приношения монастырей и продолжала закупать муку, оружие, лошадей, и все это под сильным прикрытием послала в лагерь короля Фердинанда. Туда же отправились самые искусные мастера, которые делали для рыцарей латы и шлемы из стали, разукрашенной золотом. Богатые купцы раскинули палатки, в которых продавали седла, чепраки, попоны из шелка, сукна, парчи, тонкие полотна и дорогие ткани для палаток рыцарей, которые один пред другим выставляли напоказ и в похвальбу невиданную до тех пор роскошь. Ни строгие выговоры короля, ни его разумные советы не могли положить конец щегольству и тщеславию молодых рыцарей, которые продолжали являться и на парады, и на битвы разодетые в бархат, шелк, золото и драгоценные доспехи. Лагерь испанский разросся в пышный город, с улицами, площадями, лавками, и в средине его, на большом, роскошном павильоне развевалось королевское знамя – то был походный дворец короля. Но однажды разразилась сильная гроза; бурные потоки полились с гор и мгновенно затопили лагерь. Наскоро построенные дома и павильоны рухнули и задавили людей и скот, подмочили припасы. Дороги сделались непроходимы, и подвоз съестных припасов прекратился. К счастию осаждавших, погода скоро переменилась. Королева поспешила выслать 6.000 землекопов и искусных инженеров и приказала, на протяжении 7 миль самой непроходимой местности, построить мосты и провести шоссейную дорогу. Испанцы построили другие дома в лагере и приняли всевозможные меры предосторожности от могущего произойти другого наводнения.

– Потерпите, – говорил Магомет, – и вы увидите, как зимние дожди и непогода прогонят эту испанскую саранчу. Тогда-то мы истребим ее, тогда-то настанет гибель врагов наших!

Вылазки продолжались под начальством Сиди-Селима, который, невзирая на свои успехи в стычках и свою испытанную храбрость, начинал сомневаться в успехе. Казна его истощилась. Магомет собрал жителей Басы и держал к ним такую речь: