Текст книги "Пока стучит сердце"

Автор книги: Евгения Руднева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

У меня настроение было так себе: на земле скверное, в воздухе – отличное, потому что летали мы в сентябре особенно много, у меня 103 полета за месяц.

6-го было торжественное заседание, а 7-го утром на построение к нам прибыли генерал-майоры Вершинин и Науменко. Вершинина мы уже слышали однажды на партийном собрании. Он сказал тогда, что мы самые красивые девушки, потому что красота сейчас и вообще заключается не в накрашенных ресницах и губах, а в том большом деле, которое мы делаем.

Пока не летали, занималась теорией. «Преподаватели»: штурманского дела – летчик Лора, бомбометания – штурман я (недавно бриг. комиссар устроил мне экзамен на старте в присутствии Негаматулина). Замечательная, между прочим, у нас эскадрилья. Не то, что ворчунья первая! Особенно штурманы хороши. Под руководством нового парторга Полинки Гельман мы было организовали философский кружок, но она заболела, и занятия так и не состоялись. Зато я сама почитала, что хотела. Я за три дня получила поздравления от родных и друзей. Чудаки, они думают, что я делаю что-нибудь особенное...

28 ноября мы в санатории. Компания подобралась хорошая: Соня, Вера с Машей и мы трое. Первый день долго собирались, все устраивались, так что в полном составе были только к вечеру. Перед ужином «разгоняли» аппетит: под звуки «Калинки» Вера с Диной носились по столовой и кричали: «Асса!», а Маша гонялась за ними со свечкой. Даже доктор заглянул в дверь: «Вы что, в «кошки-мышки» играете?» За ужином так хохотали, что я несколько раз выходила из-за стола, чтобы успокоиться и прожевать. На другой день разработали программу концерта и повесили афишу:

«ВНИМАНИЕ! (НАЧАЛО 16.00)

30 ноября состоится

БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТ СИЛАМИ

ОТДЫХАЮЩИХ.

В программе:

Пение (цыганские романсы, русские народные песни, лирические песенки и т. д.).

Русско-народные, цыганские и другие пляски.

Художественное чтение и т. д.

В концерте принимают участие

Заслуженные артисты фронтового

самодеятельного коллектива:

Никулина Д. А., Тихомирова,

Бурзаева, Руднева, Фетисова.

Одобренные артисты:

Жуковская, Никитина, Пилипенко,

Руднева (по новой программе).

«Звезда» концерта – Никулина Д. А.

Художественный руководитель Бурзаева.

Ведет программу Тихомирова.

У рояля... никого. У ковра... пусто.

Начало без опоздания. Дирекция театра».

Ну, концерт получился отменный. Вдруг приезжают обедать генерал-майор и бригадный комиссар. Наша майор потащила их читать объявление (висело на дверях в столовой). Потребовали начать в 5.00, а мы перенесли было на 6.00. Сначала артисты заартачились, а потом пришлось идти. Каждый артист выходил выступать со своим стулом. Вера с Диной танцевали вальс-чечетку, Вера с Соней – краковяк (выучили перед обедом), Соня и Дина пели – получилось хорошо. Полинка читала «Собаке Качалова» и потом с Доспаном и Соней фрески о нашем полку – наибольший успех выпал этому номеру. Потом Верочка набралась нахальства (благо была в женском одеянии) и объявила, что следующим номером поет генерал-май ор. Упрашивали, не стал. Приехав домой, он позвонил майору, что прямо с концерта и что прошло хорошо.

Шахматы, домино, платочки – даже читать некогда. Начала «Дядюшкин сон» Достоевского, но, конечно, не дочитала.

15 декабря

После обеда – на аэродром и быстренько лететь: в эту ночь не было ни облачка, и мы сделали 7 полетов. Бомбили Петров. В третий полет ходили строем, ведомыми у Амосовой, с Карпуниной. Бомбили с высоты 700 метров. У моей летчицы неумный штурман, а у меня безумная летчица: мы отбомбились, и она стала сигналить АНО (аэронавигационные огни на крыльях и хвосте самолета). Это с такой-то высоты! Значит, правильно я Иде писала, что с ней можно хоть на край света лететь. Начиная с пятого полета, Дина очень устала и засыпала, но даже в этом случае машина никаких особых эволюции не производила. Так что мне было ужасно скучно: что делать в обратном пути, ежели светит прожектор? Рассказывать? Так мой голос имеет усыпляющее действие. Самый верный способ для Дины не уснуть – отдать мне управление. Наша машина (плюю через левое плечо) стала после ремонта такой послушной, что за управление и браться не нужно – сама идет. А чуть я дотронусь – пикирует. А вот вчера я совершила свой 270-й и самый неудачный за все время вылет: быть на 600 метров над эшелоном и не попасть в него! Взяли четыре «ФАБ-50», но уже не нашли его. В третий полет вместо меня летал генерал-майор Попов. Мы летали на разведку плохой погоды. А перед этим я рассказывала майору Рачкевич, что видно ночью, и подумала: вот предложили бы сейчас полететь в темную ночь на Гармаш или Петрогеоргиевский без САБа! (светящаяся авиационная бомба) А ведь летали... Заруливали при свете прожектора. У меня странная болезнь: проснусь если через 3 – 4 часа после того, как приду с полетов, больше уже не усну. Так было и сегодня. Грусть находит порывами, как разрывная облачность. Ночь плохая, сидим дома с накрашенными губами – обветрились. Впервые в жизни я накрасила губы. Как некрасиво!

20 декабря                                                      

16-го, кажется, был выдающийся полет: до Терского хребта мы набрали 950 метров, а над самым хребтом облачность прижала до 700 метров, над Тереком – до 600 метров. Я ориентировалась по луже за рекой. Впереди было худо, но сзади еще хуже: прожектора я в полете туда ни разу не видела; куда нас сносило, до Терека решить было нельзя. За хребтом пошел дождь, потом снег, подбалтывало. Я боялась обледенения. Запасной целью была Терская. Мы чуть-чуть уклонились от маршрута вправо, но потом повернули и пересекли Стодеревский изгиб точно по линии пути. Скорость была 115.

25 декабря

Сегодня 25 лет со дня установления советской власти на Украине. Что-то там поделывают моя бабуся, Вера, Лида, Коленька, Толик, Алик, тети и дяди? Живы ли они? Дядя Лева рассказывал, как отступали из Бердянска... О, я буду рассказывать, как входили в Бердянск!!! За мой Бердянск, за моих родственников расчет будет произведен полностью!

До 12 ночи вчера дежурили на аэродроме. Погоды нет. Сегодня наши взяли Диготу. Молодцы! К Моздоку немцы подтягивают силы.

ПИСЬМО РОДИТЕЛЯМ

25 декабря 1942 года

Милые мои, любимые мамулька и папист!

Вчера мне было 22 года. С утра нас все поздравляли: меня и еще одну Женю, у которой вчера тоже был день рождения. Наш комиссар – теперь зам. командира по политчасти – пришла меня поздравить и принесла письменное поздравление. Оно меня воодушевило и немного расстроило. Особенно слова: «Разреши мне здесь на фронте вместо твоей родной матери прижать твою головку к груди и расцеловать тебя крепко-крепко». Она это и сделала, и мне вдруг стало грустно: я вспомнила, как далеко от вас и как давно я вас не видела. Обычно я об этом не думала, потому что ведь все кругом в таком положении и даже хуже: у некоторых родители остались на территории, временно захваченной немцами.

20-го я перевела вам 1100 рублей, на другой день, кажется, справку тебе, мусенька.

Будьте здоровы. Целую.

Женя

1943 год

6 января

Новый год ждали. С 30-го на 31-е охотно дежурили всей эскадрой на КП – была «аэродромная» погода (спустился туман), приезжал генерал, мы с Соней беседовали с майором Даленко – штурманом бочаровского полка. Бочаровцы, арбатовцы! Ну, а мы – бершанковки? Начали встречать Новый год в клубе докладом генерала и выступлением джаза (да, 30-го смотрели «Доктор Калюжный»), а потом пошли в санаторий, где были накрыты столы. Перед вечером я получила много писем, главное – от Сергея Николаевича. Я была польщена тем, что он заприметил меня с первого курса. Я была очень рада письму.

Я прочла очень тяжелую книгу Ванды Василевской «Радуга». Бедный Сергей, что он пережил, когда встретил Пусю?

17 января

Наутро на строевых собраниях эскадрилий мы услышали ужасную новость. Вышла Ракобольская и сказала: «Погибла Раскова». Вырвался вздох, все встали и молча обнажили головы. А в уме вертелось: «Опечатка, не может быть». Наша майор Раскова. Я и до сих пор, как подумаю об этом, не могу поверить.

10 февраля

Вчера ночью нам прочли приказ. Долгожданный. Итак, мы гвардейцы. Сейчас было построение дивизии. Потом строем шли в столовую. Да, полк наш теперь гвардейский.

12 февраля

10-го я сделала с Мартой четыре вылета. Это были ее первые боевые вылеты. Замерзли до костей и даже глубже. Первая зимняя ночь прошла не ахти как удачно. Ира с Полинкой не вернулись. Я волновалась за них, боялась, а вечером оказалось, что они под Кропоткином сидят. Ушли на другой прожектор. Вчера еще по два вылета сделали. Идет упорная борьба за Тимашевскую. Взята Лозовая.

14 февраля

Пишу в необычной обстановке и в необычной позе: под спальным мешком в кабине, полулежа. Мы уже в Тимашевской. В 9 часов взвились зеленая и красная ракеты.

16 февраля

Утром перелетели в Ново-Джерелиевскую, начали работать в 4 утра, для Марты и меня был отбой. Она еще спит. Близко бахают. Взяты Ростов и Ворошиловград.

ПИСЬМО ПРОФЕССОРУ С.Н.БЛАЖКО

24 февраля 1943 года

Здравствуйте, многоуважаемый Сергей Николаевич!

Наконец ППС догнала нас, и я опять имею возможность связаться с внешним миром. А то мы так быстро движемся за удирающим врагом, что почта от нас постоянно отстает. Еще раз благодарю Вас за Ваше теплое письмо: я уже писала Вам, что получила его как новогодний подарок – 31 декабря вечером. Поделюсь с Вами своей радостью и гордостью: нам присвоили гвардейское звание. Конечно, теперь мы стараемся изо всех сил работать еще лучше, помогать нашим славным наземным войскам. Распутица, на дорогах вражеские машины позастревали, по ним и бьем. Самая лучшая награда для меня – увидеть сильный взрыв с черным дымом. Да, мы ожесточились за это время, но такого врага нужно только уничтожать. Друзья мне пишут. Между прочим, сообщали, что ГАИШ собирается в Москву – там, конечно, лучше будет работать. В свободное время думаю о будущей работе. Будет трудно, голова отупела. Но ведь война всем жизнь искалечила. Выправим!

Сергей Николаевич, если будете писать Верменко, передайте ему привет. Привет ГАИШу.

Желаю Вам много бодрости и здоровья.

Руднева Е.

24 февраля

16-го сделали отсюда по два полета. Растаяло, трудно ориентироваться... Занимаюсь с будущими штурманами бомбометанием. Машин на дорогах полно – сейчас только летать бы да летать! Ира с Полинкой прилетели. Я от родных посылку получила – так обо всем позаботиться могут только они!

7 марта

Вчера прилетели в Пашковскую. Перелетала с Люсей Клопковой. Вечером опять дежурила. А сейчас все ушли на полеты. Погода плохая, я дома. Самое главное в моей жизни – партбюро приняло меня 4 марта в члены партии.

17 марта

Вот хочется иногда рассказать все сразу – много-много, а можно сказать – язык пристанет к горлу и ничего не скажешь... Ветер, летать нельзя.

11 марта 1943 года я прошла парткомиссию; спросили главное: сколько потерь ориентировок в эскадрилье? Иду вчера ночью домой и мечтаю: «Нашлась бы добрая душа, чтобы пришла я сейчас домой, а письма мне лежат на кровати». Прихожу, а пять писем лежат на тумбочке. Вечером мы с Лидой набили матрацы тростником и топили целый вечер. Вот и все на сегодня.

19 марта

Вчера дали маленькое напряжение, сделали по одному вылету с противозенитным маневром над Краснодаром. Ночь была лунная-лунная. А сегодня ночь не летали, сидели дома.

27 марта

Мы пока что в Пашковской. Вчера впервые летали из Ивановской. Над Киевской было весело. Раю Аронову ранило, Лиду Свистунову царапнуло. За это время я почти каждую ночь летала. Один раз с Дрягиной, другой – с Клопковой.

ПИСЬМА РОДИТЕЛЯМ

28 марта 1943 года

Милые мои роднули! Здравствуйте!

Воображаю, папист, что ты подумал обо мне, когда пришло письмо от Лиды о том, что она будет кончать вуз. «Вот все подруги спокойно кончат институты, одна лишь у меня дочка такая неспокойная дура, что не могла спокойно учиться». Хороший мой, опять отвечу тебе строчками нашего стихотворения: «Пусть скажет отец, что гордится он дочкой, не только ж сынами гордиться должны!»

Ведь иначе не позволила бы сделать моя совесть. Я вам сказала тогда, что меня мобилизовал ЦК комсомола, на самом же деле это верно лишь отчасти, дело было сугубо добровольное. Но если бы вы знали, как я довольна, что решила тогда свою судьбу именно так! Я хочу одного: вам будет легче, если вы будете знать, что ваша дочь прикладывает все силы к тому, чтобы разгромить лиходея.

Целую.                                                                                                                 Женя

13 апреля 1943 года

Здравствуйте, мои бесценные мусенька и папист!

Итак, сегодня стукнуло ровно полтора года, как мы не видимся с вами. Много. Я сейчас сижу дома одна. Вечереет. Соня ушла на работу, а я сегодня отдыхаю; сегодня вообще приказано работать только половине людей. Два часа назад нам торжественно вручили погоны: в Москве это уже с 1 февраля, но ведь мы-то не в Москве, нам выдали только сегодня (а ты уже давно просила, чтобы я в новой форме сфотографировалась. Формы у меня новой нет: к зимней форме старой пришьем погоны, а вот скоро летнюю дадут – та уже будет новой). Я их сейчас примеряла перед зеркалом. Велики. У меня ведь плечи узкие. Попробую где-нибудь обменять эти погоны на маленькие, а то они шире плеч. Мои хорошие! Последнее время я некоторые письма к вам отправляла с пассажирскими самолетами. Поэтому они доходят быстро. Это письмо пошлю по почте – будет идти месяц, а то и больше. Не беспокойтесь, что произойдет перерыв в письмах: когда я не смогу посылать с самолетами, все письма будут идти долго, но ведь за начало апреля письма вы получите значительно раньше, поэтому получится перерыв.

Мамочка, получила ли ты деньги по аттестату? Сообщите, дошли ли мои фотографии: та, где я сфотографирована на открытке, и вырезка из газеты, где мы вчетвером? Я жива и здорова, работаем мы по-прежнему. Вчера Дина была занята, я летала с Мартой. Пошел дождик, пришлось сидеть, сложа руки: мы с ней часа три проболтали, а потом пытались заснуть в кабинах. Но хоть температура была +5°, мы все-таки замерзли.

Пишите. Целую крепко.

Женя

13 апреля

Из каких соображений Дина недовольна, когда я летаю с другими летчиками? Боится, что наделаю глупостей и ей будет стыдно за своего штурмана? Так ведь я глупости только с ней делаю, а в полетах с остальными я чувствую больше ответственности и поэтому более внимательна. Правда, устаю я от таких полетов сильно. Но они приносят мне удовлетворение. Если бы я не испытывала своих сил с другими летчиками, я не знаю, какое ужасное самочувствие у меня было бы. Но все-таки с Диной я больше всего люблю летать. Потому что теперь я знаю, что летать могу, что со мной можно летать спокойно. Никто, кроме Дины, не говорит мне моих ошибок. Каждый полет с ней меня чему-нибудь учит – в полетах с другими я это всегда учитываю. Это первое, а второе – она мастер своего дела, в ней даже осторожности не всегда хватает, а трусости и капли нет. Это мне больше всего нравится. И последнее: когда-нибудь я и с ней научусь летать без нелепостей. Уже совсем темно. Пора идти ужинать.

15 апреля

Смелость – это отличное знание своего дела плюс разумная голова на плечах и все это, умноженное на жгучую ненависть к врагу.

16 апреля

Раннее утро. Вчера было партийное собрание с докладом майора об эффективности бомбометания. Разговоров много было. Потом – получение задачи.

19 апреля

Жигули, Наташа и Ульяныч собираются стать летчиками. Многие штурманы только об этом и думают. Под руководством главного Соня с зимы не летает за штурмана, ей хочется летать в первой кабине. Галка тоже мечтает. Распадается благородное сословие...

...Деревья в садах, как снегом, засыпаны белыми цветами...

24 апреля

Вчера утром подхожу к штурманам, собирающимся бомбить, поругала их за отсутствие ветрочетов и спрашиваю Нину Ульяненко: «Да, Нина, ты была на полетах, как там, все в порядке?» Нина странно взглянула на меня и каким-то чересчур спокойным голосом спрашивает: «Что все в порядке?»

«Ну, все благополучно?» – «Дусю Носаль убили. «Мессершмитт». Над Новороссийском...» Я только спросила, кто штурман. «Каширина. Привела самолет и посадила». Дуся... Дуся... Рана в висок и затылок, лежит, как живая. Позавчера ее только в кандидаты приняли. Ее Грицько в Чкалове... А Иринка молодец – ведь Дуся навалилась на ручку. Ира с большим трудом вела самолет. Что бы я вчера ни делала, все время думала о Дусе. Но не так, как это было год назад. Теперь мне гораздо тяжелее. Дусю я знала ближе, но сама я, как и все, стала другой: суше, черствее. Ни слезинки. Война,

Да, вчера я впервые наблюдала ожесточенный морской бой. Луна, в двух местах противник повесил по пять САБов, море, освещенное ими, горы на берегу – и перестрелка с берега на берег красными и белыми пульками...

Получение задачи.

Заходит Ракобольская: «Товарищи командиры, прослушайте задачу: сегодня нашему полку выходной день».

Второй раз за время пребывания на фронте нам дают выходной. Первый раз это было 16 октября, кажется, тогда нас вернули уже от самолетов.

Меня выходной день в данную минуту огорчил: я только собиралась лететь, потому что Пискаревой и Рябовой дали выходной, а теперь мне не скоро летать придется. Не на чем. Тем более, что своего летчика нет.

Пойду к штурманам. Завтра они с 1000 метров бомбят.

ПИСЬМО РОДИТЕЛЯМ

26 апреля 1943 года

Дорогие мои!

Здравствуйте! Дорогая мамочка! 25 июля тебе будет 51 год. Поздравляю тебя, милая моя старушечка. Желаю тебе всего самого-самого лучшего. Желаю тебе не знать горя утраты любимых людей в этой жестокой войне. Ведь если бы не война, ты бы у меня еще молодцом была. Сравниваю твои фотокарточки.

У меня здесь есть за 1931 год, 1940 (три штуки) и за 1942 год. Как ты изменилась, как постарела! Ксенечка пишет, что ты не очень плохо выглядишь, а ты, папист, как всегда, просто очаровал ее. Пришлите вы мне свои фотографии за этот год. Ведь это даже нехорошо: у вас моих так много, а вы мне не можете прислать. Девочки из Москвы пишут, что в «Московском большевике» за 13, кажется, июня была напечатана моя мордочка. Наверное, у вас эта газета есть. И вот люди, которые читают газету, думают, что я какая-нибудь особенная героиня. Пусть они думают, что хотят, но я хочу, чтобы вы знали: я такая же ваша дочка, как и была, изменилась очень мало. Только постарела: ведь мне уже 22 года, да еще с половиною... Никаких я героических дел не совершаю, просто честно бью фашистов. Вот кто вызывает всегда мое восхищение, так это моя любимая Галочка: она столько перенесла, и какая она мужественная, какая она прелесть! Она мой друг по профессии. Ну, а изо всех летчиц самая лучшая, конечно, Дина. Не потому, что она моя, нет, это было бы слишком нескромно, а потому, что она действительно лучше всех летает. Получили ли вы ее письмо? А фотографию? Потом я еще вам посылала большую карточку, где Дина у колодца наливает мне воду. Я подстриглась, после того как сфотографировалась на этой карточке, и теперь пока не похожа. Мамочка, независимо от того, получишь ли ты ее письмо, пришли Дине хорошее письмо: ведь она вам почти дочка. В самых трудных условиях мы с ней вдвоем – только двое и никого вокруг, а под нами враги. Уже темно, в коридоре налаживают кино – мы сегодня отдыхаем. Вошла Соня и ругается, чтобы я не портила глаза – дала сроку мне 5 минут. Дорогие мои! Майор Рачкевич недавно мне проговорилась, что вы сожгли книги. Подумаешь, важность! Да стоит мне только вернуться к вам целой и невредимой, у меня столько книг будет, что сейчас и мечтать нельзя! Вот чего мне было бы очень жаль, так это дневников. Но ведь они целы? Напишите вообще, что осталось. А если ничего, тоже не беда. Вы целы, а это главное. В комнату заглянула Дина, уставшая-уставшая. Ведь она у меня большой командир и ей приходится работать даже тогда, когда остальные отдыхают. Еле уговорила ее пойти ужинать. Совсем темно. Привет вам от всех, кого вы знаете: от Жени, Лоры, Дуси, Сони, Дины, Марты, Галочки и от меня.

Целую крепко-крепко.

Женя

26 апреля

День за днем... Вчера у меня была медкомиссия. Когда вращали меня на стуле, врач только безнадежно махнул рукой: здорова абсолютно. Посмотрели Краснодар. И Краснодар нас. Вечером была там воздушная тревога, но мне не хотелось выходить из автобуса. Дни сейчас стоят теплые, замечательные.

27 апреля

Все вчера не работали, максименковцы тоже. Когда я об этом узнала, стало легче. Я сегодня потеряла власть над собой. С утра собиралась в Краснодар за туфлями, машины не нашлось. Должна была делать на политинформации доклад о Ленинграде – всех срочно вызвали на матчасть... Я пришла домой и легла спать (встала сегодня в 5 утра, но бомбометание не состоялось из-за тумана), как была в юбке и генеральской гимнастерке, так и улеглась. Итак, зрение у меня 1.Наверное, у Дины 2, если я тогда не видела в лучах прожектора ничего, кроме кусочков облачности, а Дина видела немецкий самолет. Сейчас на партбюро слушали отчеты Макаровой, Карпуниной и Белик. В эскадре я должна работать, нечего руки опускать. Я твердо знаю одно: если я на какой-то миг потеряю к себе уважение, вряд ли я его когда-нибудь полностью восстановлю. А человек должен уважать себя. Ведь поэтому не люблю я песню «Ты успокой меня». Поэтому? Да. А раз так, то пусть мои личные дела идут самотеком – вмешательство мое всегда только к худшему приводит, а по работе я должна быть активной и темпа из-за тоски не снижать. Понятно?

29 апреля

7 часов вечера. Сижу в самолете. Сейчас будем выруливать. Вот чем объяснилось четырехдневное бездействие: вчера был массированный удар на Крымскую. Ее зажгли. Наверное, от поселка только территория осталась. Сегодня идем на Верхний Арагум.

30 апреля

Такой торжественный день – вручение гвардейских значков, и вдруг меня наградили орденом Красного Знамени. Я вспоминаю, что было, когда я получила «звездочку». И что сейчас!

Как хорошо! Себровой и Наташе дали ордена Отечественной войны II степени. Это разумно. Красное Знамя получили Санфирова и Каширина. Вот, кажется, и все. Вчера сделали четыре вылета.

ПИСЬМА РОДИТЕЛЯМ

2 мая 1943 года

Дорогие мои! Мамуся и папист!

Я еще не успела поговорить с майором – она прилетела позавчера вечером, я только знаю, что вы оба были у нее. Спасибо за посылку – дорого не содержание, а факт. Маслин я, правда, здесь ни разу не ела. Чеснок обычно достать можно. У нас его уважают. Мне баночка понравилась.

Теперь самое главное: 30 апреля меня наградили орденом Красного Знамени. Вы верите? Мне самой что-то не верится. Я – и вдруг дважды орденоносец. Спешу вам это сообщить, чтобы вы порадовались... Сначала хотела не сообщать, а прислать фотокарточку, но с фотографированием что-то ничего не выходит. 30-го же нам выдали гвардейские значки – на правую сторону груди. Да еще в погонах! Я теперь вообще на генерала похожа. 1 Мая встречала в воздухе. Летала я не с Диной, она получила путевку на 15 дней и сейчас отдыхает в санатории, будет там до 10 мая; я уже по ней соскучилась. Так летала я с ее подругой, бывшим Лориным летчиком (вы получили вырезку из газеты, где мы вчетвером сфотографированы?). Ровно в 12.00 ночи я торжественно объявила; «Товарищ гвардии капитан! Поздравляю вас с наступлением 1 Мая!»

Пишите чаще. Сейчас приходится много работать, вся жизнь состоит из работы и подготовки к ней.

Женя

11 мая 1943 года

Здравствуйте!

Письмо должно дойти быстро, посылаю его с самолетом. Я жива и здорова, хочу от вас письма. У нас жарко, скоро поспеют вишни и смородина, тюльпаны уже отцветают, у меня в комнате стоят два огромных красных букета. А третий я вчера с радостью преподнесла Дусе: ее наградили орденом Красного Знамени. У нас не так уж много дважды орденоносцев – и из них двое из университета. Мы горды за свой университет.

Женя

12 мая

Так много не написано. Дину наградили орденом Отечественной войны II степени... Я от души порадовалась. Позавчера наградили Дусю Красным Знаменем. Как я торжествовала за нее, за университет, за всех!

1 Мая я встретила в воздухе, у Крымской, торжественно поздравила гвардии капитана Амосову, а в 00.14 «поздравили» врагов. Потом мы еще летали с ней – «душу отводили», всего 15 полетов.

19 мая

Вчера сделала с Натой ее первых три боевых вылета. Летает хорошо. В первый же полет были в прожекторах, выводит плавно, спокойно. Видимость сейчас изумительная, полнолуние.

23 мая

Сегодня или завтра должна Дина прилететь. Как я ее ждала целый месяц, а теперь даже не хочется, чтобы она скоро приезжала. Она ведь еще ничего не знает: позавчера «мессер» сжег в воздухе ее друга Ваню Корябова. Жаль, был хороший парень. Несчастный полк: дней 10 назад над Таманью подбили Михаила Михайловича Пономарева с Николаем Михайловичем Душиным – разве плохие ребята? Замечательные!..

25 мая

Как мне хочется летать! 21-го я с удовольствием летала с Мартой (Полинка дежурила по части). Нас выделили на полеты как старый экипаж. А всего лишь два месяца назад нам с ней был однажды отбой, потому что она была еще молодым летчиком!

28 мая

25-го вечером пришло звено: Дина, Маринка и Аня Дудина. Я думала, что я хорошая артистка, оказывается – нет. Я при первой встрече смотрела на нее и ничего сказать не могла – она была такая веселая, а ее такое горе ждало. Наутро ей проболталась Маша Никитина, а потом вечером ей Надя сказала.

Праздник отменили с очень радостной для нас мотивировкой – максимум. Вчера только ордена вручали. Я за Галку рада: одна «звездочка» есть, теперь будет своего Ефимыча догонять.

Я сделала с Наташей девять полетов. Как ее с кем-либо другим назначают – полетов не бывает. А вчера я летала со своим летчиком и на своей машине! До этого у меня было 380 вылетов, но если бы я не сделала 381-го, не имела бы представления о ночных полетах.

Ночь была черная, мрачная. Шел дождь, над целью была масса САБов, а над аэродромом ходил враг.

2 июня

Получила Лидушкину мордашку. Радость ты моя, говорила же я, что буду всегда гордиться твоей дружбой! А какое она мне письмо замечательное прислала! Увидеться бы после войны... Увидимся!

До 22 июня еще далеко, но я уже занялась стихами.

 
Ответ на надпись на фотографии

Если год пролетали вместе,
Если вылетов больше, чем 200,
То где бы потом мне ни быть,
Все равно мне тебя не забыть.
Не забуду, как с соткой садились,
Как на Маныче пушки в нас били,
Над горящею Родиной мы проносились,
Чтоб враги про сон позабыли.
Запомню я крепко Ардон и Дигору,
Гизель, Моздок, Кадгорон,
Мы много с тобою летали в ту пору,
Солидный врагу приносили урон
Помнишь, мы поезд с тобой увидали?
Бомбы же наши лишь рядом легли!
Много тогда мы б, наверное, дали»,
Если б еще раз зайти мы могли!
Помнишь, когда переправу разбили?
Радость сдержать не хватило нам сил:
Ты и на ручку «совсем не давила»,
А ветер на крыльях домой уносил!
Ну и Хамидию помнишь, наверно?
Как недовольны все были собой:
Стоит переправа! А целились верно.
Помнишь ли ты... возвращенье домой?
А наступление? Абинская, Крымская,
Красный Октябрь, прожектора,
И камыш, и четыре в них домика —
Славные тоже бывали дела!
Одиннадцать месяцев были мы вместе,
Один – я скучала, дождаться тебя не могла,
Казалось, что будь ты со мною на месте,
Я в несколько раз бы довольней была.
И так ровно год. Это много, родная...
И не слишком событьями полон наш мир,
Чтоб тебя позабыть я могла, дорогая,
Будь здорова и счастлива, мой командир.
Штурман
22 июня 1943 г.
 

8 июня

Позавчера меня два раза пытались сжечь – над целью два САБа на нас ссыпались (я очень испугалась), а потом я домой с Люсей Клопковой перелетела, мы покружились над местом вынужденной посадки Жени Крутовой (попали в карбюратор), под нами отчетливо виден был самолет, и он дал вверх белую ракету. Ну и полетики были: болтало, трепало неимоверно! Майор больна, Соня хотела первый полет сделать с Диной, капитан ее не пустила и меня же отругала...

Да, вчера было землетрясение – два толчка, все заметили, кроме меня, – я в это время делала доклад на семинаре агитаторов дивизии (литература Отечественной войны).

9 июня

Всяко бывало, но так еще нет. Сделали два полета на машине капитана Амосовой (а на нашей – Сыртланова). Только я настроилась идти на 400-й вылет, идем докладывать о больших пожарах со взрывами, как вдруг капитан объявляет: у Жигуленки испортился мотор, надо отдать ей машину. Я доложила Елениной, а потом легла на подножку нашей «кибитки», и у меня нечаянно пошли слезы; а раз уж пошли, то остановить – трудное дело. Немного успокоилась, слышу, Фетисов меня зовет. Оказывается, у Полуниной заболела Шевченко и поэтому можно было нам полетать. Пришла, проверила бомбы. Дина уже села в кабину, я – тоже, проверили бензин – не заправляли. БЗ (бензозаправщик) долго не ехал. Дине надоело ждать, она вылезла и пошла к капитану. Я подождала, пока заправили. Слышу, меня зовут. А я вчера вообще была раздражительная и упрямая, а тут еще юбилейный вылет никак не состоится. «С таким состоянием нельзя лететь». – «Нельзя? Можно идти?» И я опять отправилась на ту же подножку и расплакалась еще больше. Потом раздумала.

Пришла и попросила послать меня с Полуниной, потому что для Дины этот полет опасен. Послали Дину.

В общем, все в порядке, раз пишу. Ночь была темная... Потом еще один полет сделали...

ПИСЬМО ТЕТЕ – ЕВДОКИИ РУДНЕВОЙ

21 июня 1943 года

 
Радостно мне иль печально,
Сердцу всегда ты близка,
В битвах суровых,
в странствиях дальних
Ты со мной, Москва…
 
 
Москва, Москва! Как много в этом слове
Для сердца русского слилось...
 

Через 10 минут иду делать доклад о Родине и, значит, о Москве. Милые москвичи, почему вы замолчали? Уж не случилось ли что-нибудь? Дусенька, пиши.

Женя

1 августа

До меня, видимо, еще не все дошло, и я могу писать.

Подходит ко мне вчера Аня Высоцкая и жалуется, что ее опять назначили с Лошмаковой, что ей нужно дать более опытного штурмана. Кого? Во 2-й эскадрилье назначить некого, потому что Гашева летала с Никитиной. Может быть, взять штурмана из другой эскадрильи? Стоим с Таней Макаровой в столовой и размышляем. И тут мне в голову пришла роковая мысль: послать Натку с ее бывшим штурманом, а Аню – с Докутович. Наташа сразу согласилась, Галя – с колебаниями. Встречаю Катю Рябову через несколько минут. «Ты за Галку не боишься?» – «Что ты! Я сама сделала с Высоцкой шесть полетов и полетела бы сегодня, но мне уж очень хочется с Рыжиковой полететь. И, кроме того, ты ведь знаешь, как я люблю Галю, и на опасность я ее не послала бы». Ну, полетели.