Текст книги "Великие стервы России. Стратегии женского успеха, проверенные временем"

Глава 3. Матильда Кшесинская

В 1958 году труппа Большого театра впервые за годы советской власти выехала на гастроли в Париж. Величайшее событие как для театра, так и русской диаспоры в Париже.

Зал ломился от публики, гром оваций заглушал музыку оркестра, под тяжестью букетов цветов прогибалась сцена. А в боковой ложе плакала женщина. Из глаз ее текли слезы, но не слезы горя, а слезы радости.

«Я плакала от счастья… Это был тот самый балет, который я не видела более 40 лет. Душа осталась, традиция жива и продолжается. Конечно, техника достигла большого совершенства…» – напишет она потом в своих воспоминаниях. А после спектакля к этой маленькой, сухонькой женщине подошли артисты труппы Екатерина Максимова и Владимир Васильев.

Матильда Кшесинская

Прощаясь, Васильев, целуя руку, сказал, что ее до сих пор помнят в России, как балерину и артистку.

– И не забудут никогда! – со сдержанным достоинством, тихо проговорила она.

Этой женщиной была Матильда Кшесинская, имя которой старательно вычеркивалось из всех учебников истории. Еще бы! Оно ведь неизменно стояло рядом с именами Романовых, царей и угнетателей простого народа, с теми, с кем судьба ее переплела неразрывными крепкими нитями.

А все начиналось очень просто. 1 сентября 1872 года в семье Кшесинских родилась девочка, названная Марией. Это потом ее все стали называть Малей, Матильдой.

Если быть до конца честными, то никакая она и не Кшесинская. Настоящая ее фамилия Кржезинская. Но труднопроизносимая фамилия была успешно заменена еще ее дедом на более благозвучную – Кшесинский.

В семье существовала легенда, что даже фамилия Кржезинские, и та не настоящая. А исходит их род от графа Войцеха Красинского, одного из богатейших людей Польши. Но, как обычно и бывает в легендах, нашлись плохие люди, возжелавшие заполучить богатство в свои руки. Таковым оказался дядя молодого графа. Вынужденный бежать во Францию со своим преданным гувернером от нанятых дядей убийц, молодой граф был объявлен погибшим и по возвращении не смог восстановить свои права, поскольку не имел всех необходимых документов. Единственное, что осталось в семье в доказательство столь высокого происхождения, был перстень с гербом графов Красинских.

Правда ли это, или этот перстень попал в семью каким-то другим путем, сейчас уже не выяснить. Но легенда очень тешила самолюбие отца Матильды Феликса Кшесинского, приехавшего в Петербург из Варшавы в 1851 году. Его пригласил в Россию сам Николай I, очарованный его умением танцевать мазурку, неизвестную тогда в России. Феликс Кшесинский был так моден в те годы, что без его участия не обходился ни один придворный бал.

Уже в России «король мазурки», как называли Кшесинского, познакомился с многодетной вдовой балетного танцовщика Леде, артисткой кордебалета Юлией Доминской, имеющей от первого брака пять детей. От Кшесинского у нее родились еще четверо. Последней, самой младшенькой, и была Матильда.

Нет ничего удивительного, что маленькой Мале с детских лет пророчили карьеру танцовщицы. Да и отец мечтал, что дочь продолжит дело семьи.

Значительно позже, в своих воспоминаниях Кшесинская напишет: «Я была любимицей отца. Он угадывал во мне влечение к театру, природное дарование и надеялся, что я поддержу славу его семьи на сцене. С 3-хлетнего возраста я любила танцевать, и отец, чтобы доставить мне удовольствие, возил меня в Большой театр, где давали оперу и балет. Я это просто обожала…».

Она могла часами наблюдать за тем, как устанавливают и меняют декорации, зажигают люстры, репетируют спектакли. В их семье часто вспоминали случай, когда однажды Маля забралась под театральное кресло. Ей непременно нужно было дождаться появления Царь-девицы из «Конька-горбунка». Отец, уставший после спектакля, уехал из театра, не вспомнив о дочери. А когда вернулся за «пропажей», то нашел доченьку раскрасневшуюся, грязную от пыли, но бесконечно счастливую: она увидела, как рабочие устанавливают декорации. Она с таким восторгом рассказывала отцу о том, что увидела, что не нашел сил отругать проказницу.

В восемь лет Маля поступила в Императорское театральное училище, хотя первые уроки танца она начала получать с трех лет, дома. Танцевала под звуки рояля, когда играли отец и мать, играла в шутливые костюмированные переодевания с сестрой, которую очень любила. Отец, Феликс Иванович, был мастером на все руки и однажды смастерил детям деревянную модель настоящего театра. Там можно было разыгрывать спектакли с деревянными куклами, менять занавес и декорации. Малечка и ее сестра Юлия очень любили заниматься своими домашними представлениями.

Педагоги училища сразу обратили внимание на талантливую девочку. Она была шустрой, глазастой и не особенно хорошенькой: маленького роста, с острым носиком и беличьим подбородком. Но когда начинала звучать музыка, маленькая танцовщица преображалась. Это уже был не просто ребенок, это была артистка.

Матильда сразу же стала одной из лучших учениц. Партнеры ее любили: она была легкой, маленькой, изящной – такое кокетливое «перышко» можно было ловить, не опасаясь досадного промаха.

Через год после поступления в училище она уже танцует на большой сцене балета Минкуса «Дон Кихот». Но к моменту окончания училища она вдруг внезапно охладела к учению, разочаровалась в себе. Вот что она скажет позднее об этом: «Я не имела веры в значение того, что здесь делалось, и не получала настоящего внутреннего удовлетворения от своего танца. У меня было даже сомнение в правильности выбранной мной карьеры».

Неизвестно, чем бы закончилась карьера молодой Кшесинской, может, она так бы и не стала балериной и вся дальнейшая ее жизнь сложилась иначе, если бы на ее пути не повстречалась Вирджиния Цукки. Кшесинская вспоминает на склоне лет: «Она, ее танец, произвели на меня потрясающее впечатление! Мне казалось, что я впервые начала понимать, как надо танцевать, чтобы иметь право называться артисткой».

Цукки обладала изумительной мимикой. Всем движениям классического танца она придавала необычайное очарование, удивительную прелесть движений и захватывала зал. Я сразу ожила и поняла, к чему надо стремиться, какою артисткой надо быть…. жадно следя за нею полудетскими восхищенными глазами!».

Вирджиния Цукки стала ее гением танца, вдохновившим и направившим Матильду на верный путь. Цукки, видя восхищение юной Кшесинской, ободрила ее теплыми словами и подарила ей на память цветок. Кшесинская трепетно хранила его в баночке со спиртом, считая своеобразным «талисманом».

Благодаря своему кумиру Матильда продолжила учебу в Императорском театральном училище и стала той, про которую звезда современного балета Гедиминас Таранда скажет: «Матильда Кшесинская – тот образец балерины и женщины, к которому стремятся нынешние балерины. Она обладала замечательной техникой. Она одна из первых исполнила фуэте. Элемент, без которого нельзя себе представить современный балет. Ее называли бриллиантом сцены. Кшесинская для меня – это образец балерины высокого класса».

Весной 1890 года Матильда Кшесинская окончила училище экстерном и была зачислена в труппу Мариинского театра, лучшего театра того времени. Но перед этим произошло событие, ставшее судьбоносным в жизни Матильды. Да если разобраться, то и в жизни всей России. Выпускной бал в Императорском театральном училище – событие знаменательное. Ведь на нем обычно присутствует императорская семья.

И тот далекий 1890 год не стал исключением. Кшесинская танцевала па-де-де из балета «Тщетная предосторожность» с воспитанником Рахмановым. Ее премировали похвальным листом за отличные успехи в учебе и танце. Но не это шокировало выпускницу, она и так знала, что она лучшая.

После состоялся торжественный обед. Александр III усадил прелестную Кшесинскую, лучшую ученицу выпуска, рядом с собой и пожелал ей стать «украшением и славой нашего балета». С другой стороны от Матильды он посадил своего сына Николая, при этом, улыбаясь, сказал: «Смотрите только, не флиртуйте слишком».

Во время торжественного обеда они не флиртовали. Матильда была слишком возбуждена и напугана. Удостоиться такой чести – сидеть за одним столом с императором! Да разве могла помышлять об этом дочь танцора, пусть даже и известного. Заговорила Маля с Ники, как она впоследствии стала называть будущего императора России, только через несколько месяцев, летом 1890 года. Хотя понравился он ей сразу.

«Я влюбилась в Наследника с первой нашей встречи. После летнего сезона, когда я смогла встретиться и заговорить с ним, мое чувство заполнило всю мою жизнь, и я только о нем и думала. Мне казалось, что хоть он и не влюблен, но все же чувствует ко мне влечение, и я невольно отдавалась мечтам».

Однажды Кшесинская с сестрой прогуливалась по городу. Недалеко от Дворцовой площади мимо них проехал в коляске наследник Ники. «Он узнал меня, обернулся и долго смотрел вслед. Какая это была неожиданная и счастливая встреча!» – запишет она в дневнике.

Роман развивался медленно. Цесаревич часто покидал Петербург, то уезжал в кругосветное путешествие, то в Данию, то на маневры полка, то в Спалу и Беловежье. Но молодых людей тянуло друг к другу. Да и чему тут удивляться? Мале – восемнадцать, Ники – двадцать два. Самый возраст для любви.

Надо отметить, что к своим двадцати двум годам наследник был слишком стеснителен в отношениях с женщинами.

Ко всему прочему, он имел несчастье влюбиться в некую, имя ее уже не восстановить, еврейку. Эта любовь очень напугала мать Ники, царицу Марию Федоровну. Были предприняты все мыслимые и немыслимые шаги по удалению пассии цесаревича из Петербурга.

Тогда Ники впал в другую крайность – его вообще перестали интересовать женщины. Молодой наследник был вялым и апатичным. Заботливая мамочка «подсовывала» ему разных девушек, но Николай оставался равнодушен к юным прелестницам. Инфантильный будущий царь – повод для волнений.

Приближенный императора Константин Победоносцев посоветовал родителям найти для князя любовницу, с которой молодой человек смог бы, как говорится, выпустить любовный пар.

И тут на горизонте появилась Матильда Кшесинская, молоденькая балерина, после окончания училища принятая в Мариинский театр. Императрицу Марию Федоровну кандидатура Кшесинской вполне устраивала. Хотя бы потому, что та была не русской. Что поделаешь, датчанка Луиза Фредерика Дагмар, ставшая после венчания Марией Федоровной, но так и оставшаяся европейкой, не могла понять русского народа. Для нее он был слишком он грубым, скандальным и крикливым.

А Матильда Кшесинская как-никак имела отношение к Европе, ведь ее отец был выходцем из Польши. Отец наследника, император Александр III к решению своей супруги свести наследника с балериной отнесся настороженно. Мало того, что был он мужчиной строгих правил, всяких легкомысленностей не одобрял, так еще в роду Романовых имелись не совсем благопристойные последствия связей с балеринами.

Так, великий князь Николай Николаевич старший так увлекся балериной Числовой, что в результате у Числовой появились два сына и две дочери. А великий князь Константин Николаевич? Он столь восхищался искусством балерины Кузнецовой, что в этом бесконечном восторге построил ей двухэтажный дом и гостил в нем неделями.

Поэтому Александр III опасался, как бы балерина Кшесинская не свела наследника с пути истинного. Но его сумела убедить императрица Мария Федоровна, что не случится ничего страшного, если мальчик порезвится.

А ведь она была права. Не было будущего у этого романа. Но об этом станет известно значительно позже. А тогда, в 1890 году, роман между Малей и Ники развивался традиционно.

В первые месяцы после знаменательного для Кшесинской выпускного бала, когда молодые люди были представлены друг другу, встречи их носили случайный характер, они почти не разговаривали.

Первый настоящий разговор произошел в Красном Селе, где квартировался гусарский полк, к которому был приписан молодой Романов. Хоть он и был наследником, но и ему требовалось время от времени появляться на службе. Для развлечения бравых гусар два раза в неделю давались спектакли, на которых выступали артисты Мариинского театра.

На этих концертах блистала Малечка Кшесинская. Гусары ее обожали, постоянно толпились у гримерки, оказывали знаки внимания. Но ее взгляд постоянно следил, не появится ли молодой наследник.

Пока между ними нет никаких отношений. Только невинный флирт, полунамеки, страстные взгляды, робкие улыбки. Да и общаются молодые люди чаще не в открытую, а через поверенного, которым стал гусар Волков, сопровождающий наследника в его поездках в Красное Село.

Однажды Волков сообщил Малечке, что цесаревич не отказался бы тайно встретиться с ней наедине. Но устроить этого не удалось. Слишком значительной фигурой, находящейся под пристальным наблюдением, был наследник Ники. Опять же через Волкова цесаревич попросил у Кшесинской фото. Долго Маля выбирала подходящую карточку, но так и не выбрала – ни одна ей не показалась достойной. Так и остался Николай без фотографии маленькой балерины.

В эти дни в дневнике будущего императора России появились запись: «Кшесинская… мне положительно очень нравится…. Разговаривал с маленькой Кшесинской…. Простился…».

А Кшесинская на склоне лет вспоминает, каким был Ники в те дни: «Очень образован, великолепно владел языками и обладал исключительной памятью. Чувство долга и достоинства были в нем развиты чрезвычайно высоко…. Он был добрый и простой в общении. Все и всегда были им очарованы, а его глаза и улыбка покоряли сердца. Одной из поразительных черт его характера было умение владеть собою».

Настоящий роман завяжется позже.

Но перед этим наследнику Николаю пришлось покинуть Петербург – он отправился в кругосветное путешествие. Как страдала Матильда, как переживала, как следила за газетными хрониками, описывающими путешествие наследника. Родители Мали, видя, как она тяжело переносит разлуку, серьезно опасались за ее здоровье.

А потом страшное сообщение: в Японии, в городе Оцу, самурай-фанатик ударил Николая саблей по голове и тот лишь чудом остался жив.

Из-за этого происшествия наследник в срочном порядке возвращается домой, в Петербург. Как Маля ждала его возвращения, какие надежды возлагала на встречу! Ведь в ее сердце горела любовь, а месяцы разлуки лишь сильнее распалили ее.

Но ее надежды не оправдались, встреча оказалась слишком кратковременной и ничего не значащей.

Сразу же после возвращения из Японии ее любимый Ники вместе со своими венценосными родителями отправляется в Европу, в Данию, на родину любимой матушки. И опять для Мали наступили тяжелые дни ожидания. Работа в Мариинском театре, конечно, несколько ослабляла душевные муки, но все-таки… Что может быть тяжелее для влюбленного сердца, чем неизвестность? Но она дождалась своего. По возвращении из Дании наследник появился на пороге дома Кшесинских. Совсем неожиданно.

Камердинер доложил, что прибыл гусар Волков. Матильда разрешила ему войти. Каково же было ее изумление, когда в комнате появился не «сердечный поверенный», как она называла Волкова, а сам ее возлюбленный Ники. Они долго говорили, наслаждались присутствием друг друга, замирали от случайных прикосновений рук. В тот вечер Ники не мог долго находиться в доме Кшесинских. Он вскоре ушел, но прислал записку: «…до сих пор хожу как в чаду. Постараюсь возможно скорее приехать. Ники».

Это было началом страстного, пьянительного романа. Трогательная, нежная любовь. Тайные записки, тайные встречи. Николай часто навещал дом своей возлюбленной. То, что это приходилось делать тайно, лишь добавляло романтики.

За Ники следили, не оставляя без внимания его царственную персону ни на минуту. По Петербургу ходил анекдот, что однажды, выходя из дома Кшесинских, наследник случайно столкнулся с неким полицейским. Говорили, будто цесаревич дал ему 25 руб. и сказал, чтобы тот не говорил, что его видел. Тот об этом заявил в участке. Было ли это на самом деле или всего лишь выдумка, неизвестно.

Но скорее правдой является то, что будущий государь все-таки посещал дом на Торговой улице, где жили Кшесинские, с негласного позволения царя и царицы. Родители все знали и поощряли связь сына. Вполне возможно, что и выделяли определенные суммы для подарков.

Первым подарком, который Ники преподнес Малечке, был золотой браслет, украшенный большим сапфиром и двумя бриллиантами такой же величины. Затем – восемь золотых, осыпанных драгоценными камнями чарок для водки. Но самым дорогим подарком для Матильды стал фотопортрет Ники с неосторожной надписью: «Моей дорогой пани».

Дневники наследника того времени пестрят записями: «Сегодня был у малютки Кшесинской…», «Малютка Кшесинская очень мила…», «Малютка Кшесинская положительно меня занимает…» Сколько нежности в этих словах! Все так трепетно и красиво.

Кшесинская вспоминает о тех днях: «Ники меня поразил. Передо мною сидел не влюбленный в меня, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви».

Скорее всего, тогда же, в начале 1892 года, у них состоялся первый сексуальный опыт. В своих мемуарах Кшесинская об этом напишет коротко: «Мы стали близки…»

В воспоминаниях, написанных 60 лет спустя, Матильда Кшесинская утверждала, что их чувства друг к другу были искренни, глубоки и беспредельны, любовь – обоюдной и страстной. Так ли это было на самом деле? Конечно, самой Кшесинской хочется думать, что эта правда. И любила она сама искренне. И, переполненная любовью, была готова на все.

Позже она напишет: «Летом он сам неоднократно в письмах и разговорах напоминал насчет близкого знакомства, а теперь вдруг говорил совершенно обратное, что не может быть у меня первым, что это будет мучить его всю жизнь… Он не может быть первым! Смешно! Разве человек, который действительно любит страстно, станет так говорить? Конечно нет, он боится просто быть связанным со мной на всю жизнь, раз он будет первый у меня… В конце концов, мне удалось убедить Ники… Он обещал, что это совершится через неделю, как только он вернется из Берлина…»

Не существует никаких достоверных документальных доказательств того, что и Николай ей отвечал взаимностью искренне. Нет ни одного любовного письма, ни одной записки. Хотя Кшесинская утверждает, что они были. Просто затерялись в ходе дальнейших перемен. Трудно об этом судить. Но то, что любовная связь была, все-таки догадаться можно. Иначе откуда эти пересуды в высшем свете Петербурга? Чего стоит одна запись, обнаруженная в дневнике театрального критика и издателя Суворина: «Наследник посещает Кшесинскую и е*** ее!»

Да и покупка Николаем особняка на Английском проспекте для маленькой Кшесинской тоже о многом говорит. Маля сама выбрала этот дом, вполне уютный двухэтажный особнячок с интересной историей. Его построил великий князь Константин Николаевич для своей пассии, балерины Кузнецовой, родившей ему пятеро детей. Потом в нем жил композитор Римский-Корсаков. Дом на Английском проспекте Николай снял втайне от своего отца (во всяком случае, так говорили). «Царю не решились все сказать, но поведали вел. кн. Алексею, который нанял возле своего дворца квартиру для двух Кшесинских (сестер), и теперь, когда цесаревич к ним ездит, для других – будто он едет к Алексею», – так писал в своих воспоминаниях придворный деятель Богданович.

Согласно воспоминаниям Кшесинской, решение жить отдельно от отца возникло в конце лета 1892 года. «Хотя цесаревич и не говорил этого открыто, – писала Кшесинская, – я знала, что он разделяет мое желание». Можно представить, как трудно было Мале пойти на решение жить отдельно от родителей. Ведь она представляла, какой резонанс в обществе произведет это событие, какой удар родителям она нанесет своим поступком. Ведь, несмотря на весь свой шаловливый, озорной характер, по большому счету, Малечка была послушной девушкой и не выходила за рамки приличий. Воспитанная в семье, где царила любовь, понимание и полное доверие друг к другу, она понимала, что поступает дурно, и переходит из разряда приличных девушек в порочные, продажные содержанки. Но мнение света не могло остановить ее любовь. Она так решила и не собиралась отступать.

Для Феликса Кшесинского, отца Матильды, гордого своими, пусть может даже и придуманными, дворянскими корнями это был страшный удар. Между отцом и дочерью состоялся серьезный разговор, который Кшесинская подробно описала в своих воспоминаниях. Глубоко расстроенный отец спросил: «Отдаю ли я себе отчет в том, что никогда не смогу выйти замуж за Наследника, и что в скором времени должна буду с ним расстаться? Я ответила, что все отлично сознаю, но что я всей душой люблю Ники, что не хочу задумываться о том, что меня ожидает, а хочу лишь воспользоваться счастьем, хотя бы и временным, которое выпало на мою долю».

Несчастным родителям не оставалось ничего другого, как разрешить своевольной дочери поступить по-своему. В дом на Английском проспекте Маля переселилась вместе со своей старшей сестрой Юлией, также балериной Мариинского театра. Сестры обставили домик по своему вкусу и стали жить в нем, как писала позже Кшесинская, «тихой незаметной жизнью». В этом Матильда Феликсовна определенно лукавила. Жизнь у молодых девушек, живших в отдельном особняке, била ключом.

У сестричек Кшесинских часто собиралась веселые компании. К ним приезжали сыновья Великого князя Михаила Николаевича: Георгий, Александр и Сергей, барон Зедделер, у которого был роман с Юлией, гусарские офицеры, сослуживцы наследника и, конечно, он сам, любимый и ни с кем не сравнимый Ники. Маля веселилась и радовалась жизни. Друзья шутили, что в ее жилах течет не кровь, а шампанское.

Наследник приезжал к своей «маленькой Кшесинской» не только с друзьями, но и один. Несмотря на всю его занятость, он всегда находил возможность побывать у нее. И тогда они наслаждались друг другом и любовью.

«Мои разговоры с Наследником, доверие, которое он мне оказывал, делясь со мною своими мыслями и переживаниями, остаются для меня драгоценными воспоминаниями. Наследник был очень образован, великолепно владел языками и обладал исключительной памятью, в особенности, на лица и на все, что он читал. Чувство долга и достоинства было в нем развито чрезвычайно высоко, и он никогда не допускал, чтобы кто-либо переступал грань, отделявшую его от других. Он был добрый и простой в обращении. Все и всегда были им очарованы, а его исключительные глаза и улыбка покоряли сердца. Одной из поразительных черт его характера было умение владеть собою, и скрывать свои внутренние переживания в самые драматические моменты жизни. Внешнее спокойствие никогда не покидало его!» – с грустью вспоминает Кшесинская.

К тому же Ники поддерживал свою возлюбленную материально. Уже упомянутый в нашем рассказе Суворин писал: «Наследник писал Кшесинской, что он посылает ей 3000 руб., говоря, что больше у него нет, что он, отговев, приедет, и «тогда мы заживем с тобой, как генералы». Хорошее у него представление о генералах!»

Не забывал он и о подарках. Чего стоит подаренная Малечке брошь в виде сапфировой змеи, свернувшейся кольцом, которую Кшесинская бережно хранила до конца своей жизни. Многозначительный, однако, подарок. Ведь змея символизирует мудрость, а сапфир – память.

И он, и она знали, что их любовная идиллия не может продолжаться вечно. Слишком большой была пропасть между ними, и преодолеть ее не могла даже любовь. Знали, что расставание наступит неизбежно и страшились этого момента. И вот он настал.

«В один из вечеров, когда Наследник засиделся у меня почти что до утра, он мне сказал, что уезжает за границу для свидания с принцессой Алисой Гессенской, с которой его хотят сватать. Впоследствии мы не раз говорили о неизбежности его брака и о неизбежности нашей разлуки», – написала Кшесинская в своих воспоминаниях.

Разговоры о необходимости женитьбы наследника русского трона велись уже давно. Что поделаешь? Время-то пришло. Обсуждались кандидатуры невест из многих европейских домов.

Из всех представленных ему потенциальных невест Николаю больше всего понравилась принцесса Гессен-Дармштадская Алиса.

Принцессу Аликс-Луизу-Викторию-Беатрис Гессен-Дармштадскую, любимую внучку королевы Виктории Английской, цесаревич знал с двенадцатилетнего возраста. И любил давно. Как любят недостижимую мечту, идеал, призрак. Он не надеялся, что гордая и сдержанная «камея» Аликс – Санни, как звали ее дома, станет когда-нибудь его избранницей: она была страстной протестанткой и отказывалась менять веру.

Поначалу и родители Николая были против этого союза – слишком незавидной казалась им невеста из захудалого немецкого дома, хоть и внучка самой королевы Виктории. Но, в конце концов, переговоры закончились успешно, и 7 апреля 1894 года о помолвке Алисы Гессенской и Николая Александровича было объявлено официально.

«Хотя я знала уже давно, что это неизбежно, что рано или поздно наследник должен будет жениться на какой-либо иностранной принцессе, тем не менее, моему горю не было границ», – вспоминала впоследствии Кшесинская.

Сразу же после помолвки состоялось последнее крупное свидание Николая и Матильды. Она к нему очень готовилась, хотелось сказать так много. Но ей не удалось. «Как всегда бывает, когда хочется многое сказать, говоришь совсем не то, что собиралась говорить, и много осталось недоговоренного. Да и что сказать друг другу на прощание, когда к тому же еще знаешь, что изменить уже ничего нельзя, не в наших силах!»

Это было крушением всех надежд, планов, любви. Но Малечка повела себя мудро. Как ни тяжело было у нее на сердце, как ни мучилась она, но все-таки нашла в себе силы отпустить любимого Ники. Хотя и очень страдала. «Горю моему не было границ», – скажет она позже. Кшесинская была умна. Она понимала многое. И знала, что, отпустив любовь, останется самым теплым воспоминанием в сердце Наследника. Так и вышло.

В одном из писем своей «дорогой панне», царь Николай написал: «Что бы со мною в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости».

Свадьбу наследника Николая и Алисы Гессенской ускорила внезапная болезнь императора Александра III, которому было всего лишь 49 лет, и его смерть в Ливадии.

На следующий день после похорон Алиса приняла православие и стала Великой княжной Александрой Федоровной. Через неделю после похорон императора, 14 ноября 1894 года, Николай и Александра обвенчались в Зимнем дворце – для этого специально был прерван траур, установленный при дворе на год.

«Что я испытала в день свадьбы Государя, могут понять лишь те, кто способен действительно любить всею душою и всем своим сердцем и кто искренне верит, что настоящая, чистая любовь существует. Я пережила невероятные душевные муки», – напишет Кшесинская через много лет.

А в конце 1894 года, когда, казалось, рухнула вся жизнь, Маля впала в страшнейшую депрессию. Она не показывалась на людях, не выходила из дома. Она страдала. Потеряв любимого, ей казалось, что она потеряла все. Даже письма от Ники, хранившиеся в заветной шкатулочке, не могли дать успокоения. Кстати, эти письма, в которых раскрывается любовь будущего императора России к «маленькой пани» Матильде Кшесинской, не сохранились до наших дней. После Октябрьской революции Кшесинской пришлось их сжечь – время было такое. «Я многое потеряла – и состояние, и дом, и драгоценности, лишилась счастливой, беззаботной жизни. Но из всего потерянного я ничто не оплакиваю так, как эти письма… Я потеряла самое драгоценное воспоминание, свято хранившееся у меня…» – скажет она. Так закончился один из самых красивейших романов любви, у которого изначально не могло быть никакого будущего.

Конечно, и после свадьбы Ники, ставшего к этому времени императором Николаем II, они встречались. Ходили даже слухи, что любовная связь с Кшесинской не прервалась.

Причиной для этих пересудов было то, дача Матильды Кшесинской и императорский Константиновский дворец в Стрельне соседствовали и были разделены лишь небольшим каналом. Было замечено, что Николай II появлялся в этом дворце как раз в те дни, когда на даче отдыхала прима-балерина Мариинского театра.

Вот что пишет в своих воспоминаниях Кшесинская: «Ники через великого князя Сергея Михайловича дал мне знать, что в такой-то день, в таком-то часу будет проезжать верхом вместе с императрицей мимо моей дачи. Он просил, чтобы в это время я была в саду. Я выбрала скамейку, которую нельзя было не заметить со стороны дороги. В назначенный день и час Ники проследовал с императрицей мимо моей дачи и, разумеется, прекрасно меня видел. Они двигались не спеша, и я отвесила им низкий поклон, который был любезно принят. Этот случай свидетельствует о том, что Ники отнюдь не скрывал своего отношения ко мне, если открыто выразил свою симпатию, да еще в такой утонченной форме. Я продолжала его любить».

И ни слова об их встречах наедине. Не было их, скорее всего, не было. А сплетни о продолжавшихся тайных свиданиях, всего лишь сплетни. Хотя сердце Матильды по-прежнему болело. Вот такую запись сделала она после одного из своих спектаклей: «Когда я выходила на сцену, мое сердце прыгало, я знала, что буду иметь успех, и была бесконечно счастлива танцевать перед Государем. Когда после окончания «Русской» меня стали вызывать, моему счастью и радости не было пределов.

После спектакля, когда Ники отъезжал от театра, он смотрел в окно моей уборной, где я стояла, как стояла двадцать лет тому назад молоденькой девочкой, а он, царевич, теперь император самой могущественной страны мира…» Но жизнь продолжалась.

Надо сказать, что прима Императорского Мариинского театра Матильда Кшесинская любила три вещи: драгоценности, мужчин семейства Романовых и балет. Если верить ее простодушным мемуарам (а не верить им – нет оснований), по силе вызываемой страсти эти объекты располагались именно в такой последовательности.

Мужчины, не имевшие великокняжеского титула, представлялись ей существами бесполыми, – к ним она оставалась абсолютно равнодушной, и только принадлежность любовника к царскому роду приводила ее в состояние крайнего возбуждения, была ее эрогенной зоной. Такова была ее натура. Поэтому нет ничего удивительного, что утешил ее в, казалось бы, безутешном горе двоюродный дядя императора Николая II, Великий князь Сергей Михайлович.

В своих воспоминаниях Матильда Феликсовна напишет: «В моем горе и отчаянии я не осталась одинокой. Великий Князь Сергей Михайлович, с которым я подружилась с того дня, как Наследник его впервые привез ко мне, остался при мне и поддержал меня. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революций и испытаний. Много лет спустя я узнала, что Ники просил Сергея оберегать меня, когда мне будут нужны его помощь и поддержка».