Текст книги "Тайна старой девы"
Автор книги: Евгения Марлитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Глава XXV
Выйдя от профессора, Фелисита с горечью подняла руки к небу. Она выстрадала за последние часы больше, чем за всю свою жизнь.
Бессознательно вынула она из кармана маленький ящик. Хранившаяся в нем тайна разрушила бы преграду, воздвигнутую между ней и любимым человеком... Нет, тетя Кордула, твоя воля должна быть исполнена! А он? Время излечит его раны. Горе освящает душу... Эта роковая книга тотчас же должна превратиться в пепел. Фелисита оглянулась еще раз на дверь, за которой слышались шаги профессора, проскользнула вниз по лестнице и бесшумно открыла дверь в коридор. Вдруг кто-то схватил ее руку, в которой она все еще держала ящичек, и перед ней появилось злое лицо советницы. Эта пленительная женщина потеряла за одну минуту все свое обаяние. Злоба до неузнаваемости исказила ее лицо.
– Это, право, удивительно, прекрасная Каролина, что я встречаю вас как раз в тот момент, когда вы хотите спрятать этот хорошенький ящик с драгоценностями! Будьте любезны еще немного подержать его в руках... Мне нужен свидетель, который мог бы подтвердить пред судом, что я застала воровку на месте преступления… Иоганн! Иоганн!
– Ради Бога, отпустите меня, – умоляла Фелисита, вырываясь.
– Ни за что на свете! Он должен видеть, кого поставил сегодня рядом с собой... Вы думали, что достигли цели, но я не допущу вашего торжества.
Она снова крикнула, но профессор уже спускался с лестницы. В то же время Генрих показался на другом конце коридора.
– Ах, ты был наверху, Иоганн? – удивилась советница. – Тем поразительнее искусство этой дочери фокусника, так ловко утащившей у тебя из-под носа драгоценности покойной тети.
– В своем ли ты уме, Адель? – сказал он, быстро сходя с последней ступеньки.
– Абсолютно, – иронически ответила молодая вдова. – Не считай это насилием, дорогой кузен, но я по необходимости должна взять на себя роль сыщика. Господин адвокат не захотел искать вора, укравшего серебро. Ты видишь, эта рука сжимает ящик, который она взяла наверху. Посмотрим, что тащила сорока в свое гнездо.
Она вырвала ящик из рук Фелиситы. Молодая девушка закричала и бросилась за советницей. Та уже пробежала несколько шагов по коридору и подняла крышку ящика.
– Книга? – пробормотала изумленно Адель, бросая на пол ящик и крышку.
Она взяла книгу и сердито потрясла ее, но оттуда не выпало никаких денежных документов. Между тем Фелисита оправилась от своего испуга, подошла к советнице и строго потребовала обратно свою книгу.
– Вы серьезно думаете, что я вам ее отдам? – сказала молодая вдова, поворачиваясь спиной к Фелисите. – Вы выглядите слишком испуганной для того, чтобы я могла оставить свои подозрения, – продолжала она, презрительно поворачивая голову к молодой девушке. – Эта книга должна иметь какое-то отношение к вашим тайным поступкам... Мы сначала проверим это, моя милая!
Она открыла книгу: на пожелтевших листках не было банковых билетов; на них виднелись только красиво написанные буквы. Бегло просмотрев несколько страниц, советница в ужасе отшатнулась. Розовое личико Адели побледнело, и, казалось, она нуждалась в поддержке, чтобы не упасть, но через несколько секунд к ней вернулось самообладание. Советница закрыла книгу, и на ее лице появилось прекрасно ей удавшееся выражение разочарования.
– Это действительно старая негодная книга, – сказала она профессору, как бы в рассеянности пряча книгу в карман. – Я нахожу, что с вашей стороны, Каролина, было в высшей степени нелепо поднимать шум из-за такой безделицы.
– Разве она подняла этот шум? – спросил профессор, дрожа от возмущения. – Я думал, что ты звала меня на помощь, намереваясь изобличить эту девушку в краже. Не будешь ли так любезна теперь объяснить, на чем было основано твое недостойное обвинение?
– Ты видишь, что в настоящий момент я не в состоянии.
– В настоящий момент? – перебил он ее гневно. – Ты сейчас же возьмешь назад свои слова и дашь оскорбленной полное удовлетворение при мне и Генрихе.
– С радостью, дорогой Иоганн. Это мой христианский долг: признаться в своей ошибке и исправить ее... Моя милая Каролина, простите, я была к вам несправедлива.
– А теперь отдай книгу, – приказал профессор.
– Книгу? – невинно спросила Адель. – Но, дорогой Иоганн, она ведь не принадлежит Каролине!
– Кто же сказал тебе это?
– Я прочитала на ней имя тети Кордулы... Если кто и может этим распоряжаться, так только ты как наследник всей ее мебели и книг. Но эта книга не имеет никакой ценности – какие-то переписанные стихотворения... Что ты будешь делать с этими сентиментальными пустяками? Я же очень люблю старые книги... Пожалуйста, подари ее мне!
– Может быть, но после того, как я просмотрю ее сам, – холодно сказал он и протянул руку за книгой.
– Но если бы ты ее не стал смотреть, то она приобрела бы для меня еще большую ценность, – попросила советница вкрадчивым голосом. – Я не думаю, чтобы ты имел какой-нибудь материальный расчет.
– Мне совершенно безразлично, какого ты мнения о моих поступках, – резко сказал профессор. – Но я, во всяком случае, требую, чтобы ты вернула книгу... Все это очень подозрительно: старые стихотворения не могут заставить побледнеть сдержанную светскую даму.
С этими словами он загородил советнице дорогу, так как ее взгляд в глубину коридора и быстрое движение показали, что она хочет обратиться в бегство. Профессор крепко схватил ее руку.
Фелисита пришла в отчаяние от мысли, что он добьется своего. Для нее ужасно было осознавать, что книга может остаться у советницы, но она должна была признаться самой себе, что в руках этой лицемерной женщины книга столь же безопасна, как и у нее самой, и что сегодня же вечером киига исчезнет навсегда. Поэтому Фелисита встала на сторону советницы.
– Прошу вас, профессор, оставьте книгу у госпожи советницы, – попросила она серьезно и настолько спокойно, насколько это было возможно в настоящий момент. – Читая ее, она полностью убедится, что в маленьком ящике... нет драгоценностей.
Недоверчивый взгляд стальных глаз поразил ее. Она покраснела и опустила глаза.
– Итак, вы даже снисходите до просьбы? – резко и саркастически спросил он. – Значит, дело идет не о сентиментальных пустяках... Я спрашиваю вас по совести: что находится в этой книге?
Это была ужасная минута. Фелисита мучительно боролась с собой. Она уже открыла рот, по не смогла произнести ни слова.
– Не трудитесь, – сказал профессор с иронической улыбкой молодой девушке. – Вы можете быть безжалостны, но лгать вы не умеете... Будь так любезна, Адель, отдай мне наконец мою собственность, как ты сама ее назвала.
– Делай что хочешь, но ты ее никогда не получишь! – воскликнула с отчаянной решимостью советница. Адель сделала последнее усилие, чтобы освободиться; это ей удалось, и она помчалась по коридору, но на ее пути встал Генрих, широко расставив руки. Она отскочила назад.
– Дерзкий человек, уйдите с дороги! – закричала Адель, топнув ногой.
– Хорошо, госпожа советница, – ответил слуга спокойно и вежливо, не меняя, однако, своей позы. – Отдайте книгу, и я с удовольствием уступлю вам дорогу.
– Генрих! – закричала Фелисита, подбегая.
– Это тебе не поможет, Феечка, – улыбнулся старик. – Я не так глуп, как ты думаешь.
– Пропусти даму, Генрих, – серьезно приказал профессор. – Но ты должна знать, Адель, что я все же получу мою собственность. Я могу думать, что эта книга содержит важные сведения о наследстве. Возможно, что в ней есть упоминание о спрятанных деньгах...
– Нет, нет! – уверяла Фелисита, перебивая его.
– Я думаю, как хочу! – сказал он строго. – Вы так же, как и Генрих, будете свидетельствовать перед судом, что эта дама утаила, может быть, весьма значительное наследство моей семьи.
Советница бросила дикий взгляд на своего мучителя, и на нее напало неистовое бешенство. Она выхватила книгу из кармана и с громким язвительным смехом бросила ее к ногам профессора.
– Возьми же, упрямый безумец! – крикнула она. – Поздравляю тебя с интересной находкой... Носи с достоинством тот позор, о котором здесь рассказано.
Адель побежала по коридору, затем спустилась по лестнице и с шумом захлопнула дверь.
Профессор насмешливо посмотрел ей вслед, потом взглянул па переплет книги, в то время как полный страха взгляд Фелиситы следил за его пальцами. Он внезапно встретился с умоляющими глазами молодой девушки. Какую власть имели они над суровым человеком! Как будто нежная рука тотчас же разгладила морщины на его лбу, и па губах заиграла улыбка.
– Теперь я буду судить вас, – сказал он. – Вы коварно обхитрили меня. В то время, как вы были со мной наверху вполне откровенны – я мог бы поклясться в вашей искренности, – в кармане у вас скрывалась семейная тайна Гельвигов. Что я должен думать о вас, Фея? Вы можете загладить этот отвратительный поступок только тем, что откровенно ответите на все мои вопросы!
– Я скажу все, что могу, но потом я убедительно стану просить вас отдать мне книгу!
– Неужели моя гордая, упрямая, непреклонная Фея может так мило просить? Вы, значит, проникли сегодня в мансарду только для того, чтобы взять эту книгу?
– Да!
– Какой же дорогой? Я нашел все двери запертыми.
– Я прошла по крыше, – ответила Фелисита нерешительно.
– То есть через чердак?
Девушка покраснела: хотя он и не подозревал, что она могла совершить низкий поступок, но все-таки она поступила нехорошо, проникнув в его комнаты.
– Нет, – сказала она подавленно, – через чердак дороги нет. Я вылезла из окна и прошла по крыше.
– При этой ужасной буре! – воскликнул он, побледнев. – Фелисита, вы просто невозможны...
– Мне не оставалось иного выбора, – ответила, горько усмехнувшись, молодая девушка.
– Но почему вы так хотели взять эту книгу?
– Я считала своим священным долгом исполнить завещание тети Кордулы. Она сказала мне, что маленький серый ящик – его содержание я не знала – должен умереть раньше нее. Смерть застала ее врасплох, и я была твердо убеждена, что ящик не успели уничтожить. Кроме того, он стоял в потайном отделении, в котором лежало серебро, и я не могла указать на него из страха, что книга попадет в посторонние руки.
– И все-таки этот героический поступок оказался напрасным: книга все-таки попала в «посторонние» руки.
– О нет, вы отдадите ее мне, – сказала девушка.
– Фелисита, – произнес он строго и повелительно, – ответьте мне теперь правдиво на два вопроса: знаете ли вы содержание этой книги?
– Знаю отчасти, с сегодняшнего дня.
– Компрометирует ли оно вашего старого друга?
Она нерешительно замолчала. Может быть, при утвердительном ответе он отдаст ей книгу, но тогда она опозорила бы память тети Кордулы и подтвердила бы слухи о ее виновности.
– Недостойно выдумывать отговорки, как бы благородны ни были ваши намерения, – прервал профессор ее минутное молчание. – Скажите просто: да или нет?
– Нет.
– Я знал это, – пробормотал он. – Будьте же благоразумны и покоритесь неизбежному. Я прочитаю эту книгу.
Девушка смертельно побледнела, но просить снова не решилась.
– Читайте, если ваша честь может примириться с подобным поступком, —сказала она. —Вы налагаете руку на тайну, которую не должны узнать. В тот момент, когда вы откроете книгу, вы уничтожите весь смысл ужасной жертвы, стоившей целой жизни!
– Вы храбро сражаетесь, Фелисита, – ответил профессор спокойно. – Если бы не последние слова той женщины, – он указал в направлении, в котором исчезла советница, – которые она бросила мне в бешенстве, то я бы отдал вам вашу книгу, не заглядывая в нее. Но теперь я хочу, я должен знать о позоре, пятнающем мое имя. И если бедная отшельница была в силах сберечь эту тайну от чужих глаз, то я найду силы перенести ее. Я вдвойне обязан узнать об этом. Линия Гельвигов на Рейне, по-видимому, также знает эту тайну... Хотя вы упрямо молчите и отводите взгляд, я все же ясно вижу по вашему лицу, что мое предположение справедливо. Кузина, без сомнения, знала об этом позоре и ужаснулась, прочитав о нем в книге... Утешьтесь, Фея, – продолжал он мягко. – Я не могу поступить иначе. Я не изменил бы этого решения даже и в том случае, если бы вы согласились взамен стать моей женой!
– Я не могу успокоиться, так как своей неосторожностью доставляю вам несчастье, – сказала печально Фелисита.
– Вы успокоитесь, – ответил серьезно профессор, – когда поймете, что ваша любовь поможет перенести всякое горе, которое жизнь пошлет мне...
Он пожал ее маленькую холодную руку и направился в свою комнату.
Глава XXVI
Через час профессор вошел в комнату своей матери. Он был бледнее обыкновенного, но в его осанке больше чем когда-либо чувствовалась решительность. Госпожа Гельвиг вязала. Профессор положил на маленький стол, за которым она сидела, открытую книгу.
– Я должен серьезно поговорить с тобой, мама, – сказал он, – но сначала попрошу тебя заглянуть сюда.
Она удивленно положила свой чулок, надела очки и взяла книгу.
– Это каракули старой Кордулы, – проворчала она, но все-таки начала читать.
Профессор молча ходил по комнате.
– Я не понимаю, почему меня должна интересовать эта любовь к сыну сапожника? – воскликнула недовольно старая женщина после того, как прочитала первые две страницы. – С чего это пришло тебе в голову принести мне эту старую книжку, от которой так пахнет гнилью?
– Прошу тебя, читай дальше, мама! – сказал нетерпеливо профессор. – Ты скоро забудешь о запахах...
С видимым неудовольствием она перевернула еще несколько страниц. Понемногу ее каменное лицо напряглось, но потом она опустила книгу с безграничным удивлением, к которому примешивалась язвительная насмешка.
– Удивительные вещи! Кто мог бы подумать? Честная, знатная семья Гельвигов! – В ее голосе слышались ненависть, торжество и удовлетворенная злоба. – Итак, золотые мешки, на которых стояла моя гордая свекровь, были отчасти краденые. Они устраивали празднества, на которых рекой лилось шампанское, а я должна была прислуживать гостям. Никто не обращал внимания на бедную молодую родственницу, возвышавшуюся над ними своим благочестием и добродетелью. Я часто в душе молилась Богу, чтобы Он наказал этих нечестивцев. Они уже наказаны, так как расточали украденные ими деньги. Их души вдвойне погибли!
Профессор остановился посреди комнаты. Он совершенно не предвидел такого оборота дела.
– Я не понимаю, как можно упрекать бабушку за то, что она по неведению тратила чужие деньги, мама, – сказал он раздраженно. – Тогда и наши души должны погибнуть, потому что мы до сегодняшнего дня пользовались процентами с украденного капитала? Однако при такой точке зрения ты согласишься, что мы должны как можно скорее отдать эти деньги...
Госпожа Гельвиг поднялась со своего кресла.
– Отдать? – повторила она, как бы желая удостовериться в его словах. – Но кому же?
– Ну конечно, наследникам рода Гиршпрунгов.
– Как, мы должны отдать целое состояние первым встречным бродягам и тунеядцам, которые предъявят свои права? Сорок тысяч талеров остались Гельвигам после того, как...
– Да, после того, как Павел Гельвиг, честный, истинный и праведный борец во славу Господню, присвоил себе двадцать тысяч талеров! – перебил профессор, дрожа от негодования. – Ты сказала, что душа моей бабушки должна быть сейчас в аду потому, что она, но неведению, пользовалась украденными деньгами. Чего же заслуживает тот, кто сознательно крадет чужое имущество?
– Да, он поддался искушению, – сказала госпожа Гельвиг, не теряя самообладания. – Он был тогда еще довольно молод. Дьявол выбирает лучших и благороднейших, чтобы совратить их, но Павел раскаялся в своем грехе. А в Писании говорится, что все ангелы Господни возрадуются спасению одного грешника. Он неустанно борется за святую веру, в его руках деньги освящены, так как он употребляет их на богоугодные дела.
– Я вижу, что и мы, протестанты, имеем свой иезуитский орден! – горько засмеялся профессор.
– Не то же произошло и с деньгами, попавшими к нам? – продолжала старуха. – Посмотри вокруг: разве не видна во всем рука Божия? Если бы на этих деньгах лежало проклятие, они не могли бы приносить таких прекрасных плодов... Мы, ты и я, своим старательным служением Господу превратили в благословение то, что было когда-то преступлением.
– Прошу оставить меня в покое, – перебил ее глубоко возмущенный профессор.
В его сторону скользнул ядовитый взгляд матери, но, тем не менее, госпожа Гельвиг продолжала, возвысив голос:
– Мы не имеем права выбрасывать на ветер средства, с помощью которых служим святому делу. Это главная причина, из-за которой я всеми силами буду сопротивляться этой старой истории, а затем ты опозорил бы имя своего предка.
– Он сам опозорил себя и всех нас, – сказал сурово профессор. – Но мы можем еще спасти нашу честь, если не станем укрывателями.
Госпожа Гельвиг оставила свое место и встала с сознанием своего достоинства перед сыном. – Хорошо, предположим, что я уступила бы тебе, – сказала она холодно. – Мы отдали бы сорок тысяч талеров, потеря которых, кстати, сильно ограничила бы наши средства. Но что если бы наследники потребовали и накопившиеся проценты? Что бы мы стали делать?
– Я не думаю, что они имеют на это право, но, если это случится, мы должны помнить, что грехи родителей скажутся на детях.
– Я не урожденная Гельвиг, не забудь этого, сын мой, – резко перебила она его. – Я принесла в семью Гельвигов незапятнанное, знатное имя, на меня этот позор не падает. Поэтому я не намерена приносить какие-либо жертвы. Не думаешь ли ты, что я должна на старости лет терпеть нужду из-за чужого греха?
– Терпеть нужду, когда ты имеешь сына, который в состоянии заботиться о тебе? Мама, неужели ты думаешь, что я не могу сделать беззаботной твою старость?
– Благодарю, – сказала она холодно. – Я предпочитаю жить на свою ренту и быть самостоятельной. Я ненавижу зависимость. Со смерти твоего отца я знала только волю Господа и мою собственную, это так и должно остаться... Я заявляю тебе, что считаю всю эту историю вымыслом больной старухи из мансарды. Ничто в мире не заставит меня поверить, что это случилось в действительности.
В этот момент дверь бесшумно отворилась и в комнату вошла советница. Она плакала. Это было видно по красным глазам и ярким пятнам на щеках. Адель увидела на столе роковую книгу и вздрогнула... Медленно подошла она к профессору и подала ему руку. Он не дал ей свою.
– Прости меня, Иоганн, – попросила она. – Я была так взбешена, что не могу себе этого простить. И как я могла так рассердиться? Но во всем виновата эта несчастная история. Подумай, Иоганн, мой дорогой папа скомпрометирован навеки этой отвратительной книгой. Я должна была избавить тебя от этого удручающего открытия! Я думаю, что Каролина нарочно извлекла этого ужасного свидетеля для того, чтобы перед своим уходом чувствительнее досадить нам.
– Остерегайся клеветы, Адель! – воскликнул профессор так сердито, что она испуганно замолчала. – Я тебя прощу, – прибавил он после короткой паузы, с трудом овладевая собой, – но с одним условием... Ты расскажешь, без утайки, каким образом ты узнала эту тайну.
Адель немного помолчала, потом сказала печально.
– Во время последней болезни папы, когда мы уже ожидали смертельного исхода, он приказал мне принести из его письменного стола различные бумаги. Я должна была уничтожить их на его глазах. Это были документы Гиршпрунгов. Сделала ли его близость смерти разговорчивее, или он просто хотел поговорить об этом случае, но отец посвятил меня в эту тайну.
– И подарил тебе браслет? – прибавил злобно профессор.
Она молча кивнула головой и умоляюще посмотрела на него.
– После этого объяснения ты все еще считаешь этот случай вымыслом больной старухи? – обратился профессор к матери.
– Я знаю только, что эта особа, – госпожа Гельвиг указала, дрожа от гнева, на молодую женщину, – своей вздорной болтовней и легкомыслием превосходит всех, кого мне до сих пор приходилось встречать. Дьявол тщеславия не дает ей покоя: она надевает редкий браслет для того, чтобы им все любовались и заметили бы, между прочим, красивую белую руку.
– Я не хочу подробно разбираться, Адель, как ты, при твоем характере, чистоту и невинность которого ты подчеркиваешь на каждом шагу, могла носить краденое украшение, – сказал профессор как будто спокойно, но в его голосе послышался глухой рокот приближающейся грозы. – Я предоставляю тебе самой решать, кто больше достоин наказания: бедная ли мать, которая крадет хлеб для своих голодающих детей, или богатая, знатная женщина, которая живет в довольстве и укрывает ворованное? Но то, что ты собиралась надеть это похищенное украшение на чистую руку девушки, которая спасла твоего ребенка; что ты осмелилась иметь притязания на все добродетели и приписывать молодой девушке испорченность только в силу ее темного происхождения, зная в то же время о поступке твоего отца, – это возмутительная низость, которой нет оправдания.
Советница пошатнулась и схватилась за стол, чтобы не упасть.
– Ты отчасти прав, Иоганн, – сказала госпожа Гельвиг, – но твои последние слова слишком резки. Это совсем не одно и то же: берут ли имущество, не имеющее хозяина, или крадут заведомо чужой хлеб... Меня удивляет, как ты можешь сравнивать знатных и простых! Непростительно равнять женщину из хорошей семьи с такой девушкой, как Каролина...
– Мама, я уже сказал тебе сегодня в саду, что не потерплю оскорблений! – сердито воскликнул профессор.
– Однако смею просить тебя быть сдержаннее и проявлять побольше уважения, сын мой, – приказала она уничтожающе. – Ты прекрасно играешь роль рыцаря этой принцессы, и мне, по-видимому, не остается ничего больше, как положить к ее ногам и мое почтение.
– Тебе действительно придется сделать это, мама, – ответил он спокойно. – Ты должна будешь оказывать ей почтение, так как она скоро станет моей женой.
Старый дом не обрушился после этих слов, как предполагала в первую минуту госпожа Гельвиг. Ее сын говорил решительно, как человек, которого не могут поколебать ни слезы, ни мольбы, ни ярость. Госпожа Гельвиг безмолвно отшатнулась, советница же очнулась от своего обморока и истерически расхохоталась.
– Вот твоя прославленная мудрость, тетя! – воскликнула она резко. – Теперь я торжествую... Кто просил тебя выдать замуж эту девушку до приезда Иоганна? При первом же взгляде на эту особу у меня появилось предчувствие, что она всем нам принесет несчастье... Я сейчас же еду в Бонн, чтобы известить всех профессорских жен, какова будет новая дама, которая скоро войдет в их круг.
Она бросилась вон из комнаты. За это время госпожа Гельвиг уже успела прийти в себя.
– Я, видимо, неправильно поняла тебя, Иоганн, – сказала она с внешним спокойствием.
– Если ты так думаешь, то я повторю свое объяснение, – сказал он холодно и неумолимо. – Я женюсь на Фелисите Орловской.
– Ты поддерживаешь эту безумную идею?
– Вместо ответа я спрошу тебя: дала бы ты и теперь свое благословение на мой брак с Аделью?
– Без сомнения: это приличная партия, и я не желаю лучшей невестки.
Профессор густо покраснел. Он закусил губу, чтобы сдержать готовый вырваться у него поток гневных речей.
– После этого ты должна быть лишена права вмешиваться в мои дела, – сказал он, с трудом сдерживаясь. – То обстоятельство, что эта бессовестная особа, эта лицемерка отравит всю мою жизнь, не принимается тобой во внимание. Ты будешь жить далеко от меня и спокойно говорить: «Он женился на приличной девушке» – но я, во всяком случае, хочу быть счастливым...
– Не забывай, что благословение отца создает дома детей, а проклятие матери разрушает их до основания! – с хриплым смехом ответила она.
– Не хочешь ли ты уверить меня, что твое благословение смоет нравственные недостатки Адели? Твое проклятие потеряет силу, падая на невинную голову... Ты не произнесешь его, мама! Бог не примет его... Ведь он падет на тебя и сделает одинокой твою старость.
– Мной руководит только забота о чести. Ты должен уважать мою волю, и ты откажешься от своих слов.
– Нет, ты должна примириться с этим, мама! – воскликнул профессор и покинул комнату в то время, как мать осталась стоять как статуя с воздетыми к небу руками. Произнесли ли проклятие эти искаженные губы? Ни одного звука не донеслось до прихожей, но если бы оно и было произнесено, то оно оказалось бесплодно, потому что Бог любви не дает подобное оружие в руки злых и мстительных людей!
Наверху хлопали дверями, передвигали ящики и бегали взад и вперед. Советница укладывала свои вещи.
– Вот и конец незабудке, – довольно бормотал Генрих, вынося огромный сундук.
В противоположность этой суете каким спокойным казалось бледное лицо молодой девушки, стоявшей у окна кухни! Перед ней стоял ящик с ее детским гардеробом. Госпожа Гельвиг отдала приказание выдать ей «тряпье», чтобы девушка не имела повода оставаться на ночь в этом доме. Фелисита держала в руках маленькую печатку с гербом Гиршпрунгов, когда в окне показалось бледное лицо профессора.
– Идем, Фелисита, вы не должны ни минуты оставаться здесь! – сказал он взволнованно. – Оставьте пока ваши вещи. Генрих принесет их вам завтра.
Она накинула платок и встретилась с профессором в прихожей. Он взял ее под руку и повел по улице. У дома советницы Франк он позвонил.
– Я привел Фелиситу под вашу защиту, – сказал он старой даме, когда она приветливо приняла их в своей комнате. – Я вам доверяю, – продолжал он многозначительно. – Берегите Фелиситу как дочь, пока я не потребую ее от вас обратно.
